Текст книги "Воспоминания через размышления (на русском и татарском языках)"

И хотя работа на телевидении была для меня совершенно новой сферой (у меня самого тогда ещё не было даже дома телевизора), долго уговаривать меня не пришлось – я согласился. Главный редактор телевидения Итфал Исхакович сам заехал за мной на радио и повёз знакомить с работниками телевидения.

Так начался ответственный и интересный период моей жизни: я начал работать редактором редакции пропаганды Казанского телевидения.

Годы работы на телевидении были очень плодотворными, они стали хорошим подготовительным периодом для моей последующей жизни. Здесь я освоил профессию тележурналиста, научился готовить передачи и на татарском, и на русском языках, приобрёл навыки выступления перед телекамерой – в целом эта работа значительно расширила мой кругозор, обогатила духовную жизнь.

Тематика передач, которые готовила наша редакция пропаганды, была очень широкой: общественно-политическая жизнь, образование, наука, медицина, милиция, памятные даты и прочие темы. Старшим редактором была кандидат филологических наук, доцент, опытный журналист Людмила Михайловна Пивоварова. Она отвечала за передачи на русском языке, а я в основном готовил передачи на татарском языке. Но когда Людмила Михайловна по каким-то причинам отсутствовала, приходилось делать передачи мне и на русском языке.

Наряду с освоением профессии тележурналиста я писал дипломную работу, посвящённую теории перевода. Получился довольно серьёзный и объёмный труд. Рецензент – ныне большой учёный, академик – Фуат Ашрафович Ганиев, оценивая работу, сказал тогда, что она тянет на диссертацию.

Окончив университет и получив диплом, я с ещё большим рвением и желанием принялся за работу. Это были очень активные и успешные годы. Готовя передачи, я бывал на многих предприятиях, в организациях, районах, знакомился с известными людьми, интересными личностями. Одновременно с этим я писал статьи в русские и татарские газеты, стал членом Союза журналистов.

По окончании университета руководитель моей дипломной работы профессор Мирфатых Закиевич Закиев предложил мне остаться в аспирантуре. Но я вежливо отказался, объяснив, что хотел бы сначала немного поработать. Закиев сказал, чтобы через некоторое время я всё же пришёл к нему.

И в самом деле, став сначала проректором Казанского педагогического института, а вскоре и ректором, он снова пригласил меня в аспирантуру.

Работа на телевидении мне нравилась. Она была живой, творческой, увлекательной и, конечно, ответственной. Я успел привыкнуть к коллективу, и коллектив принимал меня уже как своего. Работа ладилась.

И всё же желание учиться в аспирантуре, защитить диссертацию и стать кандидатом наук победило. К тому же – меня приглашал в аспирантуру сам ректор!

Когда я уходил с телевидения, председатель Комитета Фаик Газизович Надыров выразил своё недовольство: ему не хотелось меня отпускать. Однако возражать не стал: наверное, решил не мешать моей карьере.

Таким образом в сентябре 1967 года я был зачислен аспирантом Казанского государственного педагогического института. Моим научным руководителем стал профессор Мирфатых Закиевич Закиев.

Обучение в аспирантуре завершалось сдачей трёх экзаменов, называемых кандидатскими минимумами, написанием кандидатской диссертации, защитой её и получением учёной степени кандидата наук.

Кандидатские экзамены можно было официально сдать ещё до поступления в аспирантуру. Так я и сделал. Поэтому в аспирантуре я сразу же принялся за диссертацию. Тема – «Лексические вопросы перевода с русского языка на татарский».

Одновременно с диссертацией я занимался и переводческой практикой, опубликовав в книжном издательстве несколько переводных книг.

А тут настала пора жениться. Но сначала следовало позаботиться о жилье. В посёлке Северный с помощью родителей и родственников мы с братом на двоих построили дом.

И вот свершилось: моей избранницей стала Диляра – студентка Казанского авиационного института, родом из соседнего села Большой Менгер. Сыграли свадьбу. Жена у меня трудолюбивая, умная, симпатичная, слава Аллаху, мы до сих пор с ней вместе.

Родились сын Фанис, дочь Диляфруз. Сын трагически погиб в тридцатилетнем возрасте. Наверно, нет ничего тяжелее, чем потерять ребёнка. Сердце до сих пор не может превозмочь эту боль. У него осталась дочь Фарида. Она уже закончила школу с золотой медалью, стала студенткой Санкт-Петербургского университета экономики и финансов, учится на отлично.

Дочь Диляфруз окончила факультет иностранных языков Казанского педагогического университета, работала в международном отделе. Зять Айдар, выпускник двух вузов – преуспевающий бизнесмен и порядочный человек. Живут дружно, у них растут двое сыновей: Ислам – учащийся и Карим – будущий ученик.

Я успешно защитил кандидатскую диссертацию досрочно, в 1970 году. Ректор тут же принял меня на работу старшим преподавателем на кафедру татарского языка историко-филологического факультета.

С тех пор прошло много лет. Мне приходилось выполнять разную работу, занимать ответственные должности, бывали и радости, и огорчения. Но жизнь моя не прошла напрасно, я всегда достигал поставленных целей и наполнял жизнь смыслом. Возможно, было в ней и немало такого, что послужит уроком для молодых.

Вероятно, следует хотя бы коротко описать мою работу на историко-филологическом факультете, где я трудился в 70-е годы, и события, происходившие в институте.

Скажу без хвастовства: я всегда работал с желанием, засучив рукава, активно и результативно участвуя в жизни коллектива. После защиты диссертации общественная жизнь полностью поглотила меня. Факультет был большим, на нём велась подготовка специалистов по татарскому языку и литературе, русскому языку и литературе, истории и английскому языку, русскому языку и литературе для татарских школ. На факультете работали такие видные учёные-педагоги, как профессора: М. З. Закиев, Л. З. Шакирова, Е. Г. Бушканец, С. П. Лопушанская, Й. Г. Трунский, Р. Ш. Тагиров, Ф. Ю. Ахмадуллина.

В те годы коммунистическая партия ещё играла значительную роль в обществе. Спустя некоторое время меня избрали членом бюро парторганизации факультета. Я был партийным с двадцати лет (приняли во время службы в армии). А вскоре я стал секретарём партийной организации.

Секретарь парторганизации факультета, наряду с деканом, отвечает за учебный процесс, воспитание, науку, короче говоря, – за всё. За те четыре года, что проработал секретарём, я приходил на факультет рано утром и уходил только вечером. Проведение праздников, политические кампании, организация воспитательной работы среди студентов – десятки, сотни видов работ лежали на бюро партии и, в первую очередь, на его секретаре. И всё это – на общественных началах, совершенно безвозмездно. Вдобавок к этому надо было справляться и с основными обязанностями – преподавательской и научной деятельностью.

Однако всё это стало хорошей школой перед той ответственной административной работой, которая ожидала меня в скором будущем.

Тем временем мне в голову пришла мысль сесть за докторскую диссертацию. С целью поддержки меня перевели с должности преподавателя на должность старшего научного сотрудника сроком на два года. Это было то, что надо. Я с головой окунулся в науку.

Когда-то, работая над кандидатской диссертацией, а также при написании статей и монографий, занимаясь переводами, я рассматривал татарский и русский языки в сравнительном плане, отмечая для себя, с одной стороны, одинаковые и схожие явления, то есть общность языков, и с другой – особенные черты, свойственные каждому из них.

В докторской диссертации я подверг сравнительному изучению общие и особенные явления в лексике и фразеологии татарского и русского языков, с целью выявить диалектическую связь между ними. Эта тема была интересной, важной и актуальной. Изучение межъязыковых взаимосвязей – перспективное направление. Написание диссертации, особенно докторской, дело непростое: оно требует много сил и терпения. В университете, профессор Энвер Махмудович Ахунзянов как-то сказал, что нет ничего труднее, чем писать научный труд. Он был прав. Иногда многочасовая писанина настолько надоедала, что хотелось расшвырять все бумаги и уйти. Но я перебарывал себя. Чтобы успешно заниматься наукой, достичь положительных результатов, имея голову, нужны такие качества, как усидчивость, умение заставить себя, большая сила воли. Я понял это ещё в молодости и всегда старался поддерживать в себе эти качества.

Наконец, докторская была написана. Оказывала помощь мне жена Диляра – спасибо ей за это. Помогала она при сборе материалов, затем на примитивной пишущей машинке «Москва», купленной нами в комиссионке, она напечатала всю диссертацию, тексты статей и книг (ещё мою кандидатскую и докторскую она напечатала на той же машинке).

Диляре никогда не было легко. Домашние дела, воспитание детей преимущественно ложились на её плечи. Она работала на заводе, заочно училась в институте, впоследствии работала председателем профсоюзной организации на большом предприятии. Мы жили в посёлке Северный, в доме без удобств. У нас росли два ребёнка. Обоих пришлось в годовалом возрасте отдать в детский сад. Возили далеко, автобусы ходили редко, приезжали переполненные и, не открывая дверей, проезжали мимо…

Я работал в центре города: добирался на трёх транспортах. Работы было много: преподавание, общественная работа, наука. Семейный бюджет приходилось поддерживать дополнительной работой: переводами, написанием рецензий. И всё равно денег не хватало. Часто приходилось брать в долг у соседей. Понятное дело: крестьянскому сыну, не имея поддержки, встать крепко на ноги очень нелегко…

Диссертацию я закончил, приготовил автореферат для защиты.

После этого началась вторая стадия эпопеи – стадия защиты. Передо мной возникли новые трудности, новые испытания…

Диссертации защищают в специализированных советах, разрешённых Высшим аттестационным комитетом (раньше – комиссией) при Министерстве образования России (СССР).

Поскольку моя диссертация «Общее и специфическое в лексико-семантической и фразеологической системе русского и татарского языков» была связана с двумя языками, соответствующего совета не нашлось: её можно было защитить только создав, по разрешению ВАК, временный совет на основе одного из существующих, включив в него дополнительных членов. В Казани сделать это было невозможно. Я поехал в Москву. Обратился к председателям нескольких советов, но безрезультатно: никто не хотел брать на себя дополнительные заботы.

Тогда я решил поговорить с очень авторитетным и большим учёным – Эдхамом Рахимовичем Тенишевым, который когда-то выступил оппонентом на защите моей кандидатской диссертации.

Эдхам Рахимович – человек благородный – проблему понял и, не заставляя себя упрашивать, повел меня к директору Института русского языка Академии наук СССР Ф. П. Филину и подробно объяснил ему суть дела. Директор дал разрешение принять мою работу к защите. Это был решающий момент в моей судьбе.

Совет по русскому языку, работавший в стенах этого института, был очень авторитетным. Он состоял из учёных, известных не только в СССР, но и в мире.

Дополнительно в состав совета были включены четверо учёных-тюркологов: профессора Э. Р. Тенишев, А. А. Юлдашев, С. К. Мусаев и. Н. С. Иванов. Утверждения дополненного и обновлённого состава совета пришлось ждать около полугода. Тем временем скончался директор института. Пришлось ждать, пока назначат нового человека.

Защита была уже на носу, когда одного из моих оппонентов срочно отправили за границу. Нужен был дополнительный оппонент. Но кого я знал в Москве? К кому обратиться? И снова я отправился к Эдхаму Рахимовичу, ставшему настоящей опорой для меня. Э. Р. Тенишев договорился с Л. И. Скворцовым – профессором Университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы.

Наконец настало время защиты. Назавтра защита, а от одного из моих оппонентов – академика Н. М. Шанского – отзыва на мою диссертацию всё нет (ему будто бы было некогда). И всё же накануне вечером Николай Максимович Шанский дал мне свои замечания к диссертации. Всю ночь я готовил ответы на них.

Нетрудно представить, как я волновался до и во время защиты. Да и как могло быть иначе: паренёк, родившийся и выросший в маленькой татарской деревне, обучавшийся в татарской школе, сейчас защищает докторскую диссертацию в Москве, в Институте русского языка Академии наук СССР! Ладно ещё рядом были хорошие люди: Эдхам Рахимович (он уже второй раз выступал моим оппонентом), заместитель директора института профессор Валерий Васильевич Иванов, который всячески старался мне помочь, секретарь совета Белоусов – человек воспитанный и снисходительный… В целом многие члены совета и сотрудники института оказывали мне моральную поддержку. В дни защиты рядом со мной была и Диляра. Поскольку ночью накануне защиты я писал ответ на отзыв и толком не спал, да ещё нервничал, голова утром была чугунная. Диляра дала мне успокоительные таблетки…

Наверно, в тот день меня охраняли ангелы, раскинув надо мной свои милосердные крылья… После того как я ознакомил членов совета с основными положениями диссертации, меня не стали мучить множеством вопросов. Мои оппоненты, в том числе академик Н. М. Шанский, дали работе положительную оценку. В конце защиты наступает кульминационный момент – путём тайного голосования решается главный вопрос – присуждать или нет ученую степень. Не знаю, как выдержало сердце то волнение и напряжение, с которым я ждал результата голосования, процедуры подсчёта счётной комиссией бюллетеней и момента объявления председателем совета результатов голосования.

И – о Аллах! – председатель совета оглашает решение членов совета обратиться в Высшую аттестационную комиссию с просьбой присудить Рузалю Юсупову учёную степень доктора филологических наук!

Эта была большая победа, пожалуй, самое радостное событие в моей жизни. Шёл 1982 год.

Всемирно известный учёный, академик Эдхам Рахимович Тенишев после объявления результатов голосования первым обнял меня. В его глазах были слёзы – слёзы радости за меня. Вот каким человечным человеком был этот выдающийся учёный!

Защита докторской диссертации, получение учёной степени доктора наук, а вскоре и звания профессора предопределили дальнейшие серьёзные повороты в моей жизни.

На факультете и кафедре дела мои складывались хорошо. Свои обязанности я выполнял добросовестно. Вскоре декан историко-филологического факультета ушёл в отставку, и появилась вакансия. На арену выступила кандидатура Рузаля Юсупова. Инициатива исходила от ректора. После некоторых раздумий я принял предложение и взялся за новую работу. Факультет был большим, сложным: здесь готовились специалисты разных профилей.

Но поскольку я здесь работал уже значительное время, четыре года был секретарём партийной организации, работать деканом этого факультета мне было не очень сложно. Впрочем, в новой должности я пробыл недолго.

В связи с назначением нашего ректора Мирфатыха Закиевича Закиева директором Института языка, литературы и истории, кресло ректора оказалось свободным. Как обычно, начался подбор кандидатов. Скажу честно: до того мне и в голову не приходила мысль стать ректором. Если не считать того, что однажды, когда дочка была совсем маленькой, она с детской непосредственностью как-то спросила: «Папа, почему ты не ректор?» (М. З. Закиев бывал в нашем доме, и дочь не раз слышала слово «ректор»). Мы с женой, разумеется, рассмеялись, восприняв её слова как детский лепет. Но, как говорится, устами младенца глаголет истина…

Вызвав в обком партии, меня спросили: кого в институте можно выдвинуть на должность ректора? Я назвал несколько имён. Мне задали ещё несколько вопросов, поинтересовались жизнью института.

Через несколько дней меня снова вызвали, и снова расспросы. В конце разговора вдруг спросили: «Что скажешь, если на должность ректора рекомендуем тебя?» Я всегда считал, что эта работа очень масштабная и крайне сложная, а потому никогда не примерял её на себя. Так я и ответил. Мне предложили: «И всё же подумай». Через несколько дней меня опять вызвали. На этот раз разговор был более серьёзным и завершился предложением принять должность ректора.

Я придерживался бытовавшего мнения, что руководители, особенно крупные, обычно бывают очень серьёзными, суровыми, привыкшими командовать, якобы иначе подчинённые не будут их слушаться и считаться с ними. Точнее говоря, это был стереотип начальника (и большого, и маленького), сложившийся в советской системе.

Себя я считаю человеком сдержанным, со спокойным нравом, и я не люблю повышать голос, одним словом – эдакий стеснительный демократ. Зная свой характер, я сомневался: сможет ли такой человек, как я, быть начальником, в данном случае – руководителем большого многотысячного коллектива. Но поскольку в те годы мне часто приходилось выезжать по туристическим путёвкам за границу, то я видел, что там руководители, высокопоставленные люди общаются с подчинёнными не повышая голоса, как с равными, никому не грубят, и вообще, в других странах, особенно в странах Западной Европы, руководитель и рядовой служащий, богатый и бедный (впрочем, там нет такой резкой дифференциации) внешне не особо отличаются друг от друга. Так что когда секретарь обкома партии Раис Киямович Беляев (у меня о нём остались добрые воспоминания) сказал мне: «Мы в тебя верим, ты справишься», – я решил испытать себя и попробовать работать в демократическом стиле, как в цивилизованных странах…

Раис Киямович представил кандидата в ректоры первому секретарю обкома Гумеру Исмагиловичу Усманову. Кабинет был очень большим, и обстановка в нём какая-то тревожная, напряжённая. Гумер Исмагилович разговаривал несколько свысока, словно подчёркивая, кто здесь «первый». К счастью, разговор был недолгим: чувствовалось, что моя кандидатура его устраивает.

С направлением обкома партии, подписанным Г. И. Усмановым, и характеристикой, написанной от имени Р. К. Беляева, я отправился в Москву в Министерство образования РСФСР. Пока готовили приказ о моём назначении, прошло три-четыре дня, в течение которых я бегал по Москве и пережил немало трудностей.

Сначала я познакомился с заведующими отделами министерства, затем меня отправили в Министерство образования СССР. Там я побывал у заместителей министра и у министра. Затем меня отправили в Министерство высшего и среднего специального образования СССР. После беседы с министром я побывал на коллегии министерства. Всё казалось грозным, строгим. Меня донимали разными вопросами. Как может человек, всего лишь пару лет проработавший деканом, ответить на такие вопросы, как перспективы вуза, системы высшего образования?.. Я уже начинал раздражаться от этих вопросов. Наверно, потому на коллегии на вопрос: «Вы хотите работать ректором?» – я ответил: «Не сказал бы, что горю желанием». Мой ответ, впрочем, недовольства присутствующих не вызвал – все только улыбнулись.

Но одиссея назначения на ректорство на этом ещё не закончилась. Я отправился в Совет Министров РСФСР – в Белый дом. Там меня принял завотделом Андриянов – представительный человек, когда-то работавший завотделом в Совете Министров Татарстана. Он принял меня тепло, как земляка, и мы довольно долго проговорили.

И, наконец, я побывал в Российском бюро Центрального Комитета КПСС. Обстановка здесь была ещё более напряжённой и мрачной. Пришлось проходить через множество проходных по отдельным пропускам. Какой-то завсектором провёл со мной беседу. Но особо ярких впечатлений от этого визита у меня не сохранилось.

Только после того, как я прошёл все эти инстанции, меня принял министр образования РСФСР, и был вскоре издан приказ о моём назначении. Вздохнув с облегчением, я взял приказ и вернулся в Казань.

Но мои мытарства, связанные с назначением, как оказалось, ещё не закончились. После моего возвращения из Москвы Раис Киямович Беляев провёл процедуру официального представления меня в качестве нового ректора. Он пригласил в кабинет ректора Казанского педагогического института профессора М. З. Закиева, секретаря Бауманского райкома партии В. Н. Липужину, секретаря по идеологии городского комитета партии Ф. Г. Зиятдинову, проректоров, деканов нашего института и ещё некоторых лиц.

Ознакомив присутствующих с приказом министра, Раис Киямович поздравил меня с новой работой и пожелал успехов. Затем предложил мне сесть в ректорское кресло. До сих пор помню: я сел в кресло со смущением, словно совершал что-то непозволительное. Не могу сказать, что в те минуты переживал чувство радости: видимо, тревожили предстоящие большие дела и серьёзная ответственность.

Затем происходило что-то странное. Меня ещё вызывали на заседания бюро Бауманского райкома, бюро Казанского горкома партии – якобы для утверждения моего ректорства. И это после того, как я побывал в ЦК партии, получил «благословение» обкома партии и приказ министра! Вот какие парадоксы случались у нас!

Во времена работы прежнего ректора профессора М. З. Закиева было предпринято немало действенных мер в институте, в его эпоху вуз поднялся на очередную ступень своего развития.

Но время продолжало ставить новые требования, надо было дальше развивать вуз, дать ему современное ускорение. Нового ректора ждали важные дела – улучшение и совершенствование качества учебного процесса, работы преподавателей, расширение научных исследований, повышение авторитета педагогического вуза, укрепление материальной базы и многое другое.

Я не стал, как некоторые руководители, начинать свою работу со смены руководителей среднего звена вуза. А постарался рационально использовать организаторские способности и опыт каждого, одновременно учился и сам. Моим главным принципом было сохранение баланса между требованием качественной работы и добрым отношением к работникам и обучающимся, заботой о них. Самое важное качество для руководителя – быть человечным, не зазнаваться, не задевать чести человека, не смотреть на людей свысока. Каждый – неповторимая личность. У каждого есть своя гордость, никто не вправе унижать другого.

Одной из своих приоритетных задач я считал создание в коллективе атмосферы взаимопонимания и дружеских отношений. На общих собраниях, заседаниях я всегда напоминал: «Коллеги, давайте стараться, насколько это возможно, создавать обстановку искренности, дружелюбия и внимательного отношения к мнению другого. Если мы будем только хвалить и хвалиться, вперёд идти не получится, наоборот, мы можем потерять даже то, чего достигли».