Текст книги "Богов любимцы"

Танаис не шевельнулась, но сквозь одежду Алетейя услышала, что сердце в ее груди запрыгало как безумное.

– Не прикасайся ко мне, – почти враждебно отрезала Танаис и отодвинулась от подруги.

– Я чем-то обидела тебя? – дрогнувшим голосом спросила Алетейя.

Танаис отчужденно молчала и смотрела на близкие звезды. Алетейя видела, как влажно поблескивают в темноте ее глаза.

– Не в этом дело… – после продолжительного молчания ответила Танаис. – Просто со мной снова приступ этой странной болезни, и я не хочу, чтобы ты заразилась тоже…

– Каковы признаки твоей болезни?

– Не все ли тебе равно?

– По признакам я определю болезнь, а зная название яда, легче найти противоядие.

– Ты думаешь, меня отравили?

– Нет. Но я немного понимаю толк в целительстве и знаю, что от цикуты спасает только цикута… А от любви спасает только любовь…

– Ты считаешь, что я влюблена? Быть может, ты даже знаешь, в кого? – натянуто усмехнулась Танаис.

– Не знаю, но догадываюсь…

Танаис покраснела так, что это стало заметно даже в темноте.

– Глупости… Только любви мне еще не хватало…

– Сознайся, что я угадала!

– Ни за что!

– Просто тебе не хватает смелости признать мою правоту…

– Еще никто не упрекал меня в трусости!

– Ты храбрая, я не спорю. Но даже самый храбрый человек боится самого себя…

Некоторое время Танаис лежала молча, потом тяжело вздохнула и сказала:

– Это не страх… Это стыд… Разве можно назвать любовью эти сумасбродные желания и нечестивые помыслы?..

– Все в этом мире имеет двойственную суть. Цикута убивает и лечит. Пламя согревает и жжет… Такова и любовь человеческая… В ней есть и то, что составляет муку и стыд для гордых людей, и то, что равняет их с Богом… И только от человека зависит, чем станет она для него – проклятием или благодатью…

– Ты не рассуждала бы так, если бы знала мои мысли… – нехорошим голосом сказала Танаис.

– Ну так выскажи их вслух, и я буду знать…

– О таких вещах вслух не говорят…

– Ну хорошо, можешь не говорить. Все равно я знаю, о чем ты думаешь…

– Ты умеешь читать мысли?

– Нет… Просто я думаю о том же…

Так ни разу и не сомкнувшие глаз в течение ночи, утром они лежали в объятиях друг у друга совершенно опустошенные.

Алетейя легкими, почти неосязаемыми движениями пальцев водила по лицу Танаис, и по ее губам блуждала полная блаженства улыбка.

– Значит, то, чем мы занимались ночью, и называется любовью? Тогда я жалею о каждом часе, прожитом без любви… – шептала она на ухо Танаис, которая сладко жмурилась оттого, что пряди волос щекотали ей губы. – Мы теперь совсем взрослые, да?

– Взрослее не бывает… – усмехнулась Танаис.

– Не смейся надо мной… Я чувствую себя ужасно взрослой… А ты?..

– А я чувствую себя ужасно старой…

– Почему?! – изумилась Алетейя.

– Потому что это не случилось со мною раньше…

– Ну, в таком случае, признавайся, где ты пропадала целых восемнадцать лет?! – словно уличая Танаис в вероломной измене, с притворным негодованием воскликнула Алетейя.

– Теперь мне кажется, что все это время я искала тебя…

– Какие упоительные враки…

Солнце давно уже перевалило за полдень, когда Танаис оседлала коней, и девушки продолжили свой путь.

Несколько часов спустя вдалеке показались высокие крепостные стены, и Танаис ободряюще улыбнулась спутнице.

– Еще немного, – и мы найдем ужин, кров и вино.

Погруженные в сладкие грезы, они совсем перестали что-либо видеть, слышать и понимать, и заметили опасность, когда было уже слишком поздно.

Из густых кустов выскочили на дорогу трое головорезов, и не успела Танаис даже глазом моргнуть, как ее меч вместе с перевязью оказался в руках одного из разбойников.

– Какие красотки! – с глумливым восхищением воскликнул он. – Ну и потешимся мы сегодня!

Эти слова стали последними в его жизни. Прянув с седла, Танаис в прыжке пнула его сапогом в заросший подбородок, и со сломанной шеей бандит отправился в придорожную канаву. Перехватив руку второго разбойника, который замахнулся на нее мечом, Танаис врезала локтем ему под ребра и, вывернув кисть, заставила его описать пятками полукруг в воздухе, после чего бандит грянулся оземь лицом и окончательно затих.

Танаис обернулась, отыскивая взглядом последнего разбойника, и пристыла к месту. Одной рукой обхватив Алетейю за талию, а другой приставив к ее горлу нож, разбойник пятился к кустам, не сводя с Танаис насмерть перепуганного взгляда.

– Только сунься, и я перережу ей глотку! Клянусь!

Как подкошенная, Танаис упала в дорожную пыль и стала кататься по земле, словно смертельно раненый зверь, но в следующую минуту почувствовала легкое прикосновение руки к своему плечу.

Вскочив на ноги, она увидела перед собой Алетейю. Ее похититель, безжизненно раскинув руки в стороны, валялся в траве, и в его боку торчала изукрашенная самоцветами рукоять кинжала.

Танаис обняла возлюбленную за плечи и нежно ее поцеловала.

– Сегодня ты во второй раз подарила мне жизнь.

– Ночью или днем? – лукаво усмехнулась Алетейя.

– Днем. Ночью ты подарила мне бессмертие… – серьезно ответила Танаис.

Когда они подъехали к городским воротам, уже совсем стемнело.

Отыскивая постоялый двор, девушки медленно двинулись по пустынной улице наугад, и вскоре зоркий глаз Танаис различил на одном из домов какую-то вывеску.

Толкнув дверь, они оказались в довольно грязном вертепе, но наступала ночь, и надеяться на то, что им удастся найти более приличный приют, не приходилось, поэтому Танаис с решительным видом подошла к стойке и спросила у хозяина, нельзя ли снять комнату до утра, а также поужинать и умыться.

Трактирщик, судя по внешности, грек, взглянул на них какими-то затравленными глазами и угрюмо пробурчал:

– Если дорожите жизнью, я посоветовал бы вам поискать другое пристанище.

– Спасибо за совет, но мы им не воспользуемся. Двух жареных кур, две бутылки вина, свежий хлеб и фрукты.

– Ступайте за мной.

Вслед за трактирщиком девушки поднялись по шаткой и скрипучей лестнице наверх. Хозяин открыл дверь комнаты и зажег свечу на столе, которая осветила убогую обстановку, состоявшую из низкого ложа, двух колченогих стульев и уже упомянутого стола со свечой и кувшином.

Пока готовился ужин, девушки умылись, а короткое время спустя трактирщик принес заказ, и они подкрепили свои силы нежным мясом курицы, и свежими плодами, и молодым вином, и предались любви, и так была прекрасна их любовь, что тесная и грязная каморка превратилась в царские чертоги, а узкая, сомнительной чистоты постель – в достойное небожителей ложе, усыпанное благоухающими лепестками роз.

И речи их были все те же простые и безыскусные речи всех влюбленных со времен царя Соломона.

– Ресницы твои – стрелы лучников, без промаха поражающих цель, уста твои – изгиб напряженного лука, взгляд твой – неотразимый меч, и вся ты – смертоносное оружие…

– Руки твои – гибкие лианы, дыханье твое – амбра, мускус и алоэ, кудри твои – черный шелк, очи твои – сверкающие звезды, и вся ты – из лилий и роз…

– Грудь твоя – золотой шлем воина, шея твоя – башня крепости, волосы твои – грива молодой кобылицы, и вся ты – как войско, готовое к бою.

– Плечи твои – слоновая кость, уста твои – алый гранат, зубы твои – ожерелье из жемчуга, и вся ты – из чистого золота…

– Улыбка твоя – майское солнце, голос твой – свирель на росистом лугу, кожа твоя – бархат, и вся ты – мечта…

– Ты – как нежная роза в саду у Бога, как пугливая лань, пьющая из лесного ручья. Поцелуи твои – сладкий яд, ласки твои – вино из вин, любовь твоя – с чем сравню ее, если даже смерть ее слабей?..

– Щеки твои – два нежных персика, брови твои – два мягких соболя, поцелуи твои – жгучее пламя, ласки твои – пытка… Лишь любовь твою сравнить мне не с чем, ибо – что сравнится с ней?..

Среди ночи Танаис проснулась от ощущения надвигающейся опасности.

В коридоре тихо поскрипывали половицы под чьей-то осторожной ногой.

Шаги медленно приблизились и замерли возле двери.

Танаис осторожно высвободила руку, на которой безмятежно покоилась голова возлюбленной, бесшумно ступила босыми ногами на пол и торопливо оделась.

Однако, едва она подкралась к двери, шаги начали удаляться и вскоре затихли совсем.

Вернувшись к постели, Танаис стала не спеша раздеваться, но не успела снять куртку, как из коридора донесся приглушенный вопль, исполненный ужаса и нечеловеческой муки.

От этого крика на голове Танаис зашевелились волосы, но уже в следующий миг она мчалась по коридору, на бегу натягивая куртку.

Дверь в одну из комнат была распахнута настежь, а в противоположном конце коридора мелькнул и скрылся темный силуэт. Танаис кинулась было в погоню, но, заглянув в комнату, обеими ногами приросла к месту.

На полу в луже крови плавал труп.

Лицо его, неестественно запрокинутое, было искажено ужасной гримасой, из огромной дыры в груди фонтаном била кровь, возле правой руки валялся обнаженный меч, а рядом с ним бешено пульсировал какой-то живой комок.

Перешагнув через порог, Танаис наклонилась над трупом, желая поближе рассмотреть странный предмет, и в следующий миг с проклятием отшатнулась.

Этот вздрагивающий, трепещущий комок на полу был человеческим сердцем.

Позади послышался слабый шорох, и, схватив с пола меч, Танаис проворно обернулась, готовая к бою.

В дверном проеме стоял дрожащий и бледный содержатель трактира.

– Кто это был? – опуская меч, спросила Танаис.

– Лучше вам этого не знать… Уезжайте отсюда, и как можно скорее… – трясущимися губами прошептал трактирщик, и на его бабьем лице был написан тот же ужас, что и на лице трупа.

Танаис взяла его за плечо и слегка встряхнула, чтобы привести в чувство.

– Не бойтесь назвать его имя. Он не сможет вам отомстить, потому что я убью его раньше.

– Это – не человек… – еле слышно пробормотал трактирщик. – Это – эйдос.

– А это что еще за зверь?

– Есть старая легенда, будто в давние времена на этом самом месте стоял огромный храм языческой богини. Древние киммерийцы приносили ей человеческие жертвы и погребали их тут же, рядом с храмом. Потом из диких степей пришли скифские орды и прогнали киммерийцев с этой земли, а храм разрушили до основания. После греки основали здесь свою колонию и возродили культ древней богини. Она воскресила тех, кого приносили ей в жертву, так появились эйдосы, еще их называют «не мертвыми». С ними нельзя сражаться и их невозможно победить. Для них не существует смерти, потому что они давно уже мертвы…

– Давненько я не слыхивала подобного вздора! – рассмеялась Танаис, но смех ее прозвучал неуверенно и зловеще под сводами комнаты, где вздрагивало в луже крови вырванное из груди человеческое сердце.

– Это не вздор!.. Я и сам не очень-то во все это верил, пока не купил себе на горе этот трактир… Почему-то чаще всего люди гибнут и исчезают именно здесь… Иногда какое-то время спустя их изуродованные трупы находят в глухих местах, а иногда они возвращаются обратно живыми и невредимыми, каким-то неведомым способом сказочно разбогатев. Самые богатые жители города, а также его правитель – из числа тех, кто однажды загадочным образом исчез – и вернулся обладателем несметных сокровищ. Но хотя прихлебал вокруг них вьется больше, чем мух вокруг падали, всякий, кто хоть немного дорожит спасением души, сторонится их, как чумы… Я ведь не родился в этом городе… Когда-то я был молод, здоров, красив, богат и любим самой чудесной девушкой на свете… Но в один прекрасный день судьба отвернулась от меня, я был оклеветан, лишен всего имущества и брошен в тюрьму, а любимая, поверив клевете, вышла замуж за клеветника… Прежний владелец трактира был хорошим человеком и спас мне жизнь, когда после долгих скитаний, едва живой, без всяких средств к существованию, я оказался в этих краях… Он приютил меня, а когда я поправился, предложил мне купить у него трактир за символическую плату. Мы ударили по рукам, и вскоре после заключения сделки он отправился в Афины изучать чернокнижие, чтоб отыскать заклятие, способное изгнать эйдосов из Партениона, да с той поры и пропал… А я уже десять лет проклинаю тот день, когда боги лишили меня разума и я согласился стать владельцем этого трактира…

– Почему же вы не уедете?

– Куда? Где и кому я нужен?.. И потом, даже в этом страшном городе людям надо что-то есть и где-то ночевать…

– По правде говоря, я так и не поняла, кто же такие эти эйдосы…

– Ничего, у вас еще будет возможность познакомиться с ними поближе… Только на вашем месте я бы не слишком к этому стремился…

Утром, едва Алетейя открыла глаза, Танаис сказала:

– Следует поискать другое пристанище. Здесь скверно пахнет.

Они позавтракали остатками ужина, расплатились с хозяином за еду и ночлег и вышли на улицу.

Они бродили по городу, пока солнце не поднялось в зенит, но как нарочно им не попадалось ничего даже отдаленно похожего на постоялый двор. Алетейя проголодалась и устала, но торговцы фруктами и освежительными напитками будто провалились сквозь землю. Вдобавок ко всему, Танаис поняла, что они заблудились.

Остановив случайного прохожего, девушки стали выспрашивать у него дорогу к городским воротам, но он оказался то ли не местным, то ли пьяным, то ли немым, и, отчаявшись понять его невнятное мычание, девушки побрели в направлении, куда чаще всего тыкал крючковатый палец vade mecum’а.

По обе стороны тесной улочки лепились маленькие грязные домики, похожие на ласточкины гнезда. Девушки кожей чувствовали устремленные на них со всех сторон недружелюбные взгляды, но, оборачиваясь, видели всякий раз только пустынную улочку.

Внезапно из дверей одного дома, отвратительно кривляясь, выбежали маленькие уродцы в грязных лохмотьях. Они по-козлиному запрыгали вокруг девушек, пронзительно взвизгивая и мерзко хихикая, и гадкими лапками стали подталкивать их к открытым дверям, откуда доносилось невыносимое зловоние.

Устав уклоняться от их не столько болезненных, сколько унизительных тычков, щипков и шлепков, Танаис попыталась применить свое боевое искусство, но противные уродцы с поразительной ловкостью уворачивались от ее ударов, не прекращая мерзко хихикать и теснить подруг к входу в дом.

Из дверей соседней лачуги выехал на деревянной тележке безногий уродец.

Мощным пинком Танаис сшибла калеку с каталки и, схватив Алетейю в охапку, запрыгнула на маленькую платформу. Улица шла под уклон, и в этом было их единственное спасение.

Танаис сильно оттолкнулась ногой от земли, и, набирая скорость, тележка с грохотом понеслась вниз по склону. Воздух засвистел в ушах, растрепал волосы, тележку встряхивало на неровностях дороги, и Танаис не без труда удерживала равновесие, крепко прижимая Алетейю к себе. Улица круто сворачивала налево, но тележка с огромной скоростью продолжала нестись по прямой. В последний миг Танаис спрыгнула с платформы, и, ударившись об угол дома, тележка разлетелась вдребезги.

– Уедем отсюда, – с выражением застывшего испуга в глазах прошептала Алетейя.

– Но сначала перекусим в трактире.

В который раз за день они свернули наугад, ни на что особо не надеясь, – и оказались перед гостиницей.

При солнечном свете Танаис прочитала надпись на вывеске: «Последний приют», – и усмехнулась.

– Наш хозяин определенно не лишен чувства юмора.

Девушки вошли в трактир, где, несмотря на страшную жару, царившую на улице, было сумрачно и прохладно, как в погребе.

Трактирщик принял их как старых знакомых и отвел им ту же самую комнату.

Танаис спросила горячей воды, жареную грудинку, сыр, фрукты и вино, после чего девушки поднялись к себе, и, пока готовился обед, умылись. Потом они ели простую и грубую пищу: ломтики буженины, козий сыр, сочные фрукты, впитавшие жар полуденного солнца и прохладную свежесть дождя, пили недорогое янтарное вино, и им казалось, что никогда в жизни они не ели и не пили ничего вкуснее.

И соприкоснулись руки, и встретились взгляды, и смежились ресницы, и перемешались дыхания. И был конец жизни, и конец света, и медленное воскресение из мертвых. И были слова, исполненные глубокой нежности, и ласки, еще более нежные, чем слова. И снова – гибель богов, и упоение хаосом, и новое рождение мира…

Когда они вспомнили о своем намерении покинуть этот странный город, за окном уже царила глубокая ночь.

– Опять мы никуда не уехали, – усмехнулась Танаис.

– Ты жалеешь?

– Я никогда ни о чем не жалею. Тем более, о часах, проведенных с тобой. Стану старухой, седой и беззубой, но вспомню тебя – и помолодею. Умру, и погребут, но вспомню тебя – и воскресну…

– Иногда ты говоришь такие печальные вещи, что мне хочется плакать… Почему?

– Наверное, это предчувствие неизбежной расплаты за счастье… Когда люди так безумно и так полно счастливы друг с другом, боги из зависти посылают им беды и печали…

– Что еще плохого может случиться с рыбой, которую поймали, выпотрошили, изжарили и съели? Что можно отнять у нищего, бездомного и гонимого?

– У нищего, бездомного и гонимого можно отнять жизнь… Когда счастье так огромно, что его не могут уменьшить ни беды, ни печали, боги посылают смерть… Вероятно, именно поэтому, достигнув вершины возможного счастья, человек не смеется, а плачет…

Танаис крепче обняла возлюбленную, словно пытаясь укрыть ее в своих объятиях от неведомых опасностей, которыми наполнен окружающий мир, и услышала осторожные шаги в коридоре.

– Вставай и одевайся, только тихо… Кажется, мы все-таки уедем сегодня. Правда, точный маршрут пока неизвестен, – быстрым шепотом сказала она на ухо Алетейе и бесшумно оделась.

Пошарив рукой по стене, Танаис сняла с гвоздя перевязь, но меч из ножен исчез.

Дверь тихонько затрещала, словно кто-то очень сильный слегка налег на нее плечом. Танаис шагнула к окну и распахнула створки.

– Пора уходить. Боюсь, мы становимся лишними на этом празднике жизни, – сказала она, но, выглянув в окно, поняла, что и этот путь к отступлению для них отрезан. Внизу копошились на тротуаре отвратительные фигурки, в которых Танаис без труда узнала маленьких уродцев, так настойчиво приглашавших их в гости.

– Ну что ж, если ни силой, ни мужеством, ни хитростью их не одолеть, и мы все рано должны умереть, мы можем, по крайней мере, умереть от любви…

Отступив от окна, Танаис подхватила Алетейю на руки и шагнула к ложу. Они слышали, как трещат под чудовищным напором двери, как наполняет комнату тошнотворный запах тления, но уже никакая сила на свете не могла оторвать их друг от друга.

– Только не смотри… – прошептала Танаис, и в следующий миг их осталось только двое в ослепительно прекрасном мире, где благоухали розы, ласково шумел морской прибой и сияло на вечноголубом небосводе незакатное солнце…

Открыв глаза, Танаис обнаружила, что дверь сломана и держится на одной петле, что солнце щедро льет свои лучи через распахнутое настежь окно и тонкий аромат чайных роз струится в воздухе, заглушая запахи несвежего белья, плохой кухни и множества немытых человеческих тел.

– Похоже, наше счастье еще не достигло своего зенита, ибо боги завидуют нам не настолько, чтобы убить, – философски изрекла она, вдоволь налюбовавшись картиной разгрома.

– Ужас, до чего же ты глупая, – вздохнула Алетейя. – Разве ты не знаешь, что, когда человек любит, он становится бессмертным?

– Увы, не становится, а только мнит себя таковым, что совсем не одно и то же. Ну, надеюсь, что сегодня уже ничто не помешает нам уехать.

– Я хочу остаться…

– Жаждешь повторения?

– У богов богатая фантазия, и они никогда не повторяются.

– И как долго ты собираешься здесь оставаться?

– Пока не найду способа вернуться в Феодосию и отомстить за смерть отца.

Танаис молча чертила пальцем на плече возлюбленной какой-то замысловатый узор и хмурила ровные брови.

– Ты считаешь меня сумасшедшей? – осторожно спросила Алетейя.

– Нет. Я обдумываю, как осуществить твое желание…

– Значит, сумасшедших в этой комнате, как минимум, двое, – усмехнулась Алетейя. – Можно узнать, что ты уже придумала?

– Мне кажется, нам могли бы помочь в этом деле наши ночные гости.

– И каким же образом?

– Не знаю. Но собираюсь это выяснить, нанеся им ответный визит.

– Ты еще безумнее, чем я думала…

Танаис встала с постели, оделась и, выйдя в коридор, громко крикнула:

– Хозяин! Яичницу, сыр и вино!

Вернувшись в комнату, она уселась на край постели и со счастливым видом сообщила:

– Яичница, сыр и вино – это именно то, что требуется для легкого завтрака, он же – обед и ужин. Потому что денег у нас осталось ровно столько, чтобы расплатиться за ночлег и еду.

– У меня есть золотое кольцо. Мы могли бы его продать.

– Только в том случае, если я лишусь одновременно обеих рук и головы.

Их губы слились в продолжительном поцелуе, – и вошел трактирщик.

Пробормотав что-то невнятное, он поспешно поставил поднос на стол и стремительно удалился.

– … кажется, наш завтрак грозит превратиться не то в поздний обед, не то в ранний ужин, – какое-то время спустя пробормотала Танаис, задумчиво глядя в потолок. – Как ты думаешь, не пора ли нам отправиться в гости?

– Отложим на завтра…

– Ты уже не мечтаешь поскорее вернуться в Феодосию?

– Ты думаешь, я позабыла о долге?

– Да нет, ничего такого я не думаю… Но мне кажется, нам пора выяснить, какое место занимает в нашей жизни любовь.

– И какое же? – прищурилась Алетейя.

– Первое, но не единственное.

Они съели остывшую яичницу, несколько ломтиков сыра, обильно залили все это вином, вышли из трактира и, свернув на боковую улочку, стали не спеша подниматься вверх по склону.

– Лучше тебе вернуться в гостиницу и там подождать моего возвращения. Я не хочу подвергать опасности твою жизнь.

– Зачем мне жизнь, не говоря уже о богатстве и власти, если не будет тебя?

– Чем я заслужила такую любовь и чем смогу за нее заплатить?..

– Платят только за то, что продается. Постарайся это запомнить.

– Прости, я не хотела тебя обидеть. Но ты привыкла к роскоши, а у меня – ни гроша за душой…

– Была бы душа…

Они одолели подъем и едва поравнялись с маленьким грязным строением, как из дверей выскочила давешняя шайка шалунов и, окружив девушек плотным кольцом, завела свой страшноватенький хоровод.

– Кажется, они хотят, чтобы мы вошли… – с некоторым сомнением в голосе промолвила Алетейя.

– Ну что ж, воспользуемся любезным приглашением. Дай мне руку.

Они переступили порог убогой лачуги и оказались в огромном овальном помещении.

Маленькие уродцы куда-то пропали, а когда Танаис оглянулась, осматриваясь, то обнаружила, что и дверь, через которую они вошли, исчезла тоже.

В зале постепенно светлело, словно где-то зажигались невидимые светильники, а когда свечение сделалось почти нестерпимым, из него возникла высокая, сказочно прекрасная женщина в длинных белых одеждах, свободными складками ниспадавших до самого пола, и приветствовала их грациозным поклоном.

Женщина величаво склонила голову в знак приветствия и звучным, но приятным голосом произнесла:

– С этой минуты вы мои гости, и каждое ваше желание будет исполнено как мое собственное.

– Кто вы? – настороженно спросила Танаис.

– В свой черед вы узнаете обо всем.

– Тогда, быть может, вы объясните, почему приглашаете в гости совершенно незнакомых людей?

– Я приглашаю в гости всех, но принимают мое приглашение считанные единицы. Вдвоем сюда не приходили еще ни разу.

– Собственно говоря, мы шли немного не сюда.

– Сюда никто не попадает случайно, хотя все, кто сюда попадает, шли, как правило, не сюда.

– Вы говорите загадками.

– Вовсе нет. Вы находитесь там, где исполняются любые желания. А это значит, что у вас имеются желания, которые нуждаются в исполнении.

– Не думаю, что в этом смысле мы являемся каким-то исключением. У каждого человека есть желания. По крайней мере, пока он жив.

– Все верно. Желания есть у каждого. Но не у каждого хватает смелости придти сюда. Зато тому, кто приходит, я даю все, чего он хочет, и даже сверх того.

– Почему же сюда не стекаются толпы паломников? – недоверчиво усмехнулась Танаис.

– Многих отпугивает цена, которую приходится платить за исполнение желаний.

– Эта цена – жизнь?

– Я не настолько кровожадна…

– Тогда что?

– Об этом вы узнаете, только став моими гостями.

– Мы согласны, – сказала Алетейя и крепко сжала ладонь Танаис.

– Да, мы согласны, – несколько неуверенным тоном подтвердила юная сарматка.

– С этой минуты любая ваша прихоть становится здесь законом. Вы можете оставаться здесь как угодно долго и делать все, что вам заблагорассудится. Но при одном непременном условии: с полуночи до шести утра вы должны находиться каждая в отведенных для нее апартаментах.

Танаис и Алетейя переглянулись, несколько смущенные странным условием хозяйки, но она, очевидно, по-своему истолковав их смущение, поспешила их успокоить:

– Вам не грозят никакие опасности, кроме опасности, заключенной в ваших собственных желаниях. А теперь – добро пожаловать.

Стена за спиной волшебницы исчезла, и гости вместе с хозяйкой оказались в богато убранном зале, способном потрясти самое смелое воображение.

– Соседние апартаменты по роскоши не уступают этим и предназначены для вас, Алетейя.

– Откуда вы знаете мое имя?

– Ну, я же в некотором роде волшебница, – усмехнулась хозяйка. – И я знаю о вас гораздо больше, чем вы предполагаете. Но пусть вас не пугает моя осведомленность. Я редко использую ее во зло.

– А между тем, ваше имя по-прежнему тайна для нас.

– Что такое имя? Всего лишь произвольное сочетание звуков. Ваши родители могли бы дать вам любое другое имя, но вы при этом остались бы сами собой, разве нет?

– Мне кажется, между душой человека, судьбой человека и его именем существует какая-то таинственная связь…

– Это всего лишь суеверие. И в доказательство придумайте мне любое имя сами.

– Если это только суеверие, почему вы так упорно скрываете свое имя?

– Я назову его, но не теперь. Танаис, вы, конечно, слышали о царице массагетов, победительнице Кира?

– Хорошо, мы будем называть вас Томирис…

– Верно, именно так ее и звали… А сейчас я оставлю вас и появлюсь вновь только по вашему зову, – сказала Томирис и удалилась поступью настолько плавной и величавой, что казалось, будто ноги ее вовсе не касаются пола.

– Хорошо бы умыться, – взглянув на себя в зеркало, сказала Танаис.

Они толкнули первую попавшуюся на глаза дверь и оказались в просторной комнате с зеркальными стенами, хрустальным потолком и круглой золотой ванной, стоявшей посредине мозаичного пола.

– Кажется, наши желания начинают исполняться, – немного растерянно усмехнулась Танаис и стала снимать одежду.

Они резвились в воде, пока не ощутили голода.

– Я бы совсем не отказалась поужинать, – жалобно промолвила Алетейя. – Завтрак был чересчур уж легким.

Вернувшись в залу, они обнаружили, что там их уже ожидает воистину царский ужин. Девушки сели за стол и нерешительно переглянулись.

– Я думаю, нам следует ее пригласить, – высказала вслух их общую мысль Алетейя. – Не слишком-то это вежливо: ужинать в гостях, не пригласив хозяев.

– Но где мы будем ее искать? Дворец вон какой огромный, за месяц не обойдешь, – недовольно поморщилась Танаис.

– Кажется, вы хотели меня видеть? – спросил знакомый голос, и хозяйка замка, неслышно ступая по мягким коврам, приблизилась к столу.

– Просим оказать нам честь своим присутствием, – учтиво привстав с места, сказала Танаис.

– С удовольствием, – ответила Томирис и грациозно опустилась на стул.

Некоторое время ужин протекал в неловком молчании, но постепенно изысканные яства и драгоценные вина сделали свое дело, и за столом воцарилась непринужденная обстановка.

– По правде говоря, я была готова к чему угодно, только не к такому приему, – сказала Танаис. – Мне мерещились какие-то жуткие кошмары, ожившие мертвецы, пыточные камеры и прочее в этом же роде.

– Здесь исполняются любые желания гостей. Пожелайте, – и все это будет, – с загадочной улыбкой ответила Томирис.

– Не могу понять, когда вы шутите… Какой чудесный букет у этого вина! В жизни не пробовала ничего подобного! – пригубив от своего кубка, восхищенно воскликнула Танаис.

– Неудивительно, ведь этого вина не существует в природе.

– Тогда откуда оно у вас?

– Оно у вас, а не у меня. Здесь исполняются любые желания гостей, – сделав легкое ударение на последнем слове, повторила волшебница.

– Тогда объясните, как можно желать того, чего не знаешь?

– Достаточно иметь самое общее представление о вещи, и она тотчас же материализуется в полном соответствии с вашим желанием, вкусом и настроением. Вы захотели поужинать, но ужина без вина не бывает. А поскольку ни одно из существующих вин не соответствовало вашему настроению, на столе появилось вино, которого нет.

– Значит, мы можем осуществить любое свое желание?

– Абсолютно любое, каким бы странным, безумным и опасным оно ни было. А теперь благодарю вас за приятный вечер и напоминаю, что ровно в полночь вы должны расстаться. В противном случае наше соглашение расторгается, и мы простимся навсегда.

Была почти полночь, когда влюбленные нашли в себе силы расстаться у дверей в апартаменты Алетейи.

Танаис вернулась на ложе, еще хранившее тепло их тел, и попыталась уснуть, но память помимо воли рисовала ей картины, от которых кровь закипала в жилах и пробегала по телу дрожь. Она попыталась молиться, но вместо имени Бога губы шептали имя возлюбленной.

Внезапно двери отворились, и в комнату вошла Алетейя.

– Она ничего не узнает… – опустившись на край ложа, шепотом сказала она, но, видя, что Танаис не торопится заключить ее в объятия, удивленно вскинула гордую бровь. – Ты уже не любишь меня?

Танаис безмолвствовала, напряженно решая, кто перед ней – любимая или рожденная силой желания неотличимая копия.

– Поцелуй меня, – страстный шепот обжег лицо Танаис, но она отстранилась, продолжая недоверчиво вглядываться в лицо полночной гостьи.

– Почему ты не хочешь меня поцеловать?

– Потому что я не целуюсь с призраками.

– Я вовсе не призрак, и если ты поцелуешь меня, то сможешь убедиться в этом лично… – с лукавым смешком ответила Алетейя и нежной, высокой грудью прильнула к груди Танаис. Томительный огонь желания пробежал по жилам Танаис, но усилием воли она подавила готовую вспыхнуть страсть и отстранилась.

– Будем мужественны. Потерпим до утра.

– Ты боишься потерять драгоценные безделушки, роскошь и покой? Или хозяйка всего этого великолепия произвела на тебя чересчур сильное впечатление? Ну что ж… Каждый выбирает только то, чего он заслуживает. Прощай, – с презрительной усмешкой на прекрасных губах Алетейя поднялась и царственной походкой направилась к дверям.

Мучительное сомнение вновь овладело сердцем Танаис.

– Не сердись. Я просто боюсь ошибиться, приняв призрак за тебя.

– Да не все ли тебе равно?

Танаис пытливо взглянула на гостью и со вздохом облегчения откинулась на подушки.

– Этот вопрос могла задать только копия. Убирайся вон!