Текст книги "Ярость огня"

Я услышала свой пульс в ушах. Знакомый гул крови.

Мне были хорошо знакомы такие моменты.

В такие моменты я начинала погружаться глубоко в себя. Я оглядела помещение, гадая, о чем думали эти люди, когда смотрели на нас с Ли, и мне внезапно стало уже не до шуток. Я представила, что в наших лицах они видели отвратительную историю повторения феодального насилия, и больше не смогла не думать об этом.

Но в следующий момент я заставила себя встряхнуться и прийти в себя.

Не сегодня.

Сегодня я была преисполнена уверенности, будто дракон, оседлавший шторм. Я больше не позволю этим нитям стыда приковать меня к земле. Не существовало такой тени на земле, которая не уменьшилась бы, если смотреть на нее с высока.

– Они могут думать, что пожелают.

Пауэр молча поднес бокал к губам. Затем приподнял его, чокаясь со мной.

Мы выпили вместе.

И в этот момент к нам подошел Ли. Бледный. Мне показалось, что он даже не заметил Пауэра.

– Отец Лотуса только что попросил дать ему интервью о событиях Дворцового дня. В уборной.

– Он… что?

Пауэр сунул бокал с вином в руку Ли, и тот, не глядя, залпом выпил напиток.

– Да… кажется, он пишет эпопею о Революции, на заказ от Министерства Пропаганды. Он считает, что мой рассказ поможет воссоздать полную картину… – Каждое слово давалось Ли с трудом, а нотки юмора, граничащие с истерикой, сквозили в его словах. Он вдруг безумно усмехнулся: – Колбаски?

К нам приблизился официант, предлагая тарелку с закусками. На мгновение я не поверила своим глазам: бекон, колбаски.

Поверила я своим глазам или нет, но мое обоняние меня не обмануло: до меня долетел аппетитный запах. Мой желудок, скукожившийся на пайке для железного сословия, громко заурчал.

– Не возражаете, если я возьму? – заявил Пауэр, схватив две порции.

Мы с Ли переглянулись друг с другом. Никто из нас не двинулся с места. Официант ушел.

– Вы тоже, – начал Пауэр с набитым ртом, – можете наслаждаться жизнью. Плюсы удачного тестирования.

«Плюсы».

В один момент храбрость, которая теплилась внутри меня, ослабела, как пробитое крыло, теряющее высоту.

Вот что значило высоко подняться: вкушать бекон и колбаски, пока весь город считает продовольственные карточки. А это была только закуска, и оставалось только гадать о том, каким же будет главное блюдо.

Как представители золотого сословия могут пировать в такое время?

Мне захотелось вернуться во Дворец и подать жалобу на нарушение дисциплины, но я не сомневалась, что люди, которым я подала бы подобный рапорт, находились в этой комнате.

Взгляд Пауэра устремился в дальний конец комнаты, где сидел в одиночестве Кор в своей полутемной кабинке, словно заключенный в Крепости.

– Как думаете, Кор собирается утащить что-нибудь для своей сестры-идиотки?

Ли резко обернулся к Пауэру, сжав руки в кулаки. Я схватила его сзади за форму. Мне долгое время приходилось руководить мальчишками, которые считали, что могут управлять Пауэром, и эта ситуация словно вернула меня в старые добрые времена.

– Не здесь.

– Я вам не помешала?

Подошла Миранда Хейн, Министр Пропаганды, улыбаясь нам с видом наставника, заподозрившего неладное.

После встречи за чаем с Первым Защитником, которая состоялась три часа назад, она успела уложить волосы в элегантный пучок и переодеться в серебристое платье, контрастирующее с ее теплой смуглой кожей. Она указала на кабинку Кора, где к нему присоединилась молодая женщина:

– Я бы хотела, чтобы до прибытия Атрея вы все дали групповое интервью моему стажеру из «Золотой газеты». Вы не возражаете?

Стажер Хейна была примерно нашего возраста. Она кого-то смутно мне напоминала; у нее был такой же оливковый цвет лица и волнистые волосы, как у Кора, с которым они весело смеялись, когда мы подошли. Она не удосужилась даже снять пальто, как будто только что появилась и не собиралась задерживаться. Пальто выглядело почти потрепанным.

Я протянула руку, садясь за стол напротив нее:

– Меня зовут Антигона.

Девушка улыбнулась мне, но не подала руки.

– Знаете, в прошлом семестре мы вместе посещали курс драконьего языка. Вы, должно быть, не обратили на меня внимания среди всех ваших друзей-патрициев. Я – Мегара Роупер.

Я ощутила, как щеки заливает румянец, ведь, если верить словам Мегары, я вела себя как настоящий сноб. Но друзья-патриции, которых я завела в том классе, были первыми в моей жизни.

– Жаль, что занятия закончились так внезапно, – продолжила Мегара. Она почти не моргала, а глаза у нее были ярко-зелеными. – Разве это не странно, что наш профессор взял и исчез, Антигона?

Ли покрутил ножку своего бокала между большим и указательным пальцами.

Ричард Тиндейл исчез, потому что я донесла на него. Официальное обвинение: подстрекательство к мятежу, чтобы защитить Ли, но настоящая причина заключалась в том, что он умолял Ли о благосклонности от имени Триархов.

Догадывается ли Мегара, что именно я подала рапорт?

– Ты большая поклонница поэзии на драконьем языке? – поинтересовался Пауэр.

Мегара скрестила руки на груди:

– Нет. Тиндейл был моим научным куратором.

Я не знала, что Тиндейл из тех, кто соглашается консультировать студентов низкого происхождения. Пауэр прочистил горло, маскируя фырканье, но мне впервые стало совестно за то, что я обвинила Тиндейла в подстрекательстве к мятежу.

– Куратор или нет, но он был ужасным преподавателем, – пробормотал Кор.

Мегара обернулась к нему, и он примирительно вскинул ладони вверх. Словно они уже много раз спорили об этом. Заметив мой растерянный взгляд, она указала на себя и Кора и пояснила:

– Мы учились в одной школе.

Она откинула свои темные волосы с лица, достала блокнот и откашлялась. Ее городской акцент нисколько не портил принятый во Дворце стиль речи.

– Давайте приступим? Министр Хейн пригласила меня сюда по делу.

К нашему столику подошла официантка, чтобы наполнить бокалы игристым вином. Юноши протянули свои бокалы, но мы с Мегарой отказались, и когда официантка удалилась, наши взгляды на мгновение пересеклись.

Мне показалось или в ее глазах читался вызов?

– Вы одни из самых умных молодых людей в стране, – начала она, а я не могла отделаться от мысли, что она говорила это с некоторой долей иронии. – И мне поведали, что подготовка наделяет вас прозорливым пониманием государственного курса нашего руководства. Расскажите мне немного о том, какие проблемы Каллиполиса вы считаете самыми значимыми на данный момент.

– Продовольственная программа, – с ходу ответил Кор.

Мегара кивнула, записывая его слова.

– А что с ней не так?

– Это… Если вкратце, то это несправедливо.

Мегара указала ручкой на Кора:

– В самом деле. Значит, вы согласны с тем, что Консультативный Совет Золотых считает тех, кто говорит о несправедливости, опасными для общественного порядка?

Кор моргнул. Глотнув вина, Пауэр вмешался в разговор:

– Абсолютно. Эти протестующие… Отверженные? Дочь Саутсайда? Да, они представляют угрозу. Их нужно заставить замолчать.

Кор усмехнулся:

– Угроза? Они хотят справедливости.

После того как я своими собственными глазами наблюдала за тем, как жители Чипсайда вот-вот разнесут витрины магазина на площади во имя справедливости, меня возмутил такой подход к вопросу:

– Ты имеешь в виду разграбление булочных? Потому что я видела, что именно к этому Дочь Саутсайда и подстрекала в Чипсайде.

Кор удивленно моргнул. Мегара, прищурившись, наблюдала за нашей перепалкой, стиснув пальцами подбородок.

– Значит, ты согласна с Пауэром, – спросила она у меня, – что Отверженные и Дочь Саутсайда – наша самая большая угроза на данный момент?

Я разразилась хохотом:

– Наша самая большая угроза – это Новый Питос.

Мегара перестала писать. У меня создалось такое впечатление, что я дала ей не тот ответ, на который она рассчитывала.

– Слова настоящей Командующей Флотом, – сказала она, поднимая глаза. – А это звание ты получила совсем недавно. И как все прошло?

– Прекрасно.

Но она, подавшись вперед, перевела взгляд на Ли:

– А что насчет тебя, Ли? Что бы ты сказал насчет замечания Энни об угрозе со стороны Нового Питоса? Эта военная угроза… непростой вопрос для тебя?

Ли смерил Мегару хмурым взглядом:

– Почему он должен быть для меня непростым?

Мегара тихонько усмехнулась. Передернув плечом, Ли сделал глоток вина и добавил:

– Не мне судить о мнении Антигоны. Она мой командир.

Мою душу в ту же секунду переполнили тепло и гордость. Наши взгляды встретились, и он приподнял свой бокал. Как будто поднимал тост за меня.

«Мы сделаем это вместе».

Я подняла свой бокал в ответ.

Мегара переводила взгляд с него на меня, а затем на скамейку, заметив, как близко мы друг к другу сидим. Она склонила голову набок, отчего темные волосы упали ей на плечо:

– Но разве это все, чем она для тебя является?

Ли непонимающе посмотрел на нее:

– Что, прости?

– Город умирает от желания знать. Золотые хотят знать. Вы, может, и дали обет безбрачия, но это не до конца поясняет ситуацию. Есть ли между вами нечто большее? Все надеются, что да. В конце концов, разве это не… естественно?

После ее слов за столиком воцарились мертвая тишина. Кор поперхнулся вином, Ли застыл на месте. Даже в неярком пламени свечи я заметила румянец на его щеках. И несмотря на то, что еще несколько минут назад я убеждала Пауэра, что мне нет дела до сплетен, я почувствовала, как и по моему лицу разливается жар.

К моему удивлению, Пауэр заговорил первым:

– Отвали, Роупер.

Мегара взмахнула рукой, усмиряя Кора, когда тот резко развернулся к Пауэру, и улыбнулась:

– Пауэр сюр Итер, твоя репутация с женщинами опережает тебя.

Пауэр усмехнулся.

– К твоим подружкам это не относится, будь уверена. Я не путаюсь с отбросами…

Кор поднял руку, предупреждая нас:

– Первый Защитник здесь.

В помещение под шум приветствий и добрых пожеланий вошел Атрей Атанатос, одетый в черную тунику безупречного покроя, но без единого украшения. Ли, прищурившись, смотрел на него, словно на мишень.

У меня все внутри сжалось, но совсем по иным причинам. И трех часов не прошло, как этот человек угощал меня чаем и хвалил мою службу. А сейчас он, когда его взгляд заскользил по комнате и остановился на нашей кабинке, – я была почти уверена, что мне это не показалось, – кивнул мне.

Я сопротивлялась желанию кивнуть в ответ.

Дора объявила на весь зал!

– Граждане Лицея! – Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы посетили Праздник Четвертого Ордена и воспользовались одной из множества, я надеюсь, возможностей узнать этих четырех особенных молодых людей поближе. Теперь, когда прибыл Первый Защитник, думаю, что он захочет начать с тоста. Защитник?

Атрей приподнял свой бокал.

– Присоединяйтесь ко мне и выпейте за достижения наших лучших четырех стражников, чья прославленная карьера только началась. Пусть их свет продолжает сиять и после меня, как маяк для жителей Каллиполиса. – И мы все вместе выпили за его слова.

Ли поднялся. Даже в свете свечей он выглядел чересчур бледным.

– В ответ я хотел бы предложить тост за Первого Защитника, – обратился он к залу.

Золотые обернулись, изумленные его дерзостью. Кор и Пауэр не сводили с него глаз, а Мегара Роупер ускользнула в сторону, смешавшись с толпой. Атрей замер, приоткрыв рот, словно мелкая добыча, увидевшая хищника. Ли по-прежнему улыбался, но в его глазах горела такая ярость, от которой у меня сдали нервы.

Внезапно я представила Ли, стоящего на краю пропасти и собирающегося прыгнуть. И не могла понять, летит он или падает.

Он поднял свой бокал:

– За Атрея. Который пощадил мою жизнь в детстве, потому что милосерден. Все эти годы он заменял мне отца, с тех пор как я отрекся от своего родного. Который видел во мне не Повелителя драконов, а еще одного сына Революции.

Меня охватило умиротворяющее спокойствие, которое я всегда испытывала при виде Ли, идеально проводящего контактный бой.

«Снова в седле».

Мы выпили. Губы Атрея расплылись в легкой улыбке, и он низко поклонился:

– Благодарю тебя за эти… любезные слова, Ли.

– За Ли сюр Пэллора! – выкрикнул кто-то.

Присутствующие подхватили этот возглас, и бокалы поднялись в третий раз:

– За Ли сюр Пэллора, сына Революции!

От ледяной улыбки Ли веяло торжеством, когда он, пристально посмотрев в глаза Первого Защитника, поклонился.

И тут с нижнего этажа до нас донесся звон разбивающегося стекла, а пронзительный вопль прорезал воздух.

10
Дочь Саутсайда

ЛИ

Эта ночь напоминала одно долгое пробуждение. Как будто я, сам того не зная, пребывал во сне, но постепенно, шаг за шагом, возвращался к реальности. Потому что, пусть я все эти годы и размышлял о том, чем жизнь патрициев при прежнем режиме отличалась от их жизни при нынешней власти, понимание снизошло на меня лишь в тот момент, когда официант предложил мне колбаски, завернутые в бекон, в разгар продовольственного кризиса.

И, думая об Атрее, человеке, который, как мне казалось, спас мне жизнь, но на самом деле предал, смысл слов Энни дошел до меня.

«Будь тем, кто заменит его».

Я полжизни потратил на то, чтобы перебороть мысли о мести, свернуть с пути, где зло побеждало добро. Но была какая-то благословенная ирония, удовлетворение в осознании того, что месть – это то, на что я, в конце концов, имел полное право. В осознании того, что этот режим, который беспечно распродавал вещи моей семьи и выставлял напоказ в пыльных коридорах, оснастив маленькими мемориальными табличками в память о бывших владельцах, заслуживал возмездия, которого я раньше жаждал.

Не важно, что Атрей предал меня и желал мне смерти. Его режим развалился, как и предшествующий. Пир во время голода, уют и тепло в домах богачей, в то время как город голодал и бедствовал. Этот режим заслуживал падения.

И месть необязательно должна быть такой, какой я представлял ее в детстве. Жизнь Атрея – это не то, что он ценит. Он ценит власть, популярность и контроль.

Месть необязательно должна начинаться с клинка. Она может начаться с хорошо произнесенной речи.

И в мгновение, ярко знаменующее переход ото сна к бодрствованию, словно на меня вылили ушат ледяной воды, я наконец-то осознал, что проснулся не от кошмара, а от чужого громкого вопля.

И воспоминания стали предвидением.

Гости застыли в разных концах комнаты, и наступила гробовая тишина. Звук падения чего-то тяжелого на пол на нижнем этаже отозвался вибрацией по стенам, сотрясая лакированный паркетный пол под ногами. Еще один крик, еще один вопль.

Энни, Пауэр, Кор и я вскочили.

Я подлетел к окну, где раздвинул занавеску и выглянул на главный двор Лицея. В лунном свете, отражающемся в низко нависших облаках, я различил несколько фигур, что двигались по темной лужайке от домика привратника к кладовой, примыкающей к учебному зданию, которое после начала продовольственного кризиса было превращено в общественное зернохранилище.

Налет.

А значит, караульное помещение у домика привратника было захвачено. Оборона Лицея прорвана. И… еще один крик снизу, глухой удар.

Прямо под нашими окнами из дверей кухни с криками начали выскакивать слуги. В зеленом сумраке парка послышались смех и грохот падающих предметов: бочек с элем, мешков с мукой и нечто, напоминающее тушу недожаренного ягненка. Наше главное блюдо.

Плохо различимые в темноте фигуры налетчиков, освещенные светом факелов, посмотрели наверх, в окно, через которое я наблюдаю за ними.

Факел полетел вверх, прямо в меня. Стекло разбилось, и занавески свалились на пол. Пламя начало расползаться по паркету.

Гости вокруг меня завопили, пытаясь уклониться от огня.

Я резко скинул парадную мантию и набросил ее на языки пламени. Мантия погасила пылающий факел, и из-под позолоченной подкладки заструился сизый дым.

Через разбитое окно до нас донесся чипсайдский говор, игривый и слишком отчетливый теперь, когда ничто его не заглушает:

– Мы знаем, что ты там.

Энни опустилась передо мной на корточки, ее рыжие волосы пламенели на фоне черного платья.

– Ли?

Как будто она сама была знакома с воспоминаниями, которые всколыхнулись внутри, чтобы потопить меня.

«Используй их. Выберись живым».

– Нужно забаррикадировать двери, – прохрипел я. – И добраться до драконов, пока они нас не разделили.

Криков и грохота было внизу достаточно, чтобы сохранить наш разговор в тайне.

На лице Энни промелькнуло понимание, и она встала. Ее голос прозвучал ровно и четко, даже чуть громче обычного:

– Пауэр, закройте и забаррикадируйте входы на второй этаж. Кор, пожалуйста, проводи Защитника в комнату без окон, которую можно запереть изнутри. Декан Ортос, есть ли на втором этаже балкон, с которого мы можем вызвать драконов?

Академическая шапочка Ортоса сползла на одно ухо, когда он вытянул дрожащую руку:

– Позади здания. В оранжерее.

– Спасибо. Всех остальных прошу отойти от окон. Ли, за мной.

Я следовал за ней по пятам, выходя из комнаты, пока ее приказы эхом отдавались в моих ушах. Я мгновенно понял ее тактику: Энни выставила охрану вокруг Первого Защитника. Потому что этот бунт напоминал те, что я пережил в детстве, только сейчас правителем был Атрей и его недовольный народ штурмовал Крепость в поисках хлеба.

И теперь наша задача – защищать его, Атрея, человека, устроившего Дворцовый день…

Балкон оказался совершенно пустым, на котором летняя мебель была сложена в углу под брезентом. От нашего дыхания исходил пар, а голые руки Энни покрылись мурашками. Раздался очередной грохот с этажа ниже, за которым последовали взрывы смеха. Мои ладони сжались от этого звука, но я заставил себя разжать их и успокоиться.

Энни тоже смотрела на мои руки.

– Ты справишься?

– Я в порядке.

Мне казалось, что я убедил ее. Энни выдохнула сквозь стиснутые губы и, судя по всему, решила промолчать. Некоторое время она простояла неподвижно, искоса поглядывая на меня, а затем качнула головой:

– Мы слишком далеко от них.

Она не чувствовала Аэлу. А драконы не смогут услышать наши призывные свистки. Мне пришлось поверить ей на слово, потому что моя связь с Пэллором никогда не была такой сильной, как у них с Аэлой.

– Крыша?

Энни, поджав губы, посмотрела наверх. А затем нагнулась и начала расстегивать ремешки своих туфель на каблуках.

– Подними меня.

Я сцепил пальцы между собой, как несколько часов назад, когда помогал ей взобраться на спину Пэллора, и поднял ее. Она босыми ногами зацепилась за черепицу. Я забрался на ближайшую гору стульев и, сжав водосточный желоб онемевшими пальцами, подтянулся вверх. В какой-то ужасный момент горизонт резко наклонился, но Энни схватила меня за руку, прижимая к черепичной крыше.

Мы вместе заползли на верхушку крыши Лицейского клуба, где, наконец, смогли рассмотреть все, что происходило внизу.

Домик привратника, чьи двери были сорваны с петель, полыхал ярким пламенем. Ворота в зернохранилище Лицея были распахнуты настежь. Силуэты фигур в свете факелов выбегали из дверей с мешками зерна на плечах и направлялись к телегам, въезжающим во двор.

Внизу, у ступеней Клуба, собралась в кольцо группа горожан, вооруженных факелами и садовыми инструментами. Молодой человек с клочковатой рыжей бородой, отделившись от группы, закричал с сильным чипсайдским акцентом:

– Леди и джентльмены Лицея, Отверженные явились за вашим зерном, и мы можем заодно угоститься вашим ужином!

Энни поднесла браслет к губам и дунула в призывный свисток. Звук неразличим для человеческого уха, но под нами, в логовах, Аэла его услышит.

Я поднес свой свисток к губам, но, увидев, что происходит внизу, остановился.

Рыжебородый мужчина размахивал бараньей ногой, как факелом.

– Это ваши пайки? Железные собирают крохи, а ваши люди обжираются бараниной…

Те же самые речи, которые я помнил со времен давнишних протестов. Протесты, которые подавлялись, голод, который оправдывали или не замечали. Но я больше не был ребенком, введенным в заблуждение ложью собственного отца. Я знал, что каждое слово, вылетающее изо рта этого человека, было правдивым. Железные голодали.

Мы ели колбаски.

А Атрей заслуживал того, чтобы сгореть.

Сквозь мешанину мыслей до меня долетел приказ Энни:

– Ли, вызывай!

Я поднес браслет ко рту и дунул в свисток.

Мы ждали. Ворота в каменные конюшни должны были распахнуться в любую секунду…

Я заговорил:

– Энни, они ведь правы…

Энни уже начала было отвечать, но замерла и наклонилась вперед, и ее глаза сузились.

Со стороны Клуба долетели звуки потасовки и удары в дверь, а затем из здания в толпу вытащили какого-то человека, перед которым все расступились.

Человека поставили на колени. Рыжебородый мужчина, удерживающий пленника, задрал его голову, дернув за воротник формы, и прижал к горлу мясницкий нож. Когда свет упал на лицо человека, Энни резко втянула воздух.

Пауэр.

Энни снова судорожно дунула в свой свисток.

– Где же они…

Она закрыла глаза, прижимая к ним подушечки больших пальцев, и когда снова перевела взгляд на меня, я увидел расширившиеся зрачки. Энни нашла Аэлу, ее эмоции выплескивались через край, а голос стал тихим, заглушаемый эмоциями Аэлы.

– Они пытаются забаррикадировать каменные конюшни, – сказала она. – Аэла и Пэллор все еще внутри…

Одна только мысль о том, что он был напуган и отрезан от меня, заставила мое сердце сжиматься.

– Им придется стрелять, чтобы выбраться наружу.

Энни кивнула, потирая лоб и тем самым, как мне было известно, пытаясь связаться с Аэлой, которая представляла собой витой кабель из эмоций и образов…

Фигура выделилась из толпы и приблизилась к стоящему на коленях Пауэру. Молодая женщина в зеленом шарфе, прикрывающем нос и рот.

– Дочь Саутсайда, – догадавшись, прошептала Энни рядом со мной и, прищурившись, уставилась на происходящее.

– Кто это у нас здесь? – выкрикнула девушка в зеленом шарфе. – Стражник, оставшийся без своего дракона? – Она сорвала с Пауэра браслет.

И хотя у меня имелось немало причин считать, что Пауэра настигло возмездие, потому что совсем недавно он сам срывал с меня браслет и, переполненный ненависти, собирался устроить самосуд, однако я не мог думать об этом, глядя сейчас на бунтовщиков.

Я давно решил, что никто не заслуживает подобного. Даже Пауэр.

Дора Митрайдс ответила Дочери Саутсайда с балкона второго этажа:

– Лицейское зернохранилище снабжает районы Чипсайда и Саутсайда, а также Ученый Ряд. Если вы ограбите его, то только навредите тем, кому, как утверждают ваши Отверженные, хотите помочь. Развяжите юношу.

Дочь Саутсайда расхохоталась.

Я схожу с ума или этот смех кажется мне знакомым?

– Снабжает Саутсайд и Чипсайд? Вы даете им четвертую часть от того, что получают золотые из Ученого Ряда. Настало время перемен.

Смысл ее слов ударил по мне, словно крупные капли дождя.

– Энни. Она права…

Энни повернулась ко мне:

– Ее люди взяли в заложники стражника, и я не думаю, что они сделают с этим зерном что-то еще, кроме как оставят его себе. Очнись, Ли!

Я проглотил протест, клокочущий внутри.

Энни прижала пальцы ко лбу и выдохнула так громко, что даже я услышал.

Снизу раздался звук, похожий на взрыв, и теплое свечение озарило здания.

Из каменных конюшен вырвались два аврелианца. На мгновение они казались просто силуэтами – серебристые и янтарные крылья призрачно сверкали на фоне темного неба, а затем взлетели и уселись на крышу по бокам от нас. Еще одна вспышка, и вслед за ними вылетели темные тени двух грозовиков.

Бунтовщики посмотрели вверх и, заметив нас на крыше, умолкли. Энни вскочила на ноги рядом с Аэлой. Я схватился за гребень на шее Пэллора, чтобы устоять на ногах; он рычал, прижав рога к голове, а черные глаза не отрывались от угрожающей нам снизу толпы. Аэла испустила огненную отрыжку, которая устремилась вверх в качестве сигнала бедствия для городской стражи и всех патрулей драконьих всадников.

Энни, повысив голос, обратилась к толпе:

– Стража будет здесь с минуты на минуту. Отпустите Пауэра сюр Итера и уберите свои телеги подальше от зернохранилища Лицея.

Глаза Дочери Саутсайда заискрились радостным предвкушением поверх зеленого шарфа, и меня снова охватило чувство, что мы знакомы.

– Антигона сюр Аэла, – отозвалась она. – Мне было интересно, покажешься ли ты. – Она кивнула рыжебородому мужчине, который еще сильнее вцепился в Пауэра. Он таращился на нас с отвисшей челюстью.

Энни обернулась ко мне:

– Охраняй зернохранилище. Я освобожу Пауэра.

Она взобралась на Аэлу, не обращая внимания на платье, ради которого сегодня вечером согласилась на полет в дамском седле и отказалась от огнеупорного костюма, предпочитая терпеть жар драконьей чешуи, обжигающей обнаженную кожу. Я повернулся к Пэллору и тоже вскарабкался ему на спину, зажимая колени под крыльями и хватаясь за шею, когда он оттолкнулся от земли.

Мы приземлись перед зернохранилищем, прямо между телегами и воротами Лицея.

Двери зернохранилища были распахнуты, а изнутри доносились крики людей, которые вбегали и выбегали из ворот, неся в руках полузакрытые мешки и не обращая внимания на то, что из них рекой сыпалось зерно, спеша поскорее забить повозки.

Но, завидев Пэллора, они замерли на месте. Я подтянул колени поближе к его крыльям, чтобы усесться повыше, перебирая в уме приказы, которые я должен отдавать этим людям. «Отойдите от повозки. Отойдите от зернохранилища».

Но я колебался. «А что потом?» Если они откажутся, отдам ли я приказ стрелять? Спалить их драконьим огнем за попытку украсть зерно?

Просто зерно, в то время как мы позволяли себе роскошные ужины в Лицейском клубе? Насколько я в действительности предан нынешнему режиму, его варварской практике продовольственного распределения?

Крылья Пэллора распростерлись по сторонам, спина была выгнута дугой, а клыки – обнажены. Он взирал на бунтовщиков, и из его горла вырывался низкий скулящий рык. На другой стороне двора пламя осветило ночь: Антигона сюр Аэла выстрелила. Еще одна вспышка с фиолетовым оттенком просигнализировала об огне грозовика, когда Пауэр воссоединился с Итером. Раздались крики, и толпа, окружавшая клуб, начала разбегаться.

– У них драконы, бегите, бегите…

Из зернохранилища выскочили остальные бунтовщики, забрались на телеги и схватили вожжи, надеясь прорваться, пока мы с Пэллором не преградили им путь.

Пэллор сделал глубокий вдох, намереваясь выстрелить, и его легкие расширились между моими коленями. Он ждал моего приказа.

В отблесках боевого огня Аэлы и Итера у меня за спиной, ярко освещающих двор, я рассмотрел лицо первого возницы, смотрящего на меня. Оскалив на меня зубы, он выглядел совершенно беззащитным, лишь кости и плоть, которая так легко сгорит.

У него были впалые глаза и щеки, истощение бросалось в глаза даже при слабом освещении.

Его лошади встали на дыбы, и, вместо того чтобы выстрелить, я оттащил Пэллора в сторону.

Повозки начали двигаться по саду сквозь горящие ворота, удаляясь дальше в город.

И когда последние бунтовщики выскочили из амбара, я осознал, что они тоже кричали:

– Сжигайте остальное! Сжигайте то, что мы не успели забрать!

– Нет! – выкрикнул я.

Но было уже слишком поздно. Зернохранилище и то, что осталось от его запасов, уже охватило пламя. Не от драконьего огня, а от брошенного кем-то факела.

Позади меня, из Лицейского клуба, долетел пронзительный, леденящий душу вопль.

ЭННИ

За то время, которое потребовалось, чтобы посадить Аэлу между входом в Лицейский клуб и толпой, собравшейся вокруг Пауэра, в моей голове не проскользнуло ни единой собственной мысли. Мы с Аэлой действовали движимые единым инстинктом: стреляли над головами бунтовщиков в качестве предупреждения, а когда Дочь Саутсайда и ее рыжебородый сообщник все равно не отпустили Пауэра, мы выстрелили снова. На этот раз по ногам.

Раздались крики. Люди разбегались по сторонам, на некоторых из них вспыхивала одежда. Пламя Аэлы сияло настолько ярко, что, когда оно потухло, ночь стала непроглядной.

В суматохе в толпу нырнул грозовик и выскочил, держа Пауэра за спину, словно кошка-мать, несущая за загривок котенка. Итер опустил Пауэра рядом со мной на ступеньки клуба, и тот, задыхаясь, уперся ладонями в колени. Он потирал шею, где нож мясника прочертил тонкую красную линию.

Городская стража ввалилась в ворота, бунтовщики с криками бежали мимо них в ночь, а на противоположной стороне площади вспыхнул костер. Я в оцепенении наблюдала за хаосом, пытаясь вспомнить, как это происходило раньше. В те времена, когда я колебалась, прежде чем использовать драконий огонь на людях.

Но мне приходилось натравливать Аэлу на безоружных сельских жителей во времена поборов в течение нескольких недель. Вооруженные бунтовщики не оставили мне выбора.

Я рухнула на колени, и меня вывернуло наизнанку.

– Где она? – прохрипел Пауэр.

Я вытерла рот:

– Дочь Саутсайда?

Она исчезла в хаосе драконьего огня. А без шарфа она могла быть кем угодно в черном пальто.

Пауэр покачал головой:

– Мегера, – ответил он. – Мегара Роупер.

Мне потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, кто это.

– Стажер «Золотой Газеты»?

Пауэр выпрямился, все еще держась за шею:

– Энни… Я могу поклясться, что узнал голос Дочери Саутсайда.

Мы посмотрели друг на друга. В его глазах отражалось зарево пожаров, бушующих вокруг, пока кругом метались люди и слышались крики городской стражи. Гости Доры осторожно спускались по ступенькам, сжимая в руках свои пальто и шляпы.

– Ты не можешь… Это довольно серьезное обвинение. Абсурд…

Хотя рассматривать такой вариант вполне стоило. Она могла выбраться наружу, когда приехал Атрей. Могла предупредить Отверженных, что сегодня вечером, пока здесь будет царить праздничное настроение, в Лицее будет ослаблена охрана. Могла прятать зеленый шарф в кармане того неприметного пальто, которое было надето на ней…

Пауэр пожал плечами:

– Дочь Саутсайда щеголяет золотым браслетом. Она этим и знаменита.

Гости выходили из здания небольшими группами, пока городская стража оцепляла территорию, а пойманных бунтовщиков заковывала в наручники. Нижние этажи Клуба было решено приспособить под лазарет для оказания экстренной помощи при ожогах. Лицейский врач был разбужен и доставлен для оказания помощи раненым.

Моим раненым.

Я сидела на ступеньках здания, прислушиваясь к бушующей внутри агонии. Заставляла себя слушать. Впилась ногтями в кожу, словно пытаясь проверить, чувствую ли я еще хоть что-то. Аэла, перебравшаяся на крышу каменной конюшни, как только ее огонь стал не нужен, наблюдала за суматохой, как бесстрастная, чудовищная горгулья, грызя баранью ногу, отброшенную бунтовщиками. В какой-то момент кто-то – я думаю, Дора – накинул мне на плечи мантию, нежно поглаживая по волосам, и вернул мою обувь.

Мегара Роупер так и не вышла из клуба вместе с остальными гостями.

Ли, бледный как смерть, возвратился из зернохранилища. И лишь заметив выражение его лица, я бросила взгляд на пламя, разгоравшееся в дальней стороне двора, и поняла, что горит.