Текст книги "Полосатый катафалк"

Глава 10

Ресторан «Кантино» состоял из нескольких сообщающихся залов и выглядел так, словно раньше это был частный дом. В половине двенадцатого во вторник он снова стал частным домом. В углу у эстрады сидел крупный человек с прядями падавших на воротник длинных седых волос и выпивал. Кроме него, в зале не было ни души.

По стенам висели небольшие картины – работы маслом. Точки, пятна, завихрения, квадраты, похожие на те, что мелькают перед глазами, когда засыпаешь или просыпаешься. Мне показалось, что Дэмис где-то близко. Переходя от картины к картине, я надеялся узнать его руку – или увидеть подпись.

– Las pinturas[11]11
  Картины (исп.).


[Закрыть] продаются, сеньор, – раздалось у меня за спиной.

Я обернулся. Говорил молодой официант-мексиканец. У него был перебитый нос, плотно сжатые, как от обиды, губы и смышленые черные глаза.

– Простите, но я не покупаю картины.

– Никто никогда их не покупает. Каркнул ворон: «Никогда».

– Читали По?

– В школе, сеньор, – улыбнулся он. – «У моря на крае земли я девушку знал, я ее назову Аннабель Ли». Учился сам, хотел стать преподавателем, но отец разорился – и вот, пожалуйста! Денег нет, работы мало. Туристов по пальцам перечесть.

– Почему?

– Кто нам расскажет о повадках перелетных птиц? Знаю одно: трудно жить, честно зарабатывая свой хлеб. Я попробовал заняться боксом, но это оказалось не по моей части. – Он дотронулся до поврежденного носа. Свою биографию он выложил легко и быстро. Я ожидал завершающего аккорда – просьбу о вспомоществовании. Впрочем, он мне понравился. Его лицо было озарено каким-то странным светом, словно в его глазах собрались воедино разбросанные огоньки этого темного города.

– Не желаете ли что-нибудь выпить, сеньор?

– Разве что пива.

– Темного, светлого?

– Светлого.

– Отлично! Темного у нас все равно нет. Наши запасы – три бутылки светлого и литр текилы. Лед кончился. Но пиво холодное. Я его припрятал.

Он улыбнулся, зашел в боковую дверь и вернулся с бутылкой и стаканом. Потом виртуозным движением наполнил стакан.

– Хорошо наливаете!

– Да, сэр! Я умею делать мартини, «Маргариты», другие коктейли. Иногда меня нанимают работать на приемах, там-то я и выучился болтать по-английски. Если вашим друзьям понадобится первоклассный cantinero[12]12
  Официант (исп.)


[Закрыть], передайте, что Хосе Перес из «Кантино» всегда к их услугам.

– Боюсь, в этих местах у меня нет друзей. – Вы турист?

– Отчасти. Я здесь проездом.

– Художник, por ventura?[13]13
  Зд.: наверное (исп.).


[Закрыть] – осведомился он, покосившись на свитер с буквой "С". – У нас здесь раньше бывало много художников. – Он посмотрел в угол, где маячила одинокая фигура. – Мой хозяин тоже художник.

– Я бы хотел с ним поговорить.

– Я передам ему, сеньор.

Хосе быстро подошел к длинноволосому и что-то сказал ему по-испански. Тот взял свой стакан и побрел ко мне так, словно был по колено в воде или по брови в текилье. Вязаный пояс с серебряной пряжкой разделял его огромный живот на два полушария.

– Мои маленькие глазки заприметили соотечественника из Штатов! – сказал он.

– Они вас не обманули. Кстати, меня зовут Арчер. – Он покачивался надо мной, словно Пизанская башня. – Почему бы вам не присесть?

– Спасибо. – Он опустился в кресло. – Я Чанси Рейнольдс. Никакого отношения к Джошуа Рейнольдсу, хоть и балуюсь живописью. Я всегда считал сэра Джошуа сначала критиком и только потом художником. Вы со мной не согласны? – Он подался вперед с воинственным видом.

– Даже не знаю, что и ответить, мистер Рейнольдс. Я не специалист.

– А я решил, что вы специалист, раз заинтересовались картинами. Приятно видеть покупателя.

– Куда делись прочие покупатели?

– Ou sont les neiges d'anlan[14]14
  Где прошлогодний снег (фр.).


[Закрыть]. Когда я купил ресторан, он ломился от посетителей. Я решил, что набрел на золотую жилу. – Он взглянул на свои ручищи так, словно был удивлен, что в них ничего нет. – Затем люди перестали приходить. Если ручеек совсем пересохнет, я закрою ресторан и снова начну писать картины. – Казалось, он предъявил сам себе ультиматум.

– Вы зарабатываете на жизнь живописью?

– Я пишу картины. Слава богу, у меня есть иной доход. Кто нынче зарабатывает живописью? Чтобы картины начали приносить доход, надо сперва помереть. Ван Гог, Модильяни – все великие сначала отдали Богу душу...

– Как насчет Пикассо?

– Исключение, только подтверждающее правило. – Он поднял стакан и отпил. – А вы что поделываете, мистер Арчер?

– Я детектив.

Он брякнул стакан на стол. Его налитые кровью глазки недоверчиво уставились на меня. Так раненый бык смотрит на querencia[15]15
  Зд: Загон (исп.).


[Закрыть]. Что, Гледис послала? Откуда она узнала, где я?

– Я не знаю никакой Гледис.

– Честно?

– И от вас слышу впервые. Кто такая Гледис?

– Моя бывшая жена. Развелся с ней в Хуаресе. Но в штате Нью-Йорк этого не признали. Потому-то, дружище, я здесь застрял на всю оставшуюся жизнь. – У него это прозвучало как «надолго».

– Меня интересует молодой человек по имени Берк Дэмис.

– За что его разыскивают?

– Его никто не разыскивает.

– Не надо заливать. Я достаточно прочитал детективов долгими бессонными ночами и по лицу могу сказать, кто есть кто. У тебя вид сыщика, готового схватить за руку подлого негодяя.

– Красиво изъясняетесь, мистер Рейнольдс. Вы знали Дэмиса?

– Отдаленно. Он заходил сюда еще до того, как я влип с этой верандой... тьфу!.. арендой. – Он подался вперед, и его длинные пряди взметнулись и упали, как сломанные крылья. – Почему, по-твоему, они перестали сюда приходить? Скажи мне, беспристрастный и зоркий наблюдатель. У меня что, отпугивающая внешность?

– Хосе говорит, с этим сейчас всюду туго, – уклончиво сказал я. – Загадочные законы жизни перелетных птиц.

Он обернулся, посмотрел на Хосе, который стоял, облокотившись о стену, подозвал его и велел еще налить. Хосе наполнил его стакан из бутылки с текильей.

– Вы когда-нибудь общались с Дэмисом?

– Так, говорили о пустяках. Симпатичный парень, но мы знакомы отдаленно. Он бывал здесь с приятелями. Он все еще в Ахихике?

– Нет, а с какими он бывал приятелями?

– Чаше всего с Биллом Уилкинсоном.

– А где мне его найти?

– В «Уголке». Говорят, он теперь там обосновался после того, как мы с ним немножко повздорили.

– Из-за чего же?

– Не столько с ним, сколько с миссис Уилкинсон. Она из тех штучек, что мнят себя коллекционерами, потому что у них водятся деньги. Я сообщил ей, куда она может засунуть свои деньги, чтобы они не пропали. И Биллу то же самое посоветовал. Я не женоненавистник, но...

– Как и Берк Дэмис. Вы видели его с женщинами?

– Постоянно. Берк часто проводил время с Анной Касл. Еще до того, как он познакомился с блондинкой, как там ее... – Он вступил в отчаянную схватку с памятью.

– Не важно. Кто такая Анна Касл?

– У нее художественный салон на той стороне площади. А у Дэмиса рядом была студия. Соседство и сделало свое черное дело. Анна вполне ничего, если вам нравятся серьезные смуглянки. Но потом появилась большая блондиночка, и он бросил Анну.

– Что значит «большая блондиночка»?

– Крупное тело, но мелкая личность. Она еще не стала женщиной. – Глоток текилы освежил его красноречие. – Когда станет, из нее, может, что-то и получится. Красота не в чертах лица, но в душе! Потому-то так трудно писать портреты.

– Вы очень наблюдательны. – Я решил, что немножко лести не повредит.

– Люблю изучать людей, дружище. Если ты и правда детектив, то должен меня понять.

– Я следопыт, – сказал я. – Похоже, вы неплохо присмотрелись к блондинке.

– О да! Как там ее звали... Мисс Блекуэлл вроде бы. Нас недавно познакомила ее мамаша. Мне всегда нравились высокие, потому что я и сам не карлик. В Гледис, между прочим, почти шесть футов, mirabile dictu[16]16
  Удивительным образом (лат.).


[Закрыть]. Когда-то она блистала на Бродвее, но я, болван, вытащил ее оттуда и сделал натурщицей. В результате я теперь гнию в своем личном Бауэри[17]17
  Район в Нью-Йорке, знаменитый своими ночлежками.


[Закрыть]. – Он обвел взглядом пустой зал.

– Спасибо за информацию. Не скажете, как попасть в «Уголок»?

– Конечно, скажу, но послушай – мы хорошо сидим. Допивай свое пиво, и я велю Хосе сделать тебе настоящую выпивку. Где Хосе?! Хосе!

– Не стоит беспокоиться. Я хочу переговорить с Биллом Уилкинсоном.

– Ну смотри. – Он неуклюже поднялся на ноги. – Не хочешь рассказать мне, что все-таки стряслось?

– Я мог бы кое-что присочинить, но это займет много времени. – Я вытащил бумажник. – Сколько с меня за пиво?

– Нисколько! – Он сделал величественный жест рукой, отчего чуть не потерял равновесие. – Ты мой гость. Я не могу взять с тебя денег. Сдается мне, ты принесешь удачу.

– Пока мне это не удавалось, мистер Рейнольдс.

Он объяснил мне, как пройти в «Уголок», и я двинулся в путь по ночным улицам. Дети разбежались по домам, прохожих попадалось мало – в основном мужчины. В своих накидках и высоких конусообразных шляпах они смахивали на заговорщиков. Однако когда я сказал очередной стайке: «Buenas noches»[18]18
  Доброй ночи (исп.).


[Закрыть], вдогонку услышал хоровое: «Buenas noches».

Глава 11

«Уголок» был уже закрыт. Руководствуясь интуицией и боем городских часов, отбивающих четверти, я вернулся на главную площадь. Там не было ни души, не считая человека за решеткой местной тюрьмы, состоящей из одной камеры-клетки.

Под взглядом его индейских глаз я обошел площадь. Уже описав было полный круг, я обнаружил на доме вывеску, написанную по-английски: «Изделия местных художественных промыслов. Салон Анны Касл». Ставни были закрыты, но из-под них выбивался свет и доносились какие-то размеренные звуки.

Когда я постучал в ставень, звуки прекратились. По камням зацокали каблучки, и тяжелая дверь со скрипом отворилась. На меня смотрела миниатюрная женщина. – Что вам угодно? Уже поздно.

– Я понимаю, мисс Касл. Но я улетаю завтра утром, а поскольку вы не спите, я решил...

– Я знаю, кто вы такой. – В ее голосе была укоризна. – В вашем городке новости узнают мгновенно. – А вы как думали! Поверьте мне, вы зря тратите время. Берк Дэмис уже давно уехал. Я действительно какое-то время сдавала ему студию. Но мне нечего вам рассказать о нем.

– Странно. Вы меня никогда не видели, но все обо мне знаете.

– Ничего странного. Официант из «Кантино» мой знакомый. Я научила ткать его сестру.

– Мило с вашей стороны.

– Это естественная часть моей жизни и моей работы. А вы вот нечто инородное. И если вы уберете с порога вашу ножищу, я смогу вернуться к ткацкому станку.

Я не шелохнулся:

– Работаете допоздна?

– Я работаю все время.

– Я тоже, когда расследую дело. Вот мы нашли что-то общее. Мы в чем-то схожи.

– Даже не знаю, в чем именно.

– Нас обоих волнует судьба Берка Дэмиса.

– Волнует! Меня? – В ее голосе зазвенел металл. – Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Я тоже, мисс Касл. Может, вы мне все расскажете?

– Ничего я вам не скажу.

– Вы любите Берка Дэмиса?

– Конечно, нет, – возразила она с таким пылом, что все сразу стало понятно. – Это самое нелепое утверждение... вопрос, который мне когда-либо задавали.

– У меня много таких нелепых вопросов. Может, разрешите войти в дом и задать их вам?

– Почему это?

– А потому, что вы серьезная женщина, а вокруг творятся серьезные вещи. Я прилетел из Лос-Анджелеса не шутки шутить.

– Что же произошло?

– Среди прочего Берк Дэмис сбежал с молодой особой, которая из-за него потеряла голову.

Анна долго молчала, потом сказала:

– Я знаю Гарриет Блекуэлл и согласна с вашей оценкой. Она эмоционально неуравновешенна и действительно потеряла из-за него голову. Тут я ничем не могу помочь и не желаю.

– Даже если ее жизнь в опасности?

– Из-за Берка? Какая ерунда.

– Это не ерунда. Я об этом много думал.

Она чуть приблизилась ко мне. Я заметил блеск в ее глазах и почувствовал ее аромат, свежий, чистый, без следов парфюмерии.

– Вы действительно приехали из Штатов, чтобы расспросить меня о Берке?

– Да.

– Он что-то сделал Гарриет?

– Не знаю. Они исчезли вдвоем.

– И вы заподозрили неладное?

– Я охотно поделюсь с вами соображениями, если и вы мне кое-что расскажете. Похоже, мы одинаково смотрим на вещи.

– Нет, вы просто приписываете мне свои слова.

– Если вы будете откровенны, я не стану этого делать.

– Пожалуй, придется так и поступить, – сказала она мне и своей собственной совести. – Входите, мистер Арчер! – Она уже знала, как меня зовут.

Я проследовал за ней в комнату в задней части магазина. В углу стоял ткацкий станок, а на нем рос кусок затейливой ткани. На стенах и на мебели были ткани похожей фактуры и великолепной расцветки.

Анна Касл тоже была по-своему великолепна. На ней была пестрая мексиканская юбка, вышитая кофточка, а в ушах – огромные золотые кольца, больше похожие на обручи. Короткая стрижка подчеркивала ее миниатюрность и своеобразие. Глаза карие, очень неглупые – и гораздо более приятные, нежели голос, которым она со мной говорила.

Мы сели на диван, и она сказала:

– Вы собирались рассказать мне, что сделал Берк.

– По психологическим соображениям я бы сперва послушал вас.

– Вы боитесь, что, выслушав вас, я вообще откажусь говорить?

– Что-то в этом роде.

– Речь идет о чем-то ужасном?

– Может быть. Пока я не знаю.

– Убийство? – Она походила на ребенка, который нарочно упоминает вслух о том, чего боится больше всего, – о мертвеце, гуляющем по чердаку, о скелете в шкафу, – желая, чтобы его утешили, сказав, что всего этого не существует.

– Не исключено. А почему вы допускаете такую возможность?

– Вы же сами сказали, что Гарриет Блекуэлл в опасности.

– И все?

– Конечно. – Скелет напугал ее. Она прикрыла свое паническое бегство протестом. – Вы явно ошибаетесь. Они так любят друг друга. Да и Берк не способен на насилие.

– Вы хорошо его знали, мисс Касл?

Она заколебалась:

– Вы уже спрашивали, не была ли я в него влюблена.

– Извините за глупый вопрос.

– Мне все равно. Но неужели это так заметно? Или Чанси Рейнольдс нафантазировал?

– Он только сказал, что вы часто бывали вместе, пока на сцене не появилась Гарриет Блекуэлл.

– Да. С тех пор я пытаюсь выкинуть его из головы. Без особого успеха. – Она поглядела на станок в углу. – Зато я хорошо поработала.

– Может, вы расскажете все с самого начала?

– Если вы настаиваете. Хотя непонятно, чем это может вам помочь.

– Как вы познакомились?

– Самым обычным образом. Как-то он зашел ко мне в магазин – на следующий день посте приезда. Ему не нравилась его комната в отеле из-за плохого освещения. Он искал место, где мог бы работать. Он сказал, что долго был лишен возможности заниматься живописью, и теперь горел желанием скорей начать. У меня есть студия, которой я не пользовалась, и я согласилась сдать ему ее на месяц.

– Он сам попросил на месяц?

– На месяц-другой. Мы не уточняли.

– А сюда он приехал месяца два назад, так?

– Ровно два месяца. Когда я думаю, что произошло за это время... – В ее глазах отразились все эти перемены. – Так или иначе в тот самый день мне пришлось срочно уехать в Гвадалахару. У одной из моих учениц разыгрался ревмокардит, потребовалась срочная медицинская помощь. Берк поехал со мной, и меня удивило, как бережно он обращался с девочкой. Это одна из моих лучших учениц. Мы отвезли ее в больницу и зашли в ресторанчик. Там и разговорились.

Он рассказывал мне о своих творческих замыслах. Он работает в абстрактной манере, пытается с ее помощью лучше понять и точнее выразить жизнь. Он говорил, что большинство американцев подсознательно переживают трагедию, не подозревая, что страдают, не понимая причин страдания. Он убежден, что дело в сексуальной жизни... – Она внезапно покраснела. – Для художника он очень красноречив.

– Я этого не заметил, – сказал я. – А кто платил?

Она покраснела еще сильней.

– Вы успели его неплохо узнать. Ну, я платила. У него не было денег. Потом мы зашли в магазин для художников, и он взял там красок на четыреста песо – тоже за мой счет. Он не просил, я сама предложила... в долг.

– Он вернул долг?

– Конечно.

– До того как познакомился с Гарриет или после?

– До того. По крайней мере, за неделю.

– Как он раздобыл деньги?

– Продал картину Биллу Уилкинсону, точнее, его жене. У нее есть деньги. Я пыталась убедить его не продавать картину или, на худой конец, продать ее мне, но он твердо решил продать картину ей, а она – купить. Она заплатила ему тридцать пять тысяч песо, чего я не могла себе позволить. Потом он жалел, что продал, пытался выкупить картину у Уилкинсонов. Они даже повздорили из-за этого.

– Когда это случилось?

– Недели две назад. Я слышала, как об этом говорили. Мы с Берком уже не разговаривали, а с Уилкинсонами я отношений не поддерживаю. Билл Уилкинсон – алкоголик. Он женился на женщине много старше себя и живет на ее счет. – Она вдруг замолчала, видно почувствовав, что сказанное может иметь отношение к ней самой и к Дэмису. – Это опасные люди.

– Насколько я понимаю, Билл Уилкинсон был главным приятелем Берка?

– Некоторое время. Билл Уилкинсон обладает прекрасным нюхом на слабости других, и на какое-то время Берк оказался у него в плену.

– Не наоборот?

– Это не тот случай. Что человек типа Берка может получить от Уилкинсона?

– Он продал его жене картину за тридцать пять тысяч.

– Это хорошая картина, – возразила Анна, – стоит дороже. Берк не склонен переоценивать свое творчество, но и он признал, что получилось настоящее трагическое полотно, то, чего ему очень хотелось добиться. В отличие от остальных его вещей эта написана в традиционной манере.

– Да?

– Это портрет, – пояснила Анна Касл. – Портрет очаровательной девушки. Он назвал картину «Портрет незнакомки». Я спросила его, знал ли он когда-нибудь такую женщину. Он ответил, что, может, знал, а может, придумал.

– А вы что по этому поводу думаете?

– Думаю, что знал и написал портрет по памяти. В жизни не видела, чтобы художник работал с таким остервенением. Вкалывал по двенадцать – четырнадцать часов в день. Мне буквально приходилось силком заставлять его делать перерывы, чтобы поесть. Я входила в студию с comido[19]19
  Еда (исп.).


[Закрыть], а он работал, обливаясь слезами и потом. Он писал до изнеможения, а потом шел в город и напивался. Поздно ночью я укладывала его спать, а рано утром он вставал и снова шел работать.

– Он задал вам хлопот!

– Это было прекрасное время, – горячо возразила Анна. – Я любила его, да и сейчас люблю.

Это было серьезное признание. Если внутри и бушевала истерика, Анна прекрасно держала себя в руках. Все было нормально, если не считать того, что она работала как одержимая.

Мы сидели и натянуто улыбались друг другу. Анна была привлекательной женщиной, в ней была какая-то удивительная открытость, которая облагораживает черты. Я вспомнил слова, сказанные в припадке пьяной мудрости Чанси Рейнольдсом о Гарриет: она не стала женщиной. Анна Касл была настоящей женщиной.

Я слишком долго таращился на нее. Анна встала и как птичка порхнула к бару у стены.

– Не желаете чего-нибудь, мистер Арчер?

– Нет, спасибо, у меня трудная ночь впереди. После того как мы с вами обо всем переговорим, я пойду еще к Уилкинсонам. Кроме того, мне хотелось бы взглянуть на портрет.

Она резко захлопнула дверцу бара:

– Разве мы не закончили?

– Боюсь, что нет, мисс Касл.

Она снова села на диван.

– Что вам еще угодно?

– Мне по-прежнему непонятно, кто такой Берк Дэмис. Он когда-нибудь рассказывал вам о своем прошлом?

– Очень мало. Он откуда-то со Среднего Запада. Учился в нескольких художественных школах.

– Он их не называл?

– Если и называл, то я не запомнила. Вроде бы упоминал Чикаго. Он хорошо знает картинную галерею Чикагского института искусств. Но ее знают очень многие.

– Где он жил до приезда в Мексику?

– В Соединенных Штатах, в самых разных местах. Как и большинство из нас.

– Вы имеете в виду большинство из здешних американцев?

Она кивнула:

– Это наш пятьдесят первый штат. Пожив в остальных пятидесяти, мы приезжаем сюда.

– Мы знаем, что сюда Берк приехал из Калифорнии. Он не упоминал округ Сан-Матео или район Залива?

– Некоторое время он жил в Сан-Франциско. Он хорошо знает Эль Греко в тамошнем музее.

– В основном он говорил о живописи?

– Он говорил обо всем на свете, – сказала Анна. – Кроме своего прошлого. Об этом он помалкивал. Говорил только, что жил трудной жизнью и что со мной он счастлив так, как до этого был счастлив в детстве.

– Почему же тогда он так внезапно бросил вас?

– Это очень трудный вопрос, мистер Арчер.

– Знаю. И прошу меня извинить. Просто мне надо понять, как возникла в его жизни Гарриет Блекуэлл.

– Не знаю, – вздохнула Анна. – Она появилась внезапно.

– Он упоминал о ней до ее приезда?

– Нет, они познакомились здесь.

– Значит, до этого они не были знакомы?

– Нет. Вы намекаете, что он ждал ее приезда или вышло что-то еще более мелодраматическое?

– Ни на что я не намекаю. Я просто задаю вопросы. Вам случайно не известно, где они познакомились?

– На вечеринке у Хелен Уилкинсон. Я там не была и не знаю, кого кому представляли и кто, так сказать, был агрессором. Я только знаю, что это была любовь с первого взгляда. – Она сухо добавила: – С ее стороны.

– А что было с его стороны?

Ее ясный лоб наморщился, на мгновение сделав ее почти уродливой.

– Трудно сказать. Когда она появилась, он отшвырнул меня, как перчатку. Забросил работу. Проводил все время с ней. Неделю за неделей. А потом они вместе уехали. Но в те моменты, когда я видела их вместе – он жил здесь же, хотя я старалась с ним не сталкиваться, – у меня создавалось впечатление, что он не слишком влюблен.

– У вас есть доказательства?

– Доказательства – слишком сильное слово. Дело в том, как он на нее смотрел и как не смотрел. Мне показалось, что он холодно делает свое дело, хотя, может я и сочиняю.

Она не сочиняла. Я хорошо помнил сцену в Малибу, когда Гарриет кинулась к нему через всю комнату.

– По-моему, вы правы, мисс Касл.

– Да? Но они разговаривали друг с другом совсем не как влюбленные. Как разговаривали мы с Берком, когда... были вместе. – Снова она наморщила лоб. – Они говорили о том, сколько у ее отца денег, какой красивый дом на озере Тахо. Больше ни о чем, – презрительно добавила она.

– А что они говорили о доме на озере Тахо?

– Гарриет описывала его так подробно, словно работала в фирме по продаже недвижимости. Может, я к ней несправедлива, но слушать это было тяжело. Она говорила о дубовых стропилах, об огромном камине, в котором можно зажарить быка, о том, какой роскошный вид на озеро открывается из окон. Самое грустное, Берк слушал эту рекламу с живейшим интересом.

– Она не собиралась его туда свозить?

– Вроде бы собиралась. Она, кажется, сказала, что это идеальное место для медового месяца.

– Это самое ценное сведение, что я от вас получил, – сказал я. – Кстати, как вам удалось это услышать?

Она смущенно подергала себя за одно из золотых колец-серег.

– Я сболтнула лишнее. Но раз уж начала признаваться выложу все. Я подслушивала. Я не собиралась этим заниматься, но он приводил ее в студию несколько вечеров подряд, и все мои добрые намерения пошли прахом. Я хотела знать, о чем они говорят. – В ее голосе послышались иронические нотки. – Она говорила, что у папаши денег куры не клюют, что у него три дома, а Берк слушал развесив уши. Может, конечно, тяжелое детство дает о себе знать...

– Самое смешное, что многие мошенники – выходцы из вполне респектабельных семей.

– Он не мошенник. Он хороший художник.

– Лично я не могу понять, кто он. И вам советовал бы не быть столь категоричной.

– Я пыталась – последние недели. Но это так трудно, если... – Она беспомощно развела руками.

– Мне бы хотелось посмотреть студию. Это возможно?

– Если это вам как-то поможет...

В дальнем углу двора, у забора, где ночевал «Фольксваген», высилось кирпичное строение с большим окном. Анна Касл открыла дверь и включила свет. В большой комнате с голыми стенами пахло дезинфекцией. Пол кафельный. Несколько явно неуместных здесь кресел, обитых свиной кожей. В углу кровать с матрасом. Единственным напоминанием об уюте были шторы на большом окне.

– Он жил очень скромно, – сказала Анна. – Как монах в келье. – Снова явная ирония. – Конечно, когда он съехал, я убрала лишнее. Это случилось неделю назад, в прошлое воскресенье.

– Но в Лос-Анджелес он вылетел в понедельник, так?

– Наверное, последнюю ночь он провел у нее.

– Они спали вместе?

– В одном помещении – да. Не знаю уж, чем они там занимались. Я не выдержала только однажды. – Сложив руки на груди, исполненная решимости никогда больше не поддаваться слабости, она стояла словно маленький монумент. – Я раздета донага перед вами, мистер Арчер. Классический случай: домовладелица, влюбившаяся в жильца и получившая отставку.

– Я вас в этом качестве не рассматриваю.

– Как же еще меня можно рассматривать?

– Удивитесь, когда услышите. Вы были замужем?

– Однажды. Окончив Вассар, я вышла за поэта. Кому рассказать! Ничего хорошего из этого не вышло.

– И вы отправились в изгнание, в Мексику?

– Все гораздо сложнее. И я не так просто устроена, – отозвалась она, загадочно улыбнувшись. – Вам, наверное, трудно понять, какие чувства у меня вызывает эта страна. Древняя, как эти горы, новая, как Эдем. Это настоящий Новый Свет, и я рада быть частью всего этого. – И, не умея отвлечься от навязчивой идеи, добавила грустно: – Мне казалось, Берк думает так же.

Я обошел комнату, заглянул в уборную. Чисто, прибрано и не за что уцепиться. Я вернулся к хозяйке.

– Дэмис что-нибудь оставил?

– Личных вещей – нет, если вы об этом. Когда он сюда приехал, у него не было ничего, и уехал он тоже налегке, если не считать кистей.

– Он приехал совсем без вещей?

– Поношенная одежда, и все. Я уговорила его сшить костюм в Гвадалахаре. Понятно, за мой счет.

– Вы для него много сделали.

– Nada.

– Он вам что-нибудь оставил?

– Мне ничего от него не нужно.

– Ну хотя бы какой-то пустяк на память, сувенир?

Она заколебалась.

– Он оставил маленький автопортрет. Эскиз. Он хотел его выбросить. Я упросила дать мне.

– Можно взглянуть?

– Пожалуйста.

Анна Касл заперла студию, и мы пошли назад в дом. В спальне на стене над гладко застеленной кроватью висел портрет в бамбуковой рамке, написанный в черно-белых тонах. Вещь была стилизована. Один глаз почему-то больше другого, но Берк Дэмис и в таком виде оставался собой. Из клубка перекрещивающихся линий он мрачно взирал на мир.

Под его взглядом Анна снова сложила руки на груди, как бы принимая вызов.

– Я хочу попросить вас об одолжении. О большом одолжении.

– Вам нужен эскиз? – спросила Анна.

– Я обязательно его верну.

– Вы уже знаете, как выглядит Берк. Вы его видели, так?

– Видал, но не знаю, кого именно.

– Думаете, у него другое имя?

– Похоже, он пользуется чужими именами – Берк Дэмис одно, Квинси Ральф Симпсон – другое. Он не пользовался при вас именем Симпсона?

Она покачала головой. В глазах появилось ожидание.

– В Мексику он приехал как Симпсон. Под тем же именем и вернулся в Штаты. Но человек, носивший это имя, погиб. Странно...

– Как он погиб? – Она чуть подалась вперед.

– Два месяца назад был заколот ледорубом – в городке неподалеку от Лос-Анджелеса. Цитрус-Хиллз. Берк не упоминал Цитрус-Хиллз?

– Никогда. – Ее руки бессильно упали, как плети. Она взглянула на кровать и присела на нее. – Хотите сказать, его убил Берк?

– Пока Берк – главный подозреваемый, точнее, единственный подозреваемый. Штаты он покинул вскоре после гибели Симпсона. Достоверно установлено, что он воспользовался его документами.

– Кто такой Симпсон?

– Маленький человек, мечтавший стать детективом.

– Он следил за Берком? – В ее голосе было напряжение. Мертвец снова гулял по чердаку. Скелет выглянул из шкафа.

– Вы уже затрагивали тему убийства, – напомнил я. – Боитесь, что Берк в нем замешан?

Она посмотрела на меня, потом на картину на стене и опять на меня. Затем сказала жалким голосом:

– Берк убил женщину?

– Вовсе не обязательно, – сказал я нейтральным тоном.

– Вы ее знаете?

– Нет, а вы?

– Он не называл ее имени, не говорил, кто она такая. Он лишь сказал... – Она выпрямилась, пытаясь привести в порядок мысли. – Сейчас я попробую восстановить его слова. Это была наша первая ночь вместе. Он много пил и был в плохом настроении. Tristesse[20]20
  Печаль (фр).


[Закрыть] после соития – так, кажется, это называют? – Она не щадила себя. Ее пальцы теребили край покрывала. Левая рука поднялась к груди. Анна больше не смотрела на меня.

– Вы хотели сказать мне, что он говорил, мисс Касл.

– Не могу.

– В каком-то смысле вы уже все сказали.

– Мне бы лучше вообще помолчать. Брошенная домовладелица стучит на демонического любовника. Оказывается, это мое амплуа! Ну и ну! – пробормотала она и бросилась на кровать, лицом в подушку, ноги касались пола.

Ноги, кстати, были очень даже ничего. Я сразу же отметил это в мозгу и где-то еще. Меня пронзило странное чувство. Мне очень хотелось как-то утешить ее, погладить. Но я не коснулся ее и пальцем. Слишком много у нее было воспоминаний, да и у меня тоже.

Воспоминание, особенно меня интересовавшее, получилось прерывистым, полузаглушенным подушкой.

– Он сказал, что приносит своим женщинам несчастье. Он советовал мне с ним не связываться, если я не хочу, чтобы мне свернули шею, как случилось с одной из его женщин. С последней.

– Что именно произошло?

– Она была задушена. Потому-то и пришлось уехать из Штатов.

– Выходит, он виноват в ее смерти. Он в этом признался?

– Нет, прямо он ничего не сказал. Это скорее прозвучало как угроза или предупреждение. Берк бросал мне вызов. Кстати, физически он очень силен. Он мог сделать со мной что угодно.

– Он еще раз повторял это признание или угрозу?

– Нет, но я часто это вспоминала. Хотя и не заводила разговор. С тех пор я его побаивалась. Но это не мешало мне его любить. Я любила бы его, что бы он ни сделал.

– Два убийства не шутка, и далеко не каждый способен на такое.

Она оторвалась от спасительной подушки и села, пригладив сначала прическу, потом юбку. Она была бледной и растерянной, словно пережила тяжкий внутренний кризис.

– Я не верю, что Берк на такое способен.

– Все женщины говорят это о любимом человеке.

– Какие против него улики?

– То, что я вам рассказал, и то, что вы рассказали мне.

– Но это ни о чем не говорит. Он мог просто так болтать.

– Тогда, да и потом, вам так не показалось. Вы спросили меня, не идет ли тут речь об убийстве. Я вас уверяю, что оно имело место – двадцать четыре часа назад я видел тело Симпсона.

– Но вы не знаете, кто была та женщина?

– Пока не знаю. Мне неизвестно прошлое Дэмиса. Потому-то я и прилетел сюда, потому-то и хочу взять с собой картину.

– Зачем?

– В одной из лос-анджелесских газет работает мой знакомый искусствовед. Он хорошо знает работы молодых художников, со многими знаком лично. Хочу, чтобы он взглянул на портрет, вдруг назовет имя автора.

– Разве Берк Дэмис не настоящее имя?

– Если он в бегах, а так, похоже, и обстоит дело, он вряд ли пользуется своим именем. В Мексику он приехал как Симпсон. Но есть зацепка. Вы не заметили у него бритвенный прибор в кожаном футляре?