Текст книги "У кромки воды"

Глава 4

Эллис велел шоферу ехать в отель «Сосайети-Хилл» на Честнат-стрит. С виду он был неплох: фасад и общедоступные места выглядели должным образом, но наш номер был обшарпанным и линялым, и спальня в нем оказалась только одна. Однако на урезанное содержание Эллиса мы могли себе позволить только это.

Пока портье вписывал нас в книгу, Эллис купил в баре внизу бутылку виски и принялся ее опустошать, едва мы поднялись в номер.

Я могла понять его отчаяние. Если полковник совсем лишит его содержания, мы банкроты. Увы, подобная перспектива казалась очень возможной.

Провинность Эллиса перед отцом состояла из двух частей, и обе были одинаково тяжелы. Он попался на том, что дурно отзывался об отце у того за спиной, а потом в лицо обвинил его в подлоге. Я сомневалась, что полковник мог простить такое и по отдельности, а в совокупности и подавно.

Пока мы ждали вещи, Эллис ходил по номеру взад-вперед и пил, обдумывая снова и снова, что только что случилось, – и совсем себя загнал. В какой-то момент, когда он завел речь о том, что не вышел бы из себя, если бы ему не пришлось меня защищать, я подумала, что он несправедливо перекладывает вину на меня, о чем ему и сказала, напомнив, что ни слова не произнесла на протяжении всей катастрофы.

Он остановился и взглянул на меня с болью и удивлением.

– Господи, – сказал он. – Я же совсем не о том. Разумеется, это не твоя вина. Ты ничего не сделала. Она на тебя накинулась совершенно без повода.

– Да ладно, – ответила я. – Она не сказала ничего такого, о чем бы уже не думали все кругом.

– Не ладно, и я ей этого не прощу. И ты не простишь.

Я надеялась, что он передумает, ведь его мать в тот момент была единственной нашей надеждой на возвращение милости отца. Пусть она иной раз и выказывала свои нежные чувства странным образом, ее мир вращался вокруг Эллиса и в меньшей степени вокруг стремления меня помучить. Без нас в ее жизни образовалась бы пустота. Я была абсолютно уверена, что она уже пытается вмешаться, но я никогда прежде не видела полковника в таком состоянии и не была уверена, что у нее получится.

Обращаться к моему отцу было бессмысленно. Когда я написала ему, сообщая, что мы с Эллисом сбежали, я полагала, что он расстроится, и не удивилась, что он не ответил сразу. Прошли месяцы, прежде чем я поняла, что он и не ответит. С тех пор я видела его лишь однажды, хотя жил он менее чем в двух милях отсюда. Он переходил улицу и, увидев меня, притворился, что ему в другую сторону. Из подслушанных обрывков разговоров я уяснила, что жизнь его связана исключительно с яхт-клубом «Коринфиан», что позволяло ему полностью избегать встреч с прекрасным полом.

После полуночи я как-то убедила Эллиса, что вещи нам не привезут, и надо ложиться. У нас не было с собой даже туалетных принадлежностей.

В комнате было душно, но в то же время гуляли сквозняки. Эллис обозвал меня «свиньей в одеяле», обвинив в том, что я заворачиваюсь в одеяло и откатываюсь прочь, после чего ему приходится хватать одеяло и стаскивать его с меня. После нескольких раундов перетягивания одеяла, которое началось как забава, но быстро утратило веселье, мы в итоге оказались на разных краях кровати, отвернувшись друг от друга, оба толком не укрыты.

Я лежала без сна и тревожилась. Когда Эллис наконец уснул, то начал так храпеть, что мне пришлось сунуть голову под подушку, зажав уши. Она странно пахла, чем-то вроде земли и камня. Остаток ночи я думала о том, сколько голов лежало на этой подушке до меня.

Нас разбудил негромкий, но настойчивый стук в дверь.

– Господи, – хрипло произнес Эллис. – Который час?

Я взглянула на часы с радиевым циферблатом, лежавшие рядом со мной.

– Почти семь.

– Даже солнце еще не встало, – пожаловался Эллис.

Через несколько минут, за которые стук несколько раз начинался снова, я пробормотала:

– Лучше ответь. Похоже, они не уйдут.

Он раздраженно вздохнул и крикнул:

– Иду!

Зажег лампу, выкатился из кровати, сдернув шенилевое покрывало, словно собирался показать фокус со скатертью. Обернул им плечи и затопал прочь, захлопнув за собой дверь спальни.

Я могла составить внятное представление о том, что происходит за дверью, по шорохам, стуку и звяканью. Продолжалось это почти десять минут.

Вернувшись, Эллис стащил покрывало и набросил его мне на ноги. Пока он укладывался, я пыталась расправить его.

– Я так понимаю, это наши вещи? – спросила я.

– Все наше имущество, судя по всему. Там на шесть телег барахла. К двери надо будет протискиваться боком.

Я попыталась не впасть в панику – полковник наверняка отдал распоряжение до того, как лечь спать, его гнев еще не улегся, – но в животе у меня все равно появилась тошнотворная тяжесть.

– Думаю, ты не знаешь, где в результате могли оказаться твои таблетки? – спросил Эллис.

– Хочешь, поищу?

– Да ладно, – убитым голосом ответил он. – Обойдусь.

Лампа все еще горела, и я вышла в гостиную.

Пол был почти полностью заставлен ящиками и чемоданами. Эмили, Пембертон и остальные, должно быть, укладывали вещи всю ночь.

Я нашла на низком столике рядом со шляпными картонками свой несессер. К моему облегчению, уложен он был безупречно, и пузырек с таблетками оказался под лоточком. Бедная Эмили, из-за нас она не спала по крайней мере две ночи, что моя свекровь едва ли сочла бы оправданием, если бы та допустила промах днем.

Я протянула пузырек Эллису и села на кровать рядом с ним. Он приподнялся на локте, вытряс на ладонь две таблетки и проглотил их, не запивая. Потом упал обратно на подушку.

– Спасибо, милая. Я немножко дергаюсь, – сказал он.

– Знаю. Я тоже.

– Давай попробуем поспать. Утром – настоящим утром – я закажу в номер самого большого, черт его возьми, омара в городе и гору картофельного салата. А еще икры. Тарелки могут не приносить, пусть только вилки не забудут.

Я вернулась на свою сторону кровати. Когда я заползла под одеяло, Эллис выключил лампу. Мы обнаружили, что лежим ближе, чем раньше. Он перекатился на свою сторону и обнял меня за талию.

– А знаешь, – сказал он, – может, одеяла и хватит на двоих.

Ближе к вечеру портье позвонил и сказал, что в баре внизу нас ждет Хэнк.

Мы с Эллисом не разговаривали, поскольку я предложила, чтобы он поговорил с матерью и постарался добиться для нас перемирия. В лифте мы ехали молча.

Мальчики пили «сайдкары» с бурбоном, а я заказала джин-физ. После нескольких коктейлей, за которыми мы с Эллисом по очереди рассказывали о сокрушительных итогах вечеринки, лед начал таять. Вскоре мы заканчивали друг за другом фразы и взглядами просили прощения. Мы упали в одну яму и теперь пожинали плоды одного и того же. Правда, я хотела сдаться раньше, но то была лишь тактическая разница. Мы были удручены нашим положением, а вовсе не друг другом.

Я протянула под столом ногу и легко провела ею по лодыжке Эллиса. Глаза у него посветлели, углы рта приподнялись в улыбке.

– Я все еще пытаюсь уложить в голове то, что твоя мать кричала, – сказал Хэнк. – Ты уверен, что это была твоя мать? Та самая Эдит Стоун Хайд, которую я всю жизнь знаю?

– Она самая. И она скорее ухала, – ответил Эллис. – Как перенапрягшаяся сова.

– Как сломанная деревянная дудка, – добавила я. – Слабо, но скрипуче.

– Дорого бы я дал, чтобы это увидеть, – заметил Хэнк, закуривая сигарету.

– Знал бы, – отозвался Эллис, – предложил бы тебе свои места.

– Ты правда думаешь, что у полковника был роман с твоей матерью? – спросил Хэнк, выпуская кольца дыма.

– Конечно, нет, – ответила я. – Моя горгона-свекровь это сочинила, потому что когда-то засекла, что он на нее пялится, в чем я не сомневаюсь. На нее все пялились.

– Да, но он ее защищал, – возразил Хэнк. – От своей жены.

– Может, он к ней был неравнодушен, – сказала я. – Но это все равно ничего не значит! Она вызывала у людей такие чувства.

– Но не у твоего отца, – продолжал Хэнк. – Я никогда не понимал, почему она за него вышла. Могла бы получить любого, кто ей понравится. Роскошная, с родословной, с банковским счетом размером с Монтану… Не понимаю, почему она позволила себя снять такому старому пердуну, как твой отец.

– Не было у нее родословной, – ответила я, бросая на него злобный взгляд.

Хэнк прекрасно знал, что моя мать сделала удачную партию.

Хэнк изобразил возмущение.

– Конечно же, была… из района Ливи![2]2
  Район красных фонарей в Чикаго.


[Закрыть]

Он согнулся, покатываясь над своей шуткой.

– Ха-ха, – угрюмо отозвалась я.

– Не сердись, дорогуша. Деньги – сами себе родословная. Но вернемся к теме – что, если это правда? Что, если твоя свекровь потому и была против, чтобы вы поженились? Может, – добавил он, описывая сигаретой круги, – вы брат и сестра?

Мы с Эллисом одновременно издали стон отвращения.

– Хэнк, это совершенно не смешно! Бога ради. У моей матери не было романа с полковником.

– Откуда ты знаешь? – продолжал он. – Может, поэтому твоя свекровь и побуждала его поехать на охоту за чудовищем. От греха подальше, так сказать.

– Уверена, она просто хотела, чтобы он был подальше – и все, – ответила я. – Наверное, сама уложила его вещи. И билеты ему заказала.

– Вы оба забываете, что это была его идея, – сказал Эллис. – Он дождаться не мог, пока уедет. Странно, что во входной двери не остался пролом в форме полковника, так он рвался прочь. Впрочем, не могу его за это винить.

– С ней непросто, – заметила я.

– С ней даже хуже, – ответил Эллис, внезапно помрачнев.

Хэнк откинулся на спинку кресла и приподнял бровь. Посмотрел на Эллиса, потом на меня.

– У вас стаканы пустые. Давайте-ка это исправим.

Он щелкнул пальцами над головой, привлекая внимание бармена, потом указал на стаканы.

Эллис уставился в свой опустевший стакан, тыкая в кубики льда палочкой для коктейля.

– Итак, – сказал Хэнк, потирая руки. – С учетом сложившихся обстоятельств, думаю, вам будет вдвойне приятно узнать, какие у меня новости.

– Если только ты не скажешь, что мой отец свалился замертво, очень сомневаюсь, – отозвался Эллис, не поднимая глаз.

Официант принес свежие напитки. Эллис подтащил свой к себе, взял новую палочку для коктейля и снова принялся тыкать в ледышки.

– Мэдди, радость моя? – выжидающе произнес Хэнк.

Вздохнув, я покорно спросила:

– Что за новости?

– Я нашел, как нам переправиться.

– Куда переправиться? – спросила я тем же незаинтересованным голосом.

Я прекрасно понимала, о чем он, и пыталась показать, что не хочу играть; я была уверена, что Эллис тоже не настроен.

– Сама знаешь, – ответил Хэнк с хитрой улыбкой.

Я решила говорить прямо.

– Хэнк, мы сейчас не в настроении. Из-за этого мы в первую очередь и попали в переплет.

– Тогда настройтесь. Уезжаем через три дня.

Я поставила стакан и заново оценила его поведение. Он был невозмутим, но явно очень собой доволен.

– Ты ведь несерьезно, – сказала я.

– Совершенно серьезно, – ответил он.

– Но это невозможно. Лайнеры не ходят.

– Связи, Мэдди, связи, – напыщенно произнес он. – Мы попали в программу Либерти. Пароход «Мэллори», грузовой корабль с товарами. Пойдет в конвое. И, к слову о товарах, запасайте сигареты и чулки, и нейлоновые, и шелковые. Международная валюта, как-никак.

Его невозмутимость начала беспокоить.

– Хэнк, это не смешно.

– А и не должно быть.

– Мы не можем отправиться через Атлантику посреди войны…

– Мы будем в полной безопасности. Мы отправимся в Шотландские горы. Туда посылают из городов эвакуированных детей, бога ради!

Я повернулась к Эллису. Он оставил лед и теперь толкал взад-вперед по столу пепельницу.

– Милый, скажи что-нибудь, – взмолилась я.

– Нам что, не нужны бумаги или что там? – спросил он.

– Я и это устроил, – радостно ответил Хэнк. – И добыл шестнадцатимиллиметровую кинокамеру, «Кодак». Когда отснимем чудовище, отошлем пленку прямо в «Истман-Кодак» на проявку. И никаким другим охотникам не будет поживы. Мы войдем в историю. Станем знамениты.

Запнувшись на мгновение, я все-таки смогла спросить:

– А что обо всем этом думает Вайолет?

Уж кто-кто, а Вайолет была само здравомыслие. Она не одобряла, даже когда мы устраивали совершенно безобидные забавы: например, ставили чью-нибудь яхту не на тот стапель или красили воду в бассейне теннисного клуба в фиолетовый. Она письменно извинилась перед генералом Пью, когда мы привезли его парусную шлюпку на задний двор особняка, хотя Вайолет с нами и не было в момент преступления.

– Понятия не имею. Она чем-то занята, – ответил Хэнк. – Мотает бинты или что-то в этом роде.

– Ты ей не сказал? – не поверила я.

– Пока нет, – отозвался Хэнк, прихлебывая из бокала. – Решил, что лучше пострадаю один день, чем три.

– Она в жизни на это не согласится.

– Я и не ждал.

– Хэнк, она ждет, что ты сделаешь ей предложение. Не можешь же ты просто ее бросить.

– Я сделаю предложение, как только мы вернемся. Честно говоря, меня начинает беспокоить, что она на тебя влияет. Я надеялся, что выйдет наоборот.

– Хэнк прав, – сказал Эллис, все еще возивший по столу пепельницу. – Раньше тебе нравились приключения.

– Мне нравятся приключения, но плыть к войне – это совсем не приключение!

– Тогда считай это научной экспедицией, – спокойно произнес Хэнк. – Мэдди, право же. Мы будем в совершенной безопасности. Ты же не думаешь, что я бы что-то подобное предложил, если бы абсолютно не был уверен, да и Фредди бы не стал все организовывать.

– Фредди? – с нарастающим отчаянием спросила я. – Фредди-то тут при чем?

– То есть как, он же обо всем договаривался.

Пока я пыталась уложить в голове, что во всем этом замешан еще и Фредди, Хэнк пристально посмотрел мне в глаза.

– Мэдди, радость моя. Это моя последняя гастроль, последний всплеск безумия, прежде чем надеть на себя цепь с ядром. А поскольку моя личная цепь с ядром намерена меня воспитывать, ты же не откажешь мне в праве на последнюю эскападу?

– Почему бы нам не придумать что-то, из-за чего нас не разорвет в клочья? И кто сказал, что я в конце концов не начну влиять на Вайолет? Когда война кончится, заставим ее поехать с нами. Я куплю себе пару болотных сапог и сама изловлю чудовище – что там, я и для Вайолет сапоги куплю, и потащу ее за собой на озеро, а она будет брыкаться и визжать. Будет на что посмотреть, а?

Хэнк склонился вперед и прижал к моим губам два пальца.

– Шшш, – сказал он. – Мы должны это сделать. Ради Эллиса.

Эллис внезапно поднял глаза. В них снова горел огонь.

– Давайте. Давайте, мать его, сделаем. И все встанет на место.

– Что? Что встанет на место? – спросила я.

– Все, – повторил он.

Я поняла, что спорить с ним бесполезно – по крайней мере не здесь и уж точно не при Хэнке.

– Пожалуй, я бы выкурила сигарету, – сказала я, качая под столом ногой и гневно глядя на ряды сверкающих бутылок за барной стойкой.

Хэнк мгновенно протянул мне открытый портсигар. Я дождалась, чтобы он подержал его чуть дольше, чем было бы удобно, потом взяла сигарету.

Хэнк совершенно спокойно потянулся и щелкнул зажигалкой, серебряным «Данхиллом» с часами сбоку. Я несколько раз затянулась, чтобы сигарета разгорелась, потом отодвинула стул и пошла к лифтам, громко стуча каблуками по мрамору. Сигарету я бросила в первую попавшуюся пепельницу, потому что терпеть не могла курение, что было прекрасно известно и Хэнку, и Эллису. Попросить покурить было демонстрацией. Эллис должен был подняться за мной в наш номер. Вместо этого он остался в баре с Хэнком.

Я ходила взад-вперед по комнате, пытаясь убедить себя, что это шутка, что Хэнк просто нас дурачит, но чутьем понимала, что все совсем наоборот. Он выдал слишком много подробностей, и, будь это розыгрыш, он не стал бы продолжать, увидев реакцию Эллиса… если только они не затеяли это вместе, но это казалось еще невероятнее. Они и мгновения не были наедине, чтобы успеть сговориться.

Я хотела всего лишь, чтобы все вернулось на круги своя, но этого можно было бы достичь, только если бы нашлось решение, позволяющее и полковнику, и Эллису сохранить достоинство. Выходом могла бы стать повальная амнезия, тогда бы обвинения не вышли за пределы гостиной, где их слышал только кенар, но они вышли. Полковник был публично опозорен.

Больше всего меня пугало и наводило на мысль, что Хэнк действительно всерьез строит планы, то, что он упомянул Фредди. Если кто и мог что-то подобное провернуть, то это Фредди Стиллман, чей отец был адмиралом, но я понять не могла, с чего вдруг он хотя бы пальцем пошевельнет, чтобы помочь. Когда-то, одним безмятежным летом в Бар-Харбор, в Мэне, мы были близкими друзьями, квартетом, а не трио, пока я не отвергла совершенно неожиданное предложение Фредди и, возможно, была недостаточно тактична. Через десять дней я сбежала с Эллисом, и с тех пор мы с Фредди не перемолвились ни словом. Это было четыре года назад.

Меня удивило, что Хэнк до сих пор поддерживает с ним отношения, особенно в свете слухов о том, что Фредди положил глаз на Вайолет до того, как в ее жизнь ворвался Хэнк, вскруживший ей голову.

Эллис вернулся через несколько часов, пьяный в стельку, и подтвердил мои опасения. Все это не было шуткой, и он был решительно настроен ехать.

Я, мягко, как могла, попыталась внушить ему то, что мне казалось очевидным: что нет смысла пускаться через океан, кишащий подводными лодками, чтобы искать чудовище, которого, возможно, и не существует – особенно для того, чтобы доказать, что он чего-то стоит, тем, кто слишком невежественен, чтобы понять, что Эллис так же достоин уважения, как и любой из них. Мы знали правду. Я знала правду. Нам будет непросто, но вместе мы смогли бы противостоять испытующим взглядам, пока не закончится война.

Эллис набросился на меня с такой яростью, что я его не узнавала.

Разумеется, чудовище существует, сказал он. Только идиот может думать, что чудовища нет. Дело даже не в том, что его видели, что есть фотографии, включая те, что сделал отец, – они, между прочим, до сих пор лучшие, – но в самом Скотленд-Ярде подтвердили, что чудовище существует, когда попросили полковника не причинять ему вреда.

И пока Эллис кричал, размахивая руками в крохотной, заставленной багажом, комнатке, пока до меня доходило, что он меня, в общем-то, обозвал идиоткой, внимание мое по-настоящему привлек тот факт, что он совершенно пересмотрел свое отношение к снимкам отца.

Я пыталась это осмыслить, пока Эллис тыкал пальцем в обои, загибавшиеся по углам, в пятна сырости на потолке, пока водил рукой по подоконнику, а потом поднял ладонь, чтобы я увидела грязь. Я гадала, неужели он всегда верил отцу, и если да, то зачем выкрикивал такие страшные обвинения прошлым вечером – не говоря уже о том, что он болтал, когда мы уходили с вечеринки.

Высказав первоначальную просьбу, я не произнесла больше ни слова, но он продолжал свою тираду, будто я с ним спорила.

Я что, действительно хочу жить в этой дыре, сидеть тут, как заложница, дожидаясь, пока полковник совсем прекратит выдавать ему содержание? А если он прекратит? Что тогда? Я что, считаю, что нормально вести себя как Скотт Лайонс, заполняя счет до отказа, а потом сбегать и селиться в другом отеле? Потому что сам он так не считает.

Нам надо ехать в Шотландию, это для нас единственный выход, и ноги его больше не будет на этом континенте, пока он не найдет чудовище, с которым смошенничал полковник.

Эллис умолк, красный и потный. Он задыхался, отдувался и ждал, что я брошу ему вызов, но мой ум вращался вокруг того, что он снова изменил отношение к отцу за несколько секунд.

Я не понаслышке знала, как скверно общество обошлось с Эллисом – особенно его собственный отец, – знала и о том, чего это ему стоит. Четыре года я беспомощно наблюдала, как счастливый, уверенный в себе молодой человек, с которым я познакомилась в Бар-Харборе, разрушается, превращаясь в желчного, подозрительного мужчину, который теперь бушевал передо мной, в мужчину, который постоянно думал, что на него бросают косые взгляды и шепчутся у него за спиной, в мужчину, которого все больше раздражали мои банальности во вкусе Поллианны, поскольку он стал их опознавать. Но я видела лишь отдельные приметы и мгновения этого распада и до сих пор не понимала, что Эллис доведен до предела. На кону теперь стояла его самооценка.

Хэнк был прав. Эллису это было нужно.

Я прошла полдюжины футов, разделявшие нас, и обняла его, уткнувшись лицом ему в грудь. На мгновение пораженно замерев, Эллис тоже обнял меня, и через пару секунд я ощутила, как он обмяк.

– Прости, милая, не знаю, что на меня нашло, – сказал он.

– Бывает, – ответила я.

– Нельзя так с тобой разговаривать. Это непростительно. Ты ничего дурного не сделала.

– Я понимаю, милый. Бывает.

– Господи, Мэдди, – произнес Эллис, дыша мне в ухо. – Хэнк прав. Отлив тебя, форму разбили. Я понять не могу, чем я тебя заслужил.

На мгновение, как бы абсурдно это ни было, я подумала, что он захочет заняться любовью, но по движению его груди поняла, что он сейчас заплачет. И обняла его еще крепче.

Если для того, чтобы Эллис снова ощутил себя целым, нужно найти чудовище, так тому и быть. Я только надеялась, что чудовище, которое необходимо найти, существует.

Итак, три дня спустя мы плыли по воюющей Атлантике.