Текст книги "Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии"

Приданое

Вопрос об имущественной стороне брака был не менее важен, чем высочайшее благословение. Мать невесты потребовала от жениха доказательств его материальной состоятельности. В письме Бенкендорфу Пушкин писал, что государь дал ему возможность «достойно жить своими трудами». Очевидно, в беседе с Гончаровой поэт прибегнул к тому же аргументу.

Милость самодержца была немаловажным, но не главным условием успеха литератора. Обеспечить средства к существованию могла лишь профессиональная литература, но в России такая литература только нарождалась. Усилия Пушкина сыграли в этом направлении весьма существенную роль. Первые издания поэта не принесли ему значительных средств. Гнедич заработал на издании «Кавказского пленника» 5 000 рублей, Пушкину же заплатил 500 рублей. Значительно лучше поэт распорядился с поэмой «Евгений Онегин». Публикация глав (по мере их написания) принесла ему 25 000 рублей. За первое отдельное издание поэмы Смирдин заплатил Пушкину 12 000 рублей, а за «Бориса Годунова» – 10 000 рублей³⁰³. Успех окрылил Пушкина. Материальное обеспечение любой молодой семьи зависело прежде всего от приданого. Пушкин мог рассчитывать на богатое приданое. Но жизнь не оправдала его расчётов. Будучи деликатным человеком, Александр Сергеевич заботился прежде всего о том, чтобы доказать Гончаровым свой альтруизм: «…о денежных средствах: я придаю этому мало значения»³⁰⁴. Избранный путь был не самым лучшим. Вопрос о приданом не был разрешён до помолвки, как того требовал обычай. Его обсуждение растянулось на много месяцев.

26 августа 1830 г. в доме Гончаровых был бал. На другой день мать невесты устроила поэту скандал. Н.И. Гончарова, писал поэт Вере Вяземской, «мне наговорила вещей, которых я по чести не мог стерпеть. Не знаю ещё, расстроилась ли моя женитьба, но повод для этого налицо, и я оставил дверь открытой настежь»³⁰⁵.

Оскорблённый жених действовал решительно. В кратком письме он официально известил невесту, что она совершенно свободна от обязательств, налагаемых помолвкой: «Если Ваша матушка решила расторгнуть нашу помолвку, а Вы повиноваться, – я подпишусь под всеми предлогами, какие ей угодно будет выставить…»³⁰⁶

В письме к Плетнёву от 31 августа 1830 г. Пушкин откровенно писал, что подумывает о разрыве помолвки: «Дела будущей тёщи моей расстроены. Свадьба моя отлагается день ото дня далее. Между тем я хладею, думаю …о прелести холостой жизни»; «…если я и не несчастен, по крайней мере не счастлив»³⁰⁷.

По-видимому, причиной ссоры Пушкина с тёщей была прежде всего неясность с устройством материальной стороны брака. Во второй половине мая 1830 г. Пушкин гостил у А.Н. Гончарова в Полотняном заводе. Богатый каменный дворец и парки Гончаровых произвели на него яркое впечатление. В июле 1830 г. Н.О. Пушкина писала дочери о беседе с сыном: «Он мне рассказал о великолепном имении старого Гончарова, он даёт за Наташей 300 крестьян в Нижнем, мать даёт 200 в Яропольцах»³⁰⁸. Со своей стороны, отец поэта согласился выделить сыну 200 душ в деревне Кистенёвка под Болдиным. 700 душ вполне могли обеспечить молодой семье приличную жизнь. Поэт мог творить, не заботясь о куске хлеба.

Барский дом усадьбы Гончаровых в Полотняном Заводе

Очень скоро выяснилось, что у Гончаровых нет ни намерения, ни возможности выполнить свои обязательства. Дед Натальи А.Н. Гончаров имел 3450 крепостных душ, усадьбу в Москве, фабрики, обширные земли. Но он оставил после себя почти полтора миллиона рублей долгу³⁰⁹.

Гончаров хотел дать в приданое за внучкой нижегородское имение Катунки. На долю села приходилась часть общего долга, равная 186 тыс. рублей, тогда как само село оценивалось в 112 тыс. рублей³¹⁰.

В апреле 1831 г. Пушкин сделал последнюю попытку получить приданое. Он предложил тестю, А.Н. Гончарову, вместо 300 обещанных душ дать ему доверенность на получение доходов с этих душ, но вместо денег выдать ему векселя на несколько сот тысяч рублей с тем, чтобы после смерти дарителя и объявления банкротства приобрести первоочередное право на обещанное в качестве приданого имение³¹¹. Однако через год А.Н. Гончаров умер, и план не был осуществлён. Пушкин поначалу надеялся, что А.Н. Гончаров выполнит свои обещания. Он известил главу семейства, что принуждён был задолжать. Теперь, писал Пушкин, «надежда моя на вас одних. От вас зависит решение судьбы моей»³¹². Ожидания оказались тщетными. Разорившийся богач не внял призывам Пушкина и, более того, пытался использовать имя и связи зятя для получения «временного вспомоществования» из казны. Не желая тратить наличных денег, глава семьи надумал продать никому не нужную медную статую Екатерины II, чтобы выручку передать молодой семье. Гончаровы потратили целый капитал на то, чтобы изготовить в Германии и перевезти в Россию тяжеловесную статую благодетельницы Екатерины II. Но в это время на трон взошёл Павел I, и Гончаровы не посмели установить статую перед своим дворцом. Скульптуру спрятали в подвал.

Первые обращения поэта к тестю были выдержаны в почтительных, даже благоговейных тонах. Однако почтение сменилось презрением, когда обнаружилось, что престарелый Гончаров не может ни о чём думать, кроме своих удовольствий. Выделяя огромные суммы на устройство любовниц, Гончаров не мог найти средств на обеспечение любимой внучки. «Дедушка свинья, – писал Пушкин Нащокину в 1831 г., – он выдаёт свою третью наложницу замуж с 10 000 приданого…»³¹³

Мать Натальи проявила не больше благородства, чем глава рода. Она старалась отделаться от Пушкина неопределёнными обещаниями, а затем отказала ему под пустяковым предлогом. В 1833 г. поэт сообщил некоторые подробности насчёт состоявшегося торга: «Наталья Ивановна опасалась, как бы я не продал землю и не дал ей неприятного соседа…»³¹⁴ Опасения были беспочвенными. Отец Пушкина специально оговорил в дарственной на деревню условие, согласно которому сын не мог продать подаренное имение. Такую же дарственную могла составить Н.И. Гончарова. В этом случае вопрос о неприятных соседях отпал бы сам собой.

Приданое имело вполне определённую цель: обеспечить будущее жены и детей на случай преждевременной смерти кормильца. Но мать Натальи больше беспокоило собственное благополучие.

В счёт приданого семье Пушкиных удалось получить лишь часть фамильных драгоценностей. Бриллианты Гончаровых были давно заложены у ростовщика, так что зять получил лишь залоговую квитанцию на них³¹⁵. В октябре 1831 г. поэт уведомил московского приятеля Нащокина, что пытается спасти бриллианты жены «от банкрутства тёщи моей и от лап Семёна Фёдоровича»³¹⁶. Любовник Н.И. Гончаровой Семён Фёдорович Душин добивался возврата бриллиантов своей госпоже. В 1831–1832 гг. Александр Сергеевич через Нащокина усиленно хлопотал о выкупе алмазов, с тем чтобы перезаложить их³¹⁷.

Недоразумения с драгоценностями побудили Пушкина к объяснению с тёщей. 26 июня 1831 г. он напомнил Н.И. Гончаровой, что дал ей взаймы крупную сумму, но не торопит её с возвратом денег³¹⁸. Тёща не только не возвращала долг, но и бранила зятя как человека «алчного, как презренного ростовщика».

Первоначально свадьбу предполагалось сыграть в мае 1830 г. Бесконечные отсрочки истощили терпение Пушкина. Гончаровы жаловались на отсутствие денег и заявляли, что свадьбу можно сыграть лишь после завершения переговоров о продаже медной статуи. 30 июля 1830 г. Пушкин писал невесте: «Серьёзно опасаюсь, что это (указанные переговоры. – Р.С.) задержит нашу свадьбу, если только Наталья Ивановна не согласится поручить мне заботы о Вашем приданом»³¹⁹. Пушкин великодушно предложил взять на себя устройство приданого.

Размолвка с Н.И. Гончаровой, случившаяся в конце лета 1830 г., едва не расстроила свадьбу. Наконец 9 сентября 1830 г. поэт получил от невесты письмо, устранявшее возникшие затруднения. Послание Натальи не сохранилось, но Пушкин изложил его суть в письме к Плетнёву: «Сегодня от своей получил я премиленькое письмо; обещает выдти за меня и без приданого. Приданое не уйдёт»³²⁰. В словах Пушкина звучала ирония с примесью сарказма. Письмо невесты было в самом деле премиленьким. С беспредельной наивностью Наталья сообщала, что согласна выйти замуж бесприданницей. Тем самым она отнимала у поэта всякую надежду на то, что брак позволит обеспечить семью твёрдым доходом за счёт гончаровских миллионов.

Письмо Натальи подтвердило, что главной причиной ссоры Пушкина с тёщей 27 августа 1830 г. был вопрос о приданом.

Послушная дочь написала письмо жениху, разумеется, под диктовку матушки. Обращение дочери к жениху было удачным ходом. Н.И. Гончарова использовала послание дочери, чтобы поставить точку в затянувшихся переговорах о приданом. Она решительно отказалась от своих обещаний по поводу земли и крепостных. Под конец она решила сложить с себя также и все расходы, связанные с шитьём подвенечного платья для невесты и белья.

Поэту пришлось заложить выделенную ему родителями деревеньку, чтобы расплатиться с долгами и ссудить Н.И. Гончаровой 11 000 рублей. «Теперь понимаешь ли, – жаловался поэт Плетнёву, – что значит приданое и отчего я сердился? Взять жену без состояния – я в состоянии, но входить в долги для её тряпок – я не в состоянии»³²¹.

В XIII в. Гончаровы снабжали полотном не только русский, но и английский флот. Они добыли миллионы трудом и потом. В XIX в. они не смогли сохранить свои позиции на мировом рынке, и их мануфактуры пришли в упадок. Сами Гончаровы из прижимистых купцов-мануфактуристов превратились в дворян, связанных родством со знатнейшими фамилиями империи. Они вели вполне дворянский образ жизни и умудрились быстро промотать всё состояние. Их задолженность росла как снежный ком.

Долги Пушкина далеко уступали долгам Гончаровых и имели иное происхождение. Решив породниться с Гончаровыми, поэт просил быть сватом Ф.А. Толстого-«Американца». Осведомлённость последнего не подлежит сомнению. Уже после помолвки Александра Сергеевича с Наташей «Американец» писал Вяземскому из Подмосковья 7 июня 1830 г.: «Пушкин с страстью к картам и нежностью к Гончаровой – для меня погиб»³²². Отношение Александра Сергеевича к картам приятель определял как страсть, отношение к невесте – как нежность.

Карточные страсти

Матримониальные затеи Пушкина терпели неудачу не только по причине его политической неблагонадёжности. Ни А.А. Оленин, ни Н.И. Гончарова не желали иметь зятем картёжного игрока. Увлечение Пушкина картами не было для них секретом.

Обладая необузданным темпераментом, поэт питал страсть к азартной игре. Никакая игра, писал приятель поэта Ал. Н. Вульф в дневнике, «не доставляет „столь живых и разнообразных впечатлений, как карточная…“ Это я слыхал от страстных игроков, напр., от Пушкина (поэта)… Пушкин справедливо говорил мне однажды, что страсть к игре есть самая сильная из страстей»³²³.

 
Страсть к банку! Ни любовь свободы,
Ни Феб, ни дружба, ни пиры
Не отвлекли б в минувши годы
Меня от карточной игры.
 

Во времена Пушкина мода на азартную карточную игру распространилась в русском обществе подобно эпидемии. Заядлый игрок князь Пётр Вяземский называл карты одной из непреложных стихий русской жизни. О «запойной» игре он говорил: «Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет своё волнение, свою драму, свою поэзию»³²⁴.

Романтическая поэтизация карт была под стать духу эпохи. За карточным столом игрок, поставив на карту всё состояние, бросал вызов судьбе, вверял себя воле случая, неких сатанинских сил. После многих фатальных проигрышей Пушкин нашёл удачный образ, символизировавший безжалостность и неодолимость судьбы, рока. Утешая Вяземского, потерявшего ребёнка, он писал: «Судьба не перестаёт с тобою проказить. Не сердись на неё, не ведает бо, что творит. Представь себе её огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит её на цепь? не ты, не я, никто»³²⁵. Обыденное сознание и литература наделяли игроков чертами демонической личности. В отличие от домашних игр типа преферанса, азартная игра не требовала особого искусства или напряжения интеллектуальных сил и подчинялась самым примитивным приёмам и правилам. Это открывало широкий простор для мошенничества и нечестной игры. Круг карточных шулеров неожиданно чрезвычайно вырос.

Игроки не рисковали жизнью, но крупная игра сопровождалась эмоциональными потрясениями, нисколько не уступавшими переживаниям воинов на поле брани. Игра, дуэль и сражение требовали от человека хладнокровия, мужества и выдержки³²⁶.

 
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!
 

Однажды поэту довелось проиграть в карты рукопись – первый в его жизни сборник стихов. Опомнившись, он обратился к «лучшему из друзей моей минутной младости», «милому, беспамятному эгоисту» Никите Всеволожскому со словами: «Помнишь ли, что я тебе полупродал, полупроиграл рукопись моих стихотворений? Ибо, знаешь, игра несчастливая родит задор. Я раскаялся, но поздно. …Продай мне назад мою рукопись – за ту же цену 1000»³²⁷. Поэт желал вернуть себе вместе с рукописью право на публикацию сборника. Всеволожский великодушно предложил вернуть рукопись за 500 рублей, но поэт не согласился принять жертву. Из-за проигрыша и долгой переписки сборник вышел в свет с большой задержкой.

По возвращении из ссылки Пушкин получил от журнала «Московский вестник» 1000 рублей. Деньги целиком пошли на оплату карточного долга³²⁸.

Благородное российское шляхетство медленно разорялось. Дворяне закладывали и перезакладывали поместья. Их опутывали казённые и прочие долги. Азартные игры создавали угрозу благополучию дворян и казённой выгоде одновременно. Казино и рулетка были запрещены в пределах Российской империи. Секретная полиция держала под неусыпным наблюдением дома, служившие центрами картёжной игры.

Жандармы доносили правительству в 1827 г., что Пушкин принят во всех московских домах и, «как кажется, не столько теперь занимается стихами, как карточной игрой»³²⁹. В Петербурге поэт посещал дачу Завадовского, где шла большая игра. Профессиональные игроки Шихмаков и Остолопов приходили к нему для игры на квартиру³³⁰. В 1828 г., вспоминал Ксенофонт Полевой, он ежедневно посещал поэта в гостинице Демута и нередко заставал его за карточным столом, «обыкновенно с неведомым мне господином»; «…он вёл довольно сильную игру и чаще всего продувался в пух!»³³¹ В 1829 г. к Бенкендорфу поступил донос, что Пушкин готовится ехать на Кавказ ради картёжной игры: «…это путешествие устроено игроками, у коих он в тисках. Ему верно обещают золотые горы на Кавказе, а когда увидят деньги или поэму, то выиграют, и конец»³³². Во время поездки Пушкин дал себе зарок не садиться за карты, но не в силах был противиться страсти и проиграл сначала 1000, а затем ещё 5 000 рублей из занятых денег³³³.

Англичанин Томас Рейке, видевший поэта за игорным столом в декабре 1829 г., передаёт слова, сказанные им в азарте: «Я бы предпочёл умереть, чем отказаться от игры»³³⁴. В 1829–1830 гг. Пушкин попал «в сети» к московским игрокам Огонь-Догановскому и Жемчужникову. По донесению тайной полиции от января 1830 г., дом первого из них считался главным притоном для московских игроков. У Догановского «игорные дни назначены и сам хозяин мечет банк»³³⁵.

После 1829–1830 гг. Пушкин чрезвычайно сблизился с П.В. Нащокиным, одним из самых известных московских карточных игроков. В полицейском списке картёжников за 1829 г. на первом месте фигурировал граф Ф. Толстой-Американец, на 22 месте – Нащокин, «игрок и буян»³³⁶. Описывая быт Нащокина, Александр Сергеевич писал в 1831 г.: «С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы»; «…как можно жить, окружённым такою сволочью?»³³⁷

Уже после свадьбы поэта Языков писал в письме брату, что Пушкин «приезжал сюда для картёжных сделок и находился в обществе самом мерзком, между щелкопёрами, плутами и обиралами. Это всегда бывает с ним в Москве»³³⁸.

Играя с подобной публикой, Пушкин постоянно оставался в проигрыше. За карточным столом плутовали не только профессиональные игроки, но и люди из высшего общества. Нащокин описал эпизод, имевший место в 1835 г. Поэт явился к троюродному дяде, князю Н.Н. Оболенскому с просьбой занять деньги. Князь денег не дал, но предложил играть пополам. Пушкин принял вызов, рискуя наделать новые долги. Оболенский выиграл много денег. Когда проигравший ушёл, «Оболенский стал отсчитывать половину денег племяннику, сказавши: „Каково! Ты не заметил, ведь я играл наверное!“ Поэт пришёл в ярость и, бросив деньги, в которых крайне нуждался, пулею вылетел из квартиры»³³⁹. Пушкин был человеком чести. Всякие отступления от законов честной игры он отвергал с презрением.

Проигрыши сопровождались упадком духа, утратой душевного равновесия. Ведя отчаянную игру, Пушкин мечтал о тихой пристани семейной жизни, которая избавит его от привычек холостой жизни.

Историю своих карточных дел Пушкин изложил кратко, но достаточно точно в переписке с адъютантом Бенкендорфа М.О. Судиенко, партнёром по карточной игре. В январе 1830 г. он жаловался приятелю: «Здесь у нас мочи нет скучно: игры нет, а я всё таки проигрываюсь»; Яковлев в Париже, «не играет…»³⁴⁰ «Из числа крупных собственников, – заметил поэт в 1832 г., – трое только на сём свете состоят со мною в сношениях более или менее дружеских: ты, Яковлев и ещё третий». Из трёх названных лиц двое были картёжными игроками, а «третьим» был царь. Далее поэт писал: «от карт и костей отстал я более двух лет (значит, незадолго до помолвки с Натали. – Р.С.); на беду мою я забастовал будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединённые с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои»³⁴¹. В январе 1830 г. поэт расплатился с Судиенко, которому проиграл 4000 руб.³⁴² Избавиться от более крупных долгов он не смог. В руках у Догановского и Жемчужникова остались его векселя на громадную сумму в 24 800 рублей³⁴³.

Однако избавиться от репутации отчаянного картёжника он не мог. Н.И. Гончарова, конечно же, знала о пристрастии зятя, грозившем будущей семье нищетой, и старалась внушить дочери, что та должна руководить мужем и строго следить за его расходами.

Соображения по поводу появления неудобных соседей по имению были сущим пустяком по сравнению с опасностью, связанной с карточной игрой. Длительные переговоры о приданом закончились тем, что семья Гончаровых отказалась передать поэту какую бы то ни было собственность. Пушкин убедился, что все обязательства насчёт богатого приданого – не более чем обман. Он мог бы отказать невесте, как сделали бы многие в его положении. Но решение поэта обзавестись семьёй было непреклонным. Он настоял на свадьбе.

Наташа Гончарова

Наташа росла в несчастливой семье. Отец семейства страдал психическим расстройством. Делами управляла деспотичная и неуравновешенная Наталья Ивановна Гончарова. Она родилась как внебрачный ребёнок от связи И.А. Загряжского и девицы баронессы Липгард. После ранней смерти матери девочка была принята в семью Загряжских наряду с законными детьми. Выйдя замуж за наследника гончаровских миллионов, Н.И. Гончарова получила от свёкра имения и ежегодную пенсию в 35 000 рублей. Эта сумма была затем сокращена до 15 000 рублей. Н.И. Гончарова отнюдь не была рачительной хозяйкой и тратила деньги без счёта.

Наталья Николаевна Гончарова в детстве. Неизвестный художник.

Начало 1820-х годов

Соболевский пенял Пушкину на то, что его тёща Н.И. Гончарова «целый день пьёт и со всеми лакеями …»³⁴⁴ В действительности Гончарова состояла в связи с калужским мещанином С.Ф. Душиным, который многие годы был её сожителем. Он цепко держал в руках имения Гончаровой и старался не допустить их раздела между детьми, пугая барыню банкротством. По словам девиц Гончаровых, Душин бессовестно грабил их мать³⁴⁵.

Дом Гончаровых при сравнении с домом Олениных поражал своей провинциальностью. Ближайшая подруга Наташи Е. Малиновская, отнюдь не склонная чернить Гончаровых, вспоминала, что в этой семье царил беспорядок и постоянно не было денег, а хозяйка отличалась грубыми манерами и какой-то пошлостью в нравах³⁴⁶. Обращение к рисункам Пушкина подтверждает достоверность приведённых сведений³⁴⁷.

С годами Н.И. Гончарова пристрастилась к вину.

Семья Гончаровых была многодетной. Старшему из шести детей было 22, младшему – 15 лет. На руках у матери было три дочери на выданье. Две из них не отличались красотой. Разорение семьи отнимало у них надежду на выгодную партию. Своих домочадцев Н.И. Гончарова старалась держать в строгости, «дочерей своих бивала по щекам»³⁴⁸.

В письме к брату Александрина без всякого умиления вспоминала о годах юности в родительском доме: «…как вспомнишь потом, как за нами ходили дома, постоянные нравоучительные наставления, которые нам читали, когда нам случалось захворать, и как сама болезнь считалась божьим наказанием…»³⁴⁹

Порядки в доме Гончаровых напоминали монастырские. Мать семейства окружали монахини и странницы. Заботясь о душе, барыня пожертвовала крупную сумму Иосифо-Волоколамскому монастырю, где её затем и похоронили.

Житейские несчастья придали религиозности Натальи Ивановны суровый характер³⁵⁰.

Она строго следила за тем, чтобы дочери посещали церковь, стояли у обедни, не пропускали всенощную. Её старания не пропали даром. В письмах 1834 г. Пушкин не раз шутливо допрашивал жену, всяк ли день она молится, стоя в углу, и благодарил за то, что она богу молится «на коленах посреди комнаты»³⁵¹. Однажды Н.И. Гончарова, укоряя трёх своих дочерей, похвалила невестку Елизавету за то, что она «очень набожная и в ней мало светскости». К последним словам Наталья Николаевна приписала: «Это намёк на нас троих»³⁵². Набожность умиляла мать, светскость она ставила в укор.

Наташе исполнилось 16 лет, и её появление в свете было отмечено успехом. Поэт стал видеться с ней у Малиновских, так как в доме её родителей чувствовал себя не очень уютно. Как и Оленины, Гончаровы не считали Пушкина завидным женихом. Мать невесты, нарушая законы гостеприимства, старалась выпроводить его до обеда.

Оленина жила в счастливой семье, но и она чувствовала, что с годами становится обузой для родителей. Наталье замужество давало шанс вырваться из-под суровой и мелочной опеки матери.

Слухи о предстоящем браке Пушкина были самые противоречивые. Одни толковали, что Н.И. Гончарова противилась браку, но её дочь настояла на своём. Другие придерживались прямо противоположной версии. 3 мая 1830 г. Пушкин сопровождал Наталью в театр. Видевшая их дочь сенатора Н.П. Озерова живо описала своё впечатление: «Она кажется очень увлечённой своим женихом, а он с виду так же холоден, как и прежде»³⁵³. Озерова не отличалась проницательностью. В действительности всё было наоборот. Поэт был влюбчив. Что касается невесты, её увлекала больше новая роль, чем сам жених.

Главную роль в заключении брака сыграла родительница. Слухи о том, что мать принуждает Наташу к замужеству, дошли до Полотняного завода и встревожили престарелого Афанасия Николаевича Гончарова. 5 мая 1830 г. любимая внучка писала дедушке (вероятно, под диктовку маминьки): «Узнав… сомнения ваши, спешу опровергнуть оныя и уверить вас, что всё то, что сделала Маминька (речь идёт о сватовстве и помолвке. – Р.С.), согласно с моими чувствами и желаниями»³⁵⁴. На другой день, 6 мая 1830 г., Гончаровы разослали родным и близким билеты с извещением о помолвке их дочери с Пушкиным³⁵⁵.

Наталья Ивановна Гончарова, урожденная Загряжская, мать Натальи Николаевны. Неизвестный художник, 1800-е годы

Прошло несколько месяцев после помолвки, а невеста продолжала проявлять суровость в обращении с Пушкиным. «…Целую ручки, – писал ей Пушкин в июле 1830 г., – …мой ангел, раз вы не позволяете мне обнять вас»³⁵⁶. Переписка с невестой не заключала в себе никаких откровений. В обществе поэт хранил молчание. В июле 1830 г. жена А.А. Дельвига писала А.П. Керн о Пушкине: «Говорят, он влюблён больше, чем когда-нибудь. Тем не менее он почти не говорит о ней. Вчера он цитировал фразу […] „…О себе говори только с царём, а о своей жене ни с кем…“»³⁵⁷

К осени Пушкин уверился, что любим, но с сомнениями не расстался. Выражая беспокойство, он писал П.А. Плетнёву о своей избраннице: «Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнёв, как гуляет вольная луна etc. Баратынский говорит, что в женихах щастлив только дурак; а человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим»³⁵⁸. Непостоянство женского сердца – вот что имел в виду поэт, вспоминая героя «Цыган».

Подобно Аннете, Гончарова имела собственные сердечные симпатии и привязанности. Предметом её увлечения был молодой В. Давыдов, студент Московского университета. За три месяца до свадьбы поэт писал невесте, что получил от своего отца из Москвы известие о расстройстве своей свадьбы. Письмо заканчивалось шутливой просьбой: «Прощайте, мой ангел, …не выходите замуж за г-на Давыдова». Позднее Пушкин невзначай упомянул, что видел у Вяземского «твоего Давыдова – не женатого (утешься)»³⁵⁹. Кроме Давыдова за барышней ухаживал студент Сорохтин, слывший богатым женихом³⁶⁰.

Письмо к Н.И. Гончаровой от 5 апреля показывает, что Пушкин не был уверен в чувствах избранницы. «Сколько мук ожидало меня… Ваше молчание, ваша холодность, та рассеянность и то безразличие, с какими приняла меня м-ль Натали…» – писал поэт тёще. Он почти готов был признать, что сердце невесты ему неподвластно. «Если она согласится отдать мне свою руку, – продолжал жених, – я увижу в этом лишь доказательство спокойного безразличия её сердца […] Только привычка и длительная близость могли бы помочь мне заслужить расположение вашей дочери; я могу надеяться возбудить со временем её привязанность, но ничем не могу ей понравиться»³⁶¹.

Сдержанность девушки рождала в сердце поэта элегическую грусть. В 1831 г. появились следующие строки:

 
…Безмолвна, от стеснённых рук
Освобождая стан свой гибкой,
Ты отвечаешь, милый друг,
Мне недоверчивой улыбкой;
Прилежно в памяти храня
Измен печальные преданья,
Ты без участья и вниманья
Уныло слушаешь меня…
 

В дни мнимого сватовства к Софи Пушкин указывал на недостатки собственного характера как главное препятствие к счастливому браку. В послании к будущей тёще он избегал подобных саморазоблачений, зато сетовал на заблуждения ранней молодости и клеветническую молву. Не в своём характере, а в устремлениях избранницы, её жажде любви и счастья он видел угрозу благополучию будущей семьи. Выдержит ли юная красавица испытание большого света, сохранит ли покой сердца? Будучи «всегда окружена восхищением, поклонением, соблазнами, сохранит ли она это спокойствие? Ей станут говорить, что лишь несчастная судьба помешала ей заключить другой… более блестящий союз… Не почувствует ли она ко мне отвращения?» – вопрошал поэт³⁶².

Какой выход останется мужу, если он станет помехой в глазах супруги? Таким выходом, утверждал Пушкин, может быть только смерть. «Бог свидетель, – заключает он свою мысль, – что я готов умереть за неё; но умереть для того, чтобы оставить её блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа, – эта мысль для меня – ад»³⁶³.

Имея в виду близкий брак с Гончаровой, Пушкин писал: «Чтобы угодить ей, я согласен принести в жертву свои вкусы, всё, чем я увлекался в жизни, моё вольное, полное случайностей существование». Свобода – это и была самая большая жертва со стороны Пушкина³⁶⁴.

Будучи женихом Натальи Николаевны, Пушкин написал такие слова:

 
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
 

В черновых набросках «Евгения Онегина» можно прочесть:

 
В чертах у Ольги мысли нет,
Как в Рафаэлевой Мадонне.
Румянец да невинный взор
Мне надоели с давних пор.
 

В беловой рукописи Александр Сергеевич употребил иные выражения:

 
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне.
 

В молодые годы Пушкин называл любимых несколько трафаретно: «мой ангел». В то время Мадонна была весьма далека от его идеала женщины. Лицу фламандской Мадонны, на его взгляд, недоставало жизни, лицу итальянской – мысли. В зрелые годы представления поэта изменились. Невесту – будущую мать семейства он готов был воспеть как Мадонну. Хотя не всё так ясно, как кажется.

По некоторым известиям, поэт хвалился тем, что стихи, посвящённые «Н.Н. Гончаровой („Мадонна“), были сочинены им для другой женщины», – так писал в своих воспоминаниях Павел Вяземский³⁶⁵.

Как отнестись к его словам? На рукописи сонета поставлена дата: 8 июля 1830 г. В то время Пушкин был в Москве. Но передал ли он невесте свои стихи в те дни?

В 1830 г. в лавке купца И.В. Слёнина в Петербурге была выставлена для продажи Мадонна Рафаэля, известная под именем «бриджуотерской» (по имени прежнего владельца герцога Бриджуотера). Картина, оказавшаяся старинной копией с итальянского подлинника, привлекла общее внимание. 30 июля поэт писал невесте: «Прекрасные дамы просят меня показать Ваш портрет и не могут простить мне, что его у меня нет. Я утешаюсь тем, что часами простаиваю перед белокурой Мадонной, похожей на Вас как две капли воды; я бы купил её, если бы она не стоила 40 000 рублей»³⁶⁶. В конце месяца поэт в прозе повторил то, что в начале уже выразил в стихотворной форме. Вообще говоря, Пушкину такие повторы были несвойственны.

Письмо от 30 июля было выдержано в приличных случаю тонах («я мало езжу в свет»; «я утешаю себя…» и пр.). Но в те же самые дни поэт писал приятельнице Вере Вяземской: «К стыду своему признаюсь, что мне весело в Петербурге, и я совершенно не знаю, когда вернусь» (в Москву к невесте. – Р.С.)³⁶⁷.

Прозвище «Мадонна» указывало на роль, которую поэт отводил избраннице. Женщина должна была стать прежде всего матерью его детей. Со временем прозвание стало вторым именем Гончаровой. «Я женюсь, – писал поэт Е.М. Хитрово, – на косой и рыжей Мадонне»³⁶⁸. Знакомые передавали слова поэта, сказанные после свадьбы: «Я женился, чтобы иметь дома свою Мадонну»³⁶⁹. Вяземские припоминали, что Пушкин звал жену «„моя косая Мадонна“, у неё глаза были несколько вкось»³⁷⁰. В рукописях поэта можно обнаружить не менее 14 портретов Натальи Николаевны, рисованных между 1830 и 1836 гг.³⁷¹ Исключительно выразительны болдинские портреты 1833 г. Они передают черты красоты, кротости и смирения, но также и страдания. Во все века Мадонна была воплощением гармонии. В обращении к невесте как Мадонне была толика литературного романтизма.

Поначалу поэт и его невеста пытались говорить на языке стихов. Безобразов, посетивший Полотняный завод, держал в руках девичий альбом Натальи Николаевны. «…Я читал в альбоме стихи Пушкина к своей невесте и её ответ, также в стихах, – писал Безобразов. – По содержанию весь этот разговор в альбоме имеет характер взаимного объяснения в любви»³⁷². Переписка Пушкина подтверждает известие Безобразова. «Стихов твоих не читаю, – писал поэт жене в одном из писем 1832 г. – Чорт ли в них; и свои надоели»³⁷³. Надо ли говорить, что Пушкин относился к беспомощным виршам Натальи с неодобрением.