Текст книги "Помни мой голос"

Глава седьмая

Утром Макса охватило привычное возбуждение. И жар тела спавшей рядом Элизабет только усиливал это возбуждение. От ночного смятения, погнавшего его на прогулку, не осталось и следа. В мягком утреннем свете ему хотелось лишь одного – немедленно овладеть Элизабет и утолить сиюминутную страсть.

Он обнял ее. Элизабет шевельнулась. Он прильнул к ней сзади и осторожно скользнул рукой под ночную рубашку. Погладил бархатистую кожу, упругие холмики грудей, округлые бедра. Элизабет довольно заурчала. С чего он взял, что следует разорвать помолвку? Его ладонь нырнула в щель между ее ног – такую горячую и притягательную. Элизабет утробно застонала и широко развела колени.

Остаток утра они провели на кухне: не спеша, с аппетитом позавтракали и пролистали газеты. Теплота недавней близости укутала их, словно кокон, надежно оградив от ночных кошмаров и душевных мук. Элизабет улыбнулась, Макс улыбнулся в ответ и внезапно осознал, что его метания и сомнения – не более чем свадебная лихорадка. А на самом деле все хорошо и Элизабет – именно та женщина, которая ему нужна. Это же ясно как день. Да если бы она во всем с ним соглашалась, он взвыл бы от скуки! Элизабет – крепкий орешек, и в этом ее неотразимость.

В компании друзей они пообедали в местном пабе. Макс заказал стейк с жареным картофелем. Элизабет стянула с его тарелки картофельный ломтик, обмакнула в соус, запихнула в рот и хитро улыбнулась. У Макса потеплело в груди, и на душе стало легче. В конечном счете его ведут под венец, а не на плаху. Нечего сгущать краски.

Всю следующую неделю Макс ходил на работу. Топтал парковые дорожки, шел по мосту, нырял в подземку на Слоун-сквер и мчался в Сити. Путь неблизкий, и прогулка в парке только удлиняла его, но без этой прогулки Макс чувствовал себя разбитым. Обнаженные, дрожавшие на ветру деревья поднимали ему настроение. А при виде подснежников, лужицами белевших на прогалинах, или зеленых ростков нарциссов, пробивавшихся из-под земли, его переполняла чистая радость. Солнце по утрам сияло все ярче, и щебетавшие птицы голосисто приманивали весну. Если бы не эти утренние прогулки, Макс вообще не видел бы дневного света: домой он возвращался в полнейших сумерках.

Работу он ненавидел и прикладывал неимоверные усилия, чтобы выполнять возложенные на него обязанности. Впрочем, обязанности были довольно просты, да и сама работа не требовала особых стараний. И Макс с его смекалкой и интеллектом понимал, что если продержится здесь достаточно долго – например, так же долго, как его предполагаемый тесть, то добьется успеха и взлетит по карьерной лестнице на самый верх. Но рабочий день завершался, и грудь его ныла от боли, словно невесть каким образом поселившаяся внутри мышь по кусочкам обгладывала его душу, приняв ее за сыр. Тоска, раздражение и подавленность не покидали его. В глубине души он знал, что ему тут не место, что в этот каменный мешок, где в окно едва просматривалась голубая полоска спрятанного за высотками неба, его заманили, как в ловушку, а его истинное призвание – мотаться по свету и щелкать затвором «лейки», запечатлевая удивительную красоту мира.

И, бредя домой по ночному парку, он боролся с отчаянной, валившей его с ног безнадегой. Теперь вместо подснежников и нарциссов его взгляд выхватывал блестевший в оранжевом свете фонарей бетон, закатавший под свою приглаженную цивилизацией поверхность живую природу. От столь жалкой замены отлогим холмам, лесным чащам и синим озерам Макса выворачивало наизнанку. Что до Элизабет, то она работала в магазине Аннабель Джонс на Бичем-плейс. До Челси она добиралась на автобусе, а затем, смотря по погоде, либо шла пешком, либо брала такси. Работу свою Элизабет обожала. Ее клиентами, по заверениям Антуанетты, были «приличные и достойные люди», похожие на Антуанетту и Майкла. Не проходило и дня, чтобы в магазин, вызывая у Элизабет бурю восторга, не заглядывал какой-нибудь ее знакомый. Элизабет наслаждалась жизнью. У нее было все, что требуется для счастья, и будущее представлялось ей по-домашнему уютным и предсказуемым.

Макс же, раздираемый противоречиями, день ото дня метался все сильнее. И когда наступала ночь и внешний мир с его материальными благами терялся во тьме, Макса, оставшегося наедине со своими мыслями и чувствами, вновь и вновь одолевало мучительное беспокойство. Через три месяца он женится. И что дальше? Погрязнет в мещанской рутине? Неужели жизни больше нечего ему предложить? Сердце его билось о ребра и стучало, стучало звонко и громко, эхом отдаваясь в ушах: «Жизни есть что тебе предложить, но тебе надо встать и отправиться на поиски». Макс молитвенно складывал руки, взывал к Высшей силе, которая, он не сомневался, незримо присутствовала в каждом мгновении его жизни, и смиренно просил ее о том, о чем, как ни странно, не догадывался попросить раньше: «Помоги мне».

Через неделю Макс и Элизабет отправились на званый ужин в Кенсингтон. Макс не хотел идти, но Элизабет настаивала: Валери Олкотт, хозяйка вечера и ее крестная мать, пригласила на ужин и родителей Элизабет, Антуанетту и Майкла. Макс отбрыкивался как мог, но Элизабет оставалась непреклонной. Даже его робкое предположение, что он, возможно, подцепил грипп, не возымело на нее никакого действия. И вот в назначенный день Макс очутился в доме Валери, больше смахивавшем на магазин мягкой мебели. Он растягивал губы в вежливой улыбке, напропалую врал, когда его спрашивали о работе в Сити, что все замечательно, и преувеличенно восторгался неумолимо приближающейся свадьбой.

Майкл Пембертон, высокий и грузный, с пышной копной темно-русых волос и широко расставленными глазами, любил находиться в центре внимания и тем вечером царил в обеденном зале, взяв на себя обязанности хозяина и задвинув в тень миниатюрную жеманницу Валери. В мягкой бархатной куртке цвета бордо и бархатных туфлях с инициалами «М. П.», вышитых золотой нитью, он разливался соловьем, держа одну руку в кармане, а другой, с бокалом шампанского, властно размахивая. Массивное кольцо с печаткой на левом мизинце, ярко вспыхивая в отблесках пылающего камина, придавало ему величественности. На женщин он внимания не обращал. Самое лучшее, что они, по его мнению, могли сделать, – это украсить собой гостиную на манер цветов и не вмешиваться в мужские разговоры. Двух сыновей он отправил на учебу в Итон, где сам провел лучшие годы отрочества, а двух дочерей устроил в частную школу-интернат «Северный Форленд» в Хэмпшире, надеясь, что там, в благопристойной компании «правильных» девочек, их должным образом подготовят к семейной жизни. Окруженный толпой мужчин, он верховодил в одном конце комнаты, тогда как в другом ее конце рассевшиеся возле камина женщины обсуждали предстоящую свадьбу.

Макс незаметно откололся от сообщества Майкла. Мужчины говорили о биржах и ценных бумагах, а эти темы нагоняли на Макса тоску. Он хотел присоединиться к женщинам, но, услышав их трескотню о свадебном платье и дизайнерских лакированных туфельках, чуть не согнулся от безжалостно резанувшей живот боли и привалился к книжной полке, ища в ней спасение. Увы, на полке стояла коллекция любовных романов от издательства «Миллз и Бун». Макс застонал: вечер грозил затянуться до бесконечности.

– Здравствуйте, – поздоровался кто-то.

Макс обернулся и увидел пожилую даму, весело смотрящую на него зелеными глазами.

– Разрешите представиться, я Ольга Грут.

Они обменялись рукопожатиями. Должно быть, женщина только-только пришла, подумал Макс; во всяком случае, когда он входил в комнату, ее там не было.

– А я Макс Шелбурн. Как поживаете?

– Интуиция мне подсказывает, что любовные романы не ваш конек, – улыбнулась Ольга, и на ее открытом, веселом лице отразился недюжинный ум и столь же недюжинное обаяние.

– Вы абсолютно правы, – рассмеялся Макс.

– А что же тогда ваш конек? – спросила она.

В длинном фиолетовом платье, с накинутой на плечи длинной фиолетовой же шалью Ольга Грут казалась в вульгарной гостиной Валери диковинным пришельцем.

– Я тяготею к более духовной литературе, – ответил он, хотя его так и подмывало сказать: «Мой конек – Уилбур Смит».

– Я тоже. Что вы сейчас читаете?

– Элизабет Хейч.

– «Посвящение»? Захватывающая книга. Невероятная. Правда, некоторые главы я перечитывала раз по двадцать: никак не могла уяснить, о чем, собственно, в них говорится.

Глаза Макса изумленно распахнулись. Кровь горячо заструилась по венам, словно кто-то подсыпал в его шампанское бодрящий наркотик, а сердце забилось от радостного предвкушения.

– Да уж, все эти геометрические расчеты и математические выкладки немного сбивают с толку.

– А вы читали Эдгара Кейси?

– Да, да. Я прочел все его книги.

– Удивительно, не правда ли? Только мы ступаем на путь духовного познания, как Вселенная сразу же бросается нам на выручку, и дальше все происходит словно по волшебству. Будто сама судьба начинает вести нас за руку.

Брови Макса поползли на лоб. Подумать только, они знакомы всего две минуты, а уже беседуют об эзотерике!

– Полагаю, именно судьба и свела меня с вами, – тихо проговорил он. – Но откуда вы знаете Валери?

– Я ее мать.

У Макса вытянулось лицо, ибо трудно было найти двух более несхожих между собою женщин. Заметив его смятение, Ольга расхохоталась.

– Я паршивая овца в стаде. Не хотите сесть рядом со мной за ужином?

Макс расплылся в улыбке.

– С превеликим удовольствием!

– Уверена, мы с вами найдем общий язык.

И они его нашли. Поглощенные друг другом, они порой забывали, как дышать. Максу, барахтающемуся в омуте безысходности, кинули спасательный круг, и он ухватился за него с отчаянием и благодарностью утопающего. За его спиной будто выросли крылья, и он почувствовал, как тектонические плиты его судьбы пришли в движение. Он взглянул на сидевшую напротив Элизабет, и разделявший их стол показался ему неодолимой бездной.

После ужина Макс записал телефон Ольги и пообещал как-нибудь с ней увидеться. В том, что Ольга медиум, он не сомневался.

– Наша сегодняшняя встреча неслучайна, – шепнула она, и ее проницательные глаза исполнились внезапной серьезностью. – Я помогу вам.

Слово «помогу» набатом ударило в подсознании Макса – вот и ответ на его недавние молитвы.

– Бедняжка, – проворковала Элизабет, когда они ехали домой на такси, – не представляю, как ты вытерпел мать Валери. Она же совершенно чокнутая.

– Она замечательная, – буркнул Макс.

Элизабет скептически вздернула брови.

– Ой, вот только не надо рассыпаться передо мною в любезностях. Мне безразлично, какого ты мнения о матери Валери. Кстати, ты не забыл поблагодарить Валери за фарфор? Это элитный фарфор, знаешь ли, венгерской мануфактуры «Херенд». Изумительно красивый и безумно дорогой. Валери подарила нам десять десертных тарелок!

– Прости, я забыл.

– Как всегда. – Элизабет возвела глаза к небу. – Что с вас, мужчин, взять.

– А как твой сосед за ужином?

– О, чудесный человек.

Пока Элизабет пересказывала разговор с соседом, Макс вспоминал свои откровения с Ольгой. К сожалению, поделиться ими с Элизабет он не мог – она подняла бы его на смех, снисходительно потрепала бы по руке или жалостливо заглянула бы ему в глаза, проверяя, не спятил ли он окончательно. Но не ее презрительный смех больно ранил его, а выражение ее лица, на котором в бесстыдной и нагой неприглядности явственно проступали черты их с Элизабет несхожести и несовместимости.

* * *

Ольга Грут жила в маленьком домике в Барнсе. Муж ее давно умер, и она коротала дни в компании пушистых кошек.

– Я ходячий стереотип, – этими словами она встретила Макса, – архетипичная ведьма с магическими кристаллами и кошками.

Что ж, в ее доме нашлось место и тем и другим.

Не успел Макс зайти внутрь, как на него повеяло теплом, нежностью и дружелюбием. Уютно закругленный холл тонул в мягком золотистом свете ламп, дыша спокойствием, умиротворенностью и благожелательностью, а резкую угловатость поверхностей сглаживали и поглощали магические кристаллы. Ольга провела Макса в гостиную, заставленную фикусами в горшках и старомодными торшерами с громоздкими абажурами и кисточками. От разнообразия цветовой гаммы рябило в глазах. На тахте валялись красочные подушки и ткани, разномастные одеяла маскировали дыры в облезлом диване, на истертых деревянных половицах лежали яркие коврики. Сквозь окно эркера тянулись солнечные лучи. На подоконнике дремала кошка. Вначале Макс решил, что кошка игрушечная, но она, видимо не желая вводить его в заблуждение, шевельнула хвостом. В углу на тумбочке стоял телевизор, накрытый ажурной шалью. Вдоль стен высились книжные шкафы с фотографиями в рамках и книгами по оккультизму, купленными в Ковент-Гардене, в эзотерическом книжном магазине «Уоткинс Букс». На круглом столике в эркере громоздились сваленные в кучу блокноты, шариковые ручки, листы бумаги, карты таро и большой, круглый и чистый, как слеза, горный хрусталь. Макс в очередной раз порадовался, что не взял с собой Элизабет: вот кто вдоволь позубоскалил бы над «ведьминскими» прибамбасами.

– Не желаете чашечку чая?

– Спасибо, не откажусь, – ответил Макс, хотя чай обычно не пил.

– Не скучайте, я скоро. Полистайте книги. Можете взять любую, какая придется вам по сердцу.

Макс пробежал глазами по книжным корешкам. Знакомые имена: Бетти Шайн, Эдгар Кейси, Майкл Хокинс, Юнг. Однако фамилии других авторов, писавших про таро, гипноз, реинкарнацию, жизнь после смерти и духов, ему раньше видеть не приходилось. Заинтересовавшись одной из книг, он вытащил ее и отошел от полки. Вскоре вернулась Ольга. Она держала поднос с заварочным чайником, молочником, кружками и блюдцем с печеньем. Макс забрал у нее поднос, подождал, пока она отодвинет в сторону бумаги и книги, и поставил его на круглый столик в эркере. Кошка приоткрыла глаза, вздохнула и снова погрузилась в дремоту.

– Нашли что-нибудь? – спросила Ольга, разливая чай из щербатого фарфорового чайничка.

– Да. Вот это. Можно взять почитать?

Макс протянул ей книгу.

– Ага… «Воспоминания, сновидения, размышления» Карла Юнга. Хороший выбор. Книжка немного пообтрепалась, но еще одно прочтение выдержит.

Они уселись за стол друг против друга.

– В тот вечер меня потянуло к вам со страшной силой, – призналась Ольга, бросив в кружку кусочек сахара и плеснув капельку молока.

– Надо же, а я думал, вы – ответ на мою молитву.

Он робко улыбнулся. Элизабет расхохоталась бы ему в лицо при этих словах: она не верила в силу молитв.

– Ах, вот оно как. Что ж, это все объясняет, – тряхнула головой Ольга. – Просите о помощи, и дано будет вам.

И Макса словно прорвало. Понесло, как вырвавшееся из бутылки шампанское. Пробка хлопнула, и все его страхи, мечты и надежды рванулись ввысь пузырящимся фонтаном. Он говорил и не мог остановиться. Ольга потягивала чай и не отрывала от него сочувственных и понимающих глаз.

– Я словно вязну в болоте, и трясина затягивает меня все глубже и глубже.

Не успел он произнести эти слова, как чудовищная тяжесть сдавила ему грудь. Он закашлялся и схватился за сердце.

– Ничего, ничего, дорогой мой, – успокоила его Ольга. – Это эмоции, они ищут выхода. Вздохните размеренно, не торопясь.

Макс вздохнул. Ольга тепло и ободряюще улыбнулась. Она догадывалась, о чем он хочет, но боится сказать.

– Возможно, это прозвучит глупо, но я хочу познать жизнь во всей ее полноте, найти ее смысл. И в то же время что-то удерживает меня на месте. Я словно зверь, угодивший в битумную яму. Дергаюсь, как безумный, но не могу пошевелить и ногой. Я влип.

– Вы влипли, – кивнула Ольга. – Но не беда. Как влипли, так и отлипнете.

Макс замялся.

– Я работаю на ненавистной работе, живу в ненавистном городе и…

Макс онемел, но Ольга быстро закончила его мысль:

– …и считаете, что Элизабет вам не подходит.

Макс судорожно сглотнул – правда, заключавшаяся в ее словах, свирепым огнем обожгла его внутренности.

– Знаете, Макс, путей в нашей жизни неисчислимое множество. Все они разные, и каждый из нас выбирает свой собственный. Иногда наши пути пересекаются с путями других людей, а порой движутся параллельно. На этом свете полно людей, с которыми мы никогда не встретимся. Но если уж мы с кем-то встречаемся, то для того, чтобы чему-то у них научиться. На некоторое время ваши с Элизабет пути сблизились, потому что вам требовалось поделиться друг с другом знаниями. Но не вечно же вам идти рядом! Вы, Макс, росли, развивались и переросли свою избранницу. Возможно, настало время расстаться.

Макс и сам это знал, но мысль, что он причинит страдание Элизабет и вызовет ярость ее родителей, была для него невыносима.

– Это одно из многих жизненных испытаний, выпавших на вашу долю, – напутствовала его Ольга. – У вас щедрая и отзывчивая душа, Макс, вы призваны озарять этот мир. С Элизабет вам не по дороге, она убивает вас, задувает в вас священную искру. Я не осуждаю ее. Но она находится на иной ступени развития. У нее свой путь, и уроки, извлеченные ею на этом пути, – это ее уроки, не ваши. Ваше время с Элизабет истекло. Поверьте, в этом мире найдется более близкий вам человек, который разделит ваши убеждения.

– Но я люблю Элизабет!

– Разумеется, любите. Но где-то в закромах вашей души, в глубине вашего сердца вы знаете, что вам не суждено быть вместе. Вы слишком разные.

У Макса защемило в груди, и все та же чудовищная тяжесть сильнее сдавила ребра. Его сердце рвалось на волю, тосковало и требовало перемен. Его разум приказывал ему заткнуться, не слушать веления сердца и идти проторенной дорожкой. Именно разум пугал его апокалиптическими картинами бешенства Майкла, оторопи Антуанетты и обиды Элизабет. Именно разум внушал ему, что назад хода нет: свадьба через три месяца, многие подарки получены, а платье почти сшито. Битумное кольцо все крепче смыкалось вокруг его лодыжек. Макса парализовало от сознания собственной беспомощности. Он схватил кружку и осушил ее одним глотком. Ольга тотчас подлила ему свежего чая.

– Возьмите печенье, – предложила она, подталкивая блюдце. – Все проходит, Макс. И хорошее, и дурное. Жизнь – как круги на воде. Все течет, все меняется. Мало кому нравятся перемены. Мы отвергаем их потому, что боимся неизвестного и нового. Но жизнь не стоит на месте. И если мы не дрогнем, перевернем страницу и начнем с чистого листа, наша жизнь изменится к лучшему. Мне кажется, вы созрели для перемен и стоите на пороге светлого будущего. Мужайтесь. Ужасно причинять страдания людям, но, может статься, они эти страдания заслужили, это их карма. Возможно, этот неумолимый и тяжелый поворот в жизни Элизабет очистит ее душу и разум. Страдания облагораживают нас, учат пониманию и милосердию, пробуждают нашу истинную природу. Переоценивая собственные ценности, мы познаем великую и бессмертную душу, которой, по сути, мы и являемся.

Макс сплел пальцы и застонал.

– Если я разорву помолвку, это будет почище железнодорожной катастрофы вселенского масштаба.

– Все проходит, Макс, и это пройдет. Что говорит ваше сердце?

Ольга приложила руку к груди. Плечи Макса уныло поникли.

– Говорит, что Элизабет мне не подходит.

Ольга сощурилась.

– Вам поручена высокая миссия, Макс. Вы – свет нашего мира и должны нести людям благую весть. Возможно, вам суждено написать книгу. Ваше путешествие в мир непознанного только началось, и Элизабет выпала роль «пружины», толкнувшей вас на поиски неизведанного, но теперь вам нужно расстаться. У Элизабет своя жизнь, у вас – своя. Терзания, которые гложут вас, – это ваши путеводные звезды, они не дают вам сбиться с дороги. Но как только ступите на верный путь, вы тотчас перестанете страдать и обретете счастье. – Ольга замолчала, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, но уже через миг стряхнула оцепенение и продолжала: – В нужное время, Макс, в вашей жизни появятся нужные люди. Двери мироздания распахнутся, с вами начнут происходить удивительные события, и люди-единомышленники сами собой будут встречаться на вашем пути точно так же, как повстречалась вам я. Главное – держите ушки на макушке и помните: случайности не случаются. И все, что происходит, происходит по вполне определенным причинам. Хитрость в том, чтобы уловить эту связь и не прошляпить свою удачу. Но, куда бы вы ни направились, вам всегда протянут руку помощи, ибо ваша миссия чрезвычайно важна.

Ольга ободряюще улыбнулась.

– Разумеется, вам не избежать столкновений с циниками и скептиками вроде Элизабет, но они более не заморочат вам голову, ибо теперь вы служите высшей цели.

Макс откусил кусочек печенья, а Ольга скрылась в кухне, чтобы заварить свежий чай. Макс пробежал глазами автобиографию Юнга. Интересно, какое замечание отпустила бы на его счет Элизабет? Макс нервно хохотнул. При мысли о разрыве с возлюбленной у него свело живот. Кто бы мог представить, что мужчина не робкого десятка, не раз прыгавший с парашютом, прошедший суровую армейскую школу, перемахивавший в конных состязаниях полутораметровые живые изгороди, лихо скользивший на лыжах по отвесным горным склонам и бесстрашно управлявший сверхлегким самолетом, будет скулить от ужаса, как сопливый мальчишка, боясь признаться Элизабет, что порывает с ней?

Ольга вернулась, они вновь уселись за круглый столик в эркере, и Макс рассказал ей о сне-кошмаре. Ольга выслушала, не отрывая от него мудрых глаз. Он выложил ей все разом, словно и вправду побывал на войне.

– Не знаю, может, все это чушь, – промолвил он под конец. – Раньше я полагал, это вещий сон, предсказывающий мне какое-то бедствие, но теперь, когда я вышел в отставку, его предсказания потеряли всякий смысл.

– Это не предсказания. Это воспоминания о прошлой жизни.

– Я тоже так думал, – кивнул Макс, – но…

– …но Элизабет убедила вас, что прошлой жизни не существует.

– Вы не поверите, – горько усмехнулся Макс, – но мне все-таки хватает мужества отстаивать свои убеждения.

– Вы пытались разгадать этот сон? Наводили справки? Выяснили, что за битва вам снилась?

– Нет. Я пытался выкинуть сновидение из головы. Но, судя по форме, планерам и парашютам, действие происходит во Вторую мировую войну.

– Знаете, довольно часто предки одной семьи перерождаются в своих потомках. Кто-нибудь из вашей семьи участвовал в войне?

– Возможно. Тогда он либо погиб на поле сражения, либо умер до 1963 года, когда на свет появился я, – задумчиво протянул Макс. В его сердце загорелась искорка надежды. – Надо бы спросить у родителей. Так, с ходу, никто на ум не приходит.

– Что ж, разузнайте все хорошенько. Оно того стоит, – ласково улыбнулась Ольга. – А как вам печенье?

– Объеденье.

– Ешьте, не стесняйтесь. Силы вам понадобятся.

Ольга много рассказала ему о реинкарнации и прошлой жизни, но толком обдумать ее слова он не успел: неумолимый разрыв с любимой грозной тучей навис над его головой, и он впал в черную меланхолию. Элизабет, однако, ни о чем не догадывалась. Если она и замечала его повышенную раздражительность, участившиеся ночные прогулки, нездоровую бледность или нежелание поддерживать разговор о «счастливейшем дне их жизни», то не подавала виду, всецело посвятив себя приготовлениям к знаменательному событию. Макс же всецело посвятил себя приготовлениям к грандиозному разрушению этого знаменательного события.

В выходные он поехал в Старый Сарум, селеньице, расположенное неподалеку от Солсбери, чтобы полетать на сверхлегком самолете. Управлять самолетом он научился в армии и, обнаружив задатки непревзойденного пилота, в мгновение ока получил летное удостоверение. Когда он взмывал в небесную синь, оставляя внизу, на земле, все печали и горести, его охватывало ни с чем не сравнимое упоение. Мир под крылом самолета стремительно уменьшался, исчезая, а вместе с ним исчезали разочарования и жизненные неурядицы. Сжимая штурвал, Макс вдыхал полной грудью чистый воздух и отдавался минутному чистейшему счастью. Холодный ветер бил в лицо, солнечные блики плясали в голубом небе, гулко ворчал мотор, и Макс впервые за долгие месяцы пребывал в согласии и мире с самим собой.

Но не успел он приземлиться на летное поле, как лицо его омрачила тень и оставленные на земле тревоги снова навалились на его плечи.

И тогда Макс понял: хватит. Хватит заниматься самокопанием. Он должен либо жениться на Элизабет, либо положить конец их отношениям. Сегодня же. Немедленно. За три месяца до свадьбы.

С тяжелым сердцем укладывал он вещи в рюкзак, но свобода, нежданная и вожделенная свобода уже манила его ослепительным светом, будто луч солнца в конце безнадежно мрачного тоннеля. Элизабет, вернувшись с работы, невольно облегчила ему признание, заведя, по обыкновению, волынку о его невовлеченности в предпраздничную суету.

– Макс, я выхожу замуж в первый и последний раз в жизни и хочу насладиться каждым мгновением, – заявила она, не замечая рюкзака у подножия лестницы. – Но как я могу им насладиться, если у тебя такое лицо, словно ты лимон проглотил?!

Макс запустил руки в карманы и втянул голову в плечи по самые уши.

– Боюсь, я не могу жениться на тебе, Зайка, – промямлил он, не глядя на нее.

– Что? – скривилась Элизабет, недоуменно захлопав глазами. – Что ты несешь?

– Я не могу на тебе жениться. Прости.

– Вздор! – желчно рассмеялась Элизабет. – Не строй из себя идиота. У тебя всего лишь предсвадебный синдром, не более. Это нормально.

Элизабет промаршировала мимо него на кухню.

– Давай лучше выпьем.

Открыв холодильник, она достала бутылку и разлила вино по бокалам.

– Элизабет, я не шучу, – пробормотал Макс, ступая за ней. – Неужели ты не заметила, что в последнее время у нас ничего не ладится?

– Да все отлично. – Она протянула ему бокал, но Макс поставил его на буфет. – Слушай, если тебе не нравится эта работа – увольняйся. Мне без разницы, а папа как-нибудь переживет.

– Я уже уволился. Сегодня написал заявление. Больше никто меня не заставит появиться там хотя бы на минуту.

Элизабет встревожилась. Глотнула вина.

– Хорошо, Макс, успокойся. Давай поговорим серьезно.

– Да говорить-то особо не о чем. Мне кажется, мы не подходим друг другу, Элизабет. Раньше нас многое связывало, но теперь мы словно чужие.

– Не понимаю, о чем ты.

– Когда-то мы хохотали до упаду, не могли друг на друга надышаться. А теперь почти не смеемся и ссоримся по пустякам. Наверное, это я во всем виноват. Не знаю… Возможно, я изменился. Я несчастлив, Элизабет. Вот в чем проблема.

– Если весь этот скандал из-за того, что ты хочешь жить за городом, то папа может арендовать для нас коттедж в какой-нибудь глуши. Чем не нора? Сиди там сколько захочешь. Выращивай овощи и тому подобное. В общем, делай все, что положено делать селянам.

– Вопрос не в переезде, Элизабет. Вопрос в нас.

– Ладно, что с нами не так?

Элизабет поставила бокал и беспомощно скрестила руки на груди.

– Во-первых, у нас разное мировоззрение.

– Ясно. Тебя смущает, что я не верю в реинкарнацию и жизнь после смерти. Господи, Макс, пора бы тебе повзрослеть! Если я могу примириться с твоими заблуждениями, то и ты можешь примириться с тем, что я их не разделяю.

– Не все так просто. К сожалению, мы с тобой – совершенно разные люди.

– Но ты меня все еще любишь?

Глаза Элизабет наполнились слезами.

– Да.

– Тогда ничего не потеряно. Мы справимся, – облегченно выдохнула она. – Пока мы любим друг друга, нам ничего не страшно, даже предсвадебная истерия. – Элизабет жалобно улыбнулась и приподняла бокал. – То, что нас не убивает, делает нас сильней. Эти передряги сделают нас сильней, Макс.

– Нет, – помотал он головой, – ничего не выйдет.

У Макса захолонуло в груди, железная рука сдавила сердце.

– Прости, я не хочу причинять тебе боль, но…

– Прости? – заорала Элизабет, осушая бокал. – Прости? Да ты в своем уме, а? Понимаешь, что нам придется отменить свадьбу? Отправить назад подарки? Сказать гостям, чтобы не приходили? А насчет отеля ты подумал? Или о свадебном месяце? Или о моем платье? Да ты хоть понимаешь, во сколько все эти приготовления влетели моему папе? Об унижении я и не упоминаю. Ты, можно сказать, бросаешь меня прямо у алтаря! Как ты можешь? Как ты можешь так со мной поступать? Черт подери, Макс, ты совсем рехнулся?

Макс вздрогнул: Элизабет на его памяти никогда не ругалась. Слезы градом заструились по ее лицу, рот изогнулся в презрительной и злобной гримасе.

– И это после всего, что я для тебя сделала! Да если бы не я, ты погряз бы в долгах и нищим бродягой шатался бы по свету с дурацким фотоаппаратом, щелкая всяких там птичек-синичек! Лишь благодаря мне ты получил солидную работу и хорошие перспективы!

– Я не просил тебя о работе, Элизабет, и твои виды на будущее меня не прельщают. Ты понимала бы это, если бы знала меня.

– О, мне казалось, что я тебя знаю, но ты прав: ты изменился. Превратился в эгоиста до мозга костей, который думает только о себе. Убирайся!

Не дожидаясь, когда Элизабет чем-нибудь запустит в него, Макс подхватил рюкзак и пулей вылетел на улицу. Из-за угла неторопливо вырулило такси. Макс вскинул руку. Черный кэб с оранжевым огоньком, этот спасительный буй в океане туманных надежд, притормозил у тротуара. Не успел Макс вскарабкаться на сиденье и закрыть дверцу, как окно верхнего этажа распахнулось, и Элизабет, свесившись с подоконника, пронзительно заверещала:

– Когда до тебя дойдет, какую непоправимую ошибку ты совершил, даже не думай приползать на коленях ко мне – вначале приползи на коленях к моему папе!

Таксист вскинул брови:

– Куда направляемся?

– Понятия не имею, – пожал плечами Макс. – Наверное, вперед.