Текст книги "Тюдоры. Любовь и Власть. Как любовь создала и привела к закату самую знаменитую династию Средневековья"

Едва отойдя от всеобъемлющего гуманизма Чосера, легко усмотреть в сочинениях Кристины борьбу с ветряными мельницами. Решить, с одной стороны, что идеал куртуазной любви был поставлен на службу более широкой и реалистичной цели насаждения любви в браке, а с другой – что ему отводилась подобающая роль изысканной литературной игры. Однако пыл и широта, с которыми распространялась полемика вокруг работы Кристины Пизанской, опровергают эту удобную теорию.

К тому моменту король Франции Карл VI, муж королевы Изабеллы, которая была покровительницей Кристины Пизанской, основал Cour Amoureuse (Суд любви), устав которого сохранился в Национальной библиотеке Франции. Мужчинам на заседаниях этого суда было положено исполнять в честь дам любовные песни своего авторства. Не существует никаких свидетельств того, что суд когда-либо проводил ежемесячные заседания, заложенные в уставе. Возможно, в этой концепции был элемент фантазии, введенный, чтобы отвлечь внимание народа от особенно свирепой вспышки чумы (а связанные с судом проблемы могли использоваться для маскировки других проблем на политической сцене). Тем не менее окончательный список членов Суда любви насчитывал около 600 самых высокопоставленных лиц страны.

Более того, примерно в 1400 году королевский врач Эврар де Конти написал «Нравоучительную книгу о шахматах любви». Аналогия между игрой в шахматы и куртуазной любовью уже давно была достаточно популярна, чтобы шахматная партия, нередко изображавшаяся в иллюстрациях к рукописям, означала, что за ней стоит эротическое содержание. В шахматы играли Ланселот с Гвиневрой и Тристан с Изольдой. Подобно «Роману о Розе», действие «Книги о шахматах любви» происходит в саду.

В течение XV века сюжет шахматной игры (как и сюжет самой куртуазной любви?) действительно приобретал все более бытовой оттенок. Но все изменения происходили постепенно, а английская королевская библиотека свидетельствует о том, что интерес к старым историям отнюдь не угасал. Эдуард III завещал своему внуку Ричарду II несколько манускриптов о короле Артуре, в том числе, вероятно, «Повесть о Граале» Кретьена де Труа, «Смерть короля Артура» из цикла «Вульгата» и «Роман о Розе». В коллекции Томаса Вудстока, сына Эдуарда и дяди Ричарда, было 84 тома романов и рассказов, в том числе французский «Ланселот», «Роман о Розе» и две книги о советнике короля Артура Мерлине.

Настоящий всплеск артуровской литературы случился в конце XIV века. Именно тогда увидели свет роман «Сэр Лаунфаль», основанный на «Лэ о Ланвале» поэтессы XII века Мари де Франс, в котором – весьма необычно для того времени – Гвиневра изображалась сексуальной хищницей, преследующей рыцарей при дворе своего мужа; две поэмы «Смерть Артура» – аллитерационная и строфическая; а еще «Приключения Артура на озере Тарн-Вадлинг», где появляется призрак матери Гвиневры, вещающий о покаянии, которое она должна понести за свои грехи, и наставляющий свою распущенную дочь быть целомудренной, милосердной и кроткой. Именно таким был идеал жены, которую мужчины надеялись встретить в реальной жизни, хотя чаще всего эти надежды оказывались тщетными. В последующие годы несколько английских королев обнаружат, что ни идея куртуазной любви, ни миф о короле Артуре никуда не исчезли, а оставались призраками, готовыми в любой момент выйти на сцену. Призраками, которые так и не смирились с тем, чтобы окончательно отправиться в мир иной.

4
Ланкастер: 1400–1461 гг.

Когда в 1399 году сын Джона Гонта низложил Ричарда II, чтобы провозгласить себя королем Генрихом IV, на английском престоле оказались отпрыски новой ветви древа Плантагенетов. Эту ветвь стали называть Ланкастерской в честь титула Джона Гонта, герцога Ланкастерского. Как мы уже убедились, чтобы подтвердить свою легитимность, новички хватаются за любое подручное оружие. Одно из них – удачный брак с иностранкой.

Первая жена Генриха IV умерла еще до того, как он захватил трон, подарив ему целый выводок детей. В 1403 году он женился на богатой вдове из влиятельной семьи Жанне Наваррской. В качестве регента своего старшего сына Жанна управляла Бретанью. Этот опыт позволил ей играть активную роль в правительстве мужа, а когда пришло время – и пасынка Генриха V. Согласно романтичной версии знакомства, Генрих и Жанна сблизились уже во время его изгнания на континент. Менее романтичная версия уточняет, что крайне щедрое финансовое обеспечение, предоставленное Жанне, вызвало в стране всеобщее негодование.

В 1413 году, незадолго до смерти, Генрих IV добивался брака своего наследника с дочерью французского короля, но по мере нарастания враждебности между двумя странами вероятность союза принца Генриха с Екатериной Валуа все таяла. Лишь через несколько лет после победы в битве при Азенкуре Генрих V наконец встретился с будущей невестой неподалеку от Парижа.

Считается, что Генрих V был поражен красотой Екатерины. Возможно, это лишь красивая легенда, но источники тех лет сообщают, что он хранил целомудрие с момента вступления на престол вплоть до дня свадьбы. Чистота была одним из атрибутов идеального рыцаря: именно за отсутствие этой добродетели Ланселот поплатился неудачей в поисках святого Грааля – а Генрих был по-настоящему одержим рыцарством. Он заказал несколько рыцарских поэм у монаха и поэта Джона Лидгейта, чей «Плач о жизни влюбленного» был написан по мотивам «Книги о королеве» Чосера. Впрочем, его рыцарство этим и ограничилось. Планируя наилучшее денежное обеспечение молодой жены, Генрих позволил арестовать свою мачеху Жанну по подозрению в «колдовстве и черной магии», хотя комфортабельные условия ее заключения в прекрасном замке Лидс и наводят на мысль, что реальной целью ареста была конфискация ее земель. По всей видимости, Жанна разумно не оспаривала обвинение: это могло привести ее, как и Гвиневру, на костер.

Невеста Генриха была дочерью той самой королевы Изабеллы Баварской, которой Кристина Пизанская отправила свою полемику касательно «Романа о Розе», и Карла VI, основавшего Суд любви. Однако их образ жизни был гораздо менее возвышенным, чем можно было бы предположить на основании их литературных интересов. Истории о половой распущенности (а также жадности, распутстве и колдовстве) окружали Изабеллу, словно стая стервятников. Ей вменялись романы с деверем, герцогом Орлеанским, которого, по слухам, убили в 1407 году, чтобы защитить ее честь, и с Бернаром д’Арманьяком, лидером еще одной фракции раздираемой междоусобицами Франции. С большей степенью достоверности известно, что д’Арманьяк полгода держал ее в плену, из которого она была вызволена с помощью человека, убившего герцога Орлеанского… Впрочем, современные ученые предполагают, что эти истории – не более чем предмет измышлений ее врагов. В любом случае поведение Изабеллы можно отчасти оправдать тем, что ее мужа Карла постоянно одолевали приступы безумия. Тем не менее интересна сама природа этих измышлений – как установленный прецедент наилучшего способа избавиться от королевы.

Брак Екатерины с Генрихом V продлился немногим более двух лет. В декабре 1421 года, когда Генрих воевал во Франции, она родила мальчика. В августе следующего года, все еще находясь во Франции, ее муж умер от болезни. Престол перешел девятимесячному Генриху VI, а фактическое управление страной – двум соперничавшим дядям младенца, герцогам Бедфорду и Глостеру.

Герцоги, по всей видимости, не допускали и мысли о том, чтобы Екатерина играла значительную роль в управлении. Вместо этого появились скандальные слухи о ее романе с Эдмундом Бофортом, внуком Джона Гонта и Екатерины Суинфорд. Поговаривали даже (впрочем, бездоказательно), что она носила ребенка Бофорта и должна была вскоре выйти замуж, однако ее взгляд вдруг упал на одного из ее придворных, Оуайна, сына Маредида, сына Тюдора.

Положение Оуайна могло быть таким высоким, как хранитель гардероба (эта должность гораздо величественнее и ответственнее, чем нам кажется по современным меркам), или таким низким, как лакей, сервировавший стол Екатерины (по сведениям одного валлийского хрониста XVI века). По одной из версий, он вообще не имел никакого отношения к Тюдорам, а был незаконнорожденным сыном трактирщика.

Семья, известная нам как Тюдоры, занимала видное место в средневековом Уэльсе, служила князьям Гвинеда, от одной из дочерей которых и происходила. Но валлийское положение не имело большого значения при английском дворе, тем более после того, как земли семьи были конфискованы из-за участия отца и старших братьев Оуайна в безуспешном восстании Глендауэра против власти англичан. Как бы то ни было, дальний родственник представил Оуайна к английскому двору, и, по одной из версий, его еще подростком посвятил в рыцари сам Генрих V после битвы при Азенкуре. Согласно более правдоподобной версии, интерес Екатерины к Оуайну зародился, когда он случайно упал прямо ей на колени, слишком энергично танцуя на балу. По еще одной версии, она подглядывала за ним, когда он купался обнаженным, и в лучших романтических традициях пригласила на тайное любовное свидание. В многолетней хронике монахов Кроулендского аббатства неодобрительно отмечается, что она – королева Англии – была «неспособна обуздать свои плотские страсти». И хотя у пары впоследствии родились дети, об их браке – если эта церемония вообще имела место – ничего не сообщалось до самой смерти Екатерины в 1437 году. Когда Оуайн, которого отныне никак не защищала необходимость охранять ее репутацию, попытался бежать в Уэльс, его доставили обратно в Вестминстер, чтобы он предстал перед следствием. Несмотря на все увещевания Оуайна о том, что он «ничего не сделал», его заключили в тюрьму по сфабрикованному обвинению. Однако уже через пару лет он был освобожден, а Генрих VI, повзрослев, радушно встретил сводных братьев Эдмунда и Джаспера Тюдоров на своей стороне.

В возрасте 15 лет Генриха VI признали годным к правлению, но на самом деле до сих пор неясно, был ли он когда-либо годен к нему на протяжении всей жизни. Один папский посланник пренебрежительно заявил, что он больше похож на монаха, чем на монарха. Когда придворный вводил в зал танцующих девушек, Генрих поспешно покидал его: он во всем слушался духовного наставника, проповедовавшего безбрачие. В 1445 году с целью укрепить наметившуюся мирную передышку в непреходящих спорах Англии и Франции Генриха женили, и на свадебной церемонии все было украшено рыцарской атрибутикой. Его 15-летняя невеста Маргарита Анжуйская была не только племянницей французского короля, но и дочерью Рене, герцога Анжуйского и претендента на короны Неаполя, Сицилии, Иерусалима и Венгрии, который считался признанным авторитетом в тонкостях рыцарских турниров и автором «Книги о Сердце, охваченном любовью».

XV век стал временем необычайного возрождения рыцарского культа – по крайней мере, в Англии. Возможно, как и в XII веке, это была реакция на общий хаос эпохи. Повсеместно возрождались рыцарские турниры, созданные по образцу тех, что описывались на страницах романов. Сами эти романы тоже испытывали небывалый всплеск популярности. Дворяне устанавливали на дорожных развилках свои щиты, ожидая, когда по одному из них ударит соперник, чтобы вызвать обладателя щита на поединок. Бургундец Жак де Лален зашел еще дальше, скитаясь в поисках рыцарских турниров по всей Европе[67]67
  Принципиально важно, что публика не высмеивала его, а напротив, восхищалась им, подобно тому как в начале XVII века вызывал восхищение похожий, пусть и менее радикальный персонаж – Дон Кихот. – Прим. авт.


[Закрыть].

На свадьбе Маргариты ее отец организовал турнир, участники которого были одеты в костюмы рыцарей Круглого стола, и специально для турнира выстроил деревянный замок с названием из артуровских легенд – Жуайез-Гард. Невеста получила в дар переплетенный том романов о короле Артуре. Маргарита к тому времени уже обрела поклонника при французском дворе своего дяди – Пьера де Брезе, который надел ее эмблему на рыцарский турнир. Бургундский хронист Барант писал, что она «была известна во Франции своей красотой, остроумием и высочайшим духом отваги». Эта отвага станет в дальнейшем и благословением, и проклятием Маргариты.

Один итальянский современник Маргариты сообщает, что, едва она высадилась в Англии, Генрих VI тайно вручил ей письмо, переодевшись оруженосцем: «Пока королева читала письмо, король оценивал ее… она ни разу не взглянула на короля в костюме оруженосца, который на протяжении всей встречи не вставал с колен». Встреча с переодеванием – излюбленный сюжет романтической истории: рыцарю предстоит распознать внутреннюю красоту женщины, превращенной, как в рассказе Батской ткачихи Чосера, в «заколдованную невесту». Настоящая любовь должна видеть сквозь любое обличье. Однако Генрих VI – в отличие, например, от Генриха VIII, как мы вскоре убедимся, – по-видимому, не обвинял даму в том, что она была заколдована.

Родственник Маргариты, герцог Орлеанский, благожелательно писал, что она, кажется, «послана самим Небом, чтобы наделить своего мужа качествами, которые ему требовались, чтобы стать великим королем». Но другие относились к ее качествам совсем иначе. Некоторые даже предполагали, что Маргарита слишком сблизилась с герцогом Саффолком, сопровождавшим ее на пути из Франции в Англию. Саффолку было за 50, но он был настолько очарован рыцарскими традициями, что в ходе долгих французских войн однажды посвятил в рыцари храброго молодого оруженосца-француза, который очаровал его тем, что написал стихи, обыгрывающие имя королевы Маргариты как цветок маргаритку:

 
С тобою вместе, будто я в раю,
На сей бутон в томлении смотрю,
Как раскрывается он красным или белым,
Цветами свежего земного обновленья.
 

Весной 1453 года Генрих и Маргарита наконец объявили о беременности королевы. Но уже летом король впал словно в оцепенение и на несколько недель, а затем и месяцев потерял интерес ко всему вокруг. Когда в октябре, преодолев столь долгий период бесплодия в браке, Маргарита родила сына, поползли слухи о настоящем отце младенца. Генрих пришел в себя, но его слабость дала сопернику шанс. Старая линия Йорков, смещенная с престола полвека назад, никуда не исчезла. Ричард, герцог Йоркский, происходил по отцу от четвертого сына Эдуарда III, а по матери – от его второго сына, что, возможно, давало ему больше прав на трон, чем было у самого Генриха. В течение следующих нескольких лет Ричард будет бороться за власть над страной с Генрихом – или, скорее, с Маргаритой, действовавшей от имени мужа и сына в сопровождении отряда рыцарей, называемых «галантами королевы».

«Великая деятельная женщина», «мужественная женщина, привыкшая властвовать, а не подчиняться власти», – так характеризовали ее современники. Столь непокорная политическая слава Маргариты была связана с распространением слухов об отношениях с ее вторым великим союзником, герцогом Сомерсетом… Именно в этот момент имя Тюдоров снова появляется в нашей истории.

Герцог Сомерсет был убит во время войны, известной большинству из нас как Война Алой и Белой розы, хотя более точно описывает события тех лет ее альтернативное название – «Война кузенов». Сомерсет оставил после себя наследницу – племянницу, дочь своего старшего брата Маргарет Бофорт. Она была важным членом Ланкастерской семьи и, соответственно, пешкой в политической игре с самого рождения. В 1455 году Генрих VI, состоявший с ней в родстве, выдал 12-летнюю Маргарет замуж за Эдмунда Тюдора, сына Екатерины Валуа и Оуайна Тюдора, – старшего из двух сводных братьев, которых король переманил на свою сторону.

По закону уже в 12 лет девушка считалась готовой к заключению брака. Маргарет отличалась особой незрелостью для своего возраста, но Эдмунд проявлял нетерпение (скорее всего, не из-за нее лично, а из-за ее земель) и не был намерен ждать, пока она повзрослеет. В январе 1457 года, когда ей было всего 13 лет, Маргарет пережила опасные и мучительные роды, находясь на попечении своего деверя Джаспера Тюдора, поскольку муж Эдмунд умер от чумы во время ее беременности. Первые роды, по-видимому, нанесли Маргарет немалый физический и психологический ущерб: Генрих Тюдор, будущий король Англии Генрих VII, окажется ее единственным ребенком.

Хотя Маргарет вскоре снова вышла замуж, это замужество, по-видимому, было продиктовано не столько личными предпочтениями, сколько соображениями безопасности. Выбор пал на Генри Стаффорда, безропотного представителя Ланкастеров лет на 20 старше Маргарет, с которым она, кажется, жила в гармонии, а может, и в половом воздержании. Между тем после непродолжительного и хрупкого перемирия война между Ланкастерами и Йорками снова вспыхнула с переменным успехом для тех и других. Летом 1460 года победа сторонников Йорков при Нортгемптоне была достаточно решительной, чтобы заставить королеву Маргариту Анжуйскую бежать в Шотландию, но вскоре она в сопровождении шотландской армии отступила на юг. Примечательно одно свидетельство о речи, произнесенной Маргаритой перед своим войском, – в своем роде столь же героической, как речь Елизаветы I в Тилбери. «Я часто нарушала английскую линию фронта. Я уничтожала войска куда более непоколебимые, чем те, что воюют с нами сейчас. Вы, когда-то последовавшие за крестьянской девушкой [Жанной д’Арк], ныне следуете за королевой… Я либо одержу победу, либо буду повержена вместе с вами». В битве при Уэйкфилде войска Маргариты победили герцога Йоркского, но всего через несколько дней его 18-летний сын Эдуард уже наступал на Лондон. В марте 1461 года в жуткой битве при Таутоне Эдуард одержал кровопролитную победу, позволившую ему стать признанным королем Эдуардом IV. Еще одной жертвой Йорков и их сторонников стал Оуайн Тюдор, который был схвачен и казнен в 1461 году. Но его сын Джаспер, оказавшийся в изгнании, как и сами король и королева Ланкастеры, никогда не прекращал сражаться в арьергарде на стороне Ланкастеров. Тем временем его малолетний племянник Генрих Тюдор воспитывался одним из стойких сторонников Йорков, хоть и в комфорте и безопасности.

Новый режим Йорков успешно пришел к власти. Восемнадцатилетнего Эдуарда направляли и поддерживали наставник, граф Уорик, и властная мать Сесилия. Оставался один насущный вопрос: на ком жениться новому королю?

5
Йорк: 1461–1485 гг.

Как диктует предание, это должно было случиться в первый день мая – «день любви per eccellenza[68]68
  В высшей степени, исключительно (итал.).


[Закрыть]» согласно куртуазной теории; день, когда начались поиски возлюбленного в «Романе о Розе»; день, в который уже почти полтора века в Тулузе проводились Цветочные игры – конкурс поэзии трубадуров. Как сказал Томас Мэлори, «все вы, влюбленные, отмечайте всегда наступление месяца мая, как делала и королева Гвиневра»[69]69
  Цит. по: Мэлори Т. Смерть Артура. М.: Наука, 1974. С. 684.


[Закрыть].

Речь идет о еще одном браке, способствовавшем становлению династии Тюдоров. В отличие от замужества бедной Маргарет Бофорт, это был союз, возможно, и не куртуазный, но по-своему необычайно романтичный.

Такая хрупкая династия, как династия нового короля Эдуарда, нуждалась в подкреплении мощным политическим брачным союзом – это соответствовало традиционной практике для королевских семей. Но вместо этого – во всяком случае, так гласит популярная романтическая версия их первой встречи – внимание короля привлекла красивая молодая вдова, которая будто нарочно ждала под дубом у своего семейного поместья в Графтоне, чтобы перехватить Эдуарда, когда он будет проходить мимо.

Одна версия истории утверждает, что это произошло 1 мая 1461 года, всего через несколько недель после того, как 18-летний Эдуард захватил трон. По другой, более правдоподобной версии, это случилось три года спустя, в тот же день или даже позднее, в другое время года. Если в языческой традиции Первомай больше связан с любовью, чем с браком, то эта история включала в себя как любовь, так и брак, что по меркам эпохи еще сильнее нарушало общепринятые границы.

Звали молодую вдову Елизавета Грей (урожденная Елизавета Вудвилл), а ее муж погиб, сражаясь на стороне Ланкастеров.

В тот период Елизавета надеялась получить наследство за двух своих малолетних сыновей, обратившись к королю Йорков. По словам историка XVI века Эдварда Холла, Елизавета Вудвилл «снискала в глазах короля такое благоволение, что он не только оказывал знаки внимания ее костюму, но и с великим рвением предался мечтам о ней самой… Ибо она была женщиной… такой красоты и любезности, обладала столь сдержанными манерами, прелестной внешностью и женственной улыбкой (не слишком призывной, но и не слишком скромной), не говоря уже о столь красноречивом языке и содержательном остроумии… что ей удалось прельстить и подчинить себе сердце великого короля».

После того как Эдуард, по словам Холла, «хорошо рассмотрел все очертания ее тела, оценил благоразумие и женственность манер», он попытался подкупить ее, чтобы она стала его любовницей (под более лестным куртуазным прозвищем «суверенная дама»), надеясь в дальнейшем сделать ее своей женой. На что Елизавета ответила, что, «поскольку она по его меркам не достойна чести стать его женой, то по меркам собственной чести она слишком хороша, чтобы быть его наложницей». Этот ответ воспламенил короля таким «горячим, обжигающим огнем», что он действительно решил на ней жениться.

Хронист-современник Роберт Фабиан так описывает церемонию бракосочетания, состоявшуюся рано утром 1 мая в Графтоне: «На этой свадьбе не было никого, кроме жениха, невесты, герцогини Бедфорд, ее матери, священника, двух знатных дам и молодого певчего. После церемонии супруги [или один король] отправились в опочивальню и пребывали там три или четыре часа». Затем король навестил своих придворных, будто приехал с обычной охоты, а потом вернулся в Графтон, где Елизавету каждую ночь «приводили к его постели, соблюдая такую секретность, что кроме ее матери почти никто не был тому свидетелем».

Томас Мор, опиравшийся на работы Холла, излагает тот же сценарий: король воспылал любовью к женщине, которая была «красива, миловидна, небольшого роста, хорошего сложения и очень умна»[70]70
  Цит. по: Мор Т. Эпиграммы. История Ричарда III. М.: Наука, 1973. С. 125.


[Закрыть] и заявила, что, «хоть она слишком скромна, чтобы стать его женой, однако все же слишком хороша, чтобы стать его любовницей»[71]71
  Там же. С. 125.


[Закрыть]… Как гласило одно из правил Андрея Капеллана: «Не пристало любить тех, с кем зазорно домогаться брака»[72]72
  Цит. по: Жизнеописания трубадуров. С. 400.


[Закрыть]. Мор повествует, что Елизавета целомудренно отвергала знаки внимания Эдуарда, но «так умно, так изящно и такими искусными словами, что скорее разожгла, а не угасила его желание»[73]73
  Цит. по: Мор Т. Эпиграммы… С. 125.


[Закрыть]. Тот же метод снова сработал, когда Анна Болейн опробовала его на внуке Эдуарда и Елизаветы Генрихе VIII. В свое время Генрих станет почти точной копией Эдуарда, вплоть до огромного роста, рыжей шевелюры и необычайной привлекательности. Исторические события подскажут еще одно сходство.

Другие писатели конца XV – начала XVI века предлагали более мелодраматические версии сцены знакомства Эдуарда с Елизаветой. В одном из самых патетичных вариантов – книге стихов «Об удивительных женщинах» (De Mulieribus Admirandis), написанной Антонио Корнаццано в Италии вскоре после этого события, – Елизавета оказывает королю сопротивление с помощью кинжала. Другой итальянец, Доменико Манчини, в 1483 году свидетельствует, что, напротив, кинжал – «так гласит история» – приставил к горлу Елизаветы Эдуард. Опять же, по версии Мора и Холла, «она оставалась невозмутимой и полной решимости скорее умереть, чем жить с королем во грехе. Вслед за чем Эдуард возжелал ее еще сильнее и счел даму достойной чести стать королевской супругой».

«Фрагмент» Томаса Хирна, написанный в начале XVI века одним из придворных Эдуарда более позднего периода, сходным образом повествует о том, что Эдуарду, «этому похотливому государю, удавалось поколебать строгость и целомудрие множества дам и джентльменов», но, попытавшись «не единожды» добиться того же от Елизаветы, он был поражен ее «непоколебимостью и стойкостью».

У всех этих историй есть одна общая черта: они представляют благородство добродетели Елизаветы жизнеспособной альтернативой кровному благородству, которым она не обладала (во многом подобно тому, как теория куртуазной любви открывала головокружительные перспективы благородства добродетели множеству младших отпрысков дворянских родов). В конце концов, еще Андрей Капеллан постановил: «Только доблесть всякого делает достойным любви»[74]74
  Цит. по: Жизнеописания трубадуров. С. 400.


[Закрыть]. По-видимому, речь шла как о мужчинах, так и о женщинах. Но было ли этого достаточно, чтобы произвести впечатление на семью и сторонников Эдуарда? Лишь в сентябре 1464 года, несмотря на распространяющиеся слухи, Эдуард признается Совету, что тайно женился на Елизавете Вудвилл, хотя делает это, по выражению французского средневекового хрониста Жана де Ворэна, в «самой развеселой» манере, что предполагает некоторую двусмысленность.

Существует и менее драматичная версия этой встречи. В 1463 году Вудвиллы-мужчины были восстановлены в королевской милости, и, возможно, Елизавета просто встретила Эдуарда при дворе. В современной им «Данцигской хронике» Каспара Вайнрайха утверждается, что «король влюбился в жену [простого рыцаря] во время частых обедов с ней». Это согласуется с историческими свидетельствами о том, что в начале 1460-х годов Эдуард с удовольствием вел переговоры о династическом браке с иностранкой, – но эта версия, конечно, напрочь лишена романтики.

Когда бы их связь ни имела место, свадебная церемония прошла достаточно тайно, чтобы позже, при Ричарде III, ее осудили как «нелюбезный мнимый брак», который «всецело извращал порядок политического правления». Такие браки заключали в частном порядке «и тайно, без оглашения предстоящего бракосочетания, в приватных покоях или ином нечестивом месте». Секретность сама по себе не делала брак незаконным, но такую церемонию сложно назвать настоящей королевской свадьбой. Мать Елизаветы, Жакетту, позже обвинили в том, что для заключения этого брака она прибегла к колдовству[75]75
  История романтической традиции Первомая восходит к Белтайну, кельтскому празднику начала лета, важной дате в календаре ведьм. Вопрос о королевском браке, заключенном с помощью колдовства, вновь попадет на повестку дня во времена Анны Болейн. – Прим. авт.


[Закрыть].

Если это и было так, то справилась она отлично: Елизавету представили двору 30 сентября, в Михайлов день, на закрытой церемонии в часовне Редингского аббатства, заменившей общепринятую публичную королевскую свадьбу. В присутствии брата Эдуарда, герцога Кларенса, и «делателя королей» графа Уорика Елизавета, преклонив колени, приняла столь высокую честь. Они составляли блестящую пару. Эдуард, светловолосый и необычайно высокий – под два метра ростом, – и Елизавета, если верить ее портрету, вполне отвечавшая современным стандартам красоты: гладкая бледная кожа, золотистые волосы и стройное, гибкое тело.

Столь драматический «акт независимости» Эдуарда поверг в шок его бывшего наставника Уорика. Новость ошарашила и грозную матушку Эдуарда, Сесилию, игравшую важную роль в первые годы его правления. По свидетельству Мора, Эдуард ответил матери, «что, выйдя из-под ее влияния, он познал себя». В этом и была суть – король больше не желал никому подчиняться. Что касается Уорика, Эдуард добавил, что тот вряд ли настолько неразумен, чтобы «ожидать, что в выборе жены я буду верить его глазам, а не собственным, будто я подопечный, обязанный жениться по назначению опекуна».

Итальянский хронист Манчини, гостивший при дворе, позже утверждал, что Сесилия объявила своего сына Эдуарда незаконнорожденным: его выбор, павший на женщину более низкого положения, доказал, что он не королевской крови. Но насколько неподобающей на самом деле была кандидатура Елизаветы? Она не принесла значимого иностранного союза и стала первой королевой, рожденной в Англии, со времен норманнского завоевания. Но, хотя ее отец, сэр Ричард Вудвилл, был человеком некоролевских кровей, ее мать Жакетта происходила из младшей ветви династии Люксембургов и была связана с императорами Германии и королями Богемии. Жакетта некоторое время состояла в браке с герцогом Бедфордом, дядей Генриха VI, а затем влюбилась и тайно вышла замуж за сэра Ричарда, молодого рыцаря, сопровождавшего ее в Англию после смерти Бедфорда.

По легенде, династия Люксембургов вела свое происхождение от Мелюзины – феи воды, похожей на русалку, с чешуей и хвостом ниже пояса. Считается, что Мелюзину называли своей прародительницей Генрих II и его сын Ричард I. Этот сюжет перекликается с легендами, в которых потусторонним существом вроде феи изображалась Гвиневра. Более того, муж Мелюзины – король или рыцарь по разным легендам – встретил ее в лесу и оказался слишком поражен ее красотой, чтобы расспрашивать о происхождении. Это созвучно истории любви Елизаветы Вудвилл.

Когда придет время коронации Елизаветы, немало внимания будет уделено ее связям с европейскими королевскими особами. Однако более весомый потенциал для популяризации Елизаветы имела сама по себе «английскость» новой королевы (по крайней мере, благодаря ее связям Англию не втягивали в дорогостоящие иностранные войны!). Также это была прекрасная возможность сгладить вину за прежнюю приверженность ее семьи дому Ланкастеров.

Потенциальная проблема заключалась в том, что Елизавета – вдова, не говоря уже о том, что она была на пять лет старше Эдуарда. Обычай твердил, что невеста короля должна быть девственницей, а не вдовой. По крайней мере, если ей предстояло родить наследника престола (в отличие, скажем, от другой вдовы – Жанны Наваррской). Томас Мор заявлял, что «это недостойно, это весьма позорно, это крайне унизительно для священного величества государева сана… и не до́лжно пятнать его двоебрачием при первом же вступлении в брак»[76]76
  Цит. по: Мор Т. Эпиграммы… С. 126.


[Закрыть].

Мор отводит аргументам Сесилии против Елизаветы не одну страницу, подчеркивая жизненно важное значение женитьбы для союза с иностранцами и то, «что недостойно правителя жениться на своей подданной… как если бы богатый человек женился на служанке только из-за похотливой и пошлой к ней привязанности»[77]77
  Цит. по: Мор Т. Эпиграммы… С. 126.


[Закрыть].

Но насколько возмутительным был брак из-за «похотливой привязанности»? В любую эпоху заключается, вероятно, столько же разнообразных сделок и компромиссов, сколько и индивидуальных браков. Некоторые ответы на этот вопрос, хотя нередко противоречивые, в XV веке дает нам частная переписка дворянской семьи Пастонов.

Когда в 1469 году Марджери Пастон вступила в запрещенную любовную связь с семейным приказчиком, ее мать Маргарет от крайнего возмущения призывала сына запомнить, «что в ее лице мы потеряли не что иное, как бордель [в более ранних транскрипциях – «ничтожество»], так что не принимай это близко к сердцу». Собственный брак Маргарет был договорным, но, что немаловажно, это была договоренность, принимавшая во внимание симпатию. Письма Маргарет ее мужу Джону, находившемуся в отъезде, наполнены нежностью. Ее жажда новостей неисчерпаема: пока Джон не сообщит подробностей о своем здоровье, у нее на сердце «совсем нелегко».

Перед их свадебной церемонией мать Джона Агнес благодушно пишет о том, как хорошо прошла первая встреча, и выражает надежду, что у столь хорошо подобранной пары не будет необходимости в заключении «большого договора». Джон напишет о Маргарет как о «моей дорогой суверенной даме»: так далеко вниз по социальной лестнице добрался язык, а следовательно, и идеи куртуазной любви. Их сын, стремившийся подняться по этой лестнице повыше, имел в библиотеке несколько легенд о короле Артуре и другие романы, сдружился с братом королевы Энтони Вудвиллом и даже принимал участие в большом рыцарском турнире в Элтеме вместе с Эдуардом IV.