Текст книги "Дом обезьян"

7

День Исабель провела в ожидании: в ожидании санитаров, которые перекатывали ее с места на место; в ожидании анализов и процедур; в ожидании докторов и консультаций. Но больше всего она ждала Питера и новостей о бонобо.

Кто-то из них пострадал? Пострадал от обезвоживания? Нашли для них подходящее помещение? Во всех комнатах ожидания больницы по телевизору повторяли репортаж о взрыве в лаборатории и жуткое видео, которое распространили по всему Интернету. Видео было очень коротким и снято через плечо оператора. Губы, скрытые под лыжной маской, шевелились, но Исабель не могла расслышать, что они произносят.

Она и мысли не допускала, что Селия причастна к тому, что произошло. Исабель с опаской относилась к людям, но бонобо она доверяла на сто процентов, а бонобо обожали Селию. С первого же дня знакомства с Селией Бонзи сказала на языке жестов: «Селия любить! Делать гнездо. Селия быстро приходить к Бонзи любить».

По мере того как день подходил к концу, первобытная тоска все больше заполняла одиночество Исабель. После того как Питер сказал, что ее мать не приедет, тоска превратилась в иррациональное и мучительное желание. Она, конечно, знала, что в конце концов Питер проникнет в тайны ее родословной, но все же отделяла от истории своей семьи удобоваримые куски. Пока что он знал, что отец ее ушел, а мать стала алкоголичкой, хотя порядок событий мог быть и обратным. Знал Питер и о неблагополучии ее семьи, о том, что ее брата в пятнадцать лет исключили из школы и пагубное пристрастие унесло его далеко от дома. Исабель даже не знала – жив он или нет. Что-то Питер знал о ее школьных годах, о том, что ей так и не удалось ни с кем подружиться, потому что родители других детей, узнав, что творится у нее дома, пресекали всякое дальнейшее общение. В общих чертах он знал о том, что ее дразнили в школе из-за ее одежды, купленной в благотворительном магазине, и странных завтраков, но не конкретно о бутербродах с консервированной кукурузой и о том, какое впечатление они произвели на миссис Батсон. Миссис Батсон через Мишель начала каждый день передавать дополнительные завтраки для Исабель. Этот акт благотворительности окончательно утвердил Исабель в статусе парии. Не рассказывала она ему и о том дне, когда Мэрилин Чо беззвучно прыгала у нее за спиной на игровой площадке, точно и безжалостно передразнивая свою жертву. Мэрилин не подозревала, что Исабель видит ее кривляющуюся тень на асфальте. И, уж конечно, Питер не знал о «дядях», о том, как ее мама мчалась в ванную комнату, чтобы намазать губы розовой помадой, после чего загоняла детей в подвал, как будто каждый визит «дяди» был каким-то забавным секретом. Не знал он и о том, как они с братом смотрели «Маппет-шоу» или программы для школьников и старались не обращать внимания на то, что происходит в доме, и о том, что после того, как мужчина уходил, мама скрывалась в ванной и долго-долго плакала.

И все же Исабель представляла, как мама едет к ней, как она нашла в себе силы на этот поступок и вот-вот войдет в палату. Она обнимает дочь, как маленькую, и говорит, что очень-очень перед ней виновата. Говорит, что теперь все будет хорошо. Исабель ей верит. Во что же еще верить? В то, что она одна лежит в больничной палате, а рядом никого из родственников и друзей?

После обеда в палату заглянула Бьюла и лучезарно улыбнулась.

– К вам пришли, – сообщила она.

Глаза Исабель наполнились слезами. Она пришла.

– Это ваша сестра, – добавила Бьюла.

Исабель растерялась.

В палату шагнула Кэт Дуглас.

– Доктор Дункан, рада снова вас увидеть. Как вы… – она запнулась и вытаращила глаза. – Ого.

Кэт быстро выхватила из кармана цифровую камеру, сделала снимок и убрала обратно.

Исабель вскрикнула и подалась вперед за блокнотом с ручкой, которыми пользовалась для общения с медсестрами. Ручку она случайно сбросила на кафельный пол и тогда, размахнувшись, швырнула в Кэт блокнотом. Блокнот в полете раскрылся, захлопал страницами и приземлился на пол, как неоперившийся птенец.

Бьюла метнулась к Кэт, по ее лицу было видно, что она осознала весь ужас происходящего.

– Вы сказали, что вы ее сестра, – гневно прошипела она. – Как вы посмели? Убирайтесь отсюда!

Кэт склонилась над Исабель.

– Очень серьезные шины, – сказала она, внимательно разглядывая лицо Исабель. – Вы хоть говорить можете?

– Кто вы такая, черт возьми? – пробасил за их спинами Питер.

Слезы текли по щекам Исабель, она очень быстро показывала обеими руками: «Убери ее отсюда. Убери ее отсюда. Убери ее отсюда».

Питер схватил Кэт за плечо и развернул вокруг оси.

– Уберите руки! – завизжала Кэт. – Это насилие!

Питер притянул ее к себе и прошептал в самое ухо:

– Ну, так засуди меня.

Глаза его блестели, улыбка не предвещала ничего хорошего. Кэт вскинула голову и посмотрела ему в глаза. Питер тряхнул ее так сильно, что она смогла устоять только потому, что он не отпускал ее плечо.

– Звоните в полицию, – сказал он Бьюле.

– Хорошо, хорошо, я ухожу, – сказала Кэт.

Она постаралась успокоиться и посмотрела на руку, которая держала ее за плечо. Глаза Кэт сверкнули – она зафиксировала палец без одной фаланги.

– Еще как уходишь, – сказал Питер и подтолкнул ее к двери. – Проваливай.

8

Напротив административного корпуса университета в ожидании официального заявления собралось полдюжины новостных команд и горстка репортеров. Нескольких Джон узнал. Один был его сокурсником в Колумбийском университете. Он женился на скромной наследнице семейного состояния с летним домом в Хэмптоне, после чего осел в «Нью-Йорк таймс». Филипп Андервуд. Он присутствовал при инциденте с Жинетт Пайнгар. Именно Филипп держал ноги Джона в вертикальном положении, пока кто-то подносил к его рту воронку. Все происходило как в тумане и со временем не стало четче. Прошло немало лет, а Джон по-прежнему чувствовал неловкость и не хотел встречаться ни с кем, кто был свидетелем того происшествия. Вторым был ветеран журналистики, с которым Джон работал в «Нью-Йорк газетт». Он прославился тем, что писал предостережения на клейкой ленте и приклеивал на свои упаковки с ленчем, чтобы никто не вздумал утащить их из общего холодильника. А еще он пользовался устаревшими выражениями, типа «похоронить суть» и «заглавный параграф». Он был тощим и в то же время с брюшком, к тому же во всех отношениях серым – серые волосы, одежда, лицо. Несколько лет назад он развелся, и судебный процесс высосал из него всю энергию, лишил красок и, возможно, отнял десяток лет жизни. Пожилой репортер в мятом тренче курил на холодном ветру. Джон подошел к нему и встал рядом.

– Привет, Сесил.

Сесил оглядел Джона с головы до ног, сделал последнюю глубокую затяжку и щелчком отбросил окурок в сторону. Непотушенный окурок покатился по асфальту. Сесил потер покрасневшие руки, подышал на ладони.

– Привет, Джон.

– Надеюсь, у тебя хватило ума надеть свитер под плащ, – сказал Джон.

– Нет, – Сесил пожал плечами и посмотрел прямо перед собой. – А ты все еще в «Инки»?

– Да.

Дальнейший треп был чем-то вроде ритуального танца. Каждый старался узнать, какой информацией обладает собеседник, и при этом не выдать собственную.

Наконец Сесил сунул руки в карманы и выпрямился.

– У тебя по нулям, так ведь?

Джон покачал головой:

– Ну да. А у тебя?

– Тоже пусто.

И оба понимающе закивали головами. Джон не видел оснований рассказывать Сесилу, что встречался с Исабель и с обезьянами в день взрыва, и ему было интересно, о чем не хочет говорить ему Сесил.

Толпа журналистов возбужденно загудела – двое крупных мужчин открыли двустворчатые стеклянные двери в здание. Хрупкая женщина на высоких каблуках и в деловом костюме спустилась с крыльца к микрофону на стойке. Мужчины спустились следом и встали по бокам от женщины.

Женщина поправила очки, потом пригладила волосы. Ее ухоженные руки на холоде дрожали.

– Спасибо, что пришли, – сказала женщина.

Новостники принялись толкаться, чтобы расположить свои микрофоны-«пушки» в самом выгодном месте, а репортеры начали выкрикивать вопросы.

– Кто-нибудь из семьи Брэдшоу был в доме во время нападения?

– Каково самочувствие Исабель Дункан?

– Обезьяны пострадали?

– Кто-нибудь арестован?

Женщина оглядела стоящих напротив нее журналистов. Вспышки камер отражались в ее очках. Микрофоны в черных мохнатых оболочках, словно жуткие гусеницы, свешивались с неба рядом с ее лицом. Женщина на секунду закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Полиция выявила нескольких связанных с этим происшествием людей, но пока они не являются подозреваемыми. Также сегодня нам сообщили, что состояние Исабель Дункан улучшилось до стабильного, доктора надеются, что она полностью восстановится. Дом ректора университета подвергся нападению вандалов в связи с атакой на лабораторию. Ректор и его семья не пострадали, но в ФБР считают Лигу освобождения Земли самой опасной террористической организацией в стране, поэтому все исходящие от них угрозы воспринимаются крайне серьезно. Обезьяны не пострадали, но ради их же безопасности их перевезли в другое место.

Последовал очередной залп вопросов.

– Кем именно заинтересовалась полиция?

– В каких условиях содержатся обезьяны?

– Они еще в кампусе?

Женщина, призывая к тишине, подняла руку.

– Простите, но я не могу дать конкретные ответы на эти вопросы. Мы уверены, что злоумышленников найдут, и они понесут самое строгое наказание. И мы призываем всех, кто знает хоть что-нибудь о случившемся, поделиться этой информацией с властями. А пока мы сделали и продолжаем делать все, что в наших силах, чтобы обеспечить безопасность наших студентов и преподавателей. Благодарю за внимание.

Женщина сложила вчетверо листок с заготовленными ответами, но глаз не подняла. Было ясно, что она вот-вот уйдет. Крики репортеров стали еще громче.

– Дом Брэдшоу затопили через сутки после взрыва в лаборатории. Какие меры принимает университет, чтобы предотвратить дальнейшие атаки?

Женщина выдержала паузу, потом взялась за стойку микрофона и сказала:

– Приняты конкретные и решительные меры. Пожалуйста, направляйте все интересующие вас вопросы в пресс-службу. Спасибо.

Женщина повернулась к журналистам спиной и пошла обратно к дверям в здание.

– А сама-то что – не из этой чертовой пресс-службы? – проворчал Сесил.

От административного корпуса Джон направился в лабораторию. Пара полицейских со скучающим видом прохаживались по периметру здания и приглядывали за фотографами, чтобы те не нырнули за ограждение из желтой ленты. (Где, кстати, Осгуд? Джон догадывался, что Элизабет решила сэкономить на фотографе и использовать фото Ассошиэйтед Пресс.)

Ему казалось, что он готов увидеть лабораторию, но в реальности эффект оказался таким, будто ему угодили пушечным ядром в солнечное сплетение. Три дня назад он поднимался по этим ступеням, держался за эти перила. Тогда перила были выкрашены в голубовато-серый цвет, теперь же они были черными и покрыты пузырями. Он шел следом за Исабель в здание, там его допустили на территорию обезьян. Парадная дверь исчезла, на ее месте зияла черная дыра эпицентра взрыва, внутренние стены безжалостно иссечены осколками. Он не мог видеть дальше нескольких футов в глубь коридора, оттуда исходил запах горелого пластика, с черного от сажи потолка свисали изоляция и провода.

Джон бросил взгляд на парковку. В том месте, где они с Кэт и Осгудом сели в такси, на булыжнике блестели осколки стекла. Скорее всего именно там в «Скорую» и погрузили Исабель. И здесь, под деревом, на котором обезьяны пытались найти себе убежище, черной грудой, словно огромное разоренное птичье гнездо, валялись сломанные ветки – свидетельство того, что бонобо не удалось удержаться в кроне. Джон отвернулся, тщетно надеясь на то, что в его сознании перестанут возникать образы падающих с дерева обезьяньих тел.

Затем он поехал в Городской центр бездомных животных. Центр располагался в одноэтажном здании, внутри тянулись отгороженные сеткой-рабицей ряды отсеков для бездомных собак. В приемном отделении стены из шлакоблока были выкрашены в зеленый цвет, судя по запаху, покрытый линолеумом пол совсем недавно мыли с хлоркой. Из-за раскрывающихся в обе стороны дверей, которые вели в заднюю часть дома, доносился жалобный собачий вой.

– Похоже на вуки, – заметил Джон.

– Его только что привезли, – сказала женщина за стойкой. – Он не очень-то рад, хотя лучше здесь, чем там, где он был.

– Меня зовут Джон Тигпен, я работаю в «Филадельфия инквайер». Меня интересует…

Женщина подняла руку.

– Обезьян здесь нет.

– А где же они?

Женщина смерила его оценивающим взглядом и только потом ответила:

– В двух словах: среди ночи подкатил грузовик, обезьян усыпили и увезли.

– Им снова кололи транквилизаторы?

– Сказали, что другого способа не существует. У нас нет специальных клеток. В основном к нам привозят собак и кошек. Самым необычным клиентом у нас был аллигатор. Какой-то парень во Флориде купил только-только вылупившегося детеныша, но не успел и глазом моргнуть – крокодильчик вымахал до семи футов. Парень поселил его у себя в подвале, закидывал ему туда окорочка индюшки и наполнял водой из шланга детские надувные бассейны, которые тоже набросал в подвал. Так все и продолжалось, пока не вышел из строя котел, и парню пришлось вызвать ремонтника.

Джон слушал, удивленно вылупив глаза. Потом тряхнул головой и спросил:

– Да, так обезьяны… Они здесь были и их увезли?

– Ага. У нас не хватает людей. Вчера здесь делали уборку волонтеры. Один волонтер – интерн из вашей лаборатории.

Джон оживился:

– Правда? А не могли бы вы дать мне его номер?

– Ее номер. Почему бы и нет, если он и так уже выложен в Интернете. Я думаю, она еще под арестом.

Женщина вытащила из ящика стола журнал, полистала и списала имя и номер на листок бумаги, после чего передала через стойку Джону.

Селия Хонейкатт. Ее имя прозвучало в видео Лиги освобождения Земли, и Джону показалось странным, что она при этом, по всей видимости, находится под подозрением. Лига, что, упомянула ее, чтобы замести следы? Джон сложил листок и спрятал его в карман.

– Вы не знаете, почему ее взяли?

– Понятия не имею. Кстати, который час? – женщина взглянула на часы и обреченно вздохнула. – О боже, я здесь уже шестнадцать часов.

– А кто забрал обезьян?

Женщина покачала головой:

– Даже не представляю. Они даже номер грузовика закрыли. Все, что я знаю, – у них был акт на продажу, так что я передала им обезьян.

– Что?

Джон осознал, что произошло, и прикрыл глаза. Представитель университета говорила, что они приняли меры, чтобы предотвратить повторение теракта. Он подумал, известно ли об этом Исабель, и при одной мысли об этом испытал физическую боль.

«Семья», – так она говорила.

Джон облокотился на стойку и уперся лбом в согнутые руки.

– Скажите мне, что вы прочли в акте имя покупателя.

– Там был корпоративный номер.

– Скажите, что вы сделали копию.

– Боюсь, не смогу… Я была здесь совсем одна. У меня в центре, кроме других животных, было шесть обезьян. Эти ребята приехали с адвокатом и с представителем университета. Что мне было делать? Они их забрали. – Женщина немного помолчала, а потом продолжила: – Знаете, иногда, когда я бывала в «Старбакс», я видела, как туда заходила Селия или кто-нибудь еще из лаборатории, они покупали для обезьян кофе-латте с обезжиренным молоком и всегда приносили с собой видеокамеру. Видимо, обезьяны любили смотреть, как ходят в кафе. Те, кто работал за стойкой, всегда говорили в камеру так, как будто обезьяны были их покупателями. Мне всегда казалось, что это здорово. Возможно, они понимают английский.

– Они понимают. Я с ними общался, – тихо сказал Джон и поднял голову от стойки. Он вздохнул и пару раз стукнул костяшками пальцев по стойке. – Что ж, спасибо, вы мне очень помогли.

* * *

Джон позвонил Селии Хонейкатт из машины, но, как и следовало ожидать, ему никто не ответил. Он вернулся в отель и еще в вестибюле почувствовал запах стряпни Аманды.

Дверь их номера вела прямиком в маленькую кухоньку, там на плитке, на одной из раскаленных докрасна пружин, неистово бурлила кастрюля. Аманда стояла у стойки и тщательно счищала кожицу со шляпок грибов. Остальная часть столешницы была завалена листьями сельдерея, луковой шелухой, куриными косточками, консервами, винными бутылками, обертками от сыра, обрезками лука-порея и веточками петрушки.

Джон поцеловал жену в затылок.

– Что это?

– Это начинка для пирога из котелка. Я подумала – если не будет корочки теста, ты можешь назвать это супом.

– Хорошо, – согласился Джон, а потом добавил: – Но корочку я люблю больше всего.

– Я могу приготовить корочку. Вот только здесь вообще нет формочек и даже скалки нет. – Аманда оглядела столешницу. – Можно отмочить этикетки с бутылки и использовать ее вместо скалки. В бакалее наверняка найдется фольга для формочек.

Возле холодильника стояла внушительная стопка пластиковых контейнеров, Джон взял один и стал внимательно его разглядывать.

Аманда кинула быстрый взгляд в его сторону.

– Выбрала эти, потому что у них объем обеденной порции, так что тебе надо будет просто вытащить из холодильника и разогреть в микроволновке.

У Джона упало сердце, он сразу же отметил, что Аманда говорит о нем одном, а не о них обоих.

– …еще я приготовила говядину по-бургундски, так что в твоем меню будет хоть какое-то разнообразие. В шкафчике яичная лапша, ну и можешь сварить в качестве гарнира картошку. Еще я купила овощи в пакетиках. Их не надо даже протыкать, просто закидывай в микроволновку.

Аманда сгребла шляпки грибов к краю разделочной доски, после чего стала брать по одной и ловко делить на четыре части в центре доски. Покончив с этим, она сбросила нарезанные шляпки в кастрюлю, накрыла ее крышкой и поставила на самый медленный огонь.

– Ну, вот и все.

Она вытерла руки о бедра, лицо ее раскраснелось, кудряшки прилипли ко лбу и вискам.

– Хочешь вина? Я откупорила для говядины красное сухое.

– Ты прекрасна.

Аманда улыбнулась, откинула волосы со лба и подхватила со стойки бутылку.

– Это следует понимать как «да»?

Они прошли десять шагов до так называемой гостиной и расположились на диване. Аманда поджала под себя ноги и положила голову на плечо Джона.

– Так как насчет моей поездки в Лос-Анджелес? Ты правда не против?

– Правда.

– Потому что я забронировала билет на утренний рейс.

– Ого. Так… скоро.

– Да. – Аманда с тревогой взглянула на Джона. – Просто если я собираюсь это сделать, то не стоит откладывать. К тому же неразумно лететь обратно в Филадельфию, а потом через всю страну в Лос-Анджелес. Даже если мы потеряем обратные билеты, все равно дешевле…

Джон притянул к себе Аманду и поцеловал в затылок. Она пахла бургундским и другими вкусными вещами.

– Все хорошо, правда все хорошо.

Аманда улыбнулась, глубоко вдохнула и посмотрела на Джона.

– Ладно, а как прошел твой день?

– Знаешь что, – сказал Джон. – Внизу есть джакузи. Давай поговорим об этом там. А потом мне надо будет либо найти Кэт, либо я сам отошлю репортаж.

Аманда глянула в сторону своей бурлящей кастрюльки, на лице ее мелькнуло сомнение, но в следующую секунду она исчезла в спальне, чтобы переодеться.

* * *

Джон открыл перед Амандой стеклянную дверь в бассейн, и тут в поле его зрения попал затылок Кэт – она в одиночестве отдыхала в джакузи.

– Помяни черта, он и появится, – шепнула Аманда, оглянувшись на Джона.

Он скрипнул зубами и, глядя прямо перед собой, сказал:

– Точно.

Пока Аманда ходила за полотенцами, Джон стоял возле джакузи и смотрел на Кэт. Ее голова лежала на бортике, глаза закрыты, аккуратно заколотый узел темно-каштановых волос касался кафельной плитки. Она была похожа либо на спящую, либо на мертвую. Если бы Джон ее не знал, он мог бы назвать ее привлекательной – прямые плечи, длинные руки, утонченные пальцы, маленький аккуратный носик. Но он ее знал, и в этом было все дело.

Джон оглядел помещение. В бассейне за джакузи отдыхали три семейства. Дети с визгом плескались в неестественно голубой воде, родители расположились в шезлонгах у бортика. Папаши в сухих плавках горбились над своими «Блэк-Берри» и временами потягивали баночное пиво. Обернутые в полотенца мамаши, также в сухих купальниках, сидели в позах загорающих – слегка согнув ноги и закинув руки за голову. Одна из мамаш читала глянцевый таблоид «Уикли таймс», из ее пластикового стаканчика торчала соломинка, согнутая так, чтобы пить, не наклоняя голову. На бетонных стенах были нарисованы пейзажи с пальмами и песчаными пляжами, краска возле вентиляционных решеток немного облупилась. Над головой мерцали лампы дневного света в форме преувеличенно больших подносов с кубиками льда.

Аманда вернулась со стопкой белых полотенец и положила их на ближайший стол, в центре которого был установлен зонт от солнца. Она перехватила взгляд Джона, многозначительно посмотрела на раскрытый зонт и рассмеялась. А потом сняла халат.

Двое из трех папаш с мобильниками подняли головы и, как охотничьи псы, повели носами. В долю секунды Аманда оказалась в центре внимания. Когда она подошла к джакузи с горячей водой, один из папаш толкнул коленом третьего папашу, который все еще пребывал в неведении, и привлек его внимание к происходящему.

«И не мечтайте», – со злостью подумал Джон.

Этот внезапный и беспричинный приступ ярости застал его врасплох. Мужчины всегда и везде обращали внимание на Аманду, и до сегодняшнего дня ему это даже нравилось.

Аманда спустилась по ступенькам в джакузи. Когда вода достигла ее бедер, одними губами проговорив: «Горячо! Горячо!» – она оттолкнулась от бортика и погрузилась в воду по плечи. Заняв место у бортика, она выжидающе посмотрела на Джона.

– Ты идешь?

Джон метнул последний злобный взгляд в сторону папаш среднего возраста. Теперь, когда тело Аманды скрылось в джакузи, они вернулись к своей электронной почте, так и не вспомнив о своих женах и детях.

Джон последовал за Амандой в горячую бурлящую воду и занял место рядом с Кэт.

– Ну, – сказал он, – где ты сегодня была?

Кэт приподняла голову и с подозрением открыла один глаз.

– А, это ты, – сказала она и снова опустила голову на бортик.

– Ты не ответила ни на один мой звонок.

– Телефон разрядился, извини.

– Предполагалось, что мы работаем в паре.

– Я же сказала, извини.

– Ну так заряди телефон, бога ради!

– Заряжу, естественно, – раздраженно отозвалась Кэт и одной рукой погоняла перед собой воду.

В бассейне за их спиной началась новая игра. Бетонные стены отражали громкие крики детей.

– Марко!

– ПОЛО!

– Марко!

– ПОЛО!

Послышалось шлепанье ног, а потом жалобный детский крик:

– Нечестно! Вылезай из воды!

– О господи! – сердито сказала Кэт и выпрямилась.

Она сложила ладони рупором у рта и прокричала, обращаясь к родителям:

– Они не могли бы шуметь еще громче? – И снова откинулась на бортик. – Глазом не успеешь моргнуть, а они уже здесь. Брызгаются и писают в воду, а родителям и дела нет. О, просто великолепно, – она закатила глаза – в помещение бассейна вошло еще одно семейство. – Давайте, – она махнула руками Джону и Аманде. – Положите руки на бортик, не оставим им места.

– Они просто весело проводят время, – сказала Аманда, хотя и последовала указаниям Кэт.

Джон даже не подумал шевельнуться и держался возле форсунки.

– Итак, – продолжил он, – чем ты сегодня занималась?

Кэт пожала плечами:

– Взяла интервью у Питера Бентона и повидала Исабель Дункан. А ты что делал?

Джон выпрямился и быстро глянул на Аманду.

– Ты видела Исабель?

– Да.

– Как она?

– Злая, как черт. Ей на челюсти поставили шины, так что толку было мало. За исключением знакомства с Питером.

– Как ты к ней попала?

Кэт пренебрежительно отмахнулась.

– Это было нетрудно.

Джон не сводил с нее глаз, он наконец все понял.

– О нет, ты не могла этого сделать.

– Естественно, сделала. Как еще было туда проникнуть?

Мимо джакузи, пыхтя и визжа от восторга, прошлепала пузатая малышка, за ней «гнался» папа.

Кэт скривилась.

– И это подгузник для купания? Он даже воду пропускает. Какой смысл их надевать?

– А мне кажется, это прелестно, – сказала Аманда. – Вы видели маргаритки на ее купальничке?

Джон с тревогой взглянул на жену – она смотрела вслед убегающей малышке. Джон заставил себя отвернуться и снова спросил Кэт:

– И что сказал Бентон?

– Мне кажется, университетским следует чаще бывать на солнце. Слишком они мрачные.

– Так, значит, ты ничего от него не узнала.

Кэт пожала плечами:

– Я спросила его про палец – я имею в виду, он даже не пытался его как-то спрятать, – а он совсем разъярился. Наверняка за этим скрывается какая-то тайна.

Джон вздохнул и потер лоб.

– Ладно. Послушай, мы должны состряпать какой-нибудь репортаж. Займемся этим сейчас или после обеда?

– Все уже сделано.

– Что?

– Репортаж. Я отослала его час назад. Расслабься.

Джон агрессивно подался вперед.

– Ты решила, что у меня ничего нет?

– А что, есть?

– Университет продал обезьян. Ты об этом знаешь?

Кэт недовольно посмотрела на Джона, отвернулась и сказала в сторону:

– Я отошлю поправки.

– Нет, – твердо возразил Джон. – Поправки отошлю я. Полагаю, ты поставила мой копирайт под оригиналом?

Кэт снова принялась гонять перед собой воду, разглядывая при этом собственные пальцы. Она хоть имя его указала?

Возле джакузи появился пожилой мужчина.

– Найдется местечко? – поинтересовался он.

Аманда подвинулась в сторону.

Мужчина спустился на две ступеньки, оглядел всю компанию и подмигнул Джону.

– Я смотрю, вам одному тяжко приходится. Хотите, возьму одну на себя?

– С радостью, – сказал Джон и мотнул головой в сторону Кэт.

Кэт медленно повернула голову и одарила мужчину таким холодным и убийственным взглядом, что тот предпочел вернуться обратно в свой шезлонг.

– Извращенец, – буркнула Кэт.

– А мне показалось, он просто хотел попасть в нашу компанию, – сказала Аманда.

– А мне показалось, что тебе просто нравятся все подряд, – сказала Кэт.

– Почти все, – с усмешкой парировала Аманда.

Она вытерла лицо и встала. Вода ручейками стекала с ее ног.

– Пойду в номер.

Пока она выбиралась из джакузи, Джон напряженно следил за группой папаш, которые снова открыто пялились на его жену.

Джон резко вскочил, вода забурлила и кругами пошла в стороны. Шагая через ступеньку, он вылез из джакузи, схватил ближайшее полотенце и укрыл им Аманду.

– О, спасибо, малыш.

Аманда закрепила полотенце на груди, подхватила халат и направилась к выходу.

Джон пошел следом. Открывая дверь, он оглянулся на мужчин, которые продолжали пялиться в его сторону. Он указал сначала на Аманду, потом на свое обручальное кольцо и одними губами сказал: «Моя».

* * *

В ту ночь они занимались любовью так, что Джон совсем запыхался. Его трясло от дрожи, он чувствовал себя, как охваченное страстью животное, он предъявлял свои права на обладание, и Аманда отвечала ему тем же.

Раньше Джон гордился тем, что другие мужчины находят его жену привлекательной. В эту ночь ему хотелось их убить. Никогда еще он так остро не чувствовал, чего они в действительности хотят. Женатые мужчины, отцы семейства, их жены и дети были там, рядом с ними. Как же он может отпустить ее в Лос-Анджелес?

Но была одна вещь, которая пугала его даже больше, она пугала его настолько, что он даже думать об этом не хотел. Джон считал себя любящим и преданным мужем. Ради Аманды он был готов на все. Если бы ей потребовалась его печень, он отдал бы ее, не задумываясь. Глаз? Для нее-то – да все, что угодно. И все же именно в этот момент, когда его прекрасная, безупречная, желанная жена лежала рядом, он не мог сдержать свои мысли в узде – и они через весь город устремлялись к Исабель Дункан.