Текст книги "Серебряные змеи"

Когда он умолк и поднял голову, все смотрели на него.

– Как ты это сделал? – воскликнул Гипнос.

– А как, ты думал, он находит сокровища? – спросил Энрике, самодовольно поглядывая на Северина.

У Северина скрутило живот, и он быстро опустил оправу. Каждое задание было симфонией инженерного искусства Зофьи, знаний Энрике и особого таланта Лайлы. А его роль состояла в том, чтобы найти подход к королям и священникам, чудовищам и монахам – всем, у кого были темные секреты. Всякий раз, когда Северин вступал в игру, эти маленькие жесты – одобрительный кивок Зофьи, медленная улыбка Лейлы, доверие Тристана и гордость Энрике – становились для него якорем. Но теперь он чувствовал себя самозванцем. Он не имел права искать успокоения в их поддержке.

– А что такое, собственно, Музыка Сфер? – спросил Гипнос. – Звучит как ужасно скучная пьеса.

– Это древняя философия, которая приобрела большую популярность в пятнадцатом веке, – сказал Энрике, смущенно отворачиваясь от Северина. – Теоретически существует определенный ритм движения небесных тел, таких как солнце, луна и звезды.

– Можно ли подобрать его самостоятельно?

Гипнос начал играть, но свечение вокруг оправы лишь тускло мелькнуло и исчезло так же быстро, как и появилось.

– Это должна быть музыка или ритм универсального свойства, – сказала Зофья. – Попробуй золотое сечение.

– Я понятия не имею, что это такое, – Гипнос покачал головой. – Но я совершенно точно знаю, что, когда речь заходит о настройке пианино, существует всеми признанный метод. Он настраивает пианино на квинтовый круг. Полагаю, это достаточно универсально. Я продемонстрирую это с помощью до-мажора.

Гипнос размял пальцы и прошелся по клавишам. Линза тут же загорелась, а за ней последовала и вся остальная оправа. Маленькие серебристые планеты начали гудеть и вращаться. Северин вставил линзу в пустующее отделение и сильно нажал сверху. Когда Гипнос остановился, линза уже встала на место. На стекле появилась жидкая серебристая надпись:

55.55° N, 108.16° E

Гипнос повернулся, не вставая со своего сиденья.

– Вот как… – его взгляд упал на Тескат-очки, и он затих. Все уставились на Северина.

– Это координаты долготы и широты, – сказала Зофья.

Энрике наклонился вперед, открыв рот от удивления.

– Местонахождение Спящего Чертога.

– Неужели я… гений? – спросил Гипнос. Не дожидаясь ответа, он вскочил со своего места и поклонился. Энрике снисходительно захлопал в ладоши, и Гипнос лучезарно ему улыбнулся.

– Предупредите матриарха, – сказал Северин. – Сообщите ей, что на рассвете мы отправимся по этим координатам.

Лица всех присутствующих сияли победной радостью, и Северин хотел бы разделить это чувство, но их одежда все еще пахла дымом горящего экипажа. В запахе гари он уловил смрад гниющих роз Тристана, и его чуть не стошнило.

– Годы практики привели меня к этому моменту, – с гордостью сказал Гипнос. – Починка сломанных очков! Вуаля!

– Годы? – повторила Лайла. – Не могу представить, чтобы ты уделял какому-то занятию столько времени.

Свет в глазах Гипноса потускнел. Он деловито дернул лацканы своего пиджака.

– Честно говоря, у меня не было особого выбора, – резко сказал он. – В детстве мне приходилось самостоятельно себя развлекать, и музыка всегда помогала разогнать тишину, – он прочистил горло. – Но не будем об этом. Давайте устроим праздник перед неизбежной гибелью.

Гипнос обвил рукой талию Энрике, притягивая его чуть ближе. Краем глаза Северин поймал вопросительный взгляд Гипноса, но никак на него не ответил. Пусть празднуют. Чтобы достичь своей цели, ему нужно было отстраниться от них, а не примыкать ко всеобщему веселью. Северин притворился, что слишком занят Тескат-очками и не поднимал глаз, пока остальные не покинули музыкальную комнату.

Но когда он наконец отвел взгляд, у него дрогнуло сердце. Лайла не ушла вместе с остальными. Девушка стояла, прислонившись к дверному косяку, и Северин заметил, что она сменила свой золотой наряд на хлопковое платье и темно-синюю накидку.

– Мне нужно как-то тебя называть, – сказала она, сложив руки на груди.

Он моргнул.

– Что?

– Я же притворяюсь твоей любовницей. Я должна тебя как-то называть.

Любовницей. Пожар и чайный салон почти вытеснили эту мысль из его головы, но Лайла была права. Северин думал, что она не станет участвовать в этом фарсе, но, похоже, игра стремительно превращалась в реальность.

– Северин, – ответил он.

– Так тебя называют друзья.

– Месье…

– Нет. Прислуга называет тебя месье Монтанье-Алари. Я тебе ровня. Мне нужно прозвище. Что-то унизительное.

Он поднял бровь.

– Унизительное?

– Люди готовы унижаться перед теми, в кого влюблены.

Было еще одно имя, которое неловко повисло между ними. Маджнун. Имя, которое она дала ему несколько лет назад. Имя, которое он когда-то считал счастливым талисманом.

– Я не знаю. Просто соедини черту характера и предмет одежды, – сказал Северин.

– Упрямый башмак.

Он сверкнул глазами.

– Тупоголовая перчатка.

– Ты же не серьезно…

– Бестолковый бюстгальтер.

Северин не собирался этого делать и даже не понял, как это произошло… но он рассмеялся. Этот звук потряс его до глубины души. Хуже всего было то, что выражение ее лица смягчилось. У Лайлы была привычка поощрять его слабость. Северин сжал зубы. Больше он не будет идти у нее на поводу.

Его взгляд упал на ее оголенную шею, и он прищурил глаза.

– Начни носить свое бриллиантовое ожерелье.

13
Энрике

Энрике проснулся за два часа до утренней встречи. Направляясь к месту встречи, в восточную комнату чайного салона, он сжимал в руках результаты своих исследований. Теперь, когда они знали координаты Спящего Чертога, у его работы снова появился смысл, и он не мог перестать думать об этом. Координаты подтвердили его подозрения: Спящий Чертог находился где-то в Сибири.

Сегодня матриарх Дома Ко́ры и представители Дома Даждьбог отведут их в Спящий Чертог, где его исследования либо докажут свою ценность, либо окажутся совершенно бесполезными. С тех пор как Лайла рассказала им с Зофьей о своем происхождении и о своей возможной смерти, на его плечи опустился дополнительный груз ответственности. Теперь речь шла не просто о его карьере, но и о жизни члена его семьи. Он уже потерял Тристана и не хотел терять Лайлу.

Для него Лайла была сказкой, сошедшей со страниц книги: девушка с проклятием, отмеряющим каждый удар ее сердца. Кто она такая? На что она способна?

Прошлым вечером, когда они ждали Северина, Энрике попробовал испытать ее способности, пока к ним не присоединился Гипнос.

– Энрике, – вздохнула Лайла.

– А теперь прочти вот это! – сказал он, положив на стол еще один предмет.

– Это твое нижнее белье?

– Только что из стирки! Я достал его из своего чемодана. Тебе достаточно простого прикосновения или дело в форме…

Лайла бросила белье ему в лицо.

– Разве тебе не достаточно? Ты уже давал мне часы, чемодан, две чашки, а потом попросил дотронуться до дивана, от которого я еще не оправилась, – она театрально поежилась. – Спасибо, что хотя бы Зофья меня не мучает.

Зофья пожала плечами.

– Личный контекст предмета не влияет на его практичность.

– Неправда! – воскликнул Энрике. – Воспоминания предмета могут стать весомым доказательством! Лайла, ты практически богиня.

Лайла сделала глоток чая, и на ее лице появилось выражение, которое Энрике мог описать только словами «самодовольная кошка».

– Я всегда знала, что мне нужно было жить в другую эру, – сказала она, бросив на него многозначительный взгляд. – Больше никакого чтения предметов. Я тебе не инструмент.

– А как насчет инструмента судьбы? – с надеждой спросил он.

– Нет.

– Инструмента…

– Энрике.

– Инструмент Энрике? Звучит своеобразно, но мне нравится.

Лайла шлепнула его по руке, но как только в комнату вошел Гипнос, им пришлось сменить тему. С того момента этот разговор не выходил у Энрике из головы.

Лайла нуждалась в Божественной Лирике, потому что хотела выжить. Но, возможно, Божественной Лирике нужна была… Лайла? Его раннее изучение легендарной книги предполагало, что прочесть ее могут только те, кто произошел из рода Забытых Муз.

Что, если… Лайла – одна из них? Энрике не собирался делиться этой мыслью с остальными. Еще не время. Если все подсказки Спящего Чертога сложатся в один пазл – он ей расскажет. Пожар в тихом московском переулке выбил его из колеи. Энрике думал, что никто не знает об их передвижениях, но он ошибался. Последнее, чего он хотел, так это привлечь внимание загадочного преследователя к Лайле.

К этому времени Энрике уже добрался до восточной комнаты. Толкнув дверь, он непроизвольно поморщился. Восточная комната явно была спроектирована тем, кто никогда не бывал на Востоке. На одной из полок он увидел тибетский молитвенный барабан, а изящные нэцке из слоновой кости и агата, когда-то использовавшиеся в японском мужском костюме, были разбросаны по шахматной доске в качестве фигур.

– У вас прекрасные волосы, – произнес незнакомый голос.

Энрике вздрогнул и чуть не выронил документы из рук. Высокий светлокожий мужчина поднялся с кресла, стоявшего в темной части комнаты. Он был молод. И лыс. Когда незнакомец вышел на свет, Энрике заметил легкий наклон его глаз, который намекал на восточноазиатское происхождение.

– Что вы используете? Яичные маски? Оливковое масло? – спросил молодой мужчина. – Можно потрогать?

Энрике уставился на этого странного человека.

– Нет.

Незнакомец пожал плечами.

– Что ж, как скажете. Может, вы родились с такими волосами, – он похлопал себя по лысой голове. – А вот мое наследство немного скуднее, чем мне хотелось бы.

Когда он подошел ближе, Энрике увидел, что рука мужчины, скрытая за драпировкой его соболиной шубы, была перевязана бинтами.

– Руслан Горюнов Безволосый к вашим услугам, – сказал молодой человек, низко поклонившись.

С такого близкого расстояния Энрике смог разглядеть, что его новому знакомому где-то около тридцати лет.

– Энрике Меркадо-Лопес.

– А! Историк! – воскликнул Руслан. – Приятно с вами познакомиться.

Энрике залился краской.

– Вы обо мне знаете?

Он и подумать не мог, что кто-то о нем слышал. Из-за этого Энрике начал переживать: может, ему стоило надеть что-то более… официальное? Что-то более впечатляющее, чем его обычный черный костюм с жилетом. Но, возможно, ему не стоило делать поспешных выводов, если единственный человек, который его узнал, представился как Руслан Безволосый.

– Знаю, – ответил Руслан. – Я вообще много чего знаю. Кроме того, как отрастить волосы, к сожалению. Мне понравилась ваша статья о возвращении предметов искусства колонизированным странам. Как я понимаю, вы долгое время были историком и лингвистом месье Монатанье-Алари и работали в отеле Эдем. Вам нравится это место?

Энрике кивнул, мысленно ругая себя за то, что именно в тот момент, когда его узнали в первый – и, скорее всего, в последний раз, – он не мог подобрать слов. Он разволновался, что его голос прозвучит более низким, чем ему бы хотелось. Или что он может неожиданно рыгнуть и навсегда потерять уважение собеседника.

Руслан ухмыльнулся и посмотрел за спину Энрике, на часы, висящие над входом. Молодой человек нахмурился.

– Я перепутал время, – сказал он. – Уверен, скоро у нас появится еще одна возможность поговорить.

– Что вы… – начал Энрике и тут же замолк. Он не хотел показаться грубым.

– Здесь делаю? – со смешком закончил Руслан. – Я собирался посетить встречу, но затем отвлекся на жука, потом размечтался и, наконец, засмотрелся на ту картину, – он поклонился. – Рад нашему знакомству, месье Меркадо-Лопес.

Руслан быстро направился к выходу, оставив Энрике размышлять над тем, что же именно произошло. Он смущенно протянул руку и коснулся своих волос, мысленно соглашаясь с тем, что они и в самом деле в прекрасном состоянии.

Энрике направился в дальний конец комнаты. Фреска, которую упомянул Руслан, была наполовину скрыта в тени. Ее было трудно заметить в загроможденной комнате, где она больше напоминала уродливые обои. Но чем ближе он подходил, тем отчетливее становились образы. На фреске были изображены темнокожие жители деревни, протягивающие корзину с чайными листьями, и бледнолицые солдаты, священники и короли, тянущие руки, чтобы принять подарок. Туземцы и европейцы. Это был привычный сюжет, но, когда Энрике посмотрел на фреску, его захлестнула тихая паника, знакомая ему с детства. Где его место в этой композиции? Он уставился на пустую середину картины, и в его груди разверзлась старая рана.

Не принадлежать ни к одной из сторон – очень опасно. Он понял эту истину еще в юном возрасте на филиппинском рыбном рынке. Тогда он потерял мать в огромном море людей. Энрике вспомнил, как бегал туда-сюда по рыночному проходу, как от запаха рыбы и уксуса щипало глаза. Наконец он заметил ее в ярко-розовом платье, мечущуюся из стороны в сторону, с корзинкой, болтающейся у нее на руке. Она выкрикивала его имя.

– Мама! – закричал он, указывая на нее пальчиком.

Незнакомая женщина схватила его за руку, проследила за его взглядом и засмеялась.

– Эта женщина не может быть твоей мамой, вы же ни капли не похожи! Пойдем, я отведу тебя в отделение Гражданской гвардии…

Маленький Энрике взвыл от ужаса, и только тогда, заметив мальчика, мать схватила его и прижала к себе. Он разрыдался и еще долго не мог успокоиться. Позже она смеялась над этим случаем, но он видел лишь ее смуглое лицо и что ее руки намного темнее его собственных. Ему досталась форма ее глаз, ясная улыбка и привычка нагромождать подушки… но этого было недостаточно.

Энрике все еще смотрел на картину, когда снова услышал, как открылась дверь. Гипнос ухмыльнулся ему, быстро оглядывая комнату.

– Здесь есть еще кто-нибудь?

– Нет, – ответил Энрике.

– Хорошо.

Гипнос быстро пересек комнату и поцеловал его. По телу Энрике пробежала искра, и он наслаждался тем, как она медленно затухает. Радуясь этому неожиданному развлечению, он отдался поцелую с жадностью изголодавшегося человека. Гипнос отстранился первым, но его большой палец все еще покоился на затылке Энрике, выводя маленькие круги на его коже. Энрике не знал, что на него нашло. Возможно, он все еще не отошел от пожара или его настолько обеспокоила фреска на стене… а может быть, его раздразнило чарующее прикосновение Гипноса.

– Я не хочу ограничиваться тайными поцелуями и случайными встречами, – выпалил он. – О нас уже все знают, так почему не сделать наши отношения более публичными?

Пальцы Гипноса на его затылке замерли.

– Зачем?

– А почему нет? – спросил Энрике, и отчего-то почувствовал себя глупо. – Если мы найдем то, что ищем, все вернется в норму. Северин придет в себя. Ты официально станешь частью команды, и мы сможем быть вместе.

Он замолк, уставившись в пол, пока Гипнос не приподнял его подбородок.

– Ты и сам знаешь, я не привык к серьезным отношениям, – мягко сказал Гипнос. – Но твое предложение звучит заманчиво. Давай сначала закончим это задание, ладно?

Энрике решил, что так будет честно, но его беспокоило виноватое выражение в глазах Гипноса. К чему бы это?

– Чтобы стать частью команды, мне надо будет переехать в Эдем? – спросил Гипнос. – Потому что меня вполне устраивает мой дом.

Энрике рассмеялся и покачал головой, а Гипнос еще крепче сжал его в руках. Энрике крепко зажмурился, представив себе, каково это – не чувствовать постоянную боль от невыносимого желания быть кому-то нужным. Когда он поднял голову, в дверном проеме мелькнули золотистые волосы.

– Зофья?

Гипнос отпустил его, и Зофья вошла внутрь, напряженно глядя на них обоих.

– Я пришла на собрание, – коротко ответила она.

Улыбнувшись, Гипнос плюхнулся в одно из обитых шелком кресел и рассеянно поднял один из предметов с ближайшей полки, позвякивая ею как игрушкой.

– Это тибетский молитвенный барабан! – воскликнул Энрике, выхватывая реликвию у него из рук. – И, судя по всему, очень старый.

– Я всего лишь молился об избавлении от надвигающейся скуки, – сказал Гипнос.

– Как тебе может быть скучно? – спросил Энрике. – Вчера мы чуть не сгорели в огне.

– Это неправда, – сказала Зофья.

– Не все такие оптимисты…

– Ты бы умер от асфиксии, – объяснила она. – Не от ожогов.

Гипнос прыснул.

– Никогда не меняйся, ma chère.

Зофья примостилась на соседнем табурете, напоминая воздушного акробата.

– Не говори так, – мрачно сказала она. – Перемены – это единственная постоянная величина.

– Что ж… – начал Гипнос, но вдруг замолчал и резко поднялся с кресла. – Мадам Дерозье.

В дверях стояла матриарх Дома Ко́ры, закутанная в дорогие меха. Даже выражение ее лица казалось высоким. Как ни странно, оно напомнило Энрике о матери. Его отец шутливо называл ее «донной», потому что она могла надеть на себя рисовый мешок и все равно выглядеть как аристократка. Даже в своих письмах мать умудрялась звучать повелительно и устрашающе, всегда разглагольствуя о том, как он бегает по Парижу безо всякой причины, когда дома его ждут такие красивые девушки, и как она разочарована его поведением, а также о том, чтобы он не забывал есть и читать вечерние молитвы, с любовью, Ма.

– Думаю, формально мы еще не встречались, – сказал Энрике. – Я…

– Юноша, который притворился экспертом по ботанике и устроил пожар в моем саду прошлой весной?

Энрике тяжело сглотнул и сел на место.

– И баронесса София Осокина? – спросила матриарх, с осуждением глядя на Зофью.

Зофья задула спичку, даже не утруждаясь отозваться на фальшивое имя, которое она использовала во время задания в Лунном Замке.

– Меня окружают обманщики, – сказала матриарх.

– И стулья, – заметила Зофья.

– Кстати об этом, не желаете ли присесть? – спросил Гипнос.

– Нет, – отрезала матриарх, рассматривая свои ногти. – Я уже пригласила патриарха Дома Даждьбог вместе с одним из его представителей, чтобы обсудить эту нелепую затею с координатами Спящего Чертога. Через два часа мы выезжаем в Иркутск. Возможно, вы и правда разгадали загадку Тескат-очков, но, быть может, вам просто повезло. Мне нужно знать, почему я должна слушать наглую девчонку и… – она перевела взгляд на Энрике, – мальчишку, которому все еще нужно постричься.

Как же она напоминала его мать! Она покраснел и пригладил волосы.

– Я потерял свою расческу, – смущенно сказал он.

– А я потеряла всякое терпение, – ответила матриарх.

– Где Северин и Лайла? – спросил Гипнос.

Один уголок сердца Энрике кричал: «Мама!» Другой угол бурлил, когда он пригладил волосы.

– Они «беседуют», – фыркнула матриарх. – Как будто я не знаю, что это значит.

Зофья нахмурилась, очевидно, не понимая, что еще могло означать слово «беседовать».

– Вы добились моей защиты как матриарха Вавилонского Ордена, но вы еще не заслужили моего доверия.

Гипнос прочистил горло.

– Я тоже предоставляю защиту…

– Да, мой дорогой. Вчера, в горящем переулке, вы ярко это продемонстрировали.

Лицо Гипноса помрачнело.

– Какую информацию о Спящем Чертоге вам удалось найти?

Они переглянулись, но ничего не ответили. Правда состояла в том, что в архивах не осталось ни одного чертежа Спящего Чертога. Падший Дом уничтожил все записи, а это значит, что они отправлялись на эту экскурсию совершенно вслепую. Должно быть, Дельфина поняла это по их взглядам, потому что ее глаза прищурились.

– Понятно, – сказала она. – И что же – помимо предсмертного бреда сумасшедшего – заставляет вас поверить, что в Спящем Чертоге действительно спрятаны сокровища?

– Это… – начал Гипнос, но вдруг передумал заканчивать предложение: – …было бы ужасной тратой пространства без… сокровища.

Зофья промолчала.

– Никаких исторических записей, которые могли бы это подтвердить? – спросила Дельфина, переводя взгляд на Энрике. – У вас есть хоть что-то?

Энрике еще крепче прижал к себе стопку документов. Все, что он мог сделать – сказать правду.

– Страшные истории.

Матриарх подняла бровь.

– Страшные истории?

Энрике кивнул.

– Разве это можно считать доказательством? – спросила она.

Его уши горели, но в голосе матриарха прозвучало искреннее любопытство. Услышав его, Энрике почувствовал, как по его телу пробежала приятная дрожь.

– Иногда страшные истории – это все, что остается от истории, мадам Дельфина, – сказал он. – История строится на призраках и мифах, переплетающихся между собой в сложном узоре, зависящем от того, кто ее рассказывает.

Она подняла бровь.

– Продолжай.

– Если верить координатам Тескат-очков – спящий Чертог находится где-то на озере Байкал.

– В Сибири нет ничего, кроме льда, – отрезала матриарх. – И старых убийств: наверное, отсюда и пошли страшные истории.

– Озеро Байкал – священное место, особенно для бурятов, коренного народа, который живет на юго-востоке России у монгольской границы, – быстро сказал Энрике. – Само название означает «священное море».

– Я так и не услышала ни одной страшной истории, – сказала матриарх.

– Что ж, это очень интересная тема, – начал Энрике. – Если начать изучать историю этого места – быстро натыкаешься на множество слухов о беспокойных духах. В частности женщин, чьи крики эхом проносятся надо льдом посреди ночи. Кроме того, можно найти рассказы об убийствах, последнее из которых произошло почти двадцать лет назад.

Зофья заерзала на своей табуретке.

– Виновного так и не поймали, – сказал заметно встревоженный Гипнос.

– Считается, что убийства были совершены без всякого мотива, – продолжил Энрике. – Но я не думаю, что это действительно так.

Энрике подошел к матриарху, протягивая ей одно из своих исследований. На листе бумаги были изображены сибирский пейзаж и огромная гробница, вырезанная из цельной плиты черного мрамора и покрытая замысловатым узором из серебряной лозы и закольцованных надписей.

– В четырнадцатом веке известный путешественник по имени Ибн Баттута наблюдал за погребением великого монгольского хана. Он был захоронен вместе со своими сокровищами, верными охранниками и женщинами-рабынями. Все они были помещены в углубление под гробницей.

– Рабыни и охранники были убиты? – спросил Гипнос.

– В конце концов они там и умерли, – сказал Энрике.

Гипнос побледнел.

– В некоторых культурах считалось, что нельзя построить важное здание, не заплатив десятину человеческими жизнями, поэтому они хоронили людей в фундаменте, – Энрике вытащил еще один лист, на котором была изображена кирпичная стена. – Например, албанская легенда о Розафе, где молодая женщина принесла себя в жертву ради постройки замка.

– Как это относится к страшным историям?

Энрике тяжело сглотнул, мысленно борясь с ужасом того, что он собирался сказать.

– Если ты закапываешь свои сокровища – тебе понадобятся вечные стражники. Стражники, которые не могут уйти.

В комнате повисла тишина.

– Падший дом, как известно, любил прибегать к древним обычаям. Я думаю, что девушки, пропавшие в районе Байкала, напрямую связаны с их попыткой спрятать свои сокровища. Последнее убийство было совершено двадцать лет назад, что совпадает с последним упоминанием Божественной Лирики. После этого книга долгое время считалась утерянной.

Зофья выглядела так, словно ее вот-вот стошнит. Матриарх промолчала, но плотно сжала губы. На ее лице промелькнуло странное выражение, как будто какая-то ужасная идея, возникшая у нее в голове, только что обрела смысл.

– Вот почему я думаю, что сокровища, которые мы ищем, действительно спрятаны в Спящем Чертоге, – сказал Энрике.

Дельфина даже не взглянула в его сторону. Вместо этого она повернулась лицом к пустому дверному проему и крикнула:

– Ну? Вы убеждены?

В комнату вошел кто-то новый. Это была потрясающе красивая рыжеволосая девушка примерно его возраста. В ней было что-то знакомое, но эта мысль исчезла, как только позади нее появился Руслан.

– Как и следовало ожидать, превосходные волосы скрывают превосходный ум! – сказал Руслан, хлопая в ладоши, а затем повернулся к матриарху. – Да, я полностью убежден. Я был очень заинтригован вашим письмом. Честно говоря, очень трудно отказаться от приглашения подслушать чужой разговор, – он улыбнулся Дельфине. – Рад наконец-то познакомиться с вами, матриарх.

– И мне очень приятно познакомиться с вами, – сказала Дельфина, протягивая руку. – Я виделась с вашим отцом всего один раз и рада возможности встретиться с вами лично.

Она указала на Руслана и рыжеволосую девушку.

– Зофья, Гипнос и Энрике… позвольте представить вам Еву Ефремову, непревзойденного мастера кровного Творения и двоюродную сестру Руслана Горюнова – патриарха Дома Даждьбог.