Текст книги "Небо после бури"

20: Лайя

Джинн закутан в просторный плащ, капюшон скрывает лицо, но я сразу же понимаю, что это не Князь Тьмы. Атмосфера вокруг него не такая гнетущая, и люди-воины не держатся на расстоянии.

Мои мысли пускаются вскачь. Я нахожусь у них на виду, и солнце уже почти встало. Я слышу крик – меня заметили. Во имя неба, как же они сумели меня найти?

Я слышу голос Рехмат, хотя на этот раз существо предпочитает оставаться невидимым.

– Что ты застыла на месте, как глупая олениха? – сурово спрашивает Рехмат. – Если тебя схватят – убьют.

– Если бы они хотели меня убить, убили бы сразу – достаточно одной стрелы. – Я рассматриваю приближающихся Меченосцев. При виде серебристого блеска масок моя решимость несколько ослабевает, и я напоминаю себе о том, что мне ничто не угрожает. И я всегда могу просто исчезнуть. – А что, если позволить им поймать себя? С ними джинн. Возможно, мне удастся его перехитрить, выудить у него сведения о Князе Тьмы.

– Джинна нельзя перехитрить, – фыркает невидимый собеседник. – Кроме того, я чувствую какую-то особую силу. Дьявольскую.

– Мне необходимо раздобыть информацию о Князе Тьмы, – настаиваю я. – И самый надежный источник такой информации – его сородичи.

– Когда рядом с тобой будут джинны, я не смогу тебе помочь, – предупреждает Рехмат. – Я не могу допустить, чтобы меня обнаружили.

Рехмат впервые дает мне понять, что кого-то опасается.

– А что случится, если тебя обнаружат?

Но я не получаю ответа – в этот момент солдаты появляются на гребне ближайшего холма и с оглушительным топотом скачут ко мне.

Джинн в плаще и капюшоне, полностью скрывающем лицо, возглавляет отряд. Теперь я вижу, что это женщина.

Если я так и буду стоять, она заподозрит неладное. Поэтому я принимаюсь бежать. Скорее всего, Князь Тьмы всем сообщил, что рядом с джиннами моя магия не работает. Если она попытается меня убить, или если у меня не получится что-либо вытянуть из нее, я просто исчезну. До земель Кочевников рукой подать, а там полно оврагов и расщелин, где можно укрыться.

Я призываю на помощь магию, потом замираю с несчастным видом, как будто у меня ничего не получилось. Топот лошадей становится все громче, женщина-джинн во весь опор скачет прямо ко мне, и я догадываюсь, что моя хитрость сработала. Я поворачиваю на запад, к поросшим травой холмам, которые постепенно понижаются и сменяются пустыней.

– Рассеяться! – раздается голос джинна, звучный и резкий, как первый порыв зимнего ветра. Солдаты беспрекословно выполняют приказ. – Не упустите ее.

Я старательно делаю испуганное лицо, пригибаюсь к земле и бегу дальше. Далеко убежать мне, конечно, не удается. Волна нестерпимого жара опаляет мне спину, и огненная рука сжимает мое плечо, подобно стальным тискам в пыточной камере Меченосцев.

Джинн разворачивает меня лицом к себе. Ветер почему-то не сбрасывает капюшон с ее лица, и я могу различить под ним только два огонька.

– Лайя из Серры, – шипит она. – Мехерья будет рад встрече с тобой, мерзкая девчонка.

Джинн кивает Маске, и тот вытаскивает из мешка, навьюченного на спину мула, цепи с наручниками. Цепи выкованы из незнакомого мне черного блестящего металла. Когда Маска надевает на меня эти штуки, я испытываю неприятное покалывание в руках.

«Я чувствую какую-то особую силу. Дьявольскую».

Я инстинктивно пытаюсь сделаться невидимой. Но у меня ничего не выходит, несмотря на уверения Рехмат в том, что мои способности только увеличились.

– Дополнительная мера предосторожности. – Джинн проверяет цепь. – Никогда не знаешь, чего ждать от людей.

С этими словами она презрительно ухмыляется и отворачивается.

Внезапно моя затея – хитростью выудить у нее информацию – кажется мне верхом глупости. Откуда мне знать, на что она способна. Князь Тьмы, повелитель джиннов, может многое: ходит с ветрами, предсказывает будущее, читает мысли, ему подчиняются воздух, вода, огонь и природные стихии. А вдруг эта женщина-джинн владеет такой же магией? Или еще какими-нибудь сверхъестественными умениями, о которых я никогда не слышала?

В чем бы ни заключалась ее сила, я оказалась перед ней беззащитна. Джинны не смогут блокировать мою магию – так говорило золотое существо. Однако о волшебных цепях не упомянуло.

– Я совершила ошибку, – шепчу я Рехмат, – я должна была послушаться тебя и бежать. Пожалуйста, ради всего святого, вытащи меня отсюда!

Но Рехмат не отвечает.

– Куда вы меня ведете?

Джинн молчит, и мне так хочется чем-нибудь в нее запустить. Но, увы, я могу лишь сверлить ее злобным взглядом. Я оборачиваюсь к Маске.

– Куда мы едем?

– Мы едем…

– Молчать, Меченосец, – обрывает его джинн. Похоже, его она ненавидит не меньше, чем меня.

К моему изумлению, Маска повинуется, но при этом бросает на свою командиршу красноречивый взгляд.

– Ты тоже молчи. – Она смотрит на меня в упор, и хотя на языке у меня вертится резкий ответ, я обнаруживаю, что не могу издать ни звука.

О небо. Эта женщина-джинн способна подчинять других своей воле – вот в чем ее сила. А мне нечего противопоставить ей.

Ледяная рука страха сжимает мое сердце, внутри все обрывается. Все пропало! Джинн лишила меня магии, подчинила своей. Никаких сведений мне у нее не добыть. Теперь мой удел – беспрекословно ей повиноваться.

«Страх будет твоим врагом, если ты сама ему позволишь». Думай, Лайя. Могущество джинна не беспредельно. Надо попробовать выяснить, может ли она контролировать лошадей или имеет власть только над людьми.

Когда мы сворачиваем на юго-восток, в сторону земель Кочевников, я краем глаза наблюдаю за женщиной-джинном. Ее гнедая кобыла бежит уверенно и плавно, как бы летит вместе с ветром, словно они с всадницей являются единым целым. Когда из близлежащего гарнизона доносится барабанная дробь-сообщение, только лошадь джинна остается совершенно спокойной.

Я бью пятками своего коня, чтобы увидеть, как он отреагирует. Животное вздрагивает, но с шага не сбивается. Джинн оборачивается.

– Прекрати, девчонка, – говорит она. – Это существо не повинуется тебе.

Маска с каменным лицом скачет рядом со мной. Это худощавый, темнокожий мужчина, на вид постарше Коменданта. Судя по дорогой одежде и богато украшенным доспехам, он занимает высокое положение в военной иерархии Меченосцев. Но он сжимает поводья с такой силой, словно от этого зависит его жизнь.

Я открываю рот, чтобы спросить, случалось ли ему хоть раз освободиться из-под власти джинна. Но нет, мне не удается выговорить ни слова. Она и меня заставила молчать.

Мои усилия привлекают внимание человека, и наши взгляды встречаются. Выражение лица под серебряной маской остается непроницаемым, но в голубых глазах я вижу ярость и отчаяние. Он не меньше меня ненавидит джинна, вынужденный повиноваться чужой воле.

А это означает, что у меня появился потенциальный союзник, пусть он Меченосец и к тому же Маска.

Я кивком указываю на свои руки, потом очень медленно вывожу указательным пальцем в воздухе слова: «Получалось освободиться?»

Почти минуту он скачет с бесстрастным видом. И все же кивает – один раз.

Но тут джинн, словно почувствовав неповиновение, оборачивается и впивается взглядом в солдата. Ее глаза сужаются, и Маска, плотно сжав губы, наклоняет голову, как послушная кукла.

Долгие часы мы едем без остановок, и я слышу лишь ритмичный стук копыт и собственное хриплое дыхание. Лошади преодолевают милю за милей со сверхъестественной быстротой – без сомнения, их подгоняет магия джинна – их врожденное умение повелевать ветрами. Время от времени до нас доносится барабанный бой – гарнизоны Меченосцев обмениваются сообщениями.

Я пытаюсь разобрать что-нибудь, но, несмотря на все попытки Кровавого Сорокопута научить меня понимать «язык» барабанов, я разбираю лишь отдельные слова. «Садх. Враг. Юг».

Джинн обращает на нас не больше внимания, чем на вьючных животных. Когда мы останавливаемся, она приказывает мне облегчиться за большим камнем, словно собаке, выведенной на прогулку. Мое тело повинуется, и я возвращаюсь, вся красная от стыда и унижения. И от гнева.

В первую ночь мы разбиваем лагерь в крошечном оазисе. Джинн затягивает цепи и привязывает меня к финиковой пальме.

– Приказываю тебе не думать о побеге, девчонка, – приказывает она мне и поворачивается к Маске. – Новиус, или как там тебя. Приказываю тебе присматривать за ней: не подпускай к ней своих людей, накорми ее, позаботься о ее ранах. Обработай бальзамом запястья, если их натерло наручниками. Запрещаю вам разговаривать друг с другом. Запрещаю тебе пытаться ее освободить и помогать ей бежать.

Когда солдат кивает, джинн исчезает в пустыне.

Маска Новиус выполняет поручения женщины-джинна. Когда я снова пытаюсь привлечь его внимание, он бросает быстрый взгляд в темноту, после чего смотрит на мои руки.

«Куда?» – «пишу» я.

Новиус качает головой. Либо он не может мне ответить, либо не желает. Я пробую снова.

«Уязвимые места?»

Маска снова озирается, потом быстро «пишет»:

«Гордыня. Гнев. Слабее всего в полдень».

Да-да, Элиас тоже говорил, что джинны обретают полную силу по ночам. Я рассматриваю свои оковы. Джинн носит ключ на шее. Если не считать странного блеска металла, замок на наручниках кажется мне совершенно обычным.

«Отмычки?» – спрашиваю я.

Когда мы с Элиасом и Дарином совершали нападения на призрачные фургоны Меченосцев и освобождали рабов, Элиас научил меня вскрывать замки. Последний раз я делала это несколько месяцев назад, но Элиас уверял меня, что это как умение плавать. Стоит научиться, и забыть уже невозможно. А еще Элиас говорил, что Маски всегда носят с собой набор отмычек.

Однако Новиус лишь отводит взгляд.

В полночь, когда остальные солдаты спят, а Новиус стоит на часах, джинн возникает из темноты и садится рядом со мной. В лунном свете ее огненные глаза кажутся синими, и я вижу в них бездушную пустоту, которая заставляет меня отползти назад.

– Расскажи мне о себе, девчонка. – Она устроилась на безопасном расстоянии, чтобы я не смогла дотянуться до нее. – Я позволяю тебе говорить.

Сначала я молчу, упрямо стиснув зубы. Лицо ее становится холодным и жестоким, и меня охватывает непреодолимое желание рассказать все без утайки. «Говори о незначимом, Лайя, – внушаю я самой себе. – Коротко, чтобы не выдать ничего важного».

– Меня зовут Лайя из Серры, – начинаю я. – Мне девятнадцать лет. У меня есть старший брат…

Джинн отмахивается.

– Расскажи мне, какой магией ты владеешь.

– Я могу становиться невидимой.

– Когда ты обнаружила у себя эту способность? Откуда она у тебя?

– Это началось полтора года назад, – отвечаю я. – Когда в мой дом вломились Меченосцы, и я попыталась бежать. Тогда я не поняла, что произошло.

Я смолкаю, чтобы ничего не сказать о Рехмат. Это существо очень не хочет, чтобы джинны узнали о его существовании.

– Я… я подумала, что получила дар от ифрита, которого встретила, когда мы бежали из Серры…

Лицо джинна искажает презрительная гримаса.

– Ифриты, – бросает она. – Воры, предатели. Будь проклят тот ифрит, который наделил тебя могуществом.

Я немного расслабляюсь – как оказалось, слишком рано.

– А что насчет тьмы, которая обитает внутри тебя? – Женщина-джинн наклоняется вперед. – Когда ты в первый раз ощутила ее присутствие?

Я провожу кончиком языка по пересохшим губам. «Рехмат!» Но существо не может рисковать, появляясь перед джинном. Оно предельно ясно дало мне это понять.

Мое молчание злит женщину.

– Отвечай!

– В первый раз это случилось неподалеку от тюрьмы Кауф, – говорю я. – После того, как я подарила Князю Тьмы свой браслет.

– Наш браслет, – поправляет джинн, и я вижу, что она с трудом сдерживается, чтобы не наброситься на меня. – Звезда никогда не принадлежала тебе, человек.

Новиус, который стоит на посту на краю оазиса, оборачивается и окидывает нас долгим взглядом. Рука солдата тянется к эфесу меча, и джинн резко поворачивается к нему. Он почти сразу же принимает прежнюю позу и стоит с неестественно прямой спиной. «Гордыня», – вот что он сказал мне, когда я спросила о слабостях этой женщины-джинна. «Гнев».

Я стараюсь запомнить ее движения, связать их с ее эмоциями. Если Князь Тьмы отправил ее на охоту за мной, значит, она – одна из его приближенных. Но я чувствую, что ее переполняет еле сдерживаемая, дикая ярость. Безграничная ненависть к людям, которую она даже не пытается скрыть.

– Тьма, живущая в тебе, когда-нибудь говорила с тобой?

– Зачем… зачем ей говорить со мной? – Джинн не отвечает, и я продолжаю: – Что это такое? Это ифриты сделали так, что оно поселилось во мне?

– Здесь я задаю вопросы, девчонка, – перебивает меня джинн. – Ты можешь призывать тьму?

Услышав этот вопрос, я радуюсь тому, что «тьма» до сих пор не отозвалась на мои просьбы о помощи, потому что солгать джинну я не в состоянии.

– Нет, – говорю я. – Но я могу продемонстрировать тебе свою магию, если ты снимешь с меня наручники.

Джинн ухмыляется. Эта ухмылка похожа на оскал гиены, завидевшей беспомощную жертву.

– Что это даст тебе? – презрительно спрашивает она. – Даже без цепей ты слаба. Если ты станешь невидимой, я почувствую твое присутствие и найду тебя так же легко, как Меченосец находит раненого ребенка-Книжника.

Она говорит так нарочно, чтобы больнее ранить меня. Я бросаю на нее уничтожающий взгляд. Она пренебрежительно фыркает.

– Ха, твоих знаний не хватит и на то, чтобы наполнить наперсток феи. Впрочем, неважно. Через два дня мы прибудем в Аиш, и Мехерья займется тобой. Он вытащит истину из твоего жалкого разума. И поверь мне, девчонка, это будет больно.

– Пожалуйста, – я стараюсь говорить тоненьким, отчаянным голоском. У меня появилась идея. – Не отвози меня к нему. Отпусти меня. Клянусь, я оставлю тебя в покое. Я не причиню тебе вреда ни сталью, ни летним дождем, ни тебе, ни твоему народу…

– Не причинишь мне вреда! – Она смеется, но в ее смехе слышна все та же ледяная ярость. – Обещаешь не убивать меня? Разве может червь убить волка, разве может муравей убить орла? Мы не боимся летнего дождя, и ни один клинок, выкованный человеком, ифритом, феей, гулем или рэйфом, ни один предмет из этого мира не может убить нас, жалкая крыса. Мы научены горьким опытом, мы больше не тот доверчивый и мягкотелый народ, который люди обманули и загнали в тюрьму. Как бы сильно тебе ни хотелось нас уничтожить, мы не можем умереть.

Она расправляет плечи, притворяется невозмутимой. Но я замечаю, что она дрожит всем телом, лицо ее как-то странно искажено. Я размышляю над ее словами. Это неправда. Неправда, потому что…

– Сейчас ты забудешь слова, которые услышала от меня.

У меня кружится голова, а в следующий миг я ошеломленно смотрю в лицо женщине-джинну. Она что-то сказала, подозреваю я. Что-то очень важное. Но воспоминания ускользают от меня, как песок, утекающий сквозь пыльцы. «Вспоминай! – кричит кто-то в моем сознании. – Ты должна вспомнить! От этого зависит твоя жизнь. Тысячи жизней!»

– Ты… – Я прижимаю ладонь ко лбу. – Ты что-то сказала…

– А теперь спи, девчонка, – шепчет джинн. – И пусть тебе приснится смерть.

Когда она поднимается на ноги, меня окутывает тьма. В своих кошмарах я вижу матушку. Отца. Лиз. Нэн. Поупа. Иззи. «Вспоминай, – говорят они. – Ты должна вспомнить».

Но я не могу.

21: Ловец Душ

Раньше, когда я покидал Земли Ожидания, Маут демонстрировал мне свой гнев. Объединившись со мной, он уже не так пристально следит за мной, и сейчас это очень кстати. Я знаю, что племя Насур занимается торговлей в Аише. Это на юге от Земель Ожидания и довольно далеко. Их факиру зовут Аубарит, и я ей полностью доверяю. Возможно, она сумеет что-то рассказать о болезни, поразившей Лес.

Над серыми бесплодными равнинами завывает ураганный ветер – закручивая песчаные вихри, он гонит перед собой стену из пыли. В последний раз, когда стихия ополчилась на нас, оказалось, что за этим стоит Князь Тьмы. И сейчас я не сомневаюсь в том, что это дело его рук, или кого-то из его сородичей. Пора искать укрытие.

Я много лет не путешествовал по этим бескрайним пескам, поэтому заставляю себя выудить информацию из воспоминаний о Кровавом Сорокопуте. К пятому году обучения в Блэклифе у нас уже имелось немало таких местечек в пустыне. И одна, связанная с этим, история мгновенно всплывает в голове: я должен был на спор украсть огромный котел рисового пудинга, который булькал на костре в самом центре лагеря Кочевников. Это была глупая затея, но мы умирали от голода, а из котла так вкусно пахло. Нам чудом удалось сбежать, и только потому, что мы наткнулись на пещеру и просидели там с этим котлом три дня.

Тогда мне казалось, что вкуснее этого плова я никогда ничего не пробовал. «Он кажется тебе таким вкусным потому, что тебя из-за этого чуть не убили», – усмехаясь, поддела меня Элен, когда мы набивали животы. Но с тех пор ничего не изменилось.

Та пещера находилась у подножия массивного крутого уступа, в нескольких часах к северу от Аиша. Я с облегчением обнаруживаю, что она не обвалилась и рядом протекает полноводный ручей. Я не люблю непредвиденные задержки и все, что мне мешает выполнять мои обязанности. Но хотя бы я не буду страдать от жажды.

У входа в пещеру я развожу небольшой костер и недовольно смотрю на свое отражение в воде. Лицо, волосы и одежда – все покрыто светло-бежевой пылью.

– Тебя сейчас нетрудно спутать с одним из нас, Бану аль-Маут, – слышу я низкий мужской голос. – Хотя среди нас не найдется глупцов, рискующих путешествовать с такими ветрами.

В круге света появляется полупрозрачная фигура. Но это точно не человек.

– Роуэн Голдгэйл, – представляется незваный гость. – Мы уже встречались.

Да, это имя мне знакомо.

– Верно, – отвечаю я. – Во время Испытаний ты пытался убить меня и мою подругу. А сейчас ты и твои собратья, песчаные ифриты, жгут кибитки Кочевников и грабят деревни.

– Нас заставили. – Роуэн походит ближе, и я гляжу ему за спину: не явился ли он той же компанией и сюда.

Но ифрит отрицательно качает песчаной головой.

– Я пришел один, Бану аль-Маут, и покорно прошу тебя выслушать мою просьбу.

Я предлагаю ему сесть, и он устраивается на полу пещеры, скрестив ноги. Его очертания становятся плотнее, и я могу различить тонкие губы и крючковатый нос.

– Князь Тьмы объявил войну миру людей. – Роуэн делает движение рукой, и песок сыплется с моего лица, волос и одежды и собирается в аккуратную кучку на каменном полу. Теперь я похож на человека немного больше. – Он поработил мой народ и заставил нас дать клятву молчания, но его планы…

Король песчаных ифритов содрогается, и я невольно наклоняюсь к нему. Ифриты всегда представлялись мне коварными, вероломными существами. Но мне кажется, что сейчас Роуэн говорит совершенно серьезно.

«Мир людей». Я думаю о Лайе, о Кровавом Сорокопуте, и любопытство оказывается сильнее меня.

– У него еще есть какие-то планы? Сейчас он просто убивает всех подряд.

– Я связан клятвой и не могу ничего поведать тебе, но…

– Как удобно, – усмехаюсь я. – Тогда зачем ты завел разговор об этом?

– Мой народ читает ветер пустыни подобно тому, как Пророки читали мысли людей. Они видят великого военачальника, который…

– Они видят что-нибудь, касающееся Земель Ожидания? – обрываю его я. На лице Роуэна написано изумление. Наверное, короли не привыкли, чтобы их перебивали. – В Лесу гибнут деревья, и мне нужно знать причину. В ваших видениях упоминается об этом?

– Нет, Бану аль-Маут. Но…

– Если тебе нечего сказать мне о планах Князя Тьмы о Землях Ожидания, – говорю я, – тогда мне не интересно, что ты видел.

Я поднимаюсь, и пораженный ифрит поднимается следом за мной.

– Прошу тебя, Бану аль-Маут. Тебя ждет иное предназначение…

– Не заставляй меня петь, Роуэн. – Я вспоминаю присказку, которой меня научили давным-давно: «Ифрит, ифрит песка, с песней жизнь твоя коротка». – У меня отвратительный голос. Как у кошки, которую душат.

– Уверяю тебя…

– «Леди Кассия Слотер – морщинистая старуха, – напеваю я, – говорят, ее дочка – умелая шлю…»

У меня в голове вертится только эта грязная матросская песенка, но, к счастью, мне не приходится допевать ее до конца – после первой строчки Роуэн с воем исчезает, оставив после себя облако пыли.

Когда в пещере снова воцаряется спокойствие, я возвращаюсь к своему ужину. Скорее всего, ифрита послал Князь Тьмы, чтобы отвлечь меня от моей задачи. Этим тварям нельзя доверять. В конце концов, именно ифриты пытались убить меня и Сорокопута во время Испытаний. Это ифриты сожгли дом Шэвы.

Но все-таки мне не по себе. А что, если Роуэн говорил правду? Может быть, мне стоило выслушать его?

Я долго не могу заснуть и сижу у огня, вырезая ножом новые узоры на браслете Лайи. Когда я ложусь, магия Маута, наконец, приходит на помощь и отгоняет беспокойные мысли. И утром я уже не думаю ни об ифрите, ни о его предостережениях.

* * *

Я добираюсь до Аиша вечером следующего дня – солнце уже давно село. Еще не так давно это была небольшая фактория, которая оживала на несколько месяцев в году. Но с тех пор, как я побывал здесь в последний раз, будучи пятикурсником Академии, местечко успело разрастись и превратиться в постоянное поселение.

Население Аиша, как и прочих городов Кочевников, долго не сидит на месте. Но после того, как Комендант атаковала Садх, сюда хлынули тысячи беженцев. На крышах побеленных домов в три или четыре этажа дежурят лучники. Многочисленные ворота распахнуты настежь, пропуская непрерывный поток людей: одни ищут укрытия в городе, другие, наоборот, покидают его.

Кибитки племени Насур я нахожу к северу от городской стены. Здесь царит хаос. Сюда тянется нескончаемая вереница раненых, в основном женщин и детей, и все они говорят о падении Садха.

– Меченосцы не берут ни рабов, ни пленных, – рассказывает седовласая женщина, обращаясь к кеханни племени. – Они просто убивают, и все.

У меня мелькает мысль о Лайе – добралась ли она сюда? Она говорила, что собирается в Аиш.

«Ты пришел сюда ради Аубарит, Ловец Душ. А не ради Лайи».

Люди племени Насур – не единственные, кто разбил здесь лагерь. Я узнаю зеленые с золотом кибитки племени Нур, зеленые с серебром повозки племени Саиф. Пока я разглядываю огромный лагерь в поисках жилища факиры, мимо торопливо шагает женщина с темными волосами. Я ее знаю.

Она ведет за руки двоих раненых детей, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы ее не окликнуть. Я должен был узнать женщину сразу, но ее имя известно мне лишь из воспоминаний о Лайе, Элен и Керис, полученных от Каина.

Мама Рила. Моя приемная мать.

Женщина передает детей целительнице и устремляется обратно. Внезапно она замирает на месте и всматривается в темноту.

– Э…Элиас?

– Теперь меня зовут Бану аль-Маут, Мама Рила, – отвечаю я, выходя на свет.

Она вздрагивает и склоняет голову.

– Разумеется, – негромко говорит Мама Рила, но в ее голосе слышится горечь. – Зачем ты пришел, Бану аль-Маут?

– Я должен поговорить с Аубарит Ара-Насур.

Какое-то время она раздумывает, но потом кивает.

– Если кто-нибудь увидит тебя здесь… – вздыхает она. – Люди решат, что ты хочешь нам помочь. Идем.

В центре лагеря людно и суетно, поэтому Мама ведет меня стороной, направляясь к внешнему кругу кибиток. Лагерь охраняют воины племени Насур. Они напряженно вглядываются в ночную тьму – не блеснет ли клинок Меченосца, или, того хуже, не замелькают ли огни, возвещающие о приближении джиннов.

– Тебе туда. – Мама кивает на кибитку, укрывшуюся в тени городской стены Аиша, сразу за постами часовых.

– Благодарю тебя. – И я проскальзываю мимо стражей к крытой повозке, ярко освещенной изнутри.

Когда я стучу, мне открывают почти сразу.

– Бану аль-Маут!

Разноцветные абажуры отбрасывают на стены пестрые тени. В руках у факиры – ткань для савана. Аубарит вышивает на ней традиционный для обряда погребения узор – геометрический орнамент ее клана. Она почтительно приседает передо мной и отступает в сторону, давая пройти. Я вижу, что девушка взволнована моим неожиданным появлением.

– Прости, я не знала…

– Сядь, факира. – Я беру щепотку соли из чаши, стоящей у двери, и кладу в рот. – Успокойся.

Она неловко устраивается на краю скамьи и нервно теребит ткань савана.

– Ты не желаешь… – Она жестом указывает на чайник с горячим чаем на столике у скамьи, достает из шкафчика вторую чашку, но я качаю головой.

– Аубарит, мне нужно знать, не слышала ли ты…

– Прежде чем ты начнешь, Бану аль-Маут, – перебивает меня девушка, – ты должен нас простить. За последнюю неделю так много погибших, но факиров не хватает. На твои Земли хлынуло столько душ, но война…

– Сколько человек умерло со вчерашнего дня?

– Мы похоронили две дюжины, – шепчет Аубарит. – Я смогла провести ритуалы лишь для половины из них. Остальные… их души уже ушли. Я… я не хотела отправлять тебе столько призраков…

От этих слов кровь стынет у меня в жилах.

– На Землях Ожидания совсем немного призраков, факира. Скорее, слишком мало. За последнюю неделю я перевел на ту сторону не больше дюжины. Я думал, это ты и другие факиры помогли тем, кто погиб во время вторжения Керис Витурии. Но если ты выполнила обряды не для всех, а остальные факиры провожают своих убитых и тоже не справляются, то Земли Ожидания должны быть заполнены сотнями душ.

Факира едва не роняет саван, и я чувствую ее страх.

– Стена…

– Со стеной все в порядке. Призраки не могут выйти в мир людей. Если то, что ты говоришь, правда, они вообще не приходят ко мне. Те, кто все-таки добирается до Земель Ожидания, не хотят идти дальше. И не потому, что перенесенные при жизни страдания не дают им покоя и после смерти, а потому, что они боятся того, что ждет их на другой стороне.

Глаза Аубарит наполнены ужасом, но времени успокаивать ее нет.

– Призраки говорят о страшной буре, – продолжаю я. – О голодном смерче, стремящемся их поглотить. Говорится ли что-то об этом в Таинствах? О буре? О ненасытной воронке?

Смуглая кожа Аубарит становится пепельной, и на ней четко выделяются веснушки.

– Я не слышала, чтобы в Таинствах упоминалось о буре или смерче. Однако там говорится о Сумандар а Дхука – о Море Страдания…

– Что это?

– Я… я…

В Блэклифе центурионы не скупились на пощечины курсантам, которые не могли преодолеть свой страх и выполнить приказ. Сейчас я прекрасно понимаю почему.

– Говори, факира!

– «И хотя Море Страдания бушует, вечно беспокойное, Маут сдерживает его. Воистину он наш оплот против его голода».

И снова голос Лайи шепчет в моем сознании: «Я кое-что видела, Ловец Душ. Океан, полный… о небо, я не знаю, как это объяснить».

– Что еще тебе известно об этом море?

– Это хранилище для человеческих страданий, – запинаясь, бормочет Аубарит. – Вся печаль и боль, которую ты забираешь у духов и отдаешь Мауту, – все это собирается в Море. Ты охраняешь мир живущих от вторжения призраков, а Маут точно так же стоит на страже нашего мира, чтобы Море Страдания не хлынуло сюда.

Аубарит ставит на стол свою чашку.

– Но Таинства хранят в себе так много, Бану аль-Маут, – продолжает она, и с каждым словом ее голос звучит все громче. – Мы не в состоянии овладеть ими полностью, у нас нет никакой магии. Мы знаем лишь малую толику, благодаря устным рассказам, передающимся из поколения в поколение. Нам даже неизвестно, кто их создатель. Возможно, ответ на твой вопрос содержится в той части Таинств, что называется «Знаки», но я только слышала о них. Мой дедушка умер, так и не успев научить меня.

Ее дед и дюжина других факиров. Это дело рук Князя Тьмы.

– Аубарит, кто из факиров полностью изучил эти «Знаки»?

– Факир Ан-Зиа, – отвечает она. – Но я не знаю, удалось ли ему бежать из Садха.

– Должен быть какой-то способ…

Стук в дверь не дает мне договорить. Я узнаю голос Мамы Рилы.

– Факира, Бану аль-Маут, сюда, скорее.

Я рывком открываю дверь.

– Приходи потом! – рявкаю я, но она не дает мне захлопнуть дверь.

– Пламя на горизонте, – говорит она. – Мы должны бежать или укрыться за стенами Аиша.

Аубарит прижимает к груди скомканный саван.

– Пламя…

– Джинны, факира. – Мама хватает девушку за руку и вытаскивает ее из кибитки. – Это идут джинны.