Текст книги "Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник)"

– И ты теперь знаешь то, о чем другие даже не догадываются. Значит, на тебя я могу положиться больше, чем на кого-либо.

– Но княгиня… – Тимофей растерянно тряхнул головой. – Что если Арина не пожелает подчиняться? Она ведь и не обязана слушаться княжеского дружинника. Для нее закон – слово князя.

– Теперь обязана, – рука Угрима легла на плечо Тимофея. – Я ей все растолкую, а твоя забота – не выпускать княгиню из терема. Разрешаю запереть ее в опочивальне. Станет упрямиться или попытается выйти – применяй силу, не стесняйся. Не остановится по доброй воле – задержи любым способом, какой сочтешь нужным. А уж если Арина вдруг станет творить колдовство – руби ее не медля.

– Рубить, княже? – отшатнулся Тимофей. – Да как же можно-то?!

– Мечом можно, – свел брови Угрим. – Секирой, топором, саблей – чем хочешь. Главное, чтобы княгиня не покидала терема и чтобы в подвалах ноги ее больше не было. Только учти: защитные заклинания я над тобой снова творить не буду. Слишком часто такой ритуал над одним человеком проводить нельзя. Магический щит невидим и неосязаем, но его вес способен подмять под себя человеческую душу, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Тимофей не понимал. Чародейскому искусству он не обучался, а потому предпочел отмолчаться.

– К тому же Арина слишком хорошо меня изучила, – продолжал Угрим. – И моя защита на тебе вместо пользы может принести только вред. В общем, будет лучше, если у опочивальни княгини ты будешь полагаться только на себя и лишь к себе прислушиваться. Уверен, ты справишься. Сделаешь, что надо и как надо…

Князь улыбался странной улыбкой. Как надо, значит? Эх, а как оно, вообще, надо-то?

– Тебе все ясно? – заглянул ему в глаза Угрим.

Тимофей ответил вялым кивком.

* * *

Князь с малой дружиной удалился в тот же вечер, пообещав вернуться через пару-тройку дней. Угрим намеревался осмотреть дальние подступы к крепости, поставить засеки, собрать в ополчение мужиков покрепче, а заодно подыскать укромные места в дремучих ищерских лесах, куда, в случае опасности, можно отправить всех, кто не годен к ратному делу и чей рот при долгой осаде окажется в Острожце лишним.

К отъезду Угрима Тимофей в полном боевом облачении уже нес стражу возле опочивальни Арины. Соседние покои были очищены от челяди: Угрим разогнал шумливых девок-бабок, которые обычно вились вокруг княгини беспокойными кудахтающими стайками. Крепкую дубовую дверь, за которой почивала Арина, запирал снаружи массивный засов. Так что Тимофею оставалось лишь маяться от безделья.

Он неторопливо прохаживался под свисающим с балки одиноким тусклым светильником и размышлял о странном задании, полученном от князя. Ночь вступила в свои права. Ничего не предвещало неприятностей. В тереме было тихо, в городке спокойно. Тимофей приложил ухо к запертой двери, однако не услышал ни звука. Судя по всему, княгиня уже уснула.

Тимофей представил прекрасную гречанку, раскинувшуюся на широком мягком ложе – разморенную, теплую. Одну. Сердце забилось сильнее и чаще. Забурлила кровь, пробуждая вожделение. Вот ведь, крысий потрох, незадача какая!

Он отступил от двери, переведя взгляд на небольшое окошко. Окно было прорублено над лестницей в самом конце коридора. В маленький темный проем на бревенчатой стене уже заглядывала желтоватая луна. Казалось, руку протяни из оконца – и тронешь золоченый диск.

Увы, созерцание лунного лика не помогло. Воображение упрямо рисовало иной лик. И не только лик. Иные окружности – тоже. Ну, что за наваждение такое, в самом-то деле?! Стараясь отогнать ненужные и вредные мысли, Тимофей принялся с удвоенной энергией расхаживать по тесному коридору взад-вперед, а потому не сразу услышал…

Шорох? Да, это был шорох. Едва различимый шорох и скрежет со стороны запертой двери. Будто мышь скребется – тихонько так, но настойчиво.

Тимофей остановился. Замер.

Подозрительный звук стих.

Тимофей сделал шаг, еще один…

И снова странное шуршание. Нет, похоже, за дверью опочивальни не спали. Тимофей отошел дальше, стараясь ступать погромче, но не отводя при этом взгляда от двери. И…

Не может быть!

Засов! Большой, надежный – в руку толщиной, в две шириной – железный брус, который он собственноручно задвинул за княгиней, медленно-медленно скользил в пазах. Массивный засов сам собою выползал из крепких железных скоб. Да только ведь сами по себе предметы не движутся! Не бывает такого, чтобы сами по себе…

А этот – двигался, чуть слышно царапая поверхностью металла дубовую доску. Незримая колдовская рука отпирала запертую дверь.

Вмиг всплыли в памяти все предостережения Угрима. Никейская царевна-ворожея все же прибегла к заморской волшбе? Иного объяснения происходящему не было. Непотребные мысли и соблазнительные образы, настырно заволакивающие разум… нет, они не исчезли вовсе, но отступили куда-то на задний план. Вернее, Тимофей, собрав всю волю в кулак, заставил их отступить.

Судорожно соображая при этом: что делать? Как поступить?

Упереться в дверь? Придержать? Задвинуть оживший засов обратно, до упора? Таково было первое побуждение.

Рука потянулась к движущемуся бруску и… соскользнула с него. Тимофей непонимающе тряхнул головой, попытался снова. Тот же результат. Засов словно густо обмазали жиром, его окутывала склизкая пленка. Пальцы тянулись к нему, как к близкой и в то же время недостижимой луне в окошке, а засов необъяснимым образом раздвигал их и проходил мимо них.

Нет, так ничего не добиться. Так колдовства не прекратить.

Тимофей отступил на шаг, потянул из ножен клинок, толком еще не зная, для чего. Но едва засов вышел из пазов, а массивная дверь легонько приоткрылась изнутри, сам резко толкнул ее, подняв обнаженный меч. Не рубить, нет, просто остановить княгиню, образумить. Если это она. А если нет, то…

Скупого света лампадки, горевшей над входом в опочивальню, хватило, чтобы разглядеть Арину.

Княгиня стояла перед Тимофеем в одной лишь сорочке до пят. Длинная белая рубашка скрывала от чужих глаз само тело, но не его соблазнительные формы. Большие карие очи испуганно глянули на блеснувший клинок. А впрочем, испуганно ли? Если испуг и был, то длился он недолго.

На пару мгновений повисла тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием светильника. Воин и ворожея молча смотрели друг на друга. Гречанка дышала глубоко и часто. Высокая грудь под тонкой тканью вздымалась и опускалась, притягивая взгляд. Затем княгиня улыбнулась приветливо-чарующей улыбкой, уже не обращая внимания на обнаженную сталь.

– Славная ночь, правда? – проворковал обезоруживающе нежный голос.

На щеках Арины играл румянец. Смуглая кожа маняще бронзовела в полумраке. Черные, до синевы, волосы поблескивали в тусклом свете лампадки.

– А луна-то нынче какая! Нет, ты посмотри только, какая чудная луна за окном…

Гречанка говорила ни о чем, чуть склонив голову набок. А может, и не говорила – заговаривала просто.

– …Как служба идет, Тимоша?

Неожиданный вопрос застал врасплох. А еще больше – «Тимоша». С чего бы это вдруг? Никогда прежде Арина его так не называла. Тимофей ощутил вдруг, как медовый голосок гречанки опутывает его незримыми нитями, как вяжет без веревок.

– Да так как-то, княгинюшка, – непослушный язык тяжело ворочался во рту. – Потихонечку… Полегонечку…

– А что, Тимоша, пустишь меня прогуляться немного? – лукавая улыбка не сходила с уст Арины. – Воздушком ночным подышать?

А сама уже норовит проскользнуть мимо.

– Княгиня! – Тимофей заступил ей дорогу. – Нельзя, княгиня! Знаешь ведь…

– Ох, перестань, Тимоша! – всплеснула она тонкими ручками.

И снова – шнырь вдоль стенки! Тимофей едва успел встать на пути.

Княгиня прыснула придавленным смешком. Шагнула вправо. И он вправо. Шагнула влево. Он тоже. Чувствуя себя глупейшим образом – с растопыренными руками, с обнаженным мечом. Чем-то это напоминало безобидные игрища, коими тешатся на летнем лужку юные отроки и отроковицы. Только здесь-то не лужок. И подобным ловилкам-догонялкам в княжеском тереме не место. А уж с княгиней – тем более.

Впрочем, Арина, как показалось Тимофею, не очень-то и старалась пробежать мимо него. Неужели все затеяно ради пустого развлечения?

Тимофей поймал Арину после очередной безуспешной попытки проскочить. Оттеснил обратно к опочивальне.

– Прости, княгиня, князь не велел.

– Князь не велел, а я повелеваю, – она дернула плечиком, притопнула ножкой. – Будешь противиться моей воле, Тимоша?

– Буду, – угрюмо отозвался Тимофей.

– Правда будешь? – теперь она смотрела на него с любопытством и словно дразнила, словно специально раззадоривала. Но никакой опасной волшбы вроде бы пока не творила.

– Мне сказано не пускать тебя из терема. Так что шла бы ты обратно в опочивальню, княгиня. Подобру шла бы, а? – мягко попросил Тимофей. – И князь ни о чем не узнает. Обещаю…

Арина свела бровки:

– Значит, не желаешь мне покоряться? Своей княгине? Не желаешь? Да?

Тимофей смотрел молча, исподлобья, не вкладывая меча в ножны.

– Что ж, – озорная улыбка вновь скользнула по лицу Арины. В глазах княгини блеснули дерзкие безуменки. – А хочешь, Тимоша, я сама тебе покорюсь?

Раз – и прежде чем Тимофей успел что-либо сообразить или сделать, Арина сбросила легкую сорочку, оставшись перед ним…

Прекрасная никейская царевна стояла теперь перед ошеломленным княжеским сотником в чем мать родила.

* * *

Лампадка не столько освещала, сколько подсвечивала обнаженное женское тело – гладкое и влекущее. И в этом таинственном полумраке Арина выглядела еще более желанной. Подобной красоты Тимофею видеть не приходилось. А от того, как бесстыдно, словно не замечая своей наготы, вела себя княгиня, вовсе захватывало дух. Гречанка, похоже, наслаждалась производимым на Тимофея впечатлением.

«Неужели Угрим ТАК ошибся? – промелькнула в голове неожиданная мысль. – Неужели княгиня жаждет вовсе не силы Черной Кости, а обычного блуда? И ради только этого прибегла к волшбе и открыла дверь опочивальни?»

Арина, улыбаясь, потянулась всем телом, соблазнительно изогнулась, будто гулящая кошка.

Тимофей с трудом сглотнул застрявший поперек горла ком. Кровь уже вовсю клокотала в жилах. Сердце колошматилось в груди. В висках стучало. Ох, кто бы знал, чего стоило ему сейчас сдерживать себя!

Тимофей тряхнул головой. Предупредил: грозным и в то же время прерывающимся от волнения голосом:

– Кня-ги-ня!

Наверное, вышло не очень убедительно.

Арина шагнула к нему.

Добавить к сказанному что-либо еще оказалось невозможно: во рту вдруг наступила сушь, язык прилип к гортани.

Дочь никейского императора и супруга ищерского князя, поблескивая сочными губами и большими влажными, с поволокой, глазищами, не спеша ступала голыми ногами по выскобленным доскам пола. Раз шажок, два… Соблазнительно колыхались округлые бедра, маняще выступали из полумрака налитые груди.

Тимофей выставил перед собой меч. Глупо, конечно, но что еще он мог предпринять?

Арина вплотную приблизилась к сотнику. Заточенное острие уперлось между набухших розовых сосков. Княгиня улыбнулась шире, сделала следующий шаг, спокойно и уверенно отведя меч в сторону. Рука Тимофея утратила былую крепость, стала вдруг мягкой, податливой. Ну а как иначе? Не протыкать же, в самом деле, молодую княгиню? Не рубить же чужую блудливую женку, хоть и дадено такое право. И тревогу ведь не поднимешь. Какая тревога, когда Арина уже стоит перед ним без одежды! Что и кому тут объяснишь?

Тимофей опустил меч.

Отступил на шаг.

Потребовал хрипло, не особенно, впрочем, надеясь, что его требование будет выполнено:

– Остановись, княгиня!

И решился.

Слегка ударил клинком – плашмя, по гладкому бедру.

Слабый шлепок. Короткий смешок…

Арина, хихикнув, подступила ближе.

– Княгиня, добром прошу!

Еще ближе…

Тимофей ударил снова. Сильнее. Как бьют разыгравшуюся норовистую кобылку.

В этот раз шлепок прозвучал громче, смачнее.

Арина дернулась в сторону – аж колыхнулись упругие перси. Меч отпечатался на нежной коже горящей красной полосой.

Княгиня остановилась, глянула на полыхающее бедро. Не со страхом, не с гневом, не с удивлением даже. Скорее, с любопытством. Провела рукой по багровеющему следу. Подняла глаза. В распахнутых карих очах – ни слез, ни испуга, ни гнева. Только лукавство да шальное веселье.

– А знаешь, Тимоша, мне это даже нравится, – между влажных губ мелькнул розовый язычок. – Можешь продолжать.

Нравится?! Продолжать?! Ну, раз ТАКОЕ нравится!.. Как остановить ее (ее и себя, да – и себя тоже!) Тимофей уже не знал.

– Ну что, хочешь ударить еще? Так сделай милость, – она сама подставила бедро, с улыбкой его огладила.

Интересно, у них в Царьграде все такие?

Меч тяжелил руку и казался ненужным, лишним и никчемным. Ни меч, ни рука не хотели рубить гречанку. И Тимофей знал: не будут.

– Пос-с-слушай… кн-н-нягиня… – бушующая страсть и вожделение рвали слова и мешали закончить фразу.

Княгиня слушать не желала.

Арина провела пальцем по долу обнаженного меча. Будто лаская оружие. А через оружие – и самого Тимофея. Потом палец скользнул по заточенному лезвию. Но неаккуратно как-то скользнул.

Княгиня охнула.

– Вот ведь досада!

Поморщилась. Капелька крови выступила на порезанном персте. Гречанка что-то шепнула, остановив взгляд на набухавшем гранатовом зерне.

А темно-розовые сосцы на обнаженной высокой груди набухли уже давно. И Тимофей уже был не в силах отвести от них глаз.

И все же…

– Княгиня! – он еще пытался противиться невыносимому соблазну.

А соблазн захлестывал с головой, обращая дыхание в хрип.

– Дай-ка угадаю, Тимоша, – томно промолвила княгиня. – Угрим велел тебе не выпускать меня отсюда, но о том, чтобы меня не целовать, он ведь ничего не говорил? А?

Да, не говорил. Да, не было такого. Но ведь это и так… само собой разумеется… Или нет? Не само собой? Не разумеется вовсе? А?

– Кня…

Тонкий длинный пальчик Арины, украшенный рубиновой кровавой каплей, лег на его уста.

«…гиня!»

Тимофей ощутил влагу на губах – солоноватую, терпкую. Различил, как вновь шевелятся губы Арины. Беззвучно, едва заметно, но шевелятся. Что они говорят? Какие слова? Какие шепчут заклятья?

Смутная тревога, а потом…

Потом уста примкнули к устам. И горячее тело – к холодному доспеху.

И качнулось. И поплыло.

Все вокруг. И он сам.

Неведомая отрава? Незнакомый яд? Что-то стремительно растекается от губ по рту, голове, груди, холодит руки, леденит ноги…

Вот оно! То самое колдовство, коварное чародейство гречанки, о котором предупреждал князь и которого следовало опасаться. Но Тимофей не внял предупреждению Угрима. Тимофей расслабился, промедлил. Поддался соблазну.

А теперь – поздно…

Не-е-ет! Не поздно.

Руки еще повиновались. Немного. И собранная в кулак воля не утрачена до конца. И пальцы пока не разжались. Ослабевшие, окостеневшие, они все же держат меч, судорожно вцепившись в рукоять.

Тимофей медленно занес клинок над гречанкой, прильнувшей к нему в поцелуе – долгом и страстном. Но неискреннем. Колдовском.

Рубить?

Колоть?

Тимофей не стал. Не смог. Даже сейчас. Он просто позволил тяжелому оружию пасть вниз. И добавил к весу боевого меча кое-что от себя. То немногое, что еще оставалось. На что хватало сил.

Круглый набалдашник рукояти обрушился на прелестную головку Арины.

Глухой стук – и обнаженное тело никейской ворожеи осело на пол.

Еще стук – громче, звонче.

Из пальцев Тимофея выскользнул меч.

А потом и у него самого подломились колени. Падая, Тимофей непроизвольно схватился за стену. Но стена, как и ноги, держать отказалась.

Боли от падения Тимофей не почувствовал. Только что-то твердое и жесткое пихнуло его под звякнувшую бармицу, в затылок.

Глава 10

Некоторое время он лежал, глядя вверх, едва различая в слабом пламени светильника смутные очертания закопченной потолочной балки и досок перекрытия. Как долго это продолжалось? Тимофей не знал. Чувство времени исчезло полностью. Как и чувство пространства. Как чувство реальности всего происходящего с ним. Он уже не был самим собой. Он не был властен над собой.

Интересно, что скажут поутру, когда их найдут вместе, валяющимися на полу коридора? Княжеского сотника при полном доспехе и нагую княгиню?

А ничего! А не найдут! Княгиню – так точно.

Лицо Арины выплыло из полумрака откуда-то сбоку. Склонилось над ним, заколыхалось в отблесках тусклого огня и игре густых теней. Уже не столь прекрасное лицо, как прежде. В иссиня-черных волосах бугрится кровяной колтун. На лбу – содранная кожа. След от не подсохшей еще кровавой дорожки на левой брови, виске и щеке. Жалко… Удар по голове гречанки был нанесен вслепую и, увы, недостаточно сильно. К тому же рукоять меча прошла вскользь.

Зато магия никейской царевны разила наверняка. Тимофей по-прежнему не мог пошевелить ни пальцем, ни бровью. Он не ощущал своего тела и был подобен мертвецу, способному видеть и слышать.

Он видел, как…

Княгиня стояла возле него на коленях, будто причитающая баба над павшим в сече кормильцем. Только не убивалась княгиня, нет. Улыбалась. Арина вновь была в своей длинной сорочке. Она даже успела взять в опочивальне и набросить на плечи теплый плащ с капюшоном.

Он слышал, как…

– Ты очень мил, но очень глуп, Тимоша, – говорила она ему. – Раз уж поднял на меня меч, следовало бить насмерть. Сразу, пока была такая возможность. А теперь – все. Теперь ты мой. Теперь все ТВОЕ станет МОИМ.

Да, он видел и слышал ее, но ответить не мог. Губы не слушались, язык не шевелился. А впрочем…

Карие влажные глаза княгини смотрели и манили, притягивали и затягивали.

…Впрочем, чтобы говорить с ней, сейчас не требовалось слов. Сейчас можно было иначе.

«Что?!»

«Что ты со мной сотворила?»

Наверное, она находила все это забавным. А может, он ей, действительно, казался милым. Настолько, что Арина позволяла ему задавать вопросы. Она даже отвечала ему.

«Заперла тебя в тебе. И прирастила к себе. Кровью и страстью. Погрузила тебя в сон наяву, Тимоша. А себя пробудила в тебе, – она говорила загадками, говорила, не открывая уст – одними глазами, но она говорила. – Все очень просто. Моя кровь на твоих устах, запечатывающий поцелуй – и больше ничего не нужно. Сила крови – великая сила. Сила крови, взмешанная на страсти – сильнее многократно. А я знаю, как пробуждать страсть в мужчинах. Но если бы ты сам втайне не желал меня так страстно и самозабвенно, ничего бы не вышло. Одной моей крови не хватило бы, чтобы свалить тебя с ног и открыть твою память и душу. В общем, старая история. Ты пал жертвой своей страсти. Страсти ко мне. Я польщена, Тимоша».

Много лишних безмолвных слов, слишком много, чрезмерно. А Тимофей уже хотел узнать другое.

«Что?»

«Что ты задумала?»

Она ответила и на этот раз.

«Взять у тебя то, что потребно мне. У тебя взять и ИЗ ТЕБЯ. Ты открыт предо мной, Тимоша, и я теперь многое знаю».

«Что?»

«Что ты знаешь?»

Она ласково улыбнулась ему.

«Что Угрим провел тебя через потаенный ход, которым до сих пор никто, кроме самого князя, не хаживал. Что ты вместе с ним переступил порог нижнего подземелья, запечатанный его колдовством. Что ты прошел прочие преграды, поставленные Угримом. И значит, на тебе лежит след его магических печатей. Мне же известен способ, как, используя такие следы, взламывать сами печати. Ты станешь ключом. Моим ключом от Угримова замка, за которым князь прячет Черные Мощи – ведь именно их он оберегает от чужих взглядов и помыслов, да, Тимоша? Черное тулово твари, вышедшей из мертвого мира. И ее рука… правая рука, которую ты принес своему князю. Чтобы добраться до этих мощей, мне нужно лишь слиться с тобой и тобою же отворить затворенное. Твоя память, чувства и мысли отведут меня к Реликвиям Силы».

«Зачем?»

«Зачем тебе все это нужно, княгиня?»

Нет, Арина ничего от него не утаивала. Наверное, в этом уже не было смысла. Арина отвечала без слов. Честно, гордо, надменно, торжествующе.

«Я – никейская царевна из рода византийских императоров, а не русская княгиня! И я всегда оставалась той, кем являюсь по крови и праву рождения. Пусть ныне Великая Византия утратила былое могущество, но магическая сила Черных Мощей поможет вернуть ей забытую славу. И угадай, кто будет восседать на троне возрожденной империи?»

«Но как?»

«Как же князь? Угрим? Ищерское княжество?»

По губам Арины скользнула презрительная усмешка. В голове Тимофея вновь прозвучал безмолвный ответ:

«К чему мне горбатый уродец? К чему мне ваш жалкий клочок лесов и болот? Думаешь, ради этого я прибыла сюда? Нет, все не так, Тимоша. Надежное убежище от латинян я могла бы найти и в другом, более достойном месте. Но я внимательно читала древние книги, и они указали мне, где следует искать Черные Мощи. Добраться до вашей Реликвии было легче, чем до других, с нее удобнее было начать. Поэтому и только поэтому я здесь. Конечно, Угрим хитер. Он никогда не доверял мне полностью и прятал от меня свое сокровище. Но я терпелива, я умею ждать. И я дождалась. Я получу свое. С твоей, Тимоша, помощью».

«Думаешь?»

«Ты думаешь, я стану помогать тебе?»

Ее глаза смотрели в его глаза. В ее глазах таилась нежнейшая из улыбок.

«А ты думаешь, что сможешь противиться? Думаешь, у тебя есть выбор? Думаешь, у тебя еще осталась своя воля? Я ведь уже объяснила, Тимоша: ты заперт в самом себе, ты спишь наяву. Ты спишь, и видишь сон. На тебе лежит морок, а бодрствую и действую сейчас я. За себя и за тебя. И в тебе тоже действую я. Ты теперь мой целиком. Мы с тобой слиты в одно. И МЫ сейчас – это Я. Но никак не ТЫ».

Слова, звучавшие в голове Тимофея, казались бредовыми и пугающими одновременно. Тимофей старательно внимал речам княгини, но никак не мог постичь их сути. Не мог, пока…

«Ну все, хватит болтать, – княгиня утерла рукавом кровь с лица и, набросив островерхий куколь, прикрыла рану на голове. – Пора идти, Тимоша. Нам пора. Тебе и мне. Мне главным образом. Но, значит, и тебе тоже».

Она поднялась с пола.

Тимофей мысленно усмехнулся. Неужто гречанка надеется поднять его?

«Посмотрим, крысий потрох, как это у тебя полу…»

Почему пол, на котором только что лежал Тимофей, вдруг подался вниз, он сообразил не сразу. Нет, княгиня даже не пыталась его поднимать. Она просто стояла рядом и просто смотрела. Тимофей поднимался сам. Не хотел, но под-ни-мал-ся! И ничего с этим поделать не мог. Тело сейчас слушалось не его. Его телом повелевала чужая воля.

И вот он уже стоит на ногах, совершенно их не чувствуя.

«Хорошо, – удовлетворенно кивнул Арина, – Теперь ты видишь: мы едины. Ты делаешь то, что нужно мне. И сопротивляться этому бессмысленно».

Тимофей старался. О, еще как старался! Но все верно. Все бессмысленно. Он словно наблюдал за собственными действиями со стороны и не в силах был ничего изменить.

«Тварь поганая!»

Ярость мешала и рвала мысли…

«Блудливая никейская девка!»

Однако Тимофей не чувствовал привычного для такого состояния бурления крови. Даже кровь предала своего хозяина. Кровь текла по жилам спокойно и размеренно, как и требовалось. Не ему, Тимофею, – ворожее-княгине.

«Похотливая гулящая су…»

«Правильно, Тимоша, нам вниз», – насмешливо отозвалось в голове.

Он вдруг понял, что уже спускается вслед за княгиней по длинной узкой лестнице. С верхнего этажа терема на нижний. Свой меч Тимофей обнаружил на поясе. Когда он поднял клинок с пола и вложил его в ножны, Тимофей не помнил. К навершию рукояти прилипло несколько длинных черных волосков.

Проклятье! Почему?! Ну почему он не отсек голову гречанке? Почему не нашел в себе твердости проломить Арине череп рукоятью меча? Почему не смог в последний момент вбить эти карие манящие очи в глазницы и раздавить их там, как поганые грибы? Почему так глупо попал под чары княгини, даже будучи предупрежденным Угримом?

ПО-ЧЕ-МУ?!

Он спускался. Она спускалась. Они спускались. Вместе, по тесной лестнице, бок о бок. Рука Тимофея лежала на мече, но ни от руки, ни от оружия не было проку. Пальцы были чужими. Совершенно. Все теперь было чужое.

«Теперь ты мой», – так ведь сказала ему княгиня?

* * *

Они беспрепятственно прошли по терему. Никем не остановленные миновали княжеские хоромы. Обошли пустующую гридницу…

Час был поздний, вся челядь спала. Часть княжеской дружины отбыла с Угримом, а те ратники, что остались в Острожце, несли службу снаружи – на городских стенах и на стенах детинца. Только у входа в подвалы стоял одинокий страж с щитом в руке и с мечом на боку.

Арина и Тимофей двигались на него.

Дружинник заметил их. Встрепенулся, шагнул навстречу. Охнул от изумления.

Ермолай! – признал стражника Тимофей. Странно, что Угрим вновь поставил на важный пост провинившегося гридя. На князя это не похоже. Хотя, наверное, ничего странного нет: Угрим ведь надеется на него, Тимофея. А вот он-то как раз княжеской надежды и не оправдал. И Арине позволил выйти из опочивальни, и самого за собой увести.

– Тимофей?! Княгиня?! – смотрели на них округлившиеся глаза Ермолая.

Арина молча шла на него. Тимофей, утративший власть над собственным телом, следовал рядом.

Дружинник замотал головой:

– Вы не серчайте, только нельзя ж вам сюда. Никак нельзя.

Слова давались бедняге с трудом, но Ермолай все-таки встал на дороге. Видимо, урок, преподанный Угримом, был усвоен крепко.

– Князь не велел пущать… – пробормотал Ермолай. – Никого не велел… Тимофей?.. Княгиня?..

Дружинник переводил растерянный взгляд с сотника на гречанку и с гречанки на сотника. Ни он, ни она не останавливались.

Арина первой подошла к стражнику. Безмятежно улыбнулась:

– Не тревожься, Ермолаюшка. Тимофей просто проверяет, кто как службу несет. Правда, Тимофей?

«Нет! Останови ее, Ермолай! Изруби в капусту!»

Какое там! Безмолвный вопль так и не вырвался наружу.

– Да, – услышал Тимофей собственный голос – спокойный и твердый. – Просто проверяю.

Язык, как и тело, отказывался повиноваться хозяину. Язык выталкивал чужие слова. Княгиня сделала еще один шаг к дружиннику. Тимофей, движимый не своей волей, шагнул тоже, обходя стражника с другого бока.

А Ермолай все вертел головой, отступая к запертой подвальной двери. В глазах дружинника сквозило недоверие. Рябое лицо подергивалось. Видимо, ответ гридя не удовлетворил. Продолжая пятиться, он поднял перед собой щит и потянул из ножен оружие. Нет, не так уж и плох оказался ратник, раз почуял неладное.

– А пошто ты, княгиня, с сотником среди ночи бродишь?

«За Черной Костью она идет, Ермолай! – чуть не стонал от немого бессилия Тимофей. – За колдовской силой, упрятанной Угримом!»

– Не спится мне, Ермолаюшка, вот и вышла прогуляться.

– А кровь почему на рукаве?

Заметил! Молодец!

– Кровь? – Арина растерянно глянула на перепачканный рукав. – Ах, это?

Пальчик Арины коснулся подсыхающего пятна.

– Так… Поранилась немного. Ты только не шуми понапрасну, не надо…

Палец княгини потянулся к губам дружинника. «Тс-с-с», – словно бы говорила она своим жестом. Ну да, конечно, сначала кровь на уста, потом запечатывающий поцелуй. Тимофей через это уже прошел. Теперь, значит, черед Ермолая?

«Не поддавайся! – беззвучно кричал Тимофей. – Не позволяй себя околдовать. Иначе будешь как я – весь в ее власти!»

Ермолай оказался умнее, чем его сотник. Или просто больше страшился княжеского гнева. Отпрянув от протянутой руки, страж вжался широкой спиной в подвальную дверь. Больше отступать ему было некуда. Слева, почти вплотную стояла Арина. Справа – Тимофей.

Ермолай прикрылся щитом, будто прячась за ним, и нерешительно поднял меч.

– Вы бы того… шли бы себе дальше, а? – взмолился несчастный дружинник. – А то ведь тревогу сейчас подниму.

«Давно пора, Ермолай! Ори в голос, не жалей глотки, зови на помощь, пока не поздно!»

Нет, было уже поздно. Слишком поздно.

Ермолай никак не ожидал того, что случилось. Тимофей – тоже. Он поступал помимо своей воли. Пока бездонные очи и колдовская улыбка ворожеи-гречанки притягивали взгляд стража, Тимофей действовал. Быстро и решительно, как в кровавой сече.

Раз – меч из ножен. Два – взмах. Три – удар.

Ермолая он бил не так, как княгиню. Нещадно бил, в полную силу – не рукоятью меча, а тяжелым лезвием. Своего дружинника сотник рубил насмерть. «Не-е-ет!» – противился разум. Но этого отчаянного вопля никто не услышал.

Рука и меч Тимофея исполняли чужой приказ. Приказ княгини, которой нужно было пройти мимо упрямого стража. Обмануть и покорить Ермолая Арине не удалось, а потому была заплачена другая цена. Жизнь княжеского гридя.

Меч Тимофея ударил по-над краем щита. Негромко звякнув, рассек бармицу под правым ухом, разрубил скулу, вошел глубоко в шею. Хлынула кровь. Выпало из ослабевших пальцев оружие стражника. Грохнул скользнувший с левой руки щит. А затем и сам Ермолай, хрипя и царапая дверь окольчуженной спиной, осел на пол. Дернулся, повалился набок. Да так и застыл на пороге. Голова откинута. Под шеломом кровоточащая рана. В широко открытых глазах на рябом лице – испуг, недоумение, боль, немой упрек.

Стекленеющие глаза смотрели на Тимофея снизу вверх.

«Ты за это ответишь, княгиня! – пронеслось в голове Тимофея. – За все ответишь!»

Насмешливая улыбка гречанки.

«Не перед тобой, Тимоша. Не перед тобой».

Он готов был разорвать проклятую ворожею голыми руками. Но не мог. Руки уже выполняли другую работу. Оттаскивали в сторону убитого дружинника, освобождая путь к двери.

Бедный Ермолай…

«Ты сдохнешь так же, ведьма!»

«Не от твоей руки».

Ключа у стражника не было, но, чтобы открыть тяжелую дубовую дверь, опытной ворожее ключ и не требовался. Арина прибегла к волшбе. Замки и засовы – не колдовские печати. С ними княгиня расправлялась в считанные секунды.

Легкое движение тонкой ладони, тихий шепоток, сухой щелчок, скрип петель… Вход в подвалы детинца был открыт. Из-за распахнутой двери на них смотрела кромешная тьма.

Тимофей полагал, что Арина возьмет светильник или факел, однако княгиня поступила иначе. Шевельнув пальцами и губами, гречанка дунула перед собой. Тут же из воздуха возник язычок желто-красного пламени. И там же, в воздухе, повис. Трепещущий, маленький, но достаточно яркий, чтобы осветить путь, он покачивался над их головами, вырывая из сплошного мрака неровные стены, сводчатый потолок и широкие каменные ступени. От колдовского огня не шел дым, и не летели искры. Огонь излучал только свет.

Арина вступила в подземелье. Тимофей тоже сделал шаг вперед. Заставили сделать… Огонек отплыл на шаг дальше. Еще шаг – и новое движение пламени. Это оказалось удобнее, чем бездымный факел Угрима. Магический огонь никейской ворожеи не нужно было даже нести.

* * *

Они шли между клетей и порубов. Поворачивали в узких коридорах. Спускались с верхних ярусов вниз. Тимофей и рад был бы блуждать по подвалам детинца без конца, но увы… Непослушные ноги предательски остановились у стены. У той самой стены.