Текст книги "Тюдоры. Любовь и Власть. Как любовь создала и привела к закату самую знаменитую династию Средневековья"

Часть II
1485–1525 гг.

Bon Saber – «доброе знание», или знакомство с этикетом любви.

 
Хоть зовут любовь мужчины
Сумасшедшим приключеньем,
Быть отважным нет причины,
Чтоб любовь достать с Венеры.
Для любви противна гордость,
Ей к лицу мужская доблесть.
А кто ей пренебрегает,
Всю округу презирает.
Тот, кто женщину полюбит,
Должен ей служить единой,
На других менять не будет
Свою высшую богиню.
 

Приписывается Генриху VIII

6
«Вовсе не покорный»: 1485–1502 гг.

Новая династия Тюдоров ковалась на поле битвы – и в постели. До наших дней даже дошла та самая постель. Десять лет назад на парковке одного отеля в Честере была найдена в разобранном виде королевская кровать с балдахином[95]95
  Если вспомнить Ричарда III, напрашивается вывод о том, что после битвы при Босворте находки на парковках играют необычайно важную роль. – Прим. авт. (Скелет Ричарда III был найден во время раскопок на парковке в Лестере в 2012 году. – Прим. пер.)


[Закрыть].

Эту находку иногда называют «Райской кроватью» из-за изображений Адама и Евы – или Христа и Девы Марии, которые пытаются возместить ущерб, нанесенный Адамом и Евой, и, возможно, привнести рай и в Англию. Изысканная резьба по темному дереву изображает символы плодородия и королевской власти: виноград и клубника, львы и щиты.

Еще одна особенность декора кровати – отдельные розы Йорков и Ланкастеров, еще не объединенные в двойную «розу Тюдоров». Однако новый король быстро предпримет нужные действия, чтобы исправить ситуацию. Генрих VII Ланкастер был коронован в конце октября 1485 года, а уже в начале декабря парламент умолял его «соединить две крови», женившись на Елизавете Йоркской.

Но кем были те два человека, которые действительно объединились в столь важном союзе уже в следующем месяце? Мы сравнительно мало знаем о становлении Генриха Тюдора. Нам известны лишь общие очертания, но пустота внутри них оставляет пространство для множества вопросов и домыслов.

Если обратиться к фактам и учесть дальнейшее осторожное поведение Генриха, можно предположить, что драматические события ранних лет жизни не прошли для него бесследно. Впрочем, его детские годы представляются сравнительно спокойными. Придворный историк Генриха Полидор Вергилий, который вполне мог получить информацию из первых уст, сообщал, что молодой Генрих, «хоть и находился в плену, достойно воспитывался» сторонником Йорков, Уильямом Гербертом из Реглана. Герберты воспитывали Генриха наравне с собственными детьми и даже планировали женить его на одной из своих дочерей.

В 1461 году юный Генрих ненадолго оказался при восстановленном дворе своего дальнего родственника Генриха VI, где его мать Маргарет Бофорт с гордостью представила его как отпрыска древа Ланкастеров. Однако вскоре после возвращения Йорков на престол дядя 13-летнего Генриха, Джаспер, в целях безопасности поспешно вывез его за границу. После смерти Генриха VI и его сына Генрих Тюдор остался единственным живым наследником Ланкастеров.

Генрих с Джаспером направлялись во Францию, но сбились с курса и высадились в герцогстве Бретань. Герцог Франциск принял их с особым почетом – в конце концов, судьба только что вручила ему бесценную пару пешек, и их можно было разменять в большой игре европейской дипломатии. В 1476 году герцог Франциск поддался давлению и передал Генриха Тюдора посланникам Эдуарда IV, но 19-летний юноша к тому времени стал достаточно сообразительным и смелым, чтобы симулировать болезнь, сбежать от своих провожатых и укрыться в одной из церквей бретонского городка Сен-Мало, чьи горожане, настроенные против англичан, отказывались его выдавать.

Мы точно знаем названия замков, в которых Генрих содержался на протяжении многих лет, но понятия не имеем, чем он там занимался долгими днями и ночами. Можно с уверенностью сказать, что со времени смерти Эдуарда IV и неоднозначного прихода к власти Ричарда III в 1483 году все его мысли были устремлены в Англию. Тем летом заговор матери Генриха с Елизаветой Вудвилл побудил его отплыть туда вместе с армией, но, прежде чем они достигли берега, ненастная погода погнала их назад. Но что предшествовало этому? С 1471 по 1483 год минуло более десятилетия: обычно его биографы едва касаются этих лет. В тот период Генриху была дозволена часть обычных занятий молодых аристократов, но далеко не все. Ему запрещено было воевать, не разрешалось заводить семью, нельзя было даже рисковать своей драгоценной жизнью на рыцарских турнирах. Нам известно, что позже он стал покровительствовать ученым и питал особую страсть к музыке. Наверное, не будет преувеличением предположить, что, как и другие узники до и после него, Генрих коротал время вдали от родины за чтением. В конце концов, он вырос в Уэльсе, откуда родом множество легенд о короле Артуре, и на французских территориях, где куртуазные фантазии впервые облек в слова Кретьен де Труа.

А что же Елизавета Йоркская? В «Балладе о леди Бесси» начала XVI века (предположительно, написанной сторонником отчима Генриха, лордом Стэнли) она изображается в лондонском доме Стэнли в начале 1485 года. Там в самый разгар весны она подстерегает лорда Стэнли в коридорах дворца и просит отправить послание его пасынку Генриху Тюдору с обещанием выйти за него замуж, тем самым значительно укрепив его положение.

 
И если королем он станет,
я буду его верной королевой
ибо люблю его всем сердцем,
хотя и не видала никогда.
 

В балладе, когда Стэнли отказывается брать на себя такое обязательство, Елизавета яростно рвет на себе длинные светлые волосы и теряет сознание, сетуя, что ей никогда не стать королевой. Брак с Генрихом, как и с Ричардом, действительно обеспечил бы ей желанное положение, помог бы вернуться из политического забвения. Честолюбие жены – равно как и честолюбие мужа – нельзя сбрасывать со счетов. Действительно, «леди Бесси» демонстрирует энергичную практичность, подробно описывая военную мощь Стэнли и вызываясь писать письма его сторонникам: фактически она становится главным двигателем переворота Генриха и считает Ричарда своим «смертельным врагом». Генрих в балладе отвечает своей «яркой даме»:

 
Познакомь меня с Бесси, этой чистой[96]96
  В оригинале «чистая», clear, составляет игру слов с графским титулом семьи Елизаветы Clare – Клэр.


[Закрыть] графиней.
И хотя никогда я ее не видал,
Уповаю на бога, что станет моей королевой,
Ради нее я за море отправлюсь.
 

Разумеется, в новую тюдоровскую эпоху все были заинтересованы в том, чтобы представить союз Генриха с Елизаветой так, как того хотели обе стороны, давая понять, что, по слухам, она вступила в союз со своим дядей Ричардом не по доброй воле. Полидор Вергилий свидетельствует об «особом отвращении» Елизаветы к этой идее: «По этой причине, отягощенная великим горем, она неоднократно восклицала: „Я ни за что не выйду замуж таким образом, я несчастное существо, что скорее будет страдать от мук, которые и святая Екатерина претерпевала ради любви ко Христу, чем соединится с человеком, который является врагом моей семьи“».

Фактически Генриха Тюдора из клана Ланкастеров можно было назвать врагом Йоркской семьи Елизаветы с тем же успехом, что и ее дядю Ричарда. Но в тот момент чувства Елизаветы к любому из этих мужчин не имели значения. Она лишь составляла важную часть плана Тюдоров.

Какой, по ожиданиям Генриха, должна была быть его жена? В личном плане, наверное, красивой, покладистой и способной к деторождению. Однако главным сокровищем Елизаветы было то, о чем нельзя было говорить, – критически важная родословная. Как для бывших Йорков, так и для Ланкастеров любой отпрыск этих родов мог иметь неоспоримые претензии на трон.

Самые ранние истории об Артуре и Гвиневре, предположительно, относятся к тому времени, когда права на корону и землю передавались по женской линии и успешный военачальник мог претендовать на них через брак. Но именно этого, казалось, Генрих всеми силами старался избежать. Можно сказать, он заполучил английский трон тремя способами: победив в битве (в конце концов, именно этим способом мог яснее всего продемонстрировать свою волю сам Бог), заручившись одобрением народа, или по крайней мере дворянства, и получив кровное право по материнской линии, которое, однако, было весьма отдаленным и омрачалось незаконностью. Генриху нужно было подкрепить свои притязания правами, унаследованными Елизаветой Йоркской, но он не хотел слишком явно демонстрировать это. Фрэнсис Бэкон в начале XVII века писал, что он «не потерпел бы никакого упоминания»[97]97
  Цит. по: Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII. М.: Наука, 1990. С. 11.


[Закрыть] об этом.

По ту сторону Ла-Манша Генрих рос с полным осознанием потенциала женской власти: в 1488 году бретонскому герцогу Франциску наследовала его дочь. Это была устрашающая Анна де Божё, успешно управлявшая Францией в качестве регента своего младшего брата Карла VIII, того самого, который предоставил Генриху солдат для битвы при Босворте. Впрочем, имея этот пример перед глазами, Генрих в основном научился тому, чего следует избегать в браке. В конце концов, в его жизни уже была влиятельная женщина, которая, в отличие от Елизаветы Йоркской, всегда оставалась всецело на стороне его интересов. Это его мать, Маргарет Бофорт.

Брак Маргарет с могущественным лордом Стэнли послужил своей цели. Как ярой и добровольной стороннице йоркистского режима, ей удалось пережить второе правление Эдуарда IV. И только когда захват власти Ричардом III поколебал лояльность йоркистов, начали проявляться ее настоящие интересы – перспективы сына. Даже после попытки государственного переворота 1483 года она понесла не самое страшное наказание: опека над ней и ее земли были переданы лорду Стэнли. И он, будучи искушенным игроком по обе стороны баррикад, по-видимому, пособничал Маргарет в попытках переправить деньги и информацию ее сыну Генриху в Бретань. Именно силы семьи Стэнли в итоге одержали победу над Ричардом III при Босворте. Теперь, когда на трон взойдет ее сын, усилия Маргарет будут вознаграждены.

Маргарет была особой крайне благочестивой и образованной. Но у ее выдающейся учености имелась и другая сторона: именно она заказала Кекстону издание романа «Бланшардин и Эглантина» о благородной даме и королевском рыцаре, спасающем ее город. В этом романе брак, который собирался заключить ее сын Генрих и долгое время пыталась устроить сама Маргарет, изображался как романтическая фантазия о спасении. Впрочем, остается не совсем ясным, какие отношения больше интересовали самого Генриха. Мать, которой он был обязан всем, была лишь на десять с небольшим лет старше его. В ряде важных вопросов она окажется ему гораздо ближе, чем жена.

Вполне естественно, что душевные силы Маргарет были направлены на сына, а не на мужа. Каким бы полезным ни был ее брак со Стэнли, он всегда относился скорее к сфере деловых отношений, чем удовольствия, и во время правления сына она без лишнего шума отдалилась от него: сначала приняв юридический статус одинокой женщины, а затем – обет целомудрия. Ее письма к Генриху, напротив, адресованы «моему милому, самому дорогому королю и моей единственной земной радости», «самой дорогой и единственно желанной радости в этом мире» и «дорогому сердцу». Это напоминало язык куртуазной любви, хотя главные герои поменялись местами: теперь в роли поклонника оказалась она, а не он. «Верная и преданная молельщица» Генриха – так она себя называла. Молельщики, которые вели счет молитвам за своего покровителя с помощью четок, встречаются, например, в строках поэта елизаветинских времен Джорджа Пиля после слов о том, что с возрастом его рыцарский шлем превратился в улей для пчел, а «сонет любовный превращен в псалом»[98]98
  Цит. по: Книга песен: Из европейской лирики XIII–XVI веков / сост. А. В. Парин. М.: Московский рабочий, 1986. С. 369.


[Закрыть]:

 
Дево, молельщиком твоим достоин
Стать старец сей, кто прежде был твой воин[99]99
  Цит. по: Книга песен. С. 370.


[Закрыть].
 

Одним из первых решений Генриха после Босворта было отправиться к матери, которую он не видел более 10 лет, и долго гостить у нее. Нам неизвестно, в какой эмоциональной атмосфере он впервые встретился со своей невестой, Елизаветой Йоркской. Но во время церемонии заключения брака 18 января 1486 года, по словам Бэкона, «ликования и проявления радости и веселья»[100]100
  Цит. по: Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII. С. 15.


[Закрыть] было больше, чем в дни коронации Генриха; «король заметил это, но ему едва ли понравилось»[101]101
  Там же.


[Закрыть].

Вполне возможно, что у Генриха были интимные отношения с Елизаветой еще до свадьбы. Если это было не так, то их первенец, появившийся на свет 20 сентября, родился недоношенным на целый месяц. Однако при подготовке к родам никаких признаков спешки не было: Генрих спокойно сопроводил беременную жену в Винчестер – древнюю столицу Англии, которую Томас Мэлори называл Камелотом.

А когда Елизавета родила мальчика, его назвали Артуром. Согласно описанию Мэлори, на могиле короля Артура было высечено на латыни «Король былого и грядущего». Представить младенца Артура Тюдора вернувшимся в наш мир королем Артуром оказалось весьма кстати – это один из способов узаконить династию, у которой было не так много реальных оснований занимать английский трон.

Союз Генриха с Елизаветой не был браком по любви, но с годами им удалось полюбить друг друга как подобает. Совсем скоро их отношения подверглись тяжелым испытаниям в «бурлящем котле» из фантазий, самовнушения и суровых политических событий. Многолетняя неопределенность относительно судьбы «принцев в Тауэре», братьев Елизаветы, и продолжавшееся заключение в Тауэре Уорика, сына герцога Кларенса, открыли путь претендентам на уязвимый трон Генриха, и первый из них не заставил себя долго ждать.

Еще до рождения принца Артура ходили слухи о некоем Ламберте Симнеле, который сначала выдавал себя за младшего из пропавших принцев, а потом – за сбежавшего из заключения Уорика. В мае 1487 года Симнел высадился в Англии в сопровождении армии – как в стране, так и за границей всегда находились влиятельные фигуры, готовые оказать поддержку любому претенденту на трон. Однако Симнел потерпел поражение в битве при Стоуке и во исполнение унизительного жеста доброй воли был отправлен работать на кухню Генриха.

Возможно, в ознаменование этого события той осенью Елизавета Йоркская стала наконец коронованной королевой. Выбранный ею девиз гласил: «Смиренная и почтительная». И если не вдаваться в подробности, она его оправдала. Бэкон считал, что ее «понизили» в статусе; испанский посол заявлял, что ее любят, «потому что она беспомощна». Кроме того, Елизавете постоянно приходилось считаться с властной свекровью, которая была столь близка с сыном. Бэкон утверждал, что Генрих был «вовсе не покорный, не склонный потворствовать ее желаниям», но при этом «любезен, почтителен и не ревнив»[102]102
  Цит. по: Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII. С. 251.


[Закрыть]. Впрочем, последнее обстоятельство в традиции куртуазной любви совсем не обязательно говорило в его пользу.

У королевской четы были еще дети. Осенью 1489 года Елизавета родила дочь Маргариту, а еще полтора года спустя, в июне 1491-го, родился принц Генрих. Последовали и другие беременности, но до зрелого возраста дожил лишь один ребенок – принцесса Мария, которая появится на свет примерно пять лет спустя.

Осень 1491 года принесла еще одну угрозу: претендента на трон, гораздо более опасного, чем Ламберт Симнел. На самом деле по сей день никто не может сказать с абсолютной уверенностью, что слова Перкина Уорбека, выдававшего себя за младшего из принцев Тауэра, герцога Йоркского Ричарда, были неправдой. Сестра Эдуарда IV Маргарита Бургундская уверяла, что сразу узнала племянника «безо всякого труда, как будто я в последний раз видела его вчера». Полагаться на эти заверения для признания истинной королевской идентичности, столь важной в истории куртуазных идей, не приходится, поскольку Маргарита в последний раз видела реального Ричарда ребенком и с тех пор прошло более 10 лет. Тем не менее бездетная Маргарита щедро одарила Уорбека не только деньгами, но и международным авторитетом[103]103
  Позже на допросе Уорбек признался, что был сыном торговца из Турне. Однако многие исследователи продолжают испытывать сомнения на сей счет. В частности, высказывалось предположение, что на самом деле Уорбек был родным сыном Маргариты, хотя более вероятной все же представляется версия о том, что он был внебрачным сыном Эдуарда IV. – Прим. авт.


[Закрыть]. Осенью 1494 года Генрих VII назначил герцогом Йоркским – то есть единственным настоящим герцогом – собственного сына Генриха.

Трехлетний Генрих разъезжал по улицам Лондона на высокой лошади, хотя на церемонию получения титула его пришлось нести на руках. Получив титул рыцаря Бани за день до церемонии, он торжественно поклялся стать «мужественным защитником» вдов и угнетенных дев. (Клятва, которую дают рыцари Круглого стола у Мэлори, основана на клятве, принесенной именно на этой церемонии.)

Участники трехдневного турнира, последовавшего за церемонией, выступали под гербом королевы, облаченные в ливреи новоиспеченного герцога, а его старшая сестра Маргарита вручала призы победителям первых двух дней рыцарских поединков. Третий день начался с театрализованного представления четырех рыцарей во главе с четырьмя дамами в честь этой «достойной дамы и прекраснейшей юной принцессы». Такой напор легко может вскружить голову принцессе, которой не исполнилось еще и пяти лет, но которая наверняка уже слышала от прислужниц, а может, и от матери кучу легенд, приводящих к столь высокому самомнению.

Первая попытка вторжения в Англию Перкина Уорбека в июне 1495 года провалилась, и он направился в Шотландию. Там в лице молодого короля Якова IV он встретил человека, который с радостью поверил в эффектную фантазию. (Нелишним для Якова оказалось и то, что это ставило в затруднительное положение английского короля.) Яков взошел на трон в возрасте 15 лет, примерно через семь лет после убийства отца, унаследовав напряженные отношения с Англией и старый союз с Францией. По-видимому, он искренне поверил в историю Перкина, поскольку не только содержал претендента на английский трон и его армию, но и нашел ему невесту шотландских королевских кровей, леди Кэтрин Гордон, и устроил для пары великолепную церемонию бракосочетания.

Существенная часть притязаний Перкина в итоге основывалась на том, что он просто был похож на принца – еще один пример соответствия между реальным и вымышленным (когда-то и сам Генрих VII напоминал легендарного рыцаря-чужестранца из-за моря). Кроме того, кто-то неплохо натренировал Перкина по крайней мере имитировать куртуазное изящество манер. Он будет воспевать глаза Кэтрин «блестящие, как звезды», ее шею, «сияющую жемчугами». Он будет называть ее «благороднейшая из дам, душа моя», а себя – ее «рабом». Он «во всем будет охотно исполнять ее волю», пока длятся его дни.

«Любовь – явление не земного порядка, она рождена на небесах. Не считайте, что подчиняться велениям любви – ниже вашего достоинства. Под его ярмом склоняли шеи не только короли, но даже боги и богини»[104]104
  Цитата из письма Перкина Уорбека, обращенного к Кэтрин Гордон, от декабря 1495 года. Источник: https://tudorsdynasty.com/life-love-pretender/


[Закрыть].

Первая кровавая стычка шотландского короля и претендента на английский престол с англичанами по ту сторону границы лишь убедительно доказала доблесть нападавших. Но уже в 1497 году Уорбек вернулся, на этот раз по морю. Высадившись в Корнуолле, в пустоши Бодмин-Мур, он провозгласил себя королем Ричардом IV, но его силы не могли сравниться с войском, которое послал против них Генрих. Уорбека схватили и протащили по улицам Лондона сквозь толпы глумившихся зевак. Поначалу, признавшись в том, что был самозванцем, он встретил на удивление снисходительное отношение, но удача быстро отвернулась от него, и в конце 1499 года Уорбека казнили. Однако больший интерес для нас представляет отношение Генриха к жене Уорбека, Кэтрин Гордон. Она сопровождала мужа в Корнуолл, а после его ареста Генрих отправил своих людей, чтобы те проследили за ее благополучием с самой усердной заботой. Его дары перечислены в королевской отчетности: атласное платье, плащ для верховой езды, чулки, туфли – все необходимое, вплоть до гигиенических принадлежностей, – а также матроны для сопровождения и защиты ее добродетели. Придворный поэт Генриха, Бернар Андре, пишет: когда знаменитая красавица Кэтрин предстала перед Генрихом «в нетронутом виде», чтобы встретиться на очной ставке с опальным мужем, король обратился к ней с длинной речью, заявив, что в будущем у нее будет «много возможностей». По словам хрониста Эдварда Холла, он «понемногу начал фантазировать о ее персоне».

Впрочем, фантазии остались лишь в мире грез: Кэтрин было отведено почетное место среди фрейлин королевы. Генрих представил ее жене как «истинный и несомненный символ победы». Но подарки в виде роскошной одежды, которые он продолжал дарить Кэтрин, проливают свет на его истинные чувства. Даже после смерти Елизаветы между Генрихом и Кэтрин сохранялись настолько близкие отношения, что ходили слухи об их тайном браке. Впрочем, долгая и успешная брачная карьера Кэтрин включала браки с тремя другими английскими джентльменами.

В конце концов, у Генриха с Елизаветой были заботы поважнее. В частности, продолжение собственной династии.

Вопрос о браке наследника Генриха VII, Артура, с дочерью великих испанских монархов Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского, Екатериной, обсуждался с самых первых лет правления Генриха. В 1498 году дело продвинулось настолько далеко, что испанский посол сообщил на родину, что королева и мать короля желают, чтобы 12-летняя Екатерина Арагонская выучила французский язык, с тем чтобы они могли с ней общаться. Кроме того, ей следовало научиться пить вино. «В Англии вода непригодна для питья, а даже если бы и была пригодна, ее не позволил бы пить местный климат».

Весной 1500 года Генрих и Елизавета переправились через Ла-Манш в принадлежавший англичанам порт Кале, чтобы встретиться с представителем семьи Екатерины и ратифицировать брачный договор. Состоявшийся по этому поводу праздничный турнир был вдохновлен легендарным Турниром золотого древа в Брюгге, который устроили в честь свадьбы Маргариты Бургундской более 30 лет назад. Официальные приглашения на турнир были отправлены в Испанию на имя родственника Елизаветы графа Саффолка, а также королям Франции и Шотландии. Генрих понимал, что в скрупулезном соблюдении всех правил кроется особый смысл, поскольку к действиям новой династии Тюдоров были прикованы взгляды всей Европы.

В 1501 году Екатерина Арагонская наконец прибыла в Англию, совершив беспокойное путешествие, казалось, уже превратившееся в традицию для королевских невест. Взяв с собой сына Артура, Генрих поспешил настичь Екатерину в пути, настаивая на том, что он должен увидеть ее лично, вопреки испанскому этикету и протестам ее возмущенной свиты. В сопровождении лордов Екатерина 12 ноября прибыла в Лондон: 15-летняя девушка со «светло-каштановыми» волосами, «облаченная в роскошные одеяния по обычаю своей страны» и в «небольшой шляпе, пошитой по образцу кардинальской шапки из красивой плотной материи, отороченной золотым шнурком». Свадьба, состоявшаяся в соборе Святого Павла через два дня, была нарочито публичной, что свидетельствовало об окончательном принятии династии Тюдоров в европейский клуб. На трехчасовой церемонии Екатерину вел под венец 10-летний принц Генрих, одетый, как и жених с невестой, в белые атласные одеяния. Излишне говорить, что на последовавшем празднестве не раз упоминался и король Артур.

На следующий день, во вторник, состоялась торжественная месса, и все участники переместились в Вестминстер. В четверг начались турниры: великие рыцарские традиции воссоздавались с демонстративным великолепием. На следующий день было еще больше представлений: дамы успешно сопротивлялись нападению рыцарей Горы любви, а потом все гости пустились танцевать.

На следующее утро после свадьбы, как позже вспоминал один из придворных, принц Артур вышел из своих покоев и потребовал питья, похваляясь жаждой, поскольку «этой ночью побывал в самом сердце Испании». Через 30 лет все подобные слова будут изучаться чуть ли не под лупой. Кроме того, выдержав колоссальное давление в течение ночей, проведенных с Артуром, Екатерина осталась девственницей – по ее яркому выражению, такой же «нетронутой и неиспорченной», как в тот момент, когда она появилась на свет из чрева матери. Но когда молодожены в качестве принца и принцессы Уэльских вместе уехали жить в Ладлоу на границе с Уэльсом, никто, казалось, не подумал, что что-то не так. Может быть, брачные ночи королевских особ – как часто бывает между очень юными незнакомцами – иногда были сопряжены с неуверенностью, с ощущением, что, в конце концов, впереди их ждет еще много ночей?

К сожалению, это было не так. Менее чем через пять месяцев после свадьбы, 2 апреля 1502 года, в далеком Ладлоу принц Артур скончался от болезни, предположительно от туберкулеза. Это мог быть и рак яичек, что объяснило бы, почему испанский врач Екатерины сообщил ее родителям: «принцу было отказано в силе, необходимой, чтобы познать женщину, словно он был холодным куском камня». Дуэнья Екатерины, донья Эльвира, тоже сообщала Фердинанду и Изабелле, что их дочь «осталась такой же, какой была, когда покинула родной дом…». Но они (подобно придворным Тюдоров, которые 30 лет спустя вспомнили хвастовство Артура об обратном) говорили то, что хотели слышать их патроны.

Новость о смерти Артура настигла его родителей в Гринвиче лишь через два с лишним дня. Их реакцию на столь ужасную весть можно считать лучшим доказательством того, что их отношения, как бы они ни начались, достигли актуальной – и христианской – цели: супружеской привязанности и гармонии.

Когда его величество постиг эту скорбную мрачную весть, он послал за королевой, сказав, что он и его королева вместе примут мучительную скорбь… она возвышенными и утешительными словами умоляла его величество, чтобы он первым после Бога помнил о благополучии своей благородной особы, благоденствии своего королевства и о ней. Затем она сказала, что у миледи, его матери, не было других детей, кроме него одного, и что Бог по своей милости всегда сохранял его и привел туда, где он есть ныне. Сверх того Бог оставил ему еще одного прекрасного принца и двух прекрасных принцесс, и что Бог всегда с ним, и что оба они еще достаточно молоды [чтобы иметь еще детей]…

После того как она оставила короля и вернулась в свои покои, естественное материнское воспоминание о великой утрате настолько опечалило ее сердце, что ее слуги были вынуждены послать за королем, чтобы утешить ее. Тогда его величество, исполненный истинной нежной и преданной любви, с добрым сердцем пришел и утешал ее, вспоминая, какой мудрый совет она дала ему накануне…[105]105
  Цитата из мемуаров Елизаветы Йоркской. Источник: https://archive.org/stream/privypurseexpens00nicouoft/privypurseexpens00nicouoft_djvu.txt


[Закрыть]

После этого Елизавета послала своей невестке Екатерине Арагонской черный бархатный паланкин, чтобы доставить ее обратно ко двору, «назад в будущее», полное мучительной неопределенности.