Текст книги "Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева"

Тем не менее Рыков, Томский, Шмидт и некоторые региональные партийные лидеры, а также другие члены и кандидаты в члены ЦК ВКП(б) ХVI созыва вступили в контакты с членами группы А.П. Смирнова.

И все-таки самую большую опасность для Сталина представляла заговорщическая группа, возникшая в 1933 году: Ягода – Тухачевский – Енукидзе. Имела ли она связь с Троцким? Ягода, перед смертью упрямо и твердо не признавший себя виновным в шпионаже и в организации убийства Кирова, тем не менее признал себя виновным в подготовке государственного переворота и в связи с Троцким.

А.С. Енукидзе, ведавший бытом всего Кремля еще с Гражданской войны, был хорошо знаком Троцкому, который всегда отзывался о нем с большой симпатией.

Так или иначе, нет никаких сомнений в том, что против сталинской генеральной линии выступали многие видные и авторитетные партийные руководители. Если учесть те трудности и трагедии, которые переживал тогда советский народ (прежде всего крестьянство), нетрудно сделать вывод, что положение Сталина было близким к критическому. Вполне возможно, что и положение государства было тоже критическим. Усугублялись не только внутрипартийные, но и социальные конфликты. И все это в то время, когда, в сущности, только началось строительство небывалого еще «нигде и никогда нового общественного уклада».

Кто-то может посетовать: жаль, что этого не произошло. Тогда не было бы страшных бедствий крестьян, репрессий, голода. Свергли бы большевиков, установили бы демократию западного образца, капитализм, зажили бы легко и богато…

«В годы перестройки (1989), – пишет социолог С.Г. Кара-Мурза, – было проведено моделирование варианта Бухарина современными математическими методами. Расчеты показали, что при продолжении НЭПа был бы возможен рост основных производственных фондов в интервале 1–2 % в год, при этом нарастало бы отставание не только от Запада, но и от роста населения СССР (2 % в год). Это предопределяло поражение при первом же военном конфликте, а также внутренний социальный взрыв из-за нарастающего обеднения населения. Был взят курс на форсированную индустриализацию».

Это было трудное, но, пожалуй, единственно верное решение, спасительное для страны и народа.

Искусственные или естественные соперники?

В конце XX века «антипартийные» группировки начала 30-х годов в официальной антиcтaлинcкoй версии стали называть «искусственно созданными» или «якобы существовавшими». Так утверждается, например, в Энциклопедическом словаре «Россия. XX век. Политика и культура» (1999, автор Н.В. Стариков).

Вот что сказано о группе И.Н. Смирнова, В.А. Тер-Ваганяна, Е.А. Преображенского: «Искусственно созданная ОГПУ «контрреволюционная организация», по делу которой в 1933-м было привлечено 89 человек. Лица, давшие название «группе», – старые большевики, участники революции. Источником послужили письма И. Смирнова, давшие толчок к самой «разработке» организации. Подсудимые обвинялись в «троцкистской деятельности»… Особым совещанием в ЦКК члены группы были осуждены по уголовным статьям, исключены из ВКП(б) и впоследствии расстреляны. Реабилитированы в 1954–1988 годах».

Получается, что никакой организации антисталинского толка не было. А о том, что она «контрреволюционная», говорить не приходится: троцкисты, в отличие от сталинистов, были за мировую революцию. С этой точки зрения Сталин был более «контрреволюционен», во всяком случае, в мировом масштабе. По такой версии, И.Н. Смирнов и его единомышленники если и не оставались верными сталинцами, то мирились с его диктатурой и генеральной линией, позволяя себе лишь некоторые «кухонные» разговоры на манер многих диссидентов 1960-х годов.

Эта версия наносит удар прежде и более всего по тем непримиримым оппозиционерам, которые противостояли сталинскому курсу. Есть все основания полагать, что это были достаточно смелые и принципиальные противники Сталина.

Обратимся к одному из идейных руководителей упомянутой группы Ивану Никитичу Смирнову (в оппозиции были еще два его однофамильца: «децист» В.М. Смирнов и «правый» А.П. Смирнов). Иван Никитич Смирнов был крупной и колоритной личностью. Из крестьянской семьи, он окончил городское училище в Москве и работал на железной дороге, затем на фабрике. В 1898 году вступил в социал-демократическую партию. Стал большевиком. Неоднократно арестовывался и ссылался. В 1905 году участвовал в Московском декабрьском вооруженном восстании. В Февральскую революцию 1917 года был одним из руководителей военной организации большевиков в Сибири. Перед Октябрем создал партийное издательство «Волна». В Гражданскую войну стал членом РВС Восточного фронта, возглавлял Сибирское бюро ЦК РКП(б).

Его называли «победителем Колчака» (на эти лавры не по праву претендовал Тухачевский) и «сибирским Лениным». Правда, кремлевский Ленин не ладил с сибирским и даже выступил в 1921 году против переизбрания Смирнова в состав ЦК. Однако через год Троцкому удалось добиться назначения Смирнова руководителем Петроградской губернской партийной организации, а также членом президиума ВСНХ, начальником управления военной промышленности. После резкого ослабления власти Троцкого Иван Никитич в 1923–1927 годах стал возглавлять Наркомат почт и телеграфов СССР. Он входил в состав руководства троцкистской, а с 1926 года – троцкистско-зиновьевской оппозиции. Был исключен за фракционную деятельность из партии и отправлен в ссылку. Он гораздо дольше отказывался капитулировать, чем Пятаков и Радек, а тем более Зиновьев и Каменев (последние «раскаялись» уже через несколько дней после отправки в ссылку).

В 1930 году «раскаялся» и И.Н. Смирнов. Перед этим, осенью 1928 года, из ссылки в Сухуми он писал К.Н. Радеку: «Обостряющаяся нужда в городах: недостаток товаров и хлеба – создадут острую реакцию в них… Мне пишут из Москвы и Ленинграда о росте антисоветских настроений среди рабочих… Озлобление, растущее на почве усиливающейся нужды, сопровождается уменьшением доверия к руководству… Рабочий устал физически и морально. Его давит чудовищная безработица… Перспективы на рост его жизненного уровня нет… Мне смешна мысль, что они смогут держаться и делать политику. Вся экономическая обстановка против них».

Смирнов был восстановлен в партии, и сразу же продолжил организацию антисталинской группировки. Судя по имеющимся в настоящее время данным, именно он был инициатором и одним из главных организаторов создания объединенного блока антисталинских подпольных групп.

В 1931 году произошло событие, долгое время хранившееся в строгой тaйнe. Летом в торговом зале одного из берлинских универмагов «случайно» встретились два человека, которые давно знали друг друга. Один – Лев Седов, сын Троцкого и его правая рука, главный редактор «Бюллетеня оппозиции» (троцкистского печатного органа). Он еще подростком сопровождал отца в его поездках по фронтам Гражданской войны в знаменитом тогда бронепоезде председателя Реввоенсовета. Седов был членом ЦК комсомола и Исполкома Коммунистического Интернационала молодежи.

Другой – командированный из СССР начальник строительства Нижегородского автомобильного завода… Иван Никитич Смирнов. О чем могли тайно беседовать эти люди? Судя по всему, они обсуждали планы совместной антисталинской подпольной деятельности и договаривались о взаимных контактах и координации действий.

Связниками между смирновцами и заграничным троцкистским центром были: старый большевик Н.П. Гавен, Я.Э. Дауминь – латыш, еще в 20-х годах публично заявивший о своем отказе Сталину в политическом доверии; бывшая чекистка Островская; полпред СССР в ряде европейских столиц Аросев (личный друг тогдашнего главы правительства В.М. Молотова) и другие. Среди них выделялся Э.С. Гольцман – ответственный работник Наркомвнешторга. По долгу службы он часто бывал за границей и регулярно встречался с Седовым.

После зиновьевско-каменевского процесса 1936 года Седов подчеркивал: «Эти два факта – то есть то, что свидания Смирнова и Гольцмана с Седовым действительно имели место – единственные крупицы правды в море лжи Московского процесса».

Но единственные ли? Троцкий и Седов были опытными конспираторами. Через них в Советский Союз попадало значительное количество «Бюллетеня оппозиции», в котором под псевдонимами печатались смирновцы. От них Троцкий и Седов получали обширную информацию о многих сферах жизни в СССР. Ведь среди членов организации Смирнова были представители разных специальностей: рабочие, инженерно-технические работники, экономисты, преподаватели вузов, журналисты, хозяйственные руководители. Смирновцы работали во многих наркоматах и других высших советских учреждениях, имели доступ к очень важным сведениям «не для широкого пользования».

Кроме троцкистских, существовали разрозненные и малочисленные зиновьевские группы. Зиновьев действовал через Рут Фидер, которая в 1924–1925 годах была генсеком ЦК КП Германии (тогда Зиновьев был председателем Коминтерна).

Седов в «Бюллетене оппозиции» (1936) компетентно свидетельствовал о том, что в 1931 году произошло «оживление» групп троцкистов и зиновьевцев: «Люди из разных групп и кружков искали личного сближения, связей друг с другом… Поговаривали о том, что хорошо бы создать блок».

Но этими двумя направлениями не ограничивался фронт «левой» оппозиции. Крайний левый фланг занимали «шляпниковцы» («рабочая оппозиция») и «децисты» («демократические централисты»). В отличие от троцкистов децисты никогда не отрекались от своих взглядов и не признавали своих «ошибок».

Одновременно с «левыми» подпольными организациями, возникали и группы «правых». Среди них наиболее многочисленными были организации Н.Б. Эйсмонта – А.П. Смирнова и М.Н. Рютина – В.Н. Каюрова. Кроме них были представители «бухаринской школы» (его ученики), группа Яна Стэна.

По мнению П. Бруэ, в 1931 году Зиновьев и Каменев считали возможным и необходимым лишить Сталина поста генсека, а также установить связь с Троцким. Они делегировали Г.Е. Евдокимова (бывшего секретаря Ленинградского губкома партии) на встречу со смирновцами. Встреча произошла на одном из московских вокзалов в служебном вагоне С.В. Мрачковского, работавшего тогда начальником строительства БАМа. Там Смирнов сообщил о своих переговорах с Седовым. Об этом, основываясь на документальных данных, писал социолог и историк В.З. Роговин. Он ознакомился с рассекреченной частью архива Троцкого за границей и попытался доказать, что «именно И.Н. Смирнов стал инициатором создания широкого антисталинского блока, объединившего все основные старые и новые оппозиционные группы…». Блок этот «был настолько хорошо законспирирован, что органы НКВД узнали о его существовании только при подготовке первого Московского процесса в 1936 году».

В.З. Роговин сделал такой вывод: «Знакомство Сталина с письмами из СССР, печатавшимися в «Бюллетене оппозиции», с материалами следственных дел и агентурными сводками ГПУ… показывало, что против его политики резко настроены не только многие бывшие оппозиционеры, но и многие коммунисты, в 20-х годах не участвовавшие ни в каких оппозициях».

Арестованный в 1933 году И.Н. Смирнов был выведен на зиновьевско-каменевский процесс летом 1936-го и оказал самое длительное сопротивление следователям. Его жена – видная оппозиционерка Сафонова – стала сотрудничать с НКВД. За это она получила свободу. После XX съезда партии Сафонова обратилась к Хрущеву с письмом, в котором признавала, что значительная часть того, в чем обвинялись ее муж и его сопроцессники, действительно имело место.

На примере оппозиционной деятельности И.Н. Смирнова можно видеть, насколько предвзято подошли многие отечественные историки, публицисты, политики к оценке внутрипартийной борьбы 1930-х годов. С нелегкой руки Хрущева (активнейшего, порой неистового участника репрессий) для того, чтобы всеми правдами, а более неправдами развенчать деятельность Сталина, его партийных противников стали изображать невинными жертвами. Но тем самым идейные противники Сталина и те, кто боролся с ним за власть, предстали людьми недалекими, идейно незрелыми, не имевшими самостоятельных убеждений. Это не соответствует истине.

Что касается «фальсификаций» или «амальгам», которые, как считается, были характерны для процессов 30-х годов, то об этом хотелось бы сказать особо. Надо прежде всего иметь в виду, что речь шла о крупных партийных работниках, прошедших в большинстве своем школу конспиративной работы еще в дореволюционные времена. Со временем выясняется на документальной основе, что у Сталина и его курса были не мнимые, а реальные враги, что они были достаточно хорошо организованы и профессионально законспирированы (по крайней мере, часть из них). Жестокость того времени определяет и жестокость оппозиционной борьбы.

Сейчас, когда мы знаем, чем завершились «сталинские» пятилетки и Великая Отечественная война, можно утверждать, что генеральная линия партии была верной и себя оправдала. Следовательно, оппозиция была не права, стояла на ложных позициях.

Однако кто мог догадываться об этом в те далекие годы? Трудности в сельском хозяйстве и промышленности, острый дефицит товаров ширпотреба и сельхозпродукции и многое другое буквально кричали о том, что сталинское руководство вот-вот приведет страну к полному краху. Остается только удивляться, что оппозиционеров было сравнительно немного, можно сказать, меньшинство партийцев. Они имели собственные убеждения и, кстати говоря, нередко называли себя истинными лeнинцaми и иcкpeннe вeрили в это.

Один из ярких примеров такого рода – М.Н. Рютин, который несколько лет убежденно отстаивал сталинскую линию, был непримиримым противником «левой» оппозиции. В 1925 году его избрали секретарем Краснопресненского райкома партии Москвы. В работе «Портреты революционеров» Троцкий назвал Рютина «одним из видных деятелей партии, руководившим в столице борьбой с оппозицией, очищающим все углы и закоулки от троцкизма» (обратите внимание на стилистические «красоты» этого публициста). 7 ноября 1927 года, когда оппозиционеры попытались открыто обратиться к народным массам, Рютин с группой верных сталинцев вступил в рукопашную стычку с оппозиционерами (Смилгой, Преображенским и др.). Но уже в следующем году он пришел к мысли о необходимости идейной борьбы с линией Сталина. Его сняли с поста секретаря райкома «за примиренческое отношение к правому уклону». Вступавшие на этом пленуме райкома говорили, что он зазнался и перестал признавать авторитет ЦК.

Тем не менее вскоре после того, как Рютин направил в Политбюро письмо о недостатках и перегибах в колхозном движении (по-видимому, некоторые его предложения использовал Сталин в своей статье «Головокружение от успехов), его назначили председателем Кинообъединения, членом президиума ВСНХ СССР и коллегии Наркомпроса.

Осенью 1930 года в ЦК ВКП(б) поступило заявление А.С. Немова, члена партии с 1917 года, сообщавшего, что, находясь на отдыхе в Ессентуках, Рютин при встречах с ним вел антипартийные разговоры. Биограф Рютина Б.А. Старков высказал свое мнение: «Все это походило на хорошо продуманную и организованную провокацию». Такое мнение не только ничем не подтверждено, но и противоречит тому, что стало совершенно очевидно уже в 1932 году, когда была обнародована обстоятельная работа Рютина (анонимная, ввиду ее оппозиционности): «Сталин и кризис пролетарской диктатуры».

То, что Рютин не мог выступить с «открытым забралом», понятно и оправданно: в таком случае его бы непременно забрали соответствующие органы. Вот что писал он в упомянутой работе: «Сталинская политическая ограниченность, тупость и защита его обанкротившейся генеральной линии являются пограничными столбами, за черту которых отныне не смеет переступить ленинизм… Подлинный ленинизм отныне перешел на нелегальное положение, является запрещенным учением…

Сила сталинского террора (на основе централизации руководства и мощного аппарата) при первом же серьезном толчке обнаружит и все свое банкротство… при первом же серьезном испытании она обнаружит невиданное внутреннее разложение…

Ошибки Сталина и его клики из ошибок переросли в преступления…

Самый злейший враг партии и пролетарской диктатуры, самый злейший контрреволюционер и провокатор не мог бы лучше выполнить работу разрушения партии и соц. строительства, чем это делает Сталин…

Было бы непростительным ребячеством тешить себя иллюзиями, что эта клика, обманом и клеветой узурпировавшая права партии и рабочего класса, может их отдать добровольно обратно. Это тем более невозможно, что Сталин прекрасно понимает, что партия и рабочий класс не могут простить ему ужасающих преступлений перед пролетарской революцией и социализмом. При таком положении вещей у партии остается два выбора: или и дальше безропотно выносить издевательства над ленинизмом, террор и спокойно ожидать окончательной гибели пролетарской диктатуры, или силою устранить эту клику и спасти дело коммунизма…

Само собою разумеется, что в этой работе нужна величайшая конспирация, ибо Сталин, несмотря на то что мы последовательные ленинцы, обрушит на нас все свои репрессии…

Для борьбы за уничтожение диктатуры Сталина надо в основном рассчитывать не на старых вождей, а на новые силы. Эти силы есть, эти силы будут быстро расти…

Борьба рождает вождей и героев…»

На роль такого вождя и героя и мог с полным основанием претендовать Рютин. Он составил политическое обращение «Ко всем членам ВКП(б)», в котором призывал к насильственному свержению «Сталина и его клики», которые за последние пять лет отсекли от руководства «все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии», поставив «Советский Союз на край пропасти»… «Развал и дезорганизация всей экономики страны, несмотря на постройку десятков крупнейших предприятий, приняли небывалые размеры. Вера масс в дело социализма подорвана, их готовность самоотверженно защищать пролетарскую революцию от всех врагов о каждым годом ослабевает…

Ненависть, злоба и возмущение масс, наглухо завинченные крышкой террора, кипят и клокочут…

Политбюро, Президиум ЦКК, секретари областных комитетов… превратились в банду беспринципных, изолгавшихся и трусливых политиканов, а Сталин – в неограниченного, несменяемого диктатора, проявляющего в десятки раз больше тупого произвола, самодурства и насилия над массами, чем любой самодержавный монарх…

Мы призываем истинных ленинцев всюду и везде на местах организовывать ячейки Союза защиты ленинизма и сплотиться под его знаменем для ликвидации сталинской диктатуры…

От товарища к товарищу, от группы к группе, от города к городу должен передаваться наш основной лозунг: долой диктатуру Сталина и его клику, долой банду беспринципных политиканов и политических обманщиков! Долой узурпатора прав партии! Да здравствует ВКП(б)! Да здравствует ленинизм!

Всесоюзная конференция «Союза марксистов-ленинцев».

Июнь 1932 года.

Прочитав, передай другому. Размножай и распространяй».

Правда, упомянутая «всесоюзная конференция» собрала не более двух-трех десятков человек. Но уже по этим отрывкам можно судить, что настроение Рютина и его группы было нешуточным и конечно же ни о какой «хорошо продуманной и организованной провокации», устроенной ОГПУ, говорить не приходится.

К открытию январского пленума ЦК ВКП(б) в 1933 году Сталину стало ясно, что оппозиция – как «левая», так и «правая» – не разоружилась, многие ее члены сложили оружие только на словах, для маскировки, в целях продолжения – уже на новом этапе – политической борьбы. И даже считавшиеся твердыми сталинцами члены Центрального комитета ХVI созыва Голощекин, Леонов, Колотилов и некоторые другие примкнули к ней.

К осени 1933 года Троцкий круто изменил свою политическую стратегию. До этого он призывал своих сторонников к борьбе за устранение Сталина в порядке партийной реформы. А вот что писал он в октябре 1933-го: «После опыта последних лет было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда… Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, «конституционных» путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой».

Сталину пришлось спешно укреплять свои позиции. Поэтому среди членов ПК ВКП(б) XVII созыва появились такие его выдвиженцы, как Ежов, Берия, Хрущев, а среди кандидатов – Булганин, Мехлис. В руководство Политбюро Сталин выдвинул Кирова (и это его «перестроечники» позже превозносили как альтернативу Сталину!).

Стремясь перебросить идеологический мостик от 30-х годов к 90-м, тот же упомянутый выше Б.А. Старков утверждал, будто «Работы Рютина – свидетельство того, что, несмотря на жесточайший режим подавления и репрессий, в обществе жили идеи демократизма и свободомыслия. Это прямое доказательство, что современные процессы демократизации имеют прочные корни» (1992).

Данное высказывание – поучительный пример того, как некоторые современные авторы понимают «идеи демократизма». Ведь у Рютина постоянно звучат ссылки на ленинизм как единственно верное учение и на диктатуру пролетариата. Тут даже и свободомыслия, по сути, нет. Насколько можно понять, Рютин стоял за расширение внутрипартийной «демократии», а также смену правящей группировки.

Мы не станем разбирать положения Рютина. Отметим только их радикальность, а также то, что за них тогда он был осужден на 10 лет. А его радикальные и фактически призывающие к гражданской войне идеи не нашли сколько-нибудь широкой поддержки среди партийцев (не говоря уж о беспартийных). Они абсолютно не оправдались в действительности. Генеральная линия Сталина доказала свою правоту и на фронте социалистического строительства, и на фронтах Великой Отечественной войны. Можно как угодно разглагольствовать о том, «что бы могло произойти, если бы…», упомянув или о троцкистах, или о зиновьевцах, или о бухаринцах, или о рютинцах. Факт очевидный: ничего такого не произошло. Было то, что было.

Отметим, что Рютин кое в чем был полностью солидарен с Троцким, который в том же 1932 году писал в «Бюллетене оппозиции»: «Сталин завел вас в тупик. Нельзя выйти на дорогу иначе, как ликвидировав сталинщину… Надо – убрать Сталина». Практически в одно и то же время Рютин и Троцкий выступили с призывом к свержению – насильственному! – правящей группировки.

Можно, конечно, считать совпадение текстов Рютина и Троцкого – смысловое и хронологическое – чистой случайностью, можно вдобавок толковать слово «убрать» в достаточно невинном смысле «снять с поста». Хотя из контекста работы Рютина и призыва Троцкого вытекает чрезвычайно жесткое отношение к Сталину как преступнику, гонителю ленинизма, предателю дела диктатуры пролетариата. А «убрать» тирана означает – убить.

В августе 1932-го в ОГПУ поступило сообщение: «Группа харьковских активных троцкистов, поддерживавшая связь с московскими троцкистами, обсуждала обращение ко всем членам партии». По-видимому, Рютин вышел на авансцену, тогда как за кулисами стояли троцкисты, а также Зиновьев и Каменев. Главной задачей было объединение оппозиционеров. Анализируя «рютинскую платформу», В.З. Роговин пришел к выводу: «Этот документ обнаруживает глубокое знакомство с тщательно скрывавшимися партийной верхушкой событиями в партии и стране. Едва ли столь детальная информация об этих событиях могла быть известна Рютину, на протяжении двух предшествующих лет оторванному от активного участия в политической жизни». Создание рютинской организации демонстрирует консолидацию самых разных антисталинских сил в партии, и даже тех, кто еще недавно был ортодоксальным сталинцем.

Осужденный на 10-летнее заключение, Рютин активно занимался самообразованием и не изменил своих взглядов. Об этом можно судить по его письмам жене, где имеются на этот счет косвенные, но вполне определенные намеки; к примеру, он писал о Кромвеле – двуликом Янусе: революционере и контрреволюционере, убийце короля и тиране.

Правда, в письме Председателю ЦИК СССР от 4 ноября 1936 года он утверждал, что «от своих взглядов, изложенных в «документах», я уже четыре года тому отказался… От всякой политической деятельности навсегда отказался… Статьи Уголовного кодекса, по которым я был осужден, обнимали и обнимают, несомненно, всю совокупность совершенных мною преступных деяний и моих преступных взглядов…» Однако следует учесть, что в этот момент он вынужден был бороться за свою жизнь, ибо его дело пересмотрели, выдвинув обвинение в терроризме (расстрельная статья). Поэтому он подчеркнул: «Я заранее заявляю, что я не буду просить даже о помиловании, ибо я не могу каяться и просить прощения или какого-либо смягчения наказания за то, чего я не делал и в чем я абсолютно неповинен».

10 января 1937 года на вопрос председателя суда Ульриха: «Признает ли подсудимый себя виновным?» Рютин отказался отвечать и в тот же день был расстрелян. Кстати, еще на первом его процессе коллегия ОГПУ приговорила его к высшей мере. Есть версия, что тогда Киров возражал против столь сурового приговора, его поддержали Орджоникидзе и Куйбышев, а Молотов и Каганович воздержались. Но с той поры, как известно, ситуация в корне изменилась, в особенности после убийства Кирова. Свирепствовала «ежовщина», и отношение даже к бывшим оппозиционерам было самое беспощадное.

А в начале 30-х годов обстоятельства складывались так, что трудно было предугадать, чем все может завершиться: полным поражением или окончательной победой Сталина и его сподвижников. Усиливалась конфронтация с белогвардейской эмиграцией.

«Левые» продолжали считать XV съезд ВКП(б) (декабрь 1927-го), исключивший их лидеров из партии, «мелкобуржуазным переворотом», поправшим внутрипартийные нормы. В связи с этим Троцкий создал заграничный центр левой оппозиции, который поддерживал связи со своими сторонниками в СССР.

Неудачи насильственной коллективизации и трудности индустриализации активизировали оппозиционеров. Фронт внутрипартийной борьбы расширялся. Постепенно два основных крыла оппозиции сознательно или невольно объединяли свои усилия в борьбе против сталинской генеральной линии. Шла острая внутрипартийная борьба между сторонниками и противниками Сталина. Среди тех и других были свои герои и подлецы, свои мученики и проходимцы. И эта борьба все более ожесточалась.

Это не была борьба за власть над страной и народом. Это была борьба за страну и народ, за путь дальнейшего развития, за сохранение государства в данный момент – под угрозой новой гражданской войны – и в ближайшем будущем, при постоянной угрозе военного вторжения извне.