Текст книги "Стеклянная карта"

4. Сквозь библиотечную дверь

Сейчас Новый Запад переживает Великую эпоху исследований. Путешественники достигают самых удаленных уголков планеты на кораблях, лошадях или пешим ходом. Однако исследования – работа опасная. Многие так никогда и не возвращаются, поэтому большая часть мира остается непознанной. Даже пригодные для изучения места оказываются слишком далекими, и добираются туда лишь самые упорные. Почтовое сообщение не слишком надежно, а кое-где и вовсе отсутствует. Торговые связи налаживаются с трудом и зачастую утрачиваются. Поддерживать постоянные сношения с миром – труд не из легких…

Шадрак Элли. История Нового Запада

София не держала от Шадрака секретов. Ему и спрашивать не приходилось, что у нее на уме: она и так все рассказывала. И Шадрак всем делился с Софией. Настал момент, когда он осознал, что его рано повзрослевшая племянница обладает зрелостью суждений и способностями, не соответствующими возрасту.

Он знавал студентов-выпускников, гораздо менее успешно справлявшихся с житейскими трудностями. Поэтому он не скрывал от Софии сложности и проблем своей работы ученого-картолога; как результат, во всем Бостоне не найти было тринадцатилетнего подростка, столь же уверенно разбиравшегося в картах. В общем, никаких тайн между этими двоими быть не могло… По крайней мере, так казалось Софии.

На другое утро она застала Шадрака в кабинете. Он что-то писал – яростно и стремительно, так, что трясся стол красного дерева и на нем ходило ходуном пресс-папье. Когда вошла София, Шадрак выпрямился и устало улыбнулся племяннице.

– Миссис Клэй еще здесь? – спросила она.

– Она ушла к себе наверх примерно в час пополуночи.

– Ты, по-моему, совсем не спал…

– Не спал, – коротко отозвался Шадрак. – Кругом все пошлó не так. Да что там, сама почитай. Всюду новости…

Он взял надорванную газету, валявшуюся на столе, и бросил Софии.

Злобой дня, естественно, было закрытие границ и принятие Патриотического плана Руперта Миддлса. Однако задохнуться Софию заставили совсем другие заголовки.

– Карлтон!.. – ахнула София.

«Министра сношений с внешними эпохами, доктора Карлтона Хопиша, нашли сегодня утром в его доме на Маячном холме в тяжелом состоянии. По-видимому, оно явилось следствием поражения нервной системы. Он был обнаружен своей уборщицей, Самантой Педдлфор, описавшей состояние своего нанимателя на тот момент как „ужасающее“.

Судя по всему, доктор Хопиш лишился важнейших мозговых функций. Врачи в городской больнице Бостона полагают, что судить о том, сможет ли доктор Хопиш говорить, слишком рано. Под большим вопросом и его возвращение к обязанностям министра в обозримом будущем.

Учитывая важнейшую роль доктора Хопиша в исполнении только что принятого Патриотического плана, не следует сбрасывать со счетов возможную связь несчастья, постигшего доктора, с решением парламента. В самом деле, некоторые коллеги доктора Хопиша по министерству, равно как и ряд уважаемых парламентариев, уверенно полагают, что случившееся никак нельзя объяснить несчастным случаем. „Мне представляется несомненным, – сказал мистер Гордон Бродгёрдл, член парламента, – что Хопиш пал жертвой откровенного насилия, развязанного чужеземцами, решившими из соображений мести истребить лидеров нации…“».

– Ужас какой! – вырвалось у Софии.

– Воистину, – проводя рукой по волосам, отозвался Шадрак. – Как ни ужасна трагедия Карлтона сама по себе, только представь, как она усилит позиции сторонников Патриотического плана! Наверняка они уже выставили приезжих виновниками всех трех несчастий. – И он покачал головой. – Ну что за кошмарные сутки выдались.

Некоторое время оба молчали. Потом София тихо спросила:

– Но у нас все будет хорошо, правда ведь?

Шадрак вздохнул и протянул ей руку. София взяла ее. Дядя выглядел очень усталым, но явно хотел подбодрить ее.

– Непременно все обойдется, – сказал он. – Хотя, конечно, надо ждать перемен.

– Каких перемен?

– Не буду врать тебе, София. Настали трудные времена, и кончатся они еще не скоро после того, как уляжется первый взрыв негодования. Знаешь, больше всего меня беспокоят события, предстоящие в конце августа. Как я уже говорил вчера, не удивлюсь, если при всей чудовищности защитной поправки она будет все-таки принята и границу в самом деле закроют. Даже для нас.

София трудно сглотнула:

– Но если… если они это сделают, нам же будет не выехать!

– Именно, – кивнул Шадрак.

– И… и люди с Нового Запада, которые сейчас находятся в иных эпохах, обратно въехать не смогут?

– Вот ты к чему клонишь, – помолчав, сказал он.

– Бумаги у нас, – продолжала София. – Если мои родители решат вернуться, им будет не пересечь границу! Закончится август, и мы их встретить не сможем! Потому что нас к ним тоже не выпустят…

И она повесила голову, избегая дядиного взгляда.

Он поднялся и обнял ее за плечи:

– Ты же всегда надеялась на лучшее, милая…

– Я знаю, – пробормотала она. – Все это глупости.

Шадрак обнял ее еще крепче.

– И никакие это не глупости, – выговорил он негромко, но с нажимом. – Не отказываться от надежды, желать того, что многим кажется невозможным, – я назвал бы подобное мужеством, а не глупостью! Такого человека непросто согнуть, София, и ты как раз из этой породы.

– Ну… наверное…

– Тебе, София, – продолжал дядя, – хочется прямо сейчас что-нибудь сделать. Тебе необходимо действовать. Совершить нечто, требующее всего твоего терпения и упорства.

– Но как я могу хоть на что-нибудь повлиять?..

– Все верно, София. – Шадрак выпрямился и разомкнул руки. – Знаешь, я хотел выждать еще несколько лет, но теперь вижу – не получится. Время настало! – И он прямо посмотрел ей в глаза. – София, ты должна кое-что мне пообещать.

Она удивилась и ответила:

– Хорошо.

– То, что я собираюсь тебе рассказать, известно в нашей эпохе лишь горстке людей.

София уставилась на него, предвкушая нечто необыкновенное.

– Не буду требовать со всей строгостью, чтобы ты держала рот на замке: я полагаюсь на здравость твоих суждений и верю, что ты обмолвишься об этом только при необходимости. Ты должна… – Шадрак смотрел в пол, – должна пообещать мне кое-что иное. Поклянись, что ты никогда… никогда не решишь… даже мысли не допустишь, – поправился он, – отправиться на поиски родителей без меня. – Он снова посмотрел ей в глаза, его взгляд был очень серьезен. – Обещаешь?

Софии потребовалось несколько мгновений на размышление. Она была растеряна и встревожена, но мерещился ей и проблеск надежды.

– Обещаю, – прошептала она.

– Ну вот и хорошо. – Шадрак улыбнулся, но улыбка получилась не очень веселой. – Полагаю, долгое ожидание сделало свое благое дело – научило тебя осмотрительности.

Он подошел к одному из книжных шкафов, снял с полки толстый фолиант, переплетенный в черную кожу. Запустил руку вглубь, будто бы повернул что-то… И огромный шкаф, высившийся от пола до потолка, медленно повернулся. За широким дверным проемом обнаружилась лестница, уводившая вниз.

София молча таращила глаза, не в силах вымолвить ни слова от изумления. Шадрак шагнул через порог и зажег вереницу дуговых ламп. Выражение лица девочки заставило его улыбнуться.

– Ну? – спросил он. – Хочешь посмотреть, где я карты рисую?

София только и сумела выговорить:

– Этот ход… он что, всегда здесь был?

– Конечно. Там я занимаюсь самой важной работой.

– А я думала, если у тебя дверь закрыта, значит ты в кабинете работаешь.

– Иногда и в кабинете, – сказал Шадрак. – Но большей частью внизу. Ну, пошли!

И он повел ее по ступеням. Два оборота по лестнице, и перед Софией открылся подвал, о существовании которого она до сего дня даже не подозревала.

Помещение занимало ту же площадь, что и весь первый этаж дома. На стенах и столах сияли целые созвездия электрических ламп. Софии показалось, что она вошла в библиотеку, только более величественную и упорядоченную, чем верхняя. Во всяком случае, кругом были сплошные книжные стеллажи, а два крепких деревянных стола посередине выглядели так, словно за ними постоянно работали. Пахло старой бумагой, полированным деревом и электрическими разрядами. Толстый ковер, постеленный на полу, скрадывал звук шагов. В одном уголке было устроено что-то вроде гостиной: там стояли диван и два кресла. Большая часть помещения, однако, представляла собой нечто среднее между картографической мастерской и музеем. У задней стены была установлена длинная стеклянная горка, заполненная диковинными предметами. Ближе находились четыре большущие дубовые конторки, каждая – с десятками невысоких выдвижных ящиков.

А что самое странное и удивительное – помещение содержалось в чистоте и порядке. Каждая вещь – на своем месте.

София остолбенела у порога и только крутила головой. Она все не могла поверить, что потайная комната существует наяву.

– И давно это здесь? – наконец выговорила девочка, и в ее голосе звучало потрясение. – А почему тут все так аккуратно?

Шадрак рассмеялся:

– Дай-ка я тебе кое-что расскажу из фамильной истории… Такое, чего ты не знаешь. Твой дедушка, мой отец, был смотрителем музея при университете. А также исследователем…

София кивнула. Это ей было известно.

– Отец посвящал свое время не только присмотру за музеем, он также ездил в экспедиции по разным эпохам, добывая всякую всячину для университетского собрания…

София снова кивнула. Пока ничего нового Шадрак ей не сообщил.

– Так вот, из поездок он, как ты понимаешь, привозил кое-что и для себя. Отец был неистовым коллекционером, и этим все сказано. Опять же во время посещения различных эпох ему дарили подарки. Когда он возвращался, купленные для музея вещи отправлялись по назначению, а личные приобретения – сюда. Постепенно у отца оформился свой частный музей.

– А зачем секретная дверь? – спросила София.

– А ее сначала и не было. Сперва ему требовалось прохладное помещение, куда не попадал бы прямой солнечный свет, чтобы ничто не повредило собранию. Позже о его коллекции пошла слава, люди стали приезжать со всего Нового Запада… И каждый хотел что-нибудь купить. Надо ли говорить, что у отца и в мыслях не было что-либо продавать, но другие собиратели, да и обычные торговцы становились все назойливее. В конце концов отец, безопасности ради, распустил ложный слух, что-де пожертвовал коллекцию музею… а тем временем соорудил наверху книжный шкаф, перегородив вход. Это, конечно, потребовало времени, но настырные покупатели понемногу отстали.

– И все прямо так и забыли, что собрание существовало?

– Ну почти все. Когда я, – продолжал свой рассказ Шадрак, – начал изучать картологию, отец предложил мне держать самые ценные карты и инструменты здесь, в подвале. И при этом потребовал от меня исполнения целого списка правил… – Шадрак невольно скривился. – Одно из них касалось порядка. Со временем у меня появлялись все новые карты и приспособления, которые хотелось спрятать подальше от посторонних глаз… После кончины отца я переоборудовал подвал, превратив музей в картографическую мастерскую. Так эта комната и приобрела свой нынешний вид. И конечно, для посторонних ее существование – тайна, что объясняется характером моей работы. Большей частью она секретная, поэтому я вынужден скрывать свою деятельность – даже от тех, с кем делю кров.

Последние слова он произнес извиняющимся тоном.

– А кто еще знает? – спросила София.

На его лице неожиданно промелькнуло что-то подозрительно похожее на боль, взгляд темных глаз стал отрешенным. Продолжалось это, однако, лишь мгновение.

– Из ныне живущих – очень немногие. Мои ученики и даже коллеги по университету понятия не имеют о моей работе. И миссис Клэй не знает. Другое дело Майлз. И твои родители, конечно. Сколько замечательных часов мы здесь провели, планируя их экспедиции!

Значит, вот на этих самых стульях некогда сидели с Шадраком ее папа и мама… София воочию увидела, как они склоняются над столами, рассматривая карты иных эпох, как с живостью обсуждают дороги, припасы и тонкости чужеземных обычаев…

– Какой беспорядок воцарялся здесь перед каждой поездкой! – улыбнулся Шадрак. – Вот здесь… – Он подвел девочку к большой потрепанной карте, приколотой к стене над спинками кресел. – Здесь обыкновенно все начиналось.

Это была карта мира, усеянная булавками с головками разных цветов.

– Когда они уехали, оставив тебя на мое попечение, – тихо продолжал Шадрак, – я как мог отслеживал их передвижение. Вот это – намеченный путь…

Он показал ей цепочку синих булавок, протянувшуюся через Атлантику и далее через Папские государства в глубину Срединных путей. Причина спешного отъезда родителей была Софии отлично известна, но все видится по-иному, когда смотришь на карту.

– Записка от нашего друга Касаветти содержала намек на то, что, изучая неведомую эпоху вот здесь, в Папских государствах, он угодил в плен. – Шадрак указал соответствующую булавку. – Касаветти знал те места как свои пять пальцев, но, похоже, натолкнулся на что-то неведомое – и явно опасное. Твои родители поспешили на выручку Касаветти, чтобы освободить его и вернуться… Мне, впрочем, плохо верится, что они сумели добраться до места назначения. Видишь зеленые булавки? Они отмечают места, где, согласно сообщениям, побывали твои папа и мама.

Зеленые головки были разбросаны по всему миру. В Северных Снегах, в Пустошах, в Россиях и даже в Австралии.

– Знакомые путешественники годами передавали мне новости. Немногие из них утверждали, будто видели твоих родителей своими глазами. Так – слухи, толки, отрывочные сведения… Я, как ты понимаешь, не пренебрегал ни полсловом, пытаясь отследить их маршрут и осмыслить его. Но, сама понимаешь, это оказалось невозможно… – Он указал на россыпь зеленых точек, которая говорила сама за себя. – А потом и слухи прекратились.

Некоторое время они стояли в молчании, разглядывая утыканную булавками карту.

– Но ты должна знать, София, – снова заговорил Шадрак, – что, несмотря на это, я не утратил надежды. Но мне не хотелось ехать на поиски без тебя, а брать с собой маленького ребенка было немыслимо. И пока ты подрастала, я изучил все, что только мог, о местах их пребывания. Я терпеливо ждал, пока ты достаточно повзрослеешь, чтобы поделиться с тобой этими знаниями. И отправиться искать их – вместе…

София ошеломленно взирала на зеленые точки, раскиданные по всему миру.

– Искать их?.. – повторила она.

– Повторюсь, я, по возможности, собирался выждать еще несколько лет, – продолжал Шадрак. – Обстоятельства, однако, распорядились иначе. Нам с тобой нужно планировать путешествие прямо сейчас, чтобы успеть выехать прежде, чем границу наглухо перекроют извне и снаружи. У нас несколько недель осталось на все дела. Эту комнату с собой не возьмешь, поэтому надо будет уложить необходимое вот сюда…

И он постучал себя пальцем по виску.

София обвела взглядом комнату, а потом вновь уставилась на дядино лицо, светившееся решимостью и надеждой. Она в восторге спросила:

– С чего мне начать?

Шадрак улыбнулся в ответ, в глазах появилось выражение, очень похожее на гордость.

– Я так и знал, София: ты готова! – Широкая ладонь бережно опустилась на ее плечо. – Для начала тебе придется призвать на помощь свое замечательное терпение. Первые шаги к тому, чтобы стать картологом и исследователем, даются не скоро и не легко…

– Я смогу, – горячо заверила она. – Я умею быть усидчивой.

Шадрак рассмеялся:

– Тогда я начну урок прямо сейчас! Перво-наперво – небольшой экскурс по комнате. – Он подошел к деревянным столам. – Вот здесь я составляю карты…

Мимоходом София отметила про себя, что обитая кожей столешница была сплошь в царапинах и проколах.

– А здесь, на полках, – книги, слишком ценные либо опасные, чтобы держать их наверху… – Шадрак показал Софии несколько томов странной формы и необычного размера, потом подвел ее к одной из конторок. – Эти фолианты потом посмотрим. Сейчас взгляни-ка сюда. Здесь, в горке, хранятся поистине прекрасные вещи… Это сокровища, доставленные из других эпох. Некоторые привезены мне твоими родителями.

Он наставил палец на высокий металлический цилиндр, усеянный крохотными самоцветами.

– Это устройство для чтения карт, такими пользуются в Патагонии, – пояснил он с гордостью.

Подле цилиндра красовалось нечто, напоминавшее обычную морскую раковину.

– Вот поисковая раковина из южных морей. А это… – за стеклом лежало что-то плоское, блестевшее, как воск, и покрытое яркими картинками, – это лесная карта из Папских государств.

София сразу представила себе лесную карту, лежащую на аналое в скудно освещенном чертоге, который полон ароматного дыма от ладана и свечей. А сколько еще удивительного и непонятного хранилось здесь за стеклом!

– Так это все карты?.. – потрясенно спросила она.

Глаза Шадрака блеснули.

– В том-то и суть! Нам с тобой они представляются непременно рисунками на бумаге. Всякие там линии, символы, надписи. – (София кивнула.) – В действительности же карты какими только не бывают! Экземпляры, созданные в иных эпохах, нисколько не похожи на наши. И знаешь что? Я осмелюсь предположить, что твои родители сбились с дороги, потому что не сумели прочесть карт эпохи, в которую угодили. Кое-что им, конечно, было известно, но они слишком понадеялись, что обычные бумажные карты укажут им правильный путь… – Он вздрогнул, как от боли. – И я тоже полагал, что старый, испытанный способ ориентирования на местности не подведет… Так вот, если мое предположение верно, на свете есть места, которые просто невозможно пройти без карт местного изготовления, а это требует очень нетривиальных познаний. Картологического мастерства здесь недостаточно. Нужно приспособить свое мышление к совершенно иной картографической системе, весьма отличной от той, к которой мы привыкли…

София смотрела на него, не в силах понять.

– Значит… надо самому научиться их делать? Другие карты?

– Ради этого моя комната и существует, – ответил он. – На Новом Западе в ходу бумажные карты, а ведь использовать можно все, что угодно. Камень, дерево, песок, металл, ткань, кожу, стекло… да хоть кусок мыла или лопух покрупнее. Каждый составитель карт работает по-своему, в зависимости от того, где он живет и в какой эпохе родился. Кое-кто, подобно мне, старается постичь картологию иных эпох.

– Мои родители этого не сделали, – тихо проговорила София.

– Отчего же, кое-что о других системах они знали. Только этого оказалось слишком мало. Быть может, они очутились где-то вдалеке от эпох, где пользуются бумажными картами, и у них под рукой была только песчаная. Что, если они не смогли в ней разобраться? – Шадрак решительно тряхнул головой. – Это больше не повторится! Мы с тобой постигнем все мыслимые системы и будем готовы к любому повороту событий!

София взволнованно спросила:

– А какие ты знаешь иные системы?

Шадрак подвел ее к обширным дубовым конторкам.

– Помимо бумаги, на которой зиждется вся картология нашей эпохи, я изучил творение карт из четырех основных материалов: металла, стекла, ткани и глины.

При этих словах он выдвинул один из ящиков ближайшей конторки и, бережно придерживая за края, вытащил блестящую прямоугольную металлическую пластину размером не более обычного бумажного листа. На уголке было выбито: «Бостон, 1831, февраль» – и рядом крохотный значок: горная цепь, воздвигнутая на измерительную линейку. Остальная площадь пластины выглядела совершенно пустой.

– Пускай чуть-чуть полежит, – сказал Шадрак, укладывая пластинку на кожаную столешницу.

Он открыл ящик другой конторки и достал плоский кусок стекла примерно такого же размера. Он тоже был совершенно чистым, если не считать отметки места и времени – «Бостон, 1831, февраль» – и уже знакомого символа, выгравированного в уголке.

– Но ведь там и там ничего нет, – удивилась София.

– Немножко терпения! – отозвался Шадрак, роясь в ящиках третьей и четвертой конторки.

Скоро в руках у него появились тонкая глиняная табличка и квадрат льняной ткани. На вид они отличались лишь тем, что на глине угловая отметка была выдавлена, а на ткани – вышита.

Все четыре предмета Шадрак разложил на столе и не без гордости оглядел.

– Вот, – сказал он. – Четыре разные карты одного и того же местовремяположения.

София напряженно сдвинула брови:

– Местовремяположения?..

– Одного и того же сочетания места и времени.

– Так это карты? А почему на них ничего не видно? Это же просто чистые прямоугольники!

Шадрак шагнул к одному из книжных шкафов и провел пальцем по корешкам. Нашел нужную книгу, снял ее с полки и начал листать.

– Смотри! Тебе примерно такое представляется?

Раскрытая книга легла на стол. София вгляделась и увидела карту, озаглавленную «Город Бостон». Она сразу узнала знакомые очертания города с ближайшими окрестностями, водными артериями и главнейшими дорогами, обычными и железными.

– Да, – кивнула она. – Это карта.

– А что бы ты сказала, начни я тебя уверять, будто каждый из этих, по твоему выражению, «чистых прямоугольников» содержит в сто раз больше сведений, чем бумажная карта из книги? Ибо они отражают не только земное пространство, но и время, имеющее отношение к Бостону в феврале тридцать первого года!

София наморщила лоб:

– Ты имеешь в виду мою манеру «картографирования» в рисовальном альбоме?

– Да, это в самом деле очень похоже на твой остроумный способ улавливать время с помощью слов и рисунков на бумаге. Только в этих предметах – не наброски и даже не образы мира, а живые картины происходившего в том месте, в то время. Тебе покажется, что ты действительно там оказалась!

София так и ахнула от изумления:

– Как такое возможно?

– Твердо обещаю, – улыбнулся Шадрак, – попрактиковавшись, ты сумеешь не только прочесть любую карту, хранящуюся в этих конторках, но и свои научишься создавать. Садись. – Он пододвинул племяннице стул. – Ну-ка, попробуй.

София уселась и с деятельным нетерпением уставилась на лежавшие перед нею четыре прямоугольника.

– Как по-твоему, что надо сделать сначала?

– Разве ты не будешь мне подсказывать? – Она удивленно вскинула брови.

– Подсказки свели бы на нет весь мой замысел, – снова улыбнулся Шадрак. – Помнишь, я говорил, что умения здесь недостаточно? Нужно настроиться на иной образ мышления. Если я тебе объясню, что к чему, ты просто запомнишь, как это делается. А если сообразишь сама, научишься применять принцип. Когда прибудем в другую эпоху, нам обоим понадобится вся изобретательность, на какую мы способны. Зубрить здесь без толку.

– Но я же понятия не имею, как…

– А я, – сказал Шадрак, – тебя и не тороплю. У тебя развитое воображение, значит догадаешься.

Я лишь поясню тебе, с чего начать. В этом вся суть нашего первого урока, посвященного бумаге. – И он сел на соседний стул. – Бумажные карты недаром ценятся во многих эпохах. Они долговечны, неизменны – и понятны любому, взявшему их в руки. Это, конечно, весьма полезные свойства. Карты же иного рода более трудны для чтения и зачастую крайне уязвимы, зато куда лучше работают и надежнее сохраняют секреты. Качества, как ты понимаешь, взаимосвязанные. Бумажная карта всегда к твоим услугам, другие же большую часть времени, скажем так, находятся в спящем состоянии. Иногда, представь себе, их нужно будить, и только тогда они могут быть прочитаны!

София тряхнула головой. Сколько всего нового – и чем дальше, тем непонятнее!

– Поверь, тебе это пригодится… – сказал Шадрак, поднимаясь, и направился к двери. – Пойду доканчивать письма, касающиеся документов миссис Клэй… Надо их отправить с утренней почтой. И еще нужно справиться, как там Карлтон. – Он подмигнул. – Вернусь – проверю, что у тебя получилось!

Оставшись одна, София набрала полную грудь воздуха и еще раз обвела взглядом предметы, разложенные перед ней на столе. Книгу она трогать не стала, сосредоточив свое внимание на четырех «чистых прямоугольниках». «Бостон, 1831, февраль», – гласила надпись на каждом, в уголке справа внизу. Что говорил Шадрак о том, что некоторые карты нужно сперва разбудить? И каким образом карты отображали не только место, но и время? Возможно ли такое вообще?..

София нерешительно потянулась к металлической пластине, взяла ее в руки. Она холодила ладонь, но казалась на удивление легкой. Девочка увидела на буровато-желтой полировке собственное отражение… Но это было все, что ей удалось разглядеть, сколько она ни напрягала глаза.

Отложив пластину, София взялась за глиняную табличку. Ее обратная сторона была такой же чистой, как и лицевая. А вот стеклянная пластинка оказалась не настолько прозрачной, как ей показалось сначала. Но и тут оставалось только пялиться в молочно-мутную толщу, наблюдая, как проступают в ней собственные смутные черты… В самую последнюю очередь София взяла льняную ткань и поднесла к лицу, держа за уголки.

– Что у тебя внутри, платочек? – пробормотала она. – Скажи что-нибудь, что молчишь? Проснись, слышишь? Ну-ка, проснись…

Ответа не последовало. У Софии вырвался разочарованный вздох. Клочок льна затрепетал от дыхания, а когда она положила его на стол – кое-что произошло.

Поверхность лоскута стала меняться. На ней начали сами собой медленно возникать линии. У Софии округлились глаза. Края «платочка» украсились завитками, а посередине обнаружилась карта…