Текст книги "Тюдоры. Любовь и Власть. Как любовь создала и привела к закату самую знаменитую династию Средневековья"

Именно с этим соображением в уме нам следует читать «правила» Капеллана, которые больше напоминают учебное пособие. Так, в книге первой читаем:

5. Полностью избегай любой лжи.

6. Избегай большого количества посвященных в свою любовь.

7. Во всем выполняя волю дам, всегда стремись служить Любви.

В конце концов именно Андрей постановил:

12. Практикуя любовные утехи [секс], не иди против воли своей возлюбленной.

При этом возлюбленной, которой дозволено самой распоряжаться своим телом, могла быть только дама, занимавшая определенное положение в обществе. Если куртуазному любовнику, пишет Капеллан, довелось влюбиться в женщину низшего сословья, следует «не колеблясь, взять ее силой… используя умеренное насилие в качестве надлежащего лекарства от ее бесчувственности». Наряду с концепциями любви с первого взгляда, облагораживающей любви и любви-болезни, идея о том, что есть люди (женщины), которые чего-то стоят, и те, что не стоят ничего, – это еще одна установка, закрепленная куртуазным кодексом и передаваемая из поколения в поколение с молоком матери. Однажды открыв эту дверь, общество уже не могло закрыть ее снова. В более поздней средневековой литературе, одновременно исследующей и разоблачающей куртуазную традицию (например, в текстах, вошедших в манускрипт Carmina Burana[35]35
  Песни Бойерна (лат.). Сборник получил такое название по монастырю Бенедиктбойерн, в котором был найден. – Прим. ред.


[Закрыть]), встречаются случаи, когда даже счастливая влюбленная, однажды принужденная к сексу через сопротивление, утверждала, что на самом деле она получила удовольствие.

Именно Андрей Капеллан впервые прямо задал вопрос, подразумевает ли куртуазная любовь секс как таковой. «Чистая любовь, – пишет он, – доходит лишь до поцелуев в губы, объятий и целомудренного контакта с раздетым возлюбленным, но последнего контакта положено избегать, ибо он не дозволен тем, кто желает любить целомудренно». «Смешанная любовь» – тоже достойная, но стоящая на ступеньку ниже чистой любви, – напротив, дозволяла выход «всякому удовольствию плоти, обретая завершение в последнем акте любви».

Вполне возможно, что Андрей Капеллан во второй половине XII столетия так же ловко скомпрометировал общепринятую идею, как либреттист мюзикла «Камелот» Алан Джей Лернер – во второй половине столетия XX. В этом и состоит часто упоминаемый и всегда достойный повторения тезис, что для удачной сатиры требуется высмеять любое общепринятое убеждение. Если же никто не в силах распознать, что именно поднимается на смех, шутку попросту никто не поймет. Кроме того, легенды о короле Артуре, которые шли рука об руку с мечтой о куртуазной любви, вот-вот должны были обрести новое воплощение, став инструментом во вполне реальном деле пропаганды и восславления династии Плантагенетов.

В 1190 году монахи, проводившие раскопки на территории аббатства Гластонбери в Сомерсете – «летней стране» из артуровских легенд, – сообщили, что нашли могилу короля Артура и королевы Гвиневры. Внутри могилы был якобы найден большой каменный крест, который летописец Джеральд Уэльский, как он уверял, «видел собственными глазами». На кресте было вырезано: «Здесь, на острове Авалон, покоится прославленный король Артур вместе со своей второй женой Гвиневрой». Свидетели утверждали, что мужской скелет был гигантского размера, а женский хранил следы былой красоты. Джеральд также повествует о том, что в могиле был найден локон золотых волос, но, «когда один из монахов жадно схватил его и поднял над головой, локон тотчас рассыпался в прах».

Здесь не обойтись без предыстории. С одной стороны, именно в Авалоне (название происходит от имени кельтского полубога Аваллока, правившего подземным миром), по некоторым легендам, Гвиневру заключил в свой замок на холме Гластонбери-Тор король Мелвас. Отвесно возвышаясь над Сомерсетскими равнинами, замок все еще довлеет над местом, где, по легенде, Иосиф Аримафейский закопал святой Грааль. Здесь же издревле отправлялся кельтский языческий культ, поэтому место стало целью первых христианских миссионеров и до сих пор притягивает всех, кто любит благоговейно порассуждать о силовых линиях и энергетических точках земли.

С другой стороны, если перейти к прозе жизни, в 1184 году в Гластонбери сгорело норманнское аббатство. От великолепного сооружения, построенного всего за несколько десятилетий до этого, теперь остались только один предел и колокольня, возвышавшиеся среди пепла. Монахи срочно нуждались в деньгах на восстановление аббатства.

По свидетельству Джеральда, незадолго до своей смерти в 1189 году сам Генрих II указал монахам место для раскопок, основываясь на «свидетельствах из своих книг». Генрих был вторым мужем Алиеноры Аквитанской и первым королем новой английской династии Плантагенетов. Трудно представить лучший пропагандистский ход для его династии, чем связь с самым долговечным мифом Англии. (Три века спустя те же выгоды привлекут Генриха VII.) Да и вечно беспокойным валлийцам, живущим по ту сторону реки от Гластонбери, небесполезно было узнать, что «король былого и грядущего», которым они похвалялись, благополучно умер и никоим образом не собирается оспаривать трон Генриха II[36]36
  По легенде, король Артур не умер навсегда, а лишь спит: он проснется, когда Британия окажется перед лицом опасности, чтобы ее спасти. Спящий король, которому суждено проснуться спустя много веков после смерти, – это достаточно частый мотив в фольклоре. – Прим. ред.


[Закрыть].

Позже сын Генриха и Алиеноры Ричард Львиное Сердце придумал еще один способ извлечь выгоду из этой истории. В могиле был обнаружен меч короля Артура. В 1191 году, остановившись на Сицилии по пути на Святую землю, Ричард обменялся дарами с правителем Сицилии Танкредом. Тот подарил ему пятнадцать галер и четыре грузовых корабля. Ричард же подарил Танкреду тот самый меч – Экскалибур. Современники явно сочли обмен равноценным. Это был, безусловно, один из ярчайших примеров того, что художественный вымысел мог быть воспринят как неоспоримый политический факт – и поставлен на службу.

В дальнейшем эту игру, в свою очередь, мастерски освоит династия Тюдоров.

2
Реальная политика и «Роман о Розе»: XIII в.

На страницах книги уже несколько раз появлялось имя этой королевы – в качестве матери, жены, святой покровительницы, тетки и даже героини фантазий Андрея Капеллана. Однако Алиенора Аквитанская, безусловно, заслуживает большего, чем простое упоминание в контексте чужой истории. Еще за четверть века до того, как Кретьен де Труа стал придворным поэтом графини Шампани Марии Французской, нормандский поэт с острова Джерси по имени Вас преподнес свой перевод хроники Гальфрида Монмутского на нормандский язык матери Марии, Алиеноре, которая по уровню известности превосходила дочь. Считается, что именно Алиенора «завезла» в Англию идею куртуазной любви, а еще – что она стала источником вдохновения для создания известного образа возлюбленной короля Артура, Гвиневры. В ранних работах Кретьена прослеживаются четкие параллели с реалиями английского двора.

Дед Алиеноры, герцог Аквитании Гильом IX, был одним из первых трубадуров и слагал песни о том, что его Прекрасная Дама в гневе может убивать, а в радости – излечивать больных. (Ему же принадлежат строки: «Жизнь продли мне Бог, я б держал руки лишь под ее плащом»[37]37
  Цит. по: Песни трубадуров / сост. А. Г. Найман. М.: Наука, 1979. С. 28.


[Закрыть], – позволяющие поставить крест на идее о том, что куртуазная любовь всегда была целомудренной и не имела плотских проявлений. В XIII веке его биограф писал, что это был «один из самых галантных мужчин в целом мире, а также один из величайших обманщиков женщин».)

Многое в истории Алиеноры вызывало противоречия еще при ее жизни. Так, во время ее путешествия на Святую землю с первым мужем, королем Франции Людовиком VII, появились слухи о том, что по дороге у нее случился роман с собственным дядей. Ее пагубную страсть (да и само присутствие Алиеноры) считали причиной провала всего крестового похода – подобно тому, как любая женщина, которая оказывалась вовлечена в поиски Грааля, подвергала их серьезной опасности. Когда Алиенора присоединилась к сыновьям в восстании против второго мужа, короля Англии Генриха II, архиепископ Руанский предупредил ее, что она «станет причиной всеобщего краха», подобно тому, как Гвиневру считали виновницей смуты в Камелоте. Профессор Оуэн отмечает, что «на фоне того, как репутация Алиеноры в обществе становилась хуже, постепенно ухудшался и характер Гвиневры [в художественных изложениях]». Но лишь после смерти Алиеноры в 1204 году (последовавшей за 16-летним заточением и другими «приключениями», которые сопровождали ее до глубокой старости) начала по-настоящему складываться окружающая ее имя «черная легенда».

Примерно в 1260 году с легкой руки одного менестреля из Реймса Алиеноре приписали роман с мусульманским лидером Саладином. (Согласно более правдоподобным версиям, она имела любовную связь с Готфридом, отцом ее мужа Генриха.) Одна из легенд елизаветинской эпохи даже гласила, что именно у нее, а не у ее невестки, был роман с Уильямом Маршалом, «заклятым другом» ее сына Генриха.

Еще одна вымышленная история – об убийстве Алиенорой любовницы мужа Розамунды де Клиффорд по прозвищу Прекрасная Розамунда – впервые упоминается в XIV веке, однако наиболее известная ее версия появилась не ранее чем два столетия спустя. В ней Алиенора гонится за Розамундой по лабиринту в небольшом английском городке Вудсток и в конце концов предлагает ей выбор: погибнуть от кинжала или яда. Однако Розамунде из этой легенды еще крупно повезло. Согласно другой версии, опубликованной в XIV веке во французской Chronicle of London, ее обнаженной поджарили между двух костров, а потом положили в кипящую ванну истекать кровью с ядовитыми жабами на груди. Весьма любопытно, что вымышленная Гвиневра подвергается в народном предании примерно такому же изощренному насилию.

Вероятно, именно Алиеноре Аквитанской принадлежит заслуга первоначального покровительства созданию большого французского цикла прозаических романов об Артуре, написанного в начале XIII века анонимным автором или авторами и дошедшего до нас под названием «Вульгата» (Vulgate Cycle).

К тому моменту у артуровской королевы были два лика: темный и светлый. «Вульгата» решала эту дилемму, допуская существование двух Гвиневр: «истинной» и «ложной». Причем ложная приходилась истинной Гвиневре незаконнорожденной сводной сестрой. Ложная Гвиневра соблазняет короля и выдвигает ложные обвинения против настоящей королевы, которую должен защищать Ланселот.

Обвинения, выдвинутые против ложной Гвиневры, в итоге приведут к тому, что реальную королеву приговаривают к сдиранию кожи с головы:

…потому что она объявила себя королевой и носила на голове корону, которую не следовало носить. После этого ей сдерут кожу с ладоней, потому что они были посвящены и помазаны, как не должны быть руки ни одной женщины, если только король не женится на ней по доброй воле и всем правилам.

Когда Гвиневру и Ланселота застают вместе, Артур приговаривает ее к казни на костре. Однако этот суровый приговор встречает всеобщее неодобрение: в конце концов, раньше сам Артур заявлял, что вместо того, чтобы разрешить Ланселоту покинуть двор, он лучше позволит ему любить королеву. Истинная добродетельная Гвиневра, si douce, si debonnaire, et si franc[38]38
  Такая милая, такая благодушная и такая откровенная (фр.).


[Закрыть], всегда прощает Артуру его суровость и грубое обращение. И хотя разные легенды из цикла «Вульгата» не всегда демонстрируют единодушие по этому вопросу, именно прелюбодеяние с Гвиневрой мешает Ланселоту достичь Грааля и в конце концов приводит к краху Камелота.

Идея куртуазной любви – а может, тень Гвиневры – преследует английских королев. Еще одна невестка Алиеноры, Изабелла Ангулемская, жена короля Иоанна Безземельного, который известен составлением Великой хартии вольностей, возможно, стала покровительницей цикла «Вульгата» в более позднее время. О прекрасной Изабелле ходили мрачные слухи: хотя, как и во множестве других случаев, связанных с молодыми королевскими невестами, несложно представить, что любым ее мнимым прегрешениям имелось оправдание.

Выйдя замуж за Иоанна в 1200 году (в возрасте от 9 до 15 лет), она была вынуждена поселиться в доме то ли одной из его любовниц, то ли его бывшей жены Изабеллы Глостерской, которую он бросил под предлогом необходимости нового политического союза[39]39
  Речь шла о союзе с Алисой, сестрой короля Франции. Но и этот союз распался, не в последнюю очередь потому, что Алиса стала любовницей Генриха II – отца Иоанна.


[Закрыть]. Неудивительно, что и новая Изабелла нуждалась в поддержке. Во время первой беременности она потребовала присутствия в Англии своего старшего сводного брата Пьера де Жуаньи. Ходили слухи, что у них был роман.

Один из хронистов, современник Изабеллы, утверждал, что ее «часто обвиняли в инцесте, колдовстве и прелюбодеяниях, так что король-муж приказал казнить ее любовников, пойманных с поличным, посредством удушения веревкой прямо в ее постели». Это описание событий следует воспринимать не столько как указание на несомненный адюльтер Изабеллы (реальных доказательств которого не существует), сколько как характерное для описаний такого рода стирание границ между фактом и вымыслом. Или скорее как способ придать факту чаще всего вымышленный, но всегда правдоподобный оттенок женской вины. Тем не менее в 1216 году, после смерти Иоанна, Изабелла не только сбежала обратно во Францию, но и вышла там замуж за человека, который был помолвлен с ее дочерью…

Далеко не последней в ряду королевских жен, обвиненных в чрезмерном продвижении родственников и обогащении, была невестка Изабеллы, жена ее сына Генриха III Элеонора Прованская. Однако, несмотря на ненависть со стороны множества подданных ее мужа и колоссальное недовольство народа во время восстаний 1260-х годов, она пользовалась достаточным доверием короля, который даже назначал ее регентом, когда уезжал за границу.

Благодаря хорошему образованию Элеонора была с детства знакома с литературой провансальских трубадуров, которым покровительствовал ее отец, и сама нередко покупала недешевые тома романистов. Ее невестка и преемница в качестве королевы Англии – еще одна Элеонора, в этот раз Кастильская, – тоже выросла при дворе, славившемся глубоким интересом к литературе, и стала покровительницей и популяризатором книг, в том числе романов о короле Артуре. (Впрочем, это была еще одна королева, любившая деньги сильнее легенд.) Ее муж Эдуард I по прозвищу Молот шотландцев, отвоевавший у Шотландии реликвийный Скунский камень, тоже проявлял большой интерес к Артуру. Он даже обращался к папе римскому с требованием поддержать свою претензию на управление всеми британскими островами по аналогии с «предком». В качестве доказательства он приводил цитаты из Гальфрида Монмутского.

В 1278 году Эдуард и Элеонора отправились в Гластонбери, чтобы еще раз вскрыть многострадальную могилу Артура и Гвиневры и перенести ее поближе к высокому алтарю главной часовни аббатства. Кроме того, Эдуард отвоевал «корону Артура» у поверженного валлийского правителя Лливелина и опирался на связь с королем Артуром, чтобы удерживать Уэльс в подчинении и возводить там свои замки.

С приходом к власти его сына Эдуарда II в 1307 году и бракосочетанием нового короля с Изабеллой Французской интерес королевской семьи к легенде о короле Артуре, как и английская королевская жизнь в целом, примет новый, более драматический оборот.

Впоследствии Изабеллу Французскую будут критиковать за жестокость и нарекут Французской Волчицей, однако существует версия, что она была вынуждена прибегать к насилию из-за влияния на ее мужа целой череды его фаворитов. Ее выдали замуж в 12-летнем возрасте за Эдуарда, которому было едва за 20. В дальнейшем она обнаружила, что причитавшиеся ей имущество и положение были дарованы Пирсу Гавестону, звезде рыцарского турнира, который организовал Эдуард, чтобы продемонстрировать доблесть Гавестона.

В 1312 году, когда Гавестон был убит разъяренными баронами ее мужа, казалось, больше нет никаких препятствий тому, чтобы Изабелла заняла свое законное место. Она подарила Эдуарду сына, была живым залогом его отношений с Францией и дипломатом между страной, где родилась, и страной, в которой вступила в династический брак. Но когда Эдуард попал под влияние могущественных и жестоких отца и сына Диспенсеров, Изабелла вновь оказалась не у дел: у нее конфисковали земли и забрали детей из-под опеки.

Затем Эдуард совершил стратегическую ошибку, отправив несовершеннолетнего сына, наследника Англии, с посольством во Францию в сопровождении Изабеллы. Из Франции Изабелла написала Эдуарду необыкновенное письмо: «Я считаю, что брак – это союз мужчины и женщины, твердо намеренных жить вместе. [Но] кое-кто встал между мужем и мной и пытается разрушить нашу связь»[40]40
  Цит. по: Джонс Д. Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию. М.: Альпина нон-фикшн, 2021. С. 458.


[Закрыть]. Изабелла начала носить роскошный вдовий траур и заявила, что из-за действий мужа их браку пришел конец так же бесповоротно, как если бы он умер. Призвав на помощь французскую семью, Изабелла – от имени сына – предложила стать представителем всех, кто был возмущен правлением Диспенсеров. В этом деле ее поддержал лишь недовольный лорд Роджер Мортимер, который, как вскоре выяснилось, стал ее любовником.

От имени юного принца Изабелла и Мортимер пронеслись по всей Англии, сметая все на своем пути. Как отмечается в прозаической хронике Брута, «народ сей страны был вынужден подчиниться ее воле». Увы, вскоре после заключения Эдуарда II в тюрьму (сообщалось, что его приговорили к казни раскаленной кочергой) стало ясно, что правление Изабеллы и Мортимера будет не менее разбойническим, чем правление Диспенсеров. В конце концов спокойствие в стране было восстановлено, лишь когда 17-летний Эдуард III устроил собственный переворот против любовника матери. Мортимер отправился на виселицу в Тайберн, а Эдуард заявил, что его мать просто стала жертвой коварства Мортимера. А Изабелла продолжала вести экстравагантный образ жизни еще более 30 лет, до самой смерти в 1358 году.

Хронист Джеффри Ле-Бейкер увековечил Изабеллу как ferrea virago – «женщину, которая подражает мужчине», отказавшись от женских добродетелей, чтобы стать твердой, как железо. Однако вполне вероятно, что этот образ совершенно не совпадает с тем, как она сама воспринимала себя в реальности и в фантазиях. Изабеллу очаровывали артуровские сюжеты: в парижской библиотеке ее матери было несколько романов и целый том легенд о короле Артуре, переплетенный в изысканную белую кожу. Много лет спустя она даже пожалует два романа – о святом Граале и о сэре Ланселоте – французскому королю. Не менее очарован Артуром был и любовник Изабеллы Мортимер: за год до своей гибели он сыграл короля Артура в паре с Изабеллой, исполнявшей роль Гвиневры, на зрелищном рыцарском турнире, после которого устроили пир за круглым столом. Однако поклянется основать новое братство Круглого стола не Мортимер, а сын Изабеллы, Эдуард III, который в 1348 году учредит рыцарский орден Подвязки.

В действительности романтические увлечения членов семьи Изабеллы имели ужасные последствия. Поговаривали, что сама Изабелла во время своего визита в Париж в 1313 году сообщила королю-отцу, что обнаружила признаки адюльтера у жен двух ее братьев. Жену третьего брата действительно уличили в тайных свиданиях с любовниками, которые она устраивала в Нельской башне. Двум королевским дамам обрили головы и заточили их в подземных темницах. Любовников кастрировали, потом заживо содрали с них кожу, колесовали и обезглавили. Следует признать, что после дела Нельской башни доверие французского общества к женщинам резко упало – и, как следствие, популярность куртуазной литературы тоже.

К этому моменту куртуазную любовь уже начинали высмеивать в комических и часто непристойных песенках фаблио, которые исполняли не трубадуры в замках, а жонглеры на рыночных площадях. Женщины в этих песенках изображались подчас развратными, ленивыми, похотливыми… Эти обвинения, может, и не столь серьезные, как церковные, но не менее стойкие.

Однако в XIII веке на поле появился еще один игрок – не просто важный, а поистине великий, если судить по популярности среди современников. «Роман о Розе», превосходивший по распространению даже «Историю британских королей» Гальфрида Монмутского, дошел до нас примерно в 300 экземплярах на разных языках (часть из них была издана уже с появлением книгопечатания, в эпоху Тюдоров). Это внушительная по размеру поэма объемом около 20 000 строк. Первые 4000 или около того написал некий Гийом де Лоррис в 1230 году, а остальные 16 000 – Жан де Мён в 1270-е, более 40 лет спустя. По крайней мере, так сообщает в тексте Жан де Мён. Другой информации о де Лоррисе нет – даже никаких свидетельств того, существовал ли он на самом деле.

Повествование ведется от первого лица и представляет собой пересказ сна, который рассказчик видел в мае месяце несколько лет назад. Прогуливаясь по прекрасному саду, он набредает на источник любви и видит в нем отражение идеального бутона розы. Пока он разглядывает бутон, в него вонзается стрела Амура, «что, в глаз войдя, попала в сердце». Отдавшись власти любви, он становится одержим идеей сорвать розу. Аллегория, очевидно, олицетворяет одержимость куртуазного любовника своей дамой.

Однако после того как нить повествования подхватывает де Мён, на столь легковесный каркас навешивается толстый слой рассуждений по целому ряду тем, от науки до философии. Объем информации настолько велик, что читатели могли использовать «Роман» чуть ли не как энциклопедию. Среди прочего, он охватывает и тему женской природы, к которой де Мён относится более спокойно, чем его куртуазные предшественники. Сновидец обращается за советом к Природе и к Гению; ему помогает Прекрасный Прием; препятствия на его пути учиняют Отпор, Страх и Стыд. Последняя часть поэмы даже включает в себя частичный перевод труда «Об утешении философии» христианского теолога VI века Боэция (позднее переведенного также Елизаветой I). Как напишет три столетия спустя Томас Миддлтон в пьесе «Оборотень», «Любовь умна по-своему. Она / Из всех наук дотошных выбирает / По капле знанья… / И сносит все в заветный свой тайник…»[41]41
  Цит. по: Младшие современники Шекспира / ред. А. А. Аникст. М.: Изд-во Московского университета, 1986. С. 149.


[Закрыть].

Кроме того, можно утверждать, хоть и с меньшей уверенностью, что в Средние века само сексуальное желание рассматривалось как шестое чувство. Так, в цикле шпалер «Дама с единорогом», созданных около 1500 года, наряду с пятью сценами, изображающими аллегории чувств, есть шестая, которая многие годы вызывает немало споров. Сцена изображает даму у входа в шатер, увенчанный девизной лентой с надписью Mon Seul Desir[42]42
  Мое единственное желание (фр.).


[Закрыть]. На самом деле вся традиция куртуазной любви – и ее ценность – обретает больше смысла, если рассматривать ее как один из способов взглянуть на мир под другим углом.

Ученые не могут прийти к единому мнению об истинном значении «Романа о Розе». Был ли Гийом де Лоррис автором однозначно куртуазного текста? Можно ли считать, что, создавая вторую часть поэмы, Жан де Мён просто продолжил путешествие влюбленного в более мирском духе последующих десятилетий? Или он на самом деле хотел выразить своим текстом протест против самой концепции куртуазной любви, подрывая основы более ранней части произведения, несмотря на все свои заявления о том, что продолжает дело де Лорриса?

Более того, быть может, и сам де Лоррис решил немного поразвлечься, сочинив экстравагантно-наглядные рекомендации для влюбленного – не менее наглядные, чем рекомендации Андрея Капеллана, и, как и у Капеллана, восходящие к Овидию:

 
Кто ткань умело раскроит,
Костюм чудесный смастерит.
Чтоб рукава сидели ладно
И ты в нем выглядел нарядно.
И туфли ты приобрети,
За чистотою их следи.
Перчатками обзаведись
И поясом ты подвяжись.
Пусть туфли будут со шнуровкой,
И затяни её ты ловко;
Кошель шелковый раздобудь.
Всегда старайся как-нибудь
Поэлегантней сшить наряд[43]43
  Цит. по: Де Лоррис Г., Де Мён Ж. Роман о Розе. Ростов-на-Дону: ЗАО «Югпродторг», 2001. С. 76–77.


[Закрыть].
 

Де Лоррис повествует, как его герою, поэту-мечтателю, бросает вызов дама Разум, спустившаяся из своей башни, чтобы защитить идею целомудрия и попытаться убедить мечтателя вообще не срывать розу. В XIII веке тема целомудрия вызывала оживленную дискуссию. Церковные ученые постоянно спорили о том, нужно ли непременно считать блуд грехом, – ведь без него человечество бы попросту вымерло. Можно ли считать блуд допустимым только в целях продолжения рода – или все-таки позволительно, как выразился теолог XIII века Ричард Мидлтон, «умеренное удовольствие»? В «Романе о Розе» Природа жалуется на то, что человек не смог использовать данные ему «инструменты» для поставленной ею цели: рожать детей для продолжения человеческого рода. Все противоречия дискуссии церковников здесь налицо. «Любовь есть мир, вражду таящий, / Враждебность с нежностью горячей… Греховное в любви прощенье, / Прощеное в ней прегрешенье»[44]44
  Цит. по: Де Лоррис Г., Де Мён Ж. Роман о Розе. С. 138–139.


[Закрыть].

Если де Лоррис пишет о том, как завоевать любовь дамы, то де Мён переходит к тому, как получить от дамы то, что нужно (то есть секс), не попав при этом в любовную ловушку. Вероятно, значение имеет и то, что Амур с самого начала изображается не пухлым младенцем, а юношей-охотником, чьи стрелы таят в себе большую опасность. Возможно, разница между двумя частями «Романа» на самом деле отражала недоверие к женщинам и сексу, нараставшее в обществе в течение всего XIII века.

Любовь Гвиневры сделала Ланселота тем, кем он стал, – рыцарем. Но она же помешала ему достичь высшей рыцарской цели. В одной из книг цикла «Вульгата», посвященной поиску Грааля, женщины, искушавшие целомудренных рыцарей Персиваля и Борса, в итоге оказываются дьяволицами. Будучи отвергнутыми, они исчезают в клубе дыма. Галахад, самый чистый рыцарь из всех, встречает на своем пути только девственниц – тех, кого он спасет, и ту, которая указывает ему правильный путь. Есть версия, что они олицетворяют добродетель души и даже фигуру самого Христа. (Что ж, авторами «Вульгаты», вероятнее всего, были монахи: это последний раз, когда легенды о короле Артуре попали в руки религиозных деятелей.) Единственной добродетельной женщиной, в противоположность морали более ранних времен, теперь оказывалась девственница. В последние десятилетия XIII века папа римский предписал провести расследование опасных взглядов, а парижский епископ Этьен Тампье выпустил ряд «Осуждений» с официальным выступлением против сочинений Андрея Капеллана.

Расширение свобод, характерное для XII века, сменилось все более суровым климатом века XIII с его мрачным представлением о самой природе человека. Историк Йохан Хёйзинга в каноническом труде 1919 года «Осень Средневековья» характеризует «Роман о Розе» как «бревиарий [то есть молитвенник] аристократии»[45]45
  Цит. по: Хёйзинга Й. Осень Средневековья. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. С. 564.


[Закрыть], добавляя: остается лишь удивляться, что церковь, столь нетерпимая к инакомыслию, в течение стольких лет позволяла разрастаться его влиянию на умы. Не потому ли пресыщенный взгляд де Мёна на женщину – непостоянную, недостойную, одновременно лживую и легко поддающуюся обману – все больше совпадал со взглядами церкви? Вероятно, тема куртуазной любви могла иссякнуть уже тогда, растворившись в скуке схоластических споров (посвященных, в частности, тому, могут ли несколько ангелов находиться в одном и том же месте одновременно, а то и сколько ангелов может танцевать на булавочной головке).

Однако совсем скоро из Италии начнет пробивать себе дорогу совершенно другой импульс для переосмысления старого идеала. Ошеломляющий эффект гуманистических наук, появившихся в эпоху, которую мы называем Ренессансом, вдохнет новую жизнь в литературу о куртуазной любви – и придаст ей новое нравственное измерение.