Текст книги "Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева"

До сих пор существуют две прямо противоположные версии об этом деле. Одни его считают подлинным, другие – явной фальсификацией. Скорее всего, в нем были элементы того и другого.

Когда решался вопрос об участи подсудимых, Бухарин, Рыков и Томский высказались за смертную казнь для всех (по преимуществу дореволюционных инженеров). Но большинство, в том числе и Сталин, выступили против расстрела для всех обвиняемых. Это было уже не первое расхождение в триумвирате. Мало известен тот факт, что годом раньше сталинцы были против усиления нажима на крестьянство. Но Рыков и Бухарин настояли на нем. Еще раньше, в 1925 году, Сталин осудил лозунг Бухарина: «Обогащайтесь!» Правда, в 1928 году сталинцы выступили за применение административных мер к тем крестьянам, которые срывали хлебозаготовки. Против этих мер выступили Рыков и Бухарин. Но это было хотя и крупным, но все же частным расхождением в Политбюро. Однако подспудно назревали более глубокие антагонистические противоречия, вызвавшие в конце концов новый раскол, потрясший партию.

К 1928 году положительные стороны НЭПа полностью исчерпали себя, тогда как отрицательные давали о себе знать все сильней. Самой главной из них была растущая угроза восстановления капитализма. Это чутко уловил Сталин.

Сторонников Рыкова и Бухарина – «правых», как их принято называть, – вполне устраивал НЭП, все больше развращающий наиболее обеспеченных граждан, ставящий под угрозу голода массы горожан. Многих партийных руководителей вполне устраивало их номенклатурно-бюрократическое благоденствие, которое все больше основывалось на сотрудничестве бюрократов с частными предпринимателями, многие из которых (конечно, далеко не все) имели криминальное прошлое. «Правые» имели внушительную социальную опору в обществе и в партии. Особенно в ее руководящих органах (ЦК, Оргбюро ЦК) и в крупных региональных парторганизациях (Москва, Урал, Закавказье, Средняя Азия).

Вопреки очень широко распространенному мнению, эту оппозицию возглавлял не Бухарин (никогда не обладавший необходимыми для лидера качествами), а Рыков. К ним примкнул Томский, которого до этого связывали со Сталиным дружеские отношения. Но сталинцы все же имели перевес.

Троцкий, как и в 1924 году, проявил полнейшую неспособность к правильному анализу. В своей статье (оставшейся в рукописи) он бил по «правым»: «Правое крыло есть тот крюк, за который тянут враждебные классы. Рыков открыто приступает к сдаче Октябрьской революции враждебным классам. Сталин переминается с ноги на ногу, отступает перед Рыковым и бьет по «левым». Бухарин запутывает сознание партии паутиной реакционной схоластики».

Сталин использовал то, что единый фронт между «левыми» и «правыми» был тогда невозможен, и постарался быстро убрать сторонников «правых» с большинства руководящих постов.

Позднее необходимость антисталинского союза с «левыми» (сначала только с зиновьевцами) осознали лидеры «правых». Летом 1928 года Бухарин при посредничестве Сокольникова, перешедшего с левых позиций на правые (сбылось предсказание Сталина: «Пойдешь налево – попадешь направо»), вступил в переговоры с Каменевым. Тот расценил обстановку вернее, заявив, что у «правых» нет шансов на успех. Зиновьев вообще поддержал Сталина и принял активное участие в борьбе с правым уклоном.

Впрочем, возможность лево-правого союза оставалась. Попытки создать его предпринимались и прежде. В письме Радека троцкисту Тер-Ваганяну от 13 июня 1928 года говорится о конфиденциальном разговоре между Зиновьевым и А.П. Смирновым еще в 1927 году. А.П. Смирнов прозрачно намекал на возможность и желательность совместной борьбы с «левыми» против «центра» (так оппозиционеры называли сталинцев) при условии, что лидеры левых прекратят свою антикулацкую кампанию.

Тогда союз не состоялся. Но такие ярые враги Сталина среди правых, как А.П. Смирнов, в любой момент готовы были создать против него объединенный блок. Им не мешала идеологическая «несовместимость» двух оппозиционных направлений. Теперь уже речь шла о борьбе не за идею, а за власть (не в партии, но в стране).

Троцкий понял, что необходимо менять стратегию, и послал новую директиву своим сторонникам, призывая поддерживать «правых», создавая с ними единый антисталинский фронт. Однако было уже поздно. И в этом случае Сталин оказался прозорливее. Он сумел вовремя воспользоваться ошибкой Троцкого и стал благосклонно принимать покаяния «левых» (далеко не всегда искренние), восстанавливая их в партии. Часто они назначались на ответственные посты, с которых снимались «правые».

Вопрос был не только в борьбе за власть в партии. Перед страной вставали гигантские по своей сложности и трудности задачи.

Дополнительные штрихи

В борьбе за наследие Ленина Сталин занимал центристскую позицию и проводил ее достаточно последовательно, хотя обстоятельства периодически заставляли реагировать на изменения внутреннего положения страны и ее окружения. Его противники «слева» и «справа» вели внутрипартийную борьбу, исходя из своих собственных интересов, постоянно лавируя, а при неудачах раскаиваясь в «прегрешениях». Троцкий чаще всего предпочитал отмалчиваться и организовывал тайные сговоры.

Вот, например, что писал он о подпольной работе своего сына в брошюре «Лев Седов: сын, друг, борец»: «В 1923 году Лев с головой ушел в оппозиционную деятельность. Он быстро постиг искусство заговорщической деятельности, нелегальных собраний и тайного печатания и распространения оппозиционных документов. В скором времени в комсомоле выросли собственные кадры руководителей оппозиции».

Троцкий вполне откровенно говорил о троцкистском подполье 1920-х годов в книге «Моя жизнь»: «К этой борьбе примкнули всякого рода недовольные, непристроенные обозленные карьеристы… Шпионы, вредители из Торгпрома, белогвардейцы, террористы устремились в нелегальные ячейки. Они стали собирать оружие, начала формироваться тайная армия». То же подтверждает свидетельство У. Черчилля (из его книги «Великие современники»): «В июне 1924 года Каменев и Троцкий совершенно ясно предложили ему (Савинкову) вернуться… Савинков тайно поддерживал связь с Троцким».

Другой антисоветский деятель – С. Дмитриевский, перебежчик на Запад, так охарактеризовал троцкистов: «Небольшая, но сильная своей сплоченностью, ясностью и цельностью системы идей группа, собравшаяся вокруг Троцкого. Это не были «ленинцы», большевики, русские революционеры. Сам Троцкий ленинской партии всегда был чуждым и враждебным человеком… Его объединение с Лениным и вступление в партию в 1917 году было чисто тактическим шагом… Но дальше с каждым шагом все больше пути Троцкого и Ленина расходились».

Далее Дмитриевский сравнивал идейные позиции Ленина и Троцкого: «И Ленин говорил и думал о мировой революции. Но она не была его единственной целью. Когда ее не получилось, Ленин нисколько не пал духом, но сосредоточился на русских задачах. Россия стояла для него на первом месте…

Россия для Троцкого была отсталой страной… Роль хвороста, разжигающего западный костер, роль пушечного мяса западной пролетарской революции – вот роль России и ее народов».

Вот как объяснял – причину поражения Троцкого этот автор: «Вся система идей Троцкого, как и люди, ее отстаивавшие, были глубоко чужды и глубоко враждебны русскому народному сознанию. Русский народ в революции осознал свою силу. Вот почему шедшая за Троцким часть европеизированной старой гвардии нашла резчайший отпор в народных массах и была свалена народными слоями ленинской партии, «большевиками», «ленинцами».

С. Дмитриевского, ориентированного на Запад, нельзя было заподозрить в симпатиях к СССР, к партии большевиков и к социализму вообще. Тем более ценен данный им анализ.

Потерпев неудачи во внутрипартийных распрях, оппозиционеры решили перейти к открытым действиям, обращаясь за поддержкой к массам. Вот что писал Троцкий о демонстрации, как о сигнале к троцкистскому путчу 7 ноября 1927 года в книге «Моя жизнь»: «Руководящая верхушка оппозиции шла навстречу финалу с открытыми глазами. Мы достаточно ясно понимали, что сделать наши идеи общим достоянием нового поколения мы можем не путем дипломатии и уклонения от действия, а лишь в открытой борьбе, не останавливаясь ни перед какими практическими последствиями».

Из этого можно сделать вывод, что для Льва Давидовича борьба за власть стала превращаться в самоцель. Это вполне соответствовало его общей установке на продолжение революционных столкновений и переворотов. Странно звучит признание, что при этом его не останавливали никакие возможные практические последствия. Это уже позиция не ответственного государственного деятеля, а политического авантюриста.

Было ли в то время положение Сталина как партийного лидера непоколебимо прочным? Вряд ли. Не всегда его предложения встречали поддержку и одобрение большинства руководителей ВКП(б) и страны. Порой ему приходилось прибегать к крайней мере: просить об отставке.

Самое удивительное, что его лидерство признавали даже оппозиционеры. Вряд ли это объясняется исключительно его личным обаянием (которое отмечали многие из тех, кто его знал) и тем более страхом или робостью перед ним. Скорее всего, он проводил политику, которую поддерживало подавляющее большинство низовых руководителей и просто членов партии.

Приведем некоторые примеры его заявлений с просьбой об отставке.

«В Пленум ЦК РКП(б). Полуторагодовая совместная работа в Политбюро с т. Зиновьевым и Каменевым после ухода, а потом и смерти Ленина сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренней совместной политической работы с этими товарищами в рамках одной узкой коллегии. Ввиду этого прошу считать меня выбывшим из состава Пол. Бюро ЦК.

Ввиду того, что ген. секретарем не может быть не член Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро ЦК). Прошу дать отпуск для лечения месяца на два. По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-нибудь за границу на какую-либо невидную работу.

Все эти вопросы просил бы Пленум разрешить в моем отсутствии и без объяснений с моей стороны, ибо считаю вредным для дела дать объяснения, кроме тех замечаний, которые уже даны в первом абзаце этого письма.

Т-ща Куйбышева просил бы раздать членам ЦК копию этого письма.

С ком. прив. И. Сталин.

19. VIII. 24 г.

Т. Куйбышев! Я обращаюсь к Вам с этим письмом, а не к секретарям ЦК, потому что, во-первых, в этом, так сказать, конфликтном деле я не мог обойти ЦКК, во-вторых, секретари не знакомы с обстоятельствами дела, не хотел я их зря тревожить».

Но троцкистская угроза была слишком велика, и это понимали многие. Только Сталин мог успешно противостоять напору «левых». К тому же Лев Давидович своими «Уроками Октября» подлил масла в огонь, укрепив этим позиции Сталина как генсека.

Из выступления Сталина на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 октября 1927 года: «Возможно, что здесь требуется мягкость в отношении раскольников. Но у меня этого не получается. Я сразу же поставил вопрос об освобождении меня от обязанностей Генерального секретаря. ХIII съезд обсудил этот вопрос, и каждая делегация обсуждала его, и все делегации единогласно, в том числе и Троцкий, и Каменев, и Зиновьев, обязали меня остаться на этом посту».

Однако внутрипартийная борьба не затихала. Это вновь вынудило Сталина пойти на крайние меры и тем самым подчеркнуть свое нежелание идти на компромиссы и отступать со своих позиций.

Заявление И.В. Сталина от 27 декабря 1926 года:

«В Пленум ЦК (т. Рыкову). Прошу освободить меня от поста генсека ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту.

И. Сталин».

Но пленум обязал Сталина взять назад свою отставку, так как борьба с оппозицией обострялась и усиливалась. Вновь был необходим признанный лидер, способный сохранить единство партии в такой сложной ситуации.

19 декабря 1927 года, в последний день 18-дневной работы ХV съезда ВКП(б), избранный на нем ЦК собрался для выборов руководящих органов – Политбюро, Секретариата и Генерального секретаря.

Председательствовал глава советского правительства Рыков. Он предоставил слово С.В. Косиору, который огласил предполагаемый состав высших партийных органов. На пост Генсека предлагался Сталин. Он взял слово: «Товарищи! Уже три года прошу ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК. Пленум каждый раз мне отказывает. Я допускаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту как человека более или менее крутого, представляющего известное противоядие против опасностей со стороны оппозиции… Но теперь эти условия отпали. Отпали, так как оппозиция теперь разбита.

Никогда, кажется, оппозиция не терпела такого поражения, ибо она не только разбита, но и исключена из партии. Стало быть, теперь нет налицо тех оснований, которые можно было бы считать правильными, когда пленум отказывался уважить мою просьбу и освободить меня от обязанностей генсека… Поэтому прошу пленум освободить меня от поста Генерального секретаря ЦК. Уверяю вас, товарищи, что партия только выиграет от этого.

Догадов: Голосовать без прений!

Ворошилов: Предлагаю заслушанное заявление отвергнуть.

Рыков: Голосуется без прений. В основу кладется предложение т. Косиора….Всеми при одном воздержавшемся отвергнуто предложение т. Сталина.

Сталин: Тогда я вношу другое предложение. Может быть, ЦК сочтет целесообразным институт генсека уничтожить… Я должен сказать по опыту своей работы, а товарищи это подтвердят, что никаких особых прав, чем-либо отличающихся от прав других членов секретариата, у генсека нет и не должно быть… Практически так и велась работа, и никаких особых прав или особых обязанностей у генсека не было. Не бывало случая, чтобы генсек делал какие-нибудь распоряжения единолично, без санкции секретариата. Выходит таким образом, что института генсека, в смысле особых прав, у нас не было на деле, была лишь коллегия, называемая Секретариатом ЦК. Я не знаю, для чего еще нужно сохранять этот мертвый институт…

Я думаю, что партия выиграла бы, упразднив пост генсека, а мне бы дала этим возможность освободиться от этого поста. Это тем легче, что в уставе партии не предусмотрен пост генсека.

Рыков: Я предлагаю не давать т. Сталину освободиться от этого поста… В создании этого органа и в назначении генсека т. Сталина принимала участие и вся оппозиция, все те, кого мы сейчас исключили из партии, настолько это было совершенно несомненно для всех в партии… Что теперь изменилось после ХV съезда и почему это нужно отменить институт генсека?

Сталин: Разбита оппозиция.

Рыков: Я предлагаю отвергнуть предложение т. Сталина.

Голоса: Правильно, голосуй!

Рыков: Голосуется. Кто за предложение т. Сталина: уничтожить институт генерального секретаря? Кто против этого? Кто воздержался? Нет.

Сталин: Товарищи, я при первом голосовании насчет освобождения меня от обязанностей секретаря не голосовал, забыл голосовать. Прошу считать мой голос против. (Шум в зале.)

Голоса: Это не много значит».

Глава 2
Путь в неизведанное

 
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, —
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей…
 

Осип Мандельштам, март, 1931

Критическая ситуация

В приведенных выше строках О. Мандельштама следует обратить внимание на дату. И на то, что он волкодавом называет не кого-либо лично, а весь век, пропитанный революционным духом борьбы с врагами.

Взяв власть в свои руки, победив – при поддержке народных масс – в Гражданской войне, большевики вскоре убедились, что организовать общество на социалистический лад – задача «архисложная» и не решаемая указами и приказами, с каким бы энтузиазмом они ни насаждались. Общественный организм слишком огромен и инертен. Скрепляющий его «скелет» государственных структур, расшатанный в период смуты и междоусобиц, приходится восстанавливать, обращаясь за помощью к профессионалам, так как во время Гражданской войны потребовались знания царских военспецов.

НЭП был вынужденным отступлением, которое могло достаточно быстро привести к установлению буржуазных порядков, переходу реальной экономической власти к имущим капиталы, руководителям производств и предприятий, крупным собственникам.

Этот процесс, как показывает опыт истории, вполне естественно протекает при кризисе феодального уклада. Так было в разных странах. И только в России капиталистическая стадия развития была пресечена новой революцией. Теперь мы знаем, что переход к строительству социализма в одной стране вполне возможен и может быть осуществлен успешно. Однако в 20-е годы в этом вполне резонно было усомниться.

Стремившиеся распространить революционные преобразования как можно шире поднимались на борьбу за власть пролетариев всех стран и сплачивались вокруг Троцкого (левая оппозиция).

Многие из тех, кто делал ставку на построение социализма сначала в России (например, Бухарин), предполагали продлить НЭП и осуществлять плавный переход к коммунизму. При этом конечно же ослаблялась роль государства и началось бы, согласно канонам марксизма, его отмирание. В таком случае следовало бы поощрять частную инициативу. Позаботиться прежде всего о материальных запросах населения, о производстве продукции сельского хозяйства и легкой промышленности. По-видимому, такая внутренняя политика отвечала интересам большинства граждан, уставших от разрухи, тягот и лишений. Но это стало бы отступлением от революционного пути, который исповедовало большинство так называемой «ленинской гвардии». Ленинцы не боялись общественных потрясений и привыкали к насильственным мерам в коммунистическом строительстве.

Еще более существенным был внешнеполитический аспект. Не имея современной военной техники (которую могла обеспечить только стремительная индустриализация), Красная Армия была бы обречена на поражение в будущей войне. А угроза войны для СССР существовала изначально. Запад не желал мириться с появлением первого в мире социалистического государства, успехи которого грозили «заразить» революционным порывом трудящихся буржуазных стран. Тем более что из СССР постоянно раздавались призывы к международной солидарности пролетариев и даже к осуществлению мировой революции.

Отметим, что столь дорогая Троцкому идея мирового революционного пожара представляла СССР как международного агрессора. Уже по этой причине она должна была вызывать ответную агрессивную реакцию буржуазных правительств.

Линия Сталина на построение нового общественного уклада в отдельно взятой стране позволяла рассчитывать на ослабление противостояния с капиталистическими державами и даже на возможность сотрудничества с ними. СССР получал возможность мирного сосуществования с идеологически враждебным окружением.

Однако курс на индустриализацию обострял противоречия между городом и селом, промышленным государственным и сельскохозяйственным частным производством. А главное – надо было заставить крестьян работать, можно сказать, в долг, не получая за свою продукцию ни товаров, ни техники, ни удобрений, ни золотой валюты.

В начале 1928 года Политбюро единогласно вынесло решение провести заготовки зерна, применяя административные и, если нужно, репрессивные меры. Многим его членам пришлось разъехаться в различные регионы страны, чтобы руководить хлебозаготовками на местах. Сталину досталась Сибирь. Работая там, он окончательно убедился, что нужна ускоренная, преимущественно насильственная коллективизация сельского хозяйства. Другой возможности эффективно контролировать хлебный рынок в стране не было. Коллективные хозяйства могли бы резко увеличить производство товарного хлеба, в частности для экспорта, и сломить сопротивление многочисленной и сильной сельской буржуазии – кулаков. От ограничения силы нэпманских элементов следовало приступить к их социальной ликвидации.

Начавшийся демонтаж НЭПа как социально-экономической системы вызвал сильное недовольство населения, особенно в глубинке, в провинции. В Ярославле например, где рабочие были тесно связаны с деревней, забастовали все промышленные предприятия. Резко ухудшились условия снабжения и обслуживания потребителей. В активную оппозицию перешли все тесно связанные о нэпманами социальные элементы. Они протестовали против карточек и уменьшения размеров потребления.

Многие партийные и комсомольские кадры испытывали сильное недоумение. Ведь решения недавнего ХV съезда ВКП(б) ориентировали их на совсем другую политику. Вдобавок, свертывание НЭПа встретило ожесточенное сопротивление «правых» в руководстве. Бухарин и Рыков пользовались поддержкой многих партийных органов на местах и среди региональных лидеров. Программу «правых» можно сформулировать так: 1. Оптимальное сочетание доли накопления и потребления. 2. Оптимальное сочетание в развитии тяжелой и легкой промышленности, а также промышленности и сельского хозяйства. 3. Всемерное развитие торговли и производственной кооперации. 4. Индивидуальное собственническое хозяйство, которое должно еще долго оставаться базой всего сельского хозяйства.

Бухарин подчеркивал: «…Наша ведущая экономическая роль должна идти через рыночные отношения». Тогда как Сталин и его сторонники считали, что опора на товарно-денежные отношения неминуемо приведет к реставрации дореволюционных порядков, к восстановлению капитализма. (Теперь нетрудно признать, что они были правы.) По их мнению, ускоренное, одновременное и равномерное движение к нескольким целям невозможно, а потому следует бороться за форсированное развитие тяжелой промышленности, особенно металлургической, причем за счет других отраслей народного хозяйства. Объединение мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы понималось ими как основная задача партии в деревне.

Трудящиеся городов и рабочих поселков (одни добровольно, другие вынужденно) пошли на жертвы. Советская страна покрылась густой сетью строительных площадок, на которых возводились гиганты индустрии.

В деревне дело обстояло значительно сложнее и труднее. Только сравнительно немногочисленная часть середняков поняла, что колхозы, индустриализация сельского хозяйства выведут их из нищеты и невежества. Большинство середняцкой массы встретило начавшуюся коллективизацию настороженно, с недоверием, а то и враждебно. Выражая свое неприятие ломки привычных общественных отношений, крестьяне прибегали к различным формам противодействия – от пассивных (например, массовый забой скота) до активных, переходящих в вооруженную конфронтацию. Власти применяли суровые меры подавления. Иного выхода не было. Нужно было пробежать гигантский путь исторического развития за 10–15 лет. «Иначе нас сомнут», – говорил Сталин. (И вновь теперь, зная о Великой Отечественной войне, приходится признать его правоту.) Анализируя международную ситуацию, вождь уже тогда был твердо убежден в этом.

Во внешней политике СССР 1928 год был очень неблагоприятным. Дружественно настроенный к Москве король Афганистана Аманулла-Хан был свергнут. Восстание подняли недовольные ростом налогов крестьяне. Этим воспользовались феодалы и мусульманское духовенство, противостоявшие попыткам Амануллы модернизировать отсталую страну. Вождь повстанцев Бачисакао взял Кабул и сел на трон под именем Хабибуллы. Кремль направил на помощь свергнутому королю ограниченный контингент Красной Армии под командованием проштрафившегося троцкиста Б.М. Примакова. Аманулла взял назад свое отречение. Но его сторонники и части Примакова были разбиты войсками Хабибуллы. В Лондоне потирали руки. Английские спецслужбы финансировали Хабибуллу и обучали его солдат.

В следующем году кончился экономический рай буржуазного обывателя. Капиталистическое «просперити» (процветание) завершилось «черной пятницей» – крахом на нью-йоркской бирже, потрясшим основы капиталистического мира, особенно США и тесно связанную с ними Германию. Начавшийся очередной кризис капитализма скорее всего мог быть разрешен радикальным средством – войной против СССР.

В 1929 году армия ориентированного на Вашингтон и Лондон генерала Чан Кайши напала на Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), находившуюся в советском владении. Китайцам активно помогали российские белогвардейцы, а также уссурийские и амурские казаки, бежавшие в свое время в Китай и осевшие у российской границы.

Но главная угроза миру назревала в Европе. В 1928 году нацистская партия Гитлера собрала на майских выборах в рейхстаг всего 800 тысяч голосов, да и то в основном в Баварии. «Гитлер – уходящая фигура с политической сцены Германии», – писала тогда Большая советская энциклопедия под редакцией лидера Коминтерна Н.И. Бухарина. Однако уже в 1930 году за партию Гитлера проголосовало 6 миллионов 400 тысяч избирателей. Она вышла на второе место в рейхстаге.

Секрет этого прорыва был прост. Великий мировой экономический кризис с особой силой ударил по Германии, где капиталистическая стабилизация была самой слабой во всей Европе. Страна была отягощена репарациями, наложенными на нее в итоге Первой мировой войны. В результате кризиса промышленные предприятия оказались загруженными только на четверть своих мощностей. 45 % немецких рабочих оказались полностью безработными, а из остальных многие трудились неполную неделю. Росло недовольство мелкой буржуазии, служащих, чиновников, интеллигенции, а особенно крестьян. Промышленный кризис тесно переплетался с аграрным. Встал вопрос о самом существовании германского капитализма.

Общая опасность заставила прекратить былые распри между старыми «солидными» капиталистами, вроде Круппа и фон Тиссена, и нуворишами, подобными Флику и Стиннесу, нажившимся на войне и послевоенной разрухе. И те и другие понимали необходимость установления диктатуры и сделали ставку на партию бывшего художника, бывшего ефрейтора и оратора в мюнхенских пивных. Гитлер, получив мощную руку спонсора – германских монополий, быстро перестроился. Из своей внутриполитической пропаганды он выбросил фразеологию, направленную против богачей и юнкеров (помещиков), и основной упор сделал на шовинизм и расизм. Фюрер отказался от лозунгов дружбы с СССР и сотрудничества с Красной Армией против Англии и Франции и восстановил древний лозунг германских агрессоров натиска на Восток.

Гитлера поддерживали не только капиталисты Германии, но и генералы рейхсвера (хорошие знакомые Тухачевского). И, пожалуй, главной причиной его успеха был щедрый поток долларов, хлынувший в кассу его Национал-социалистской рабочей партии Германии из-за океана. В этом отношении буржуазия разных стран была едина: им надо было уничтожить рост нового общественного устройства, где власть принадлежала не богачам, а трудящимся. Советскому государству, чтобы уцелеть, нужны были как воздух ускоренные индустриализация и коллективизация и побольше мирного времени для укрепления и развития нового общества. Путь разжигания мировой революции был очень опасен для СССР, не менее опасен был переход в застойную полосу НЭПа. Оставался единственно верный, хотя и сопряженный с немалыми бедами для народа, путь создания коллективных сельских хозяйств и мощной, прежде всего тяжелой промышленности.