Текст книги "Особенности национальной командировки. Мемуары старого командировочного волчары. Том 2"

105. Убля

…Гороскоп на день отъезда гласил: «Не вздумайте не только ехать в дальнюю поездку, но даже ограничьте передвижения по городу!» И что? Когда я поехал вечером на Курский вокзал Москвы, на середине дороги у меня вдруг сломалась маршрутка, а скорый поезд «Оскол» оказался настолько гадким, насколько у нас в Казахстане может быть только какой-нибудь 617-й сообщением Джезказган—Балхаш…

Вообще-то в России такие задрипанные поезда – крайняя и удивительная редкость, но мне как раз на него и повезло. Серое и мокрое постельное бельё, пожрать негде – ни вагона-ресторана, ни перронной торговли, грязные убитые вагоны, в общем, всё «в цвет». В том числе и попутчица. Молоденькая худенькая чёрненькая девчонка двадцати примерно лет оказалась моей единственной соседкой по купе. Её проводил какой-то крутой «папик», увешанный с ног до головы сотовыми телефонами и пейджерами. Барышня улеглась на свою полку и принялась читать книжку «10000 советов тем, кто ждёт ребёнка». Я даже не стал спрашивать, как её зовут…

Впрочем, она вскоре упала спать, а я по своему обычаю стоял у открытого окошка в проходе. Мимо последовательно проплывали «видеосюжеты» цветущего Замоскворечья, разномастных весёленьких дачек Подмосковья, где народ уже полол картошку, потом буксира, толкающего перед собой огромную баржу мимо сонных рыболовов, сидящих по откосам Оки в Серпухове…

Вскоре компанию у этого окна мне составила уже другая барышня, почти моя ровесница, которая ехала в соседнем купе. Она была женой какого-то офицера, и ехала в отпуск откуда-то с Севера. Знакомство началось с совместного перекура в тамбуре, где она, узнав, что моя соседка по купе никем мне не является, прикололась над ней от души, а потом стала рассказывать мне про свой родной Старый Оскол, где я ни разу до этого не был…

Остановились в Туле, потом в Орле и Курске. На улице до конца не темнело, к тому же в российских городах отключать по ночам уличные фонари, как в Алма-Ате середины и конца 90-х годов XX века, как-то не было принято. В Курске в третьем часу ночи по мосту в сторону железнодорожного вокзала ещё полз какой-то трамвайчик с пассажирами…

Я даже часика полтора поспал – ну не могу долго спать в поезде и всё тут! Самые интересные картинки начались, когда наш паровоз съехал с рассветом с главной харьковской трассы, и покатил по тепловозной двухпутке в сторону Старого Оскола. Со скоростью не больше сорока…

Курская область плавно перетекла в Белгородскую. Кругом был настоящий жирный чернозём, блестевший от полива, как антрацит. Среди цветущих яблонь и делянок с картошкой попадались аккуратненькие домики с колодцами-«журавлями», а из-под колёс тепловоза с визгом, писком, кудахтаньем и прочими подобными звуками разлетались врассыпную сытые бюргерские куры, поросята и индюки.

Сельские пейзажи остались позади, в Губкине за окном закоптил небо Лебединский ГОК, а ещё через час мы приехали.

Тихий провинциальный городок 1598 года выпуска утонул в зелени садов и парков. На самых дальних окраинах виднелись какие-то многоэтажки, а по центру… Огромное, но тогда ещё недостроенное здание местного вокзала стояло среди тихого частного сектора, и, если в других городах железнодорожный вокзал – это чуть ли не центр всей местной цивилизации, то здесь… Ну представьте себе картину: здание нашей Алма-Аты 1 поставить где-нибудь на улице Красных Партизан в Татарке, да ещё сделать так, что туда ходит всего два автобусных маршрута с интервалом движения аж в 1 час 10 минут у каждого! Но к прибытию нашего поезда автобусы пришли. Оба!

Маршрут петлял по тихим улочкам, ветки фруктовых деревьев совались в окна… Дорога, такая узенькая, что два «Икаруса» разъезжались на ней с трудом, сначала шла круто вниз, проходила по мосту над речкой и рельсами, потом круто поднималась вверх. На самом верху холма стояли два старинных здания – той самой кондитерской фабрики, чьи конфеты я купил на березниковском базарчике, и местной церкви. Духота почти в тридцатник, а по улицам тут и там мелькали молоденькие девочки в легкомысленных сарафанчиках…

Ближе к краю города образовались многоэтажные домики, а завод «Осколцемент», на который я ехал, находился уже за городом. Автобус ходил туда тоже по какому-то немыслимому расписанию, однако ж я доехал. Поселили меня прямо рядом со зданием заводоуправления. Там у них была заводская поликлиника и здравпункт, но на втором этаже они объединили четыре комнаты, и получился десятиместный гостиничный номер. С телевизором, электроплитой, холодильником – и бесплатно!

Нас жило пятеро, трое мужиков были из Белгорода, ещё один с Украины. Ничего, жили себе припИваючи.

Моя футеровка шла своим чередом, и я захотел по ходу дела посетить с визитом и Оскольский электрометаллургический комбинат. Я опять переехал сонный центр города. На другом конце Старого Оскола тоже оказались девятиэтажные микрорайоны, кроме того, там, оказывается, ходил трамвай! Один-единственный маршрут трамвая проходил по всему Новому Городу и тянулся ещё 31 километр за город до этого самого «ОЭМК». Как электричка!

Трасса трамвая шла по полям и лугам, примерно через каждый километр были остановки – то теплицы, то дачные домики. Выехав из города, проехали мост, под которым текла небольшая, заросшая кувшинками речушка и паслось стадо гусей. С той стороны реки, где была устроена трамвайная остановка, притулилась кафешка с летней площадкой, а с другой стороны стояла синяя табличка «р. Убля». Кафешка называлась так же. Что-то я так ни у кого и не спросил, где правильно ставить ударение в этом названии…

Трамвайчик порою разгонялся до такой скорости, что колёса начинали каким-то образом звенеть – на обычных городских трамваях этого не услышишь. Иногда вагон прилично мотало из стороны в сторону.

Зайти на территорию «ОЭМК», в отличие от подмосковной Электростали, оказалось настолько просто, что это вновь напомнило страну непуганых идиотов…

Через день я поехал обратно в город Лужков. Опять тот же самый поезд, то же гадкое мокрое серое бельё, но теперь вдобавок ещё и проводница попалась с характером: старая баба вдвое толще меня самого ходила по вагону и пыталась всех пассажиров построить по стойке «Смирно». Докапывалась до каждой мелочи – «Зачем окно открыл?» – и тому подобное. Разумеется, она быстренько была послана мною куда-то очень далеко, после чего ходила и принюхивалась, не пьян ли я – точно бы ментов натравила. Но тут уж у неё ничего не вышло, и это явно не добавило этой бабе ни хорошего настроения, ни здоровья…

Моим соседом по купе оказался молоденький армянин, отвоевавший в Карабахе. Ну такой герой, куда там! Хотя чего уж скрывать – азербайджанцы получили в Карабахе на всю катушку…

Когда выехали на главную трассу, перед нами замаячил скорый из Феодосии – главный «черешневоз» Крыма. Мы догоняли его на каждой станции. Весь его плацкарт, ещё по сезону безлюдный, был забит под потолок ящиками с огромной (со сливу) колерованной черешней, которую и выгружали на каждой станции. Перроны Курского вокзала, несмотря на 6 утра воскресенья, вообще напоминали алматинский Зелёный базар. «Фруктовозы» с Украины начали подходить через каждые 20 минут, и все перроны превратились в черешневую «оптовку». Но товар в основном скупали азербайджанцы, чтобы развезти его дальше по рынкам Москвы, и там уже навариться. Обычных покупателей, которых так много приходит за фруктами к алматинским поездам в Рубцовке, Барнауле или Черепанове, я так и не увидел.

Прижатый коробками фруктов к самому краю перрона, я дождался электричку обратно до Царицыно, и поехал себе досыпать…

106. Рудный двор

Для того, чтобы сделать одну из марок наших огнеупорных смесей, срочно потребовался пиролюзит, причём нам нужно-то было его всего около двух тонн. Москвичи упали на телефоны и вскоре выяснили, что такое сырьё есть на Косогорском металлургическом заводе в Туле, который получает его вагонами из нашего же Казахстана, с Жайремского ГОКа. Лучше нашего марганца был чиатурский, но поскольку Грузии тогда уже не было, сырьё с того месторождения в страны СНГ больше не продавали. Говорили, что грузинам теперь нечем его сушить после обогащения – ни электричества, ни газа…

Неделя ушла на то, чтобы всё узнать, выписать счета, оплатить, и всё такое прочее. Дело было на мази, и тогда наш московский персонал стал наезжать на Габаева, чтобы за этим пиролюзитом послали в Тулу меня, потому что все остальные были заняты «более важными» делами.

Но что бы ты не делал в этой России, с тебя везде и постоянно требовали документ, не просто удостоверяющий личность, а с этой их пропиской, без которой эта страна жить так и не научилась! Я не совсем понимал, что я там могу сделать со своим казахстанским загранпаспортом. Тем не менее мне выписали по всем правилам доверенность, а затем я стал обзванивать московские транспортные фирмы в поисках подходящей автомашины.

Вообще-то я хотел найти «ЗиЛ-бычок» с открытым металлическим кузовом, но таких в аренде нигде почему-то не было. Все фирмы предлагали либо грузовые «ГАЗели» -полуторки, либо монстров в виде «КамАЗа-длинномера». В конце концов я остановился на фирме, которая предложила самосвал «ГАЗ-53». Такой грузовик, во-первых, стоил подешевле, а во-вторых – по трассе шёл более или менее быстро. «Сутенёр», то бишь диспетчер, дал мне по телефону номер лайбы, которую поутру подадут мне к дому…

Был декабрь 2000 года. Стоял мороз ближе к минус пятнадцати. К восьми утра я вышел на улицу возле своего дома и стал смотреть на все грузовики, проезжавшие мимо. «ГАЗона» как-то не наблюдалось, и я не сразу обратил внимание, что по двору крутится огромный пустой «ЗиЛ» с новой «квадратной» кабиной и обычным деревянным кузовом! Минут через пятнадцать в мою душу закрались смутные сомнения, и я подошёл к его водителю. Ну конечно же, это и оказалась заказанная мною лайба. Водила был дико удивлён, что мне дали номер другой машины, но этот-то бедолага был ни в чём не виноват…

Грузовик восьмилетней давности, хоть и пустой, полз по трассе со скоростью максимум в шестьдесят пять, и разогнать его побыстрее никакой возможности не представлялось. Мужик за рулём попался абсолютно классный, несмотря на то, что был москвичом – среди жителей города Лужкова это, к сожалению, редкость. Мы мило беседовали часа три, пока ехали – сначала я рассказывал ему про Алматы, а потом он выдал мне целую кучу разных дорожных историй, коих знал множество. И на этот самый Косогорский завод мы приехали только к обеду.

Я понёсся в здание заводоуправления, и мне велели выписать на эту машину разовый пропуск. Пока водитель заполнил себе путевой лист, эта контора закрылась на обед, и мы встали ещё на час. На улице в тот день было очень скользко, мороз дошёл до минус двенадцати. Мы торчали в кабине, периодически включая двигатель, чтобы погреться. Перерыв рано или поздно всё-таки кончился, и пропуск нам выписали.

Место, где находился завод, не зря называлось Косая Гора: здания цехов и прочих служб стояли на террасах аж в трёх уровнях, и мы, ездя по его территории, то буксовали, пытаясь забраться на очередной крутой ледяной подъём, то не знали, как затормозить на таком же ледяном спуске.

Переехав пару раз через какие-то рельсы, мы наткнулись, наконец, на весовую. Мой шофёр сначала никак не мог загнать свой грузовик на платформу – весы были под довольно низеньким навесом, и ему мешал аэродинамический козырёк, который он соорудил на крыше кабины: его грузовик вообще-то был с тентом, который специально ради этого рейса сняли.

Наконец водила аккуратно прокрался на самый край весовой платформы задним ходом – козырёк над кабиной замер сантиметрах в двух или трёх от крыши навеса. Нам выдали талончик, велели ехать к цеху, и там искать заведующего рудным двором.

В приёмной начальника цеха сидела совершенно обалденная девчонка – красоте девочек того города, в который со своим самоваром не ездят, давно уже нужно посвятить отдельный сайт! Она сначала целых полчаса пыталась найти мне этого мужика по всем заводским телефонам, но потом бросила это бесполезное занятие, и стала объяснять, как доехать до рудного двора: налево, направо, вверх, вниз, снова налево, ещё раз налево, под арку, ну и так далее… Короче, я так ничего толком не понял, и попросил:

– Нарисуйте мне дорогу, пожалуйста!

– Я не умею рисовать! – ответила барышня и заливисто рассмеялась.

Поехали искать рудный двор. Разумеется, сперва заблудились, и попали на него только со второго раза. Посредине его на высокой эстакаде уютно расположился огромный товарняк, люки некоторых полувагонов были открыты и пиролюзит сыпался оттуда вниз, где ездил трактор-погрузчик с огромным ковшом, сгребая руду в бурты. Шеф этого склада оказался здесь, и дал команду трактористу кинуть один ковш к нам в кузов. Грузовик от двух тонн груза чуть присел на своих рессорах, и мы поехали обратно на весы.

Там оказалось, что нам недогрузили полтора центнера руды. Мы снова забрались по всем косогорам на склад, и сами попросили тракториста догрузить нас, причём сказали, сколько нам не хватает. Но мужик, не знаю уж, с какой радости, навалил нам ещё почти полный ковш. Конечно же, получился перегруз почти в тонну, и я побежал в заводоуправление – звонить в наш московский офис, чтобы сообщить и о переборе, и о том, что у меня другой номер машины – не тот, который ждут на нашем заводе.

Всё каким-то образом уладилось часа через полтора: заводские выписали мне дополнительные счета-фактуры, машину выпустили с территории, и мы, уже в четвёртом часу вечера, когда уже было почти совсем темно, так же не спеша покатили обратно. Выбравшись на трассу, мой шофёр сначала заправил машину, а затем остановился у небольшого придорожного кафе, на стоянке у которого продавали те самые «Тульские» пряники, причём всяких разных размеров. Накупили пряников и поехали обратно.

Через два с половиной часа муторно медленной поездки впереди показались огоньки покровского базара стройматериалов. Мы свернули с симферопольской трассы направо и поехали в сторону нашего завода. Я-то должен был показать водиле дорогу, но в такой кромешной тьме почему-то «потерялся» на развязке дороги, шедшей из Подольска в Ям, и мы чуть было не уехали в само Домодедово мимо домика автозаправки, стоявшей у этой эстакады. И только в самый последний момент, заметив нужную дорогу, резко уходившую вправо, я едва успел показать на неё пальцем, как мой шофёр, чтобы попасть туда, заложил на гололёде такой вираж, которому позавидовала бы вся образцово-показательная эскадрилья «Витязь»!

Несчастная машина, попав в «плоский штопор», чуть не сложилась пополам, но в поворот всё же вписалась. Сонная бабка, сидевшая на вахте «Домогнеупора», чуть не померла от испуга, когда наша машина остановилась перед воротами. Шёл восьмой час вечера, и на заводе практически никого не было. Но Санёк тормознул двух своих работяг, и они понеслись разгружать этот пиролюзит в каком-то складе, а Жамал, колдовавший с какими-то составами у муфеля, увидел огромный, затянутый в полиэтилен пряник, и тут же поставил чайник.

Домой в ту пятницу мы попали только в одиннадцатом часу вечера…

Прошло полгода, и летом 2001 года нам снова понадобился тот же самый пиролюзит. Вторая часть «марлезонского балета» отличалась от первой тем, что машину для его перевозки решили заказать на сей раз в самой Туле – это выходило почти на тысячу рублей дешевле! Правда, и у меня, и у Саньки, вновь ждавшего меня с этой машиной на заводе в Домодедово, теперь было по сотовому телефону.

Когда уже договорились и насчёт руды, и насчёт машины, я пошёл узнавать, на чём бы мне уехать рано утром в эту Тулу. Я ещё весной вырезал из двух, шедших подряд, «московских» выпусков «Комсомольской правды», расписание междугородних автобусов, но оказалось, что оно безбожно врёт. Там не было никакого намёка на то, что рейсы в Тулу-то вот они, рядом – не с «Юго-Западной», а с «Домодедовской». Но первый автобус шёл только в 7.30 утра. А почему бы и не в шесть?!! Билетов заранее не продавали – кондукторша заходила в салон только перед самым отправлением рейса. Но тётка, сидевшая в новеньком здании автостанции, добросовестно записывала всех желавших в листочки – бронировала места, и хорошо, что я догадался «забронироваться» почти за сутки: рано утром этот автобус не взял почти с десяток желающих, оставив их на следующий рейс, шедший где-то на полтора часа позже…

Автобус «Неоплан-Ситилайнер», хоть и был, естественно, не новым, но выглядел вполне бодро, да и по трассе бежал так же – мы обогнали даже половину легковушек, не говоря уж о грузовиках. Рейс заходил в самый центр Тулы, к автовокзалу, и я наконец-то увидел сам город. А он оказался очень даже ничего – гораздо красивее, чем я себе это предполагал!

Кое-как разобравшись в маршрутах местных автобусов, я к одиннадцати утра примчался на Косую Гору. Машины, заказанной нами, ещё не было, и мне пришлось ждать её минут двадцать. Увидев, что человек приехал, я понёсся оформлять документы.

Оказалось, что с этого дня на заводе поменялось почти всё начальство, и отдел сырья отправил меня за новой визой к новому заместителю директора по сбыту. Я получил эту визу, мне выписали накладные, я до обеда успел их подписать и оформить пропуск для автомашины на территорию завода.

Взвесились, поехали в доменный цех, где, несмотря на перерыв, всё же получили на своих накладных подпись его начальника, но в самом рудном дворе мы всё-таки застряли минут на сорок – грузить нас было некому. Погрузчика-трактора на сей раз не было, и машинист огромного козлового крана, которому мы сказали, сколько нам этого пиролюзита надо, сыпанул нам в кузов полный грейферный ковш руды, причём с высоты метров в пять! Рессоры несчастного самосвала на этом чуть не кончились! Снова перегруз – на сей раз на семьсот килограмм.

Я понёсся в заводоуправление, и отдел сырья вдруг заупрямился – они боялись выписать мне дополнительный счёт на лишний вес, не зная, что там на уме у нового начальства. Я потратил почти два часа, пока всё же получил разрешение, счета, и пропуск на выезд с территории. И опять, как и полгода назад, всё утряслось только к половине четвёртого вечера – что толку, что мы приехали не в час дня, а в одиннадцать утра?!! Судьбу не обманешь…

А сотовый телефон надрывался каждые пять или десять минут – Санёк, ждавший меня с этой рудой там, на нашем участке, уже ссал кипятком! Мне стало очень жалко этого коренного москвича, аж самого потомка графов Нарышкиных, и поэтому я специально остановил нашу машину на обратном пути на одной из тульских улиц у продуктового магазина, чтобы купить там для Саньки самый большой тульский «Подарочный» пряник.

Мне всё равно никак не удавалось съездить в Тулу так, чтобы потом надо было сразу домой в Алма-Ату – у нас же в Казахстане такие прянички тогда ещё не продавали. И моей мечте довезти хоть один такой пряник до нашего города так и не суждено было сбыться… Мы проехали на самосвале почти через весь центр города. Как потом оказалось, это действительно вышло почти на десяток километров короче, чем ехать через саму Косую Гору на объездную.

«ЗиЛ-ММЗ» почапал себе потихонечку в сторону Москвы. Это же тебе не «Ситилайнер», и обратно я ехал почти на час дольше, чем туда. Ну да ладно, мы всё равно ещё успели после разгрузки машины и расчёта с её водителем заехать и забрать с работы Сашкину подругу Ольгу.

Это же было самым главным!

107. Нас не догонят!

Наджат Шарипов, долгое время бывший водителем у братьев Кузевановых, был шофёром просто по своему призванию. До «Гранита» он несколько лет открутил баранку на «Скорой Помощи» по улицам Алма-Аты, и только он однажды смог привезти меня в самой середине рабочего дня от угла Абая и Ленина до аэропорта за 14 минут, не попавшись при этом ментам! Мы неслись по городу со скоростью за стольник, под включённую на всю громкость очередную песню Офры Хазы, к которой Шарипов был явно неравнодушен…

Времена изменились, и Наджат сначала прибился напарником к «костоправам», а потом вместе с одним из них, Мишкой Крыжановским, стал гонять машины из Европы на продажу.

Мужики улетели на самолёте в Литву, взяли там за какие-то копейки по небитой машинке – профессионального «костоправа» Крыжановского обвести вокруг пальца было практически невозможно! – и поехали обратно домой. Мишка взял «Ниссан-Санни» 1986 года, а Наджат – «Мазду-323BW» («универсал») 1983 года выпуска. Недорогие машины должны были уйти на алматинской автобарахолке меньше, чем за неделю – мужики не имели возможности долго ждать продажи, жили с оборота…

Где-то сразу за Великими Луками наджатовская «Мазда» вдруг заглохла, и Мишка потащил её «на верёвке». Сломался датчик Холла в трамблёре. Так они добрались до Москвы, и пристроили свои машины на ночь на какой-то автостоянке возле пересечения Кольцевой автодороги и Рублёво-Успенского шоссе, после чего появились у меня. Мороз на улице хоть и стоял не особо сильный, градусов семь-восемь, но Наджат, со своим небольшим ростом, просидев несколько часов за рулём нетопленой машины, был теперь очень сильно похож на пингвинёнка Лоло.

На следующее утро мы поехали к восьми утра на ту стоянку, орлы забрали свои лайбы и так же, «на верёвке», пригнали их к моему дому. Я накупил у станции метро всяких «автомобильных» газет, и господа перегонщики стали обзванивать все московские конторы, где торговали запчастями для «Мазд». Нашли какую-то фирму, стоявшую на Ленинградке почти у самого Зеленограда, поехали туда, и через каких-то три часа вернулись назад с этим самым датчиком. Когда его поставили, машинка немедленно завелась и работала себе, как ни в чём не бывало. А разобрав старый датчик, они увидели, что он внутри весь клееный-переклеенный!

На следующее утро мужики собрались ехать дальше, в Алматы. Мне в Москве до Нового Года делать было уже нечего, и я собрался домой вместе с ними. Утром 19 декабря 2000 года мы помылись, побрились, хорошо позавтракали, собрали все шмотки, загрузились и потихонечку отправились. Перед самым отъездом я залез на сайт «Yahoo-Weather» и переписал погоду по всем городам, которые мы должны были проезжать, на три-четыре дня вперёд.

Тормознули у станции метро «Красногвардейская», затарились в универсаме всякими продуктами, и доехали потом до автосервиса на конечной остановке троллейбусов и автобусов в самом конце Каширского шоссе. У «Ниссана» -то был «ABS», а на «Мазду» пришлось купить и надеть резину с шипами. За час нашу с Наджатом машинку переобули, и велели первые 200—300 километров ехать со скоростью не больше семидесяти, чтобы эти шипы притёрлись и прикатались.

Так оно и получилось. Едва мы свернули со МКАДа на нижегородскую трассу, как сразу же попали в какую-то жуткую пробку, которая рассосалась только где-то ближе к Электростали. Мужики остановились, сняли воздушные фильтры и стали прыскать из какого-то аэрозольного баллончика в карбюраторы. Не знаю уж, что там пообещала американская фирма, выпустившая этот хитрый химикат, но звук нашего двигателя и вправду стал заметно тише и ровнее.

Мы убегали от наступавшего нам на пятки циклона: стоило хоть ненадолго остановиться, как тут же начинался снег, а как снова притопишь по трассе, он прекращался. Впрочем, «Yahoo-Weather» так нам и обещал. И Наджат, и Мишка доэкономились на антиобледенительной жидкости, и разбавили её водой настолько, что жиклера стеклоомывателей на обеих лайбах за городом моментально замёрзли. На дороге был гололёд, а там, где успели посыпать соль – он был и ещё пополам с жидкой грязью. Лобовик оставался чистым не больше десяти минут, и приходилось всё время останавливаться, и очищать его то водой, то снегом…

По дороге до Нижнего Новгорода мы уже увидели несколько машин, и грузовых, и легковых, улетевших с трассы в кюветы, и перевернувшихся. Мои орлы небезосновательно опасались всяческого дорожного рэкета, поэтому на центральные улицы городов, попадавшихся нам на пути, старались не попадать. Владимир мы объехали по какой-то окружной дороге, а вот в Нижнем Новгороде пришлось заехать в сам город – другой дороги не было. И сразу при въезде оказался какой-то железнодорожный переезд – излюбленное место рэкетиров! Когда его шлагбаум вдруг опустился прямо перед нами, с Наджатом чуть не случилась истерика. Но мимо всего лишь навсего прошёл маневровый тепловоз с парочкой вагонов, и переезд открыли.

Орлы притопили по улице, шедшей мимо знаменитого «ГАЗа», почти под стольник.

За Нижним Новгородом машин на трассе стало намного меньше, и господа перегонщики даже рискнули остановиться у какого-то придорожного кафе, чтобы поужинать и попить кофейку. Уровень сервиса и в этом кафе, и во всех остальных, попавшихся нам на территории России, был просто плачевным – всех продавщиц нужно было срочно отдать на курсы элементарной вежливости. Сонная тётка швырнула в нас по стакану кофе, мы немного посидели за столиком, Мишка с Наджатом покопались в документах на свои лайбы, и мы тронулись дальше.

Когда мы заехали в Чувашию, нас остановили на первом же посту ГИБДД: менты записывали в специальный журнал всех, кто рискнул сунуться на трассу после одиннадцати вечера. Примерно через час после этого, проезжая через довольно большое село, мы вдруг увидели совершенно непонятный дорожный знак. На значительном расстоянии от дороги торчал металлический столб, на котором висел знак «Ограничение скорости», причём, непонятно, до скольки – пятидесяти? шестидесяти? – первая цифра была затёрта до неузнаваемости. Под этим знаком висело две столь же неразборчивых и затёртых таблички: зона действия – то ли две, то ли пять тысяч метров и время действия знака – вообще в свете фар не читаемое!

Мишка проскочил мимо со скоростью под семьдесят, и из ближайших кустов немедленно выскочил чувашский мент, подоивший моих орлов на сумму по 250 рублей с каждого. Наджат утешался лишь тем, что на трассе через Самару такого беспредела было ещё больше…

Казанское ханство господина Шаймиева встретило нас кассой у моста через Волгу: деньги за проезд по этому сооружению сдирали со всех машин, не имевших цифры «16» – самого Татарстана! – в секторе региона на российских номерных знаках и, уж тем более, со всего транзитного транспорта. Номера местных машин тоже были очень странные: всё дело в том, что на номерах Российской Федерации под этой самой цифрой, обозначавшей регион, ставилась надпись «RUS» и рисовался российский трёхцветный флажок. Причём эти флажки стали рисовать не сразу, а только через полгода или год, как ввели такие номера. Но с момента введения таких знаков прошло уже семь лет, а господин Шаймиев флажки России на своих номерах рисовать почему-то так и не научился – проехав весь Татарстан, я не увидел ни одного номера с цифрой «16» и флажком…

Дело шло уже к четырём часам утра, и мои орлы решили остановиться на ночлег. Мы отыскали платную охраняемую автостоянку – у её ворот стояло пять или шесть мужиков, вооружённые банковскими помповыми ружьями – и заехали внутрь, лихо спрятавшись там от ледяного ветра (стукнуло уже минус 15!) между «фурами» дальнобойщиков. Наджат вёз с собой одеяло, я завернулся в свою куртку, мы с полчасика погрели машину и улеглись…

Ясное дело, что через три часа мы проснулись от дикого холода. Выспались – не выспались, но Крыжановский дал команду ехать дальше. Часа через три мы оказались у Набережных Челнов. Нас опять подоили на мосту при въезде в город, потом Мишка пару раз останавливался на его улицах, спрашивая, как нам проехать дальше и, уже на трассе, при выезде из Набережных Челнов на Уфу, нас остановили на посту ГИБДД. Гололёд был совершенно жуткий, и наши машины, хоть и ехали со скоростью меньше сорока, смогли остановиться только за постом, уже выехав за шлагбаумы, его ограждавшие.

На посту дежурило четверо татарских ментов в разных званиях – прямо готовая команда для «КВН»! И первым делом они потребовали документы у меня – пассажира! – наверное подумали, что я тут самый главный. Я показал своё командировочное удостоверение Алматы-Москва, постовой татарин скривил такую кислую физиономию, что я чуть было не расхохотался, потом они вдвоём начали трясти документы на наши лайбы, тут же нашли какие-то, якобы недостающие, записи в техпаспортах, и велели подоиться по сорок рублей с каждой машины. Наджат, тоже татарин, пошёл на пост – разбираться со своими братьями по крови, а мы с Крыжановским остались у машин. Кругом было абсолютно голо – ни деревца, ни кустика, и я зашёл за переднюю машину, чтобы пописать.

Один из татарских ментов, хоть и стоял почти в ста метрах от меня, тут же прибежал, и стал орать, что сейчас закроет меня за злостное хулиганство (!), отобрал мой паспорт, и пошёл с ним обратно на пост. Я сразу же понял, к чему весь спектакль, и сел на посту рядом с дежурным, глядя в его компьютер, который показывал телекамерой подходившие с обеих сторон машины, и в отдельном окошке определял их номера. Я ждал, когда эти менты скажут мне, на сколько они хотят меня подоить, но сам об этом, естественно не заикался. А ментяра прямо у меня на глазах сделал вид, что звонит в местное РОВД – приезжайте, мол, и заберите у нас хулигана! – короче, играл свою роль на совесть!

Не знал, бедолага, что попадёт со своей наглой жадностью прямиком в Интернет…

В конце концов самый старший татарин на этом посту, капитан в звании, потребовал у меня сто рублей. Я отдал и пошёл к нашим машинам, где Мишка, пока это всё происходило, починил контакты магнитолы в нашей «Мазде», и у нас с Наджатом заиграла музыка. Мы поехали дальше…

К Уфе стемнело, и мы сначала не поняли, где же идёт дорога, ведущая дальше на Урал. Мишка, шедший впереди нас, доехал по улицам города до моста через ту самую речку, в которой когда-то, говорят, утопили легендарного Василия Ивановича, и только там какой-то «камазист» объяснил ему, как нам выехать из города. Мы вернулись почти туда же, где заезжали в город, и свернули на какую-то объездную дорогу, на которой не было ни единого указателя. Там мы пару раз останавливались возле мужиков, чистивших тракторами дорогу от снега и, в конце концов, всё же выбрались на трассу, шедшую через горы на Челябинск.

Повалил густой снег, нам навстречу попадалось так мало машин, что Наджат стал нервничать, подозревая, что дорога через перевал закрыта. Мы проехали почти полтора часа, когда впереди появился мигавший всеми своими огоньками ментяра, сразу за которым огромный тягач тащил по снегу, как санки, белый «Опель», натурально завязанный в морской узел. Кабины, багажника и парочки колёс у этой лайбы уже не было! Сразу за ними шла вереница машин, конца-края которой мы сначала не увидели.