Текст книги "Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2"

Кук хотел отправить Recluse некоторым «знаменитостям», включая четырех «современных мастеров» Лавкрафта, а именно Мэкена, Дансени, Блэквуда и М. Р. Джеймса, и кое-кто из них даже получил журнал и высказал свое мнение по поводу эссе Лавкрафта. Джеймс довольно критично отозвался о стиле Лавкрафта, назвав его «крайне агрессивным». По всей вероятности, сильнее всего он придрался к тому, что «автор примерно 24 раза использовал слово „вселенский“». Далее он замечает уже чуть более снисходительно: «При этом он изо всех сил старался исследовать предмет своей работы с зарождения жанра и вплоть до творчества М. Р. Д., которому посвящено несколько колонок текста»⁴⁷. О реакции Мэкена можно лишь догадываться по комментарию Дональда Уондри, сообщившего Лавкрафту: «Сегодня я получил письмо от Мэкена, где он упоминал вашу статью и произведенное на него впечатление»⁴⁸. Мне нигде не встречались слова самого Мэкена насчет труда Лавкрафта. Экземпляры журнала были также отправлены Блэквуду, Дансени, Редьярду Киплингу, Шарлотте Перкинс Гилман, Мэри Э. Уилкинс Фриман и другим.

Уже в апреле 1927 года у Лавкрафта появилась «смутная и неопределенная задумка»⁴⁹ по расширению «Сверхъестественного ужаса в литературе» для потенциального второго издания, а Кук даже рассматривал возможность напечатать эссе отдельным выпуском в качестве монографии. В «Тетради для заметок» Лавкрафт даже выделил место под «Список книг для новой версии статьи о „странной“ литературе», упомянув там чудесный роман Леонарда Клайна о генетической памяти «Темная комната» (1927), зловещий роман Герберта Гормана о колдовстве в захолустье Новой Англии «Место под названием Дагон» (1927) и некоторые другие произведения, прочитанные им в последующие месяцы и годы. Однако в связи с финансовым крахом Кука и проблемами со здоровьем планы пришлось отложить, и второе издание статьи появилось только в 1933 году – и в совершенно неожиданном для Лавкрафта виде.

К 1927 году, когда Лавкрафт опубликовал уже с два десятка рассказов в Weird Tales, а любительская деятельность в связи с крахом ОАЛП практически сошла на нет, Говард начал собирать вокруг себя коллег, заинтересованных в «странной» литературе. В последние десять лет жизни он станет приятелем, наставником и другом по переписке для дюжины писателей, которые пойдут по его стопам и станут известными авторами «странных», мистических и научно-фантастических произведений.

Август Дерлет (1909–1971) вышел на Лавкрафта через Weird Tales. Скорее всего, он обратился к Фарнсуорту Райту еще до отъезда Лавкрафта из Нью-Йорка в середине апреля 1926 года, поскольку Райт предоставил ему адрес на Клинтон-стрит, 169. Дерлет отправил Лавкрафту письмо напрямую только в конце июля, и тот сразу ответил ему в начале августа. С тех пор они регулярно (раз в неделю) переписывались на протяжении следующих десяти с половиной лет.

На тот момент Дерлет только что окончил школу в Сок-Сити, штат Висконсин, и осенью 1926 года приступил к учебе в Висконсинском университете в Мадисоне, где в 1930 году получил диплом с отличием за работу «Англоязычная „странная“ проза после 1890 года», написанную под сильным влиянием «Сверхъестественного ужаса в литературе» Лавкрафта (из эссе даже целиком взяты некоторые фразы). Впрочем, по натуре Дерлет не был критиком: его сильными сторонами были проза и, в меньшей степени, поэзия. В художественной литературе он проявил поразительное разнообразие и зрелость для своих лет. Хотя первый рассказ Дерлета напечатали в Weird Tales, когда ему было восемнадцать лет («Башня летучей мыши», номер за май 1926 года), его «странные» произведения – как собственного сочинения, так и созданные в сотрудничестве с молодым Марком Шорером – считаются наименее интересной стороной его творчества, поскольку они традиционны, не очень оригинальны и почти ничем не примечательны. Лавкрафту Дерлет признавался, что написал их исключительно ради заработка. Более серьезные работы Дерлета, которыми он со временем и прославится и которые до сих пор остаются самым значительным его вкладом в литературу, – это серия саг, где местом действия является его родной Висконсин. Эти работы в духе Пруста, вызывающие в читателе различные эмоции и воспоминания, отличаются простым изяществом, которое позволяет создать сильный образ персонажа. Первым опубликованным из таких произведений стал сборник повестей «Сборище ястребов» (1935), хотя уже в 1929 году Дерлет работал над романом «Юные годы» (в 1941 году он вышел под названием «Весенний вечер»). Если вы не читали эти или другие многочисленные работы, вышедшие из-под пера Дерлета за его долгую и плодотворную карьеру, то вам трудно будет понять, почему еще в 1930 году Лавкрафт с таким воодушевлении писал о своем молодом коллеге и ученике:

«Дерлет произвел на меня крайне благоприятное впечатление с того самого момента, как я впервые получил от него личное послание. Я заметил, что он обладает огромным запасом энергии и мысленной активности – дай лишь время, и он начнет использовать свои ресурсы в выгодном художественном свете. Имелась в нем и доля юношеского эгоизма, но это вполне ожидаемо… И естественно, по прошествии лет я увидел, что парень на самом деле растет и развивается. Окончательным подтверждением стали его изысканные заметки с воспоминаниями, которые он начал делать пару лет назад, ведь в них он сумел достичь высокого уровня узнаваемо искреннего и серьезного самовыражения… Ему действительно есть что сказать, и с этим не поспоришь… и высказывался он честно и сильно, используя в приносящем ему заработок материале минимум халтурных стилистических уловок и приемов»⁵⁰.

В более поздние годы Лавкрафт восхищался как способностью Дерлета читать и сочинять огромное количество литературы, так и его двуликим умением писать массовую прозу для бульварных журналов и создавать эмоциональные зарисовки из жизни для небольших изданий.

Привлекал Дерлета и детективный жанр. В начале 1930-х годов он начал писать романы о судье Пеке. Лавкрафт прочитал первые три книги этой серии (всего их будет десять, последняя выйдет в 1953 году) и высказался о них положительно, хотя, честно говоря, это ужасная халтура. В 1929 году Дерлет приступил к работе над сборником рассказов в стиле Шерлока Холмса Конана Дойля, в которых речь шла о детективе по имени Солар Понс. Рассказы получились более удачными и даже относятся к лучшим работам-подражаниям из канона Холмса. В итоге у Дерлета наберется целых шесть сборников рассказов и одна повесть с приключениями этого героя.

В первые годы общения Лавкрафт и Дерлет часто обсуждали «странную» прозу, и Дерлет, жаждавший продать свои работы, сообщал Говарду о всех появлявшихся возможностях, а позже и сам отправлял рассказы Лавкрафта в Weird Tales, когда тот не проявлял инициативы. В своих обсуждениях они затрагивали современную литературу, творчество Дерлета (Лавкрафт зачастую предлагал ему советы по редактированию произведений, но Дерлет обычно отвергал их или просто не обращал внимания), спиритизм и паранормальные явления (Дерлет во все это верил), а также некоторые другие вопросы. И все же в переписке они так и не дошли до того уровня близости, на который Лавкрафт вышел с Мортоном, Лонгом, Смитом и другими. Быть может, все дело в том, что они ни разу не встречались лично: Дерлет подумывал о том, чтобы съездить на восток, но не успел до смерти Лавкрафта; Говард тоже рассматривал вариант с поездкой в Висконсин, однако ему не хватало средств, да и, как мне кажется, особого желания туда ехать. Причина, возможно, заключается и в характере Дерлета. Лавкрафт справедливо называл его эгоистичным, и эта черта Дерлета только усилилась с приходом «успеха», когда его произведения начали публиковать. Дерлету больше всего нравилось говорить о самом себе, и реакция Лавкрафта всегда была любезной, хотя при этом довольно сдержанной и стереотипной в пределах этой узкой темы. Лавкрафт, безусловно, от всего сердца восхищался молодым другом, предполагая, что Дерлет станет единственным писателем из его знакомых, кто по-настоящему прославится, однако он никогда не был так же откровенен с Дерлетом, как, например, с Лонгом и Мортоном.

Дональд Уондри (1908–1987) познакомился с Лавкрафтом в конце 1926 года через Кларка Эштона Смита. Смит стал первым кумиром для Уондри и в некотором смысле оставался образцом для него как в художественной литературе, так и в поэзии. Благодаря Джорджу Стерлингу восторженное эссе Уондри о Смите «Император снов» вышло в Overland Monthly за декабрь 1926 года. Вот отрывок из этой работы:

«Некоторые его стихотворения подобны скрытому в тени золоту, некоторые напоминают объятое пламенем эбеновое дерево, другие же кристально чисты и прозрачны либо сияют неземным звездным светом. Одно выточено из холодного мрамора, другое причудливым образом вырезано из нефрита, некоторые похожи на блестящие бриллианты, а есть еще и горящие загадочным огнем рубины и изумруды. Время от времени попадается маковый цветок, орхидея из адского парника, шепот зловещего ветра или дыхание раскаленных песков преисподней».

И далее он продолжает в том же духе. Все, кого впечатлила поэзия Смита, склонны описывать ее именно в таких выражениях. Среди критических работ Уондри есть и более успешные примеры, например эссе «Артур Мэкен и Холм грез» (Minnesota Quarterly, весна 1926 года). Более того, критика играла не самую важную роль в его творчестве, хотя во время учебы в Университете Миннесоты Уондри отправлял Лавкрафту свои курсовые работы по готической прозе. Изначально его больше всего привлекала поэзия, и большинство ранних стихов Уондри вполне ожидаемо написаны под сильным воздействием Смита. Пожалуй, в поэзии Уондри больше элементов ужасного, чем у Смита, к примеру, в «Полуночных сонетах», о которых мы поговорим чуть позже, однако он, как и Смит, нередко обращается к теме космоса и любви. В философском стихотворении «Решительный хаос» чувствуются нотки мизантропии и пессимизма, присущие Уондри в юные годы:

 
Так мало дней, так много можно узнать,
Так мало света, так много проходов,
Так темно, какой бы путь ни выбрал,
Так велик разрыв и накрепко закрыты двери,
Что я уже устал, хотя прошел немного,
И начал ощущать поражение.
Поэтому решение далеко, как звезды,
И уверенность подвергается сомнениям и изменениям,
И победа бесконечно далека,
Там, где не ступала нога человека
И никогда не ступит, поскольку эта безжалостная связь
Слишком сурова для подчинения человеку,
И вот он я, довольный тем, что имею,
Но все еще стремлюсь к далеким небесам⁵¹.
 

Уондри также экспериментировал с художественной прозой, а иногда со стихотворениями в прозе, многие из которых были опубликованы в студенческом журнале его колледжа Minnesota Quarterly, также он осваивал более объемные литературные формы. Он уже написал рассказ «Хихикающий», ставший чем-то вроде продолжения «Показаний Рэндольфа Картера» Лавкрафта, хотя в печати он вышел только в 1934 году. Некоторые из его ранних работ просто замечательны, особенно «Красный мозг» (Weird Tales, октябрь 1927 года), первоначально называвшийся «Сумерки времени». В этом произведении, наряду с несколькими другими, включая знаменитого «Колосса» (Astounding Stories, январь 1934 года), перед нами открывается воображение поразительно вселенских масштабов, уступающее лишь Лавкрафту, поэтому неудивительно, что в первый год общения Дональду и Говарду всегда было о чем поговорить. Если Дерлет провел почти всю жизнь в Сок-Сити, штат Висконсин, и окрестностях города, то Уондри почти никогда не покидал родной дом в Сент-Поле, штат Миннесота, не считая пребывания в Нью-Йорке в 1920-х и 1930-х годах. В отличие от жизнерадостного Дерлета, Уондри был человеком мрачным и необщительным, и эти его черты зачастую привлекали внимание Лавкрафта и, возможно, впоследствии даже помогли ему сформировать собственные философские взгляды.

Жаль, что мне не очень много известно о Бернарде Остине Дуайере (1897–1943), потому что он публиковал довольно мало работ и был скорее ценителем, а не творцом, в связи с чем остается туманной фигурой. Почти всю жизнь он прожил в крохотной деревушке Вест-Шокан на севере штата Нью-Йорк, близ городов Хёрли, Нью-Палц и Кингстон. Хотя Дуайер интересовался «странной» прозой и даже написал небольшое стихотворение, попавшее в Weird Tales («Старая черная Сара», октябрьский номер 1928 года), больше всего его привлекала странная живопись, поэтому он быстро подружился с Кларком Эштоном Смитом. Лавкрафт познакомился с Дуайером в 1928 году и тепло о нем отзывался:

«Дуайер, несомненно, отличный парень, и положительного в нем гораздо больше, чем отрицательного. Он обладает необыкновенно чувствительным, тонким и ярким воображением и быстро поглощает книги, которые я даю ему почитать (в его захолустье книги вообще не достать), что доказывает наличие у него ума, хорошего художественного вкуса и настоящей литературной искренности… Как вам наверняка рассказывал Уондри, он красив, молод и очень крепко сложен, прямо-таки как могучий дровосек и спортсмен, а по характеру он скромный и неизбалованный человек хорошего воспитания»⁵².

Складывается впечатление, что Дуайер был кем-то вроде молчаливого и неизвестного Мильтона. С Лавкрафтом он связался в первой половине 1927 года через Weird Tales.

Весной 1927 года Фрэнк Белнэп Лонг познакомился с Винсентом Старреттом, когда тот проездом был в Нью-Йорке, и дал ему почитать несколько рассказов Лавкрафта. В апреле между ними ненадолго завязалась переписка – тогда Лавкрафт в первый и, пожалуй, в последний раз напрямую общался с признанным деятелем литературы.

Старретт (1886–1974) уже стал известен благодаря библиографии Амброза Бирса (1920), в сборнике эссе «Похороненные цезари» (1923) высоко оценил творчество Бирса, Кейбелла, У. Ч. Морроу и других авторов и выступил в поддержку Артура Мэкена. Старрет немало сделал для того, чтобы познакомить американских читателей с Мэкеном, в том числе написал эссе «Артур Мэкен: автор романов экстаза и греха» (1918) и подготовил два тома с разнообразными произведениями Мэкена: «Сияющая пирамида» (1923) и «Великолепная тайна» (1925). С появлением этих сборников между валлийским автором и его американским учеником возникли разногласия (подробнее о них в книге «Старретт против Мэкена», 1978), поскольку Мэкен считал, что из-за публикации Старреттом этих книг в чикагской фирме «Ковичи-Макджи» свелись на нет попытки Кнопфа напечатать его работы в стандартном американском издании. Впрочем, спустя несколько лет вопрос уладили. Как я уже говорил, Старретт был одним из немногих известных авторов, которые публиковали свои произведения в ранних номерах Weird Tales, и однажды Лавкрафт язвительно прокомментировал его рассказ «Пенелопа» из выпуска за май 1923 года, о чем Старетт то ли забыл, то ли просто не обратил внимания: «„Пенелопа“ написана с умом, но святые угодники! Если Старретт специально сделал своего персонажа совершенно не разбирающимся в астрономии, то, скажу я вам, получилось очень правдоподобно!» (из письма редактору, опубликованного в журнале за октябрь 1923 года).

Переписка между ними длилась почти год (с апреля 1927 по январь 1928 года) и была дружелюбной, но сдержанной. Лавкрафт отправил Старретту еще несколько своих рассказов и экземпляр журнала Recluse с эссе «Сверхъестественный ужас в литературе», однако со временем Старретту, похоже, надоело общение с Лавкрафтом. Трудно сказать, ожидал ли Лавкрафт какой-то помощи от Старретта, а Уондри он говорил: «…если ему по вкусу моя писанина, мог бы замолвить за меня словечко перед редакторами, хотя сомневаюсь, что мое творчество ему настолько интересно»⁵³. Старретту действительно нравились рассказы Лавкрафта, однако недостаточно, чтобы на тот момент заниматься их активным продвижением. Уже после смерти Лавкрафта он напишет положительные отзывы в Chicago Tribune на посмертно опубликованные сборники Говарда.

В то время внимание Лавкрафта привлек еще один коллега, который, впрочем, не увлекался «странным» жанром. Речь идет о Уолтере Дж. Котсе (1880–1941). Как упоминалось ранее, Котс был автором большого эссе о литературе Вермонта, которое напечатали в самом начале журнала Recluse. Предполагаю, что он связался с Лавкрафтом через Кука, но с какой целью – непонятно. Они оба восхищались лесной глушью Новой Англии и наверняка обсуждали эту тему в переписке (мне удалось изучить лишь малую долю их писем). Примерно тогда Котс основал региональный журнал Driftwind, в одном из первых номеров которого напечатал эссе Лавкрафта «Современный материалист» (октябрь 1926 года). Как утверждал Лавкрафт, этот отрывок был взят из его письма к Котсу и подготовлен к публикации по его настоянию⁵⁴. Также Котс издал эссе в виде брошюры тиражом в пятнадцать экземпляров, в результате чего данная публикация считается самым редким отдельным изданием Лавкрафта. На протяжении многих лет считалось, что ни один экземпляр не сохранился, однако недавно сумели обнаружить одну или две копии. Судя по утверждениям Лавкрафта в разных источниках, брошюра вышла даже раньше, чем журнал. В этом эссе коротко, сжато и отчасти цинично представлены принципы материалиста. Позже Котс также опубликует в Driftwind несколько сонетов из цикла Лавкрафта «Грибы с Юггота».

Летом 1927 года Лавкрафт принимал у себя в Провиденсе целую череду гостей и сам совершил несколько поездок, что впоследствии войдет в привычку, и каждый год весной и летом он будет отправляться на поиски оазисов старины. Первым в списке был новый друг Лавкрафта Дональд Уондри, который приехал в Провиденс из Сент-Пола, штат Миннесота, автостопом. Полагаю, в те времена подобная затея представлялась куда более безопасной, чем в наши дни. Уондри без особого труда находил попутчиков, хотя иногда ему приходилось спать под открытым небом и мокнуть под дождем. В открытке Лавкрафту он сообщал: «…Кажется, мне необычайно повезло, потому что я не стал выглядеть как бродяга»⁵⁵. На некоторых фотографиях того периода худой и высокий Уондри невероятно похож на монстра Франкенштейна в исполнении Бориса Карлоффа.

20 июня Уондри прибыл в Чикаго, который произвел на него то же впечатление, что и на Лавкрафта («Не понравилось. Двигаюсь дальше. Грязный город»⁵⁶). Там он направился в офис Weird Tales и познакомился с Фарнсуортом Райтом. В начале того года Лавкрафта говорил с Райтом о творчестве Уондри, и, возможно, именно поэтому в марте рассказ того «Сумерки времени», который годом ранее получил отказ, приняли к публикации, и в номере за октябрь 1927 года он вышел под более известным, но не таким интересным названием «Красный мозг». Уондри, желая вернуть должок, поговорил с Райтом о «Зове Ктулху». В мемуарах он увлекательно рассказывает о той беседе:

«Я между делом упомянул рассказ „Зов Ктулху“, над финальной версией которого работал Лавкрафт, и добавил, что, на мой взгляд, это восхитительная история. Также я зачем-то соврал, будто Лавкрафт собирается отправить его в другие журналы. Мол, не представляю, с чего он вдруг решил обойти стороной Weird Tales – возможно, хотел выйти на новых заказчиков или расширить круг читателей. Хотя все это я сочинил, мои слова возымели действие, и Райт начал дергаться и забеспокоился…»⁵⁷

Как мы уже знаем, Райт действительно попросил Лавкрафта снова прислать ему рассказ и принял его к публикации, заплатив Говарду сто шестьдесят пять долларов. «Зов Ктулху» вышел в февральском номере журнала за 1928 год. Забавно, что в том самом знаменательном письме Лавкрафта к Райту от пятого июля 1927 года, сопровождающем рассказ, где он изложил свою теорию внеземной жизни, Говард вскользь упомянул, что «Цвет из иных миров» напечатают в Amazing Stories, таким образом невольно поддержав шутку Уондри! Конечно, это не помешало Райту к концу того лета отвергнуть рассказы «Загадочный дом на туманном утесе» («недостаточно понятный для острых умов его высокоинтеллектуальных читателей»⁵⁸) и «Серебряный ключ», однако спустя некоторое время он попросил прислать их еще раз. «Серебряный ключ» взяли в следующем году за семьдесят долларов, а вот «Загадочный дом на туманном утесе» Лавкрафт не спешил посылать, хотя Райт спрашивал про него еще летом 1929 года. Дело в том, что Говард обещал предоставить этот рассказ для второго номера Recluse Кука⁵⁹, и только когда стало ясно, что журнал больше не существует, Лавкрафт продал историю Райту за пятьдесят пять долларов, и она появилась в Weird Tales в октябре 1931 года.

Тем временем Уондри выехал из Чикаго и, проделав путь через Форт-Уэйн (штат Индиана), Вустер (штат Огайо), Ланкастер (штат Пенсильвания), наконец-то попал в Нью-Йорк. Поначалу, несмотря на яростные тирады Лавкрафта о том, какой это отвратительный город, Уондри был совершенно очарован. Впрочем, в каком-то смысле его впечатление от Нью-Йорка не сильно отличалось от мнения Говарда: «Пока что я в восторге от этого огромного, богатого и быстрого города. Но его жители меня, как и вас, ужасно раздражают. Пока я посетил только хорошие районы, однако повсюду встречал лишь человекоподобных полукровок, отбросы Европы и Азии. Не представляю, что же тогда творится в трущобах»⁶⁰. Не обошлось без встречи с «бандой»: он познакомился с Лонгом, Лавмэном, Кирком и остальными друзьями Лавкрафта, которые сводили туриста в музей и по книжным магазинам, а также дали почитать свои незавершенные работы. В длинном письме Лавкрафт подробно описал, какие места (по его мнению) Уондри просто обязан увидеть, в том числе старинные пригороды Флашинг и Хемпстед, однако у Уондри, судя по всему, не было возможности последовать совету друга. Также Лавкрафт предоставил ему четкие инструкции, как добраться до его дома в Провиденсе, и приложил номер телефона (Декстер-9617). (Телефон принадлежал не Говарду, а его квартирной хозяйке на Барнс-стрит, 10, Флоренс Рейнольдс.)

Двенадцатого июля Уондри приехал в Провиденс и пробыл там до двадцать девятого числа. Лавкрафт снял ему комнату на верхнем этаже дома на Барнс-стрит за три с половиной доллара в неделю. Вскоре после приезда Лавкрафт устроил Уондри традиционную экскурсию по достопримечательностям Провиденса и его окрестностей. Тринадцатого числа они вместе отправились в Ньюпорт, где Уондри наконец-то осуществил давнюю мечту – взглянул на открытое море. Следующие несколько дней они гуляли по Квинсникету и парку Роджера Уильямса, где, как рассказывает Уондри, произошло кое-что забавное:

«Как-то днем он сложил утреннюю почту и письменные принадлежности в небольшой чемодан, и мы двинулись в сторону парка Роджера Уильямса. Там он сел на скамейку и стал писать, подложив под бумагу чемодан. Я забрался на огромный каменный выступ неподалеку и заснул в лучах теплого солнца. Проснулся я часа через два, Лавкрафт с беспокойством смотрел в мою сторону. Я совсем неправильно истолковал его взгляд и, спустившись, заверил его, что сплю очень чутко, поэтому никак не мог упасть с валуна. Однако он спокойно и добродушно заявил, что ничуть не волновался о моей безопасности, ведь человек, способный заснуть на твердом камне, вряд ли что-то себе сломает, если свалится на более мелкие камни внизу. Дело было в том, что солнце клонилось к закату, а у Лавкрафта с собой не было пальто, так что ему хотелось поскорее вернуться домой, пока не стало прохладно»⁶¹.

Уондри также отмечал, что за время его пребывания в Провиденсе Лавкрафт отправил около десятка писем и открыток, включая «многословный ответ» Лонгу объемом в несколько страниц. Даже появление гостя не позволяло Лавкрафту оторваться от привычной «борьбы» с корреспонденцией, иначе бы он безнадежно отстал от графика.

Шестнадцатого июля Лавкрафт с Уондри поехали в Бостон, где остановились в организации YMCA, а на следующий день отправились в Салем и Марблхед. Экскурсия по Бостону немного разочаровала, хотя они заглянули в чудесный Музей изящных искусств и осмотрели колониальную архитектуру. Лавкрафту особенно хотелось показать Уондри зловещий загнивающий район Норт-Энд, ставший местом действия для рассказа «Модель Пикмана», но с ужасом обнаружил, что «тот самый проулок и дом из рассказа [были] полностью уничтожены; снесли целый ряд кривоватых домов»⁶². (Старинное кладбище Коппс-Хилл, конечно, осталось на прежнем месте.) Из этого комментария мы узнаем, что в «Модели Пикмана» Лавкрафт описывал конкретное здание в Норт-Энде, в котором располагалась студия героя.

Во вторник девятнадцатого июля Лавкрафт встречал сразу несколько гостей: из Нью-Йорка приехал Фрэнк Лонг с родителями, а из Грин-Акра, штат Мэн, прибыл Джеймс Ф. Мортон. Мортон остановился в отеле «Краун» в центре города, Лонги поселились на Барнс-стрит, 10, в комнатах на первом этаже, прямо напротив Лавкрафта. Приехавших ждала экскурсия по Провиденсу, а вечером двадцатого числа к собранию «банды» присоединился К. М. Эдди. На следующий день они все вместе поехали в Ньюпорт, где Мортон, Уондри и Лавкрафт отправились к Висячим скалам и сочинили импровизированные стихи о епископе Джордже Беркли, который на некоторое время останавливался в том месте и написал там свой труд «Алсифрон, или Мелкий философ» (1732). (Стихи не сохранились.)

Двадцать второго июля Лонг уехал в Кейп-Код, штат Мэн. После этого Мортон потащил Лавкрафта и Уондри на каменный карьер, за закладную по которому Лавкрафт по-прежнему раз в полгода получал жалкие платежи (тридцать семь долларов восемь центов). Владелец карьера Мариано де Магистрис отправил рабочих за образцами для гостей, а его сын отвез компанию домой на машине. «Вот это настоящая латиноамериканская обходительность!» – отметил Лавкрафт, неожиданно проявляя терпимость к людям неарийской расы⁶³.

В субботу двадцать третьего числа они совершили историческое «паломничество» к магазину Джулии А. Максфилд в Уоррен, где Лавкрафт, Мортон и Уондри устроили соревнование по поеданию мороженого. Они попробовали все двадцать восемь вкусов под маркой «Максфилд»:

«Каждый взял по двойной порции – по два разных вкуса, поделил их на части, и таким образом за один круг нам удалось отведать по шесть сортов. За пять кругов мы попробовали все двадцать восемь и два взяли с собой. Мы с Мортониусом осилили по две с половиной кварты[4]4
  Кварта – единица объема, в США равна 0,946 л.


[Закрыть], а вот Уондри сдался перед последним заходом. Теперь нам с Джеймсом Фердинандом предстоит финальный матч, чтобы выявить победителя!»⁶⁴

Как отмечает Уондри, хоть он и «сдался», в последнем круге ему хватило сил окунуть ложку в оставшиеся сорта, так что он их все-таки попробовал. Все трое подписали бумагу, в которой говорилось, что они попробовали все двадцать восемь сортов мороженого, а в последующие визиты с радостью обнаружили, что бумагу поместили в рамку и повесили на стену магазина!

В тот же день приехали жители Атола, штат Массачусетс, У. Пол Кук и его протеже Г. Уорнер Мунн (1903–1981). Лавкрафт наверняка уже слышал что-то о Мунне. По всей вероятности, его рассказ «Оборотень из Понкерта» (Weird Tales, июль 1925 года) был вдохновлен фразой из письма Лавкрафта к Эдвину Бейрду, опубликованного в мартовском номере 1924 года («Возьмем, допустим, историю про оборотней – разве кто-нибудь рассказывает ее со стороны самого оборотня и сочувствует дьяволу, которому он продался?»). Впрочем, Мунн не совсем верно понял суть замечания Лавкрафта, и в его рассказе оборотень жалуется на свое неестественное состояние. При этом история оказалась популярной, и Мунн даже написал для нее несколько продолжений. Он много писал для бульварных журналов и за свою долгую карьеру сочинил большое количество произведений о сверхъестественном и приключенческих романов, однако самыми выдающимися его работами можно назвать исторические романы, написанные в поздние годы, а именно «Кольцо Мерлина» (1974) и «Забытый Легион» (1980). Длинный роман о римском легионе, направляющемся в Китай, взбудоражил бы воображение Лавкрафта. Мунн сразу ему понравился, Лавкрафт счел его «замечательным молодым человеком – белокурым и крепким»⁶⁵ и часто навещал Мунна, когда был проездом в Атоле.

Во время пребывания в Провиденсе Уондри выпросил у Лавкрафта разрешения прочитать написанные им за 1926–1927 повести «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» и «Случай Чарльза Декстера Варда», которые по-прежнему не были перепечатаны на машинке и оставались в единственном рукописном варианте до конца жизни Лавкрафта. Таким образом, Уондри первым после самого автора увидел эти тексты. В более поздних письмах и мемуарах он не высказывал своего мнения об этих работах, а вот Лавкрафт в письме 1930 года мимоходом заметил: «Уондри прочитал рукопись [ «Кадата»], и ему не особенно понравилось»⁶⁶. И все же тот проявил интерес к данным произведениям, так как спустя несколько лет предложил подготовить их печатную версию. Лавкрафт сомневался в достоинстве этих двух повестей и, с ужасом представив, что кто-то возьмется за подобный непосильный труд, отказался от затеи.

Уондри уехал двадцать девятого июля и направился к Вустеру через Атол, а затем в Вест-Шокан, штат Нью-Йорк, где на пару дней остановился у Бернарда Остина Дуайера. После этого его ждал долгий путь домой. Уондри прибыл в Сент-Пол одиннадцатого августа и отправил Лавкрафту открытку, где написал всего одно слово: «Дома!!!»⁶⁷ По всей видимости, визит Уондри принес ему удовольствие, и на протяжении следующих лет почти в каждом письме и открытке Лавкрафт предлагал другу снова приехать в гости, но такая возможность появилась у Уондри лишь в 1932 году.

Лавкрафт и сам продолжал путешествовать. Девятнадцатого августа он поехал в Вустер, где его встретил Кук и ненадолго отвез в Атол. На следующий день (на тридцать восьмой день рождения Говарда) Кук повез его в Амхерст и Дирфилд – и Дирфилд показался Лавкрафту просто очаровательным. В воскресенье двадцать первого августа они отправились к озеру Санапи в штате Нью-Гэмпшир, где жила сестра Кука. Отсюда они неожиданно сделали крюк и заехали в Вермонт, чтобы навестить поэта-любителя Артура Гудинафа. За десять лет до этого Гудинаф высоко оценил Говарда в своем стихотворении («Похвала Лавкрафту»), где встречался и такой абсурдный образ: «Из самих твоих висков прорастают лавры». Лавкрафт думал, что Гудинаф над ним подшучивает, и Кук с трудом отговорил его от написания разгромного ответа. Вместо этого Лавкрафт откликнулся стихотворением «К Артуру Гудинафу» (Tryout, сентябрь 1918 года). При личной встрече Гудинаф очень понравился Лавкрафту, особенно очаровательно старомодным одеянием и манерами:

«Гудинаф – типичный представитель старомодного сельского стиля, редко встречающегося в наши дни. Он никогда не бывал в мегаполисах и даже в соседний городок Браттлборо ездит довольно редко. В его речи, одежде и манерах отражается восхитительная, но уже исчезнувшая эпоха американской жизни… Его впечатляющая вежливость и гостеприимство достойны семнадцатого века, к которому мысленно он и относится…»⁶⁸

«Он же настоящий!» – воскликнул Лавкрафт, обращаясь к Куку, на что тот ответил: «Говард, ты тоже настоящий, хотя отличаешься от Артура»⁶⁹.