Текст книги "Сомнения Элли Эндрюс"

Прости и отпусти

Если хорошенько подумать, похороны во многом похожи на свадьбы. Те же самые друзья и родственники в лучших костюмах приезжают толпой в ту же самую красивую пригородную церковь, чтобы пропеть несколько гимнов, а потом наесться до отвала на дармовщинку. Если закрыть глаза поплотнее и не думать про дубовый гроб, который стоит впереди, если притвориться, что одуряющий запах лилий исходит от букета, почти удается убедить себя, что я вновь на свадьбе Аннабель и ужасных событий нескольких прошлых месяцев на самом деле не было. Позади сидит тетушка Этель, на сей раз без вставных зубов, потому что она их потеряла. Имоджин пинает спинку скамьи, а сестры такие же ослепительные, как всегда. Даже у папы в дорогом костюме такой вид, как будто он выдает очередную дочь замуж.

Какой-то дурной сон.

Минувшие несколько дней напоминали ночной кошмар. Мучительно долгое обратное путешествие в Англию, суровая необходимость проходить вместе с обезумевшим отцом через все этапы подготовки похорон… одна проблема за другой. От сестер не было никакого проку, что неудивительно. Аннабель страшно расстроена, Шарлотта еще на костылях, Эмили слишком занята, чтобы сделать хоть что-то, кроме покупки черного бархата, Люси в очередной раз напомнила, что у нее уйма родительских обязанностей. Если раньше мои познания о похоронах умещались на почтовой марке, теперь я стала настоящим экспертом. Когда вечером я падаю в постель, перед моим мысленным взором проносятся разнообразные гробы, перед глазами кружится огромный ассортимент ручек и атласных обивок. Какая чудовищная карусель. Папа в шоке и ничего не в силах решить, а поскольку при жизни мама не высказывала никаких пожеланий, выбирать приходится мне. И вот тут-то полученное образование меня подводит. Я могу надеть презерватив на банан и процитировать длинный шекспировский монолог, но ни черта не разбираюсь в организации похорон, хотя это куда более полезный жизненный навык.

В итоге я выбираю массивный дубовый гроб, обитый белым атласом и украшенный витыми серебряными ручками. Думаю, мама бы одобрила. Пускай я не смогла обеспечить идеальную свадьбу, о которой она мечтала, но по крайней мере устрою порядочные похороны. До конца жизни буду винить себя за то, что уехала и даже толком не попрощалась. И вдобавок мама умерла, так и не увидев меня пристроенной. При мысли об этом впору самой лечь в могилу. Сколько бы раз отец ни твердил, что она умерла мирно, во сне.

Я была плохой дочерью. Просто стыд и срам. Как теперь искупить свою вину?

– Как ты? – шепотом спрашивает Ксандер, сжимая мою руку. Я жму плечами – а что еще? Похороны, на которых мы все одеты в черное и сидим с бесстрастными лицами, должны пройти как можно приличнее, как можно более по-английски. Хочется выть, но мама, знаю, предпочла бы, чтобы я сохраняла спокойствие.

Слава Богу, Ксандер рядом. Бог весть, как бы я прожила минувшую неделю, если бы не он. Если до сих пор я не вполне сознавала, какой он хороший человек, теперь я уже не сомневаюсь. Он терпеливый и добрый и помогает чем может. И не только материально, хотя, несомненно, обратный рейс обошелся в целое состояние. Он чудесен в мелочах. Ксандер следил, чтобы папа не забывал есть, он опубликовал некролог в «Телеграфе» и снабжал меня бесчисленными платочками. Он даже отправился со мной в морг и подождал, пока я прощалась с мамой. Я чуть не затопила слезами его машину, когда мы возвращались в Тэпли, но Ксандер просто протянул мне платок и держал в объятиях, пока я не успокоилась. Жаль, я в таком отупении, что даже не в силах ответить как следует.

Мы теснимся на фамильной скамье, а когда поднимаемся, чтобы пропеть «Господь мой пастырь», я замечаю, что Аннабель и Марк сидят порознь, и сердце у меня сжимается. Он по-прежнему встречается с Поппи, и Аннабель непременно дознается. Надеюсь, папа приобрел на кладбище семейный склеп.

Я смотрю на большой витраж и наблюдаю за яркими солнечными пятнами, которые пляшут на полу и озаряют гроб мягким розовым светом. На улице – роскошный зимний день. На горизонте ослепительное солнце, и иней на траве сверкает, как сахарная глазурь. Солнце блестит на замерзшей паутине, которая висит на живых изгородях. Где свинцовые небеса и противная морось? Я так надеялась на них сегодня. Остановись, мгновение. Мир должен скорбить, а не изображать рождественскую открытку.

Я умудряюсь пережить службу. Ксандер не выпускает моей руки, он держит ее, даже когда мы выходим из церкви и шагаем на кладбище. Прекрасные цветы странно контрастируют с разверстой пастью могилы. Пока мы терпеливо ждем носильщиков – их обязанности исполняют зятья, папа и очень серьезный Тристан, – я читаю надписи на карточках и черпаю в них утешение. Один венок особенно привлекает мое внимание. Небольшой, из оранжевых и розовых гербер, любимых маминых цветов. Высвободив руку, я опускаюсь на колени, чтобы посмотреть поближе и прочесть простую надпись.

«Я думаю о вас. С любовью, Джей».

В горле у меня комок. Какой он милый. Плохие новости наверняка омрачили свадьбу, пусть даже мы с Ксандером по-старались уехать как можно незаметнее. Джей прислал цветы, хотя у него медовый месяц, и я ему очень признательна. Присоединившись к родственникам на краю могилы, я ощущаю некоторое утешение. Я знаю, что потом буду рыдать, пока не превращусь в жабу, но даже когда гроб опускают в яму и бросают сверху пригоршни земли, я немного успокаиваюсь при мысли о том, что Джей, где-то там, думает обо мне.

И Ксандер тоже. Он самый милый, самый добрый человек на свете. Просто я еще не готова.

Времени для размышлений хватает с лихвой. Я переезжаю к папе. Медленно, но верно мы принимаемся за печальное дело – убираем мамины вещи. Сначала – по несколько штук в неделю. Потом мы наполняем сразу две-три сумки одеждой и обувью и относим на распродажу. Иногда боль от потери отступает на пару часов или даже полдня, и я погружаюсь в чтение или смеюсь над словами Ксандера, а потом замечаю мамину шкатулку для рукоделия на полке, или в дверную прорезь просовывают очередной экземпляр журнала «Леди» по подписке, и тогда я снова плачу. Однажды я зашла в кабинет и обнаружила папу, который сидел, сгорбившись, в любимом кресле и безнадежно рыдал, уткнувшись в мамин кардиган. Я попятилась, вышла и бегом бросилась в ванную. По моему лицу текли слезы. Там я открыла ее последний флакончик духов и вдыхала знакомый успокаивающий аромат, пока сердце не перестало бешено колотиться, а слезы не высохли. Неужели легче никогда не станет?

– Я приготовил сюрприз, – говорит Ксандер однажды декабрьским утром, внезапно появляясь на пороге.

Кто из нас больше нервничает?

– Давай одевайся. Тебе надо проветриться.

Я совершенно не хочу выходить. Мисс Хэвишем и то лучше смотрелась в заплесневелом свадебном платье, чем я в старом свитере Джея, отвислых спортивных штанах и угги. Волосы собраны в хвост, лицо позабыло, что такое макияж. Но Ксандер на диво настойчив, и вскоре меня уже влекут по дорожке и сажают в машину. Хотя утро не назовешь ранним, стоит декабрьский полумрак, когда мы въезжаем в Тэпли. В витринах магазинов мерцают рождественские огоньки, а люди кутаются от холода в шарфы и пальто.

– В Хэмпшире снег, – сообщает Ксандер. – Может быть, здесь тоже пойдет? Тогда Рождество будет белым.

– Отлично, – уныло отвечаю я. Настроение настолько не праздничное, что по сравнению со мной даже Скрудж покажется живчиком. По правде сказать, я вообще мечтаю залечь в спячку до конца праздников. Чем скорее закончится год, тем лучше.

Ксандер вздыхает:

– Я знаю, тебе нелегко, Элли, но ты справишься. Твой отец прекрасно проведет Рождество с братом. Ему тоже нужны перемены.

Я киваю. Хотя сомневаюсь, что лично мне нужно Рождество с Шарлоттой, Барни и близнецами. Я-то просила у Санты хоть какого-нибудь облегчения.

Мы едем молча, одну руку Ксандер держит у меня на колене, другой ведет машину. Мы минуем Тэпли-сквер, где над головами суетливых покупателей возвышается елка, и сворачиваем на старинный каменный мост. Хотя на улице холодно и мрачно, река, похожая на свинцовую ленту, кишит лодками, а в камышах ютятся озябшие утки. Еще несколько минут, и Ксандер тормозит у красивого дома из розового камня, увенчанного соломенной крышей. К Темзе спускается газон, где стоит изящная оранжерея, из которой открывается прекрасный вид на реку и плакучие ивы.

– Нравится? – спрашивает Ксандер, останавливаясь на гравиевой подъездной дорожке.

– Очень красиво, – говорю я.

– Приятно слышать. – Он нервно улыбается и касается моего лица ладонями. – Я надеялся, что тебе понравится, потому что я купил этот дом.

– Но у тебя уже есть Саттон-Корт.

– Дурацкий показатель статуса и не более. Я его продам как можно быстрее. Зачем мне дом с двенадцатью спальнями? И площадка для вертолета? У меня вообще нет вертолета!

Я смотрю из окна машины.

– Этот особняк точно не назовешь скромным жилищем, Ксан. Сюда поместятся десять таких домов, как наш дом на Шекспир-авеню!

Янтарные глаза Ксандера искрятся.

– Я имел в виду, что купил его для нас с тобой. – Он гладит мою руку. – Элли, я собирался сказать, что ушел из группы…

– Ты бросил «Темного ангела»?

– Я послал менеджеру сообщение, прежде чем ехать к тебе. – Он ухмыляется. – Такое ощущение, что вышел из тюрьмы на свободу. По-моему, вот идеальное место для ресторана, о котором я всегда мечтал.

– Ты действительно откроешь ресторан? Вот здорово!

Если я чему и научилась за минувший год, так это тому, что жизнь дается один раз.

– И все-таки… он такой огромный!

– Да! – Ксандер радостно кивает. – И не без причины. Я надеюсь, мне не придется жить здесь одному. Это отличный дом для семьи…

Глаза у меня лезут на лоб. Такое ощущение, что я балансирую на краю высоченного трамплина. Он действительно сказал то, что я услышала?…

Он крепко сжимает мою руку, и кажется, что я спускаюсь на скоростном лифте.

Ксандер делает глубокий вдох:

– Я тебя люблю больше всех, Элли. Ты согласна стать моей женой?

Он красивый. Щедрый. Добрый. Он влюблен.

А Джей женился на Рокси.

Что тут скажешь?

Свадебный переполох

Раньше я еще никогда не бывала на языческой свадебной церемонии. Когда Сэм и Мад вместе прыгали через костер, я слегка испугалась, особенно когда за ними попыталась по-следовать увешанная ленточками Серендипити. Боюсь, запах паленой собачьей шерсти останется в моей памяти надолго. Зато теперь, по словам какого-то типа, похожего на друида, который и проводил церемонию, Сэм и Мад «связаны навеки», что для нас, непосвященных, означает «женаты». Они даже обменялись деревянными кольцами и двумя сережками.

Кто сказал, что романтика умерла?

– Очень оригинально, – замечает Ксандер, когда мы выбираемся из ледяных недр Этти-Вудс и шагаем к машинам. – Мне понравилось, но, пожалуй, я предпочту, чтобы наша свадьба проходила не в лесу. Назовите меня старомодным, но я не прочь буду надеть смокинг!

Я смеюсь и целую его в щеку.

– Не бойся, мы устроим стопроцентно традиционную свадьбу. Так, как хотела мама.

– Слава Богу! – Ксандер испускает вздох притворного облегчения. – Думаю, мою маму тоже не порадует экзотика. Ей не терпится поскорее купить платье для торжественного дня, и она в обморок упадет, если я скажу, что прийти надо в шкуре яка!

Нет, конечно, все не так безумно. Жених и невеста, как и большинство гостей, одеты в толстые перуанские свитера радужных расцветок и вязаные пальто и щеголяют многочисленным пирсингом. Даже у отца Сэм проколота бровь.

Прекрасно понимаю, отчего Сэм и Мад решили пожениться побыстрее и тихо. Честно говоря, я немного завидую. Свадьбы – сплошной стресс. Я занимаюсь подготовкой к собственной свадьбе всего лишь шесть недель, и нервы уже на пределе. Я пытаюсь сесть на диету (и, наверное, именно поэтому постоянно хочу есть), я договорилась со священником и даже начала покупать «Журнал для новобрачных». Если мама за мной наблюдает, она, несомненно, гордится.

По крайней мере надеюсь. Когда я начинаю маниакально перебирать цвета, то понимаю, что проблемы начались. Я с нетерпением жду свадьбы – разумеется, поскольку во-круг твердят, что Ксандер идеальный мужчина. Но все-таки я бы предпочла, чтобы эта процедура была менее травматичной. Тем не менее о большой белой свадьбе мечтала мама, и я намерена исполнить ее последнее желание, даже если умру в процессе (что не исключено, если придется еще немного посидеть на диете). Я такая голодная, что готова съесть вегетарианские котлеты, которые приготовил Мад.

– Я никогда не думала, что Сэм выйдет замуж, – говорю я Поппи и Марку, которые, держась за руки, идут следом. – Ведь она твердила, что брак – устаревший символ патриархальной власти.

Поппи, чье лицо скрыто полями огромной шляпы из искусственного меха, смеется.

– Да, она так считала, пока не влюбилась. После того как Сэм чуть не потеряла Мада, она, наверное, решила, что свадьба – лучший способ отметить чудесное спасение.

– Полностью согласен, – отвечает Ксандер. – И надеюсь, в следующие выходные вы придете отпраздновать нашу помолвку.

– Мы собирались устроить вечеринку в честь помолвки на этих выходных, но пришлось отменить, потому что Сэм и Мад внезапно решили пожениться. Ну и слава Богу. То есть… я за них рада, – поспешно оговариваюсь я, когда Ксандер вопросительно смотрит на меня. – Но нашей вечеринки я жду с огромным нетерпением.

– По тебе не скажешь… – замечает он и беспокойно хмурится.

– Все произошло так быстро, и я еще не успела осознать. Ты, наверное, чувствуешь то же самое.

– Лично мне просто не терпится пожениться. Чем скорее, тем лучше, я так думаю. Ты разве не согласна?

Я беру Ксандера за руку.

– Да, конечно… но посмотри на ситуацию с моей точки зрения. Только что я была одна – и вдруг на пальце у меня здоровенное кольцо, рядом любящий жених, и пресса сходит с ума. И кроме того, я еще не оправилась после смерти мамы.

– Опра говорит, что скорбь сильно влияет на человека. А она-то уж знает, – встревает Поппи ни с того ни с сего. Я ледяным взглядом смотрю на нее, и она, поняв намек, ретируется к буфету.

Ксандер, кажется, не убежден.

– Ты уверена, что проблема в этом, Элли? Надеюсь, ты не передумала?

Он говорит с такой грустью, что становится не по себе. Да что со мной такое? Добрый и щедрый мужчина предлагает мне все, о чем только может мечтать девушка. Нужно собраться с мыслями.

Я стискиваю его руку.

– Нет, конечно. Немного нервничаю из-за вечеринки. Пустяки.

– Организацией займусь я сам, – ободрительно говорит Ксандер. – У меня уже есть одна идея. Не сомневаюсь, ты будешь в восторге. Тебе ничего не придется делать – только блистать.

Когда мы присоединяемся к остальным у буфета, я слишком нервничаю, чтобы есть. Я ведь должна умирать от желания поскорее выйти за Ксандера, разве нет? В чем дело? Чтобы соблюсти декорум, я нагружаю тарелку ломтями орехового хлеба, но аппетита совершенно нет.

– Я подумала… вдруг Джей тоже захочет прийти на свадьбу? – говорю я Поппи. Марк и Ксандер увлеченно обсуждают какой-то старый драндулет, потому можно спокойно говорить о моем экс-возлюбленном. Ксандер слишком тактичен и добр, чтобы отпускать замечания, но и он слегка обижается, когда речь заходит о Джее. Впрочем, обижаться не на что. Джей женат и скоро станет отцом. Он перестал быть частью моей жизни.

– Пожалуй, поздновато его приглашать, – замечает Поппи. – У них вот-вот родится ребенок. Ты, надеюсь, не питаешь к Джею теплых чувств до сих пор?

– Не говори глупостей, – фыркаю я. – У меня есть Ксандер.

– Хм… – с сомнением отзывается Поппи. Если обручальное кольцо и наличие жениха ее не убеждают, то я уж и не знаю, что сказать. Лучше постараюсь, чтобы вечеринка в честь помолвки прошла как можно удачнее. Тогда у меня точно появится свадебное настроение.

– Никто не хочет потанцевать? – спрашивает Марк, приплясывая в такт кельтской мелодии.

– Нет, если только не начнется приличная музыка, – отвечает Ксандер. – У здешнего диджея нет ничего из репертуара «Темного ангела»?

– Это, кажется, та группа, которая недавно распалась? – спрашивает Поппи, округляя шоколадные глаза-пуговки. – Если не ошибаюсь, они остались без солиста, потому что он влюбился?

– Да, да, а вот и моя Йоко Оно! – Ксандер смеется и взлохмачивает мне волосы. Конечно, поклонники расстроились, и пресса бушевала несколько дней, но шум быстро затих. Ксандеру нашли замену, новая песня стала хитом номер один, и теперь мой жених обустраивает ресторан и возится на кухне. Жаль. Я буду скучать по его черным кожаным брюкам.

– Вы, старперы! Пошли танцевать! – восклицает Поппи, выскакивая на танцпол и таща за собой Ксандера и Марка.

– Ты только посмотри! – Свежеиспеченная миссис Малкольм Эванс (да, у Мада есть нормальное человеческое имя!) плюхается рядом со мной и яростно обмахивается подставкой для кружки. – Я думала, она вот-вот перебесится. Но теперь, глядя на твоего красавчика рядом с Поппи, я уже не так уверена…

– Честно говоря, не представляю Поппи замужем, – говорю я. – Тогда моя картина мира полностью перевернется. Королева не может пукнуть, а Поппи остепениться.

Сэм наливает в бокал органическое вино.

– Прости, если наша свадьба сорвала тебе праздник.

Я смеюсь:

– Не говори глупостей. Устроим вечеринку в другой раз. Ну… и как оно?

– Что?

– Каково быть замужем? Чувствуешь разницу?

Сэм задумывается.

– Не знаю. Еще слишком рано судить. Но одно скажу точно… – Она лукаво подмигивает.

– Что?

– Секса я хочу не меньше!

– Могла бы и не говорить, – замечаю я, и мы обе взвизгиваем от смеха. Когда Маду и Ксандеру надоедает слушать, как мы хихикаем, они тащат нас танцевать. Я смотрю на Сэм и вижу, что ее лицо сияет, когда она смотрит на новоиспеченного мужа. Я обвиваю рукой шею Ксандера и надеюсь, что смотрю на него точно так же.

В конце концов приходится отложить вечеринку еще на две недели, потому что Сэм и Мад едут в Сомерсет, в школу йоги (это подарок от тестя). Нельзя же праздновать в отсутствие лучшей подруги. Вероятно, вечеринку мы устроим в «Причале» – новом ресторане Ксандера. И моем будущем доме.

Ну… когда я говорю «мы», то на самом деле имею в виду Ксандера, потому что подготовкой занимается он. Если дело предоставить мне, я с радостью забьюсь с Поппи и Сэм в ближайшую индийскую закусочную. Но Ксандер пришел в ужас.

– Это же наша помолвка, Элли! – воскликнул он, и на его красивом лице отразился ужас. – Нельзя отмечать ее тикка масала и индийскими лепешками!

– Почему? Я обожаю тикка масала и лепешки!

– Помолвка – уникальное событие! Пусть все видят, как мы любим друг друга, – настаивал Ксандер, пристально глядя на меня и беря за руки. – Разве ты не хочешь, чтобы они знали?

– А недостаточно того, что мы вместе? Разве не это главное? Зачем кричать о любви на улицах?

– Я знаю, ты еще скорбишь по маме и, возможно, думаешь, что праздновать не стоит, – мягко сказал Ксандер, поднося мои руки к губам и целуя ладонь. – Но ты имеешь право немного развлечься. Нельзя вечно казнить себя за то, что тебя не было рядом, когда она умерла. И потом, судя по тому, что я слышал о твоей матери, она бы очень обрадовалась, узнав, что ты устраиваешь вечеринку в честь помолвки.

Я не смогла спорить. Мама проломила бы мне голову сумочкой, если бы узнала, что я отказываюсь от такого замечательного союза.

– Придумал! – внезапно воскликнул Ксандер с необычайным волнением. – Давай устроим на вечеринке сбор денег в фонд борьбы с раком груди! Тогда ты перестанешь мучиться. Не беспокойся, любимая, я все устрою.

У меня духу не хватает сказать, что мое нежелание устраивать вечеринку никак не связано со скорбью по маме или с застенчивостью. Просто такое ощущение, что я лишилась способности радоваться. Я должна прыгать от счастья, но чувствую какое-то отупение. Может быть, Ксандер прав и я по-прежнему переживаю?

Что еще остается, как не препоручить Ксандеру устройство вечеринки, раз уж он пышет энтузиазмом? Мне достаточно лишь купить платье и прийти на праздник.

– Почему ты не сказал, куда мы едем?

Ксандер хихикает:

– Мы уже почти добрались. И не подглядывай. Это сюрприз.

Я морщусь. Сидеть в быстро несущейся машине с повязкой на глазах – не самое большое удовольствие, пусть даже Ксандер уже как минимум двадцать раз сказал, что приготовил потрясающий сюрприз. Ненавижу неожиданности. В моей жизни сюрприз – синоним шока.

Машина останавливается, дверца со стороны водителя открывается и закрывается, и я чувствую холодный вечерний воздух на лице, когда Ксандер помогает мне выбраться из машины. Новое зеленое бархатное платье шуршит по земле, и я вздрагиваю. Возможно, было не такой уж отличной идеей надеть платье с открытыми плечами в декабре. Будь мама жива, она намекнула бы, что понадобится накидка.

Внезапно в горле встает комок размером с автомобиль. Будь мама жива, она бы непременно пришла на нашу вечеринку в честь помолвки. Можно ли считать, что я выполнила обещание, пусть даже мама не в состоянии проверить лично?

Ксандер берет меня за руку и куда-то ведет, по-прежнему с завязанными глазами. Новые туфли на каблуках увязают в траве и скользят. Потом под ногами начинаются доски. На сильных руках Ксандера я отрываюсь от земли и, по ощущениям, перелетаю через забор. Наконец я обретаю почву под ногами, и Ксандер, сняв с моих глаз повязку, восклицает:

– Сюрприз!

В общем, да.

Я стою на палубе большой яхты.

Ненавижу лодки.

Блин. Ксандер не в курсе, что меня укачивает. Интересно – почему? Наверное, так бывает, когда у людей стремительный роман.

Я типичная сухопутная крыса. Хочу на сушу!

– Это лодка… – тоненьким голоском говорю я. Господи, почему Сэм или Поппи не предупредили его, что я ненавижу плавсредства?

– Ты бы знала, каких трудов стоило сохранить тайну, и все-таки я справился! – с гордостью заявляет Ксандер. – Я черт знает как изворачивался, чтобы перевезти гостей сюда и притом не выдать, где мы находимся, но у меня получилось! Ну, что думаешь?

Доброе лицо Ксандера исполнено радости и надежды, и мне недостает сил признать, что я думаю о том, во-первых, где тут спасательные жилеты, а во-вторых, что я уже ощущаю тошноту. Яхта и впрямь прекрасна, отражения белых фонариков, висящих над палубой, танцуют в темной воде мириадами бриллиантовых отблесков. На верхней палубе играет джазовый оркестр, из ярко освещенного салона несется аппетитный запах, а друзья и родственники в полном сборе кричат «сюрприз» и «поздравляем».

Я никогда в жизни не тосковала так по обшарпанному залу индийской закусочной в Тэпли.

– Супер, – слабо говорю я.

– Я знал, что тебе понравится! – Ксандер сияет.

Внезапно я чувствую себя так, будто спрыгнула с вершины утеса. Мой жених – человек, с которым я согласилась провести остаток жизни, – совершенно меня не знает. Возможно, именно поэтому он еще и не расхотел жениться.

– Ну иди сюда, любимая, – говорит Ксандер, сжимая мою руку. – Гости ждут. Иди сюда и выпей шампанского.

Яхта битком набита друзьями и родственниками; есть даже кое-какие знаменитости, которые заскочили повидать Ксандера. Вечеринка просто супер, и он продумал буквально все. Еда прекрасна – и приготовлена лично им, – спиртное льется рекой, и после нескольких бокалов я почти забываю, что мы плывем по Темзе. Гости хотят посмотреть мое красивое обручальное кольцо с изумрудами и бриллиантами и сказать, как мне повезло. Это, несомненно, правда. Мутит меня исключительно из-за того, что яхта качается. Я знаю, что получила редкий подарок судьбы, и не собираюсь – повторяю, не собираюсь! – портить праздник.

Пока Ксандер болтает с моим отцом, я высвобождаю руку, бреду на корму и прислоняюсь к перилам. Яхта тихонько плывет в сторону Хенли. Ночь темная, на небе ярко горят звезды. Мама была бы счастлива, и в память о ней я намерена все сделать как положено. Мы пережили ужасный год, но по крайней мере благодаря помолвке он закончится позитивной нотой. Потом будет легче.

– Ты рада? – спрашивает Поппи, появляясь рядом.

Сегодня она держится в тени – видимо, потому что Аннабель тоже здесь. Моя сестра вышла на тропу войны, с тех пор как прослышала, что ее блудный муж слишком много времени проводит в «Синей луне». Но пожалуй, огромные темные очки и длинное черное платье – это чересчур даже для Поппи.

– Просто супер. Правда, меня укачивает, – говорю я.

– Э… сочувствую. Никто понятия не имел, куда нас везут… пока не стало слишком поздно. Я бы купила таблетки, если б знала. Но помимо того, что тебя укачивает, ты счастлива?

– Да, конечно. Но чего же ты удивляешься – ты все предсказала давным-давно.

Поппи морщит гладкий белый лобик.

– Что именно?

– Что я найду настоящую любовь! – напоминаю я. – Ты сказала, я непременно встречу идеального мужчину.

– И ты думаешь, что это Ксандер?

Она на вечеринке в честь моей помолвки. Может быть, я что-то непонятно объяснила?

– Черт возьми! – Поппи, кажется, удивлена. – Я-то думала, ты выходишь за него только затем, чтобы выполнить последнее желание матери. Мне как-то и в голову не приходило, что ты действительно любишь Ксана.

– А я думала, он тебе нравится…

Я слегка выбита из колеи. Поппи явно не в восторге. Как будто не она месяцами уплетала его ореховый хлеб.

– Нравится! Нравится! Очень! – поспешно отвечает Поппи. – И я рада, что тебе с ним хорошо. Наверное, я до сих пор не сомневалась, что именно Джей – главная любовь твоей жизни. Я надеялась, что в конце концов вы договоритесь…

– С Джеем все кончено раз и навсегда, – говорю я. И это правда. Я уже почти о нем не думаю. Не больше пары раз в день.

– Правда? – Поппи явно сомневается. – Поклянешься?

Мы что, еще не вышли из школьного возраста?

– Да, конечно, – нетерпеливо говорю я.

– Ладно. Приятно слышать. Сэм боялась, что ты до сих пор неравнодушна к Джею. Поэтому она сказала, чтобы я не…

– Что? – уточняю я, внезапно встревожившись. Поппи поспешно захлопывает рот. – Что такое скрывает Сэм?

Поппи сглатывает.

– Я вообще напрасно начала. Только не сегодня. Сэм меня убьет…

– За что? – спрашиваю я. С ума можно сойти от этих загадок.

– Сэм говорит, что все идет как нельзя лучше и что она совершенно не хочет тебя расстраивать…

– Поппи, не пугай. Что, по мнению Сэм, способно расстроить меня именно сегодня? В конце концов, мы тут празднуем мою помолвку!

Поппи с явным облегчением вздыхает:

– Да, конечно… она просто решила подстраховаться. В самом деле, какая тебе разница, вернулся Джей в Англию или нет.

Я смотрю на подругу. В ушах странный шум. Мягкий плеск реки превращается в рев водопада.

– Как вернулся? – переспрашиваю я, и мой голос звучит сдавленно и незнакомо. – Он же в Гонолулу с Рокси. У них будет ребенок. Они женаты.

– Больше нет, – беспечно отмахивается Поппи. – Сегодня утром он внезапно приехал, злой как черт. Да, у Рокси ребенок, но не от Джея. Она наврала.

Голова идет кругом.

– Откуда он знает? Анализ ДНК занимает очень много времени, если не ошибаюсь. По телику так говорят…

– Они обошлись без анализов. Отец ребенка – Рик Элиот. Тот мужик, ради которого Рокси бросила Джея. Ты ведь знаешь, кто такой Рик Элиот?

У меня отвисает челюсть. Конечно, знаю. Я живу в Тэпли-на-Темзе, а не на Луне. Рик Элиот – известный магнат и телеведущий.

А еще – афроамериканец.

– Короче говоря, Рокси и Джей расстались, – подытоживает Поппи. – Она улетела к Рику, а Джей вернулся к родителям. Он говорит, что порвал с Рокси насовсем. Судя по тому, какой у него радостный вид, он не передумает. Он уже подал документы на развод. Но ты же сама сказала, что больше его не любишь, поэтому можешь не переживать. Ты выходишь за Ксандера…

Я не в силах сказать ни слова. Связки отказываются повиноваться. Посмотрев на толпы счастливых гостей, которые танцуют и пьют шампанское, я ловлю взгляд Ксандера. Он поднимает бокал и так ласково улыбается, что дух захватывает.

Джей вернулся.

11.46

Наверное, телефон сломался. Я послала два сообщения полчаса назад, но мобильник молчит.

Почему они не отвечают? Отмена свадьбы – это вам не хухры-мухры. Почему же никто, кроме меня, как будто не беспокоится? Жених мог бы и позвонить, хотя бы только для того, чтобы выругаться и потребовать обратно столовый сервиз. Я вся на нервах; каждый раз, когда захлопывается дверца машины или внизу раздаются голоса, я чуть не выпрыгиваю из лифчика. Моей нервной энергии хватит на целую электростанцию.

– Ты когда-нибудь перестанешь дергаться? – Аннабель чуть не выкалывает мне глаз кисточкой для туши. – Иначе я не наклею тебе ресницы.

Я перестаю смотреть на телефон и чуть не ору от ужаса, когда замечаю огромные накладные ресницы, похожие на паучьи ножки. Такое ощущение, что я вновь в Этти-Вудс.

– Нет, ты не будешь их клеить! Я не пойду к алтарю в таком виде! Я буду похожа на трансвестита.

Я вообще не собираюсь идти к алтарю, но не прочь наконец-то настоять на своем. Да, я позволила сестре приложить к моему лицу коровий рубец, но даже у меня есть свои принципы, и длиннющие накладные ресницы – явно шаг за грань.

– Как хочешь! – фыркает Аннабель, убирая ресницы в сумку. Она отходит на шаг, скрещивает руки на груди и обозревает свой труд прищуренными синими глазами. – Ладно. Я закончила. Не сочти за похвальбу, но я неплохо поработала. Ты даже выглядишь терпимо.

– Элли всегда отлично выглядит! – резко замечает Сэм. Аннабель снова фыркает, но не настаивает. Хотя Сэм уже надела зеленое бархатное платье, ее маленькие руки по-прежнему унизаны серебряными кольцами, включая массивный перстень с черепом, который вполне способен сойти за кастет. У Аннабель нет ни малейшего желания стать еще одной сестрой Эндрюс с фонарем под глазом.

Так. Мой глаз. Нельзя выходить замуж с синяком! Только вообразите себе фотографии. Придется все отменить.

– Мой глаз… я не уверена, – говорю я вслух. – Я, наверное, ужасно выгляжу. Не могу же я выйти замуж с таким фонарем!

– Посмотри в зеркало, – требует Аннабель и тащит меня через всю комнату к туалетному столику. – Я как следует замазала тональным кремом. Почти не видно. И прическу тебе тоже спасла.

Я смотрю в зеркало. Отнюдь не впервые за двадцать девять лет жизни мне хочется взвыть. Не считая легкой розовой припухлости, глаз выглядит нормально. И даже волосы наконец улеглись гладкими локонами.

– Подружки уже одеты, – говорит Сэм, наклоняясь к зеркалу и поправляя прядь. – Даже Изольду удалось поймать и напялить на нее платье.

– Она брыкалась и орала, что платье дурацкое, – добавляет Аннабель. – Но Шарлотта просто не выпускала ее, пока девчонка не сдалась. А Тристан заперся в ванной, потому что стесняется выходить. Ты действительно сказала, что выложишь их фотографии в «Фейсбуке», если они хотя бы сделают шаг в сторону?