Текст книги "Императрица"

Глава 16

Мы с Тайрусом плелись за Интердиктом и все гадали, как же он умудрился столько прожить. А тот священник, что нас встретил… Чем бы Интердикт ни пользовался – фальшмолодостью или какими другими технологиями, – наш знакомый следовал его примеру.

– Последним Домитрианом, которого я видел, был Амон, – заметил Интердикт, глянув на скипетр, что болтался на поясе Тайруса. – Я забрал у него символ власти, а затем отобрал и всю даруемую им власть. Рад, что нового Домитриана я встречаю при более приятных обстоятельствах.

Мы вошли в приемную, вырезанную прямо в бриллианте. Голос Интердикта эхом отдавался от стен. Внутри их струилась цветная жидкость, расходясь по протокам, словно кровь по венам. С помощью гравитации по каждой из стен текла река, но не воды. Субстанции сливались, но не смешивались. Они переплетались, точно маслянистые щупальца или ленты. С каждой вспышкой пульсара комната озарялась, и блики играли на коже Интердикта.

Ортанион развернулся к нам и начал:

– Домитрианы так возмутительно себялюбивы; я опасался, что потомки Амона поспешат объединиться с детьми Асиндры. Мои машины проверили ваш генетический код. Как вижу, вы и правда плод такого союза – но через брак троюродных кузенов. Слияние ветвей произошло быстрее, чем мне хотелось бы, но в целом случай приемлемый. Неприемлемо то, что я выяснил из вашей базы данных.

– Что именно? – спросил Тайрус.

– Я отправил императору Лотариасу частный декрет. Последний священник, что принес мне новости, сообщил: осталось всего четверо королевских потомков Домитрианов. Это недопустимо. Я послал ему инструкции, чтобы император немедленно позаботился об увеличении числа детей. Он меня подвел. Судя по данным, вас осталось только двое.

Тайрус мрачно улыбнулся.

– Мой дед выполнил ваш декрет, Всевеликий. Даже пошел против жены. Она хотела завести только одного ребенка, поэтому дед позаимствовал ее яичники и наплодил детей без ведома императрицы. Большинство из них бабушка самолично перебила. Так сказать, исправила ошибку покойного супруга. Поэтому да, нас осталось двое.

– Ох уж эти Домитрианы, – с улыбкой покачал головой Интердикт. – Вы никогда не изменитесь. Интересно, как обернулась бы история, попади скипетр в менее кровожадную семью. – Затем глянул на меня. – Но она не Домитриан. Нечто иное. Как мне именовать вас, юная леди?

– Немезида, – ответил Тайрус.

– Немезида дан?..

Он понял. Понял, что я не личность.

– Я Немезида дан Эмпиреан.

– Какая занятная конфигурация, – пробормотал Интердикт. – С момента прибытия твое сердцебиение менялось от тридцати восьми ударов в минуту до трехсот. Объем крови в два раза превышает обычный, а почки и печень… Полагаю, ты в жизни не чувствовала опьянения.

Я покачала головой.

– А гипоталамус – какие высокие боевые и летные рефлексы! Скажи, ты умеешь впадать в анабиоз?

– Анабиоз?

– Очень глубокий сон при низкой температуре. Насколько понимаю по твоей реакции, нет. Жаль. Дай знать, если все же научишься. Не удивляйся, я считаю себя вечным учеником и приветствую все, что может заинтересовать или подтолкнуть мой разум. Надеюсь, мои вопросы не доставили тебе неудобств.

– Вовсе нет

– Замечательно. – Он повернулся к Тайрусу: – Нет нужды напоминать, что я трачу время вашего гравитационного окна, сын мой. Поведай мне цель своего визита.

– Гравитационного окна? – переспросил Тайрус.

Интердикт нахмурился.

– Конечно. Вы… – Он перевел взгляд с императора на меня и обратно. – Вы же рассчитали момент входа в мою систему. Не могли же просто… – Интердикт осекся, а потом выдал хриплый смешок. – Вы полетели прямиком ко мне, не проверив, насколько это безопасно… Неужели?

– А что?

Интердикт потрепал его по щеке.

– Боги, а ведь и правда, судьба хранит невинных. Сила гравитации вокруг черной дыры огромна. Годами, даже десятилетиями никто не может достичь Священного города. Вот почему я так неравномерно посылаю священников. Явись вы на пару дней раньше, вас разорвало бы на куски!

– У нас очень мощный корабль, – вставила я.

– Даже самый мощный не выдержит, если попадет к нам в неудачное время. Вы даже не понимаете, как вам фантастически повезло! Удивительно. Видимо, наш божественный Космос заготовил для вас великую миссию. – Он сосредоточился на Тайрусе. – Поведай, зачем вы здесь. Я весь внимание.

Тайрус упал на колени и прижал к щеке костяшки пальцев Интердикта.

– Всевеликий, я бы не осмелился вторгаться в вашу крепость, если бы не крайняя необходимость. Я занял трон, но ваши священники отказываются дать мне силу скипетра.

– Серьезный поступок с их стороны. И почему они вам воспротивились?

– Из-за той, кого я люблю. – Тайрус поднял глаза и посмотрел на Интердикта. – Из-за женщины, что стоит рядом с вами.

– И вы обратились ко мне в надежде, что я отменю решение своих священников?

– Более того, – продолжил Тайрус. – Немезида много раз спасала мне жизнь. Она смелее и честнее, чем многие, кого я знаю. Я хочу, чтобы она стала моей императрицей. И если это не слишком большая дерзость, прошу вас признать ее личностью.

– И тогда проблема со скипетром решится сама собой, – проницательно добавил Ортанион. – Понимаю. Должно быть, вы и правда ее любите, раз пошли на такой риск. И конечно же, знаете, что мои священники повинуются только моим приказам.

– Вот почему я обращаюсь не к ним, а к вам, – напряженным голосом ответил Тайрус. – Я никогда не потребовал бы от них ослушаться вас, Всевеликий. Только вам решать мою судьбу.

– Воистину. А вы определенно привязаны к этой… – он глянул на меня, – этой девице. Что ж, обсудим ее, император Тайрус.

– Эта девица стоит прямо перед вами, – не выдержала я.

Губы Интердикта дрогнули в усмешке.

– Прошу прощения за грубость. Я слишком привык к обществу пречистых, они никогда ни на что не обижаются. Итак… Немезида. Обсудим тебя. Ты существуешь лишь потому, что владелец синтезирующего устройства решил создать гуманоида. Он также наделил тебя определенными свойствами… Судя по результатам сканирования, им требовалось очень быстрое и мощное создание. Я прав?

– Да, – признала я.

Интердикт принялся кружить вокруг меня с чисто научным интересом.

– Итак, ты появилась на свет, потому что кто-то захотел синтезировать сильное и быстрое существо, внешне похожее на человека. В аппарат загрузили ДНК и РНК разных организмов – то для силы, то для скорости, что-то с иными качествами, – и смешали воедино, пока не получилась клетка: эмбрион. Затем его поместили в инкубатор и растили до тех пор, пока он не смог существовать без поддержки. То есть выпустили даже не младенца, а уже способного ходить ма лыша.

– Простите, я не понимаю, к чему вы клоните, – сказал Тайрус.

– А вот к чему: так создавалось самое первое существо вроде Немезиды. За малышом наблюдали, его мониторили, проверяли, насколько его тело и рефлексы отвечают поставленной цели. Когда ребенок окончательно вырос и доказал свою жизнеспособность, ту же комбинацию ДНК и РНК стали использовать снова и снова. Разумеется, вносились корректировки… мужская версия, женская, повыше, чернокожая, светлокожая… одна из них превратилась в эту прекрасную стоящую передо мной женщину. Немезида, ты самое прекрасное живое создание, чудо, но я не могу назвать тебя человеком. Ты им не являешься.

– Всевеликий, – выступил вперед Тайрус, – если бы вы узнали ее ближе…

– То, несомненно, она произвела бы на меня неизгладимое впечатление, мой император, но это все равно не делает ее нашей ровней. Мы – результат миллионов лет естественной селекции, – терпеливо ответил Интердикт. – Она лишь внешне похожа на человека. Возьмите тысячи разных материалов, смешайте и можете создать двойник своего корабля, но разве внутри он будет кораблем? Ваша Немезида выглядит как человек, потому что нам нравится смотреть на красивых людей, но внутри это смесь аминокислот и цепочек ДНК, произвольно отобранных в синтезаторе. У тебя сильное сердце, Немезида? Думаю, это от кен гуру.

– От чего? – Я никогда не слышала о подобном существе.

– Такое животное, оно передвигается прыжками, и у него очень мощное сердце. Самый популярный донор для многих существ. Почки, думаю, от кого-то из семейства кошачьих. Мускулатура… ее могли взять от нескольких животных, люди довольно слабые. Медведь? Тигр? Шимпанзе? Кто знает. Но не человек. Мы не способны так быстро набирать мышечную массу.

Его рассуждения поколебали мою решимость, но Тайрус крепко стиснул мне руку.

– Какая разница? Так или иначе она… земное существо. Как и я. Остальное неважно. Всевеликий, я все равно на ней женюсь. Но править мне единой империей или разодранной гражданской войной – ре шать вам.

– О, вы пытаетесь на меня надавить? – спросил Интердикт, явно забавляясь. – Скажите, император Тайрус, сколько вам лет?

– Разве это важно? – прищурился Тайрус.

– Если неважно, так отвечайте.

– Двадцать. Почти.

– То есть девятнадцать. Подросток. По всем меркам, вы, по сути, еще дитя.

– Не…

– Еще восемь лет для созревания мозга, и я скажу иначе. В двадцать семь ваше сознание окончательно сформируется. Мне донесли, вы включили в свою дань книги. Я сам не склонен читать всякие байки, но буду рад снабдить вас блестящими трудами по философии и эрудиции, дабы внести лепту в эти последние годы. Не всегда вам быть ребенком. Придет время, и вы задумаетесь о вещах, которые ныне вам кажутся незначительными… Например, о том, что у вас с Немезидой не может быть детей.

– Я уже думал об этом, – возразил Тайрус. – И знаю, что многие до меня прибегали к помощи инкубаторов. Одна из моих предков, Ганнекс…

– Была человеком, как и ее супруг. В этом и суть. Ваша избранница может попробовать смешать свою ДНК с вашей, но никто не возьмется предсказать результат!

– Если все дело в детях, – недоверчиво начал Тайрус, – то проблемы нет. Я не хочу их заводить. А ты, Немезида?

Я как-то об этом не думала.

– Нет.

Интердикт долгое время смотрел на Тайруса.

– Так понимаю, вы не знали, что для контроля над скипетром вам потребуется благословение веры. Вероятно, вы не подозреваете еще об одном: не вам решать, заводить детей или нет. Правитель не имеет права оставить трон без наследника.

Тайрус рассмеялся.

– Конечно же, выбор за мной.

Интердикт покачал головой.

– Не в том случае, если вы Домитриан. Тем более один из двух уцелевших.

Я посмотрела на Тайруса. Не один из двух. Последний.

Глаза Тайруса гневно вспыхнули, но Интердикт поднял руку:

– Тем не менее я намерен вознаградить вас за ту смелость, что вы проявили, явившись сюда. Я повидал много Домитрианов, но вы, Тайрус, определенно, ни на кого не похожи. Я признаю вашу любимую человеком при одном условии.

Мы с Тайрусом затаили дыхание. Я даже надеяться не смела, что священник так легко пойдет нам на встречу.

Ортанион улыбнулся.

– Приходите снова и спросите через двадцать лет.

Глава 17

– Двадцать лет, – потрясенно повторил Тайрус.

Ортаниона ни капли не смущало, какое абсурдное, невозможное условие он выдвигает.

– Через двадцать лет я дам свое согласие.

Тайрус уставился в пол, жилка у него на виске пульсировала.

– Почему бы просто не сказать «нет»?

– Потому что я вам не отказываю, – ответил священник и, кажется, правда верил в свои слова. – Когда вы вернетесь, я буду знать, что меня просит зрелый император. И удовлетворю просьбу императора Тайруса. Я буду уверен, что он в полной мере сознает последствия своего поступка. А еще что ваша любовь крепка, и я сделаю правильный выбор.

Коротко кивнув, Тайрус продолжил:

– В таком случае я должен вернуться к вопросу о…

– Скипетре. Да. Во владении которым вам абсолютно справедливо отказали мои священники. Постарайтесь завоевать их доверие, и возможно, они передумают. Или, опять же, подождите двадцать лет…

Тайрус скептически рассмеялся.

– Подождать, чтобы через двадцать лет вы даровали мне власть над скипетром – на случай, если к тому времени я не уломаю священников? Всевеликий, вы сознаете, какой опасности подвергаете империю? Если мне придется мобилизовать тысячи кораблей для эвакуации или гуманитарной помощи, то я ничего не смогу сделать. Без обслуживающих ботов, без охраны Хризантема начнет разваливаться, корабль за кораблем…

– Спорное утверждение. Такова жизнь императора. Уж я-то знаю.

– Неужели.

– Я не сижу здесь без дела. И, пожалуй, я самый образованный ученый, которого вам доводилось встретить. Я говорю с позиции опыта.

– Как такое возможно? – спросил Тайрус. – Вы полностью отрезаны от империи. Во всех смыслах.

– И эта позиция в отличие от вашей дарует мне объективность. Ясность мыслей, нехватки которой вы даже не сознаете. Уверяю, двадцать лет ничтожно короткий срок. Вам он кажется огромным, потому что вы молоды. Слишком молоды, чтобы вообще понять, насколько незрелы, и слишком неопытны, чтобы требовать от меня радикальных перемен. Скажите, что вы видите в том окне?

Тайрус даже не повернул головы. Мускул на его лице дрогнул.

– Черную дыру. А что?

– А стоило бы присмотреться. Там не просто черная дыра. Она часто испускает поток энергии. Квазар. Если пульсар – это звезда, разорванная черной дырой, то квазар – то, что из дыры исходит. Захватывающее зрелище, уж поверьте. Я часами смотрел в эту черноту и видел сверкание квазара… Но созерцание требует времени. Времени и прилежания, и тогда, возможно, вы уловите далекий отблеск. Таким образом, мой опыт дает мне знания, которых у вас нет просто в силу возраста. Я дольше живу и больше видел.

– С этой проблемой рано или поздно сталкиваются все, – напряженным голосом сказал Тайрус. – Чтобы ее преодолеть, надо учиться, читать, дискутировать. Перечислите мои пробелы и дайте возможность изложить дело, тогда и разберемся, хватает мне знаний или нет.

Интердикт задумчиво поджал губы.

– Хорошо. Итак, вы просите, чтобы я признал это существо личностью. Вся империя строится на вере в чистоту человеческой расы, ибо она создана самой природой. Вы император, и вы просите то, что пошатнет основные ценности, сами устои нашего существования. Знаете, почему мы живем не на Земле?

– Наши предки оставили ее ради лучших земель. Земля пришла в негодность.

– Вижу, пропаганда настолько эффективна, что ей верит даже правитель, – довольно заметил Ортанион.

Мы с Тайрусом непонимающе уставились на священника.

– А теперь послушайте правду, которую один из моих предшественников счел уместным скрыть от общественности: Земля очень даже обитаема. Наша родная планета нетронута, и там все еще живут люди. До сих пор, если только не решили куда-то переселиться.

Борясь с потрясением, я пыталась переварить услышанное. Тайрус открыл рот, закрыл и наконец сказал:

– Они… они все еще там? До сих пор? Живые?

– Да. Наш вид никогда не покидал Землю. Мы просто откололись. А улетели именно потому, что оставшиеся отринули идею святости человечества.

Тайрус попятился и, за неимением стула, опустился на край подоконника.

– Значит, существуют две совершенно автономные человеческие цивилизации.

– По меньшей мере, две, – ответил Интердикт. – Скорее всего больше. Но я не стал бы называть их человеческими. Не теперь.

– Что они сделали? – тихо спросил Тайрус. – Что такого плохого?

– Они так же, как и мы, использовали роботов-косметологов. Применяли все способы улучшения собственного тела, но зашли куда дальше. Я говорю не о генетических манипуляциях вроде твоей Немезиды, – как ни странно, те люди ввели запрет на генную инженерию. Нет, они выбрали более экстремальную форму самосовершенствования: срастили себя с машинами.

– Срастили? Что… я не… – начал Тайрус.

Интердикт постучал себя по виску.

– Они принялись вживлять в мозг компьютеры, чтобы стать умнее. Дальше – больше. Бионические глаза, конечности, крохотные машины для поддержания иммунной системы. Все искусственное. И это не так, как мы прибегаем к робомедикам или роботам-косметологам. Они вживляли аналог косметолога себе под кожу, прикрепляли робомедика вместо руки. Убирали естественное и заменяли неестественным. Скажите, если вы замените один нейрон, одну клетку своего мозга механической репликой, вы останетесь собой?

Тайрус не ответил. Вместо него подала голос я:

– Да.

– А если пять? Десять? Сто? Тысячу? Миллион? Если создадите электронный дубликат своего мозга, своего тела… Скажите, на каком этапе вы перестанете быть собой? Когда превратитесь в нечто совершенно иное?

Ни Тайрус, ни я не знали, что сказать. На такой вопрос ответа не существовало.

Интердикт развел руки:

– Теперь вы понимаете, почему мы здесь, а Изначальное человечество, как вы можете его называть, осталось на Земле. Они перестали быть людьми. Поначалу наших предков было всего двадцать тысяч – двадцать тысяч тех, кто решил отказаться от искусственных улучшений. Они улетели сюда и посвятили свою жизнь тому, чтобы вернуться в естественное природное состояние. Конечно, без компьютерных умов некоторые вещи стали сложнее. Подобные технологии, – обвел он рукой помещение, – недоступны для обычного человеческого разума, их невозможно воспроизвести. Для этого нужны машины.

Какое-то время Тайрус просто смотрел на священника. Потом спросил:

– Вы хотите сказать, что ничего из этого мы не делали?

– Все технологии были созданы до отлета с Земли или первым поколением, что решило здесь обосноваться. Крайне хитроумное изобретение. Вы видите старые машины, которые чинят и поддерживают друг друга уже тысячи лет. Первое поколение знало, что их потомки не будут обладать их интеллектуальными способностями. Для обычного мозга есть пределы.

Лицо Тайруса помрачнело. Он словно ушел в себя, и я понимала, что его так задело. Планы по избавлению космоса от злокачественного пространства и восстановлению наук во многом базировались на предположении, что мы способны вновь научиться тому, что знали наши предки.

Интердикт только что заявил обратное.

– Наши предки знали, что отрекаются от этих потрясающих возможностей, и пошли на это добровольно – чтобы спасти свои души, – продолжил Ортанион. – Вот почему мы должны чтить наследие тех двадцати тысяч матерей и отцов и поступать так, как они нам завещали. Тело империи в ваших руках, но душа в моих. Сегодня я встану на ее защиту. Если через двадцать лет вы вернетесь и повторите свою просьбу, я ее удовлетворю. А теперь ступайте, пока не закрылось гравитационное окно. В этот раз оно неболь шое.

Тайрус потерял дар речи. Не такого ответа он ждал.

Интердикт уже шел прочь, а я не знала, что делать. Лишь понимала: так нельзя, нельзя…

Поэтому врезала священнику по затылку, пока он не успел выйти. Интердикт без сознания грохнулся на пол.

– Немезида! – воскликнул Тайрус.

– Что? Он не захотел помогать. Сам подумай: он так долго жил здесь, в этом прекрасном месте, вдали от мира. Давай возьмем его на борт «Геры» и покажем, в каком состоянии галактика.

Тайрус несколько раз открыл и закрыл рот. Я уже вырубила Всевеликого, поздно отыгрывать назад.

– Может, мы не люди-машины, – сказал Тайрус, словно самому себе, – но попытка не пытка. Он не помешает нам постараться обрести то, что мы потеряли. – Он глянул в окно, и его глаза хитро блеснули. – Мы заберем его на «Геру», но… отправимся в другое место. То, которое так проймет нашего Всевеликого, что он до конца жизни не забудет.

Тайрус подскочил ко мне и впился в губы поцелуем. Мы полубезумно улыбнулись; меня потряхивало от предвкушения.

А потом мы похитили святейшего человека в империи.

Глава 18

Кем бы там ни был Интердикт, из него получился прекрасный отвлекающий элемент и живой щит, пока мы, с ним в охапку, добирались из Священного города обратно на свой корабль. Священники и инквизиторы понятия не имели, что делать и как себя вести.

Наплевав на угрозу отлучения и то, что совершаем тяжкий грех, мы затащили обмякшего старого – очень, очень старого – мужчину на звездолет. Затем отцепили буксировочные тросы и рванули в космос.

Тайрус включил робомедика и принялся расхаживать рядом с неподвижным Интердиктом. У императора так билось сердце, что жилка на шее пульсировала.

– Я никогда ничего безумнее не делал.

Учитывая, что он полжизни изображал психа – серьезное заявление.

– Если не сработает, вернемся к моему плану, – спокойно предложила я. – Развернемся и возьмем его повидать мир.

Тайрус отрывисто кивнул.

Затем…

Раздался стон.

Робомедик привел нашего гостя в чувство.

Я встала рядом с Тайрусом, чтобы мы выступили единым фронтом. Ортанион сел – и замер при виде нас.

– Всевеликий, – холодно начал Тайрус. – Добро пожаловать во внешнее пространство.

Интердикт вскочил, огляделся и поперхнулся, не веря собственным глазам:

– Что за… Вы… вы что, сумасшедший?

– Меня так пару раз называли, – криво улыбнулся Тайрус.

– Вы похитили меня? Но так вы ничего не добьетесь! Это преступление против Живого Космоса! Да все гелионики в галактике на вас обрушатся!

– Не тогда, когда вы с нами, – невозмутимо поправила я.

– Да и ничего у них не выйдет, – подтвердил Тайрус. Невзирая на дикое напряжение, он держался совершенно спокойно и непоколебимо, словно вел светскую беседу, а не совершал страшное преступление. – Мы похитили вас не для того, чтобы жить, как жили. Похоже, вы сочли меня юным и ветреным, раз решили, что через двадцать лет я передумаю. Увы, я не намерен так долго ждать. Если нам с Немезидой нельзя быть вместе как полноценным людям, тогда… тогда мы покинем этот бренный мир. Вместе с вами.

Интердикт побледнел.

– Что вы творите?

– Моя кузина обречена. Я последний Домитриан. А вы – вы можете стать последним Интердиктом. Мы исчезнем вместе. – Тайрус пожал плечами. – Называйте, как хотите. Что случается с теми, кого бросают в черную дыру?

Все краски исчезли с лица Ортаниона. Он развернулся и неожиданно быстро подбежал к окну. Мы приближались к непроницаемо-черному пятну.

Мы с Тайрусом переглянулись за спиной Интердикта. Мы надеялись запугать его и вынудить признать меня личностью, что автоматически решит проблему со скипетром. Запишем обращение Всевеликого, улетим и покажем файл всей галактике. Выбьем почву из-под ног тех священников, кто восстал против Тайруса. И если из Священного города явится викарий с декретом Интердикта, мол, признание было получено под давлением… что ж, посланника можно и перехватить. Мы сохраним тайну, пока скипетр не станет подчиняться Тайрусу – а потом кому будет нужна правда?

Для гелионика нет ничего страшнее окончательной смерти.

То есть полета в черную дыру.

Наградой мне послужил придушенный хрип Ортаниона. Он развернулся к нам с искаженным от ужаса лицом:

– Разворачивайтесь. Нужно разворачиваться.

– И не подумаю, – ответил Тайрус, не двигаясь с места.

Конечно же, он, как и я, заметил, что пол под ногами трясется все сильнее. Скоро мы достигнем точки невозврата, точки, откуда не может улизнуть даже свет.

Мы надеялись сломить Интердикта задолго до этого.

– Должен признать, мне любопытно, что же случится, когда мы приблизимся, – небрежно обратился ко мне Тайрус.

– Да, занятно, – согласилась я.

– Дураки! – заорал Интердикт, бросаясь к нам. – Вы понятия не имеете, что творите!

– Я прекрасно знаю, что делаю! – закричал в ответ Тайрус. – Не собираюсь ждать двадцать лет! Это для вас что секунда, но не все живут по пять сотен лет!

– Думаете… думаете, я так стар? – недоверчиво переспросил Ортанион, переводя взгляд с него на меня и обратно. – Мне всего девяносто один год.

– Бессмыслица какая, – заметила я. – Я видела вашу статую, совершенно точную копию вас, с вашим именем. Ей лет пятьсот. Мы оба видели ее в Хризантеме.

– Да, – рявкнул священник, – я позировал для нее. Это для вас прошло пятьсот лет. Для меня – всего пара десятков.

Я посмотрела на Тайруса: может, хоть он понимает, о чем речь? Судя по ответному взгляду – нет.

Ортанион подбежал обратно к иллюминатору и включил линзы, многократно увеличив изображение зловещего черного завихрения.

– Смотрите. Смотрите! Видите? Вон там?

– Нет, – резко ответила я, хотя на зрение никогда не жаловалась.

– Везунчики, – прохрипел Интердикт. – Подлетим ближе – увидите. Могилу императора Амона фон Домитриана.

Тайрус поперхнулся от неожиданности.

– Это же невозможно, – крикнула я. – Его отлучили несколько веков назад.

– Да. Для вас прошли века. – Интердикт впился взглядом в лицо Тайруса. – Что они для Амона, так близко к сингулярности? Всего несколько минут. Если через тысячу лет какой-нибудь зевака захочет увидеть место гибели Амона, для самого правителя это время будет равно одной секунде. Время не есть константа. Понимаете? Оно подчиняется гравитации. Чем ближе мы к черной дыре, тем медленнее движемся по жизни!

Тайрус смертельно побледнел: наконец для него все встало на свои места. Для меня тоже. Бессмертные викарии, древний Интердикт, полная изоляция Священного города от мира…

Они буквально существовали в иных, замедленных временных рамках.

И мы теперь тоже.

– О звезды, нет, – выдохнул Тайрус и бросился к панели управления.

«Гера» яростно содрогнулась при развороте, а я все пыталась осмыслить услышанное.

– Он блефует, – неуверенно обратилась я к Тайрусу. – Время есть время. Оно не… Оно не может меняться. Это бессмыслица.

Интердикт уставился на меня.

– Вы блефуете? – с надеждой спросил его Тайрус. – Давайте начистоту. Я все равно верну вас, клянусь…

– Я вам кто, Альберт Эйнштейн? – заревел Интердикт. – Я не придумывал теорию относительности! Хотите сказать, что вы – Тайрус, император, – не знаете базовых законов физики?

– А откуда мне их узнать? – закричал Тайрус. – Вы же объявили знания ересью. Где бы я мог их получить?

– Я строил реформы не на том, что вам нравится или не нравится! И не хотел, чтобы люди растеряли основные знания! Я лишь намеревался искоренить те разрушительные технологии, что… – побелевший Интердикт замолк.

Он не понимал. Он никогда не хотел, чтобы мы стали невежами.

Как странно.

Я всегда злилась, думая, что Интердикт мечтал изменить галактику, сделать людей безмозглыми дура ками.

Но теперь, когда выяснилось, что он так же близорук и слеп, как все остальные…

Стало куда страшнее.