Текст книги "Ермак"

ТРУДНЫЕ ВЕРСТЫ

Ремезов был первым сибирским историком, припавшим к роднику народного творчества. Родник не иссяк после смерти историка.

Замечательный народный поэт Кирша Данилов не только повторил в своих песнях казачьи предания о Ермаке, но и положил их на бумагу. Фольклор недаром называют поэтической памятью народа. Сибирские казаки прилежно хранили воспоминания о «сибирском взятии».

Время сделало свое дело, и исторические песни о Ермаке стали напоминать героический эпос. В глазах народа ермаковцы приобрели черты былинных богатырей.

Собрались на Волге удалые добры молодцы, славные атаманы донские Ермак Тимофеевич с товарищами. Долго думали они думушку «со крепка ума, с полна разума». Надумали идти во Усолья к Строгановым, чтобы взять там «много свинцу, пороху и запасу хлебнова», а оттуда – вверх по Чусовой-реке.

Путь казаков из владений Строгановых за Урал описан в песнях Кирши Данилова с поразительной точностью:

 
Где Ермаку путя искать?
Путя ему искать по Серебряной реке.
…По Серебряной пошли, до Журавля дошли.
Оставили они тут лодки-коломенки.
На той Баранчукской переволоке
Одну тащили, да надселися,
Там ее и покинули.
И в то время увидели Баранчук-реку,
Обрадовались, поделали баты сосновые
И лодки набойницы.
 

Кирша знал больше, чем тобольские летописцы, беседовавшие с ермаковцами. Он утверждал, что казаки, преодолев горные перевалы, попали на Баранчук.

Известный историк Сибири Герард Миллер, будучи за Уралом, слышал рассказы местных жителей о том, что казаки перетащили свои струги на Баранчук, кроме самых тяжелых, брошенных в пути.

Гонцы Ермака составили для Посольского приказа подробнейшую роспись пути с Волги в Сибирь. По их словам, отряд Ермака прошел вверх по Волге «и Камою рекою вверх же, а из Камы реки поворотил направо в Чюсовую реку и Чюсовую (шел) вверх же; а из Чюсовой реки в Серебряную реку, а Серебряная река пришла от Сибирской страны в Чюсовую реку с правой стороны, и Серебряною рекою вверх же; а с Серебряной реки шел до реки Баранчука волоком и суды на себе волочили, а рекою Баранчуком вниз в реку Тагил, а Тагилом рекою на низ же в Туру реку».

Проходя по Уралу, экспедиция оставила после себя зримые следы. То были не зимовища, а брошенные суда. При составлении чертежной книги Сибири и Урала Семен Ремезов написал подле наименования реки Серебрянки: «Лежат суды ермаковы». Кунгурские «сказы» пояснили эту помету: казаки Ермака «тяжелые суда покинули на Серебрянке».

Прошло столетие, и Ермаковы струги сгнили. От них остались дырявые остовы, сквозь которые пробивались кусты и деревья. «И те старые суда, – записано в кунгурских „сказах“, – где они лежат, сквозь их дна деревья проросли». Среди буйной лесной зелени останки стругов были едва заметны. Но и тогда народная тропа к ним не заросла. Один уральский историк писал в конце XVIII века: «Струги ермаковы и поныне многим лесникам известны, ибо где они на берегах оставлены, вырос на них кустарник немалый». Заросшие лесом струги могли принадлежать не Ермаку, а царским судовым ратям, следовавшим по его следам. Как бы то ни было, они служили надежным ориентиром для тех, кто столетия спустя искал маршрут сибирской экспедиции.

На склоне лет Ремезов составил вместе с сыновьями свой последний атлас – «Служебную чертежную книгу». На карте Среднего Урала знаменитый картограф сделал помету: «Волок Ермаков» – и красным пунктиром обозначил путь экспедиции по реке Серебрянке, по одному из ее притоков, названному ими «Чуй», и далее за волоком по рекам Журавль, Баранчук и Тагил.

Путь в Сибирь был далек и труден. Всего труднее далось казакам начало пути. Флотилия Ермака плыла по Чусовой и Серебрянке, суда продвигались вперед со скоростью улитки.

По расчетам Строгановского летописца, казаки прошли Чусовую до устья Серебрянки будто бы за четыре дня, а Серебрянку преодолели за два дня. Попав на «Сибирскую дорогу» (на самом деле ее тогда не было и в помине), казаки поставили тут городок земляной и назвали его «Ермаков Кокуй». Когда городок был готов, ермаковцы стали «перевозиться» за 25 «поприщ» через волок на реку Журавль. По Журавлю они вышли на Туру, где и нашли «Сибирскую страну».

Рассказ летописца подкупает своей точностью. Но доверять его словам все же не следует. В росписи из архива Ермака отсутствовал какой бы то ни было намек на строительство земляного городища, хотя такое городище и могло служить ориентиром для посланных в Сибирь воевод. Летописец на самом деле плохо представлял себе географию Зауралья. С реки Журавль казаки никак не могли попасть на Туру, ибо Журавлик впадает в Баранчук, Баранчук – в Тагил, а Тагил – в Туру.

Западные отроги Уральских гор весьма протяженны и занимают междуречье Чусовой и Камы. В предгорьях реки отличаются стремительным течением. В верхней части Чусовой течение особенно мощное. Посреди быстрого потока там и тут торчат огромные скалы. Вместе с многочисленными подводными камнями и мелями эти скалы таят большую опасность. Но вольные казаки были опытными лоцманами. Особенно «черкасы» – запорожцы. В своих засеках на Днепре они подвергали новичка особому испытанию. Ему поручали провести «чайку» через знаменитые днепровские пороги, следуя против течения. Лишь тогда молодого казака допускали в круг как полноправного члена товарищества.

…Чем дальше поднимались казаки вверх по Чусовой, тем больше сил тратили гребцы, чтобы преодолеть течение. По временам суда приходилось тащить бечевой. Но многие казаки бурлачили на Волге, так что дело это было им не в диковинку.

За несколько десятков верст до устья реки Серебрянки казачья флотилия пристала к берегу подле огромной скалы, поднимавшейся вверх на сорок метров. Песнь Кирши Данилова сохранила память об этой стоянке:

 
И пошли (они) вверх по Чусовой реке,
Где бы Ермаку зима зимовать.
И нашли они печеру каменку на той Чусовой реке,
На висячем большом каменю,
И зашли оне сверх того каменю,
Опущалися в ту пещеру казаки,
Много – не мало двесте человек;
А которые осталися люди похужея,
На другой стороне, в такую же оне печеру убиралися,
И тут им было хорошо зима зимовать.
 

Исполинский камень и ныне высится на Чусовой подле устья реки Ермаковки. В середине камня издали видно овальное отверстие – вход в пещеру. Добраться до входа можно лишь по веревке сверху. Грот, названный пещерой Ермака, очень мал. В него могут поместиться разом не более двух десятков человек. Так что двести ермаковцев никак не могли зимовать там.

Минули десятилетия после похода, и пещера Ермака приобрела большую известность благодаря слухам о спрятанных там сокровищах. О них слыхали от местных старожилов голландец Витсен и ученый немец Герард Миллер.

Сто лет спустя один русский писатель, побывав на Чусовой, записал сказку о том, что «Ермак, искусный в чародействе, зимовал в этом месте и, спрятав тут свои сокровища, приказал духам стеречь их».

С Чусовой Ермак повернул на Серебрянку. Свое название эта река получила за чистую, прозрачную воду, отливавшую серебром. Берега Серебрянки порой сужались до 10–12 метров, течение оставалось столь же стремительным, как и на Чусовой. Чтобы дать отдых людям, Ермак сделал остановку на длинном, в полверсты, лесистом острове. В память об этом местные жители впоследствии назвали остров Ермаковым.

В предгорьях Урала реки имеют берега скалистые и обрывистые, высота которых порой достигает 100–200 метров. Благодаря этому в пору дождей реки не затопляли округу. Зато уровень воды в них поднимался на два метра и более.

Благодаря «большой воде» казаки получили возможность подвести свои тяжело груженные струги к самым перевалам.

Тагильские перевалы находились в том районе Уральского хребта, который подвергся сильному разрушению. К северу от перевалов располагалась гора Благодатная. Сопки в районе Благодатной не превышали 700 метров над уровнем моря. Сама гора Благодатная поднималась ввысь почти на 400 метров.

Ермаку предстояло решить весьма трудную задачу – переправить через горы целую флотилию, насчитывавшую несколько десятков тяжело груженных судов. Вольным казакам не раз приходилось преодолевать многокилометровые волоки, перебираясь с Волги на Дон и обратно. Обычно они перетаскивали струги на катках. На Урале волоков не было. Чтобы добраться до перевала, ермаковцы рубили просеку в чащах и буреломе. У них не было возможности выровнять каменистый путь и волочить суда по земле, используя катки. Пришлось тащить грузы и суда на руках. В Москве Черкас Александров рассказывал, что казачий отряд «с Серебряной реки шел до реки до Борончука волоком, и суда казаки на себе волочили». В «сказах» из Кунгурской летописи также сообщалось, что казаки оставили на Серебрянке тяжелые суда, а легкие «таскали на Тагил реку через волоки».

Сибирская экспедиция Ермака (1 сентября 1582 – 6 августа 1585).

Запорожцам случалось переносить свои «чайки» по степи на большие расстояния. Один турецкий автор писал, что казаки делали из веревок лямки и, словно носильщики, поднимали суда себе на спину. Порой они переправляли до трехсот «чаек» по суше и таким путем появлялись на Черноморском побережье в совершенно неожиданных местах. Запорожские «чайки» были крупнее волжских стругов. Они вмещали по 50–70 человек. Казаки Ермака выстроили себе несколько тяжелых стругов. Но в его отряде преобладали легкие струги. Их казаки смогли перетащить через горы.

Тагильские перевалы, на которых побывал казачий отряд, даже по своему виду отличались от обычных горных перевалов. Как и в некоторых других местах Среднего Урала, тут располагались большие седловины, основательно заболоченные даже в летнюю пору. Здесь отряд Ермака пересек линию, разделяющую Европу и Азию.

После небольшого отдыха казаки начали спуск по восточному склону Уральских гор. Спуск потребовал меньшего напряжения сил, нежели подъем. Главные трудности остались позади. Близ перевалов брали начало ручьи, впадавшие в Журавль и Баранчук. По их руслу казаки и продолжали свой путь.

Когда Камень остался позади, Ермаку пришлось позаботиться об экипажах и грузах с брошенных тяжелых судов. Мелководные ручьи были непригодны для спуска на воду новых стругов. Пришлось наскоро рубить деревья и мастерить небольшие плоты. Люди вздохнули с облегчением, когда за поворотом показалась речка Баранчук. Речка имела протяженность немногим более 65 километров, берега ее отличались крутизной. По Баранчуку флотилия спустилась на Тагил. Тут уже ничто не препятствовало ее плаванию. В ширину Тагил имел до 60–80 метров, в глубину – до полутора метров.

На Тагиле казаки устроили «плотбище» и спустили на воду несколько стругов. По преданию, их лагерь располагался у подножия Медведь-камня поблизости от Магнитной горы.

На сибирских реках казакам не надо было, выбиваясь из сил, идти против течения. Вода сама несла казачьи челны, подхватывая их на быстринах. Стремительно проплыв вниз по Тагилу, флотилия попала на более медленную Туру. По этой реке ей предстояло плыть наибольшее расстояние – несколько сот верст. Ширина Туры – от 80 до 200 метров, глубина – до 6 метров, дно песчаное, без порогов. Река петляет посреди открытых и плоских берегов. С Туры экспедиция попала на Тобол. Эта река протекает по болотистой и лесистой равнине. По Тоболу Ермак прошел много верст. Налегая на весла, используя паруса при попутном ветре, флотилия быстро преодолела это расстояние.

Казаки живо помнили чувство изумления, которое охватило их в неведомой стране. Не победа, а неудачи запечатлелись в их памяти.

Оказавшись за уральскими перевалами, казаки, как записывал С. Ремезов, убедились, что «Сибирская страна богата и всем изобильна и живущие люди в ней невоисты» (невоинственны).

Окружающие места казались совсем глухими и «лешими». Поселения были разбросаны по берегам рек на огромном расстоянии одно от другого. Жители смотрели на пришельцев с детским любопытством.

Казаки забыли об осторожности. Беспечность едва не довела их до беды.

Стояла поздняя осень. По берегам темнел таежный лес. Местами к самой реке подступала степь, покрытая жухлой травой. Ночью становилось зябко, и казаки, пристав к берегу, разводили костры.

На заре суда вновь трогались в путь, выслав вперед сторожевой (ертаульный) струг.

Однажды сторожевой корабль опередил флотилию на версту. В сумерках кормчий велел бросить якорь. Кругом было пустынно и дико. Дремучий лес спускался к самым берегам. Казаки не подозревали того, что притаившиеся в лесу «бусурмане» давно заметили их и крались за ними следом вдоль берега, спрямляя путь там, где река петляла. Мансийские воины появились из лесной чащи так неожиданно, что казаки не успели взяться за оружие. Струг был захвачен мгновенно. К счастью для казаков, манси не знали, что делать с захваченным судном и попавшими в их руки пленниками. Они проявили не меньшую беспечность, чем казачий караул. Им невдомек было, что за одиночным стругом движется целая флотилия.

Когда казаки с подоспевших судов подняли пальбу, мансийские воины разбежались, оставив на берегу своих пленников. Ермак выручил незадачливых караульных.

Продвижение казаков неизбежно замедлилось бы, если бы им пришлось преодолевать сопротивление местного населения. Самые достоверные источники упоминают, однако, лишь о незначительных стычках, которые не могли задержать отряд.

Черкас Александров и другие посланцы Ермака подали в Посольский приказ «сказку», известную по тексту Погодинской летописи. Они кратко и без всяких прикрас описали свое первое столкновение с татарами на реке Туре: «…догребли до деревни до Епанчины („что ныне словет Туринский острог“, добавил переписчик. – Р. С), и тут у Ермака с татары с кучюмовыми бой был, а языка татарского не изымаша». Будучи людьми «некнижными», казаки не употребляли выражений, к которым неизменно прибегали летописцы, едва речь заходила о войне. В их «сказке» не было места ни «брани великой», ни «бою кроваву». Как люди военные, казаки подчеркнули, что потерпели в первой стычке неудачу, ибо им не удалось добыть «языка», столь необходимого в начале похода. Неудача могла иметь катастрофические последствия для всей экспедиции.

Бежавшие из-под Епанчина татары добрались до Кашлыка раньше Ермака, и «царю Кучюму то стало ведомо». Сибирский хан своевременно получил известие о появлении русских.

Черкас Александров считал, что Ермаку в конце концов помогла беспечность Кучума, который «приходу на себя Ермакова не чаял, а чаял, что Ермак воротится назад на Чюсовую». Но Черкас ошибался.

Хан знал, что русский царь, поглощенный войной на западных границах, вывел почти все гарнизоны из своих приуральских крепостей. Он спешил использовать военную слабость России и послал на Пермский край царевича Алея с ратью. Алей был старшим сыном Кучума и наследником его «царства». Он получил приказ занять Чердынь, главный опорный пункт русских в Приуралье.

Появление русских ратных людей на Тагиле и Туре позволяло думать, что в пермских городах вовсе не осталось сил. Следовательно, захватить их не составляло труда.

Кучум со дня на день ждал вестей о падении пермских городов. Как только чердынский воевода подвергнется нападению, русские должны будут немедленно отозвать своих ратников из сибирских пределов. Именно на это и рассчитывал Кучум.

Сибирский властитель разбирался в русских делах. Он знал, что ногайские князья бесчестят послов московского царя, а тот старается избежать войны с ними и шлет богатые дары. Москва не будет воевать с Сибирским ханством.

В расчеты Кучума, однако, закралась ошибка. Он не знал того, что вольные волжские казаки двинулись в Сибирь по собственному почину.

В КАШЛЫКЕ

Чем ближе подходили казаки к столице Сибирского ханства, тем больше поселений попадалось им на пути. В нижнем течении Тобола им пришлось идти сквозь татарские улусы. Тут ермаковцам удалось наконец захватить «языка». Когда татарина привели к Ермаку, он назвался Таузаком из «царева Кучюмова двора». Допросив пленника, казаки получили сведения, немало ободрившие их.

В устье Тобола казаки, высадившись на берег, разгромили юрты главного сановника Кучума Карачи. Это был богатый человек. Много запасов хранилось в его кладовых. Всего больше поразило казаков обилие меда. Его разделили так, что хватило на каждый струг. До глубокой старости ермаковцы помнили душистый и сладкий мед, который они отведали в Сибири.

Разгром казаками улуса Карачи вызвал ярость и страх в ханском дворце. Осознав грозившую опасность, Кучум разослал гонцов во все стороны. Днем и ночью они скакали от кочевья к кочевью, от улуса к улусу и везде разносили весть о войне.

По дорогам и тропам, по степному раздолью спешили к Кашлыку воины. Следом за татарами в ханскую ставку потянулись местные князьки со своими соплеменниками.

Собравшиеся воины разбили стан на пологом берегу Иртыша у Чувашева мыса. Бесчисленные костры запылали у самой воды, отражаясь огнями на бескрайней речной глади.

Кучум твердо решил покарать неверных, посягнувших на его владения. Но давно минуло время, когда он сам вел в бой своих воинов. Командовать собранной ратью поручено было брату Кучума Маметкулу.

Между тем флотилия Ермака показалась на водных просторах Иртыша против устья Тобола. С казачьих судов можно было хорошо разглядеть берег, занятый неприятелем.

Воинство Кучума выглядело весьма внушительно, особенно издалека. Пешие и конные воины сгрудились под кручей, заполонив весь берег. Поодаль, на вершине горы, расположился Кучум с конницей. Ордынцы растянулись по всей кромке обрыва, куда доставал взгляд. Фигурки всадников, четко выделявшиеся на фоне неба, были хорошо видны казакам, сидевшим в своих стругах на реке под кручей.

Казаки живо помнили чувство неуверенности, которое они испытали при виде неприятеля, многочисленного, как морской песок.

Опытный воин, Ермак отказался от намерения немедленно атаковать врага и подал знак к отступлению. Струги развернулись один за другим и ушли вслед за Ермаковым вверх по течению Иртыша. Пройдя несколько верст, казаки высадились на берег и заняли урочище Аттик-мурзы.

Накануне решающей битвы Ермак собрал круг. Дело происходило к ночи. Вид многочисленной рати Кучума произвел сильное впечатление на молодых казаков. Некоторые из них, поддавшись панике, «восхотеша тоя нощи бежати». Отступление неизбежно привело бы к гибели всего отряда. Но Ермак не для того преодолел все преграды, чтобы отступать, будучи у самой цели.

Малодушным пришлось замолчать. И все же настроение тревоги не покидало людей.

Казакам уже приходилось встречаться с татарами в урочище Бабасан и на Карачине острове. Но все понимали, что то были лишь мелкие стычки и что главное дело впереди.

Настал конец октября. Ветры, дувшие с севера, напоминали о близкой зиме. По утрам вода в прибрежных лужах подергивалась коркой льда. Даже при желании казаки никак не могли уйти за перевалы до наступления морозов. Сибирь в любой момент могла стать для русских ловушкой.

Круг решил штурмовать Кашлык – иного выхода у казаков не было.

Прошло много лет, и находившиеся в Тобольске ветераны Ермака попытались припомнить события, разыгравшиеся некогда под Кашлыком. Архиепископские дьяки тогда же занесли их слова в синодик: «У реки Иртыша, – написали они, – на берегу под Човашею бысть с татарами первой бой октября в 26 день… и на том деле убиенным… вечная память большая».

Прошло некоторое время, и архиепископский летописец взялся за исправление старого синодика. Когда он кончил работу и отложил в сторону перо, текст преобразился: «У реки Иртыша на брегу под Човашевым, – значилось в новом списке, – бысть с татарами бой велик октября в 23 день… На том месте убиенным вечная память большая».

Ветераны твердо помнили, что бой с татарами они выдержали на Чувашевом мысу подле Кашлыка и в тот же день, 26 октября, вступили в ханскую столицу. Тобольский книжник заменил будничные слова «первой бой» возвышенными – «бой велик», а заодно исправил дату с 26 на 23 октября. В своей летописи он попытался объяснить, почему казаки не сразу вступили в покинутое татарами городище. В бою, записал он, казаки «утрудились», а потому, отступив от Чувашева, заночевали в «безопасном месте». Книжник упомянул об одном ночлеге. Где казаки провели еще две ночи, он так и не смог объяснить. Со временем летописное сочинение подверглось новой литературной обработке. На рубеже XVII–XVIII веков Ремезов описал со многими красочными подробностями, как под Чувашевым казаки «билися 3 дни без опочиву (отдыха) неотступно», затем по неизвестным причинам отошли за Иртыш, переночевали там, а утром вошли в Кашлык. Все эти подробности были скорее вымышленными.

Бой на Чувашевом мысу произошел 26 октября, и это было первое серьезное сражение с начала похода.

Битва на Иртыше оставила глубокий след в памяти народной. Кирша Данилов пел песнь о том, как «во устьях тобольских на изголове (казаки) становилися, и собиралися во единой круг и думали думушку крепку заедино, как бы им приплыть… на Иртыш-реку под самую высокую гору Тобольску». И тут у них стала «баталия великая со теми татары… и была баталия целой день». О «баталиях» более ранних поэт ничего не знал.

Была причина тому, что Кучум решил дать бой русским на берегу поодаль от столицы.

Кашлык гордо высился над Иртышом на верху неприступной горы. Но укрепления его давно обветшали. Земляной вал осыпался, деревянные стены осели.

Чтобы не пустить Ермака к Кашлыку, ордынцы сделали засеку у подножия горы на Чувашевом мысу. За толстыми стволами поваленных деревьев они надеялись уберечься от казачьих пуль, а затем перебить ермаковцев в рукопашной схватке.

Неверно было бы думать, будто татары не знали огнестрельного оружия и гром казачьих пищалей поверг их в ужас. За несколько лет до похода Ермака Кучум обратился в Крым с просьбой прислать ему артиллерию для войны с московским царем. От Крыма до Сибири далеко. Казань была ближе. По преданию, сибирские татары получили несколько пушек из Казанского ханства до появления там русских. Источники различного происхождения сообщают о том, что одну или две пушки они установили на горе у Чувашева мыса. Однако в ходе сражения эти пушки не произвели ни одного выстрела. Казаки наивно полагали, что им удалось «заговорить» вражеские орудия. В конце концов татары столкнули орудийные стволы с кручи навстречу карабкавшимся наверх казакам, и пушки упали в воду.

Многолетние войны закалили казаков и научили использовать преимущества их вооружения. Когда казачьи струги сближались на море с вражескими судами на расстояние выстрела, казаки бросали весла и палили беспрестанно с одного борта, в то время как их сотоварищи, сидевшие подле другого борта, перезаряжали пищали. Залпы следовали один за другим. На реках казаки сражались совершенно так же, как и на море. И тут они старались поразить врагов меткой пальбой и лишь затем брались за сабли и довершали разгром врага на суше.

Кучум велел Маметкулу оборонять засеку, а сам расположился на горе.

Бой начался не слишком хорошо для русских. Дружной пальбой казаки заставили противника очистить берег и произвели высадку. Но тут им пришлось остановиться. Стрелы, выпущенные лучниками из-за засеки, падали сверху подобно дождю и заставляли казаков жаться поближе к стругам. Казачьи пушечки палили беспрестанно. Но они скорее пугали, чем побивали неприятеля.

Видя, как горстка казаков топчется на берегу в нерешительности, Маметкул велел своим воинам сделать проходы в засеке и атаковать русских. Это вполне отвечало планам Ермака, старавшегося выманить неприятеля из-за укреплений.

Казаки встретили врага убийственным огнем. Ханские воины, посланные Маметкулом вперед, разбежались после первых же пушечных залпов. Их примеру последовали манси.

Маметкул пытался собрать подле себя конницу, чтобы опрокинуть казаков, втоптать их в землю. Но шальная пуля бросила его наземь. Бежавший впереди казак едва не захватил его в плен.

Отбив предводителя, татарские воины снесли его в заросли кустарника на берегу, где была спрятана лодка. Раненого поспешно увезли прочь.

Ранение Маметкула усилило панику в ханской рати. Всадники погоняли лошадей, стремясь как можно скорее покинуть поле боя. За ними пестрой толпой бежали пешие воины. Берег, еще недавно запруженный людьми, опустел в мгновение ока.

Кучум наблюдал за боем с горы. Едва русские начали одолевать, он обратился в бегство, бросив на произвол судьбы свою столицу.

Неприятельские воины, вооруженные луками, саблями и копьями, нанесли некоторый урон отряду Ермака. Но, кажется, никто из казаков не был убит.

Казаки одержали легкую победу над многочисленным неприятелем потому, что лучшие и наиболее боеспособные силы Сибирского ханства и входившего в его состав Пелымского княжества участвовали во вторжении на Русь и еще не вернулись в Кашлык из похода.

После боя отряд Ермака беспрепятственно вступил в ханскую столицу. Там казаков ждала богатая добыча. Захваченную соболью казну и прочие пожитки Ермак, по обычаю вольных казаков, велел разделить поровну между всеми.

Местные сибирские племена, покоренные ордынцами и платившие им дань, отнеслись к казакам весьма миролюбиво. Уже на четвертый день после бегства Кучума князек Бояр привез Ермаку в Кашлык рыбу и прочие припасы. Одновременно татарские семьи стали возвращаться в свои покинутые жилища в окрестностях Кашлыка.

Ермак одержал победу. Но торжествовать было рано. Лихой набег удался. Однако осень была на исходе, и казачья флотилия не могла пуститься в обратный путь. В ноябре грянули морозы. Сибирские реки, служившие единственными путями сообщения, покрылись ледяным панцирем. Казакам пришлось вытащить струги на берег. Началось их первое трудное зимовье.