Текст книги "Стратегия новой культуры Японо-Руссии эко-гармоничного будущего"

ОБЩЕСТВО, социум (см. также одноименную гл. в данной энциклопедии – т. 1, с. 162–163 и т. 2, с. 192–194) – изначально сложное, естественное неквантифицированное и неквантифицируемое объединение людей, эко-социальные связи которых строятся подобно общению индивида с себе подобными и с живою Природою = Живым Космосом = Небом. Таково традиционное японское О., организуемое Живой, японской этикой.

Совр., гражданское О. есть изощренный, квантифицированный «перекос», полагающий разъединение человека и его общество с эволюцией жизни. В целом О. – совокупность эко-индивидуальностей, в перспективе составляющая ведущую подсистему эко-системы «О.-биосфера», ответственную за целое и регулирующую саморазвитие и целого, и подсистемы биосферы. Так организуемая этно-эко-система становится ноосферой. Японо-Руссия есть, по замыслу, движение именно в этом напавлении. Их предпосылки – не только на Западе, сколько на Востоке, в Японии и в Евразии = России. Основное преимущество этих последних традиций – в регулировании О., включая соц. поведение его членов, посредством эко-нравственности, или Живых этики-эстетики-логики и уже потом, на этой основе – также и эко-правом.

На Западе же установилось иное понимание О. – «группа людей, создающаяся благодаря целенаправленной и разумно организованной совместной деятельности, причем члены такой группы не объединены столь глубоким принципом, как в случае подлинной общности. О. покоится на конвенции, договоре, одинаковой направленности интересов. Часто под О. подразумевают сферу, лежащую между индивидом и государством (напр., когда речь идет об ориентировании целей воспитания на «общественную» волю определенной эпохи), или гражданское О. романтиков, или в смысле франц. понятия societe – corpa social – «весь человеческий род» [150, c. 313].

В принципе – это социецентрично-квантифицированное понимание О., преувеличивающее зависимость индивида от такого О. и игнорирующее более фунд. зависимость О. от индивидов, его составляющих (и тем более – от природы). Разъединение же О. с природой – противоестественная аномалия, хотя это и привычно. Аномальны также существующие представления о базисности общества = экономики по отношению к человеку = индивиду = природе. Эти взгляды навязываются японцам. Эта линия исключена для Японо-Руссии.

В отличие от изначального состояния, когда соц. связи были вплетены в сущностную эко-систему «Живой Космос-индивид», и даже в отличие от сфер «культура» и «цивилизация», где природа и О. объединены в одну систему (хотя в случае с цивилизацией внутренне крайне неустойчивую и само-аннигилирующуюся), совр. О. считается неким подобием (живого) организма. Но это тоже, как и цивилизация, все-таки полуживой, весьма ущербный и тоже само-аннигилирующийся = «раковый» «организм». Неустойчивость его обусловлена запредельной ориентацией на внешне-предметное бытие способностей человека, т. е. экономику. Это – крайне трудо-природо-затратная система экофобно-катастрофичных социетальных отношений.

Совр. О. – это не совсем организм, не вполне живая система, это скорее самодвижущейся «механизм» потому, что оно отделило и отделяет себя от остальной живой природы, выделило себя из общего потока эволюции жизни и поставило себя над ним. Оно стало включать в себя некоторые элементы и подсистемы природы, сделав акцент на предметизируемо = потребляемо = атомизированно = квантифицированной природе, включив ее в свой экономический «базис» и тем начав все ускоряющееся движение к эко-катастрофе. Большая часть живой природы оставалась за пределами внимания общества и длительное время сохраняла способности саморазвития. Но эти возможности катастрофически сокращаются и начинают исчезать.

В действительности Жизнь Природы в гармонии с порожденным ею человеком есть основание соц. развития. Попросту говоря, природа = человек первичны, О. – вторично. Наиболее очевидное, что необходимо возродить, это былое гарм. – живое единство = целостность общества с живою природою. Перспектива развития О. – осознанное восстановление-развитие его этно = эко-связей в рамках регулируемого этногенеза. Это и есть задача Японо-Руссии.

Однако это «просто так» сделать невозможно, ибо противоестественный, но, увы, мрачно-реальный разрыв между О. и природой укоренен в структурах знания-логики-философии-личности. Поэтому эко-гармонизация – это общее направление для них всех, хотя и проходящее, естественно, по-разному в каждой из этих сфер. Основное же направление в системе эко-гармонизации О., в его уже осмысленном сближении с Живою природою – это переориентация всех его подсистем на Человека = Творца Жизни, на развитие и раскрытие его духовно-творческих потенций в этом Творчестве. Эта переориентация требует нового уровня осмысления не только всей системы категорий, в частности, общества – человека – цивилизации, но еще и эко-гармоничной системы средств: знания-логики-философии, социологии… Значимым моментом в этом многоплановом процессе является ОРИЕНТАЛИЗАЦИЯ (от orient – Восток), а для нашего Проекта – японизация-русификация-девестернизация-депредметизация…

ПОЛИТИКА (от гр. politika – государственные или общественные дела) ГАРМОНИЗАЦИИ ЖИЗНИ. Изначальной политикой на Востоке м.б. наз. политика гармоничного общения человека-с-Природой внутри нее, или, короче: политика «выражения Жизни». Ее смысл и цель – гармоничное вписывание человеком себя в Жизнь природы, адаптация его к ее ритмам. Такой, изначальный тип П. гос-ва характеризуется с полным основанием как «организм». Основной принцип такого «гос-ва-организма» – гармония. Именно гармония обладает на Востоке статусом всеобщности, являясь основным принципом организации человеком своего Ж.з., а потому и этики = эстетики и им структурно тождественной логики.

Все это концентрировалось в личности «совершенномудрого», в т. ч. и в личности чиновника (= политика), который тоже должен был соответствовать идеалу мудреца, или, по крайней мере, стремиться к этому. Говоря современным социологическим языком, мудрецы, гармонизирующие мир, были эталонной, или референтной группой, включающей императора.

Основой, или «базисом», такой политики была вовсе не экономика, а система общения человека-с-Природой внутри нее. Труд, экономика были формой «выражения жизни и утверждения жизни» (К. Маркс) Природы человеком. Проще говоря, экономика тоже была организмом по своей структуре. Она не противостояла живой Природе (как совр. политика = экономика), не была сферой борьбы человека с Природой и человека с человеком.

Однако Восток не обладал – по отношению к Западу – некой мерой жестко квантованных воинственности-агрессивности. Более того, Запад интуитивно «нащупал» очень действенное средство саморазвития – предметное средство, или математику-естествознание-экономику-технику, посредством которых Запад смог подчинить себе, своей политике, т. е. своим экон. = политическим интересам и Восток, и мир в целом. И именно такая, экономикоцентричная политика ведет мир к эко-катастрофе. Поэтому она должна быть снята, развита в нечто качественно иное, более совершенное. Соответственно позитивные и негативные свойства концентрируются и в личности политика и управленца. Хотя, в то же время, нужно выявить в существующем их образе то экофильно-«рациональное зерно», которое должно сохранить будущее. Политик и управленец выступают в данном случае тем «концентрированным выражением» всей экоцидно-техногенной цивилизациии, или техно = некросферы (по Л. Н. Гумилеву), снятие – развитие которой меняет (= гармонизирует) образ человека будущего, а значит и политику.

Итак, изначально основной смысл П. состоял в поддержании-регулировании человеком своей системы эко-общения – на правах младшего соавтора Живой Природы. Но и отныне, уже став ведущим соавтором эко-соц. системы, человечество по-прежнему должно сохранять эту линию гарм. регулирования, меняемой уже скорее им, чем Природой, экосистемы, развиваемой им в Ноосферу.

К этой возросшей нравственной ответственности и великой творческой миссии современное человечество должно готовить-развивать следующие поколения. В этой миссии оно может-должно развивать-совершенствовать великие принципы буддизма: сострадание ко всему живому, самопожертвование во имя Жизни, самоотдачи своему творению. Это – и всеобщие принципы Творчества Жизни и ее творцов. Это – изначально = фундаментальные принципы П. гармонизации, П. гарм. будущего. Они должны быть распространены на все сферы Жизни = Творчества Человека через образование, гармонизируемое в систему непосредственного совершенствования Человека = Творца Жизни. Это и путь созидания культуры Японо-Руссии.

Постоянство – в изменчивости японской культуры.

Феномен творческой ориентации на изменчивость жизни имеет своим основанием ориентацию японской традиции на вечное = постоянное в непостоянном, самоизменяющемся мире Жизни:

 
«Пролетают года. // Люди старятся и умирают – //
Но весенней порой, // Как всегда, на привычном месте, //
Ждет меня зеленая ива…» (цит. по: [308, c. 129])
 
 
«Непостоянство – Нашего мира основа.» (цит. по: [308, с. 77])
 

Кажущаяся парадоксальность здесь в том, что эта изменчивость, это непостоянство – постоянно, неизменно, вечно. А ведь это постоянно = непостоянное, вечное = меняющееся есть сама суть жизни и всего творчества, – не только художественного. Это – суть также и творчества Жизни Человеком (в т. ч. и пересотворения им себя в духовно-творческую индивидуальность высшего уровня), ощутившим свои ограничения на фоне тех поистине страшных изменений, которые он совершил-натворил в мире Природы, предметизированной = цивилизированной им во всего лишь безжизненную «окружающую среду». Необходимо возрождение и развитие тех аксиом, характерных для художественного творчества японцев. Как ни близки между собой два тождества: Жизнь → Творчество и Творчество → Жизнь, – акценты у них все же разные. И важно осуществлять уже осмысленно этот сдвиг акцента с творчества, воспроизводящего Жизнь, на Творчество Жизни и Человека человеком. Эти свойства должны стать атрибутами Человека: Женщины-Матери-Созидательницы и Мужчины-Отца-СоТворца Жизни, япониста и русиста, японца и русского.

РЕЛИГИЯ И НАУКА в Японии и России соотносятся иначе, чем на Западе. Вообще говоря, наука возникла как форма перехода-падения культуры в цивилизацию, что привело к существующему, западно-рационалистичному, разъединению Р. и Н. и жесткой квантификации последней, к десакрализации ею природы, в т. ч. и в России и даже в Японии вслед за Западом, что, естественно, сильно осложняло и продолжает осложнять общую духовную ситуацию в наших странах и мире. Причина этого видится, прежде всего, в различии оснований. Для Востока таким основанием выступает обожествляемая и боготворимая Живая Природа. Это характерно для язычества-зороастризма-синтоизма-индуизма-буддизма. Запад сдвигает свое внимание на человека-потребителя, противопоставляя его природе. Такова иудео-католически-протестантская позиция, как она сложилась в Западной Европе, включая отчасти и западные регионы России.

Православие в принципе не только не противопоставляет человека природе, но и прямо, хотя не всегда четко и последовательно, соотносит их в гармонии. В отношении науки это означает, что Восток к ней не расположен, Запад создал естествознание, а Россия – гуманитарное (Живое) Знание и в России оно значимее, чем на Западе. С этих позиций религии Востока и православие могут быть поняты как формы Живого знания – основания-средства эко-синтеза культур Японии и России в субкультуру Японо-Руссии.

Католицизм и особенно протестантизм, а также религиоведение-востоковедение как науки, могут быть поняты скорее как формы научно = предметного знания, квантифицирующего-летализирующего саму Жизнь, – в отличие от Живого знания, приближающего науку к экофильным религии и искусству (Востоку-России). А поскольку общую духовную ситуацию в мире и даже в России и в Японии определял до сих пор секуляризованно = десакрализовавший себя Запад, то это и привело к эко-катастрофе. Необходим и назрел поворот «колеса истории» на эко-гармонию и гармонию вообще, – в соответствии с традициями Японии. Это и будет выход из катастрофы. Он видится в сакрализации-десекуляризации-депредметизации-деквантификации-десциентизации всей духовно-творческой ситуации в мире, начиная с Японо-Руссии. Основанием этого процесса могут стать религиозные и светские духовные культуры Востока-России-мира. Стратегией этого экологически жестко необходимого процесса могла бы стать Экософия религии и Экософия духовной культуры в целом, включая Экософии Востокотворчества и Живой культурогии. Концентрированно они и выражаются Экософией Японо-Руссии.

ЭКОСОФИЯ – пост = метафилософия, итог эко-гармоничного синтеза восточной мудрости японцев + антично-западной рацио-ограниченной формы мудрости – постэкофобной философии, непосредственно осуществляемой русской классической культурой и мудростью-софиологией, неточно именуемой «философией». Развитие восточной, японской мудрости в Экософию – в усилении акцента на активном творчестве Жизни Человеком. Главная задача Экософии – сдвиг акцента с Природы и общества на Человека-Творца Жизни, творящего ее в полном соответствии с ее жизненными интересами – в их единстве с такими же интересами самого человека, продолжающего восточные традиции Японии, что в итоге и дает Экософию Японо-Руссии.

Качественное отличие мудрости-Экософии от философии – в различии основных принципов: основной принцип (восточной) мудрости – следование Природе, философии – противоречие между человеком и Живою Природою, начатое и продолжаемое агрессивным человеком-потребителем, – при полагании им/нами Жизни в качестве всего лишь пассивного «объекта» наших, генерируемых нами же, субъект-объектных, или предметно-деятельностных, экофобных отношений. Основной принцип Экософии – (возрожденная Экософией Востокотворчества) ГАРМОНИЯ СУБЪЕКТ-СУБЪЕКТНОГО ЭКО-ОБЩЕНИЯ, взаимотворчества Человека и Живой Природы, но уже при ведущей роли Человека-Творца.

Такое понимание данного уровня мудрости особенно значимо для Японии, которая далеко не случайно не создала национальной философии. Думается, сработала интуиция, в соответствии с которой философия как рацио-ограниченная форма мудрости в принципе не совместима с национальной, глубоко экофильной культурой Японии. Экософия Японо-Руссии решает эту проблему. Данная работа создает, на наш взгляд, теоретические основания для создания и национальной ЭКОСОФИИ Японии также. Она должна быть основана на Женском типе Творчества, на ее экософском осмыслении.

Эзотерика – экзотерика: жизнь или смерть? Ныне эзотеричным на Востоке считается то, что стоит за внешними формами бытия живых существ. Отсюда очень спокойное отношение к смерти, ибо она воспринимается как некая иллюзия по сравнению с подлинной жизнью, которая и предшествует земной жизни и следует за нею. Именно такая смерть измеряется жизнью, а не наоборот:

 
«Я не постиг ещё жизни, // Как же мне постичь смерть.»
Кавабата Ясунари [176, c. 317]
 

Человек, его жизнь – есть изначально и по сути своей «выражение жизни и утверждение жизни» Природы. Вот почему японской лирике свойственно воспевание жизни даже перед лицом смерти:

 
«Туман весенний, для чего ты скрыл
Те вишни, что окончили цветенье
На склонах гор? // Не блеск нам только мил, —
И увяданья миг достоин восхищенья! «(цит. по: [522, с. 71])
 

Японскую культуру иногда называют «культурой смерти». Японцы действительно уделяют ей много внимания. Они поэтизируют, эстетизируют ее, вероятно, оттого, что смерть они понимают лишь как момент всеобщей Жизни, как смену ее форм. Их преклонение перед Жизнью столь огромно и всепоглощающе, что смерть для них – включение в круговорот Жизни. (См. 477, с. 218) Тем более что жизнь ушедшего человека включается в жизнь других людей, родных и близких:

 
«Как сквозь туман вишнёвые цветы
На горных склонах раннею весною
Белеют вдалеке, – // Так промелькнула ты,
Но сердце всё полно тобою!»(цит. по: [522, с. 74])
 

Человек, считают японцы, – одна из форм вечно обновляющейся Природы, отнюдь не лучшая, не «венец Природы» и, тем более, не ее «царь». «Хорошо, если он возродится прекрасной сосной»:

 
«Всё в лунном серебре… // О, если б вновь родиться
Сосною на горе!«(цит. по: [522, с. 160])
 

Человеческое воплощение – лишь звено в вечном круговороте Жизни:

 
«Верно, в прежней жизни // Ты сестрою мне была,
Грустная кукушка?» (цит. по: [522, с. 171])
 

А раз так, то и смерть – это (как ни странно) сохранение родственных связей с живой Природой:

 
««Перед казнью»: Я сейчас дослушаю
В мире мёртвых до конца
Песнь твою, кукушка.»(цит. по: [522, с. 187])
 

Кукушка – олицетворение перехода от Жизни через смерть вновь к Жизни. Природа живет этим вечным растворением-возрождением в ней всех ее творений:

 
«Прибрежною ивою моя любовь
Склонилась к набегающим волнам,
И чтоб зазеленеть весною вновь,
Пьет жизнь струей в твоей реке она.»(цит. по: [522, с. 205])
 

Смерть как грань между разными формами Жизни столь условна и зыбка, что она сливается со столь же условной гранью между разными формами собственно Жизни. Поэтому не различить, где моя любовь, где ива, где моя река. В Природе все сливается в едином потоке вечно обновляющейся Жизни. Смерть – это и встреча с любимой, и избавление от мук, страданий бренной и суетной жизни:

 
«О, если б на лугу взойти травой,
Чтоб на меня ступила ты на миг,
Я б с радостью склонился пред тобой,
Я б счастлив был коснуться ног твоих»
 

* * *

 
«О смерти думаю всегда как о лекарстве,
Которое от мук освободит…
Ведь сердце так болит…»
(цит. по: [522, с. 206])
 

Любовь к Живой Природе так реальна, что избавляет человека от страха перед смертью: каждая индивидуальная жизнь – это то, что человек может отдать Природе, вернувшись в нее, вернуть ей свой долг. [См. и 477, с. 218]. Но эта великая Любовь к Природе – вместе с самой Природой и любящим ее человеком – может попросту исчезнуть с лица Земли, нарушив тем самым нормальное соотношение между двумя мирами: видимым и невидимым, предметно-цивилизацией (иллюзией) и подлинностью. Это – качественно отличает эко-мегасмерть от обычной смерти. Если последняя есть процесс просто перехода от одной жизни к другой, то эко-самоубийство Жизни делает вообще невозможной всю и всякую жизнь, – хотя и поскольку она творится неразумными «руками» и неверно: предметно-односторонне развитыми «мозгами» рацио-личности.

Необычайно грустно, что такая губительная стратегия навязана Западом всему Востоку-миру, а мы слишком доверчиво принимаем ее за норму и даже высшее достижение цивилизации, которая разрушает не только всю и всякую жизнь, но и японскую, как и китайскую… культуры, воспевающие жизнь и ориентирующие человека на гармонию с нею. Соответственно: гармония – должна стать рукотворной тоже, должна осознанно, осмысленно, целенаправленно пронизывать все творчество человека и, в конечнос счете, Японо-Руссии. В этом – глобально-исторический смысл японской, чрезвычайно гармоничной и гармонизирующей культуры, сохраняемой и Японо-Руссией и ее Женски-Мужским гармоничным общением на-равных.

Гармоничность творчества женщины. Японская лирика создала такой образ женской творческой индивидуальности, который с максимальной простотой и изысканным изяществом сможет стать нормативным прогнозом вообще развития женского творческого потенциала во всем мире. Для Женщины такого уровня творческого развития Жизнь = Творчество самым естественным образом перерастает в Творчество = Жизнь. Конечно, такой образ создавался не только женщинами, но и мужчинами; это – общее и огромнейшее, еще недостаточно оцененное достижение всей культуры Японии, всей ее творческой интеллигенции. Одно из основных качеств творимой Женщиной гармонии – уникальность каждой из ее форм. Ибо каждое живое существо должно оставаться уникальным, а потому многообразие форм женской уникальной гармонии – это «ключ» к тому многообразию форм Жизни, которое отныне должно твориться Женски-Мужским союзом сообща. Естественная гармония тем самым начинает твориться Женщиной-Созидательницей (и Мужчиной-Творцом). Многообразны и Жизнь, и гармония с нею:

 
«Слива весной,
Летом голос
Кукушки,
Холодный белый снег
Зимой»
Догэн
 
 
«Что останется
После меня?
Цветы – весной,
Кукушка – в горах,
Осенью – листья клёна»
Рёкан
 

…В отличие от Догэна, Рёкан уже отделяет себя от Природы, однако, лишь для того, чтобы осознанно слить себя с нею. Это – две близкие, но все же разные формы естественной гармонии. Этому миру естественной гармонии противостоит дисгармония, которая получается в итоге «раздувания», преувеличения, универсализации частного момента Жизни = Женщины, жизни как таковой – потребления, при полуосознанном игнорировании более фундаментального процесса воспроизводства Жизни, которое отныне должен взять на себя человек → Человек: Женщина + Мужчина, Япония + Россия → Японо-Руссия.

Но тогда проблему можно-нужно повернуть уже по-иному: каковы те основные ограничения японской традиционной культуры, в силу которых Япония (как и весь Восток) не смогла выдержать бурного натиска западной цивилизации, а ныне еще и вынуждена стать вариантом вестера, – что и привело весь мир к эко-катастрофе. Восток участвует в этом эко-самоубийстве скорее пассивно, чем активно и вопреки своим традициям, впрочем, недостаточно осмысленным до сих пор (Это осмысление – одна из наших основных задач). Основной субъект этого процесса – США и Запад в целом. Восток, включая Японию, и Евразия вовлечены в это эко-фобное дело в силу излишней доверчивости, а также в силу еще чего-то, в чем Запад оказался сильнее.

На наш взгляд, это преимущество Запада перед Востоком, включая даже Японию, нельзя свести к чему-то одномерно-простому. Но оно и не запредельно сложно, его вполне можно и должно осознать и выразить на понятийном уровне. Если мы сумеем опереться на опыт Японии, Востока в целом, а также Евразии. Продолжая наше осмысливание японской лирики, можно выделить еще несколько ее свойств, определяемых спецификой женского творческого начала, которые в системе отношений Японии с западной цивилизацией не помогают японцам и даже препятствуют в жесткой их борьбе с жестоким миром «варваров южных морей».

«Индивидность» эко-общения Женщины, т. е. замкнутость ее интересов, в т. ч. и творческих, рамками индивида-семьи, а также и общества; сводимость эко-общения к индивидуально-семейному уровню. Ближе к реалиям японской традиции, по-своему об этом говорит Басё:

«На голой ветке // Ворон сидит одиноко… // Осенний вечер!»

Это знаменитое трехстишие великого поэта «символизирует не одиночество слабого человека перед, якобы, «враждебными силами» Природы, а интимное, сугубо индивидуально-личностное общение, неповторимое у каждого отдельного человека. Здесь Басё сливает воедино процесс порождения индивида Природой с процессом поэтичного, глубоко личного творчества. (См. также [259, с. 216].

В целом такой, индивидуальный творческий тип эко-общения хорош для творчества, но плох в социальных конфликтах. Запад сумел по-своему преодолеть эти ограничения Востока, резко динамизировав всю социальную жизнь, создав качественно новый тип социальных отношений, – уже не экофильно-органичного, а предметно-деятельностно-экофобного типа.

Непосредственность, личностность творчества женщины в ее эко-общении с Природой. Между ними нет и не должно быть никаких опосредствующих звеньев. Просто = естественно этот аспект высвечивает в ее способности, склонности, стремлении к эко-общению, а это и есть собственно экологичность, экофильность, утверждаемая лирикой Японии и Японо-Руссии. Лирика для таких культур одновременно в качестве «реликта» классического периода и живого начала будущего:

 
«Что, кружа, уносит вдаль
Вешний ветерок,
Дружной парочкой живут,
Неразлучною,
На цветке дают обет
Вечной верности!
(цит. по: [296, с. 424])
 
 
Если ж, их не пощадив,
Ветер разлучит,
Превращаются в узор:
Будут вместе вновь —
На девичьих рукавах
Иль на поясе!»
 

В японской лирике все – в т. ч. и дело рук самого человека-мужчины, а тем более женщины, – одухотворено Природой. Предмет, особенно предмет искусства, рожден самой Природой, и не может быть ей противопостоять. Думается, что поэтично-экологичному сознанию (уровня японской лирики) четко противостоит сознание фетишистское, наделяющее предмет… фундаментально-базисной социальной ролью, подчиняющей себе и систему эко-общения. Лирика Японии сдерживает (но уже недостаточно), а культура Японо-Руссии должна сдерживать уже в полной мере наступление прагматичного фетишизма вещей, становясь реальной его альтернативой. Японские лирические поэты изначально поддерживают гармонию человека с Матерью-Природой. Различны формы этой гармонии, но неизменны любовь и уважение японца к Природе: в прошлом – как к Матери и Другу, а отныне – как к своему Ребенку, развитие которого и само существование навсегда зависит от Человека (Русского-Японца), от того, как успешно станет Он творческой индивидуальностью, созидающей и свой социум, и свою Природу. Вот почему рассмотрение японской лирики с позиций необходимой эко-гармонии позволяет сделать следующий фундаментальный вывод: японская лирика идет от первоначальной эко-гармонии с Матерью-Природой прямо к Будущей эко-гармонии, когда уже Человек (став творческой индивидуальностью) берет на себя ответственность и за себя, и за всю Природу. Японская лирика дает реально-возможную картину эко-гармоничного Будущего для всей глобальной культуры, которую предстоит освоить и остальному человечеству, – когда оно найдет в себе силы для этого. А это освоение возможно на сугубо индивидуальном уровне. И при освоении опыта русской культуры.

Ощущение Востоком своей творимости Природою (= Космосом, Небом, Богом), вторичности, частичности, – это его целостное мироощущение. В принципе оно имеет огромный смысл: сначала нужно творчески осмыслить основные позитивные итоги всей эволюции Жизни, чтобы затем, отныне начать ее творить. Но чтобы перейти этот рубеж, осуществить смену парадигмы творчества, нужно осознать, осмыслить, ощутить, что отношения творимости, вторичности, частичности накладывают на человека Востока сильные ограничения, которые приводят к внутреннему неявному, но действенному запрету на переход к системе активного (= мужского) творчества, а значит, к почти полному недоразвитию мужского потенциала и к общему недоразвитию творческого потенциала Востока, в т. ч. и Японии. Это функционирование Женского начала в качестве всеобщего должно быть дополнено сферой Мужских творческих функций – во имя развития всей совокупности творческих потенциалов: детского-женского-мужского-умудренного.

Япония, – как и «тигры» Дальнего Востока, – вырвалась вперед в экономическом развитии, главным образом, путем прямого, доверчиво-некритичного заимствования западных, рацио-экофобных схем развития (что существенно ускоряет и общее, глобальное движение человечества к эко-катастрофе), хотя и с некоторым учетом развития своих национальных и общевосточных традиций, сильно выходя за их рамки, ускоренно развивая еще и свой творческий мужской потенциал (но по западным стандартам, что опасно). Тем самым Восток в принципе добровольно уступает прерогативы полноты, целостности, первичности Западу, чем последний активно и пользуется, не без успеха навязывая свою эко-катастрофичную стратегию всему человечеству.

Однако, именно экофильные достоинства японской лирики являются в перспективе основанием для «прорыва» Японии + России, а затем и мира в эко-гармонично будущее, но при совершенно определенном условии снятия тех ограничений, которые обнаруживаются при излишней универсализации обоих: мужского – для Запада и женского типа творчества и творческого потенциала – для Японии и Востока в целом, при перенесении его свойств на мужской и «пророчески» = соборно-ноосферный типы творчества Жизни. В принципе это будет содействовать нормализации-гармонизации всей системы эко-межличностно-социального общения, выражаемого на Дальнем Востоке биномом инь-ян.

Ориентация японцев на эзотерическое в экзотерическом – суть их социокультурной традиции. В этом плане Восток и Запад – качественно различны: Восток эзотеричен, Запад – экзотеричен, рационалистично прямолинеен, одномерно предметен, «прост как палка», пуля, гильотина, «прост» как эко-самоубийство. В этом смысле можно понять отношение эстетически утонченных японцев к американцам как к «варварам». Такая ориентация на эзотеричное = ориентации на саму Жизнь и особенно – на ее Творчество Человеком. В этом смысле можно постигнуть, что сотворение Человека – это тайна, Великая тайна; а сотворение человека Творцом Жизни – двойная и Великая тайна. Все это в целом дает японцам огромную внутреннюю, в т. ч. и творческую энергию, – и позволяет говорить о еще больших перспективах творческого перехода японской культуры на уровень культуры Японо-Руссии.

Таковы вкратце исходные аксиомы специфично-всеобщей ориентации японцев на сотворчество с Жизнью в качестве младшего ее соавтора, но все же сотворца. Это дает необходимые основания для развития общего творческого потенциала японской нации, и особенно ее духовно-творческой элиты – для выведения ее на качественно новый уровень; это – необходимые, но все же недостаточные условия. Всеобще-детский творческий потенциал – это хорошее начало-основание творчества гармонии Жизни будущего. По его структуре и в качестве его продолжения необходимо и дальнейшее его развитие. Это начало есть в то же время и общие рамки, общий «контур», «эскиз» всей целостной картины живого будущего. В определенной мере этот «эскиз» предзадан синтоизмом, а с ним японцы во многом отождествляют буддизм, который есть, по нашему мнению, самое адекватное выражение женского творческого потенциала. Назрела жесткая экологическая необходимость, и созрели реальные возможности объединения-без-слияния культур Японии-России в культуру Японо-Руссии. Во имя этого необходим качественно новый уровень духовно-творческой индивидуальности.

Японская → Японо-Русская творческая индивидуальность будущего. В Японии система «наука-образование» организована по двум, лишь механистически между собой совмещаемым моделям-стандартам: восточному и западному (американскому). Сначала у маленьких японцев системно развивают их творческие, художественные способности, а затем канализируют их развитие по западным: предметно = экофобным и скрыто-бесчеловечным стандартам. В соответствии с ними же организуется и наука, в особенности естествознание, техническое и экономическое знание, которое ведет скорее к понижению творческого потенциала, чем к его развитию. Эко-гармонизация предметного научно-учебного знания в Живое снимает это противоречие, делает всю систему «образование-наука» системой фундаментального развития творческих способностей японцев, что может вывести нас на качественно новый уровень личностно-творческого прогресса. Вся эта система становится подобной той, которая существует в Японии лишь в отношении раннего детского возраста.