Текст книги "Запах женщины"

Глава девятнадцатая
в которой героиня навсегда покидает родные пенаты, в которой выясняется, что не всякий автомобилист автомобилисту брат, и в которой попадаются влюбленные милиционеры с хорошо тренированной памятью

– Ах, ты засранец! – я резко притормозила, чуть не врезавшись во внезапно вспыхнувшие стоп-фонари впереди идущей «девятки». Водитель «девятки» высунул из окна руку и зажестикулировал, предлагая мне остановится. – Сейчас остановлюсь, как же! – прошипела я и прибавила газу, намереваясь обогнать нахала. «Порш» мощно взял старт, слегка виляя на обледенелом шоссе и сила инерции вдавила меня в спинку кресла. Водитель «девятки», тоже, впрочем, не мешкал и не давая обогнать себя, снова резко затормозил перед капотом моего автомобиля. Сукин сын! Я бешено засигналила и замигала фарами.

Эта «девятка» обогнала меня на выезде из Всеволожска. Водитель – темный профиль которого я не успела разглядеть сквозь боковое стекло, но который показался мне удивительно знакомым, был не по-джентельменски настойчив в своих притязаниях. Что-то недоброе шевельнулось где-то у самого сердца.

– Ну, подожди! – я включила правый поворот, снизила скорость, выехала на обочину и остановилась. «Девятка», тоже остановилась. – Ну, что сидишь, ковбой? Выходи! – тихо проговорила я, глядя на заляпанный ледяной крошкой багажник «девятки». – Или ты думаешь, что я должна выскочит из машины вне себя от внезапно привалившего мне счастья? Выходи, выходи – кавалер…

Водитель «девятки», словно услышав меня, открыл дверь и вылез из своей колымаги. Я нарочно включила дальний свет. Ба… Батюшки, да это же Бритый! Тот который меня убалтывал в концертном зале «Россия», в Москве. Похоже Мелешев решил немного опередить события.

Бритый, прикрыв глаза рукавом кожаной куртки, не закрывая двери, направился ко мне. Я усмехнулась и отпустила педаль сцепления. Мой автомобиль рванулся вперед свиристя шипами по обледеневшему асфальту и удивленный парень едва успел отскочить в сторону, чуть не попав под колеса, вскользь стукнув рукой по низкой крыше «Порша». Я объехала «девятку» и злорадно ухмыляясь сшибла спойлером открытую дверку машины. Дверь со скрежетом слетела с креплений и вылетела на капот «девятки».

– Покатайся теперь с ветерком, парниша! – хихикнула я, глядя в зеркало заднего вида.

Машина, набрав скорость, уверенно летела по снежному шоссе. Мой маленький тихий город удалялся от меня в хмурый холодный вечер, и смутные огни его постепенно исчезали в зеркале заднего вида. «Прощай городок» – подумала я. Прощай или до свидания? Вечная проблема расставаний. Мимо пролетела бензоколонка, а возле нее столпившиеся как звери на водопое несколько автомобилей, бросающих на укатанный снег красные блики света от задних габаритных огней. Появились длинношеие столбы придорожного освещения, увенчанные сияющими нимбами галогенных лам. И возле приближающегося контрольно-пропускного поста ГАИ судорожно заметалась светящаяся полосатая палочка в руке постового милиционера. Ну, не дадут спокойно проехать!

Я включила правый поворот, остановилась у восьмиугольного знака «STOP», достала из бардачка документы и нажав кнопку опустила боковое стекло.

В окне появилась улыбающаяся физиономия молодого сержанта, пританцовывающего от холода.

– Привет, Петя, – я протянула ему документы. – Чему радуешься?

Сержантик безоговорочно отвел мою руку с документами.

– Маргарита Николаевна Строкова, государственный номер ХА шестьсот шестьдесят девять эМэМ, обижаете! Я ваши дакументики наизусть выучил!

– Да, ну? – я с недоверием посмотрела на веселого сержанта.

– Так точно!

– Номер техпаспорта?

– БэГэ триста девятнадать сорок восемь девятьсот двенадцать! – с некоторой гордостью без запинки ответил он.

Я включила плафон освещения салона и с интересом посмотрела на техпаспорт.

– Верно… Номер водительского удостоверения?

Сержант ответил и тоже правильно.

– Петя, ты меня поражаешь!

– Стараемся. Служба! – он смущаясь полез за отворот форменного тулупа и достал оттуда шоколадку. – Это тебе… – и покраснел.

– Спасибо, – Я открыла бардачек и бросила туда документы и шоколадку. Там уже стопочкой лежали шесть шоколадок подаренных мне сержантом Петей.

– Может как ни будь… – еще больше смущаясь проговорил Петя.

– Со мной как ни будь не получится. Я люблю как надо. Слушай, Петь! У меня к тебе просьба.

– Ну! – Петя радостно оживился.

– Сейчас подъедет «девятка» без одной дверки, так ты ее водителю, того, спусти штаны и всыпь как следует!

– То есть!? – сержант удивленно посмотрел на меня.

– В переносном смысле, Петя, в переносном! – я хихикнула, представляя как Петя спускает с Бритого штаны, снимает портупею и дерет его по волосатой заднице.

– Ах, в переносном!? – обрадовался и рот его раздвинулся до ушей. Да он у меня без прав останется! На год не меньше!

– Во-во! Не меньше года! – я снова хихикнула. – Договорились?

– Ради тебя? Да я… Да у меня… Сам губернатор на штрафную отправится! Бу сде, не сомневайтесь!

– Ну, пока?

– Так, что, я могу надеяться?

– А, что, у тебя есть выбор?

_ Вообще-то… – сержантик смущенно посмотрел на меня, отвел взгляд и обречено вздохнул. Мне стало его жалко.

– Ладно, Петь, не расстраивайся! Может все еще будет хорошо, – я лукаво ему подмигнула.

Сержант оживился:

– Так я надеюсь?

– Надейся, Петенька, надейся, – я включила передачу и выжала сцепление.

– Я надеюсь! – Петя радостно улыбнулся и отсалютовал светящейся полосатой палочкой – Счастливой дороги!

«Я тоже, вот, надеюсь…» – тоскливо подумала я и, нажав кнопку, подняла боковое стекло.

…Город навалился на меня как огромный борец-чемпион из старого дореволюционного цирка увешанный разноцветными медалями-огнями фонарей, витрин, фар, светофоров и фосфорицирующих указателей, опоясанный огненными поясами автострад и проспектов, мощный и непобедимый, где-то угрюмый северный город, с колышущейся снежной гривой февраля, играя стальными мышцами автомобильных потоков и звеня нервами туго натянутых проводов. Каждый день человек вступает в неравное противоборство с его грубой, железной, не знающей компромиссов силой и каждый день город выходит из этой схватки победителем, отправляя человека сокрушительным апперкотом в зыбкий нокаут ночи. Глядя в светящиеся ряды окон в огромных высотных домах, думаешь о том что каждая комната за каждым окном в которой быстро или медленно течет человеческая жизнь это всего лишь маленькая клеточка в огромном организме города, существующая по строгому закону круговорота веществ, умирая и возрождаясь снова, взрослея, старея и снова умирая…

Я подрулила к автостоянке возле, сияющего рекламными огнями, в общем-то дорогого, но вполне заштатного ресторана – «Русское Застолье», почему-то популярного в определенных кругах; нашла место среди пока еще не многочисленных припарковавшихся иномарок, выключила зажигание, вышла из машины, закрыла дверь и как доброе животное похлопала свой автомобиль по крыше. Прощай, малыш, больше мы с тобой не увидимся. Затем я открыла багажник, достала из него баул с собственными вещами, поставила его рядом с машиной, закрыла багажник и кутаясь в шубу, прошла на расположенную тут же стоянку такси. Поговорив с водителем одного из них и дав ему щедрый задаток я велела забрать у моей машины баул и ждать меня за рестораном.

В фойе кабака меня поджидала взволнованная трясущаяся Светка.

– Ой, Ритусик! – воскликнула она и засеменила ко мне. Швейцар и гардеробщик одновременно бросили на нас вялые, скучные взгляды и вернулись каждый к своему занятию: гардеробщик к раскрытой под стойкой книжке, швейцар к созерцанию снегопада за стеклянной дверью. Ночная жизнь ресторана только начиналась и время для оживленного наплыва посетителей еще не наступило. – Ритусик, – лопотала Светка. – Я так боюсь, так боюсь… – она затравленно оглянулась по сторонам.

Я улыбнулась, чувствуя с каким трудом мне дается эта улыбка.

– Тебе-то чего боятся? С тебя взятки гладки.

– Я за тебя боюсь, – он мельком взглянула на меня и тут же, словно стыдясь, отвела глаза. Что-то странное мелькнуло в ее взгляде. Похоже, что она действительно здорово перетрусила.

– Мать, успокойся! – я взяла Светку за руку и почувствовала какая она горячая. – Пошли, на нас смотрят, – я мило улыбнулась, снова оторвавшемуся от книги гардеробщику и за руку потянула Светку в женский туалет.

– Ой, Ритка… – выдохнула она когда мы вошли в чистое, отделанное белым кафелем и зеркалами помещение.

– Парик, взяла?

– Угу…

– Надень, я посмотрю.

Светка трясущимися руками полезла в сумку и достав из нее русый парик, нахлобучила его себе на голову. Я усмехнулась.

– Что, что-то не так? – обалдело спросила Светка, глядя на меня из-под ниспадающих локонов.

– Задом на перед, дурында!

– Ой! – Светка глянула в зеркало и перевернула парик.

Я тоже посмотрела в зеркало и увидела там двух сестер-близняшек, только у Светки носик более курносый, скулы выпирают сильнее чем хотелось бы и глаза карие, а у меня голубые и ростом она чуть пониже.

– Классный парик у тебя, сестричка! – заметила я.

– Я специально такой заказала, что бы волосы были точь-в-точь как у тебя… Пятьсот долларов, между прочим взяли в мастерской! Натуральный цвет… А еще у меня голубые контактные линзы есть!

Я снова посмотрела на Светку.

– Линзы не надо, и так сойдет. Ты все поняла?

– Что?

– Блин, объясняю еще раз! Снимаешь парик, идешь в бар…

– Угу.

– Да подожди ты угукать!

– Угу.

– Ладно. Идешь в бар, сидишь там пятнадцать минут, пьешь кофе по-турецки…

– Я «капучино» люблю…

– Ладно, пьешь свой «капучино»…

– Угу.

– Пятнадцать минут, поняла?

– Угу.

Я критически посмотрела на напряженно внимающую мне Светку.

– Потом выходишь, одеваешь парик, только правильно одеваешь, а то подумают, что ты из дурдома сбежала…

– Угу.

– Чего, угу?

– Сбежала из дур дома, – с готовностью ответила Светка.

– Светик, ты в порядке? – подозрительно спросила я.

– Угу.

– Да не трясись ты!

– Угу, то есть, я постараюсь… Ой, Ритка мне страшно!

Я посмотрела на свои часики. Мелешев уже наверно приехал.

– Ладно, Светка, некогда уже боятся… Одеваешь парик, выходишь из ресторана и идешь к моей, то есть, теперь уже к твоей машине… Вот техпаспорт и ключи. Поняла?

– Поняла…

– Вот и славненько… Там будет стоять «Мерседес» с разбитым правым боком. В нем будут сидеть ребята…

– Будут.

– Ты откуда знаешь?

Светка растерянно моргнула.

– Ну ты же сказала, что будет «Мерседес» и в нем ребята…

– Ладно, помашешь им ручкой, садишься в машину и уезжаешь.

– Угу.

– Вот… – я задумалась. – Наверняка они тебя нагонят…

– Ой!

– Да не ойкай ты! Скажешь им, что я продала тебе машину два дня назад и все! А меня ты с того самого дня не видела… Чего ты? – я запнулась, потому что Светка смотрела на меня круглыми от страха глазами. Она медленно, как во сне, подняла руку и поманила меня пальчиком, чтобы я подставила свое ухо к ее губам для какого-то важного, сверхсекретного сообщения. Я осторожно выполнила ее просьбу.

– Ритка… – голос ее был полон ужаса. Сердце мое упало. – А вдруг они меня пытать будут? – спросила Светка страшным, замогильным шепотом.

– Тьфу, ты! – я отпрянула. – Светка, не говори глупости! Если боишься, позвони своему Славику, пусть он тебя встретит.

– Ой, – Светка оживилась. – Обязательно позвоню! Из бара.

– Правильно, Светик, ты умница… Вот собственно и все. Сделаешь?

– Я… Это… – Светка смутилась. – Я постараюсь…

– Ну, хорошо! Теперь я иду, в гардероб, раздеваюсь и поднимаюсь в ресторан. Ты, через минуту, тоже скидываешь шубейку и идешь в бар… Вот…

Я замолчала. Светка напряженно смотрела на меня круглыми глазами и на лице у нее было написано, что он не совсем понимает что происходит. Милая Светка.

– Светка!

– Чего? – вздрогнула она.

– Давай поцелуемся-обнимемся, что ли на прощание?

– Ой, Ритка! – Светка бросилась ко мне на грудь и разревелась.

– Да ладно тебе реветь-то, ну… – я поцеловала ее в ухо и погладила по голове. – Не реви… Я долж… Я…

Черт! Я почувствовала, что тоже готова разревется и решила прервать прощание.

– Не реви, Светик, – прошептала я ей на ухо. – Прощай, заяц, и спасибо тебе за все! – я отстранила ее от себя и, поцеловав в горячую щеку, пошла прочь, к выходу.

– Ритка! – ломким голосом воскликнула моя подруга, когда я уже взялась за блестящий набалдашник дверной ручки. – Ритка!

Превозмогая себя я повернулась лицом к Светке, думая, что увижу залитое слезами лицо своей младшей подруги. Но Светкины глаза были сухими.

– Ритка, прости меня!

– За что?

– За… За то, что я подставила тебя с этим конкурсом… И вообще…

– Глупая, ты здесь ни причем! – грустно улыбнувшись прервала я Светку. – Прощай, подруга! И держи хвост пистолетом! – подмигнула я ей и вышла.

– У меня нет хвоста! – обиженно возразила мне в след Светка.

Глава двадцатая
Снова Мелешев

– А вот и наша строптивая красавица! А я, значит, твой укротитель! Заходи, заходи! Пить – кушать будем! – лицо Мелешева озарилось довольной, белозубой улыбкой.

– Слушай, Мелешев, я все хочу спросить, у тебя зубы вставные? – я опустила за собой тяжелую портьеру отгораживающую маленькую кабинку от остального ресторана, поставила на стол сумочку и плюхнулась рядом с Мелешевым на меховой парчовый, купеческий диванчик, непринужденно и вальяжно закинув ногу за ногу.

Мелешев усмехнулся, протянул руку и медленно потянул за веревку с мягкой кистью на конце висевшую с лева от него. Я вдруг представила как где-то в другом помещении ресторана зазвенел звонок и подобострастный официант заспешил к нашей кабинке.

– А здрасте, где? – игнорируя мой стоматологический вопрос с показным упреком осведомился Мелешев.

– Здрасте! – с не менее показной почтительностью ответила я и картинно склонила голову в кивке-поклоне.

– Ой, какие мы! Ой, какие мы смелые! Какие мы Зои прям Космодемьянские! Как говорил один мой приятель – вилы мне в тухлые вены! – и Мелешев, поджав губы и вскинув брови домиком приставил два пальца вилкой к сонной артерии.

– Дурака валяешь? – поинтересовалась я.

– Марго, – обиделся Мелешев. – Ну почему сразу дурака? Разве вокруг мало дурочек? – и он выразительно посмотрел на меня.

Я не нашла, что, а может побоялась, что-то ответить, и при этом, наверное, у меня было такое растерянное выражение лица, что Мелешев, глядя на меня, вдруг покраснел, напрягся, словно, что-то распирало его изнутри, и, вдруг, взорвался оглушительным хохотом, брызнув мне в лицо слюной. Я рефлекторно вскинула руку, отстранилась и брезгливо принялась стирать капельки со своей щеки, искоса и сердито глядя на Мелешева, всем своим видом показывая, что я не понимаю причину его смеха.

– Ха-ха, ох, извини! – сквозь хохот проговорил Мелешев, – взял со стол салфетку и протянул ее мне. – Я не хотел.

Я вырвала салфетку из его рук, демонстративно отвернулась и стала вытирать лицо. Я терла его тщательно, словно старалась стереть не только слюну этого человека, но выражение ненависти, которое могло выдать меня раньше времени.

Мелешев ржал.

Вытерев лицо, я с напускным спокойствием открыла свою сумочку сунула туда руку, чтобы нащупать зеркальце и вздрогнула уколовшись о холодное ледяное острие. «Не сей час, – подумала я. – О, господи, не сейчас! – и только усилие воли помогло мне не ухватится за деревянную рукоятку этого острого предмета. – Но неужели это будет так легко? – я вдруг ужаснулась, осознав, что секунду назад сделала бы ЭТО не задумываясь, только по велению чувства переполнявшей меня ненависти.

Я, теперь уже уверенно, взяла зеркальце и глядя в него, кончиком ногтя стала подправлять ресницы.

– Ха-ха-ха! Вот, умора! Обоссышся! – Хохот перестал душить Мелешева, и он тоже взял со стола салфетку, но только за тем, что бы вытереть навернувшиеся слезы. – Марго, ты еще раз извини… Ой, хи-хи… Но у тебя был такой вид… Ох-хи-хррр… – Мелешев всхлипнул и снова вытер уголки глаз. – Словно тебя, хи-хи, облажали по полной программе!

– Я так не думаю! – гордо возразила я и презрительно ухмыльнувшись взглянула Мелешеву прямо в глаза. И это было искренне.

– То есть, значит, я – мудак? – Мелешев оценил мой взгляд и вдруг стал совершенно серьезным.

Я, в который раз поразилась этой способности Мелешева резко и полярно менять настроение. Как в сказке про волшебника, который минуту – добрый, минуту злой. Было в этом, действительно, что-то странное, неестественное, словно ты видишь, как из-за одного лица, вдруг проступает, проявляется, как на фотографии, другое – совершенно не похожее на первое. «Так не далеко и до шизофрении, батенька!» – подумала я.

– Хорошо, – миролюбиво согласился Мелешев сам с собой. – Я – мудак, – и, снова меняя маску, очаровательно мне улыбнулся. – Водку будешь? – он протянул руку к хрустальному, резному графину. – Я вопросительно посмотрела на него. – Извини, забыл… Халдей! – по-жлобски гаркнул он. – Да, где он там!? – и Мелешев нервно дернул за веревку с кистью. – На придумывали тут шнурков всяких!

Официант, круглолицый молодой человек, материализовался незамедлительно, бесшумно как приведение, появившись из-за портьеры. Мелешев подозрительно уставился на него.

– Ты кто? – спросил он грозно.

Официант растерялся.

– Я… Эм… То есть, извините?

– Ты кто будешь, спрашиваю?

Официант побледнел.

– Как кто? Работник ресторана… Официант…

– Да я вижу, что не кочегар… Звать-то как?

– Кого? – на лбу у молодого человека выступили капельки пота.

– Папу моего! – рявкнул Мелешев.

– А… А зачем его звать? – голос парня вдруг сорвался и сделался писклявым. Мне вдруг показалось, что он сей час грохнется в обморок. Мелешева все это стало забавлять.

– Ты, что, дурак? – заботливо поинтересовался он у официанта.

– Нет… – просипел парень сдавленным голосом и капли пота стекли по его виску и шее за белоснежный воротничок рубашки.

– Тебя, как звать, дубинушка, и где твоя карточка? – ласково, как ребенка, спросил Мелешев, нежно заглянул ему в глаза и ткнул его пальцем в грудь над карманом рубашки, где должен висеть бэдж с именем и фамилией работника заведения. Официант пошатнулся и отступил.

– Гриша… То есть, Игорь… – выдавил он из себя.

– А Петя где? – участливо поинтересовался Мелешев.

– Пописать пошел, – плаксиво сказал парень и посмотрел в мою сторону, словно ища спасения.

– Пописать? Или может покакать? – переспросил Мелешев и подмигнул мне. Мне сначала было жалко официанта, но теперь это действительно выглядело смешно. Я улыбнулась и отвернувшись к стене, стала рассматривать рисунок на бархатных зеленых обоях.

– Попросил меня подменить… – чуть ли не всхлипнул парень, пытаясь реабилитироваться.

– Так вот, Гриша, – Мелешев притянул его к себе за карман рубашки так, что затрещали нитки. – Ты сейчас идешь на парашу, поднимаешь Петю с очка и через тридцать секунд, что бы он был здесь вместе с бутылкой коньяка. Понял?

Официант кивнул и попятился назад, нащупывая рукой портеру.

– Да, чуть не забыл! – спохватился Мелешев. – Передай Чернякову, что ты здесь больше не работаешь.

Официант исчез, как и не было.

– У тебя, что, хобби, халдеям выволочки делать? – ехидно спросила я Мелешева.

– А, – отмахнулся он, одним махом налил себе водки из графина, выпил и зачерпнул из хрустальной вазочки столовую ложку икры. – Просто гондонов не люблю.

– Да, ну? – удивленно спросила я. – А себя ты любишь?

– Себя люблю, – ответил Мелешев пережевывая икру. – Хороша икорка! Люблю, знаете ли под водочку… Постой, на, что ты намекаешь? – Мелешев перестал жевать и грозно уставился на меня. Я бесстрашно встретила его взгляд и медленно растянула губы в улыбке. (Ой, что сейчас будет!?) От Мелешева можно было ждать любой реакции. Самой больным его местом было то, что он ненавидел всяческие нелестные эпитеты в свой адрес. Мелешев угрюмо смотрел на меня секунд десять, потом челюсти его задвигались заканчивая процесс пережевывания, потом он сглотнул, улыбнулся и погрозил мне пальцем:

– Ладно, Марго, твоя взяла. Один – один!

Я усмехнулась. Проглотил! Проглотил как миленький. Гондон – он и есть гондон.

Мелешев хмыкнул и налил себе еще водки.

– Ну-с, – он поднес рюмку к губам и выпил. – Рассказывай, чего ты от парней моих по Москве бегаешь? – спросил Мелешев поморщившись. – Крепка зараза!

– Видать ключница делала? – спросила я, скептически глядя на перекошенную Мелешевскую физиономию.

– Угу… – продолжая морщится, ответил Мелешев и снова запустил ложку в вазу с икрой. – Она, родная. Так чего?

– Да, ни чего! – я по наглому подсела поближе к столу, взяла хрустящий белый хлебец и ложкой бесцеремонно стала плотно накладывать на него икру. – Кто тебя манерам учил? Ты сначала накорми, напои, в баньке, понимаешь, попарь, а потом и вопросики свои каверзные задавай… Я тоже, понимаешь икру люблю! – и я широко открыв пот, откусила пол хлебца с горкой икры. Несколько рыжих икринок упали на скатерть. Мелешев ошарашено посмотрел на меня, потом на икринки, сглотну, медленно, не сводя с меня глаз потянулся к графину, налил мне полную рюмку водки, поставил ее передо мной и зачарованно уставился на меня.

– Не-е-е… Я коньяк! – ответила я с полным ртом.

– Ах, да… – спохватился Мелешев. – Петя, твою мать! – крикнул он. – Тут одна оголодавшая коньяку хочет!

Пресловутый Петя, оказавшийся подтянутым, седоволосым мужчиной лет пятидесяти, наконец появился из-за портеры.

– Ну, пописал? – недовольно спросил его Мелешев.

– Сергей Аристархович! – с почтительной укоризной произнес официант и покосился на меня. Мол, здесь дамы.

– А… – Мелешев отмахнулся.

«Интересно, он меня, что, за даму не считает?» – я чуть не подавилась икрой, с усилием сглотнула и вопросительно посмотрела на Мелешева.

– Это не дама, это мой человек… Что это за гон… – он, тоже покосился на меня. – Что это за нехороший человек вместо тебя приходил? Ты же знаешь – я не люблю незнакомых людей!

– Так ведь…

– Короче, где коньяк?

Неизвестно откуда в руках у Пети появился поднос с бутылкой коньяка и свеже нарезанными лимонами на блюдце.

Мелешев потеплел.

– Во, видала? Виртуоз! За, что и держу!

Петя уже стоял у меня за спиной и наполнял мою рюмку коньяком.

– Что ни будь еще?

– Икры принеси! У нас тут еще один любитель появился… – Мелешев усмехнулся и посмотрел на меня. Я подмигнула ему и опрокинула в рот свою рюмку.

– Видал?

Петя осторожно улыбнулся.

– Может быть кулебяки с грибами? – спросил он.

– Это булки такие фаршированные? – спросил Мелешев. – На фиг!

– Как скажете, Сергей Аристархович… – Произнес официант и тут же растворился за портьерой, словно «на фиг» относилось к нему а не к кулебякам.

Может быть я и ошибаюсь, но вторая миска икры появилась на столе секунд через тридцать и при этом сложилось такое впечатление, что появилась она сама собой, без официанта. Только портера чуть-чуть колыхнулась. «Этого мужика можно во вражеский тыл засылать», – подумала я. Прям шпион, даром, что официант.

– Держи! – Мелешев вплотную подвинул ко мне миску с икрой и столбиком воткнул туда мою вилку.

– Спасибо, можно я еще коньку выпью?

– Марго, какие могут быть вопросы? Давай… – Мелешев потянулся к бутылке.

– Нет-нет, я сама! – воскликнула я, отвела его руку, взялась за бутылку левой рукой и вдруг быстро перехватив ее за горлышко в правую, что есть дури залепила ей Мелешеву в висок!

Дальше все происходило как будто под водой, где сопротивление жидкости мешает времени совершать свою привычную мимолетную работу.

Бутылка лопнула и, как мне показалось, коричневая, густая как парафин жидкость, переливаясь в свете стилизованных под лампады бра, вырвалась наружу из-за тонких стеклянных стенок и залила, обхватила сотнями появившихся каплевидных, текучих отростков, голову Мелешева. Десятки сверкающих осколков стекла разлетелись в стороны от его головы, сделав на коже несколько мелких разрезов из которых пока еще не спешила появляться кровь.

Мелешев медленно откинулся на спинку дивана, также медленно поднял к лицу руки и закрыл ими глаза, что бы в них не попал коньячный спирт. Потом пальцы его раздвинулись и я увидела сквозь решетку сухих костлявых суставов жгучий, но удивленный взгляд.

– Что ж ты делаешь! – толи прошипел, толи прорычал Мелешев и отняв руки от лица кинулся на меня. Я только этого и ждала, отбросив в сторону отбитое горлышко бутылки и уже сжимая в руке тонкое столярное шило из набора деда Василия, которое предусмотрительно достала из сумочки. Я понимала, что если я просто так, ни с тог, ни с сего, замахнусь на Мелешева своим скудным оружием, он с улыбкой перехватит мою руку и на этом все закончится. По этому мне нужна была провокация, некий отвлекающий фактор. И я организовала этот фактор!

Мелешев с рыком наваливался на меня растопырив пальцы, целя на мое горло, почти зажмурив глаза, потому как коньяк оказывал свое жгучие действие, а из нескольких порезов на его виске уже выступили первые капельки крови.

Я откинувшись на спинку ждала его падения, выставив перед собой шило и думая: «Только бы в сердце, только бы не в ребро!»

Мелешев упал на меня и тонкое острие проколов его свитер наткнулось на его грудь. Я почувствовала на конце весь вес большого мужского тела, я почувствовала, что вот-вот холодная металлическая игла раздвинет его плоть, проникая в грудь моего врага и один за другим нанизывая на себя желудочки гнилого сердца… «Все!!!» – подумала я. «Все! Ну же! Все!? Да!? Да, что он железный, что ли!?» Деревянная рукоятка шила выскользнула из моей руки так и не пробив грудь Мелешева. Мелешев резко выдохнул, упал на меня, повалил на диванчик и обхватил мое горло руками.

– Задушу, тварь! – хрипнул Мелешев.

Я даже не сопротивлялась. Я только подумала, что неужели я сейчас умру? Нет, не так… Я подумала, что СЕЙЧАС умру. Просто подумала. И каково же было мое удивление, когда Мелешев ослабил хватку, оттолкнул меня и встал на ноги. Я осталась лежать на диване.

Мелешев подошел к столу, взял со стола одну салфетку и вытерев ею лицо, зло бросил ее на пол, рванулся было ко мне, словно все-таки надумал меня прикончить, но остановился, вернулся к столу, взял вторую и сделала с нею тоже самое, потом третью…

– Тварь! – приговаривал Мелешев. – Какая тварь! Салфетки валялись на густом ковре белыми хлопьями измазанными коричневыми пятнами коньяка и красным – крови. – Тварь! Ты тварь, поняла!? – рявкнул Мелешев.

Из-за портьеры появился официант Петя:

– Сергей Ар…

– Пошел вон! – гаркнул ему Мелешев. Официант исчез.

Мелешев подошел ко мне, нагнулся, подобрал валявшееся у дивана злосчастное шило и с интересом повертел его в руке.

– И этим ты хотела меня достать? – он посмотрел на меня, усмехнулся, взял со стола салфетку и приложил ее к виску. – Ах, больно, бля! – Мелешев поморщился. – На моем веку чем только в меня не тыкали, но, что б вот такой херней! – он еще раз скептически повертел шило в руке. – Оригинально, Марго! – потом он осмотрел свой свитер на груди, возле сердца, усмехнулся и подобрав край свитера показал мне плотную серую ткань под ним. – Броня, родная! – сказал он мне. – Кевлар! Мелешева замочить – это тебе не коника из говна вылепить!

Я молчала.

– Да ты сядь, сядь… Че развалилась на диване как корова?

Я продолжала молча смотреть на Мелешева, пытаясь представить, что он выкинет в следующее мгновение и не двигалась.

– Сядь, я сказал, сука! – вдруг рявкнул Мелешев, грозно нагнувшись надо мной, и тут же поморщился. Мой удар по виску снова дал о себе знать.

Я тихонько подобралась и переместилась в дальний угол диванчика.

– То-то! – Мелешев, морщась от боли в виске, взял со стола графин, налил себе водки и выпил на этот раз не закусывая. Потом опустился рядом со мной на диван и пристально с интересом уставился на меня сузившимися, слегка пьяненькими глазками. Вдруг взгляд его сделался озорным. Он усмехнулся и произнес:

– Марго, я знал, что ты ебанутая, но не до такой же степени! За такие дела следовало бы тебя… Ты хоть понимаешь, что у тебя уже лоб зеленкой намазан? – он протянул руку к моей голове и легким касанием указательного пальца обозначил у меня на лбу маленький кружочек. Я вдруг почувствовала в этом месте легкое жжение, но голову не повернула, продолжая прямо, хотя слегка испуганно смотреть на Мелешева. – Для дезинфекции! – добавил Мелешев и глаза его зло сверкнули, не смотря на то, что он изо всех сил старался скрыть эту злость. Я вздрогнула. – Понимаешь? – и Мелешев заглянул мне в глаза.

Ни кто бы не смог выдержать этот взгляд. Я чувствовала себя так словно мне секунду назад зачитали приговор. Ни кто бы не выдержал… И я не смогла и отвернулась.

– Понимаешь, – утвердительно сказал Мелешев, встал подошел к столу в задумчивости потрогал графин, словно решая пить или не пить, потом махнул рукой и морщась налил себе еще стопку. – Твое здоровье – сказал Мелешев и усмехнувшись выпил.

– А я ждал, что ты это сделаешь! – весело сказал Мелешев закусывая. – Глупо с моей стороны, не правда ли?

«Как ждал!?» – подумала я. – «Откуда…»

Видимо в моем взгляде проскользнуло удивление и мелешев его заметил.

– Да, Марго, да! Я же говорил, что все о тебе знаю?

– Ты не мог этого знать, – буркнула я и покосилась на Мелешева. – Об этом ни кто не знал!

– Да, ну! – Мелешев изобразил удивление. – А как на счет твоей подружки?

– Светки?

– А почему бы нет? – Мелешев явно забавлялся над моим удивлением.

– Честно говоря, облажала ты нас с этим конкурсом! – Мелешев снова уселся на диванчик. – Ну чем тебе было плохо? Я-то думал, что каждая баба желает стать королевой, ха-ха, красоты! Ну какого тебе не хватало? Получила бы свою диадему, ленточку атласную через плече и в турне по Персидскому заливу!

– Какое еще турне? – не поняла я.

– Вот в этом-то все и дело, милая! – Мелешев подсел ко мне по ближе, словно собираясь приступит к самому интересному. Я инстинктивно попыталась отодвинутся, но сзади был только валик диванчика.

– Да не бойся! Тебе уже боятся нечего! – Мелешев заржал, стараясь вести себя спокойно и непринужденно, словно ничего не произошло. – Ты телевизор-то смотришь?

– Смотрю иногда… – я поморщилась от близости Мелешева.

– Вот и славненько! – Мелешев очаровательно мне улыбнулся и заговорил как с ребенком. – Потому как я собирался тебя познакомить с одним дядей, которого ты по этому самому телевизору должна была видеть и который, надо же какое совпадение, живет как раз на берегу Персидского залива, куда ты должна была отправится в ранге первой красавицы России. Хороший дядя – Садамом зовут.

– А я тут причем?

– А при том, родная, что другие хорошие дяди на другом конце света, например в Америке, этого дядю не любят и считают его мерзким диктатором. Уж очень он их достал! То бомбу атомную, понимаешь, строит, то соседнее нефтяное королевство танками рихтовать начинает. Такой вот беспокойный дядечка! И никто его понимаешь, как ни старается не может к праотцам отправить, потому как дядя Садам очень осторожный и осмотрительный… Но вот слабость одна у него есть! Бабы его слабость, как и у всякого нормального мужика. И бабы не простые, а королевы красоты. Все у него были! Даже одна королева красоты республики Мозамбик, а вот русской красавицы не было, а потому не спит дядя Садам ночами, все мечтает о русской красавице. Вынь ее да положь ему! За бабки естественно… Но ты же меня знаешь, Марго? Знаешь? – Расплылся в улыбке и легонечко толкнул меня в плече. – Знаешь, да? За бабки я кому хочешь помогу! Вот я и решил заокеанским дядям помочь злого Садама укокошить, а за одно и самому Садаму помочь свою мечту реализовать на счет русской красавицы… Как, у меня мозги варят? Варят, Марго, правда? Это же гениальная комбинация! Мат в три хода! А денег сколько! К стати о деньгах… Знаешь во сколько мне этот конкурс обошелся? Не знаешь… – Мелешев помолчал, задумавшись. – Да ты, бля, в жизни столько денег не видала, родная! – он взглянул на меня и усмехнулся, – И все ради тебя! Чтоб тебя в королевы вывести! А ловко тебя твоя подружка уболтала?