Текст книги "Господь"

3. Закон

После того, как происходят события, о которых говорилось в предыдущих главах, Иисус возвращается в Галилею. Но и там ситуация тем временем изменилась. Уже нет радостной открытости тех дней, когда Он мог сеять Свое слово как драгоценное зерно и когда Его чудеса воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Теперь и здесь в воздухе чувствуется недоверие.

Лука свидетельствует: «Случилось Ему в субботу прийти в дом одного из начальников фарисейских вкусить хлеба; и они наблюдали за Ним. И вот, предстал пред Него человек, страждущий водяной болезнью. По сему случаю Иисус спросил законников и фарисеев: позволительно ли врачевать в субботу? Они молчали. И, прикоснувшись, исцелил его, и отпустил. При сем сказал им: если у кого из вас осел или вол упадет в колодезь, не тотчас ли вытащит его и в субботу? И не могли отвечать Ему на это» (Лк 14.1–6). У Марка: «Собрались к Нему фарисеи и некоторые из книжников, пришедшие из Иерусалима. И, увидев некоторых из учеников Его, евших хлеб нечистыми, то есть неумытыми, руками, укоряли. Ибо фарисеи и все иудеи, держась предания старцев, не едят, не умыв тщательно рук; и, придя с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: наблюдать омовение чаш, кружек, котлов (…). Потом спрашивают Его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб? Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано:

 
„люди сии чтут Меня устами;
      сердце же их далеко отстоит от Меня.
Но тщетно чтут Меня,
      уча учениям, заповедям человеческим“.
 

Ибо вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого (…). И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание? Ибо Моисей сказал: „почитай отца своего и мать свою“; и: „злословящий отца или мать смертью да умрет“. А вы говорите: кто скажет отцу или матери: „корван, то есть дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался“, тому вы уже попускаете ничего не делать для отца своего или матери своей, устраняя слово Божие преданием вашим, которое вы установили и делаете многое, сему подобное.

И, призвав весь народ, говорил им: слушайте Меня все, и разумейте. Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека (…). И когда Он от народа вошел в дом, ученики Его спросили Его о притче. Он сказал им: неужели и вы так непонятливы? Неужели не разумеете, что ничто, извне входящее в человека, не может осквернить его? Потому что не в сердце его входит, а в чрево, и выходит вон, чем очищается всякая пища. Далее сказал: исходящее из человека оскверняет человека. Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство. Все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк 7.1-23).

И еще раз – Лука: «Когда Он говорил это, один фарисей просил его к себе обедать. Он пришел и возлег. Фарисей же удивился, увидев, что Он не умыл рук перед обедом. Но Господь сказал ему: ныне вы, фарисеи, внешность чаши и блюда очищаете; а внутренность ваша исполнена хищения и лукавства. Неразумные! не Тот же ли, Кто сотворил внешнее, сотворил и внутреннее? Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть; тогда все будет у вас чисто. Но горе вам, фарисеям, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей, и нерадите о суде и любви Божией: сие надлежало делать, и того не оставлять. Торе вам, фарисеи, что любите председания в синагогах и приветствия в народных собраниях. Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что вы – как гробы скрытые, над которыми люди ходят и не знают того.

На это некто из законников сказал Ему: Учитель! говоря это, Ты и нас обижаешь. Но Он сказал: и вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них. Горе вам, что строите гробницы пророкам, которых избили отцы ваши. Сим вы свидетельствуете о делах отцов ваших и соглашаетесь с ними; ибо они избили пророков, а вы строите им гробницы. Потому и премудрость Божия сказала; пошлю к ним пророков и Апостолов, и из них одних убьют, а других изгонят; да взыщется от рода сего кровь всех пророков, пролитая от создания мира, от крови Авеля до крови Захарии, убитого между жертвенником и храмом. Ей, говорю вам, взыщется от рода сего. Горе вам, законникам, что вы взяли ключ разумения: сами не вошли, и входящим воспрепятствовали.

Когда Он говорил им это, книжники и фарисеи начали сильно приступать к Нему, вынуждая у Него ответы на многое, подыскиваясь под Него и стараясь уловить что-нибудь из уст Его, чтобы обвинить Его» (Лк 11.37–54).

Подобное этому, конечно, случалось нередко. Не раз, вероятно, Иисус исцелял в субботу, если больные обращались к Нему в этот день за помощью; не раз и апостолы совершали что-то, что было в тот момент само собой разумеющимся, но возбранялось каким-либо предписанием, – например, идя голодными через поле, срывали колосья. Или – как в приведенном эпизоде – не соблюдали какого-либо обычая, размышляя о более важных вещах. Наверняка часто бывало, что они нарушали закон и обходили плотную «изгородь» предписаний, ибо ими руководило нечто большее, нежели простая ревность о законе. В этих случаях блюстители его, фарисеи и книжники, не замедляли появиться, чтобы поймать их с поличным. Они чувствовали, что Иисусово учение отличалось от их законопослушничества, наблюдали за Ним и вели учет всех нарушений с тем чтобы шаг за шагом составить приговор, гласивший, что Он-возмутитель народа, ополчившийся против закона.

Но чем, собственно, был этот самый закон? Не уяснив себе этого, мы не поймем судьбы Господней.

Тысячелетия прошли со времен первого грехопадения. Св. Писание называет поименно тех одиночек, которые в этот долгий период сохраняли верность Богу и сквозь тьму веков несли свидетельство о Нем. Затем Он призвал одного из них, Авраама. Тому надлежало оставить свою землю и свой народ, чтобы положить новое начало (Быт 12.1). Господь считает человека, которого Он сотворил, достойным того, чтобы заключить с ним союз-завет, взять в залог его слово, обещать ему верность за верность. Авраам, как Он называет его теперь, – старец, которому суждено произвести великое потомство при условии, что он до конца будет служить Господу, и на народе том будет благословение Господне. Величие Авраама – это величие его веры. Он следует за Господом во мраке непостижимого и выдерживает скрытый экзамен. Он верует – и Бог дарует ему в этой вере оправдание.

Этой верой должно было жить и его потомство – народ, ведущий от него свое происхождение. Ему следовало признать своим вождем Бога. Он Сам хотел править ими; они же должны были во всем положиться на Него и подчиниться Его воле. При этом – о чем свидетельствует жизнь сыновей, внуков и правнуков пращура – не имелась в виду некая идиллия. Вера подвергалась бы испытаниям, и, укрепившись в них, достигла бы зрелости и полноправия. Народ должен был жить свято – иметь Бога повелителем и служить непосредственно Ему.

История первых поколений указывает путь, которым надлежало следовать имеющим веру. Но вот род Авраамов приходит в землю египетскую и приобщается к жизни одной из великих династий того времени. Число сынов Израилевых быстро растет (Исх 1.7). Они «сидят у котлов с мясом в земле Египетской», привыкают к устроенности и благополучию (Исх 16.3). Вскоре у египтян пробуждается недоверие к ним. В них начинают видеть опасность, к ним применяют особые законы, принуждают их выполнять тяжелую работу. В ходе этих событий в их душе должно было что-то измениться. Их сердцу было суждено беспрекословно утратить готовность слышать глас Божий и подчиняться Ему. Они стали непокорны, упрямы, «жестоковыйны» (Исх 32.9). Достаточно проследить, как они встречают Моисея – человека, посланного им Богом. Так начинается новый этап священной истории. Утрачена возможность служить Богу всем народом, свободно исповедуя веру. Воля Божия привести их к спасению остается неизменной, однако, образ действия Его меняется: Он дает народу закон (Исх 20). Вновь заключает Он через Моисея союз со Своим народом. Вновь тот обретает нерушимый завет священной истории, обетование Божией милости и искупления, – теперь, однако, не в свободном исповедании веры, а в законе.

Закон, который в основных своих посылках был дан народу на Синае и подвергался затем развитию в зависимости от изменяющихся исторических и социальных условий, теперь целиком определял жизнь Израиля. Он упорядочил структуру отношений между людьми: между властителями и народом, между различными группами населения, между членами семьи и между одной семьей и другой, между аборигенами и чужеземцами. Он упорядочил также структуру общественной жизни в различных ее аспектах: собственности, правосудия и так далее. Упорядочил он и религиозную структуру – храмовые службы, освященные дни, праздники, календарь. Большое внимание уделялось в первую очередь заповеди сохранять чистоту. Эта идея, этот критерий ценности, этот плохо поддающийся выражению комплекс ощущений предполагает не столько этическую, сколько религиозную, культовую чистоту. Чистым считается тот человек, который верен символическим принципам, охватывающим – и даже в первую очередь – плотскую жизнь и связанным с жертвенником, с жертвой, с отправлением культа. Этот распорядок налагает руку на человека и делает его собственностью Бога. Все это регулировалось подробными предписаниями, часто доходившими до скрупулезности. В них находил свое выражение глубокий мир представлений, полный мудрости и знания человеческого существа, будь то отдельный человек, семья или целый народ. Но если вспомнить, что с исполнением этого закона связывалось спасение и что тот, кто его не исполнял, становился погибшим и отверженным, то можно прийти в ужас от множества его заповедей. И хотя они и без того были многочисленны и трудноисполнимы, закон упорно продолжали развивать. Образовалось особое сословие, оберегавшее закон – книжники. Они исследовали его смысл, истолковывали и находили ему применение. Они облекали каждый отдельный закон пояснениями и обычаями, которые, в свою очередь, получали затем характер закона, так что с течением времени возникла густая сеть, плотно стягивавшая всю жизнь.

Каков смысл всего этого? Его нельзя понять, исходя из социальных или этических точек зрения, а тем более из гигиенических, что, как ни странно, пытаются делать. Смысл лежит в области непосредственно религиозной. Павел, который на своем опыте познал гнетущую тяжесть закона, истолковывает его в своих Посланиях к Римлянам и Галатам и в Деяниях Апостолов.

Народу израильскому было дано обетование, что из него выйдет Мессия. Среди этого народа Бог «поставил Свой шатер», этот народ должен был пронести Его через историю. Но этот народ был невелик. Вокруг него располагались гиганты древних культур: Египет, Ассирия, Вавилония, Персия, Греция, Рим. Это были великие силы, как политически так и духовно, вдохновляемые древнейшей мудростью, но также и опьяняющей чувственностью и полные всевозможных красот искусства. Источником же их, оправданием и вместе с тем глубочайшим содержанием была вера в богов, пламеневших всей мощью мира, разума; земли и крови. Трудно представить себе в наши дни, какой соблазн исходил от этих культур. И в средоточении их еврейский народ должен был хранить веру в единого невидимого Бога – веру, которая должна была все в большей мере вести к высвобождению от непосредственных связей с миром. Как раз в этом и заключается смысл Закона. Каждое мгновение народ должен был встречаться с требованиями Божиими. Всюду его окружали заповеди Господни, пояснявшие, что следует и чего нельзя делать. Всюду человек становился нечистым, если следовал первому побуждению; так ему напоминалось о таинственной связи с жертвенником, с жертвой, с обетованием спасения, и он призывался поддерживать эту связь. Народ должен был в каждое мгновение своей жизни встречать Бога, чувствовать заповедь Господню, ради нее совершать усилия, переносить лишения и тем самым срастаться со служением ей. Он должен был принять в себя образ Божий и стать творением Его рук вплоть до глубочайших основ своей жизни… Этим – а не только этическим познанием и образованием – должна была утончиться совесть. Посреди бесконечной мирской плененности неискупленного человечества должен был вырасти народ, отличающий правое от неправого, исходя из слова Божия, пробужденный для восприятия таких сил, которые исходят из духа, – вернее, из святыни, знающий, что в его собственном существовании присутствуют ценности и установления неземного происхождения… И еще – сам Павел в Послании к Римлянам, особенно в главах с пятой по седьмую, дает нам это тревожащее толкование: народ должен был познать, что такое грех. Без закона, говорит Павел, грех спит. Когда нет никакого «ты должен» и «ты не должен», зло, таящееся в глубине нутра, остается незамеченным. Спасение же предполагает желание быть спасенным, а это последнее, в свою очередь, предполагает сознание, от чего нужно спастись. И вот, говорит Павел, Закон не мог быть выполнен, потому что он был слишком тяжек. Но он был дан от Бога, поэтому люди чувствовали, что он все-таки должен быть исполнен. Вследствие этого неминуемо нагромождались нарушения на нарушения, вина на вину, и народ познал в глубочайшем смятении, что значит пасть перед Богом. Из того, что человек не исполнял закона и поэтому был обречен на погибель, поневоле следовал тот более глубокий и общий факт, что никто никогда не делает сам того, чего требует Бог, и поэтому все обречены на погибель. В своей несостоятельности перед Законом мессианский народ должен был осознать, что значит человеческая несостоятельность как таковая и постепенно созреть, – чтобы быть готовым, когда наступит полнота времен и явится Мессия.

С Законом произошла загадочная история: после царствия Соломона о нем забыли – он, можно сказать был утерян. Лишь значительно позже, в седьмом столетии, при царе Иосии, текст Закона был вновь найден и заново оглашен (4 Царств 22.10 слл.). С того времени он сохранялся в сознании народа, изучался, трактовался, охранялся, был разработан этический кодекс верности Закону. С того времени Закон действительно стал инструментом народного образования. То, что Израиль пронес через тогдашний мир веру в Единого Бога, было чудом – но оно было бы невозможным без того воспитания, которое дал Израилю Закон. Нравственность углубилась. Те чистосердечные, тихие, прямодушные образы, что встречаются нам в Новом Завете – люди, прошедшие школу закона.

Но одновременно произошло странное превращение. Закон должен был сделать народ достоянием Божиим, каждой заповедью привязывая народ к Богу; однако, на деле народ сам завладел Законом, превратив его в фундамент своего земного существования. Законом он обосновывал свои притязания на величие и главенство в мире, ссылаясь при этом на Бога и Его обетование. Ревность о Законе, присущая священникам и книжникам, противоречила свободной воле Божией, которая, находя себе выражение в книгах пророков, определяла ход истории. Но представлявшие закон встали на ее пути. Они пытались направить ее в нужную им сторону до тех пор, пока не рухнули обе империи, народ не был изгнан и – после непродолжительного периода обновления при Маккавеях – политическая власть не потерпела окончательный крах. Тогда замолчали и пророки. С человеческой точки зрения победили представлявшие Закон. Они провозгласили, что Бог и Его воля – гарантии торжества народа в Законе. Чем явственнее происходил распад мирской власти, тем сильнее возрастала их гордость, тем фанатичнее становилась их надежда. Этим они противопоставили себя римской власти, греческой культуре, азиатским соблазнам – но также и Христу. Завет, зиждущийся на вере и милости, требующий верности за верность, преданности сердца за милость Божию, превратился, таким образом, в нотариально заверенный договор со статьей о правах и притязаниях.

К этому присовокупилось и лицемерие, о котором Иисус говорит с такой непримиримостью: снаружи – всяческое прилежание, внутри – жестокость сердца. Снаружи – верность Закону, внутри – грех, но грех неосознанный, без сокрушения о нем и без жажды искупления (Мф 15.7, 22.19, 23.13–35).

С такой настроенностью и был встречен Иисус. Его постоянно обвиняли в том, что Он, свободный Сын Божий, грешит против Закона. Он, дескать, нарушает Закон, ломает традицию, неуважительно относится к Храму, предает народ, ставит под сомнение обетование Божие. Повсюду слово Его, несущее в себе Божию свободу, наталкивалось на отвердевшие понятия. Повсюду Его любовь натыкалась на непроницаемую броню. Он, глаголавший в полноте сердца, которое заключало в себе все глубины творения и всю мощь любви Божией, был со всех сторон окружен профессиональными законниками, блюстителями и шпионами, чье коварство имело подспорьем всю остроту рассудка и упорство воли. О том, какое страшное искажение Божественного образа произошло тогда, могут дать представление слова, сказанные фарисеями верховному судье, римскому наместнику Пилату, в ответ на его, проистекавшее из естественного чувства справедливости, замечание, что он-де не видит вины в осужденном: «Мы имеем Закон, и по Закону нашему Он должен умереть» (Ин 19.6–7). Богом данный Закон искажен столь дьявольским образом, что Сын Божий должен умереть по нему! Это тот самый «закон», что дал толчок невероятным переживаниям Павла, любившего его всей душой и ревновавшего о нем (Деян 9.3–9). Впервые мы встречаемся с Павлом в тот момент, когда он берет на себя ответственность за побиение камнями Стефана (Деян 7.58) и добивается полномочий, которые позволят ему и в Дамаске истреблять врагов Закона (Деян 9.2). Во имя Закона он ополчался и против себя самого. Мы чувствуем, как он мучил себя, порабощал себя закону, чтобы исполнить его и этим обрести спасение.

Видя, что ему это не удается, он становился все неистовее – пока, наконец, ему не встретился Христос на пути в Дамаск: свет, сокрушивший и освободивший его одновременно (Деян 9.3–9). И вот он осознает, какое страшное искажение истины несет в себе фарисейство, обращающее в погибель человеку любое его устремление и усилие, осознает невозможность спастись собственными силами, путем исполнения Закона. И когда он отказывается от этого притязания, то освобождается от всего, что его обременяло. Ему открывается, что спасение можно обрести лишь верою, по милости Божией, и что лишь таким образом, обретая спасение, возможно достичь истинного самобытия. Так Павел стал борцом за христианскую свободу – против всего, что называется «закон».

Выходит, что Закон упразднился?

Прежний – несомненно. С пришествием Христа он утратил смысл, и Павел позаботился о том, чтобы он был исключен из нравственного кодекса христиан. Однако, существование «закона» и его блюстителей – «фарисеев» – оставалось возможным.

Религиозное сознание, опирающееся на неискаженное учение и пользующееся авторитетной поддержкой, порождает опасность возникновения «ортодоксальности», то есть убежденности в том, что сохранение правой веры само по себе означает спасение. Во имя чистоты учения «ортодоксальность» подавляет совесть. Повсюду, где существуют четко установленные правила спасения, культ и общинная иерархия, существует и опасность распространения той мысли, что не уклоняться от подчинения им – уже святость перед Богом. Повсюду, где существует иерархия власти и чинов, традиции и права, существует и опасность того, что в самих авторитетах и в самом послушании начинают видеть Царство Божие. И как только начинают формулировать святости, проводя границу между правом и беззаконием, возникает опасность покушения на Божественную свободу, замораживания в кодексе прав того, что дается милостью Божией… Даже самая благородная мысль, проникая в человеческое сердце, способна породить в нем противоречивость, неправду и зло. Так это бывает и с тем, что дарует нам Бог. Упорядоченная вера и молитва, церковная иерархия и дисциплина, традиция и нравственность – все это, конечно, благо; но они могут породить и зло в человеческом сердце и человеческом разуме. Повсюду, где на вопросы о святой истине отвечают решительным «да» или «нет», где действует объективная форма культа, где имеется иерархия и признается авторитет, существует опасность торжества «закона» и «фарисейства», опасность подмены внутреннего внешним, опасность возникновения противоречия между образом мыслей и словом, опасность покушения на свободу Божию, когда основываются на том, что узаконено и закреплено юридически. За все это Христос и упрекает фарисеев.

История Закона – великое предостережение. Святое, Божие превратили в орудие зла. И как только укрепляется вера в неопровержимое откровение, в установленный Богом положительный порядок бытия, это вновь становится возможным. Для верующего важно знать об этом – чтобы его, пребывающего во втором Завете, миновала судьба первого.