Текст книги "Сотворение Волжской России. Книги 1,2,3"

День седьмой

пятница, 22.04.1224 г.

Ярославцев с утра, подписав кучу рутинных документов, выехал на правый берег. Там, в четырех километрах от Волги, прижимаясь к левому берегу Верхней Мечётки, стояли четыре вагончика – временный «посёлок» агрономической станции, где уже работали четыре агронома и две лаборантки. Поля станции, протянувшиеся полукилометровой полосой на четыре километра на север, уже были вспаханы, шла их культивация, сев и боронование.

Здесь Чанов со своим комитетом собирался засеять понемногу все сорта овощных, злаковых и клубневых культур, которые удалось выявить и собрать в городе. Особая проблема была с картофелем. Ещё два дня назад Ярославцев подписал Указ о запрете сева картофеля на всем левом берегу. Каждая попытка посадить здесь картофель по этому указу рассматривалась как умышленное распространение колорадского жука. На правый берег картофель отправлялся только после тщательной промывки в специальном химическом растворе. Собственно, весь семенной материал на правый берег отправлялся только после тщательной проверки и обработки.

Это задерживало посевную компанию дня на два-три, но зато давало надежду избегать заражения почвы правобережья вредителями, которых оно ещё не знало. Мехколонна вела посевную пятью отрядами, которые возглавляли пять кировцев и пять автомастерских для экстренного ремонта техники. Кировцы круглые сутки, начиная наступление от Волги, глубоко взламывали целину и двигались в степь, а уже за ними шли дэтешки, беларуси, старые сотки и стотридцатки, – всё, что удалось собрать и поставить на ноги в городе. Они уже культивировали, сеяли, бороновали…

Барков дал Кировцу вспахать почти три четверти своего поля, остальное оставил под проезды, места построек и выпас пока единственной коровы из той самой сотни гэровских. Землянка была уже готова, оставалось засыпать крышу, сложенную из березовых бревен, жердей и ветвей. Посреди крыши из нее торчала ржавая труба-сотка. Барков случайно наткнулся на нее во дворе у Зернова, куда они позавчера заскочили, мотаясь в очередной раз по городским складам за гвоздями, верёвками, рубероидом и другими мелочами. Четыре ржавых обрезка длиной по два-три метра среди десятка более мелких валялись у подъезда одного из домов. В подвале дома проводили ремонт трубопровода и не успели вывезти этот хлам. Барков сразу сообразил, что пригодится для дымохода, и они с Зерновым быстро «приватизировали» эти четыре кандидатки в металлолом.

Тогда они вернулись на свои «фазенды» с ещё одним ценнейшим приобретением. Зернов подобрал скулившего, голодного, рыжего, лохматого щенка, то ли «кавказца», те ли ньюфаундленда подпорченного. «Что вырастет, то вырастет», – резюмировал он обсуждение породы «зверя». А уже на самом выезде из города Барков увидел в лесополосе свору разноплеменных бродячих собак, которые, было, кинулись прочь, когда он вышел из остановленного джипа. Среди этих дворняг выделялась одна колли со свалявшейся шерстью. Она тоже отбежала, но недалеко и, повернувшись к машине, с любопытством вытянула свой острый нос.

– Ах ты, красавица, видать, давно без хозяина бичуешь? – ласково заговорил Барков.

Он достал из машины кусок жареного сома и позвал любопытную:

– Ну, иди сюда, красавица или красавец, иди, угощу рыбкой.

Колли подошла к нему неспеша, взяла из руки рыбу, отступила на шаг и, не спуская с Ефимыча глаз, с достоинством расхрумкала и проглотила кусок. Потом подняла голову, принюхиваясь и глядя на этого доброго дядю, и вдруг завиляла хвостом.

– Понравилось? – улыбался Барков, – то-то же, – потом повернулся, открыл заднюю дверь машины и, махнув рукой в кабину, пригласил любопытную, – давай-ка забирайся, дома ещё покормлю.

Колли неуверенно подошла к машине, понюхала землю, потом воздух, протянула свой нос к машине, ещё осторожно приблизилась.

– Давай, давай, некогда мне тебя уговаривать. Ехать надо. Прыгай, – снова махнул рукой в кабину Ефимыч, и колли одним прыжком устроилась на заднее сиденье.

– Ну вот, и молодец. – Захлопнул он заднюю дверь.

Уже в дороге, когда Зернов, гладя на коленях своего щенка, удивлялся, как это взрослая псина так быстро согласилась сесть в машину, Ефимыч глубокомысленно заметил:

– Знаешь, Саша, это только кажется, что мы собак выбираем, находим, подбираем. На самом деле это они нас находят и выбирают. Вот и этот малыш тебя выбрал, поэтому ты сейчас покормил его и доволен, что он задремал у тебя на коленях – гордишься, что тебя удостоили своим выбором, – улыбнулся Барков и спросил, – а, как тебе теория?

– Лихо, – засмеялся Зернов, потом подумал и добавил, – главное, Костя, близко к истине.

…Сегодня с утра под радостный лай Леди – так назвали они свою колли – Степан с Ваней собрались идти помогать Зерновым строить землянку. Сын Зерновых, Анатолий, как и каждый день, затемно ушёл на Волгу к тому месту, где в неё впадала их Мечетка. Вся Волга за плотиной превратилась в цепь сообщающихся между собой озер и заводей. В первую заводь, сразу у плотины, и обрушивалась Мечётка тремя быстрыми, как в горной речке, потоками.

Метрах в пяти от южного потока и начинал Толя расставлять свои снасти: удочку с донкой, через три шага удочку с поплавком и рядом начинал забрасывать спиннинг с блесной. Светало. Если сначала почти каждый заброс блесны приносил щуку, то с восходом солнца спиннинг можно было бросать и только успевай дергать поплавок. К началу девятого два ведра рыбы были готовы. Толя собрал снасти и отнёс их, припрятав в густом, непроходимом кустарнике в лесу над Волгой, затем вернулся, повесил леску с двумя сомами на куканах на правое плечо, взял полные ведра и пошёл подниматься зигзагами на крутой правый берег.

Его отец, увидев поразительные успехи сыновней рыбалки, сам предложил соседям снабжать их рыбой. Барковы поблагодарили и Ефимыч, чтобы не быть в долгу, предложил Зерновым помощь в строительстве землянки, как только они в основном закончат свою. И вот сегодня Степан с Ваней, наскоро перекусив по пирогу с рыбой и запив горячим чаем, пошли к Зерновым.

Константин Ефимович, который всю ночь жёг костры, по углам поля, чтобы трактористу дэтэшки легче было ориентироваться, усталый и прокопченный умылся на заре у ключа и лёг вздремнуть пару часиков, до пересменки механизаторов. Дэтэшка продолжала таскать по полю тяжелые бороны, разравнивая глубокие из-под плугов кировца борозды.

В восемь утра Ефимыч снова был на ногах и, разобравшись со сменщиком тракториста по планам завершения боронования, позавтракал и взялся забрасывать крышу землей, пока в девять часов не подошел Зернов, с которым они договорились ещё вчера переправиться на плоту и пешком пройти к опытной станции. Вчера им передали приглашение явиться туда на крестьянское собрание к десяти утра. Эта станция стала своеобразным центром крестьянских хозяйств.

Здесь они сдали свои заявки на семена, здесь они выслушивали рекомендации по использованию земли, советовались со специалистами и друг с другом по своим хозяйским делам; здесь они получили этих странных гэровских коров – что-то среднее между привычной буренкой и антилопой. Ветеринар предположил, что это сравнительно недавно – лет 200—300 – прирученный тур, дикие стада которых бродят где-то в лесах и лесостепях Руси.

Коровы оказались мускулистыми, сильными и неприхотливыми. Почти все они успели зачать, и молока у них пока не было. Зоя Максимовна, глянув на это темно-бурое, приземистое существо, всплеснула руками:

– Это корова? Она и доиться не будет, глянь какое у неё вымя, как у козы:

Константин Ефимович только махнул рукой, дескать «Поживем – увидим».

Так или иначе, но Леди оказалась тут как нельзя кстати. Злюка – так прозвали корову за её мрачный взгляд из-под огромных низко направленных прямо вперед рогов и независимый, своенравный характер – терпеть не могла веревки. После того, как с риском разбить машину они приволокли обеих коров, привязанных к Джипу, до усадьбы Зерновых, и тот стал отвязывать свою удивительно смирную Темнушку, Злюка едва не приколола Александра к машине своими рогами. Зернов, уже успевший отвязать веревку своей коровы от форкопа, бросил её и, как учили в армии, отпрыгнул от машины прямо из сидячего на корточках положения назад, перевернулся через правое плечо и вскочил на ноги. Злюка, развернувшая в последний момент рога вслед летящему от машины Александру, ударилась правым рогом в заднюю стенку кузова под углом и поэтому не пробила его, а только пробуравила хорошую царапину на дне желобка получившегося в кузове от удара. Взревев от обиды и боли – противника не достала, а головой чувствительно стукнулась о стальной кузов – Злюка рванула к Зернову. Тот, отступая, не стал принимать боя. Корова так яростно кинулась на свою антипатию, что только то, что машина стояла на траве, позволило ей не перевернуться, а развернуться почти на 90°. После этого – слава богу, Барков поставил Джип на ручник – Злюка протащила машину метров пять, остановилась, упершись дрожащими от напряжения ногами в землю, и натянула толстую капроновую веревку, как струну. Барков, пришедший в себя, подбежал к машине, крикнув застывшим от изумления Шуре и её детям: «Всё, потащил я этого зверя к себе, пока», – прыгнул в машину, включил двигатель, оба моста, с пробуксовкой сдвинул Злюку с места, развернул и потихоньку потащил по дороге к себе.

Вот такая то ли корова, то ли «бой-тур» досталась Барковым. И вот она удача – не терпя веревки. Злюка всё же нехотя, как бы раздумывая: «Не повернуть ли рога к обидчику», – все же подчинялась хворостине, но лучше всего взяла над ней удивительную власть Леди. Когда Барков приволок-таки Злюку к своей усадьбе, солнце клонилось к закату. Он остановил «Джип», вышел и глянул, как «зверь» рвёт веревку, натирая шею.

– Что это? – спросил Степан, который подошел вместе с Ваней.

– Никак отец корову привел. Откуда? – вступила в разговор подошедшая следом Баркова.

– Осторожно, это не корова, а зверь полудикий, не подходите близко, она сейчас чуть Зернова не заколола, – упредил своих Ефимыч, потом добавил, – вот что, Зоя, вы с Ваней отойдите подальше, а ты, Степан, сейчас подходи к ней осторожно с правого боку, а я с левого. Мы с тобой попробуем её завалить за рога. Надо с неё веревку снять, а то эта злюка себя просто загубит.

Когда они подошли к исходной позиции, корова перестала дергаться, более того, она ослабила веревки и напряглась, как бы выбирая кого боднуть первым. Пока она раздумывала, Ефимыч скомандовал: «Давай». Они со Степаном схватили её за рога и навалились на её голову своими почти двумястами килограммами. Животное с ревом так напрягло шею, пытаясь сбросить нависший груз, что задние ноги оторвались от земли и стали брыкаться в пустоту.

– Вали её на меня! – крикнул Барков и потянул на себя левый рог.

Корова замотала головой и крупом, на мгновение задние ноги коснулись земли, но левая передняя нога при попытке переступить вбок подогнулась, и Барков едва успел отскочить, бросив рог, чтобы не попасть под рухнувшее на него животное. Корова уже как-то обреченно промычала и только шумно дышала и перебирала ногами, огребая сухую прошлогоднюю траву.

– Держи! – скомандовал Барков Степану, который, опустившись на колени, продолжал нависать над торчащим над землей правом роге, и стал развязывать веревку. Потом вытянул её из-под шеи коровы и крикнул:

– Бросай.

Степан бросил животное и отскочил вслед за Барковым шагов на пять. Корова встала, помотала освобожденной от веревки шеей, подняла голову и победно заревела. Потом опять помотала головой, набычилась в сторону обидчиков, взрыхлила передней ногой землю под себя и заревела уже грозно. В это время перед ней появилась Леди, она произнесла, оскалившись, только: «Ррр гав!» – и корова, как-то обидно и смиренно промычав, прыжком отступила на шаг, развернулась к собаке задом и уткнулась в землю, обнюхивая густой слой сухой травы.

Леди повернулась к ошеломленным Баркову со Степаном и, виляя хвостом, высунула язык из приоткрытой пасти на довольной морде, дескать: «Давно бы попросили, а то всё мучают животное, учитесь пастушьему ремеслу».

– Блеск! – только и смог произнести Степан.

– Та-ак, Леди, вижу, вижу, что кое-что умеешь, вот и стереги её здесь, – Ефимыч махнул рукой в сторону коровы, – эту… Злюку и не задавайся.

– Гав, – серьезно ответила ему Леди и с достоинством проследовала поближе к Злюке.

– Ты смотри, – всплеснула руками подошедшая с сыном Зоя Максимовна, – никак пастух у нас объявился.

– Так она же овчарка, – вступил в разговор Ваня, – все её предки занимались тем, что пасли стада. Гены.

– Правильно, сынок, вот пусть и занимается своим природным делом, не будем ей мешать, – заключил Ефимыч, глядя, как Леди, не спеша, обходит вокруг Злюки, останавливаясь и осматривая окрестности, – пошли…

Сегодня утром Зоя Михайловна выгнала в сопровождении Леди хворостиной Злюку пастись за дубы на северный склон, и сейчас Зернов с некоторой опаской проходил мимо коровы вместе с Барковым

– Всё нормально, – успокоив его Ефимыч, – её Леди в кулаке держит.

– Леди? – удивился Зернов, – неужели она боится собаки?

– А бог её знает, боится или уважает, а, скорее всего, приучена подчиняться собаке у себя там, в гэровском стаде. Ну и чувствуют они как-то друг друга.

Крестьяне прошли мимо мирно пасшейся коровы с лежавшей в пяти шагах от неё собакой, спустились к речке, спустили в воду плот, переправились и, не спеша, двинулись к опытной станции, беседуя о своих делах и наслаждаясь запахом прелых трав.

Около десяти часов собрались все представители ста трех крестьянских хозяйств. В основном, здесь были их главы, но несколько хозяйств были представлены членами крестьянских семей. Около сорока машин образовали капотами внутрь полукруг радиусом метров тридцать вокруг вагончика с трехцветным флагом на пятиметровом шесте. Остальные машины сгрудились за этим амфитеатром. Крестьяне устроились кто на капотах, кто на земле перед машинами. Ждали президента. Работники станции вынесли из вагончика с флагом стол и три стула, установили их на землю.

И вот, объехав полукольцо крестьянских машин, у вагончика остановилась БМВ с мигалкой, из которой вышли Ярославцев, Чанов, Туржен, девушка-секретарь и водитель-охранник с кобурой на поясе.

– Здравствуйте, господа крестьяне, – взмахнув рукой, крикнул собравшимся Ярославцев, Туржен и Чанов тоже помахали им рукой. Затем Чанов, на правах хозяина первым поздоровался за руку с начальником опытной станции и представил его Ярославцеву с Турженом. Тот, здороваясь с гостями, доложил, что собрались все хозяйства.

– Ну что ж, начнём, Сергей Никанорович? – пожав руку начальнику станции, спросил Ярославцев.

– Да, сейчас, – Чанов вернулся в машину и достал оттуда мегафон, а начальник станции ушёл в вагончик и вместе с двумя агрономами принес оттуда ещё три стула.

– Спасибо, – поблагодарил его Ярославцев и усадил в торец стола девушку-секретаря.

– Итак, – начал Чанов говорить в мегафон, – план у нас такой: сперва Андрей Андреевич скажет Вам несколько слов, потом вы подписываете Договор купли земли у государства. Если у кого будут вопросы по Закону о земле, то к нам специально приехал сейчас председатель законодательного комитета Иван Иванович Туржен; он даст вам консультации. Собственно, мы все дадим вам консультации. Ну вот, слово Президенту Волжской России Андрею Андреевичу Ярославцеву.

Ярославцев встал, взял поданый ему Чановым мегафоном, подумал и положил его на стол, потом поднял голову, и спросил своим сильным голосом:

– Так меня хорошо слышно?

– Да. Нормально. Слышно, – раздалось из полукольца.

– Ну и отлично, я не займу у вас много времени.

Ярославцев рассказал о том, что все земли, так или иначе не закреплённые за предприятиями, строениями, частными лицами, на той площади, которая досталась городу из 1999 года, определяются как государственная собственность. Так же государственной собственностью объявляются все свободные земли, которые присоединяются к государству в результате колонизации, как это происходит сейчас с Волго-Донским междуречьем. Исходя из этого, государство и определяет, как распорядиться своими землями. Те земли, которые взяли сейчас 103 крестьянских хозяйства по договорам продаются в их полную частную собственность в рассрочку. Таким образом, в пользование землей крестьяне вступают со времени подписания Договора, а в полное владение через шесть лет, после выплаты всей суммы за купленную у государства землю. Цена определяется из расчета 10 рублей Волжской России за 1 гектар пахотной и луговой земли и 5 рублей за лесную и кустарниковую землю. Далее, использование пахотной, луговой и заросшей кустарником земли является личным делом каждого крестьянина, а вот вырубку лесов любой их частный владелец должен будет согласовать с лесничими Госкомприроды, которые уже сегодня начнут объезд и обмер лесных угодий, попавших в границы новых собственников. Оплата за выкуп земли распределяется следующим образом: в этом году крестьяне обязаны уплатить 10% всей суммы, затем 20% в конце каждого со второго по пятый год и 10% в конце шестого года. В этом году крестьяне освобождаются от уплаты всех налогов и сборов в государственные фонды, но за проведение пахоты, сева и уборки урожая должны будут по осени расплатиться с мехколонной по её счетам. Также по осени оплатить продукты питания, получаемые сейчас. Что касается бытового обустройства усадеб, постройки жилых домов и хозяйственных сооружений, то со следующей недели государством будет выделяться ссуда со сроком погашения в 20 лет на стройматериалы и проведение строительных работ.

– Таким образом, город, а вернее наше государство даёт вам максимум возможного для разворачивания своих хозяйств, а дальше дело за вами, – закончил свое выступление Ярославцев

– Вопросы есть?

Вопросы посыпались один за другим: «Что делать, если условия договора нас не устроят? Почему цены за семенной материал и работу мехколонны не дают сейчас, как ориентироваться? Электричество будут проводить?..»

Ярославцев кратко отвечал, что если условия покупки земли не устроят, то, пожалуйста, не покупайте, продадим другим; цены за семена будут готовы сегодня вечером, а в начале той недели завершит составление калькуляции на обработку земли мехколонна; что же касается электроснабжения, то в этом году ничего не будет, в лучшем случае начнём электроснабжение правобережья в середине следующего года, когда планируется поступление сырья и энергоресурсов для металлургии.

Потом выстроилась очередь к столу за Договорами. Ярославцев, Чанов и Туржен около часа, слившись с тремя разными кружками крестьян по 15—20 человек, продолжали отвечать на вопросы и задавать свои. В конце концов, беседа завершилась в половине одиннадцатого, новые землевладельцы, все до одного подписавшие договоры покупки земли, стали разъезжаться и расходиться, кто пришёл из ближних хуторов пешком.

Чанов остался, чтобы поработать с агрономами станции, Туржен с секретаршей Ярославцева уехали в город, а Ярославцев на УАЗике ДПС отправился на юг вдоль правого берега Волги.

Барков, расставшись у себя на усадьбе с Зерновым, прошёл по полям, осмотрел проборонованную пашню и, вернувшись к шалашу, сел обедать.

– Ну, как там собрание? – спросила его жена.

– Договор о покупке земли подписал.

– Какой земли?

– Да этой, Зоенька, этой. Продаётся нам в рассрочку в полную частную собственность.

– Так ведь нет же закона о земле.

– Есть, президент Ярославцев подписал. Сегодня юрист-академик комментировал, французская фамилия какая-то – Туржен.

– Ну и как расплачиваться? У нас же нет ничего.

– Заработаем мать, да и сумма не такая, чтобы неподъёмная. Зато, как расплачусь, земля эта и лес у речки и та рощица – всё это будет нашим. Понимаешь? Наше.

– Да, понимаю, чего не понять. Была же у нас там земля.

– Была, да не то, там земля так и не успела стать нашей собственностью. Представляешь, какие там сейчас проблемы у нашего старшего, чтобы переоформить её на себя? Придётся побегать по кабинетам, покормить чиновников. Наследуемое пользование – чушь несусветная.

– Господи, как они там? – печально вздохнула Зоя Максимовна.

– Да уж, хозяйство большое. Ну да ладно, ребята грамотные, молодые, энергичные, справятся.

– Дай-то бог. Дай-то бог.

Пообедав наваристой ухой, Барков, уставший от бессонной ночи и шебутного утра, лёг в шалаш поспать. Жену предупредил, чтоб разбудила через пару часов.

Павел Петрович Доросов, пятидесятивосьмилетний подполковник-пограничник запаса, в памятную субботу был записан командиром одного из строительных полков, но уже воскресным вечером, ещё не успев до конца развернуть работы на участке своего полка и только-только приступив к складыванию личного состава в коллектив, он сдал дела своему заместителю и прибыл в распоряжение Гринёва. С понедельника возглавил организацию пограничной и таможенной службы Волжской России. Естественно, что главной его заботой и головной болью было правобережье и казачьи хутора. Северная граница прокладывалась от Волги вдоль рек Пичуги и Тишанки до самого Дона. Здесь пять северных сотен ставили хутора на северной стороне рек, оставляя их в тылу. Также оставляя в тылу реки, располагались пять южных сотен по линии вдоль Царицы – Балки Яблоневой – Червленой – Карповки. А на правом берегу Дона, начиная от места напротив устья Тишанки и на юг до места напротив устья Карповки, располагались шесть сотен западной линии. Ещё одна отдельная сотня обустраивала пойменную линию от левого берега Волги напротив устья Царицы до Средней Ахтубы.

За три дня, получив 900 лошадей, первые шестьдесят конных повозок и двадцать грузовиков, казаки-добровольцы рассредоточились по установленным границам. Вчера самолетами, на подготовленные на юге один, на севере и на западе – по два аэродрома, были отправлены семь первых пограничных комиссаров для координации обустройства хуторов и организации охраны закреплённых за ними участков. Сегодня Ярославцев, Гринёв и Доросов ехали осмотреть ближние к Волге поселения на южных рубежах.

По данным авиационной разведки на всей этой территории Волго-Донского междуречья, которую брался осваивать город, было замечено только несколько небольших костров в разное время. Гринёв, собрав всю информацию, пришёл к выводу, что эта территория, опустошенная в прошлом году монголами, практически необитаема. Однако в мае с юга могут подойти вассальные Чингисхану кочевники со своими стадами, а с севера, возможно, подойдут остатки разбитых половецких родов, и тут пограничная служба будет как нельзя кстати – столкновение с гэрами показало, что от степняков можно ждать чего угодно.

Ярославцев с удовольствием отметил, что через обе Мечётки они проехали уже по стационарным мостам, хотя и деревянным и в одну колею, но на дубовых опорах они выглядели добротно. Дорога – пробитая по лесу колея – сильно петляла, пока где-то перед восточным склоном Мамаева кургана не вышла в степь сразу за очередным небольшим мостком через овраг. Пройдя по нетронутой плугом полосе между вспаханными полями и оставив позади Мамаев Курган, заросший кустарником среди сгоревших много лет назад деревьев, УАЗик снова вошёл в редколесье с пробитой в зарослях кустарника колеёй. Через час тряского пути машина вышла к Царице, спустилась по пробитой в крутом склоне бульдозером дороге к наплавному деревянному мосту. Здесь пришлось подождать с четверть часа, мост был занят строителями, которые снизу скрепляли опоры перекосинами с арматурой моста навесного. Спутники вышли из машин, поздоровались с офицером, начальником мостоотряда. На берегу лежали сложенные доски, а с противоположного берега гидравлический кран подавал последнее бревно в арматуру моста.

– Ну как, – спросил Ярославцев офицера, – долго простоит твой мост?

– Ничто не вечно, господин президент, а вообще-то делаем, конечно, временно. По-хорошему, сваи и опоры надо забить поглубже, да сделать всё это не из дерева, а из бетона, а так до осени протянет, а то и до следующей весны.

– Погодите, будет вам и бетон и камень, – положил Ярославцев руку на капитанский погон офицера. Потом, осмотрев окрестности, спросил капитана-инженера:

– Мы где-то в районе 2-й Продольной?

– Так точно, вот тут, метрах в 300-ах вниз по течению через семь с лишние веков пройдет 2-я Продольная.

– Да, – задумчиво произнес Ярославцев, – здесь уже через несколько лет будет несколько по-другому.

В шесть вечера, проезжая по этому же мосту назад, Гринёв, Доросов и президент делились впечатлением от поездки. В общем, первая сотня южного полка, во главе с Кошкиным Григорием Петровичем, производила неплохое впечатление. За четыре дня на двух хуторах первого и третьего взводов и в станице Зацарицынской первой сотни, казаки поставили небольшие шалаши на каждую семью. Шалаши везде стояли в два ряда лицом друг к другу, образуя улицу, в конце которой была маленькая площадь с большими шалашами-вигвамами вокруг. Это были: атаманская «изба», медпункт, склад и часовня. Они, правда, имели низковатый вход. Ещё землянка – «холодная» для содержания там арестованных за провинности казаков или задержанных нарушителей границы. По такой схеме строились временные взводные поселки по всей южной, западной и северной линиям, даже улицы во всех ставились параллельно границе. Там же, на задах жилых шалашей стоял загон для лошадей и мужской и женский туалеты. Поскольку площадь была на самом возвышенном месте такого поселка, то именно здесь рылись колодцы в двух хуторах. В станице не рыли, там сама станица располагалась возле ключевого источника, и станичники только обустроили его желобом и навесом, вымостили камнями подходы вокруг него.

С понедельника казаки-добровольцы должны были начать строительство домов постоянных поселений и огораживания этих поселений рвом, валом и частоколом. Каждый хутор и станица должны были стать небольшими крепостями, чтобы продержаться не менее двух часов непрерывного штурма любым внезапно возникшим противником, пока не подойдет подмога от соседей и боевые вертолёты из города. Доросов рассказал, что подготовлен проект Устава казачьих пограничных войск, в котором расписана вся внутренняя жизнь таких поселений, обязанности, и что самое главное, права каждого казака. Сейчас он обсуждается в хуторах и станицах и через неделю будет готов к утверждению, а пока эти поселения живут по Уставу внутренней службы Российской Армии.

Казаков интересовали, конечно, все вопросы, связанные с их жизнью и в первую очередь, снабжение продовольствием. На месяц они продукты получили, а что дальше? Чем пахать? Даже конных плугов нет.

Ярославцев сказал, что мукой и солью их будут снабжать до сентября следующего 1225 года, а что касается остального, то с завтрашнего дня к ним начнут подходить Кировцы для глубокой вспашки целины, а дальше бороновать и сеять огороды, заготавливать сено для лошадей… В общем, всё остальное – это дело их собственное. В конце концов, рыбы в реках полно, зверья в лесах тоже достаточно. Скотину на развод можно будет выторговать у степняков, неделя-другая и они появятся на кордонах. Так что хозяйствуйте.

Провожали гостей перед Царицынским мостом хуторской атаман хорунжий Абрамов и сотник Кошкин. Сзади провожающих виднелся временный посёлок хутора Мостового, Григорий Петрович, провожая гостей, заверял:

– Будьте покойны, господа, Зацарицынская первая сотня свои восемнадцать километров от Волги до истоков Царицы охранит как надо.

Уже проезжая плотину, Гринёв, который почти всё время поездки и осмотра казачьих поселений молчал, вдруг на замечание Ярославцева о невозможности помочь казакам электроэнергией выдал философский монолог:

– Знаете, Андрей Андреевич, удивительный всё же у нас народ. Помните, когда мы подъезжали к хутору третьего взвода?

– Максимовскому.

– Да, в память о поселке Максима Горького, который где-то в зоне охраны этого взвода должен был быть. Так вот нас остановила верховая молодка, седло из одеял, подпруга из брючных ремней, посреди уздечка из бельевой веревки, но сама гордая, со старым ружьишком посреди седла. Павел Петрович ещё посмеялся, когда мы остановились и вышли из машины, дескать: «Что это за казак в дозоре?», а она, только увидев сотника Кошкина, смягчилась и не стала требовать документы. Оказывается, она выехала в дозор вместо мужа, который копал колодец. А как другие казачки вместе с мужьями и отцами тащили дубовые бревна на строительство домов. Нет, братцы, что ни говори, а великое это дело ощущать себя первопроходцем, и я думаю, понимание важности и ответственности того дела, которое человек делает, придает ему бесконечные силы преодолевать и тяготы работы, и неустроенность быта. Добровольцы-казаки, обживают пограничную полосу с сознанием, что это остро необходимо их государству. И тут главное, чтобы они ощущали ответную заботу государства о себе. Верно, господа?

Ярославцев и Доросов молчали, и водитель, сержант милиции вдруг вставил свой ответ:

– Не совсем так, товарищ… виноват, господин генерал. Они сейчас выкладываются, потому что им же самим нужна добротная крыша над головой и еда, и всё это как можно скорее, а построятся, уберут урожай, приоденутся, и всё пойдет нормальным путем, без напряга.

Доросов засмеялся:

– Вот, Александр Беркетович, опустили тебя на землю?

– Эх, сержант, сержант, не романтик ты, – улыбаясь, заговорил Ярославцев, – хотя по большому счету прав – человек, только работая для себя и на себя, действительно способен мобилизовать свои бесконечные силы, особенно, если как казакам, закордонное поле дышит в лицо агрессивной опасностью. Но ты тысячу раз прав, Александр Беркетович, они обеспечивают там и нашу безопасность, и забывать про них нельзя ни при каких обстоятельствах.

– Не соглашусь, господин президент, что у нас сплошь эгоисты и хапуги и только бы для себя. Этак, Андрей Андреевич, мы и дня не продержимся – развалимся.

– Э, брат, да ты не знаешь теории разумного эгоизма Чернышевского. Человек не может существовать вне общества, общины, семьи, он общественное существо, поэтому-то его личным интересом является защита и процветание семьи, общины, коллектива, общества. Вот почему наша задача – поставить личный интерес человека на службу обществу – решаема в принципе и надо очень постараться, например, заняться строительством коммунизма, чтобы столкнуть эти интересы в абсурдном противоречии. Всего-то надо немножко здравого смысла и не мешать человеку быть тем, что он есть на самом деле. Вот и всё.

– Что-то больно просто, – засомневался Доросов.