Текст книги "Дом Евы"

Глава 12
Туши свет
Элинор

Элинор научилась придумывать оправдания, чтобы в выходной переночевать у Уильяма, так же хорошо, как подбирать нужный размер одежды клиенткам в магазине. А когда не получалось встретиться, она занимала одну из трех телефонных кабинок на первом этаже общежития, среднюю, и прогоняла других девушек, стоило им даже попытаться к ней подойти. На звонки выделялось не больше сорока пяти минут, и Уильям звонил каждый будний день ровно в девять. Элинор нравилась его точность и обязательность. Надежный мужчина, прямо как ее отец.

Каждый вечер он начинал разговор с вопроса о том, как у Элинор прошел день. И ему, похоже, не надоедало слушать во всех подробностях про ее работу в архиве с миссис Портер или про то, как выглядела комната после отбытия Надин на очередную вечеринку – будто там тайфун прошел.

– Ее матери служанку бы приходящую нанять. Я люблю Надин, но она прямо человек-катастрофа, – шутливо замечает Элинор.

Но сколько бы они ни разговаривали, о деньгах она старалась не упоминать. Она не рассказала Уильяму, как ее вызывали к казначею, потому что плата за обучение запоздала, не пожаловалась, что ее сняли со смен в магазине, потому что наняли новых девушек и их требовалось обучать в ее смену.

Меньше всего она хотела, чтобы Уильям решил, будто она им интересуется из-за денег. Родители учили ее быть независимой и самостоятельно выбираться из любой самой сложной ситуации.

Иногда Уильям рассказывал про свои занятия медициной. Он специализировался в общей практике, и ему нужно было в какой‐то мере освоить все направления. Сейчас он изучал инфекционные заболевания – как распознать их у пациента, какие бывают симптомы и как их лечить.

Еще он рассказывал про своего младшего брата Теодора, который жил в Нью-Йорке и учился на юридическом факультете Колумбийского университета.

– Тедди всегда говорил, что побаивается крови, – шутливо сказал Уильям. – Да и я, честно говоря, тоже.

– Тогда почему ты хочешь быть врачом? – изумленно спросила Элинор.

Уильям ответил без малейшей запинки:

– Традиция семьи Прайдов. Мой отец врач, его отец был хирургом, и мой сын тоже будет врачом.

У Элинор мурашки побежали по коже. Семья Уильяма сильно отличалась от всех известных ей семей, и несмотря на то, что они провели вместе уже несколько месяцев, Элинор до сих пор это периодически потрясало.

За пять минут до того, как пора было вешать трубку, Уильям говорил:

– Ладно, малышка, а теперь моя сказка на ночь.

Эта традиция у них началась, когда он подарил ей на Рождество сборник стихов Филлис Уитли. Каждую ночь перед тем, как попрощаться, она читала ему одно или два стихотворения.

– Тебе бы актрисой быть, как Фреди Вашингтон, – говорил он иногда, когда она заканчивала.

– Что за глупости, – отвечала Элинор, краснея.

– Нет, правда. Я твой голос всю ночь могу слушать.

– Да ты просто влюблен, Уильям Прайд. – Она так крепко прижимала трубку к уху, что слышала шум на улице за окнами его квартиры.

– И это тоже. – Его голос вибрировал у нее в ухе, струйкой стекал вниз, останавливаясь где‐то в груди, и она не хотела с ним расставаться.

На весенние каникулы Элинор сказала старшей по общежитию, что едет домой в Огайо, но на самом деле Уильям отвез ее в Хайленд-Бич. На этом участке побережья Чезапик-Бей к югу от Аннаполиса сын Фредерика Дугласа [5]5
  Один из руководителей негритянского освободительного движения в XIX веке, борец за права чернокожих, родившийся и выросший в рабстве на американском Юге.


[Закрыть] создал прибрежный курорт для негритянской элиты Балтимора и Вашингтона. Элинор очень заинтересовалась историей этого места. Они с Уильямом долго бродили босиком по берегу и собирали ракушки, которые Элинор забрала с собой на память. Проведя столько времени наедине, без комендантских часов, старших по общежитию и расписаний занятий и работы, они стали проще и спокойнее общаться друг с другом. Они часами разговаривали, а когда вернулись в Вашингтон, Элинор уже и не помнила, как раньше жила без близости с Уильямом.

Из-за учебы, свиданий и двух работ Элинор совершенно перестала следить за месячными. С тех пор, как они с Надин жили вместе, месячные у них тоже наступали одновременно, но вдруг Элинор осознала, что с того момента, как она увидела, что Надин убирает пояс «Котекс» в нижний ящик, а на лице у подруги написано «слава богу, пока с этим покончено», прошло уже довольно много времени.

Элинор посмотрела на календарь, висевший на стене с ее стороны комнаты. На календаре четыре синих дятла сидели на бревне, а внизу красовалась эмблема «Ридж тул компани». Когда же у нее последний раз были месячные? Теперь, когда они с Уильямом стали близки, стоило бы отслеживать, как часто они занимались любовью, но все последние три месяца они были осторожны. В основном осторожны. В последнюю ночь в Хайленд-Бич случился сбой, потому что презервативы закончились, но Уильям вовремя прервался, а она сразу пошла в ванную и хорошенько подмылась.

Пока Элинор пыталась высчитать, когда у нее последний раз были месячные, вошла Надин и закрыла дверь ногой.

– Огайо, ты себе не представляешь, под какой обстрел едой я сейчас попала в столовой. Все началось как мирный протест против слишком дорогих обедов, но потом превратилось в полный бедлам и беспорядок. – Пряди мягких волос Надин падали ей на лицо. – Мне ничего в волосы не попало? – Надин подошла поближе и потрясла волосами перед носом у Элинор.

– Нет, – ответила та без выражения.

– Да ты даже не посмотрела. – Надин повернула голову. – Что случилось?

Элинор едва могла говорить. Если рассказать Надин, все это сразу станет реальным. Она сглотнула комок в горле.

– Когда у тебя последний раз были эти дела?

Надин удивленно распахнула глаза. Она стояла так близко, что Элинор видела осыпавшиеся крошки туши у нее под ресницами.

– Где‐то неделю назад закончились. А что, у тебя задержка?

Элинор кивнула, чувствуя давящую тяжесть тревоги.

– У нас же обычно максимум день разницы.

Надин села рядом с Элинор и открыла золотой портсигар. Затянувшись как следует, она произнесла:

– Не стоит паниковать. Может, это ложная тревога. Ты же в последнее время испытывала сильный стресс, так?

– Ну да. – У Элинор уже лихорадочно крутились в голове все самые ужасные варианты. Месячных нет, выгонят из общежития, исключат из университета, обратно на автобусе в Огайо без диплома, родители будут так разочарованы, что им и смотреть‐то на нее неприятно будет, незаконнорожденный ребенок, порченый товар. И Уильям. Что она скажет Уильяму?

– Так. Что бы ты ни решила, не ходи в университетский медпункт. Слухи пойдут по всему кампусу. Я знаю белого врача на другом конце города, который принимает негритянок.

Надин положила сигарету в пепельницу и начала рыться в сумочке в поисках ручки.

– Вот, так его зовут, если я правильно помню. Поищи номер в телефонной книге. – Она протянула Элинор листок бумаги. – Позвони туда сейчас, пока не стало слишком поздно.

Элинор повезло, ее обещали принять прямо завтра. Пришлось пропустить два занятия и поехать на автобусе на северо-восток города. Казалось, колеса автобуса попадают в каждую выбоину, и ее трясло так, что постепенно начало тошнить. Просто укачивает, решила Элинор. Но одновременно чувство было такое, будто что‐то завладело ее телом.

Прием у врача прошел очень спокойно. Элинор велели сдать мочу и написать на пластиковом стаканчике свое имя и дату рождения. Бледнокожая медсестра в мешковатой белой форме велела Элинор позвонить в приемную шестнадцатого мая.

– Это две недели. Почему так долго? – встревоженно спросила Элинор. Она почему‐то думала, что узнает результаты сразу. Если ждать две недели, она же с ума сойдет от беспокойства.

Медсестра поправила свою белую шапочку.

– Вы слышали про тест Хогбена?

– Нет, мэм.

– Такое стоило бы объяснять в школе. – Она что‐то написала на планшете. – Вашу мочу мы отправим в лабораторию с лягушками в Вирджинии. Там они впрыснут ее лягушке, и если на следующее утро лягушка начнет метать икру, значит, вы беременны.

На надежный тест это было как‐то непохоже.

– Я вас уверяю, за все годы моей работы медсестрой ошибки не было. А я ужасно древняя, – подмигнула она и протянула Элинор желтый листок бумаги.

Следующие две недели Элинор старалась не слишком дергаться насчет результатов, а вместо этого серьезно занялась подготовкой к итоговым экзаменам за курс. Но Уильяму она, по совету Надин, ни слова не сказала.

– Мужчинам не стоит знать больше того, что им нужно знать, – сказала она, а потом в своей типичной манере заявила, что Элинор надо сходить в кабаре, это ее отвлечет от проблем.

Уильям собирался всю ночь готовиться к следующему экзамену по медицине, так что у Элинор не нашлось отговорок. А еще у нее не было сил спорить, когда Надин полезла выбирать для нее летнее платье.

Ровно через две недели после визита к врачу Элинор встала рано утром и проскользнула в деревянную телефонную кабинку в конце коридора, задвинув за собой стеклянную дверь. Руки у нее так тряслись, что она несколько раз сбилась, набирая номер, – не попадала пальцами в отверстия с цифрами. Наконец она дозвонилась, подождала – ждать пришлось, по ощущениям, минут десять, – к телефону подошла медсестра и сообщила ей результат.

– Положительный.

– Что это значит? – спросила Элинор, отчаянно надеясь, что не так поняла.

– Что вы беременны, дорогая.

Элинор стало трудно дышать. Стенки кабинки будто надвигались на нее, не давая крови приливать к мозгу. Слова медсестры превратились в белый шум. Она слышала только «положительный». Результат положительный. То есть она беременна. Как такое могло случиться? Ей же всего девятнадцать, два года до окончания колледжа.

– Спасибо. – Больше нечего было сказать, так что она повесила трубку.

Было рано, и те девушки, которым не нужно было бежать на лекцию в восемь утра, до сих пор спали. Элинор сползла по стенке телефонной кабинки, прижала колени к груди и плакала, пока глаза у нее не опухли, а ноги не затекли. Хорошо было бы принять душ, это помогло бы ей прийти в себя и все обдумать, но Элинор была не в состоянии сдвинуться с места.

Ей нужна была мама. Единственный человек в ее жизни, который всегда знал, что делать. Но новости ее раздавят – она ведь столько работала, чтобы Элинор могла учиться в Говарде. Разъезжала по окрестностям, пекла ночами, спорила с отцом Элинор, когда тот настаивал, что на сэкономленные деньги надо купить новую машину вместо старой, потрепанной. Той самой, которой они оба пользовались, чтобы зарабатывать на жизнь. Но выбора не оставалось: Элинор поднесла трубку к уху и набрала номер, как ни боялась этого, заказав вызов за счет вызываемого абонента.

Мать приняла вызов.

– Что случилось, солнышко?

– Откуда ты знаешь, что что‐то случилось?

– Потому что сейчас утро. Высокие тарифы. Давай, рассказывай, не нагоняй мне сумму счета. – Мама усмехнулась, но даже сквозь потрескивание статики, привычное для их разговоров, Элинор слышала, что она нервничает.

Элинор обычно звонила домой один раз в неделю после десяти вечера, когда тарифы снижались. Она представила, как мама стоит в кухне и вытирает плиту. Она так часто делала, когда нервничала, поэтому поверхность плиты всегда блестела.

– Мама.

– Да?

Элинор ощутила, как внутри у нее слипаются в единый комок волны страха, вины и стыда, как все это встает у нее в горле, мешая говорить.

– Рассказывай давай, солнышко.

– Я… беременна. – Она сказала это тихим, слабым голосом, как ребенок, которому больно разочаровывать маму.

На том конце трубки воцарилась такая мертвая тишина, что Элинор засомневалась – вдруг она слишком тихо говорила и ее слова не долетели на такое расстояние? Но потом, после парочки потрескиваний, мама наконец спросила:

– От того доктора?

Во время еженедельных разговоров Элинор рассказывала маме все-все про Уильяма. От первого свидания в театре «Линкольн» до того, как он забирал ее с работы в магазине, описала во всех подробностях его дом, похожий на замок, и встречу с его добрым отцом и высокомерной матерью. Элинор нарисовала сказочную картинку, а теперь вся эта сказка исчезла.

– Он еще не доктор. Но да, ребенок Уильяма.

– А у него не будет повода в этом усомниться?

– Мама! Это что вообще значит?

– Давай-ка не заводись. Я знаю, как с такими вещами бывает, – громко вздохнула мать. – Ну что ж, ничего не остается, кроме как выйти замуж.

Элинор накручивала вокруг пальца белый телефонный шнур.

– Я не такого брачного предложения хотела.

– А тебе остается только такое. Что ж еще делать? Ты не можешь вернуться сюда с поджатым хвостом. Бог дал тебе второй шанс, девочка, и, судя по всему, неплохой. Лучше пусть этот мальчик сделает из тебя честную женщину и женится.

Элинор рано было замуж. Она планировала окончить сначала колледж, сделать карьеру архивиста, а потом уже свадьба. А тут получалось, будто хвост виляет собакой.

– Я тебе говорила, его мать меня терпеть не может, – мрачно сказала она. – Она ему другую невесту выбрала. Она ни за что не одобрит.

Элинор постаралась больше не появляться в доме Прайдов, на всех многочисленных приемах – она не в состоянии была находиться рядом с Роуз Прайд после того, как услышала, что та о ней на самом деле думает. И каждый раз, когда Уильям приглашал ее домой, у нее находилось оправдание: надо было работать, или заниматься, или она просто плохо себя чувствовала. Но теперь Элинор влипла всерьез. Мимо кабинки прошли две девушки, и Элинор быстро отвернулась, чтобы они не видели ее лицо. Как только они ушли, из глаз у нее полились слезы.

– Ох, мама, прости. – У Элинор сорвался голос.

– Слишком поздно для крокодиловых слез, девочка. Раньше надо было думать, до того, как ты позволила подоить себя за бесплатно.

– Мама, зачем ты так говоришь?

– Ты большая уже. Нет смысла приукрашивать действительность. Осталось только надеяться, что он настоящий мужчина и купит всю корову.

Элинор уже доплакалась до икоты.

– Хотела бы я оказаться с тобой рядом и подкормить тебя хорошим пирогом, – голос матери стал мягче, как теплое масло. – Но я далеко, солнышко, придется тебе верить в то, что Бог тебе поможет. Ты молилась?

На линии опять послышался треск.

– Нет, – честно ответила Элинор.

– Ну, в том‐то и проблема. Нельзя забывать про Господа и не впускать его в себя. Он больше, чем все это. Он твой Создатель и твой Искупитель! Склони голову, девочка, и дай я за тебя помолюсь.

Элинор не пошла на занятия и снова залезла в постель. Тайна словно прожигала дыру у нее в животе. Засыпая, она подумала – а вдруг она своими мыслями выжжет этот секрет.

На следующий день, когда Элинор пришла на работу, Уильям уже сидел за своим обычным столом. Он теперь садился с другой стороны, чтобы во время ее смены смотреть в ее сторону. Элинор подкатила к столу свою тележку с книгами.

– Я вчера по тебе соскучился, – сказал он, сжимая ее руку. – Когда ты заканчиваешь?

– Я сегодня работаю восемь часов, но, может, погуляем в обед? – Она заставила себя улыбнуться, хотя чувствовала, что у нее не хватает сил, чтобы улыбка дошла до глаз. Вдруг он ее не захочет, раз она теперь беременна?

Уильям тронул ее за руку.

– С тобой все в порядке?

– Да, просто устала немножко.

– Тогда прогулка пойдет тебе на пользу. Приходи за мной, когда осободишься.

Всю смену Элинор прокручивала в голове, как сообщить Уильяму новости. Она так погрузилась в свои мысли, что выдала студенту не ту книгу, а когда отошла на секунду от телефона во время разговора с клиентом, забыла к нему вернуться. Когда миссис Портер отругала ее за то, что она неверно внесла в каталог две важные находки, Элинор поняла, что пора на перерыв. Ее так снедала тревога, что сейчас она перевернет всю свою жизнь и весь мир Уильяма, что ей казалось, будто ее сейчас вырвет. Элинор достала из-под стола сумочку и жестом позвала Уильяма. Сейчас или никогда.

Снаружи пахло свежескошенной травой и растущими вдоль тропинки азалиями, которые только начинали цвести. Они прошлись рука об руку до самой дальней точки кампуса и сели на деревянную скамью перед ивой.

– О чем ты так задумалась? – Уильям пододвинулся к ней и обнял за плечи.

– А почему ты спрашиваешь?

– Ты обычно не такая тихая. Поговори со мной.

Элинор теребила край юбки в складку, подыскивая подходящие слова.

– Ты больна? – Он коснулся ее шеи, будто проверяя температуру.

– Я в положении, – выпалила она.

– В каком положении?

Элинор опустила взгляд на собственные пальцы.

– Беременна.

Уильям замер на несколько секунд, явно потрясенный, потом повернулся к ней.

– Ты серьезно?

Элинор кивнула, сгоняя слезы, нависшие на ресницах.

Он резко поднялся на ноги.

– Ого. Этого я не ожидал. Черт возьми, – произнес он сквозь сжатые зубы, и его слова гулко отдались у нее в груди.

– Мне казалось, мы все время были очень осторожны. Я знаю, это все портит. Извини, Уильям.

– Ты не виновата, – пробормотал он, но потом зашагал перед ней взад-вперед, и Элинор видела, как на него давит ее признание.

– Чертов Хайленд-Бич. Когда у нас закончились презервативы, мне надо было думать, что делаю. Я же на врача учусь все‐таки.

Уильям шагал, держась за голову, а Элинор смотрела на это, и на душе у нее было просто ужасно. Надо было не раздвигать ноги. В сексе женщина командует. Это она во всем виновата.

Наконец Уильям несколько раз глубоко вздохнул и сел рядом с ней. Перед ними на траве гонялись друг за другом белки. Элинор смотрела, как одна из них, держа что‐то в зубах, поскакала вверх по дереву. Ей невыносимо было думать, что Уильям теперь будет относиться к ней по-другому. Или, того хуже, бросит ее. Что, если он заявит, будто это не его ребенок? Обвинит ее в том, что она с кем‐то еще спала?

– Ну, в общем, нам тогда надо пожениться, – сказал Уильям, прервав ее размышления.

Она ошеломленно повернулась к нему.

– Потому что я беременна?

– Поэтому, и еще потому, что я тебя люблю. И я практически уверен, что и ты меня любишь.

Элинор не знала, что ответить.

– Эй. – Он наклонил ее подбородок так, чтобы встретиться с ней взглядом. – Моя обязанность – защищать тебя. Лучший способ это сделать – это жениться на тебе.

Уильям сказал именно то, что она хотела услышать, то, благодаря чему все получится и она останется респектабельной женщиной. Предложил для них ту жизнь, которую она часто воображала. Но потом Элинор подумала о дальнейшем развитии сюжета и выпалила:

– Но твоя мать никогда меня не примет!

– Успокойся. Это касается только нас с тобой, малышка. – Он поцеловал ее в щеку, а потом уперся лбом в ее лоб. Когда они соприкоснулись носами, Элинор почувствовала такое облегчение, что расплакалась.

– Я думала, ты рассердишься или…

– Тсс, все будет в порядке, – прошептал он ей в волосы. Когда она успокоилась, Уильям опустился на одно колено.

Элинор прикрыла рот рукой. Она все еще не могла поверить, что это происходит с ней. Элинор огляделась проверить, не смотрит ли на них кто, но рядом не было никого, кроме пары голубей, искавших в траве зернышки.

– Я не получил от тебя ответа. Элинор Куорлс, окажешь ли ты мне честь стать моей женой?

Он говорил так прочувствованно и сердечно, что Элинор словно теплым одеялом укутало. Уильям предлагал ей мечту каждой девушки. У ребенка будет двое образованных родителей. И она точно любила его отца.

– Да, Уильям, конечно, я за тебя выйду.

Он запрокинул голову и поцеловал ее.

– Завтра сходим выберем кольцо. О, и мне надо будет позвонить твоему отцу и спросить разрешения.

Уильям вытер пыль с брюк, а потом поднял ее со скамьи.

– Да, ему это понравится. – Элинор обвила его рукой за талию. – Ты уверен? Брак – это навсегда.

– Я уверен, что мы будем семьей. И уверен, что я самый счастливый человек в мире. – Он поднес ее руку к своему сердцу, а потом поцеловал кончики ее пальцев.

В воскресенье Уильям настоял на том, чтобы они пошли на бранч к его родителям. Элинор идти не хотелось. Но теперь, раз они поженятся, отказываться никак нельзя. Элинор расправила плечи, взяла Уильяма за руку и вошла в его роскошный дом с притворной уверенностью, которой не испытывала. Если она станет его женой, придется учиться вращаться в этом обществе. Четыре женщины, которых она изначально сочла белыми, сидели в бархатных пушистых креслах, и Элинор заставила себя спросить, нравится ли им погода и какие у них планы на лето. Уильям принес ей стакан томатного сока, и она видела, что он доволен, хотя его скоро отвлек разговором один из докторов-друзей его отца.

В конце концов ее собеседницы решили пойти посмотреть новые клумбы в патио, и Элинор осталась одна. Чтобы занять себя, она села в темном углу гостиной и стала листать семейные фотоальбомы Уильяма, которые нашла на полке. Там были фотографии младенца Уильяма в белом, малыша на трехколесном велосипеде, с отцом и братом на рыбалке – он высоко поднимал пойманную рыбу, – под рождественской елью в бархатном жилетике и коротких штанах. На каждой фотографии рядом с ним были брат, мать и отец, и он выглядел счастливым и здоровым. Роуз Прайд была молодая и всегда шикарная, а Уильяма-старшего всегда распирало от гордости. Вот этого Элинор хотела для своего ребенка – чтобы он жил в любящей, здоровой и счастливой семье.

Когда подали бранч, Элинор села рядом с Уильямом, с радостью отметив, что Греты и ее родителей нет. Так еда легче шла ей в горло. Краем уха Элинор слушала болтовню за столом на двенадцать человек; на заднем плане «Виктрола» играла негромкую инструментальную музыку. После кокосового торта, кофе и ликеров гости начали расходиться и группками гулять по дому. Погода была достаточно хорошая, чтобы выйти в сад. Элинор нашла скамью возле кустов и устроилась там.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем последние гости ушли, и когда Уильям вышел за ней, Элинор поняла, что теперь пора.

– Ты готов? – прошептала она ему, и ей показалось, что в глазах у него что‐то промелькнуло. Но Уильям тут же улыбнулся, прогоняя с лица все прочие эмоции.

Они вчетвером вышли на задний двор. Одна из служанок в сером вынесла поднос с чаем, песочным печеньем и сливками.

– Давайте сядем, – Уильям показал жестом на садовый стол из кованого железа и четыре таких же стула с пухлыми подушками на сиденьях.

Пока Элинор наливала себе чай, руки у нее дрожали.

– В чем вы специализируетесь в колледже, Элинор? – Роуз Прайд держала чашку так, что мизинчик у нее оттопыривался.

– В истории.

– Хотите стать учительницей?

– Вообще‐то архивистом в библиотеке.

– А, – сказала Роуз, и на этом разговор был закончен. Она повернулась к сыну. – Пока я не забыла – в следующую пятницу у нас благотворительная акция для Городской лиги. Мне надо, чтобы ты пришел.

– Хорошо, – сказал он, потом откашлялся. Уильям глянул на Элинор и кивнул. – Мама, папа, я хочу вам сказать, что у нас хорошие новости.

Роуз Прайд явно была неприятно поражена.

Без дальнейших предисловий Уильям объявил:

– Мы женимся.

Роуз Прайд изумленно раскрыла алые губы и уперлась взглядом в Элинор.

– Ты, наверное, беременна, – яростно выпалила она.

– Роуз хотела сказать: «Поздравляем», – тут же вставил Уильям-старший.

– Так что, беременна? – спросила Роуз.

Элинор не могла выдавить ни слова. Не такого она ожидала.

Уильям взял ее за лежавшую на столе руку.

– Да, она ждет моего ребенка, но даже если б не ждала, мы бы все равно поженились.

– Что за бред! – Роуз всплеснула руками.

– Дорогая! – воскликнул Уильям-старший. – Элинор и Уильям, извините, мы на минутку. – Он схватил Роуз за руку и втащил ее за раздвижные стеклянные двери.

Уильям взял Элинор под руку.

– Она передумает.

– Не передумает. Твоя мать ведет себя так, будто я тебя околдовала и сломала тебе жизнь.

– Ну, в одном она права – ты меня и правда околдовала, – сказал он, наклонился и поцеловал ее в щеку. Именно в этот момент вернулись его родители.

– Вот так ты и влип в неприятности. – Роуз многозначительно посмотрела на Элинор. – Когда родится ребенок?

Элинор полезла в сумку и достала справку от врача.

– Тогда надо действовать быстро. Люди нашего круга любят поболтать, но я обо всем позабочусь. – Роуз Прайд выглядела еще более кисло, чем в день их первой встречи. Элинор не знала, расценивать ее слова как предложение мира или как начало войны.