Текст книги "Влюбленные"

– Все так и было, как ты говоришь? – уточнил Доусон. – Ты его выбросила, а кто-то его починил и вернул?

Амелия с беспокойством пошевелилась в кресле.

– Я уверена, этому должно быть какое-то объяснение.

– Объяснение, конечно, есть, – мрачно сказал он. – Похоже, кто-то очень интересуется тем, что происходит в твоей жизни.

– В самом деле? – Она делано засмеялась. – Нет, я в это не верю!

– Веришь, Амелия, веришь… Вчера, когда ты, так сказать, хотела меня поперчить и поджарить живьем, ты сказала – у тебя такое чувство, будто за тобой следят, и ты боишься…

– Вчера я была расстроена и очень зла! Вот и говорила, что в голову взбредет, лишь бы побольнее наказать тебя за то, что подсматривал за мной.

– Ты хочешь сказать – ты это просто выдумала?

– Ну да.

– Позволь тебе не поверить.

Амелия порывисто вскочила и встала у ограждения веранды – там, где некоторое время назад стоял он. Доусон тоже поднялся и подошел к ней. Он стоял так близко, что она чувствовала тепло его тела, но почему-то это не было ей неприятно.

– Ты боишься, что он жив? – негромко спросил Доусон.

Амелия повернулась к нему.

– Нет!

– Ты можешь препираться и стараться убежать от боли и ужаса сколько угодно, но они от этого меньше не станут. К тому же голое отрицание не сможет изменить факты, которые…

– Он мертв. Его убил Уиллард Стронг.

– В таком случае, где же тело?

– Но экспертиза показала…

– Экспертиза?

– Да. Полиция нашла его кровь внутри собачьего вольера. И фрагмент его кожи в… в… – Она закрыла лицо руками. – Нет, не могу об этом говорить! То, в чем обвиняют этого человека, слишком жестоко, чтобы…

– По большому счету я с тобой согласен. Но что-то подсказывает мне – не все так просто, как это представляется помощнику окружного прокурора. Лично я сомневаюсь, что Джереми разделил судьбу Дарлен Стронг.

– Может быть, и нет… – нехотя согласилась Амелия. – Ничто не мешало Уилларду спрятать труп Джереми где-то в другом месте. Утопить в болоте… Или бросить в реку. В этом случае его унесло ниже по течению, а там водятся крокодилы… – Амелия говорила умоляющим тоном, словно просила его согласиться хотя бы с одной из этих версий, но Доусон только смотрел на нее со смесью сомнения и сочувствия во взгляде. И то и другое настолько испугало Амелию, что, не в силах справиться с собой, она воскликнула:

– Тогда где же оно? Где тело?!

– Хотел бы я знать!

– Ты все время намекаешь, что Джереми мог инсценировать свою смерть, потому что хотел исчезнуть. Но почему?! Зачем ему это понадобилось?

– Причин может быть несколько. Например, Джереми хотел избежать неприятностей. Или скрыться от закона. Или начать новую жизнь в другом месте и под другим именем.

– Допустим, ты прав. Но почему же тогда Джереми просто не уехал куда-нибудь подальше? Почему он остался там, где его легко могут узнать? Инсценировка собственной смерти – это ведь преступление, а значит, Джереми должен бояться, что его поймают. Почему же тогда он не исчез, как планировал, а продолжает держаться поблизости и шпионить за мной?

– Он хочет, чтобы ты боялась. Твой страх должен стать твоим наказанием за то, что ты от него ушла.

Амелия решительно качнула головой:

– Нет! Ему было наплевать, что я ушла. К тому моменту, когда бракоразводный процесс подошел к концу, Джереми уже не любил меня. Ему были дороги только дети. Именно их он хотел заполучить… – Осознав, что́ она только что сказала, она вскинула глаза и наткнулась на острый взгляд Доусона.

Он медленно кивнул.

– Нет!.. – проговорила Амелия жалобно. – Не может быть!..

– Эта мысль уже приходила тебе в голову, Амелия. Я знаю, что приходила.

Но она не сдавалась, отчаянно цепляясь за последнюю надежду. Набрав в легкие побольше воздуха, Амелия бросилась в атаку:

– Если бы Джереми действительно хотел, чтобы сыновья остались с ним, он мог… похитить их в любой момент. Еще до того, как связался с Уиллардом и Дарлен!

– Да, конечно, – не стал спорить Доусон. – Но в этом случае его бы почти наверняка схватили и на долгие годы упрятали в тюрьму за похищение детей. А вот если кто-то украдет твоих детей сейчас, никому и в голову не придет заподозрить человека, который официально считается умершим.

Это прозвучало достаточно логично, но Амелии в ее нынешнем состоянии никакая логика была не указ. Ей хотелось во что бы то ни стало опровергнуть аргументацию журналиста.

– Ты… ты нарочно пытаешься меня запугать!

– И зачем, по-твоему, мне это нужно?

– Хотя бы затем, чтобы заставить меня выдать больше подробностей, которые сделают твою статью еще более таинственной и захватывающей!

– Это чушь! И ты сама это знаешь.

– Тогда почему ты все еще здесь? Я ведь уже сказала, что от меня ты не получишь никакой информации, которую сможешь использовать в статье. Почему ты не уехал и не оставил нас в покое? Ты сам говорил, что история Джереми тебя не заинтересовала – ты якобы даже хотел все бросить и подыскать что-нибудь более актуальное и острое. Ведь это твои слова, так?..

– Да, я говорил что-то в этом роде, – небрежно согласился Доусон. – Что касается того, почему я все-таки не уехал… Вот почему!..

С этими словами он обнял ее руками за шею и привлек к себе, так что их тела соприкоснулись, а лица оказались близко-близко.

– Вот почему я не наплевал на эту дурацкую историю и не уехал… – повторил Доусон хриплым шепотом, проводя большим пальцем по ее нижней губе. – Потому что я увидел тебя…

Он удерживал ее еще несколько секунд; при этом его взгляд с жадностью обшаривал лицо Амелии, словно Доусон никак не мог решить, куда ее поцеловать. Потом он тихо выругался и разжал объятия.

Прежде чем Амелия успела справиться с растерянностью, Доусон исчез, и она осталась на террасе одна.

Глава 9

Следующий день оказался пасмурным, холодным и дождливым, поэтому детям пришлось остаться дома. Хантер и Грант отчаянно скучали, сделались беспокойными и капризными. Стеф тщетно пыталась предлагать им самые разные игры – дети хотели на пляж и встречали в штыки любые ее предложения. А хуже всего было то, что телевидение на острове было только кабельным, и как раз сегодня оно вышло из строя, так что засадить детей смотреть мультики или кино про Человека-паука тоже было нельзя.

В результате обед превратился в ожесточенный спор из-за того, кто разлил молоко. Грант валил на Хантера, Хантер утверждал, что Грант его толкнул. Чтобы предотвратить неизбежную братоубийственную схватку, Стеф предложила обоим ненадолго выйти на улицу, как только дождь прекратится или ослабеет.

– Мудрое решение, – одобрила Амелия, когда Стеф спросила у нее разрешения. – Погуляйте там подольше, чтобы эти двое пиратов потратили излишки энергии.

Дети уже обувались, когда Хантер неожиданно спросил, нельзя ли позвать на прогулку дядю Доусона.

– Нет! – ответила Амелия чуть резче, чем следовало. – Ни в коем случае.

– Ну почему, мам?

– Потому что… Потому что я уверена – его нет дома.

– Нет, он дома. Его машина на месте! – сказал старший сын.

– Его дерьмовая машина! – радостно поддакнул младший.

– Грант! От кого ты слышал такие слова?

– От Хантера.

– Я не говорил! Не говорил!

– Хватит! – Амелия легонько шлепнула ладонью по столу. – Где бы вы ни слышали эти слова, больше их не повторяйте. Это… плохие слова. И еще – держитесь подальше от коттеджа мистера Скотта.

– Почему? Он хороший. Нам с ним интересно.

– Он, наверное, работает, а вы можете ему помешать.

– Но, мам…

– Я сказала – нет, и хватит об этом. Или вы не хотите на улицу?

Они, конечно, хотели, и, выйдя вместе с ними на террасу, Амелия вполголоса сказала Стеф:

– Если он вдруг появится, сразу возвращайтесь.

– О’кей, – кивнула Стеф. – Я в ту же минуту приведу их домой, хотя и не понимаю, в чем дело.

Амелия невольно прикусила губу. Похоже, в доме у нее не было ни единого союзника! Однако пока она оставалась главной, остальным приходилось слушаться, хотят они того или нет. И если уж она решила, что дети больше не должны встречаться и играть с соседом, значит, так тому и быть.

Амелия отправилась в хозяйственную комнату, где ее ждала куча чистого белья, которое предстояло аккуратно сложить. Пока она работала, ей в голову пришла мысль, что через неделю им всем предстоит собрать вещи и вернуться в Саванну. Амелии ехать не хотелось, да и детям не нравилась квартира, куда они перебрались после того, как им пришлось оставить городской особняк на Джонс-стрит (она просто не могла заставить себя жить там после своего столкновения с Уиллардом Стронгом). Хантер и Грант мечтали о доме с большим двором, чтобы там можно было держать собаку. Справедливости ради следовало сказать, что, с тех пор как Амелия ушла от Джереми, у ее детей не было нормального дома, поэтому она решила, что начнет подыскивать что-нибудь подходящее, как только закончится процесс над Стронгом.

Слава богу, подумала она, что эта глава ее жизни наконец-то будет закрыта навсегда.

Если только…

Что, если Доусон прав и Джереми все еще жив?

От этой мысли ее мороз продрал по коже. Напрасно Амелия старалась отринуть такую возможность – подсознательно она снова и снова к ней возвращалась. Особенно в последнее время. Собственно говоря, подобное предположение приходило ей в голову еще до знакомства с Доусоном; журналист его только логически обосновал, сделав намного более реальным, чем ей хотелось. В результате теперь Амелия просто не могла об этом не думать, хотя и предпочла бы, чтобы Доусон ошибся.

Предыдущей ночью она спала очень беспокойно и проснулась перед самым рассветом. Отчего-то ей вспомнилась лодка или катер, который все эти дни стоял на якоре прямо напротив ее коттеджа – хотя и довольно далеко от берега. Ее тревога была столь сильна, что Амелия выбралась из постели и подошла к окну, чтобы еще раз оглядеть горизонт. Погода испортилась, море покрылось волнами, а прибой бил в берег сильнее, чем всегда. Лодки, которую она высматривала, на прежнем месте не оказалось – вдали Амелия разглядела только нефтяной танкер и рыболовное суденышко, занятое ловлей креветок, но они не вызвали у нее никаких подозрений: в здешних местах это было делом обычным.

Вернувшись в постель, Амелия закрыла глаза, рассчитывая еще немного поспать, однако ее тревога была слишком сильна, чтобы лежать спокойно. Не давало ей покоя и вчерашнее происшествие с Доусоном – помимо своей воли, она заново воскрешала в памяти ощущения, которые разбудили в ней его объятия. Прикосновение его сильного тела, большой палец, легко скользнувший по ее губам, стук его сердца… «Я не уехал, потому что увидел тебя», – сказал он, и, заглянув в его глаза, Амелия поняла, что это правда. Вместе с тем волнение, которое она испытала вчера и продолжала испытывать сейчас, было почти неприличным. Увы, ничего поделать с этим Амелия не могла, и это делало ситуацию еще более неловкой. А самое главное, она была уверена, что и Доусон не испытывает особого восторга по поводу внезапно пробежавшей между ними искры. От этих размышлений Амелию отвлекло только появление сыновей, которые с утра пораньше прибежали к ней в спальню, чтобы немного поваляться с мамой в ее постели. Они проделывали это почти каждое утро, и Амелии это нравилось, но сегодня она была просто-таки рада, что Хантер и Грант решили ее навестить. Обняв одного сына левой рукой, а другого – правой, она крепко поцеловала их в теплые, взлохмаченные макушки и подумала о том, какая она все-таки счастливая. Она не одна, у нее есть дети, и она будет их защищать, чего бы это ни стоило. Если понадобится, она без колебаний отдаст за них жизнь или… убьет сама, убьет каждого, кто попытается их у нее отнять.

Пока Амелия предавалась воспоминаниям, на улице полило с новой силой, и через несколько минут Стеф и дети вбежали в дом, на ходу отряхивая с одежды дождевую воду. Их прогулка длилась не более часа, однако все трое успели промокнуть и основательно замерзнуть. У Гранта даже губы посинели от холода, а Хантеру попал в глаз песок, и он ныл и тер его кулаком.

– Стеф, пожалуйста, переодень Гранта и согрей обоим молока, а я пока промою Хантеру глаз, – распорядилась Амелия, мигом оценив обстановку. Старшему сыну эта перспектива совсем не понравилась, и он заревел в голос. Таща его за собой в ванную, Амелия думала о том, что остаток дня обещает быть не самым легким.

* * *

Сидя у окна, Доусон наблюдал за тем, как Стеф и мальчики, сгибаясь под ударами ветра и дождя, бегут через дюны назад к дому. Он заметил их, как только они появились на берегу, но из дома решил не выходить – почему-то ему казалось, что будет лучше, если он станет как можно реже попадаться соседям на глаза.

Но вот Стеф и дети скрылись в коттедже, и Доусон отошел от окна, чтобы проверить свой телефон. На протяжении всего утра сотовая связь то появлялась, то пропадала; сейчас сигнал был, и Доусон подумал, что должен сделать звонок, пока у него есть такая возможность, и набрал домашний номер Хедли. Трубку на том конце взяла Ева. Услышав голос Доусона, она не сдержала вздоха облегчения.

– У тебя все в порядке? – спросила она. – Гэри никак не может тебе дозвониться.

– У нас тут сотовая связь барахлит, – объяснил Доусон.

– Где? В Саванне? – удивилась Ева. – Как это?

– Не знаю. Должно быть, это из-за непогоды, – ответил Доусон. – Сейчас сигнал появился, но он может исчезнуть в любую минуту, так что… Твой старик дома?

– Дома, только он постоянно ворчит и сердится. И ты, и он – вы меня просто с ума сведете! – Последние слова прозвучали достаточно резко, и Доусон подумал о том, что он и впрямь слишком долго испытывал терпение Евы.

Тем временем трубку взял Хедли – и с места в карьер взял обличительный тон.

– Куда ты пропал? Я звонил тебе три раза – почему ты не отвечал?!

– И тебе добрый день, – невозмутимо сказал Доусон.

– Так почему ты не отвечаешь на мои звонки? – сварливо повторил Хедли.

– Как я уже сказал твоей жене, у нас тут проблемы с сотовой связью.

– Что, в отеле нет проводных линий? – едко заметил Хедли. – Или ты не в отеле? Где ты, черт тебя возьми?

Прежде чем ответить, Доусон помассировал рукой шею. У него с утра ломило затылок – то ли давление менялось, то ли ночью он пересидел за компьютером.

– Честно говоря, когда мы с тобой в последний раз разговаривали, я сказал тебе не всю правду, – признался он.

– Я почему-то так и подумал, – тут же заявил Хедли, и Доусон покачал головой. Похоже, злобный старый хрыч понятия не имел о христианском снисхождении к слабостям других. Впрочем, Доусон никогда не питал на его счет иллюзий.

– Точнее, я сказал тебе правду, просто опустил некоторые подробности, – добавил он.

– Это в твоем духе, – проворчал Хедли. – Например, ты забыл упомянуть, что ты не в Саванне. Что там у тебя за шум?

– Дождь. Даже не дождь, а настоящий ливень. И ветер. Я – на острове Сент-Нельда.

– Нельда была святой?

– Сейчас уже трудно сказать. Как бы там ни было, кто-то назвал в ее честь небольшой – примерно шесть миль в длину и около двух миль в поперечнике[20]20
  Приблизительно 9,65 км в длину и 3,22 км в ширину.


[Закрыть] – островок неподалеку от побережья Джорджии. Между островом и Саванной ходит паром.

– Спасибо за географическую справку, сынок. Теперь я готов участвовать в викторине «Джеперди!»[21]21
  «Джеперди!» – популярная в США телевикторина; российский аналог – «Своя игра».


[Закрыть]. Ну а теперь главный вопрос: какого черта тебя занесло на эту несвятую Святую Нельду?

– Я снял здесь дом неподалеку от коттеджа, принадлежащего покойному конгрессмену Нулану.

В трубке послышался удивленный возглас, за ним последовала пауза. Наконец Хедли произнес:

– Дальше можно не расспрашивать, а?

– Она здесь, – коротко ответил Доусон. – С ней – ее дети и няня.

– А она знает о… о тебе?

– Да.

– И знает – зачем?

Доусон коротко рассказал Хедли о своем знакомстве с Амелией. Самые интимные подробности он опустил, придерживаясь лишь фактов.

– Она знает, в каком журнале я работаю, знает, что я прибыл в Саванну, чтобы писать о процессе Стронга – если, конечно, эта тема покажется мне достаточно интересной, чтобы стоило пачкать бумагу. Еще я сказал, что отыскал ее на Сент-Нельде в надежде получить эксклюзивное интервью. Ни о тебе, ни о прочих… особых обстоятельствах я не обмолвился ни словом.

– И как она отреагировала на перспективу стать героиней сенсационной статьи?

– Именно так, как ты думаешь. Эта идея ей очень не понравилась. И вообще, Амелия Нулан держится так, что у всякого нормального человека сразу отпадет всякая охота о чем-то ее расспрашивать.

– Что ж, это вполне понятно. Всю жизнь она прожила на виду – сначала из-за отца, а теперь вот еще и из-за мужа.

– Из-за бывшего мужа, – поправил Доусон. – Покойного бывшего мужа.

– Я вижу, эти прилагательные чертовски для тебя важны, – хмыкнул Хедли, и Доусон убедился, что тот неплохо изучил своего крестника. Однако намек проигнорировал.

– Я хочу сказать только одно, – проговорил он спокойно. – Дамочка держится крайне настороженно и никого к себе не подпускает. Ни к себе, ни тем более к детям.

– Ты их видел?

– Конечно.

– Почему – конечно?

– Потому что у нас общий пляж. Мальчишки постоянно играют на берегу – купаются, загорают, строят замки из песка. Вчера я ненадолго вышел из дома и немного с ними поиграл…

Доусон замолчал и молчал довольно долго, кусая изнутри щеки и дожидаясь, пока Хедли скажет что-то более конструктивное, чем многозначительное «Вот как?». Но старый фэбээровец, похоже, уже думал о другом.

– И на кого они похожи? – спросил он наконец.

– У них голубые глаза, как у нее. – Эти слова сами сорвались у Доусона с языка, прежде чем он успел сдержаться. – Я не знаю, на кого они похожи! – раздраженно добавил он. – На детей – вот на кого.

– Ну и нечего на меня злиться, – спокойно парировал Хедли.

– Я знал, что ты начнешь засыпа́ть меня вопросами, на которые я не смогу ответить, – пожаловался Доусон. – Именно поэтому я не спешил тебе звонить.

– А по-моему, ты мог бы сообразить, что детишки меня заинтересуют. Ведь они могут оказаться родными внуками Карла Уингерта.

Доусон промолчал.

– Хорошо, скажи тогда, как она выглядит.

– Она… – В его мозгу разом всплыло не меньше дюжины эпитетов и прилагательных, в основном – в превосходной степени, но Доусон знал, как это может выглядеть со стороны. – Умная. Образованная. Властная. Самодостаточная. Сдержанная. Скромная.

– Ты только что описал любимую старушку-учительницу, которая учила меня в третьем классе.

– Ну хорошо, она… – Доусон снова замялся. Не мог же он сказать, что о такой женщине он мечтал всю жизнь.

– Красива, – подсказал Хедли. – Но это я уже знаю. Видел фотографии.

– Тогда зачем же ты просишь меня ее описать?

– Меня интересуют твои ощущения. К примеру, как бы ты описал ее эмоциональное состояние…

– Она на грани нервного срыва. В ужасе…

– От тебя?

– Нет. Она боится, что он может быть жив.

– Джереми?

– Да. – Теперь Доусон волей-неволей должен был объяснить, как он это узнал. – Мне удалось ее разговорить, и мало-помалу она приоткрыла завесу над своей жизнью с ним… – Он вкратце пересказал Хедли все, что ему удалось узнать о том, каков Джереми Вессон был в быту. Упомянул он и о гибели его родителей. – А что твой приятель Кнуц? Ему удалось что-нибудь выяснить о покойных мистере и миссис Вессон?

– Он мне пока не звонил. – Хедли скептически хмыкнул. – Но этот пожар, в котором погибли не только его отец и мать, но и все документы, все вещи, вызывает подозрения.

– Я так и думал, что тебя это насторожит. Ты скажи Кнуцу – пусть проверит все как можно тщательнее. Пожар с двумя погибшими наверняка попал в сводку местных новостей. Если порыться в старых газетах, найдешь некролог, а может даже, и фотографию покойных мистера и миссис Вессон. Если это Карл и Флора, значит, они давно мертвы, твоя эпопея по их поискам закончена, а я охочусь за призраками.

– Насчет последнего не совсем верно. Если их сын на самом деле жив и только инсценировал собственную гибель, значит, ты не напрасно сидишь на этой своей Сент-Нельде.

Доусон вполголоса выругался.

– Попридержи язык, парень! – одернул его Хедли. – В конце концов, эта идея не с потолка взялась. Ее высказала его жена. Бывшая жена.

– Нет, первым ее высказал я, но Амелия со мной не согласилась.

– Но ты только что говорил…

– Она возражала слишком горячо.

– И поэтому ты решил, что такая возможность приходила ей в голову?

– Да. – Доусон вздохнул. – Я практически уверен, что приходила. Она, конечно, умеет держать себя в руках, но на самом деле она напугана как… как ребенок.

– И до чего вы договорились?

– Она призналась, что ей страшно думать об этой возможности, какой бы маловероятной и неправдоподобной она ни казалась. Но это не меняет сути – Амелия все равно постоянно об этом думает.

– Мне казалось, что журналисты должны уметь выражать свои мысли яснее, – упрекнул его Хедли. – Ну ладно, мне доводилось разгадывать и не такие ребусы. «Ей страшно думать о том, что ее муж может быть жив, но она все равно об этом думает…» Господи, ну ты и сказал! Ладно, разберемся. Расскажи-ка лучше, каковы на данный момент ваши отношения.

– Они таковы, что на поздравление с Рождеством я могу не рассчитывать.

Хедли немного помолчал и сказал:

– Насчет этого пожара… Пожалуй, я лучше сам все проверю. К сожалению, сегодня воскресенье, завтра тоже выходной, так что мне вряд ли удастся продвинуться достаточно далеко, пока во вторник мои старые друзья не выйдут на работу. Чем ты собираешься заняться?

Доусон пожал плечами, хотя Хедли и не мог его видеть.

– Ждать вторника, когда в суде состоится перекрестный допрос. Пожалуй, я здесь все-таки задержусь – посмотрю, какой приговор вынесет судья. Ну а потом… не знаю. Хэрриет продолжает чуть не каждый день мне звонить, но я не отвечаю. Не исключено, что меня уже уволили.

– Ну, может быть, это и неплохо…

– Может быть.

– Ладно. Расскажи, как твои дела? Что поделываешь?

– Ничего. Вчера возился с мальчишками на пляже, загорал… Да я тебе уже говорил.

– Спишь как? Нормально?

– Шум прибоя превосходно успокаивает… Слушай, у меня тут на телефоне одно деление, так что если связь вдруг отключится…

Хедли снова хмыкнул. Он прекрасно понял, что Доусон уходит от прямого ответа, но сделать ничего не мог – не мог даже попытаться в чем-то убедить крестника, поскольку связь действительно могла прерваться буквально на полуслове.

– Не сердись, если не сможешь до меня дозвониться, – добавил Доусон. – Когда я добирался сюда на пароме, капитан сказал, что мобильная связь на острове не слишком устойчива даже в хорошую погоду, а уж когда начинается шторм, тогда звонить вообще бесполезно.

– Ладно. – Хедли вздохнул. – Я учту.

* * *

Вечером, в начале девятого, в коттедже Амелии погас свет. Произошло это после одного особенно сильного удара молнии, так что можно было не сомневаться – электрическая сеть вышла из строя, и надолго.

– Мама?! – позвал Грант из темноты дрожащим голоском.

– Все в порядке, милый, не бойся! – отозвалась Амелия, но ее слова почти полностью заглушил могучий раскат грома.

К счастью, как раз в этот момент все четверо, включая Стеф, сидели за кухонным столом и резались в «Горки и лестницы». Если бы свет отключился, когда мать и няня были далеко, дети могли бы испугаться не на шутку, а так все обошлось. Грант соскочил со стула и поспешил забраться к маме на коленки, а Стеф перегнулась через стол и взяла Хантера за руку.

– Все в порядке, не бойтесь, – сказала она. – Просто где-то оборвался провод. Скоро его починят, а пока наша главная задача – не набить себе в темноте шишек.

Слушая ее спокойный голос, Амелия невольно позавидовала Стеф. Сама она буквально не могла дождаться, когда же наконец кончится этот бесконечный день. Едва ли не бо́льшую его часть Амелия потратила, пытаясь промыть глаза Хантера от песка. В конце концов ей это удалось, но сын так наплакался, что в качестве утешения ей пришлось приготовить ему – а заодно и Гранту – горячее какао и маршмеллоу[22]22
  Маршмеллоу – первоначально суфле из алтея; ныне изготавливается из кукурузного сиропа, сахара, пищевого крахмала, декстрозы, желатина и других компонентов. Очень похоже на мини-зефир. Американцы перед употреблением иногда поджаривают кусочки маршмеллоу на палочке на открытом огне.


[Закрыть]. Потом на свет божий были извлечены фломастеры и альбомы для рисования, которые, увы, увлекли детей не слишком надолго. Хантер довольно быстро набросал морской пейзаж: на берегу моря он изобразил себя, брата, Стеф и неправдоподобно высокого мужчину без рубашки, но в синей бейсбольной кепочке, из-под которой торчали длинные – до плеч – ярко-желтые волосы.

– Это кто, жираф? – спросила Амелия, заранее зная ответ.

– Нет, это дядя Доусон, – с гордостью ответил сын. – Я подарю ему эту картинку, можно? Надо только еще пририсовать наш линкор.

Амелии не хотелось разочаровывать сына, поэтому она не сказала, что он вряд ли когда-нибудь увидит своего кумира.

Ужин они со Стеф затягивали сколько могли, рассчитывая сразу после него вымыть детей и уложить спать, однако Грант все же упросил их хотя бы разок сыграть в «Горки и лестницы». Свет погас, когда игра была в самом разгаре, и Амелия невольно вздохнула: теперь уложить детей спать будет гораздо труднее. Оставалось только одно – попытаться превратить процедуру укладывания в приключение.

– Ну вот и замечательно! – объявила она. – Давайте представим, как будто мы – отважные исследователи пещер, которые ищут место для ночлега. Вон в том нижнем ящике лежит наш замечательный электрический фонарик. Сейчас я его возьму и…

Она попыталась подняться, но Грант вцепился в нее обеими ручонками:

– Нет, мамочка, не уходи! Обними меня!

И Амелии пришлось лезть за фонариком, держа младшего сына на руках. Справившись с нелегкой задачей и крепко зажав фонарь в руке, она нажала на кнопку. По кухне метнулось желтоватое пятно света.

– Вот видишь? Все в порядке. А сейчас, Грант, мы с тобой пойдем проверим пробки. Может быть, их просто вышибло, когда ударила молния.

Они вместе вышли в коридор, где находился электрический щиток, но Амелия тщетно щелкала выключателями – похоже, дело было не в них.

– Лектричество не работает, – заявил Грант. – А где здесь пробки?

– Так называются вот эти выключатели, – объяснила Амелия. – То есть так они назывались раньше, потому что их делали круглыми, как пробки от бутылок. Сейчас они выглядят по-другому, но многие люди по старинке называют их «пробками».

– А-а… – разочарованно протянул сын. – А что мы теперь будем делать?

«Ложиться спать, конечно!» – хотела сказать Амелия, но сдержалась. Только скандала в темноте ей не хватало.

– А зачем нам электричество? – ответила она самым непринужденным тоном, на какой только была способна. – У нас есть фонарики. А к завтрашнему утру обрыв проводов, наверное, восстановят. Гроза закончится. Мы проснемся, а вокруг светло и тепло!

Она отвела Гранта в кухню к Стеф, а сама пошарила по комнатам, где в шкафах и ящиках хранилось еще несколько электрических фонарей. Увы, батарейки в них были довольно старыми, к тому же, чтобы дети не так боялись темноты и грозы, им пришлось бы держать их включенными постоянно. Довольно скоро свет фонарей стал слабеть, очевидно, что до утра их не хватит.

– Нам нужны новые батареи, – сказала Амелия Стеф, улучив момент, когда дети не могли ее слышать.

– Может, у Берни есть запас? – предположила няня.

Амелия подошла к окну над раковиной и вгляделась в непроглядный мрак за стеклом.

– У него темно. Он, наверное, давно спит.

– У нас есть еще один сосед, – напомнила Стеф, правда, не слишком уверенно.

Амелия перешла к другому окну.

– Его дерьмовой машины не видно, – пробормотала она и добавила с необъяснимым раздражением: – И где только его носит в такую ночку?

Стеф сказала, что пойдет искать свечи, но для этого ей понадобится последний работающий фонарик. Когда она ушла, Амелия и дети остались в полной темноте, нарушаемой только сверкавшими за окном молниями. Чтобы скоротать время до возвращения няни, Амелия предложила спеть «Лодочка, плыви», но каждый раз, когда снаружи вспыхивала очередная молния, детские голоса начинали ощутимо дрожать, и вскоре она обнаружила, что поет одна.

К счастью, спустя несколько минут вернулась Стеф. Она принесла четыре тонких церковных свечи и три толстых, декоративных. Одну из них – с запахом ванили – Стеф тут же зажгла.

– Ну вот, – сказала она, – сейчас у нас тут будет хорошо пахнуть.

Когда свеча разгорелась, Амелия выключила фонарик, но Грант тут же захныкал:

– Включи!.. Включи его скорее обратно!

– Нет, милый, нам нужно беречь батарейки, – мягко возразила она.

Не переставая всхлипывать, Грант прижался головкой к ее груди, а Хантер сказал:

– Боя́ка, боя́ка, черная собака!..

– Хантер! – одернула его Амелия.

– А я не боюсь! Я уже большой!

– Вот и хорошо. – Она погладила его по голове. – Раз ты большой, значит, ляжешь спать без разговоров. И ты, Грант, тоже. Нужно только закрыть глазки и постараться поскорее уснуть – тогда вы даже не заметите, что вокруг темно. А когда вы проснетесь, будет уже утро, и…

– Нет, мамочка, нет! – хором завопили оба. – Мы не ляжем спать в темноте!

На мгновение Амелия подняла глаза к небу (точнее – к потолку). Она надеялась на чудо, но, как видно, она в жизни слишком много грешила, а может, богу было сейчас не до нее. Во всяком случае, свет не зажегся, и она поняла, что придется искать выход самой.

– Ладно, я сейчас съезжу в поселок за батарейками, а вы посидите со Стеф.

Но как только она попыталась подняться, Грант вцепился в нее изо всех сил:

– Пожалуйста, мамочка, не уезжай!

И даже «большой» Хантер начал подозрительно шмыгать носом.

– Давай лучше я съезжу, – предложила Стеф. – Это будет логичнее.

– Нет, не будет, – возразила Амелия. – Я знаю остров гораздо лучше тебя – я не раз ездила по нему и ночью, и в грозу, и в шторм. Дорогу, которая идет вдоль берега, иногда подтапливает, а ты не знаешь, как объехать опасное место.

– Уж как-нибудь справлюсь, – отозвалась Стеф. – Все-таки я живу здесь уже три месяца, а остров не так велик, чтобы я могла потеряться. К тому же мне кажется, эти два молодых человека все равно тебя никуда не отпустят, так что…

С этим последним доводом Амелия была вынуждена согласиться. Она еще раз посоветовала Стеф быть осторожнее и не торопиться, чтобы заранее увидеть любое препятствие на дороге.

Стеф разыскала свою сумочку и ключи от машины.

– Да, – спохватилась Амелия, – захвати заодно что-нибудь из еды – что-нибудь не портящееся. Возможно, нам придется еще день-два жить без холодильника и духовки. Если произошла авария на линии, ремонтники появятся на острове не скоро – в первую очередь они всегда восстанавливают электроснабжение на континенте и только потом… В общем, сама сообразишь, что нам может понадобиться.

– Ладно. Если вспомнишь что-нибудь еще, позвони… – Она проверила свой мобильник и добавила: – Если сможешь, конечно. По-моему, сейчас никакого сигнала нет.

* * *

Прошло минут тридцать, в течение которых Амелия умудрилась рассказать детям все смешные истории, которые знала и которые Хантер и Грант слышали уже много раз. Потом она в тысячный раз разыграла с ними в лицах сказку про трех поросят и попыталась устроить соревнование, кто из детей сможет сильнее дунуть. Однако сыновья ее не поддержали. Похоже, со сказкой она немного ошиблась – их коттедж и без того потрескивал под напором ветра, словно снаружи ходил Злой и Страшный Серый Волк, и дул, дул изо всех сил.