Текст книги "Стратегия новой культуры Японо-Руссии эко-гармоничного будущего"

Конечно, это – колоссальная задача: построить образы-«модели» двух новых типов японской творческой индивидуальности – на основе главным образом японской, необычайно утонченной художественной культуры, – но с привлечением основных достижений культур Запада и Евразии = России. Точнее: прежде всего – России, а уже потом, и при качественно ином отношении к Западу, – и его тоже. И, тем не менее, это – задача решаемая. Одновременно, опираясь также и на японскую лирику.

Второй, не менее важный, аспект проблемы соотнесения культур Японии и других народов мира заключается в следующем. Что может дать миру опыт культуры Японии в решении общепланетарной задачи предотвращения глобальной эко-катастрофы путем эко-синтеза культур народов мира? Ведь по-настоящему японская интеллигенция сможет освоить-японизировать опыт мировой культуры только тогда, когда человечество общими усилиями всех составляющих его народов сможет понять специфику каждой из национальных культур в сопоставлении с остальными типами мировой культуры. Для творческой интеллигенции Японии это означает решение очень деликатной проблемы преодоления ограничения японской культуры, но без выхода за ее пределы вообще. Практически это означает развитие японской культуры посредством ассимиляции опыта мировой культуры, но без «растворения» в нем, т. е. без превращения японцев, скажем, в американцев японского происхождения. Для этого необходима определенная, ограниченная, но все же значимая мера осознанного включения японца в иную культуру. Здесь самое главное – мера такого «включения» без саморастворения, полного самоотождествления с иной культурой, т. е. при постоянном развитии в себе японской национальной (социо)психологии. А возможно лишь при условии создания Русскими Японцами Экософии Японо-Руссии.

Часть I. Всеобщность детской живой логики Японо-Руссии

Айны – народ на острове Хоккайдо в Японии, около 20 тысяч человек (1970). Языки айнский и японский. Язык айнов (айнский язык). Генеалогические связи не установлены. Бесписьменный. (СЭС, с. 28).

Айны – это не древние японцы и не прародители японской нации. Своей внешностью, языком и обычаями они существенно отличались от японцев. Ярко выраженным немонголоидным типом лица, густой бородой и растительностью на всем теле они скорее были похожи на аборигенов Австралии. У айнов господствовал первобытнообщинный строй, и японцы называли их «эдзо», то есть варвары.

В середине XIX века на территорию проживания айнов и их промысловых зон стали частенько наведываться суда США и Великобритании. Иностранцы безжалостно эксплуатировали ресурсы региона – истребляли китов и пушного зверя, вырубали леса, грабили местное население, то есть айнов (и других). И. Титов.

Итак, айны – коренные жители Хоккайдо, Курил и Сахалина. По экологическим свойствам своей культуры они близки к малочисленным народам Севера Евразии и Америки (см. К. И. Шилин «Экософия северного сияния»), т. е. находятся в самом тесном экофильном общении со своей родною Природою. По уровню экологичности культуры айнов и японцев – при их сопоставлении с культурами Востока-Запада-Евразии, типологически составляют одно целое, различаясь степенью художественного осмысления, уровнем изысканности приемов-средств выражения эко-гармонии. Культура айнов – изначальнее, проще, непритязательнее, заземленнее, попросту – ближе-к-Природе.

А главное для нашей концепции то, что айны – по экологическим критериям – имеют самые естественные, идущие от самой Природы, права на ответственность за свою Природу. Они не «открывали» Курилы-Хоккайдо-Сахалин, они родились на этих землях, составляя с ними одно живое целое. И русские, и японцы пришли не на «пустое» место, они пришли сюда извне. Прежде всего, это земли айнов, а потом уж – остальных, японцев ли, или русских. Регион проживания айнов, говоря точнее, острова – Хоккайдо-Курилы-Сахалин.

Айнов культура близка по своей экологической типологии культурам малочисленных народов Дальнего Востока Азии и Крайнего Севера Евразии и Америки. По отношению к японской культуре А.к. представляет исторически более раннюю, то есть детскую, стадию развития. Поэтому именно А.к. мы полагаем в данной работе в качестве исторического и логического начала нашего эко-нормативного прогноза Японо-Руссии. Айнов роднит с японцами природа Японских островов, поэтому с глобальных позиций, культуры айнов и японцев не так уж фундаментально отличаются друг от друга, хотя, конечно же, художественная культура японцев более изысканна, нежели А.к. Для решения Курильской проблемы особое значение имеет возрождение-развитие А.к., но развитие их культуры при бережном сохранении их самобытности. Культура России, на наш взгляд, предоставляет для решения этой проблемы определенный опыт такого диа-синтеза культур.

Всеобщность творчества жизни человеком: феномен эко-осмысления японской традиционной культуры. Если с точки зрения генезиса человечества «человек вообще» изначально есть «выражение жизни и утверждение жизни» (К. Маркс), то в японской лирике и поныне человек есть, главным образом, «выражение жизни», а уж потом и в относительно малой мере – «утверждение жизни». При этом уже Человек-Творец выражает себя главным образом в творческом «утверждении жизни», исходящим из «выражения жизни» и включающим его в себя в качестве своего необходимого исторического начала, превращаемого в логический исход.

И это – не просто и далеко не только некая система аксиом, полагаемая при помощи Живой логики творчества. Это – логически = абстрактное выражение изменившегося соотнесения человеком себя с Живой Природой, когда человечество поставило биосферу в реальную зависимость от своего творчества. Этот сдвиг человеком своих реальных акцентов с Природы на себя, свое творчество, имеет прямое отношение и к истории: в ней должно выделять, особо акцентировать внимание на человеческом творчестве Жизни Природы, – и это несмотря на то, что в истории этот аспект занимал вторичное положение в системе взаимотворчества человека с Жизнью. И все же внешне, в первом приближении этот сдвиг акцентов выглядит как априорно-аксиоматический, как установление новой системы аксиом.

В Творчестве = Жизни = Культуры Человека нет ничего вне этого: все одухотворено творчеством Жизни. Таково наше развитие аксиоматики японской традиции, утверждающей: «Все есть жизнь». Творчество Жизни = Культуры Человеком составляет с Жизнью Природы как бы целостный «организм», который отныне живет, организует = творит свою жизнь по законам двух (а затем оказывается, что и трех) типов: самой Жизни и ее творчества Человеком, «но он по-прежнему не может жить вне, без и против Природы… Для него жизнь изначальна и вечна» [476, c. 210] уже не только потому, что она всех нас и породила и продолжает порождать = творить, но еще и потому, что в ней и через нее мы творим и самих себя, – хотя все-таки главным образом – именно ее, Жизнь. И предметно-неживое – тоже потенциально живое и средство творчества Жизни Человеком, но уже не выражающее роль предметно-материального производства = «базиса». Соответствующим образом расширяются функции – аспекты бытия неживой природы. Если Н. Т. Федоренко, выражая аксиому о всеобщности жизни, писал в своей книге «Кавабата Ясунари»: «Камни японцами извечно почитались как живые творения, с которыми человек может общаться» [412, c. 30], то отныне это общение удваивается (а затем усложняется еще более): камни и вообще все «неживое» еще и творится человеком – во имя творчества Жизни и как средства этого взаимотворчества. Примерно этот настрой мудрец Мёэ (1173–1232) выразил поэтично [412, c. 70]:

 
«Зимняя луна, // Ты вышла из-за туч,//
Меня провожаешь. // Тебе не холодно от снега? // Тебя не знобит?»
 

Изначальность и всеобщность Жизни выражается еще и в очень специфичном отношении японцев к соотношению жизни и ничто = пустоте, небытию, вакууму и смерти. В этом понимании изначального соотнесения живого бытия – жизни и бытия неживого, или небытия можно согласиться с тем, как это соотнесение характеризует один из нас: «В японской мифологии изначально некое внеколичественное, никакими количественными, аналитическими, рацио-дискурсивными методами не определяемое Ничто, некая живая Уникальность «сама по себе», т. е. некое неопределяемое Все (Жизнь). Это Ничто-Всё разделилось на Небо и Землю, а эти последние различаются лишь формой и мерой активности, как женщина и мужчина, стоящие у начала новой жизни. Все остальное, и человек в т. ч., есть лишь многообразные связи этих двух начал мира. Все явления Природы – лишь сгустки связей этих начал. Это великое Ничто сохраняет свою роль первоначала на протяжении всей эволюции жизни, всей истории человека. Все исходит из этого Ничто и уходит в него. По отношению к человеку Ничто есть лишь иное название живой Природы. В поэзии это Ничто-Все-Природа наличествует «чаще всего в виде намека или штриха и имеет разные названия: Красота, Истина, Очарование вещей (Мононо аварэ)» [476, c. 211]. Самое главное здесь в том, что Ничто – это преджизнь и даже нечто, более фундаментальное, чем сама проявленная Жизнь; Ничто – это великое предначало жизни. Кавабата Ясунари считает, что Ничто есть «очищение… освобождение от существующей формы человеческого бытия, восстановление подлинной первоприроды человека – возвращение к незамутненному житейской суетой первоначалу» [176, c. 329, примеч.].

Это означает, что для японцев (и Востока в целом) смерти как бы и нет. Она – просто иная форма жизни: Жизнь Природы. Эту линию такого постижения жизни и смерти особенно фундаментально разработал буддизм как психосоциокосм женской творческой индивидуальности. Переход гармоничной «связки» Жизнь → Творчество в иную: Творчество → Жизнь значимо увеличивает фундаментальность творимой жизни над ее отрицанием: последнее, не-жизнь, в еще большей степени становится частностью и даже средством самосозидания – самосовершенствования творчески-живущей индивидуальности. Не-жизнь здесь может быть обозначена как «хаос», – который становится необходимым этапом в организации человеком перехода в своем Творчестве Жизни от одного этапа к другому.

Детский тип Живой логики Японо-Руссии как предпосылка ее Женской логики.

 
О, заря весной! // Среди персиков в цвету // Щебетанье птиц!
Кикаку [505, с. 191]
 

Основная миссия детского творческого начала самих детей, а также и вообще всех творческих индивидуальностей – это творческое освоение мира Жизни, т. е. опыта общения с ним, накопленного предшествующими поколениями. Логическим регулятивом такого настроя является, по-видимому, внутренняя установка на слияние с миром Жизни Природы-Матери, отождествление себя с нею, воспроизведение ее в себе, ощущение себя микровселенной – вплоть до того, что как бы забываешь сам себя.

 
«Весна настала, и как будто бы цветёт
На ветках тех, покрытых белым цветом,
Цветок весны.// И соловей на них поёт
Средь снега белого, как будто средь побегов»
Содзэй-хоси [505, с. 79]
 

Формально говоря, здесь нет человека, – как бы нет. Но он угадывается в той изысканной нежности, с какой описывается весна, юность, становление человека эстетически совершенным существом. Не менее важно еще и то, что прежде чем обрести свое (творческое) «Я», дитя Природы «видит» себя в другом живом существе: цветке, соловье, женщине… И весь этот мир начала жизни пронизан любовью, гармонией, красотою…

 
«Ах, сколько б ни смотрел на вишни лепестки,
Что средь простёртых гор весной видны в тумане,
Не утомится взор! // И ты, как те цветы…
И любоваться я тобою не устану!»
Томонори [505, с.115]
 

Для весны как начала характерна ориентация на вечность. Тому, кого впервые одаривает любовь своим вниманием, искренне кажется, что она – вечна: «И любоваться я тобою не устану!»: любить я буду тебя вечно, а жизнь бесконечна. И человек, как творенье Жизни, бесконечно вечен тоже. И в этом есть великий смысл. Нельзя начинать творчество и вообще начинать жизнь с мыслью о бренности, конечности, безысходности ее и ее страданий. Жизнь только тогда подлинно-природна и Творчество ее подлинно, когда ориентирована на бесконечность. Это высшая аксиома Логики Жизни = Творчества. Это – и высшее достижение Творчества Жизни, его самый фундаментальный вывод. Этот вывод особо значим в нашу эпоху, когда человечество поставило саму свою жизнь под сомнение, сделало ее сохранение всеобщей проблемой. Решить эту проблему в пользу жизни люди доброй воли смогут тогда, когда с полной решимостью скажут самим себе и ей:

 
Жизнь! Ты прекрасна и бесконечна!
И пусть всегда будет солнце! // И пусть всегда будет Жизнь!
Тогда всегда буду и я – // В своих детях и творениях.
 

Нужен явный мажор! И ориентация на вечное или, по крайней мере, трудно обозримое будущее. И этот мотив – не столь уж редок в японской лирике. Это – один из ее самых фундаментальных мотивов. Так, в цитируемом сборнике «Шум ветра в прибрежных соснах» эпиграфом взята следующая танка:

 
«Лишь прикоснуться К росинке хризантемы //
На горном склоне – // И жизнь наша продлится, //
Как век тысячелетний» (Из антологии «Кокинсю»)
 

Здесь еще раз можно подчеркнуть, что жизнь, в т. ч. и долголетнюю, дает человеку Природа и прозрачно намекается на то, что это прикосновение к ней есть проявление любви и нежности и вообще трепетных чувств (но ни в коем случае – не враждебного, не потребительского отношения). И мы должны сохранить не только саму Природу, но и это бережно-трепетное отношение к ней внутри нее, изнутри, эту детскую доверчивость к ней, восприятие ее тайн как своих, ее жизни как своей собственной. Символом этого многогранного, но неизменно позитивного, нравственно-эмоционального отношения к Природе являются, как и во всем мире, цветы:

 
«Когда приходит время быть весне,
// То сливы цвет ласкает глаз цветеньем.
Так будет каждый раз… // И те цветы тебе
На тысячи веков пусть будут украшеньем»
Цураюки [505, с. 104]
 

И не только «украшеньем», но и символом красоты-гармонии (и мудрости) Природы. В этом смысле логика тождественна эстетике, этике, мудрости, здоровью… Интересен здесь еще один штрих: такой тип эко-общения не только изначален и перспективен, но и настолько естественен = присущ человеку во всей его прошлой и будущей истории, что именно с него можно как бы заново начинать творить нашу систему Живой логики гармонии с нею:

 
«Существовали ль в древности когда
По тысяче веков живущие иль нет?
Не знаем мы… // Но пусть тогда с тебя
Начнётся жизнь во много тысяч лет!»
(Содзэй-хоси [505, с. 105])
 

Естественно, большая, основная часть этой системы эко-общения сохраняется японцами (но не Западом) на протяжении всей своей жизни. И этот тип эко-личностного общения необычайно созидателен (= креативен). Он пронизывает все творчество всех возрастов, – хотя и не всегда явно и зримо. Ныне это фундаментальное основание творчества следует начать воспроизводить не только средствами искусства, художественно-эстетического воспитания, но еще и всей системой воспитания-образования и всей системой социальных отношений, экогармонизируемых во имя этой великой миссии.

Особенно податливо-восприимчива к такому возрождению любви-гармонии и красоты женщина (прежде всего, мать). И не только в Японии, хотя в ней – в первую очередь. Здесь важно также особо подчеркнуть, что при всей типологической близости детства и материнства важно, просто необходимо их логически, эмоционально-эстетически четко различать (естественно, без противопоставления), ибо просто категорически противопоказано передавать детям чувства безысходности, минора, тоски, ощущения бренности жизни и т. п. Этот последний комплекс чувств и настроений присущ скорее буддизму и женщине, чем брахманизму, индуизму, даосизму, синтоизму, язычеству в целом. Он не должен быть присущ и будущему человечеству, и японскому народу в частности.

ТРУД ВООБЩЕ – фундаментальное обобщение, самая гениальная и еще по достоинству не оцененная идея К. Маркса: «Труд вообще… есть не что иное, как абстракция/…/, производительная деятельность человека вообще, посредством которой он осуществляет обмен веществ с природой, не только лишенная всякой общественной формы и определенного характера, но выступающая просто в ее естественном бытии, независимо от общества, отрешенно от каких бы то ни было обществ и, как выражение жизни и утверждение жизни, общая еще для необщественного человека, и человека, получившего какое-либо общественное определение». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. II. Т. 25. Ч. II., с. 381–382).

Этот тип эко-общения доорудиен и безорудиен, досоциален и внесоциален, изначально-сущностен, экофилен и неквантифицируем. Это универсальный процесс духовно-реального самовоспроизводства жизни, но осуществляемый природой не вне и не без человека, а через него, продолжение и выражение Жизни Природы человеком в процессе своего порождения = сотворения Живою природою, но уже с участием, в соавторстве с творимым ею индивидом, в котором концентрированно и выражает себя Природа, Живой Космос, Бог. Восток выражает эту связь тождеством Макро = микрокосмов: они структурно подобны, и восточный мудрец осмысливает Небо по его проекции творению = человеку. Все это в полной мере относится и к Японии. И в качественно большей мере, чем к Западу.

Логически труд вообще есть духовно-простейшая суть всех исторических, в т. ч. современных, форм труда-знания-культуры-духовности. И если что-то из их современных форм не соответствует этой простейшей сути, то значит, они – преходящи, а потому должны быть сняты, оставлены в историческом прошлом, во втором тысячелетии. Эко-логически таковы же и все сущностно-простейшие экофильные понятия Экософии Востокотворчества: Культура вообще, человек вообще, общество вообще, (Живые) знание и логика вообще…

Труд вообще – это и совокупность критериев, которым не соответствует данная, эко-катастрофически квантифицированная бездуховная действительность, экофобная цивилизация, социум = культурология социетального типа, что означает, что им нет места в будущем. Им ещё надлежит стать формами «выражения жизни и утверждения жизни». Их мы ещё должны развить = эко-гармонизировать, одухотворить, деквантифицировать, пересотворить в таковые. Задача вполне выполнима в ходе общего процесса возрождения – развития изначально = духовной формы труда в осознанно = духовном творчестве жизни Богочеловеком. Это – идеал и для японцев.

Труд вообще, или абстракция труда (не путать с абстрактным трудом) может быть понят также и как простейшее и сущностное Начало (Духовной) культуры. На этом основании может быть понято и введение К. Марксом различения двух экологически-духовно качественно противоположных типов труда (знания-культуры): 1) Живые их формы: труд вообще, или абстракция труда – полезный труд – Творчество Жизни; в гармонии с природой и 2) антагонистично-предметно-орудийный, бездуховно-мертвящий труд как форма подчинения жизни предметным формам цивилизации, или материальным интересам власть имущих: конкретный труд-абстрактный труд-наёмный труд, предметно-деятельностная форма творчества. (См. также: Экософия. Энциклопедия Живого Знания. Т. 1, с. 21). Их синтез реален и для Японии.

АМАТЕРАСУ – Великая Богиня-Прародительница японской нации, определившая высокую женственность Японской культуры, что привело к парадоксу, когда мужчина действует-творит по нормам Женской культуры, поддерживая тем самым очень своеобразную систему матриархата. Во многом именно этим объясняется особая специфика Японской культуры. В течение многих столетий эта специфика обеспечивала Японии высокий статус положения в мире. Ныне это преимущество Японской культуры – под большим вопросом. Необходим смелый, дерзновенный «прорыв» в неизведанное (для Японии) будущее. Нужен иной: интеллигентно-мужской творческий потенциал. Его-то и нужно создать – при опоре на опыт иных стран мира. Наиболее перспективен для Японии опыт интеллигенции русских. Мы готовы поделиться им с нашими коллегами. Хотя задача его органичной интеграции с традициями Японской культуры – весьма сложна, но все-таки решаема. Схематично это решение видится на пути эко-диасинтеза культур Японии и России в субкультуру Японо-Руссии.

Для решения этой проблемы попробуем несколько скорректировать формулировку и даже смысл следующего закона, уточнив его аксиоматику.

Биогенетический (или рекапитуляции) закон (от греч. bios – жизнь и genesis – происхождение) – впервые предложенное Фрицем Мюллером и Эрнстом Геккелем положение о том, что ряд форм, которые живое существо проходит в процессе своего индивидуального развития от яйцеклетки до развитого состояния (онтогенез) представляет собой краткое «сжатое, отличающееся многообразными изменениями повторение длинного ряда форм, пройденных предками данного организма или основными формами данного вида с древних времен до настоящего времени (филогенез)» [222, с. 44].

Нечто аналогичное, хотя и не буквально, происходит и в личностно-общекультурном развитии человека, развивающегося на основе и посредством культуры, основной функцией которой отныне становится:

1) отныне уже не столько обобщение-подведение итогов всего предшествующего развития – во имя его последующего краткого повтора следующими поколениями, т. е. передача этого опыта последующим поколениям, а

2) развитие-совершенствование по возможности каждого в духовно-творческую индивидуальность — в соответствии с основными этапами развития культуры, но

3) при снятии цивилизационного «перекоса». А для этого необходимо проделать фундаментальнейшую работу по качественному переосмыслению рацио-эгоистичного наследия цивилизации Запада в Культуру Творчества Жизни Человека-Мужчины нового, духовно-творческого уровня развития, определяющее этно = национально-культурно = личностное многообразие созидаемого ныне нами будущего.

Гармония (гр. harmonia – связь, соразмерность) – «созвучие, согласие, соответствующая эстетическим законам согласованность» [222, c. 87] как фундаментальный = универсальный принцип Творчества самой Жизни. Г. – всеобщий принцип организации Жизни = Творчества = Культуры и особенно Культуры = Творчества = Жизни Человеком, в т. ч. эко-общения как эко-социально-культурного целого, включая Живое знание как наиболее универсальное средство такого творчества. Г. изначально-сущностна, как принцип самоорганизации Жизни = Культуры: дао-Неба-Земли (Восток-язычество) и процесса порождения человека-культуры-общества. Здесь гармоничность смыкается с целостностью, составляя единый подход человека к Жизни внутри нее и рядом с нею.

Для формальной логики Г. как бы не существует, т. е. она не считается сколько бы то значимой категорией логики. Но она остается центральной категорией эстетики = этики, особенно в культурах Востока и Евразии = России, выступая как метод, вектор и идеал. Этот подход должен быть возрожден-развит при осознанном переходе человека с уровня Г. внутри Живой Природы (Восток), рядом с нею (Евразия-Россия) и тем более – против нее (Запад) на уровень Г. человека-творца, регулирующего всю экосоциальную систему как целое (ноосфера), при взятии человечеством на себя основной ответственности за Жизнь в ее целостной Г.

Все это составляет социально-онтологическое основание Женской Живой логики творчества, включая гармонизируемую = оживляемую формальную логику. Гармония и здесь должна стать основным принципом организации системы категорий Женской логики и организации-развития ею системы Живого знания = культуры, что и создает (эко)логические основания для гармонизации социетальных форм функционирования общества в социум Женщин-Созидательниц и Мужчин-Творцов Культуры = Жизни.

Для Японии Гармония изначальна, интуитивно естественна и органична, а для Японо-Руссии – еще и аксиоматично-осознано полагаема. А вот Западом, с античности – умышленно отрицаема-подменяема дисгармоничным противоечием в качестве всеобщего принципа. Живая логика осмысленно возрождает и универсализирует Гармонию.

ЖИВОЕ ЗНАНИЕ – донаучно-ненаучное и пост = метанаучное, дорационально-нерациональное и пострациональное знание, непосредственный живой аналог которого – религиозное и художественное, особенно восточное, японское, отчасти и гуманитарное знание. Это – эко-гармонизирующее образное знание, неквантифицируемое в принципе, адекватное целям взаимотворчества Человека и Живой Природы, благородным целям всей системы (само) совершенствования духовно-творческой индивидуальности, в каковую систему она превращает науку-образование. Живая культурология культуротворчества есть форма Живого знания. Предметное знание и предметно-формальная логика (составляющие некий умысел античности-современности) и культурология суть односторонние, вырожденные, понятийно превращенные формы Живого знания. Они приносили большую пользу (человеку-потребителю, но еще больше – тем, кто им манипулирует), а ныне обнаружилась их экофобная-катастрофичность.

Структура японской культуры и ее традиционно-художественного знания дает достаточные основания считать, что японцы пользуются Живым знанием, – хотя и не называют его таким термином, ибо свое знание они как бы непосредственно выводят из самой Жизни.

ЖИЗНЬ – это Великий ДАР НЕБА, основной, неквантифицируемый образ всей Мудрости Востока, исходное, не всегда фиксируемое основание всех раздумий, логических и теоретических построений восточного (Живого) знания Мудрецами-совершенномудрыми Востока, – хотя это чаще всего просто подразумевалось (что принято на Востоке). По-настоящему Жизнь не определяема (при существующем понимании процедуры определения), неквантифицируема, т. е. определяема через определения форм проявления Жизни, через систему категорий Экософии ТВОРЧЕСТВА ЖИЗНИ. Жизнь и ТВОРЧЕСТВО Жизни – исходные и самые фундаментальные, аксиоматически полагаемые реалии-категории нашей Эко-фильной Мудрости, или просто – Экософии. А потому все последующие понятия, выводы и размышления являются, естественно, экософскими, т. е. в данном случае – аксиоматичными. Жизнь, естественно, исчисляема, но для нее количественные ее характеристики – вторичны. А потому к адекватному пониманию логики Жизни ближе те культуры, которые полагают саму Жизнь в качестве своего основания. Это – Восток, и не в последнюю очередь – традиционная культура Японии, но не западная цивилизация, организующая свои, экофобные отношения-против-природы по принципу неявного запрета-на-Жизнь. Он не приемлем для Востока и для сохранения Жизни. А потому мы пойдем по логике Жизни-Востока, или Живой логике, беря ближайший к феномену Жизни – образ порождения творчества Жизнью:

ЖИЗНЬ → ТВОРЧЕСТВО – фундаментальная, «ключевая» связка нашей Экософии Живых культурологии-Востокотворчества. Обозначает процесс порождения Творчества непосредственно Жизнью и последующую жизненную необходимость творчества для самого бытия Жизни. Сами изменчивость и многообразие форм проявлений Жизни дают реальное основание для такого выведения-отождествления Творчества из Жизни и с Жизнью. Но Творчество здесь, конечно же, совсем иное, нежели на Западе, а именно: Творчество, выводящее себя как процесс и итог из самой Жизни – как ее продолжение и реализация тенденций и потенций ее саморазвития. Для японских традиций характерно именно такое соотношение/соотнесение Жизни и Творчества (Жизни).

КУЛЬТУРА ВООБЩЕ, или абстракция культуры может быть понята также и как простейшее и сущностное Начало всех культур и техно-цивилизации Запада. КУЛЬТУРА вообще – самая широкая система экофильного эко-общения, которая объединяет человека-общество и Живую Природу. На Востоке образ культуры выводится из представлений о Вселенной, Макромире, Абсолюте, Небе, Космосе… – как некий «узор» на теле Природы; миссия человека – вписаться в этот «узор». Культура строится посредством Живого, восточного, в принципе непредметизируемого по своему генезу, знания, как бы вписывающего человека в ритмы Жизни. Эту задачу согласовывания действий человека с ритмами Природы выполняют Мудрецы Востока своим Живым знанием. Отсюда понятна прямо-таки космичная значимость того, что принято называть восточной мудростью. Экософия-теория культуры делает особый акцент на функционировании культуры в качестве стратегии = программы развития человека, прежде всего, его духовно-творческих способностей. Альтернатива техногенной цивилизации Запада – культура Востока и культура в целом, снимающая цивилизацию культурой более высокого уровня. Ее истоки можно видеть в Японии.

На этом теоретическом основании могут быть доосмыслены и переосмыслены существующие ныне теории культуры и культурологии. И так следует, на мой взгляд, доосмыслить и следующее определение понятия культуры, данное А. Я. Флиером:

«КУЛЬТУРА (возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание) – совокупность искусственных порядков и объектов, созданных людьми в дополнение к природным. Культура – это «возделанная» среда обитания людей, организованная посредством специфических человеческих способов (технологий) деятельности и насыщенная продуктами (результатами) этой деятельности; мир «упорядоченных» коллективов людей, объединенных системой отношений, коллективно решаемыми проблемами и опытом совместной жизнедеятельности; мир особых нормативных порядков, форм деятельности и образов сознания, аккумулированных и отобранных социальным опытом как приемлемых с точки зрения консолидированности и воспроизводства общества как социальной целостности; мир «возделанных» личностей, чье сознание и поведение мотивируется и регулируется уже не столько биологическими, сколько социальными интересами и потребностями, общепринятыми нормами и правилами их удовлетворения, воплощенными в системах социальных целей, идеалов, ценностей, правил, обычаев, стандартов, методов социализации и инкультурации личности, и опредмеченными в специфических чертах технологий и продуктов человеческой деятельности; мир символических обозначений явлений и понятий, созданный людьми с целью фиксации и трансляции социально значимой информации, знаний, представлений, опыта, идей и т. п.; мир познания — интеллектуальных и образных рефлексий бытия, способов и результатов расширения и упорядочивания представлений о мире с целью его практического преобразования, расширения объемов производства, распределения и потребления социальных благ; мир творчества — открытия новых технологий материального и духовного производства; мир «культурных текстов», фиксирующих все перечисленные формы социального опыта в различных знаковых системах.» (Культурология).

Или, в самом кратком варианте «мы дифиницируем культуру как совокупность социально значимых исторических форм общественного бытия», – утверждает А. Я. Флиер (Культурогенез). С нашей же точки зрения культура есть Живое, динамичное целостное единство духовно-реальных сторон гармоничного общения человека (в т. ч. и досоциального, доорудийного) – с-Живою Природою. Именно такова, напр., традиционная культура Японии.