Текст книги "Розмари. Леденцы и тайная библиотека"

Саманта Джайлс
Розмари
Леденцы и тайная библиотека

Samantha Giles

ROSEMARY AND THE BOOK OF THE DEAD

© Copyright © Samantha Giles, 2021

Translation copyright © 2023, by Machina Lyubov & Moiseeva Elena

Иллюстрация на обложке Леси Улановой

© Мачина Л. Н., перевод на русский язык (главы 1–4), 2023

© Моисеева Е. А., перевод на русский язык (главы 5–34), 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

1
Вакансия

– Все готовы? – Не дожидаясь ответа, папа ухмыльнулся и прокашлялся, словно диктор в телевизоре, который собирается сообщить нечто чрезвычайно важное. Я слегка скривилась, а он продолжал читать:

Вакансия

Требуется няня: жизнерадостная и при этом способная поддерживать дисциплину. Со своим транспортом. Обязательна любовь к детям. И к кошкам. Гибкий график; возможны переработки по вечерам. Просим присылать ответы по адресу: Абонентский ящик номер 22, район Бутл.

Лоис посмотрела на меня – даже она выглядела слегка озадаченной. Наступила тишина.

Папа продолжал выжидающе улыбаться.

Мама прикусила губу.

Лоис пукнула.

Я хихикнула.

– Лоис! – возмутился папа. – Ну, народ, разве не здорово написано?

– М-м-м, – с сомнением сказала мама. – Наверное, не стоит писать «Обязательна любовь к детям». Я имею в виду, зачем вообще идти в няни, если ты не любишь детей?

– Ты что, не смотрела «Миссис Даутфайр», Рэй? Я к тому, что это же сплошь и рядом происходит, – настаивал папа. – Целая куча совершенно непригодных к этому людей претендует на то, чтобы присматривать за детьми.

Лоис деловито закивала головой:

– А еще есть «Моя ужасная няня».

– Нет, Лоис, – поправила я. – Там няня Макфи совсем не злая. Она добрая и милая.

– Да, но с виду она страшная.

Я вздохнула.

– Я думаю, нам не очень важна внешность няни, правда, пап?

– Конечно, нет, – твёрдо ответил папа.

– Ну, не хотелось бы, чтобы за нашими детьми присматривал кто-нибудь жуткий с виду, верно, Джон? – осторожно вставила мама.

Тут мне уже стало неинтересно, а они заспорили о том, какую внешность можно считать жуткой, причём Лоис, как я поняла, настаивала, что любой, у кого больше одной бородавки, а на подбородке много волос, наш кастинг не пройдёт.

Если бы тётушки, дядя Вик и мистер Фоггерти всё ещё жили с нами, всей этой чепухи не было бы.

Уже июнь, а мы не виделись ни с кем из нашей четвёрки домочадцев-колдунов с прошлого ноября.

Было приятно вспомнить, как мы с Лоис и Ади нашли Филлис (одну из пропавших тётушек) и победили её брата, злого Мела Вайна, жаждущего расквитаться за то, что произошло сотни лет назад. К счастью, после возвращения Филлис наши родители перестали ссориться, и Мел больше не мог продолжать свои бесчинства, поэтому его шайка разбежалась.

Я знала, что это может быть не навсегда. Я помнила, что сказала мне Филлис, когда я спросила, как нам помешать Мелу снова созвать своих Отродий и посеять повсюду ненависть.

«Нужно продолжать эту борьбу всю нашу маленькую жизнь. Мы сражаемся, проживая каждый день с любовью, добротой и состраданием… Если у нас есть свет, мы всегда сможем одолеть тьму».

Я всем сердцем надеялась, что мне больше никогда не доведётся увидеть холодные глаза Мела Вайна и как он салютует мне двумя пальцами, у меня от этого мурашки бежали со страху.

Я снова взглянула на родителей. Мама пыталась отредактировать папино объявление, а папа терпеливо ждал, когда она закончит, чтобы он мог проигнорировать все её предложения и просто нажать «отправить» на сайте по поиску нянь. Лоис же тёрлась носом об Би. Би – это её плюшевый серый зайка, они просто неразлучны.

Как же мне хотелось увидеть тётушек, дядю Вика и мистера Фоггерти!

Всё, что напоминало мне о том, что они вообще существовали, – это маленькая открытка, которую Фрэнсис прислала из отпуска в Египте.

Я так по ним соскучилась.

– Должна признаться, я беспокоюсь, что этим будешь заниматься ты, Джон, – озабоченно нахмурилась мама, когда папин палец завис над кнопкой мыши.

– Рэй, я справлюсь в лучшем виде. Ты вспомни, мне уже доводилось проводить собеседования.

Мама подняла брови и посмотрела на меня и на Лоис, нарисовавшую на листочке круглое улыбающееся лицо – видимо, это был её вклад в дискуссию о няне.

– Просто будь с ними вежлив, Джон, – добавила мама, понимая, как и мы, что общение с людьми никогда не было папиной сильной стороной.

– Не волнуйся, – усмехнулся тот, торжественно нажимая кнопку «отправить». – Я найду нам идеального кандидата.

2
Мамины великие дела

Так вот, наши родители стали искать нам няню в основном из-за того, что мама собралась творить ВЕЛИКИЕ ДЕЛА.

Однажды вечером они усадили нас за стол – маму так и распирало от возбуждения, хотя она и пыталась сдерживаться как серьёзный взрослый человек, который держит всё под контролем, – и папа начал:

– Мы хотим рассказать потрясающие новости про мамину работу. Ей предстоят великие дела!

Мы так и покатились со смеху, потому что если в нашем доме кто-то говорит «великие дела», то это обычно значит «в туалет по-большому».

После того, как Лоис перестала икать (это у неё от слишком сильного хохота), мы наконец узнали, о чём на самом деле шла речь.

– Девочки, мне предложили поработать три месяца в мыльной опере! – взвизгнула мама. Да так пронзительно, что даже Боб и Мэгги, наши кошки, дремавшие бок о бок на диване, прижали уши и протестующе взмахнули хвостами. Наверное, подумали, что это был собачий свисток с ультразвуком.

– Мама, это потрясающе! – закричала я.

– Что такое мыльная опера? – тут же озадаченно спросила Лоис.

Мама бросила взгляд на папу, сидевшего с гордым видом.

– Ну, – стала рассказывать мама, – это сериал, который показывают практически каждый день, круглый год. Люди привыкают к нему, потому что им нравится следить за жизнью персонажей, а действие обычно происходит в вымышленных городах или деревнях, и показывают много разных героев, которые там живут.

– Это что же, нам придется переехать в такую сериальную деревню? – Лоис нахмурилась.

– Нет, солнышко! – засмеялась мама. – Это все понарошку, глупышка. Это выдуманная деревня, а я буду играть сестру одного из главных героев, которая приехала на несколько месяцев. Так что я буду по-прежнему жить здесь, но мне придётся далеко ездить на работу и иногда оставаться там ночевать.

– О! – При упоминании об этих ночёвках лицо у Лоис вытянулось.

– Послушай, милая, у меня пока даже нет графика съёмок, так что давай не будем беспокоиться о том, что ещё не произошло. Может, это будет только один день в неделю, и тогда ты вряд ли заметишь моё отсутствие.

– И надолго эта работа? – осторожно спросила я, слегка волнуясь из-за того, что мама будет работать далеко от дома.

– Всего три месяца, они пролетят незаметно. Но послушай, плюс в том, что работа на телевидении оплачивается гораздо лучше, чем в театре, так что мы сможем позволить себе небольшую поездку на Рождество или что-то ещё!

– О-о-о, мы могли бы поехать в Индию! – тут же выдала я, думая о том, что мой лучший друг Эди собирается в этом году поехать со своей семьёй на индийский фестиваль Дивали, праздник Света.

– В Индию? – Папа выглядел озадачившимся. – Не думаю, что там найдутся жареные бобы и постное печенье для нашей мисс Капризулии.

– Жареные бобы – университетская еда, – тут же вставила Лоис.

– Наверное, ты хочешь сказать «универсальная», – поправила я, покачав головой.

– В общем, их можно достать везде, – продолжала она, ничуть не смутившись.

Папа закатил глаза.

– Боюсь, ты права. Ладно, как бы там ни было, хватит про поездки. Заранее трудно сказать: вдруг мама задержится на этой работе надолго, и тогда я смогу бросить свою.

– Почему ты хочешь бросить работу, папа? – хмуро спросила я, заметив на мамином лице удивление.

– Хочу пожить как свободный состоятельный человек. Играть в гольф, на гитаре, заниматься домом.

– Вряд ли получится, Джон. И вообще, почему ты не хочешь работать? Дома тебе станет скучно.

Папа покачал головой:

– Да некогда будет скучать.

– М-м, ну, я впервые слышу эту чепуху насчёт «бросить работу», – мама вздёрнула бровь. – К тому же я думаю, что даже дай тебе целую вечность, всё равно у тебя не дойдут руки перекрасить спальню или починить замок в ванной.

– Нам не нужен замок в ванной. Это опасно.

– Опасно? – воскликнули мы хором.

– Да! А вдруг ты запрёшься и не сможешь выйти? – высказав это предположение, папа был явно очень доволен собой.

– Папа, нам почти десять и шесть, а не два или три.

– В любом случае, – добавил отец, на секунду опустив взгляд, – возможно, пришло время сменить профессию. Ну, найти работу, которая мне по-настоящему нравится…

У мамы был такой вид, будто она слизняка проглотила, и клянусь, что, когда папа заговорил о своей работе, зеленовато-голубое свечение вокруг него потускнело. (Я уже рассказывала, что вижу вокруг людей разные цвета, которые подсказывают, как те себя чувствуют и какой у них характер?)

Спустя несколько дней после этого разговора мама отправилась по трассе M6 на примерку костюмов, пробы грима и медосмотр для новой работы в популярном сериале «Брайтсайд».

Ей пришлось уехать в полседьмого утра, чтобы успеть вовремя, но она пообещала, что успеет забрать нас из школы. Так как у нас всего одна машина, папа проводил нас до школы. Потом ему нужно было ехать на велосипеде до станции, чтобы успеть на поезд до Манчестера – знаю, что он НЕНАВИДИТ эти поездки.

– Эти дурацкие поезда – просто издевательство. Никогда не приходят вовремя, вечно переполнены. То какой-нибудь сопливый тип кашляет тебе прямо в лицо, то иной так и норовит ткнуть газетой в глаз, – жаловался папа, когда мы приближались к воротам школы.

Когда мы прощались, я перевела взгляд на пространство над его головой. Нет, всё было в порядке. Его туча не вернулась, точно могу сказать.

Когда папа чувствует себя плохо, над его головой появляется туча. Иногда она белая, иногда серая, грозовая, а порой из неё идёт настоящий ливень.

Больше никто не умеет видеть разноцветное свечение вокруг людей. Я не осмеливалась рассказать никому, кроме мамы. Оказывается, в моём возрасте у нее было то же самое. Она сказала, что это прошло, когда она стала подростком, поэтому я вообще не хочу, чтобы мне исполнялось тринадцать. Не хочу утратить свой дар. С ним я чувствую себя особенной, и пусть я буду странной или в чём-то неправильной, мне нравится отличаться этим от других.

Мой лучший друг Эди неплохо меня понимает, хоть он и мальчик. Мы ведь многое пережили вместе в прошлом году, когда Филлис загадочным образом исчезла, а мы отправились её искать.

У нас дома был портал в зеркале – своего рода ворота в другое измерение, куда проходили наши чародеи. Эди нашёл хитрый способ попасть туда, и нам поручили найти Филлис.

К несчастью, когда чародеи перестали жить у нас, портал исчез – ещё одна перемена, такая же как исчезновение наших волшебных домочадцев и мамина новая работа.

Иногда мне хочется, чтобы ничего не менялось.

На перемене я сидела в домике-«яблоке» – это наше тихое место для размышлений на школьной площадке – и рассказывала Эди про мамину поездку в Бирмингем. Эди внимательно слушал мой рассказ, то и дело поправляя очки на носу. Недавно он обзавёлся новой привычкой – морщить нос, как будто это поможет ему удержать очки на месте. Я собиралась попросить его перестать, потому что так мне было видно его нос изнутри, но мне не хотелось его обижать.

– Так почему же ты не рада, что твоя мама получила эту работу, Розмари? – Эди был единственным из друзей, кто называл меня полным именем.

– Разве непонятно? – ответила я ему. – Мамы не будет дома. Сначала наши постояльцы пропали, а теперь и мама будет постоянно пропадать.

– Значит, после той открытки вы не получали от них никаких известий?

Я печально покачала головой:

– Фрэнсис обещала, что мы ещё увидимся. Почему взрослые вечно нарушают обещания?

Я немного преувеличила, ведь наши родители неплохо сдерживали обещания. Хотя я не очень-то верила маминым словам, что мы можем и не заметить её отсутствия.

Эди был рассудителен:

– Ну, если Фрэнсис сказала, что вы ещё обязательно увидитесь, значит, тебе стоит довериться ей и подождать подходящего момента. Мы не можем изменить направление ветра, но можем поставить паруса.

Ещё одна из его индийских поговорок. Я посмотрела на него, желая получить разъяснения.

– Это означает, что даже если вы не в состоянии изменить ход вещей, вы можете изменить своё отношение к ним.

Я скорчила гримасу.

– Если Фрэнсис сказала, что вы встретитесь, значит, так и будет. Поэтому начинай верить в это, Розмари. Пойдем! – сказал Ади и потянул меня за руку. – Уже звонок.

Я пошла за ним в класс, думая о том, насколько он прав. Фрэнсис пообещала, что мы увидимся.

Мне нужно было перестать переживать и начать верить, что она вернётся к нам, когда придёт время.

3
Брайтсайд (и бунгало)

Когда после уроков мы просидели в учительской у миссис Сайкс ЦЕЛЫЙ ЧАС в первый день и ДВАДЦАТЬ МИНУТ во второй, ожидая, пока мама нас заберёт, стало понятно, что эта схема не работает.

То мама застревала в пробках на трассе М6, спеша домой, то её съёмки затягивались, то опаздывала Донна Уотлингтон. Отговоркам не было конца, и хотя я сочувствовала маме, ведь она так огорчалась из-за всех этих опозданий, в то же время мне было неловко и досадно, что нам с Лоис приходилось сидеть на полу в учительской и играть в старые скучные карточки «Найди слово», а миссис Сайкс тем временем нетерпеливо глядела на нас поверх своих очков.

– Мои хорошие, мне очень жаль, что на этой неделе так получилось, – оправдывалась мама, выезжая на кольцевую развязку, где она чуть не врезалась в белый фургон. – Упс!

– Почему тот дядя машет нам рукой, мамочка? Ты его знаешь? – с любопытством спросила Лоис, опустив стекло, чтобы крикнуть «Привет!».

– Закрой окно, Лоис. Это не означает ничего хорошего, – прикрикнула мама, перепутав передачи, так что в машине что-то хрустнуло. – Лоис, нет! Остановись, пожалуйста!

Но было поздно: Лоис уже показывала ему язык и корчила рожицы.

Я смотрела в другую сторону, отчаянно желая поскорее попасть домой. И наконец разобраться с тем, что никто не забирает нас из школы вовремя.

Когда мы всё-таки добрались до дома и зашли внутрь, лучше не стало. На кухне возле кресла-качалки обнаружилась довольно большая лужа липкой мочи. Видимо, пока нас не было, с Бобом приключился один из его приступов. И угадайте, кто туда наступил? Правильно, Лоис.

– Мама! – закричала она, уже со слезами на глазах. – Я наступила на лужу Боба! У меня все носки в этом!

Я слышала, что мама говорит по мобильному и голос у нее напряжённый:

– Да. Э-э, хорошо. Ну, мне будет немного сложно с детьми, у их учителей в этот день как раз повышение квалификации, поэтому девочки в школу не пойдут.

– Лоис, замолчи! – прикрикнула я. – Мама говорит по телефону. Не мешай ей работать, а то всё испортишь.

Ну вот, пожалуйста: лицо у Лоис сморщилось, и слёзы потекли как из крана – в этом она мастер. Мне пришлось обнимать её целую минуту, пока она не успокоилась; тем временем мама закончила разговаривать по телефону, и вид у неё был озадаченный.

– Рози сказала, что я испорчу твою работу! – закричала Лоис, бросившись к маме. – Она меня обидела, а ещё я наступила на лужу Боба и мои носки воняют!

– Ради бога, Лоис, не говори ерунды. Ничего ты не испортишь, разве что ковер, если будешь топтаться по нему в этих мокрых носках. Скорее сними их, пожалуйста.

Лоис наклонилась, чтобы стянуть с себя эти гадкие штуки, которые только утром были белыми, а теперь – чёрными, серыми, жёлтыми, да ещё и пропитанными кошачьей мочой.

– Послушайте, девочки, у меня тут возникла небольшая сложность. Нужно выйти на работу в понедельник, потому что Донна во вторник идёт к врачу, и им пришлось перестроить график съемок. Надо будет узнать, сможет ли папа остаться в этот день дома, или придумать что-то ещё.

– Не волнуйся, мам. – Я сжала её руку. – Я уверена, что мы справимся.

– Что-то у Донны часто сдвигается график, как я посмотрю, – хмуро заметила мама.

И тут я вспомнила. Донна играла с мамой в одном спектакле в прошлом году. Да, точно.

– Мам, это та самая Донна, которая играла с тобой в «Кто боится Вирджинии Вульф?» в том году?

Мама кивнула.

– Тогда дела у нее пошли в гору, она получила постоянную роль в «Брайтсайде» и теперь стала у них одной из ведущих актрис.

– Как хорошо, что на новой работе у тебя есть старый друг, мамочка, – сказала Лоис таким милым голоском, будто только что не ревела из-за того, что наступила в кошачью мочу.

– М-м, ну да, – ответила мама, но, как я заметила, без всякого удовольствия. Скорее наоборот.

Когда прошла неделя, я стала понимать, что работа в мыльной опере не так уж увлекательна, как нам казалось сначала.

Мама была совершенно измотана постоянными разъездами, всё время на взводе, и её вдруг стало беспокоить, чисто ли в доме, когда последний раз пылесосили, выстирана ли одежда – хотя обычно это её не волновало.

Я задавалась вопросом, стоило ли так стараться заработать «неплохие деньги», как выразился папа, если нет сил их тратить. Но вот наступил понедельник, в семь утра мы с Лоис помахали маме на прощание, и начался этот странный рабочий день: папа был дома, но у него запланирована куча созвонов.

Через несколько часов, когда чипсы и печенье были съедены, а смотреть ролики в интернете уже не было сил, мы решили позвонить маме по видеосвязи.

Мы были очень рады застать её прямо на рабочем месте, но совсем не ожидали обнаружить справа от неё сильно накрашенную пожилую даму – она смотрела на нас из позиции йоги «собака мордой вниз».

– О, привет, девочки! – Мама нервно хихикнула, зачем-то втягивая щеки и едва открывая рот. – Извини, Харриет, у них обеих сегодня выходной, – извиняющимся тоном прибавила она, обращаясь к заду в колготках, находившемуся практически той же высоте, что и мамино лицо.

Мама была совсем не себя не похожа. Её привычное красноватое свечение искрило белым и жёлтым – казалось, оно может вспыхнуть.

Харриет так и стояла вниз головой – с ярко-красным от напряжения лицом и стекающим по спине потом.

– Не обращайте на меня внимания, дорогие, я просто делаю свою обычную разминку перед началом нового дня на этом мясокомбинате.

Мы с Лоис обменялись удивлёнными взглядами.

– Ну как, девочки, дома всё в порядке? – наконец спросила мама, поглядывая на Харриет, которая уже выпрямлялась из своей «собаки мордой вниз».

– А вы знаете, что этот сериал раньше назывался «Бунгало в Брайтсайде»? – вмешалась Харриет.

Мы помотали головами, удивляясь тому, какая эта женщина странная.

– Там всё происходит на улице, где стоят бунгало, верно? А знаете, почему им пришлось убрать из названия слово «бунгало»?

Мы с Лоис снова дружно помотали головами.

– Я вам скажу, почему.

Мы уже поняли, что расскажет, хотим мы того или нет.

– Потому что в бунгало с чердаком проблемы.

– У них вообще чердака нет! – авторитетно добавила Лоис.

– Вот именно, – продолжала Харриет, накидывая халат. – Там пусто, прямо как в головах большей части этой съёмочной группы. Ни-че-го-шень-ки на чердаке, тупые и ещё тупее. Так что пришлось им убрать «бунгало» и оставить только «Брайдсайд».

Она умолкла; мы проследили взглядом за тем, как тощая Харриет выходит из кадра, и услышали, как дверь гримёрной захлопнулась.

Затем Лоис сказала:

– Похоже, этой тёте не очень нравится её работа.

– Ну, она здесь уже двадцать пять лет, – негромко ответила мама.

– Тогда почему она ещё здесь работает, если настолько это ненавидит? – озадаченно спросила я.

Мама пожала плечами – похоже, она тоже недоумевала.

– Деньги? – неуверенно предположила она, видимо, полагая, что это единственное, что могло удерживать Харриет.

– Тогда, наверное, ей платят целую кучу денег! – тихонько пробормотала Лоис. – Не меньше ста фунтов! – Она помолчала, а затем сменила тему. – А кто ещё с тобой в одной гримёрке, мамочка?

Как раз в этот момент в дверь коротко постучали, и вошла Донна.

Маму будто оса ужалила. Она начала заикаться и подлизываться к Донне, и я заметила, что вокруг неё вспыхивают маленькие жёлтые искры, будто её всю трясёт от нервов.

Донна, напротив, была похожа на полакомившуюся сливками кошку. Её обрамляло огненно-красное сияние, и это было мне не по душе.

– Рэй, – промурлыкала она, перебрасывая через плечо свои роскошные тёмные волосы и неодобрительно глядя на нас через экран. – Это твои дети, я полагаю?

Вместо «дети» она могла с тем же успехом сказать «крысы».

– Да, позволь мне представить, – мамин голос был тихим, задыхающимся, словно она боялась говорить с нормальной громкостью. – Это моя старшая, Розмари, а это Лоис.

Я слегка улыбнулась, а Лоис просто глядела на неё и тёрлась носом об свою Би – она всегда так делала, оценивая нового человека.

К счастью, мама этого не заметила.

– Девочки, это Донна.

– Донна Мари, – поправила Донна.

– О да, прости. Прости меня. – Мама смущенно дотронулась рукой до лба.

– Оригинально, – вымолвила Донна. Понятия не имею, что она хотела этим сказать.

– Ну что же, пора нам переодеваться. Думаю, тебе стоит сходить к гримёрам, Рэй. За час они многое успеют сделать.

Это явно сильно уязвило маму, и я так разозлилась на Донну! Сказать, что маме нужно подольше краситься!

– Я скоро перезвоню, девочки, – прошептала мама. А затем отключилась.

Мне было не по себе, в животе появилось какое-то неприятное ощущение. Мама на работе была сама не своя. Рядом с ней были эти две явно недовольные женщины, и их раздражение затмевало мамину радость от работы, которую ей так нравилось выполнять.

Примерно через час, когда папа наспех сделал нам сэндвичи и снова заперся в своем кабинете, Лоис вздумалось приготовить овсяное печенье.

Мы стали рыться в маминых кулинарных книгах в поисках нужного клочка бумаги, на котором, как уверяла Лоис, был записан рецепт.

От папы толку не было. Всякий раз, когда мы подходили к двери кабинета, чтобы задать ему какой-нибудь вопрос, он выставлял вперед ладонь, как бы говоря «Не сейчас».

Поэтому мы поступили так, как полагалось поступать самостоятельным детям: взяли дело в свои руки.

Найти ингредиенты и замесить тесто было нетрудно, хотя, пока мы растапливали масло в кастрюле, всё чуть не загорелось, потому что мы положили полотенце рядом с горячей конфоркой. Затем мы слепили из теста аккуратные кружочки, задвинули их в духовку и даже убрали за собой на кухне.

Маме и папе незачем бояться оставлять нас дома одних! Конечно, только в крайнем случае.

Наверное, всё пошло не по плану, когда мы настолько увлеклись игрой про Марио, что забыли про печенье.

– Чувствуешь какой-то странный запах? – спросила я у Лоис перед третьим заездом.

– Нет, – ответила она.

Запах становился всё заметнее, и что-то подтолкнуло меня пойти спросить у папы, что это так пахнет. Как только мы вышли из гостиной, мы увидели, что из кухни идёт дым.

– О господи, Лоис! – закричала я.

– Папа!!! – заорали мы обе во весь голос, размахивая кухонными полотенцами, чтобы хоть немного разогнать дым.

Папа был наверху и искал какую-то старую папку, а когда услышал наши крики, то бросился вниз по лестнице, оступился на предпоследней ступеньке и с грохотом упал на пол.

Сказать, что у него испортилось настроение, было бы преуменьшением.

– Что вы делаете?! Почему не сказали мне, что готовите печенье?! – ругался папа, вытаскивая из духовки противень с черными угольками.

Лоис расплакалась:

– А я так хотела их съесть!

Как раз в этот момент мама решила перезвонить нам по видеосвязи, а у папы началась очередная встреча по интернету.

Когда мама увидела дым на кухне и залитое слезами лицо Лоис, она сразу помрачнела.

– Не волнуйся, мам, – сказала я самым умиротворяющим тоном, на какой была способна. – Когда ты вернёшься домой, всё будет хорошо.

– Один раз попросила папу присмотреть за вами, и сразу полный провал! На кухне мог начаться пожар! Нет, так не пойдёт, – ответила мама.

Было жаль, что мама так расстроилась. Ну да, подгорело овсяное печенье. Взрослые слишком остро на всё реагируют. Я хотела поговорить с ней, успокоить, но тут у неё раздался стук в дверь и чей-то голос позвал её на съёмочную площадку.

Она тяжело вздохнула и поднесла руку ко лбу.

– Мне пора идти, девочки. Пожалуйста, больше никаких происшествий.

И тут я заметила, что вокруг её руки клубится жёлтый туман.

Я присмотрелась внимательнее: когда она опустила руку, туман рассеялся, и, клянусь вам, примерно на середине предплечья между локтем и кистью у неё была дыра размером с десятипенсовую монету.

Дыра, через которую было видно насквозь.