Текст книги "Рай на краю океана"

Глава 4

О’Кифы и Сайдблоссомы сошлись на шестимесячной помолвке. Свадьба была намечена на конец сентября, в один из дней новозеландской весны, еще до стрижки овец, во время которой Томас и Джон должны были находиться в поместье. Флёретта настояла на том, чтобы до свадьбы Илейн хотя бы один раз съездила в Лайонел-Стейшн. По ее мнению, девушке необходимо было увидеть, на что она соглашается. В принципе, Флёр собиралась сопровождать дочь сама, но потом мужество оставило ее. Все в ней восставало против того, чтобы провести хотя бы одну ночь под одной крышей с Джоном Сайдблоссомом. Она по-прежнему была решительно настроена против этого союза. Впрочем, разумных аргументов у нее не нашлось. Мужчины встретились и все обсудили, причем у Рубена сложилось не самое плохое впечатление об отце и сыне Сайдблоссомах.

– Ладно, старик – негодяй, это всем известно. Но он ничуть не хуже, чем, к примеру, Джеральд Уорден. Это такое поколение. Охотники на тюленей, китобои… Боже мой, они сколотили состояния не в бархатных перчатках. Грубые, наглые люди! Но уже присмирели, и мальчик, похоже, воспитан хорошо. Обычно как раз у таких людей, как Джон Сайдблоссом, вырастают потом слабаки. Вспомни хотя бы Лукаса Уордена!

О Лукасе Уордене, которого она долгое время считала своим отцом, у Флёретты остались только хорошие воспоминания. Когда она наконец согласилась познакомиться с Томасом Сайдблоссомом, то у нее действительно не нашлось возражений против молодого человека. Ее только удивляло поведение Илейн по отношению к нему. Когда рядом с ней был Уильям, в девушке буквально кипела жизненная энергия, а Томас скорее заставлял ее замкнуться. При этом, как ни странно, Флёр уже начала привыкать к тому, что ее дочь снова весело болтает и носится по дому в развевающихся юбках и с распущенными волосами.

В конце концов она попросила Хелен сопровождать внучку и Сайдблоссомов, а Леонард МакДанн предложил свои услуги в качестве возницы. Флёр доверяла мнению обоих спутников, но когда они вернулись, отзывы их несколько разнились.

Хелен сыпала похвалами в адрес гостеприимного дома, его чудесного расположения и хорошо вышколенной прислуги. Зои Сайдблоссом она нашла восхитительной и прекрасно воспитанной.

– Абсолютная красавица! – щебетала она. – Бедная Илейн тут же снова закрылась, увидев перед собой такое сияющее создание!

– Сияющее? – переспросил МакДанн. – Что ж, мне малышка показалась скорее холодной, хотя выглядит она, конечно, как ангелочек из сусального золота. Я совершенно не удивлен, что Лейни вспомнила о Куре. Вот только эта юная особа нашей девочке не помешает. Смотрит только на своего супруга, а молодой Сайдблоссом смотрит только на Лейни. А прислуга… Может быть, эти люди и вышколены великолепно, но хозяев своих боятся. Даже маленькая Зои не исключение! Среди горничных этот ангелочек превращается в генерала. Да еще эта женщина, экономка Эмере… словно черная тень. Признаться, она показалась мне совершенно жуткой.

– Ты преувеличиваешь! – перебила его Хелен. – Ты просто слишком мало общался с маори…

– Подобных женщин-маори мне до сих пор не приходилось встречать! Ее игра на флейте… и всегда ночью. Так и испугаться можно! – МакДанн встряхнулся. В принципе, он был человеком уравновешенным, твердо стоял на земле, и отвращения к маори за ним никто прежде не замечал.

Хелен рассмеялась.

– Ах да, путорино. Действительно, она звучит довольно жутко. Ты когда-нибудь слышала ее, Флёр? Деревянная флейта весьма странной формы, на которой можно практически играть на два голоса. Маори говорят о мужском и женском голосе…

– Мужском и женском? – переспросил МакДанн. – Что ж, мне эти звуки показались похожими на те, что издает тонущая кошка… по крайней мере у меня создалось именно такое впечатление.

Несмотря на тревогу, Флёретта не удержалась и захихикала.

– Похоже на вайруа. Впрочем, я ее тоже не слышала. А ты, мисс Хелен?

Хелен кивнула.

– Его могла пробудить Матахоруа. И вот тут уж у каждого по спине полз холодок…

Матахоруа когда-то была колдуньей на О’Киф-Стейшн, советами которой «по женским вопросам» в молодые годы пользовались Хелен и Гвинейра.

– Вайруа – это третий голос путорино, – пояснила Флёретта ничего не понимающему МакДанну. – Голос духов. Его слышно очень редко. Очевидно, нужно особое умение, чтобы вызвать его из флейты.

– Или особый дар, – сказала Хелен. – Как бы там ни было, эта Эмере наверняка считается тохунга среди своего народа.

– И поэтому она играет на флейте ночью, пока все ночные птицы не присоединятся к игре? – поинтересовался МакДанн, в голосе которого явно звучал скепсис.

Флёретта снова рассмеялась.

– Может быть, ее племя не решается прийти к ней днем, – предположила она. – Судя по тому, что я слышал, Сайдблоссом относится к маори не самым лучшим образом. Вполне возможно, что они приходят к своей колдунье тайно.

– При этом по-прежнему открытым остается вопрос, что делает маори-тохунга, занимая место экономки при таком омерзительном пакеха… – проворчал МакДанн.

Хелен отмахнулась.

– Не слушай его, Флёр. Он просто злится из-за того, что Сайдблоссом выиграл у него в покер двадцать долларов.

Флёретта закатила глаза.

– Вы еще дешево отделались, Леонард, – попыталась она утешить МакДанна. – Он и не таких потрошил. Или вы думаете, что деньги на Лайонел-Стейшн он сколотил на ловле китов?

Это должно было казаться маловероятным всякому. Для этого господский дом был слишком изысканным, мебель и обстановка комнат – слишком дорогими. Все это великолепие напугало Илейн, в то время как Зои, судя по всему, подобное было знакомо еще по родительскому дому. В любом случае она обходилась с дорогим фарфором и хрусталем очень спокойно, а вот Лейни приходилось сосредоточиваться и вспоминать давно забытые уроки Хелен, чтобы за ужином разобраться с многочисленными ложками, ножами и вилками.

Впрочем, в этих страхах она никому не призналась. На вопрос Флёретты она заявила, что Лайонел-Стейшн – очень красивое поместье. Дом ей понравился, ферму она толком не осмотрела, хотя, признаться, больше всего рассчитывала именно на это. Но все можно наверстать и после свадьбы. Томас был чудесен, очень предупредителен и вежлив. Она по-прежнему влюблена в него, да и вообще, она всегда мечтала о том, чтобы жить на крупной ферме. При этом в ее глазах вспыхивали знакомые огоньки, ведь как бы там ни было, еще с детства Илейн мечтала о Киворд-Стейшн. Какой-то жуткой экономки или игры на флейте ночью она не заметила. Ей нужно было справиться с другими впечатлениями. Возможно, думала она, все дело в том, что ее комната была не в том крыле, что у Хелен и Леонарда, и звуки путорино туда не долетали.

Собственно говоря, Флёретта сама не знала, что ей по-прежнему не нравилось во всем этом деле. Наверное, она просто руководствовалась своими предубеждениями. Впрочем, постепенно она стала воздерживаться от демонстрации не дающих покоя смутных ощущений – в сочетании с темой под названием «Уильям» это все равно никого не интересовало. Тем сильнее удивилась женщина, когда с ней заговорила та, которая разделяла ее тревогу: Дафна О’Рурк.

Хозяйка «непристойного отеля» заговорила с ней за два месяца до свадьбы, когда они встретились на Мейн-стрит. Флёретта отметила, что для своего образа жизни Дафна вела себя очень незаметно и одевалась весьма сдержанно. На ней было темно-зеленое бархатное платье, украшенное воланами, которых оказалось не больше, чем это принято у обычных горожанок.

– Надеюсь, что не оскорблю вас, миссис Флёр, однако мне хотелось бы поговорить с вами.

Флёретта удивилась, но при этом открыто повернулась к ней.

– Конечно же, мисс Дафна. Почему бы мне не…

– Потому что! – Дафна усмехнулась и указала рукой на трех почтенных матрон, уже бросавших на них любопытные взгляды.

Флёретта улыбнулась.

– Что ж… мы можем пойти ко мне и попить чаю. Если вам, конечно, это мешает. Мне все равно.

Дафна улыбнулась еще шире.

– Знаете что? В таком случае мы дадим им еще больше поводов для сплетен и пойдем ко мне. Паб еще закрыт, мы можем посидеть там. – Она указала на вход в отель, мимо которого они только что проходили.

Флёретта колебалась недолго. Она и раньше бывала в заведении Дафны, даже первую брачную ночь с Рубеном они провели здесь. Так чего манерничать? Хихикая, как школьницы, обе женщины вошли внутрь.

Здесь многое изменилось с тех пор, как Флёретта приехала в Квинстаун. Теперь паб был обставлен гораздо богаче. Однако он выглядел практически так, как и все забегаловки на англо-саксонских землях: здесь были деревянные столы и стулья, высокие барные табуреты, деревянные брусья и целая батарея бутылок на полках над стойкой. Однако сцена, на которой танцевали девушки, была украшена с гораздо большей любовью, чем простой деревянный помост, стоявший там раньше. На стенах висели картины и зеркала, несколько фривольные, но Флёретта не нашла повода краснеть.

– Давайте пойдем в кухню! – предложила Дафна и повела Флёретту в свое пространство за барной стойкой. Это тоже было необычно: в отеле Дафны подавали не только виски, но и скромную горячую еду.

Дафна поставила чайник, а Флёретта тем временем непринужденно присела за кухонный стол. Он оказался довольно длинным; судя по всему, Дафна кормила здесь своих девочек.

– Так в чем же дело, мисс Дафна? – спросила Флёр, когда хозяйка поставила перед ней красивую фарфоровую чашку.

Дафна вздохнула.

– Надеюсь, вы не расцените это как вмешательство в личную жизнь. Но, черт побери… Простите. Вам ведь это тоже не нравится!

– Это? – осторожно переспросила Флёретта.

– Помолвка вашей дочери с этим Сайдблоссомом. Вы действительно хотите отослать девочку в глушь на самой дальней оконечности озера Пукаки? Одну с этими парнями? – Дафна налила чаю.

– То, чего хочу я, роли не играет, – заметила Флёретта. – Илейн настаивает на этом. Она влюблена. И Хелен…

– …расписывает Лайонел-Стейшн самыми яркими красками, я знаю. – Дафна подула на чашку. – Поэтому я и заговорила с вами, мисс Флёр. Мисс Хелен… что ж, она ведь леди. Вы, конечно, тоже, но, скажем так, она очень… леди из леди. Есть вещи, о которых я с ней говорить не могу.

– Вы что-то знаете, мисс Дафна? О Томасе Сайдблоссоме? – Флёретта заметно занервничала.

– Не о молодом. Но старик… Что ж, я не стала бы оставлять с ним свою дочь наедине. Да и о его браке рассказывают странные вещи…

Флёретта хотела что-то возразить, однако Дафна жестом остановила ее.

– Я знаю, что вы хотите сейчас сказать. Старик пользуется дурной славой, но мальчик может быть совсем не таким. Мисс Хелен мне это уже говорила. И я ведь про мальчика ничего не говорю. Я только хочу… – Дафна закусила губу. – Возможно, вам стоит рассказать Илейн до свадьбы, что ей предстоит.

– Я должна… что? – Теперь Флёретта все же покраснела. Она от всей души любила Рубена и не стеснялась того, чем они занимались в постели друг с другом. Но говорить об этом с Илейн?

– Вы должны сказать ей, что происходит в постели между мужчиной и женщиной, – уточнила Дафна.

– Что ж, я думаю, основное она знает. А в остальном… мы ведь сами все это выясняли постепенно… Я хочу сказать… – Флёретта не находила слов.

Дафна снова вздохнула.

– Миссис Флёр, я не знаю, как выразиться яснее. Но, скажем так, не все узнают одинаковые вещи и не каждый раз это оказывается радостным открытием. Расскажите ей, что обычно происходит между мужчиной и женщиной!

Разговор Флёретты с Илейн оказался довольно щекотливым и оставил больше вопросов, чем дал ответов.

В принципе, пояснила она дочери, между мужчиной и женщиной все происходит так же, как и между жеребцом и кобылой. Вот только у женщины нет течки, по крайней мере не «в том смысле», и что все, конечно же, происходит на супружеском ложе под покровом ночи, а не при свете дня и не у всех на глазах. Оуэн и Баньши совершенно никого не стеснялись.

Илейн залилась краской, ее мать не меньше. Наконец обе лишились дара речи. Поразмыслив, Илейн решила обратиться с вопросами к другим посвященным, которые не совсем леди. Вечером она направилась к Ингер.

Впрочем, она застала подругу не одну. Ингер болтала на своем родном языке со светловолосой девушкой, в которой Илейн узнала новую звезду из заведения Дафны. Она хотела тут же уйти, однако Ингер махнула ей рукой, приглашая остаться.

– Марен все равно уже уходит. А пока посиди с нами. Или тебе неприятно?

Илейн покачала головой. Однако Марен покраснела; судя по всему, разговор двух девушек касался довольно скользкой темы. Они тут же продолжили, и по лицу Марен было заметно, что ей это неприятно.

– А ты не могла бы переводить для меня? – наконец рассерженно спросила Илейн. – Или говорите сразу по-английски. Марен все равно ведь придется выучить язык, раз уж она решила остаться здесь.

Недавно приехавшие девушки обычно плохо говорили на языке Новой Зеландии – наверняка это было еще одной причиной, почему некоторые спешили отправиться в бордель, вместо того чтобы найти себе достойное занятие.

– Тут довольно сложное дело, – заметила Ингер. – Дафна попросила меня объяснить Марен кое-что… поскольку она пока не понимает по-английски.

– Что же? – В Илейн проснулось любопытство.

Ингер закусила губу.

– Не знаю, стоит ли это знать приличным девушкам.

Илейн закатила глаза.

– Судя по всему, речь идет о мужчинах, – сказала она. – А я скоро выхожу замуж, так что можете спокойно…

Ингер рассмеялась.

– Как раз поэтому тебе и не стоит знать.

– Речь идет о том, как женщина нет получить ребенка, – на ломаном английском произнесла Марен, пристыженно уставившись в пол.

Илейн рассмеялась.

– Что ж, в этом ты знаток, – заметила она, глядя на живот Ингер. Через несколько недель молодая женщина собиралась родить первенца.

Ингер захихикала.

– Чтобы знать, как помешать завести ребенка, нужно для начала знать, как его сделать.

– Моя мама сказала, что это точно так же, как между кобылой и жеребцом, – заявила Илейн.

Марен прыснула. «Судя по всему, не так уж плохо она говорит по-английски», – подумала Илейн.

– Обычно мужчина и женщина делают это лежа, – пояснила она. – И при этом они смотрят друг на друга, если ты понимаешь, о чем я говорю. По-другому тоже можно, только… это не для леди.

– Почему же? Моя мама сказала, что это приятно… по крайней мере если все правильно, – сказала Илейн. – С другой стороны, если это так приятно, то почему тогда все девушки не хотят… э…. – Она бросила многозначительный взгляд на «спецодежду» Марен, красное платье с глубоким вырезом.

– Моя не нравится, – пробормотала Марен.

– Ну, не с чужими. Но если любить мужчину, то да, – подытожила Ингер. – Впрочем, мужчинам всегда нравится. Иначе бы они не стали за это платить. А если хочешь ребенка, – она погладила себя по животу, – это неизбежно.

Илейн почувствовала, что запуталась.

– Так что же? Я думала, дети получаются, если это делать как… – Она бросила взгляд на Келли. Маленькая собачка ластилась к Марен.

Ингер закатила глаза.

– Лейни, ты не лошадь и не собака, – строго произнесла она и начала повторять то, что только что рассказывала Марен по-английски. – Женщина может заполучить ребенка, если она будет с мужчиной как раз посередине между двумя месячными кровотечениями. Точно посередине. В такие дни Дафна дает своим девушкам выходные. Тогда они должны только танцевать, петь и помогать в баре.

– Но в таком случае этого ведь будет довольно, – сказала Илейн, – если это делать только в это время. Ну, по крайней мере, если хочешь ребенка.

Ингер закатила глаза.

– Вот только твой муж не согласится так. Он всегда будет хотеть. Это я тебе гарантирую.

– А если делать в этот дни? – Похоже, Марен тоже не совсем поняла.

– Тогда нужно сделать промывание теплой уксусной водой. Сразу после… Вымой из себя все, даже если будет печь, и возьми столько уксуса, сколько выдержишь. На следующее утро помой еще раз. Хоть Дафна говорит, что это не наверняка, но попытаться стоит. Она говорит, ей всегда помогало. Ей ни разу не пришлось ничего убирать.

Илейн даже не задумалась над тем, что значит «убирать». При одной только мысли о том, что придется мыть интимные части тела уксусом, ее пробрала дрожь. Но ничего подобного ей никогда не придется делать. Она ведь хочет иметь детей от Томаса.

Глава 5

Над Киворд-Стейшн собиралась гроза, и Уильям Мартин пришпорил коня, чтобы успеть попасть домой до дождя. При этом внутри у него клокотало так же, как и в небе над горами, утонувшими в тучах, которые ветер с силой гнал в сторону Кентерберийской равнины. Вот уже первая туча закрыла солнце, грянул гром, над землей прокатился глухой рокот. Свет на ферме стал удивительно бледным, почти призрачным; кусты и изгороди отбрасывали угрожающие тени. Вот ударила первая молния, и стало казаться, что воздух в одно мгновение наэлектризовался. Уильям поскакал быстрее, но не сумел избавиться от охватившей его ярости. Напротив, чем сильнее дул ветер, тем больше ему хотелось обладать могуществом, метать молнии, чтобы дать волю своему гневу и разочарованию.

Но если он сейчас вернется к Куре, нужно успокоиться; может быть, тогда ему удастся убедить ее хотя бы иногда становиться на его сторону, особенно в тех случаях, когда речь идет о ферме. Если бы она отчетливее заявила о своих, а значит, и о его будущих притязаниях! Но до сих пор он занимался этим один. Похоже, она совершенно не слышала его жалоб на строптивых пастухов, ленивых маори и упрямых мастеров. Чаще всего она слушала его с отсутствующим выражением лица и отвечала невпопад. Кура, как и прежде, жила только ради музыки – и она все еще не оставила мечту выступать в Европе. Когда Уильям рассказывал о новом оскорблении со стороны Гвинейры или Джеймса МакКензи, Кура утешала его ничего не значащими фразами, а потом добавляла: «Успокойся, милый, мы все равно скоро будем в Англии».

Неужели он действительно когда-то думал, что эта девушка умна?

Расстроенный донельзя, он направил коня между аккуратно огороженными выгонами, где крупные, покрытые толстым слоем шерсти овцематки спокойно ели сено, не обращая внимания на непогоду. И это при том, что рядом с фермой полно травы! Несмотря на то, что весеннее солнце светило по-прежнему робко, временами уже бывали вполне жаркие дни, вот как сегодня. А вокруг озера и поселения маори стояла высокая, еще прошлогодняя трава, продолжавшая расти. Поэтому Уильям приказал Энди Мак-Эрону перегнать овцематок туда. Но этот парень просто не обратил внимания на его указания и, кроме того, натравил на Уильяма Гвинейру. И та только что серьезно отчитала его возле стойл для крупного рогатого скота.

– Уильям, подобные решения принимаю я, в крайнем случае Джеймс. Вы не имеете к этому отношения. Овцы вот-вот начнут ягниться, и за ними нужен присмотр, нельзя просто так взять и послать животных куда глаза глядят.

– Почему нет? В Ирландии мы всегда так делали. Один-два пастуха – и вперед, в холмы. К тому же там живут маори. Они могли бы заодно присмотреть за овцами, – защищался Уильям.

– Когда наши овцы пасутся на землях маори, им это нравится так же, как и нам, когда они оказываются на наших, – пояснила Гвинейра. – Мы не выпасаем овец в районе их домов и, конечно же, в районе озера, у которого они живут, как и рядом со скалами, которые они называют «каменными воинами». У маори есть святыни…

– Вы хотите сказать, что мы отказываемся от нескольких гектаров чудесных пастбищ, потому что эти простофили поклоняются каким-то камням? – агрессивно переспросил Уильям. – Такой человек, как Джеральд Уорден, никогда не согласился бы на подобную чушь!

За последние месяцы Уильям многое слышал о Джеральде Уордене, и его уважение к основателю фермы возросло. Похоже, у Уордена был стиль, это подтверждал господский дом. Наверняка он держал всех в ежовых рукавицах – и работников, и семью. По мнению Уильяма, Гвинейра шла на слишком большие уступки.

Теперь ее глаза сердито сверкнули, как и каждый раз, когда Уильям заговаривал о качествах старого «овечьего барона».

– Чаще всего Джеральд Уорден прекрасно знал, с кем не стоит связываться! – резко оборвала она его и продолжила уже более примирительным тоном: – Боже мой, Уильям, подумайте хоть немного. Вы ведь читаете газеты и знаете, что происходит в других колониях. Восстания туземцев, резня, присутствие военных… там все равно что на войне. Зато маори впитывают цивилизацию, как губки! Они учат английский, слушают, что говорят наши миссионеры. Они даже заседают в парламенте уже на протяжении двадцати лет! И я должна нарушить этот мир только ради того, чтобы сэкономить немного сена? К тому же должна сказать, что эти камни выглядят весьма декоративно на зеленой траве…

Лицо Гвинейры приняло мечтательное выражение. Но, конечно же, она не сказала Уильяму, что ее дочь Флёретта была зачата вот в таком «кругу каменных воинов».

Уильям посмотрел на нее так, словно она была не в себе.

– Я думал, у Киворд-Стейшн уже есть проблемы с маори, – заметил он. – И как раз вы…

О ссорах между Тонгой и Гвинейрой Уорден ходили легенды.

Гвинейра фыркнула.

– Наши разногласия с вожаком Тонгой не имеют ничего общего с нашей национальной принадлежностью. Они были бы, даже если бы он был англичанином… или ирландцем. С упрямством этой национальной группы у меня тоже связаны определенные воспоминания. Англичане и ирландцы ссорятся, кстати, из-за таких мелочей, из-за которых вы как раз и начали спор. Так что лучше не лезьте в это дело!

Уильям подчинился. А что еще ему оставалось? Но споры подобного рода накапливались, отчасти и с Джеймсом МакКензи. Последнего, к счастью, сейчас не было – он поехал на свадьбу своей внучки Илейн в Квинстаун. Очень хорошо! Уильям от всей души желал девушке счастья, тем более что ее будущий супруг к тому же был, похоже, хорошей партией для нее. Кстати, он ничего не имел против того, чтобы поехать с Курой на свадьбу и поздравить молодых. Он совершенно не понимал, почему так решительно воспротивилась Гвин. Кроме того, у него не шла из головы мысль о том, почему сама она тоже решила не ездить на свадьбу. Он вполне смог бы управлять Киворд-Стейшн. Может быть, ему даже удалось бы немного приструнить работников. А вообще-то, отношения с прислугой и работниками у него складывались не очень хорошие. Люди здесь заметно отличались от тех, что жили в Ирландии, где он всегда находил общий язык с арендаторами. Но в Ирландии арендаторы боялись своих лендлордов и с благодарностью и приязнью реагировали на каждое ослабление поводьев. А здесь… Если Уильям крепко ругал пастуха, тот даже и не думал увольняться, а просто брал свои вещи, заезжал в большой дом за оставшейся оплатой и отправлялся восвояси, чтобы наняться на следующей ферме. Старые перегонщики скота, такие как Мак-Эрон или Ливингстон, были еще хуже; они просто не обращали на него внимания. Иногда Уильям грезил о том, как уволит их, едва только Кура достигнет совершеннолетия и передаст ему управление фермой. Но даже это не пугало людей. У Мак-Эрона и Ливингстона, к примеру, были давние связи с женщинами в Холдоне. Вдова, с которой жил Мак-Эрон, даже владела небольшой фермой. А маори все равно всегда были сами по себе. Они тоже исчезали, просто бросая свою работу, как только Уильям начинал кричать. А на следующий день снова приходили – или не приходили. Они делали все, что хотели, и Гвинейра спускала им это с рук…

– Пожар!

Еще мгновение назад Уильям задумчиво ехал верхом, низко надвинув широкополую шляпу, чтобы спрятаться от дождя. Тот уже грохотал так громко и сильно по крышам Киворд-Стейшн, что заглушал все остальные звуки. Но теперь Уильям услышал быстрый топот подков и звонкий голос за своей спиной. К нему скакал мальчик-маори на лошади без седла, накинув на нее вместо уздечки веревку.

– Скорее, скорее, мистер Уильям! В стойла для крупного рогатого скота ударила молния, и быки выбежали из загородок! Я за помощью, а вы скачите скорее! Горим!

Мальчишка едва придержал коня, чтобы передать сообщение, а затем, не дожидаясь ответа Уильяма, помчался прямо к дому. Уильям развернул коня и тоже перешел в галоп. Стойла для крупного рогатого скота находились ближе к озеру, и там хозяева фермы держали много быков и коров. Если животные действительно разбежались… Вполне вероятно, что у маори сегодня будут гости на их священных лужайках!

И в самом деле, вскоре Уильям почувствовал запах гари. Должно быть, молния ударила очень сильно. Несмотря на дождь, пламя бушевало уже в складе для кормов, и вокруг стойл царило лихорадочное оживление. Погонщики скота бегали вокруг, пытаясь отвязать последних оставшихся в дыму быков. Среди них была и Гвинейра Уорден. Она как раз, кашляя, вывалилась из стойла, окунула тряпку в ведро с водой, поднесла к лицу и снова вбежала внутрь. Судя по всему, пока еще опасности обрушения крыши не было, но животные могли задохнуться в стойлах. Маори – в такой ситуации мгновенно прибежали все жители деревни – быстро организовали цепочку с ведрами от колодца к стойлам; женщины и дети передавали ведра от озера по еще одной цепочке. Но хуже всего было то, что освобожденные быки и коровы ревели и бегали под дождем, не обращая внимания на происходящее вокруг, превращая землю в болото и опрокидывая ограждения паддоков. Джек МакКензи и еще несколько других мальчишек, презрев опасность, пытались их остановить, но запаниковавшие животные никого не слушали. При этом телки и быки не находились в непосредственной опасности, поскольку практически все стойла были открыты. Внутри было привязано лишь несколько молочных коров и быков – именно их Гвинейра вместе с другими помощниками и пыталась освободить.

– Идите внутрь, Уильям, к быкам! – крикнула ему Гвин, пытаясь перекричать ветер. Она только что выбежала во второй раз, таща за собой корову, которая, похоже, внутри чувствовала себя в большей безопасности. – Там еще нужны люди, которые что-то понимают в скоте!

В принципе, Уильям собирался проверить цепочку людей, передававших ведра, и подстегнуть их, чтобы они работали быстрее, но теперь он неуверенно развернулся в сторону загона для быков.

– Давайте уже! – заревел Энди Мак-Эрон и, не спрашивая разрешения, вскочил на лошадь Уильяма, когда тот наконец спешился.

– Бросайте это, мисс Гвин, здесь достаточно помощников! Нам нужны хорошие наездники, чтобы снова загнать быков в загоны. Иначе они растопчут деревню маори, как и свои паддоки! – Старый загонщик скота грубо ударил лошадь Уильяма пятками по бокам. Похоже, животному столь же мало улыбалось соваться в ту суматоху, как и ее наезднику. При этом положение уже начинало становиться критическим. Пока мальчишки удерживали телок и молочных коров, молодые быки уже давно отправились в путь. Уильям видел, как Гвинейра, передав коров другим помощникам, тоже вскочила на свою лошадь. Вместе с Энди она галопом помчалась в сторону лагеря маори. Ее кобылку-коба не нужно было подгонять, казалось, она только и ждет возможности поскорее убраться подальше от горящих построек.

Теперь Уильям наконец приблизился к стойлу, однако попутно разозлился на Мак-Эрона за то, что тот просто взял и отобрал у него лошадь. Почему этот парень не мог освободить быков, в то время как Уильям поехал бы с Гвинейрой?

Тем временем пламя уже бушевало даже в стойлах молочных коров, но их успели вывести наружу. Две женщины-маори, которые, похоже, разбирались в этом, отвязали последних животных и теперь заманивали их в паддок, ограждение которого кое-как тем временем приводили в порядок мужчины. Мальчики гнали телок в ту же сторону. Животные заметно успокоились, поскольку дождь и молнии начали постепенно утихать.

Уильям вошел в стойло, но Покер Ливингстон удержал его.

– Сначала возьмите тряпку и держите ее возле носа, иначе надышитесь дыма. А потом пойдете со мной. Давайте же! – Старый погонщик скота снова вбежал в стойло, прямо к бьющему копытами и мычащему быку.

Животные, стоя в своих стойлах, испытывали смертельный страх перед огнем. Уильям принялся возиться со щеколдой на первом стойле. Ему было не по себе, оттого что он находился рядом с бушующими чудовищами и собирался снимать с них цепи, но если Покер считает…

– Нет, не входить! – пророкотал погонщик скота и оббежал вокруг заграждений. – Неужели вы еще никогда не имели дела с крупным рогатым скотом? Эти бестии убьют вас, если вы войдете сейчас в стойло. Вот, идите сюда, держите меня. Я попытаюсь отсоединить цепь снаружи!

Покер взобрался по стойлу и едва удержался в опасном положении на узком ребре. Пока он держался за балку, это работало, но чтобы отвязать цепочку, ему нужно было наклониться ниже и иметь две свободные руки. Платок ему, конечно же, тоже пришлось бросить, но пока что здесь было еще не слишком дымно.

Уильям тоже взобрался на деревянную перегородку, сел на нее верхом и ухватил Покера за пояс. Тот опасно закачался, но удержал равновесие и принялся возиться с цепью первого быка. Обоим мужчинам пришлось сильно изворачиваться, чтобы могучее животное не ударило их рогами.

– Открывай стойло, Маака! – крикнул Покер мальчишке-маори, стоявшему наготове у стойла. Мальчик, еще только что перегонявший с Джеком коров, мгновенно спрятался за воротами, стоило быку рвануть наружу.

– Хорошо. Теперь номер два. Но осторожнее, Маака, этот совсем дикарь… – Покер начал взбираться на бортик следующего стойла. Бык закатил глаза и стал опасно бить копытом.

– Давай я сделаю, Покер! Я быстрее! – Старательный маленький Маака уже взобрался на бортик, прежде чем старый Ливингстон успел найти нужное место. С грациозностью танцора Маака балансировал на деревянной перегородке.

Уильям хотел как можно скорее покончить с этим. Пламя быстро приближалось, дым стал гуще, и мужчины уже едва дышали. Но ни Покер, ни Маака, похоже, даже не думали о том, чтобы принести животных в жертву.

Уильям ухватил Мааку за пояс, как до этого Покера, в то время как погонщик скота самостоятельно решил проблему с третьим быком. То был молодой бычок, без цепи, привязанный к стойлу с помощью веревки. Покер быстро перерезал ее ножом снаружи стойла, и Джеку МакКензи, который как раз вошел в здание, осталось только открыть дверь. Бычок выбежал наружу еще до того, как Покер успел вернуться из коридора к двери, чтобы выпустить животное. Тем временем Джек и Покер пытались открыть дверь последнего стойла, которую, судя по всему, заело. Маака же продолжал возиться с цепью быка, который стал беситься еще больше, когда увидел, что его сородича выпустили. Мальчик сильно наклонился вперед и практически парил над перегородкой. А потом…

Уильям не понял, то ли Маака все же подставился под удар рогов, то ли всему виной было то, что он сам неуверенно сидел на перегородке, то ли просто порвался пояс, за который он держал Мааку. А может быть, рухнувшая крыша над стогом сена сотрясла здание и заставила потерять равновесие. Уильям не смог бы сказать, что произошло раньше – он услышал крик Мааки или почувствовал, как кожаный пояс выскользнул у него из рук. Однако потом он увидел, как мальчик упал между копытами быка, в то время как сам он рухнул в угол стойла – животное не могло напасть на него там, пока оно было привязано. При этом Уильям тут же осознал, что бык свободен. Должно быть, Маака расцепил цепь в тот самый миг, когда упал. Быку потребовалось не более пары секунд, чтобы понять, что он свободен; затем он бросился в сторону и попытался бежать, однако стойло все еще было закрыто. Покер и Джек воевали с замком, но бык, конечно же, не хотел ждать и как безумный носился по стойлу. И тут он заметил Мааку, который, скрючившись, лежал на полу и пытался закрыть лицо. Мальчик захныкал, когда к нему приблизилась большая рогатая голова быка.