Текст книги "Гувернантка"

Брюс уронил руки, вернулся на свое место и машинально продолжил есть. Энн тоже села. Плечо болело, и казалось, что этот день никогда не кончится. Но она не могла просто так уйти – Брюс заслуживал лучшего. Она пыталась говорить с ним о работе, о приближающейся снежной буре и, когда официант наконец принес счет, готова была закричать от облегчения. Брюс отвез ее домой. Подъезжая к подъезду, он деревянным голосом сказал:

– Лучше нам некоторое время не встречаться. Если ты не возражаешь.

– Значит, мы больше не будем друзьями?

– Когда-нибудь. Только не сейчас.

– Все равно я подумываю о том, чтобы уволиться.

Она не собиралась говорить об этом Брюсу.

Он недоверчиво переспросил:

– Уволиться? С какой стати? Чем ты будешь заниматься?

– Я устала. Я делаю эту работу уже десять лет, и с меня достаточно. Мне нужен перерыв. Отдых.

– Как хорошо, что другим такие мысли в голову не приходят.

С большей твердостью она произнесла:

– Не обвиняй меня во всех смертных грехах, Брюс, пожалуйста. Все, я пошла. Береги себя, ладно? И мне действительно очень жаль, что так получилось.

Прежде чем он успел ответить, Энн выскочила из машины и поспешила к дому. Она еще не успела открыть дверь подъезда, как машина Брюса отъехала. Энн бегом поднялась по лестнице, открыла дверь квартиры, захлопнула ее за собой и прислонилась к ней спиной.

Она обидела Брюса. Очень сильно, судя по выражению его лица. Что с ней творится? Она не может ответить взаимностью хорошему человеку, храброму и достойному. А мужчина, который манипулирует своими близкими, словно фигурами на шахматной доске, пробуждает в ней страсть и желание. Это безумие. Полное безумие.

Когда на следующее утро Энн проснулась, небо было свинцовым и предвещало ледяной дождь со снегом. В отрезвляющем утреннем свете один факт оставался неопровержимым: вчера вечером она потеряла дружбу с Брюсом. И это печально. Очень печально.

Еще одна причина, для того чтобы оставить работу, решила Энн. Единственным светлым пятном было то, что плечо болело меньше. Нужно позвонить двум-трем друзьям и узнать, не разделят ли они с ней ланч, а затем отправиться по магазинам. В трудную минуту это лучшее лекарство.

Приняв душ, Энн натянула длинное яркое меланжевое платье и занялась волосами. Меланж – это вещь, думала Энн, усмехаясь своему отражению в зеркале. Хотя и не очень модная. Во всяком случае, Келли вряд ли одобрила бы ее. Подсохшие волосы облаком окружали голову. Нужно купить газету и просмотреть объявления о работе, а еще позвонить в Гарвардскую медицинскую школу. Вот уж чего она не собиралась делать – так это сидеть и оплакивать потерю Брюса… или представлять себе Мартина, летящего с Тори на юг. Все это совершенно не имело будущего.

Энн отрезала себе дыни на завтрак, когда раздался звонок в дверь. Нож выскользнул, порезав ей указательный палец. Она выругалась в сердцах. Может быть, это Брюс, пришедший в надежде, что она передумала? Обернув кровоточащий палец салфеткой, она подошла к двери и, отодвинув защелку, начала:

– Брюс, я… О, это ты.

– Да, – сказал Мартин, – это я. Что ты сделала с пальцем?

– Всего лишь порезала.

Через две секунды он был уже внутри, поставил на пол принесенный чемодан и приложил к пальцу Энн белоснежный носовой платок. Она пыталась сопротивляться.

– Ты испортил свой платок… К чему этот переполох?

– Ступай в ванную, – приказал Мартин – теперь моя очередь спасать тебя.

– Меня не нужно спасать, – сквозь стиснутые зубы проскрежетала Энн. – И вообще, что ты здесь делаешь?

Он ответил с неожиданной широчайшей улыбкой:

– О, а ты не догадываешься? Я похищаю тебя. Или, чтобы быть более точным, мы с Тори похищаем тебя. Она ждет внизу, в лимузине, – мы заехали по пути в аэропорт.

– Богатые люди не занимаются киднепингом – обычно похищают их, – огрызнулась Энн, но позволила увлечь себя в ванную, где Мартин быстро промыл и перевязал ей палец, причем сделал это очень деловито.

– Готово, – сказал он, затем оглядел ее с головы до ног. – Ты явно предпочитаешь яркие цвета.

Энн поморщилась.

– В детстве я всегда донашивала вещи Келли. Пастельные тона, которые волшебно смотрятся на ней, делают меня похожей на больного щенка.

С внезапной страстью Мартин погрузил пальцы в мягкую спутанную массу ее волос.

– Похоже, мы обречены все время возвращаться к Келли, – пробормотал он. – Скажу тебе одну вещь: ты так же отличаешься от нее, как яркий меланж от бледно-розового шелка. – Мартин склонился и поцеловал ее, пытаясь языком раздвинуть губы.

Энн стояла неподвижно, как столб, и думала о Келли, и о Тори, которую некому было защитить, кроме плюшевого медвежонка. Внезапно она изо всех сил оттолкнула Мартина. Как он смеет думать, что она поднесет ему себя на блюдечке с голубой каемочкой?

– Лети на свою Эльютеру, Мартин Крейн, – прошипела она. – Или в ад. Мне все равно, лишь бы через две секунды ноги твоей не было в моей квартире!

– Ступай переоденься, Энн, – возразил он, и с возрастающим негодованием Энн заметила, что Мартин смеется ей в лицо. – Во что-нибудь более подходящее. И не забудь солнечные очки.

– Ты не понял, не так ли? Ты просто не понял. Я не собираюсь с тобой на Эльютеру!

– Тебе придется поехать. Тори ждет тебя.

– Тори совершенно безразлично, как я поступлю.

– Я спросил у нее, хочет ли она, чтобы ты поехала.

– И что она ответила?

Мартин помедлил, припоминая разговор дословно.

– Ты была бы рада, если бы Энн поехала с нами, Тори? – спросил он.

– Если хочешь.

– Я спрашиваю, чего хочешь ты.

Тори уклончиво ответила:

– У нее красивые волосы.

– Да, не правда ли? У нее очень тяжелая работа, Тори, и я уверен, она заслужила отпуск.

– Она лучше, чем Соня.

Мартин поморщился. Он встречался с Соней достаточно долго, чтобы понять, что в жилах у нее течет холодная водица и она терпеть не может детей.

– Мне кажется, ты нравишься Энн, – предположил он и получил в ответ один из непроницаемых взглядов.

Он вернулся в настоящее. Энн по-прежнему неподвижно смотрела на него. С ней дело обстояло так же, как с Тори: он понятия не имел о том, что происходит у нее в голове. Он, на пустом месте создавший многомиллионное дело, не мог придумать, что сказать женщине, которую едва знает? Мартин открыл рот и услышал собственный голос:

– Тори не выразила особого энтузиазма.

Энн сухо заметила:

– Хотя бы раз ты сказал правду.

– Ты заслуживаешь только правды, – медленно проговорил Мартин, чувствуя, что изрек нечто очень глубокомысленное.

Что, черт возьми, происходит? Он терпеть не мог выспренности, но впервые в жизни рядом с женщиной чувствовал полную неспособность даже к малейшей лжи.

– Я не еду, – просто ответила Энн, скрестив руки на груди. – Тори это не расстроит, да и тебе не составит труда найти кого-нибудь другого.

– Мне не нужен никто другой. Мне нужна ты.

– Ни за что!

Мартин постарался сдержать возмущение. Взяв Энн за руку, он повел ее по коридору к двери, где открыл новенький чемодан, который принес с собой.

– Вчера я предпринял поход по магазинам, – сообщил он. – Ради тебя.

– Хочешь сказать, что покупал мне одежду? – недоверчиво выдохнула Энн; в ее зеленых глазах застыла враждебность.

– Ну да. Решил, что в твоем гардеробе вряд ли найдутся вещи, подходящие для тропиков.

– Ты знаешь, какой у меня размер?

– Я ведь обнимал тебя, Энн.

Она отчаянно покраснела, однако, невзирая на пылающие щеки, вызывающе тряхнула головой.

– Ты намаешься, когда приедешь с Эльютеры, – возвращая все эти вещи.

– Пляжная одежда, пара ночных, шорты, блузки и вечернее платье, – равнодушно перечислил Мартин. – Но с какой стати мне возвращать их? Я просто попридержу их для другой женщины. Верно?

– Значит, ты собирался купить меня? – возмутилась Энн. – Набросаю побольше модных шмоток в чемодан – и она побежит за мной на край света? По-щенячьи помахивая хвостиком?

– Нет, – твердо сказал Мартин. – У меня не было такого намерения. Мне не купить тебя, Энн. Неужели ты думаешь, что я еще не понял этого?

– Мне не нужны твои деньги. И твоя одежда.

Она говорит правду, с восторгом подумал Мартин. Дело не в его деньгах, не в его неисчислимой собственности, не в его могуществе. Мартину оставалось только констатировать очевидное.

– В таком случае тебе нужен я.

– Может быть. Это называется вожделением. И что дальше?

– А дальше ты полетишь со мной и Тори на Эльютеру. Отдельные спальни, частный пляж – и никаких обязательств.

– Я не могу, Мартин, – с неожиданной мукой в голосе произнесла Энн. – Это будет означать, что я использую тебя. Неужели ты не понимаешь?

Она действительно так считает. Мартин готов был поспорить на половину принадлежащих ему заводов, что Энн говорит искренно. Вложив в слова всю душу, он сказал:

– Ты спасла Тори жизнь, Энн. Возможно, ты забыла об этом, но я – нет. Несколько дней на солнышке – ничтожная плата за то, что не имеет цены.

Не в силах выдержать его горящего взгляда, Энн опустила взгляд на открытый чемодан и сдавленным голосом спросила:

– А что под той желтенькой штучкой?

Желтенькая штучка была очень дорогим пляжным халатиком. Мартин опустился на колени и, сдвинув его в сторону, достал травянисто-зеленое шелковое платье.

– Я совершенно случайно заметил его… Мне показалось, что оно просто создано для тебя… Что с тобой, Энн?

Она прижала к груди стиснутые руки, в ее глазах сверкали слезы. Мартин быстро поднялся и схватил ее за плечи.

– Оно тебе не нравится? Я просто представил тебя в нем, и…

Энн торопливо и сбивчиво заговорила:

– Я тоже видела его. На прошлой неделе. Еще до встречи с тобой. Ходила по магазинам – просто так, глазела, – и увидела его в витрине. Я сразу же поняла, что оно идеально подходит мне. И еще я поняла, что не могу его себе позволить. Да и в любом случае – куда в нем ходить? На ежегодные балы полицейских? В аптеку? – Она поежилась. – Я… Это пугает меня, Мартин. То, что наши мысли так совпали.

– Энн – хрипло проговорил он, – ступай надень джинсы и рубашку. Ты едешь с нами, и я клянусь, что не прикоснусь к тебе даже пальцем за все время пребывания на Эльютере. А когда вернёмся обратно, можешь оставить платье себе – оно твое.

По ее щеке медленно скатилась слеза. Срывающимся голосом Энн сказала:

– Я никогда не плачу. Я не могу себе этого позволить. Слишком много ужасного приходится видеть на работе. И есть парни, которые отдали бы три дня жизни ради того, чтобы увидеть, что я веду себя как обычная женщина.

Ему до боли хотелось обнять ее, но он удержался.

– Несколько дней вдали от твоей работы, – тихо проговорил Мартин, – вот все, что я тебе предлагаю. Это – и платье, которое сделает твои глаза похожими на море в тропиках.

Энн вытерла щеки тыльной стороной ладони.

– Пойду соберусь, – пробормотала она. – Я быстро.

Мартин смотрел ей вслед. Он сказал, что не прикоснется к ней. Интересно, как он собирается выполнять обещание? Но он должен сдержать клятву, чего бы это ему ни стоило. Нагнувшись, Мартин с крайней осторожностью сложил платье, благодаря которому Энн капитулировала.

Ему случалось в своей жизни преодолевать трудности. Но у Мартина было такое чувство, что предстоящие несколько дней по трудности не сравнятся ни с чем.

Глава 5

Был вечер. Мартин в доме укладывал Тори. Энн сидела одна на патио, обращенном к океану. Только что в варварском великолепии за горизонтом скрылось солнце. На темнеющем бархате неба блеснули первые звезды. Тройка голубей бесшумно спланировала на решетку, увитую бугенвиллеями, яркие цветы которой уже поглотила темнота. Когда еще она с такой полнотой отдавалась безделью? И в таком удивительном месте? Никогда. Выйдя из своей квартиры и сев в лимузин Мартина, Энн оказалась в совершенно иной жизни. Шофер в униформе. Сверкающий личный самолет. А затем, через несколько часов, прибытие на эту виллу на восточном побережье Эльютеры. Искусно вписанное в ландшафт бунгало, построенное из камня и дерева. Интерьеры в успокаивающих пастельных тонах. Цветы везде – гибискусы, орхидеи, антуриумы. Восхитительная еда, которую не надо готовить. Энн казалось, что она видит прекрасный сон, что все это ненастоящее. Мартин, неукоснительно выполняя обещание, даже пальцем не прикасался к ней и ненавязчиво заботился о том, чтобы у нее было все необходимое.

Легкий ветерок пошевеливал пальмовые листья. Энн устроилась поудобнее в тиковом шезлонге, чувствуя, как приятно скользит по ногам легкий шелк брюк. Блузка тоже была шелковой, лимонно-желтого оттенка. Одежда, которую купил и оплатил Мартин.

Следовало бы лечь спать, пока он не вернулся. Просто на случай, если он забудет об обещании и попытается соблазнить ее в этой райской обстановке. Энн опустила ресницы. Нет, она может доверять ему. Недорого стоила бы его благодарность, если бы он занялся с ней любовью против ее воли.

Слишком сонная, чтобы оставаться настороже, слишком усталая, чтобы помнить о том, как сама, упала в его объятия, словно спелый плод манго, Энн закрыла глаза. Легкий шелест волн усыплял все страхи. Ее дыхание стало мерным и глубоким… Десять минут спустя на выложенной плоскими камнями дорожке появился Мартин. Внезапно он резко остановился.

В шезлонге спала Энн. Золотистый свет, падающий из открытой столовой, освещал часть лица. В волосах словно посверкивал затаившийся огонь, грудь вздымалась и опускалась в такт дыханию. Длинные ресницы бросили тени на скулы. Его сердце сжалось. Или он только полагает, что это сердце? Как знать?

Сегодня он получил желаемое: Энн здесь, в его любимом убежище. На четыре ночи. Однако, уговаривая Энн, он пообещал, что не станет пытаться соблазнить ее. Полный дурак! Зачем же еще он пригласил ее сюда?.. А действительно, зачем? Из благодарности, конечно. Но даже благодарность, довольно глубокая и непреходящая, не могла сравниться по силе с нестерпимой жаждой обладать Энн. Сделать ее своей – в самом примитивном смысле этого слова.

Вожделение – вот что это такое. Он уже очень давно не был с женщиной, и он, разумеется, не влюблен в Энн.

Однажды, в двадцать три года, он полюбил Келли. Мартин помнил первую встречу с ней так, словно это случилось вчера. Он выходил из высотного здания бизнес-центра, где вел переговоры о покупке первого завода – переговоры, которые заложили основу его благополучия. В результате чего уровень адреналина в крови был небывало высок. Переходя через улицу, он заметил небольшую толпу, собравшуюся на тротуаре, а затем увидел ее – изысканное создание, с длинными прямыми белокурыми волосами и глазами полночной синевы. Она вышла из машины под вспышки фотокамер в роскошном норковом манто, бриллианты сверкали у нее в ушах и на шее. Их глаза встретились, и он тут же понял, что женится на ней. Что не успокоится до тех пор, пока не сделает это. Они действительно поженились, но назвать их жизнь счастливой было никак нельзя. Совсем наоборот. Все, с него хватит!

Энн пошевелилась во сне. Сейчас, спящая, она казалась совсем юной и беззащитной. Вряд ли она теперь в состоянии откусить мне голову, с иронией подумал Мартин. Но разве ее взрывной характер не одно из тех качеств, которые так привлекают его? Может быть, завтра он уложит Тори пораньше и попросит Энн надеть к ужину то зеленое платье.

А что потом? Проводит ее до двери спальни и даже – выражаясь его собственными словами – не прикоснется к ней пальцем? Что заставило его дать обещание, которое так легко произнести, но так трудно исполнить? Ведь он не святой и отлично об этом знает. Но сегодня вечером лучше не нарушать данного слова…

Он склонился и взял Энн на руки. Она пробормотала что-то невнятное. Затем с легким вздохом поудобнее устроилась на его руках, отчего у Мартина неистово заколотилось сердце. Тепло ее щеки приятно грело его кожу через рубашку, аромат, похожий на запах мокрого запущенного сада, полного цветов, щекотал ноздри.

Мартин выпрямился с каменным лицом. Держа Энн на руках, он прошел через террасу и столовую. Спальня Энн находилась рядом с его собственной. Когда Мартин открыл дверь коленом и вошел, локоть Энн задел за косяк. Глаза ее немедленно открылись, в них был испуг.

– Все в порядке. Ты заснула, а я просто… – поспешно начал Мартин.

Ее взгляд упал на полутемную комнату с большой кроватью, заваленной подушками.

– Мартин, ты же обещал! – воскликнула Энн. Он быстро пересек комнату и бросил ее на постель.

– И я держу свое обещание, – сквозь стиснутые зубы процедил он. – Неужели ты не веришь ни единому моему слову?

Энн вскочила на ноги и засунула руки в карманы. Ей снился Мартин. А теперь он стоял рядом, возвышаясь над ней, в пальмовых ветвях тихо шелестел ветер. С запозданием она заметила кое-что еще: Мартин совсем не собирался соблазнять ее – он был слишком зол для этого. Отчаянно стараясь собраться с мыслями, Энн холодно произнесла:

– Прости меня за поспешное заключение.

– В следующий раз постарайся удостоить меня хотя бы сомнением.

– Следующего раза не будет.

– Голову даю на отсечение, что не будет, – бросил он, повернулся на пятках, пересек комнату и закрыл за собой дверь с преувеличенной осторожностью.

Энн стояла не двигаясь. Ей хотелось колотить кулаками подушку, до тех пор пока не полетит пух… Ей хотелось лечь с Мартином в постель. С широко раскрытыми в темноте глазами, она медленно опустилась на кровать. Сон. Она просто путает сон и действительность. Или, может быть, чувство нереальности происходящего, охватившее ее, когда она села в лимузин Мартина, владеет ею и теперь, заставляя мечтать о невозможном?

Она, разумеется, не собирается заниматься любовью с Мартином. Она совершала в своей жизни ошибки, но эта превзошла бы их все. Во много раз.

Мартин дал ей обещание. И теперь она в свою очередь пообещала не делать ни малейшей попытки поощрить его. Относиться к нему как к предмету обстановки, если потребуется. Но оставаться подальше от его постели и не пускать его в свою.

И все будет в порядке. Конечно, будет в порядке. Если она справлялась с целой бригадой полицейских, то справится и с Мартином Крейном. Приняв такое решение, Энн быстро разделась, улеглась в постель, натянула простыню до подбородка и вскоре заснула.

Во время завтрака за столом, затененным вьющимися растениями с лимонно-желтыми цветами, Тори заявила, что хочет провести утро на пляже.

– Конечно, – сказал Мартин и добавил: – Захвати солнечные очки, Энн, и не забудь надеть шляпу.

– О, мне бы хотелось просто поваляться в патио и почитать.

Он приподнял одну бровь, но сказал только:

– Комната наискосок от моей спальни – библиотека. Выбери там что-нибудь сама.

Поэтому Энн полулежала в том же шезлонге, когда Мартин с Тори отправились на пляж. При виде Мартина в плавках цвета морской волны у Энн захватило дух. Она с большим трудом оторвала взгляд от его широкой загорелой спины, тонкой талии и длинных мускулистых ног. Это нечестно, возмутилась она, пряча лицо за книгой. Мужчина не должен быть таким красивым!

Но она сдержит данное себе обещание.

К несчастью, Тори облюбовала место в пределах видимости Энн. А это означало, что она обречена любоваться тем, как Мартин встает на колени рядом с дочерью, как строит с ней замок из песка, как разрезает мощными взмахами рук довольно высокие волны. Она могла бы присоединиться к ним. Но этого не сделала. Однако очень скоро Энн бросила книгу на плоские камни и с недовольным восклицанием поднялась и пошла в дом, чтобы надеть бикини. Может быть удастся растратить хотя бы часть энергии в бассейне.

Купальник, купленный ей Мартином, представлял собой две тоненькие полоски материи в желтый цветочек, оставляющие мало места воображению. Энн стянула волосы лентой на затылке, вышла и нырнула в длинный прямоугольный бассейн, вода в котором, пронизанная солнцем, отливала бирюзой. Сначала она поплыла осторожно, щадя больную руку, затем, постепенно размявшись в теплой, приятной воде, перешла на кроль.

Плавание успокоило ее. В конце концов, она может в любой момент вернуться в Бостон и снова носиться в полицейской машине по обледеневшим ночным улицам. Нет, все, что угодно, только не это! Она не испортит себе праздник из-за какого-то Мартина Крейна. Или, вернее, из-за тела Мартина Крейна.

Взобравшись на бортик бассейна, она нырнула и поплыла под водой с открытыми глазами. Вдруг в вихре пузырьков перед ней возникло тело Тори. Резко оттолкнувшись от воды левой рукой, Энн вылетела на поверхность. Мартин тоже был в бассейне, его серо-голубые глаза смеялись.

– Мы играем в салочки, Энн, – сказал он. – Ты водишь.

– Я уже вылезаю! – бросила она.

– Попробуй поймай меня, – попросила Тори.

Она тоже смеялась и совсем не была похожа на объятого ужасом ребенка, которого держал за шею бандит. О Господи, избавь меня от этого! – взмолилась Энн и поплыла к Тори так быстро, как только могла. Но в последний момент девочка глубоко нырнула, и рядом с Энн оказался Мартин.

– Готов поспорить, что меня-то ты не поймаешь, – поддразнил он.

Осторожнее. Помни свое обещание. Не смей этого делать! Энн метнулась к нему, но Мартин увернулся, плеснув ей в лицо пригоршню воды. С воинственным воплем она устремилась вслед за ним, скользя по воде вправо и влево и загоняя его в угол бассейна. Потом Энн нырнула и коснулась его колена, едва не врезавшись в дно. Мартин нырнул к ней, извиваясь телом в пронизанной солнцем воде. Внезапно он оказался совсем рядом и крепко поцеловал ее в губы. Все еще широко открытыми глазами Энн смотрела, как он выныривает на поверхность.

Ей не хватало дыхания, и она, с силой оттолкнувшись ногами от дна, тоже вынырнула, глотнула воздуха и в фонтане брызг устремилась за Тори. Даже под восьмифутовой толщей воды ей понравился поцелуй Мартина. Формально он не нарушил своего обещания. Он коснулся ее губами. А не пальцем.

Двадцать минут спустя все трое выбрались из бассейна. Энн, едва дыша, сказала:

– Было очень весело… Ты прекрасный пловец, Тори.

Девочка сдержанно посмотрела на нее.

– Папа меня научил, – сказала она и потянулась за полотенцем.

Дело даже не в словах, а в том, как она их произнесла, расстроилась Энн. Так, словно захлопнула дверь у меня перед носом.

Мартин небрежно произнес:

– Вот, возьми полотенце.

Вода стекала струйками по его груда, волосы прилипли к коже. Впадинка у основания щей, мускулистый торс, узкие бедра… Его тело словно гипнотизирует меня, беспомощно подумала Энн, схватив полотенце и спрятав в нем лицо. Держись от него подальше. Не смотри на него. Представь себе, что он один из шезлонгов, стоящих у бортика бассейна… Как смешно!

Мелани, кухарка, уже приготовила для них бокалы с соком гуавы, нарезала ананас и расставила тарелки с лепешками на столике, затененном огромным пляжным зонтом. Дополнительную тень давали тюльпановые деревья и пальмы. Энн натянула желтый пляжный халатик и села на плетеный стул, вдруг обнаружив, что ужасно проголодалась и что рука почти совсем не болит.

Мартин рассказал пару забавных историй о безумных изобретателях, к которым отнесся всерьез на заре своей карьеры, за что и поплатился. Энн, чтобы не остаться в долгу, описала несколько избитых мужем женщин, которые бросались на нее с кулаками, когда она пробовала их защитить. И все это время она ощущала, что Мартин наблюдает за ней, – его глаза скользили по ее плечам, груди, бедрам. Он был очень осторожен. Тори – Энн была в этом уверена – не замечала, чем занят ее отец. Но для нее самой это было очевидно. Она чувствовала себя так, словно ее раздевают. Словно взгляд Мартина гладит ее так же ощутимо, как могли бы ласкать его длинные, тонкие пальцы. Он не касался ее. И все же она чувствовала, что ее соблазняют.

Энн доела последние крошки со своей тарелки и допила сок. Затем весело объявила:

– Пойду вздремну. Увидимся позже?

– Приятного сна, – почти проворковал Мартин.

Энн поспешила укрыться в доме. Она приняла душ в великолепно оборудованной ванной, высушила волосы, а затем улеглась в постель, надев одну из двух ночных рубашек, выбранных для неё Мартином. Шелковую, чувственную, как ласка. Слишком взвинченная, для того чтобы уснуть, она закрыла глаза… и открыла их, когда косые лучи заходящего солнца коснулись ее лица.

Она быстро встала и надела те же брюки и блузку, которые были на ней вчера вечером, – они прикрывали ее более надежно, чем все остальные наряды, купленные Мартином. Затем вышла в коридор. Тори и Мартин в патио играли в шахматы, и несколько мгновений она наблюдала за ними, оставаясь незамеченной. Им так легко друг с другом! – с болью заметила Энн. Между ними существует тесная, неразрывная связь. Иными словами, Мартин – хороший отец.

Это не соответствовало утверждению Келли, по которому выходило, что Мартин равнодушен к дочери и разлучил ее с матерью лишь из мести. Впрочем, кузина ничего не говорила наверняка, предоставляя Энн додумывать недостающее.

Нельзя прикинуться хорошим отцом. Во всяком случае, с таким чутким ребенком, как Тори. Энн отступила подальше в тень, а затем повернула обратно и направилась в библиотеку с полированными полками из розового дерева, где устроилась в восхитительно удобном бамбуковом кресле и постаралась сосредоточиться на выбранной книге. Она чувствовала себя одинокой – или «отвергнутой» более точное слово? – и напуганной. Ни то ни другое чувство ей совсем не нравилось.

Полчаса спустя Мартин разыскал ее. Одетый в шорты и майку, с растрепанными волосами, он остановился на пороге.

– Что случилось, Энн? – грубовато спросил он. – От чего или от кого ты скрываешься?

– Я не скрываюсь, я читаю.

– Обед готов.

– Прекрасно. Я скоро подойду.

– Другими словами, не ждите меня, – с обманчивым спокойствием проговорил Мартин.

– Мне нужно причесаться и подкрасить губы.

– Это тебе совсем ни к чему – ты и так потрясающе выглядишь.

Энн встала, невольно улыбаясь.

– Можешь тешить мое самолюбие, когда пожелаешь, – разрешила она.

– Неужели ты не знаешь, насколько красива?!

– Красива Келли. А я – так себе.

Мартин провел пальцами по своим волосам.

– Кто тебе это сказал?

– Нина. Она повторяла это до тех пор, пока я не выросла и не покинула ее дом.

Мартин выругался себе под нос и попросил:

– Ты не могла бы кое-что сделать для меня? Повторяй по пять раз в день: «Я красивая женщина. Так говорит Мартин». Договорились?

– Но я не изысканна. Не элегантна.

– Ты настоящая, – возразил он.

Энн проглотила застрявший в горле комок. Он говорил искренне. Потеряв на время дар речи, она услышала, как Мартин добавил:

– И вот еще что. Ты проспала днем пять часов – ты измучена, не так ли?

– Я просто не привыкла к жаре. Он с сомнением посмотрел на нее.

– Брось. Ты измотана. Неужели думаешь, что я не вижу этого? Поэтому у меня возникло одно предложение. Мы поговорим об этом вечером, когда Тори ляжет спать.

– Вряд ли меня заинтересует какое-либо твое предложение… А вот приказы отдавать ты мастер.

– Я бы не достиг того, что имею, позволяя людям садиться мне на шею. Так что и ты не пытайся.

Со вспыхнувшим вдруг раздражением Энн сказала:

– Я буду делать то, что мне приятно.

– Ты испытываешь судьбу, милая.

– Не называй меня так!

– Я не в буквальном смысле – поверь мне.

Энн не знала, что хуже – его начальственный тон или его сарказм. Сладким голосом она пропела:

– Кажется, ты что-то говорил об обеде?

– Мне жаль парней из вашего участка, – ядовито сказал он.

Смахнув со стола опавшие лепестки тигровой лилии, Энн с невольной улыбкой произнесла:

– Участка… Какого участка? Того, что за миллион миль отсюда?

– Прекрасно, – с довольным видом протянул Мартин. – Значит, мне все-таки удалось кое-чего достичь.

Энн прикусила губу, подумала и решила быть предельно откровенной.

– Я действительно очень благодарна тебе, Мартин, за то, что оказалась здесь, не пойми меня неправильно, – сказала она. – И ты прав, я очень устала. Но есть еще кое-что. Я не хочу, чтобы между нами что-то было, – даже если у тебя есть такое намерение, в чем я сомневаюсь. Моя и твоя жизни несовместимы, пусть так и останется. Поэтому, если я стараюсь держать дистанцию между нами, то только из чувства самосохранения, вот и все.

Он подошел ближе.

– Ты говоришь то, что думаешь, не так ли?

– Это избавляет от многих проблем.

– Ты, безусловно, отличаешься от всех остальных женщин. Да, я включаю в их число и Келли, – со сдерживаемой яростью проговорил Мартин.

Он стоял так близко, что Энн видела, как загибаются кверху концы его ресниц, видела изогнутую линию нижней губы прекрасной, четкой лепки, по которой так хотелось провести кончиками пальцев. Ее сердце учащенно забилось, когда Мартин прорычал:

– Не могу понять, почему я дал это глупое обещание!

– Я тоже дала себе одно обещание, если тебе будет от этого легче, – со слабой усмешкой сказала она. – Держать подальше от тебя свои руки.

В его глазах заплясали чертики.

– В самом деле? Но по обоюдному согласию обещания можно нарушить.

– Нет, нельзя! Мы совершенно не подходим друг другу, а я не сторонница случайного секса.

– Я имел в виду не совсем это, – ответил Мартин. – А теперь, учитывая то, что у Мелани столь же горячий нрав, как и у тебя, нам лучше отправиться в столовую.

После ужина Мартин уложил Тори, потом они с Энн играли в шахматы в патио. В пять минут первого он весело констатировал:

– Шах и мат.

– Уф, – вздохнула Энн, – я должна была блокировать твою ладью два хода назад.

– Ты хорошо играешь.

– Меня научил Кейт, наши ночные дежурства часто совпадают. Помогает не заснуть. – Она расслабленно улыбнулась. – Поскольку я сейчас не на ночном дежурстве, пойду спать. Спокойной ночи.

Когда она отодвинула стул, Мартин встал.

– Как ты заметила, – лениво проговорил он, – я ни словом не упомянул о моем предложении. Решил оставить это на потом.

– Очень мило с твоей стороны, – вежливо ответила Энн. – Избавляет нас от ненужной конфронтации… Я целиком за.

– Есть много способов избежать конфронтации.

Не поднимая рук, он наклонился и приник к ее губам в интимном, опустошающем поцелуе. Затем перешел к ее щекам, закрытым глазам, шее. Словно откуда-то издалека Энн услышала, как он бормочет ее имя.

Она чувствовала себя обессиленной, невесомой, снедаемой жаждой, которая, тем не менее, утолялась так, как никогда в жизни. Нет, он даже пальцем не прикоснулся к ней! Энн вздрогнула и отпрянула, ее глаза казались огромными темными озерами под ночным тропическим небом.

– Нет, Мартин, пожалуйста.

– Я просто поцеловал тебя на ночь. Напрягшиеся соски обозначились под шелковой блузкой, все тело было охвачено жаром.

– Не играй со мной в эти игры! – взмолилась она. – Мы ведь в разных лигах, разве не видишь?

– Я поцеловал тебя потому, что хотел этого. А ты не ушла потому, что тоже этого хотела. Признайся, Энн.

Он видел ее насквозь.

– Хотела? – выкрикнула она. – У меня просто не было выбора!