Текст книги "Милые обманщицы. Невероятные"
Автор книги: Сара Шепард
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Через какое-то время я вышла посмотреть, где они, – продолжала она. – Их нигде не было… и у меня закралось ужасное подозрение, что Спенсер…
Вилден прислонился к стене.
– Спенсер и Элисон были примерно в одном весе?
– Да, наверное.
– Ты бы сама смогла дотащить до ямы и столкнуть в нее человека, который весит столько же, сколько ты?
– Н-не знаю, – с запинкой ответила Ария. – Может быть? Если была вне себя от ярости?
Вилден покачал головой. Глаза Арии наполнились слезами. Ей вспомнилось, какая жуткая тишина стояла в ту ночь. Эли находилась всего в нескольких сотнях ярдов от них, а они не слышали ни звука.
– Перед тем, как вернуться к вам, Спенсер нужно было бы успокоиться, чтобы не вызвать подозрений, – добавил Вилден. – А на это способна только очень хорошая актриса, но никак не семиклассница. Думаю, убийца, кто бы он ни был, ждал где-то поблизости, и заняло все это больше времени. – Офицер скептически приподнял брови. – Это у вас в школе новое хобби, что ли? Обвинять своих бывших подруг в убийстве?
От неожиданности Ария рот раскрыла, удивленная его саркастическим тоном.
– Просто…
– Спенсер Хастингс целеустремленная, легковозбудимая девочка, – перебил девушку Вилден, – но на убийцу она не похожа. – Он грустно улыбнулся Арии. – Да, я понимаю. Тебе сейчас непросто – ты стараешься выяснить, что случилось с твоей подругой. Хотя я не знал, что Элисон втайне встречалась с парнем Мелиссы Хастингс. Вот это интересно.
Вилден сдержанно кивнул Арии и вышел в коридор. Ария осталась возле торговых автоматов. Опустив глаза, она тупо смотрела на светло-зеленый линолеум. Она была в смятении, ей казалось, что от нее пышет жаром, словно она слишком много времени провела в сауне. Наверное, ей должно быть совестно, думала Ария, ведь она обвинила в страшном преступленим свою лучшую подругу. И в словах Вилдена, указавшего на изъяны ее версии, содержался глубокий смысл. Пожалуй, она сильно сглупила, пойдя на поводу у «Э».
Холодок пробежал по спине Арии. Возможно, «Э» намеренно предоставлял ей наводящую информацию – чтобы пустить ее по ложному следу и отвести подозрения от настоящего убийцы. И может быть, может быть, настоящий убийца как раз… «Э».
Погруженная в раздумья, Ария вдруг почувствовала чью-то руку на своем плече. Сердце гулко забилось. Вздрогнув, она обернулась. У нее за спиной стоял Байрон – в потрепанной толстовке с надписью «Колледж Холлис», в джинсах с дыркой на левом переднем кармане. Ария сложила руки на груди, чувствуя неловкость. С отцом она не разговаривала уже несколько недель.
– Боже, Ария. Что с тобой стряслось?! – выпалил Байрон. – Я видел тебя в новостях.
– Со мной? Ничего. Это Ханна пострадала, а я – нет.
Отец привлек ее к себе. Ария не знала, как быть: крепко обнять его или просто стоять, безвольно опустив руки. Месяц назад отец ушел из дома, и она соскучилась по нему. Но в то же время ее разбирала злость: ей нужно было угодить в опасную для жизни ситуацию, попасть в телехронику, чтобы Байрон решился связаться с дочерью.
– Утром я звонил твоей маме, спрашивал, как у тебя дела, но она сказала, что ты там больше не живешь. – Голос Байрона дрожал от волнения. Он провел рукой по волосам, но только еще больше взъерошил их. – Где ты сейчас устроилась?
Затуманенным взглядом Ария смотрела на яркий красочный плакат – наглядное пособие по применению приема Геймлиха[6]6
Прием Геймлиха – применяется для удаления инородных тел из верхних дыхательных путей и особенно эффективен при их полной обструкции (закупорке). Назван именем его изобретателя, американского врача Генри Геймлиха (род. в 1920 г.)
[Закрыть], – висевший за торговым автоматом с кока-колой. Кто-то пририсовал задыхающейся жертве груди, и создавалось впечатление, что человек, оказывающий первую помощь, щупает ее.
Уйдя из дома, Ария поселилась у своего парня, Шона Эккарда, но тот сообщил в полицию о поведении Эзры, тем самым дав девушке ясно понять, что не желает ее видеть, и отвез ее вещи к жилищу Эзры. Кто намекнул Шону, что у Арии роман с Эзрой? «Динь-динь-динь!» Конечно, «Э».
Она еще не задумывалась о том, где же ей теперь жить.
– Возможно, поселюсь в «Старом Холлисе»? – проговорила Ария.
– В «Старом Холлисе» крысы. Почему бы тебе не переехать ко мне?
Ария яростно затрясла головой.
– Ты живешь с…
– С Мередит, – твердо закончил Байрон. – И я хочу, чтобы ты поближе ее узнала.
– Но… – запротестовала Ария.
Отец своим фирменным взглядом буддистского монаха положил конец ее возражениям. Ария хорошо знала этот взгляд – видела его, когда отец не позволил ей поехать в летний лагерь искусств в Беркширах[7]7
1 Беркширы – горный хребет в Аппалачах, находится на северо-западе штата Коннектикут и на западе штата Массачусетс.
[Закрыть] вместо дневного лагеря «Радость» при колледже Холлис, где ей суждено было четвертое лето подряд долгих два с половиной месяца мастерить бумажных кукол и бегать наперегонки с яйцом в ложке. В очередной раз Байрон наградил дочь таким взглядом, когда Ария выразила желание не возвращаться с семьей в Роузвуд, а окончить школу при Американской академии в Рейкьявике. Этот взгляд часто сопровождался афоризмом, услышанным Байроном от одного монаха, с которым он познакомился, когда работал над диссертацией в Японии: «Препятствие есть путь». И это означало: то, что не убивает Арию, делает ее сильнее.
Но, когда она представила, что ей придется жить в одном доме с Мередит, на ум пришла более подходящая фраза: некоторые лекарства страшнее, чем болезнь[8]8
There are some remedies worse than the disease” – название песни с диска Young Mountain американской музыкальной пост-рок-группы This Will Destroy You (TWDY), образованной в 2005 г.
[Закрыть].
2. Абракадабра. Теперь мы снова любим друг друга
Эли зло смотрела на Спенсер Хастингс. Та стояла напротив нее на тропинке, тянувшейся от амбара Хастингсов к лесу.
– Ты все стараешься украсть у меня, все, – прошипела Эли. – Но этого не получишь.
Воздух полнился вечерней прохладой, и Спенсер поежилась.
– Что не получу?
– А то не знаешь?! – бросила Эли. – Читала ведь в моем дневнике. – Резким движением она перекинула через плечо белокурые с медовым оттенком волосы. – Думаешь, ты особенная? Да ты жалкое ничтожество, делаешь вид, будто не знаешь, что Йен со мной. Все ты знаешь, Спенс. Только потому он тебе и понравился, да? Потому что я с ним? Потому что твоя сестра с ним?
В глазах Спенсер отразился испуг. Ночной воздух приобрел какой-то резкий, прошибающий запах. Эли выпятила нижнюю губу.
– Боже, Спенс. Неужели ты и впрямь думала, что нравишься ему?
Внезапно Спенсер закипела гневом, руки сами собой резко двинулись вперед, толкнув Эли в грудь. Та покачнулась, оступилась на скользких камнях. Только теперь это была не Эли, а Ханна Марин. Тело Ханны взлетело в воздух и с громким шлепком упало на землю. Она ждала, что из раскрывшейся сумочки Ханны, будто из разбитой пиньяты[9]9
Пинъята – мексиканская по происхождению полая игрушка довольно крупных размеров, изготовленная из папье-маше или легкой оберточной бумаги с орнаментом и украшениями. Своей формой пиньята воспроизводит фигуры животных или геометрические фигуры, которые наполняются угощениями или сюрпризами для детей (конфеты, игрушки, хлопушки, конфетти, орехи и т. п.). Готовят пиньяту к празднику, подвешивают и разбивают палкой.
[Закрыть], вывалятся ее косметика и смартфон «Блэкберри», а вместо этого увидела, как из Ханны градом посыпались на бетон ее внутренности.
Спенсер, с взмокшими от пота волосами, резко села в постели. Было воскресное утро, и она лежала на своей кровати все еще в черном атласном платье и неудобных трусиках-тонг – в той самой одежде, в которой намеревалась накануне вечером пойти на день рождения Моны Вондервол. На стол косо падал мягкий золотистый свет; в ветвях огромного дуба под окном невинно щебетали скворцы. Она почти всю ночь глаз не сомкнула, ждала, когда кто-нибудь позвонит с новостями о Ханне. Никто не позвонил. Спенсер не знала, хорошо это… или плохо.
Ханна. Она позвонила Спенсер накануне, поздно вечером, как раз после того, как к Спенсер вернулись воспоминания о том, как она толкнула Эли в лесу в ночь ее исчезновения. Ханна сказала Спенсер, что узнала нечто важное и что они должны встретиться на качелях в школьном дворе. Спенсер подъехала к парковке как раз в тот момент, когда тело Ханны взлетело в воздух. Она вильнула к обочине, остановила машину и бегом бросилась в лес, потрясенная тем, что предстало ее взору.
– Звоните в «скорую»! – пронзительно кричала Ария. Эмили рыдала от страха. Ханна лежала неподвижно. Спенсер в жизни не видела ничего более ужасного.
А спустя несколько секунд пикнул ее «Сайдкик»: пришло сообщение от «Э». Все еще прячась за деревьями, Спенсер увидела, что Эмили с Арией тоже вытащили мобильники, и у нее свело живот: она поняла, что подруги, вероятно, получили такое же бросающее в дрожь послание: «Она слишком много знала». Значит, «Э» догадался о том, что выяснила Ханна, – должно быть, нечто такое, что «Э» пытался скрыть, – и задавил ее, чтобы навсегда заткнуть ей рот? Наверное, так и есть, заключила Спенсер. Но ей с трудом верилось, что это случилось на самом деле. Такая жестокость просто в голове не укладывалась.
Но разве сама Спенсер не жестока? Всего за несколько часов до несчастья с Ханной она столкнула с лестницы свою сестру Мелиссу. И Спенсер наконец-то вспомнила, что произошло в ту ночь, когда пропала Эли, воскресила те забывшиеся десять минут, которые она так долго запихивала в дальний уголок сознания. Она толкнула Эли на землю – может быть, настолько сильно, что ненароком убила ее. Спенсер не знала, что произошло потом, а вот «Э», по-видимому, знал. Не далее как пару дней назад «Э» прислал Спенсер сообщение, в котором намекал, что убийца Эли прямо у нее перед носом. Эсэмэска пришла в тот момент, когда Спенсер смотрела в зеркало… на себя.
Спенсер не побежала на парковку к подругам. Она села в машину и умчалась домой, ею владела отчаянная потребность все обдумать. Могла ли она убить Эли? Способна ли она на убийство? Но, проведя в размышлениях бессонную ночь, она так и не смогла приравнять свои действия в отношении Мелиссы и Эли с тем, что «Э» сотворил с Ханной. Да, Спенсер бывала вспыльчива, да, ее легко разозлить, но в глубине души она сомневалась, что способна убить человека.
Почему тогда «Э» уверен, что именно Спенсер – преступница? Возможно ли, что «Э» ошибается… или лжет? Но ведь «Э» знал о том, что в седьмом классе Спенсер целовалась с Йеном Томасом; знал о ее тайном романе с Реном, парнем Мелиссы, который учился в университете, знал, что из-за них пятерых ослепла Дженна Кавано – и это все были достоверные факты. У «Э» на них имеется столько компромата, что ему и не нужно что-то выдумывать.
Внезапно, пока Спенсер отирала с лица пот, на нее снизошло озарение, и ее душа ушла в пятки. Есть одна очень веская причина, сообразила она, которая могла бы вынудить «Э» солгать, выдвинув предположение, что это Спенсер убила Эли. Возможно, у «Э» тоже есть секреты. Возможно, «Э» нужен козел отпущения.
– Спенсер? – донесся до нее голос мамы. – Спустись, пожалуйста, ко мне.
Спенсер соскочила с кровати, мельком глянула на себя в зеркальце. Глаза красные, опухшие, губы потрескались, в волосах застряли листья, нападавшие ей на голову минувшим вечером, пока она пряталась среди деревьев. Нет, сейчас она не готова к общению с родными.
На нижнем этаже пахло никарагуанским кофе, свежей выпечкой и свежесрезанными каллами, которые их домработница Кэндис приносила каждое утро. Отец, в черных велошортах из спандекса и трикотажной велорубашке с эмблемой «Почта США», стоял у кухонной стойки с гранитной столешницей. Может, это и хороший знак, рассудила Спенсер. Значит, родители не очень на нее сердятся, если отец, как всегда, в пять часов утра ездил на свою традиционную велопрогулку.
На столе лежал воскресный номер «Филадельфия сентинел». Наверное, в газете сообщение о наезде на Ханну, решила поначалу Спенсер. Но потом она увидела, что с первой полосы на нее смотрит ее собственное лицо. Она в элегантном черном костюме самодовольно улыбается в объектив. Заголовок гласил: «Дорогу, Трамп! Номинантка конкурса «Золотая Орхидея» на лучший реферат Спенсер Хастингс идет!»
Спенсер замутило. Она совсем забыла. А газета эта уже лежит на крыльце каждого дома.
Из кладовой кто-то вышел. Спенсер в страхе отступила на шаг. Это была Мелисса. Сверля сестру сердитым взглядом, она сжимала в руках коробку «Рейзин брэн»[10]10
“Raisin Bran” – товарный знак сухого завтрака в виде хлопьев из пшеничных отрубей с изюмом, обогащенных витаминно-минеральными добавками.
[Закрыть], да так крепко, что Спенсер казалось, она вот-вот ее раздавит. На левой щеке Мелиссы красовалась небольшая царапина, на правой брови – лейкопластырь, левое запястье все еще обвивал желтый больничный браслет, на правое была наложена розовая гипсовая повязка – память о вчерашней ссоре со Спенсер.
Раздираемая чувством вины, Спенсер опустила глаза. Вчера «Э» прислал Мелиссе первые несколько предложений ее старой письменной работы по экономике, той самой, что Спенсер скачала с компьютера Мелиссы и выдала за собственный реферат. Тот самый, который преподаватель экономики, мистер Макадам, выдвинул на соискание премии «Золотая Орхидея» – престижнейшей школьной награды в стране. Мелисса сразу догадалась о проделках сестры и, хотя та извинилась перед ней, наговорила ей массу гадостей – таких, которых, по мнению Спенсер, она не заслуживала. Ссора кончилась тем, что Спенсер, разгневанная словами Мелиссы, случайно столкнула ее с лестницы.
– Итак, девочки. – Миссис Хастингс поставила на стол чашку кофе и жестом велела Мелиссе сесть. – Мы с вашим отцом приняли ряд важных решений.
Спенсер приготовилась к худшему. Они сообщат в школу, что она списала чужую работу. В университет дорога ей будет закрыта. Придется идти в торговое училище. И кончится все тем, что до конца своих дней она будет рекламировать товары на телеканале QVC[11]11
QVC (Quality, Value, Convenience – «качество, выгода, удобство») – крупнейший в США «магазин на диване».
[Закрыть], принимая заказы на ролики для пресса и искусственные бриллианты, а Мелисса, как обычно, уйдет от наказания. Ее сестре каким-то образом всегда удавалось утереть ей нос.
– Во-первых, мы не хотим, чтобы вы продолжали посещать доктора Эванс. – Миссис Хастингс переплела пальцы. – От нее больше вреда, чем пользы. Это ясно?
Мелисса молча кивнула, но Спенсер в замешательстве сморщила нос. Доктор Эванс, психотерапевт Спенсер и Мелиссы, была одной из немногих, кто не церемонился с ее сестрой. Спенсер хотела было возразить, но увидела предостережение в лицах обоих родителей.
– Ладно, – пробормотала она в безысходности.
– Во-вторых. – Мистер Хастингс постучал по газете, вдавливая большой палец в фотографию Спенсер. – Ты поступила бесчестно, Спенсер, присвоив труд Мелиссы.
– Знаю, – быстро произнесла Спенсер, страшась посмотреть в сторону сестры.
– Но, взвесив все «за» и «против», мы решили не предавать огласке твой проступок. Наша семья и так много пережила. Поэтому, Спенсер, ты продолжишь борьбу за «Золотую Орхидею». Мы никому ничего не скажем.
– Что-о? – Мелисса со стуком поставила на стол чашку с кофе.
– Так мы решили, – сдержанно произнесла миссис Хастингс, салфеткой промокая уголок рта. – И мы ждем от Спенсер победы.
– Победы? – изумленно повторила Спенсер.
– Вы ее поддерживаете?! – визгливо вскричала Мелисса.
– Довольно, – отрезал мистер Хастингс тоном, который он обычно приберегал для своих подчиненных из адвокатской конторы, когда те осмеливались звонить ему домой.
– В-третьих, – сказала миссис Хастингс, – вы, девочки, должны наладить свои взаимоотношения.
Из кармана кардигана мама вытащила две фотографии. На первой четырехлетняя Спенсер и девятилетняя Мелисса лежат в гамаке во дворе пляжного домика их бабушки в Стоун-Харборе в штате Нью-Джерси. На второй, сделанной на несколько лет позже, они запечатлены в детской в том же доме. На Мелиссе костюм волшебника – шляпа и плащ. На Спенсер – бикини с рюшечками от Tommy Hilfiger под цвет американского флага; на ногах – мотоциклетные ботинки, которые она носила до тех пор, пока они не стали ей настолько малы, что пальцы немели из-за нарушения кровообращения. На снимке сестры показывали родителям сеанс магии. Мелисса выступала в роли мага, Спенсер изображала ее миленькую помощницу.
– Я нашла эти фотографии сегодня утром. – Миссис Хастингс передала снимки Мелиссе, та глянула на них и вернула матери. – Помните, как вы дружили? Всегда вдвоем болтали о чем-нибудь на заднем сиденье автомобиля. Друг без друга никуда не ходили.
– Это было десять лет назад, мама, – скучным голосом заметила Мелисса.
Миссис Хастингс смотрела на снимок, на котором Спенсер с Мелиссой лежали в гамаке.
– Вы любили пляжный домик бабушки. Там вы были подругами. Вот мы и решили отправиться сегодня в Стоун-Харбор. Бабушки там нет, но у нас есть ключи. Так что собирайте вещи.
Родители Спенсер лихорадочно закивали; на их лицах читалась надежда.
– Дурацкая идея! – в один голос воскликнули Спенсер с Мелиссой.
Спенсер глянула на сестру, пораженная тем, что они подумали об одном и том же. Миссис Хастингс положила фотографию на стол и отнесла чашку в раковину.
– Мы едем. Возражения не принимаются.
Мелисса встала из-за стола, неуклюже держа на весу травмированную руку. Она глянула на Спенсер, и на мгновение взгляд ее смягчился. Спенсер едва заметно улыбнулась сестре. Пожалуй, сейчас они достигли редкого взаимопонимания – на почве неприятия наивного плана родителей. Может быть, Мелисса сумеет простить Спенсер за то, что та толкнула ее с лестницы и выдала ее работу за свою. Тогда и Спенсер простит Мелиссу за то, что та сказала, будто бы родители ее не любят.
Спенсер глянула на фотографию, вспомнив сеансы магии, которые они показывали вместе с Мелиссой. Когда их дружба умерла, Спенсер думала, что стоит ей пробормотать волшебные слова, которые они с Мелиссой произносили во время своих выступлений, и они опять станут подругами. Если б это было так легко.
Когда она вновь подняла глаза на сестру, выражение лица у Мелиссы было уже совсем другое. Она прищурилась, отвернулась, бросила через плечо:
– Стерва.
И пошла прочь по коридору.
Спенсер стиснула кулаки. В ней снова вспыхнул гнев. Никакая магия не поможет им наладить отношения. Для этого потребуется чудо.
3. Американская готика по Эмили
В воскресенье во второй половине дня, ближе к вечеру, в международном аэропорту Де-Мойна Эмили Филдс вслед за пожилой женщиной с ходунками взошла на траволатор, волоча за собой синюю спортивную брезентовую сумку. В сумке лежали все ее пожитки: одежда, обувь, два моржа – ее любимые мягкие игрушки, – дневник, айпод, аккуратно сложенные записки от Элисон ДиЛаурентис, с которыми она никак не могла расстаться. Когда самолет пролетал над Чикаго, она вспомнила, что забыла положить нижнее белье. Впрочем стоило ли удивляться, если утром ей пришлось лихорадочно собираться? Девушка спала всего три часа – не в силах успокоиться после того, как на ее глазах внедорожник сбил Ханну, подбросив ее в воздух.
Добравшись до центрального терминала, Эмили заскочила в первую уборную, которая попалась ей на пути. Протиснулась мимо необъятной женщины в слишком облегающих джинсах и встала перед висевшим над раковиной зеркалом, глядя на свое мутное отражение с ничего не выражающими глазами. Родители сдержали слово. Отправили ее сюда, в Аддамс, штат Айова, к тете Хелен и дяде Аллену. А все потому, что «Э» ославил ее на всю школу, и мама Эмили минувшим вечером увидела, как ее дочь на дне рождения Моны Вондервол обнимается с Майей Сен-Жермен, девочкой, которую она любит. Эмили помнила уговор: либо она принимает участие в программе по изменению сексуальной ориентации лесбиянок Tree Tops, либо – прощай, Роузвуд. И она пообещала переделать себя, но, когда выяснилось, что даже ее наставница, Бекка, не способна совладать со своей природой, плюнула на это.
Небольшой аэропорт Де-Мойна мог похвастать лишь парочкой ресторанов, книжной лавкой и магазином, где продавали яркие сумки Vera Bradley. Дойдя до зоны выдачи багажа, Эмили растерянно огляделась. О дяде и тете она помнила лишь то, что они отличались повышенной строгостью нравов. Они избегали всего, что могло бы спровоцировать половые импульсы, – даже определенных видов пищи. Скользя взглядом по толпе, Эмили почти ожидала увидеть у багажного транспортера сурового фермера с вытянутым лицом и его невзрачную озлобленную жену с картины «Американская готика»[12]12
“American Gothic” – картина американского художника Гранта Вуда (1891–1942), созданная в 1930 г. Один из самых узнаваемых (и пародируемых) образов в американском искусстве XX века.
[Закрыть].
– Эмили!
Она резко обернулась на оклик. Хелен и Аллен Уиверы стояли у автомата выдачи тележек для багажа. Заправленная в брюки горчичного цвета тенниска Аллена обтягивала его огромный живот. Короткие волосы Хелен как будто были покрыты коркой лака. Ни он, ни она не улыбались.
– Ты сдавала багаж? – угрюмо осведомился дядя Аллен.
– М-м, нет, – учтивым тоном ответила Эмили, не зная, стоит ли ей подойди к дяде с тетей и обнять их. Разве дядям с тетями не полагается выражать радость при встрече с племянницами? Но у Аллена с Хелен на лицах было написано недовольство.
– Что ж, тогда пойдем, – сказала Хелен. – До Аддамса ехать почти два часа.
Их машина представляла собой старенький «универсал» с обшитым деревом кузовом. В салоне стоял запах освежителя с еловым ароматом. Эмили этот запах всегда напоминал о дальних автопутешествиях с ее сварливыми дедушкой и бабушкой. Аллен ехал со скоростью как минимум на пятнадцать миль в час ниже дозволенной – даже тщедушная старушка за рулем, обгоняя их, подозрительно покосилась в сторону водителя. Ни тетя, ни дядя за всю дорогу не сказали ни слова – ни Эмили, ни друг другу. Было так тихо, что Эмили слышала, как ее сердце разбивается на семь миллионов крошечных осколков.
– Айова – красивый край, – громко произнесла она, показывая рукой на простирающуюся вокруг равнину.
Эмили никогда еще не видела столь пустынного места – ни одна стоянка для отдыха не попалась им на пути. Аллен тихо крякнул. Хелен лишь плотнее сжала губы. Сожмет еще сильнее – и вовсе их проглотит.
Казалось, лежавший в кармане куртки Эмили сотовый телефон, гладкий, холодный – это единственная связующая ниточка с цивилизацией. Она вытащила его, посмотрела на дисплей. Новых сообщений не было, даже от Майи. Перед отъездом Эмили отправила эсэмэску Арии, спрашивала, как дела у Ханны, но Ария не ответила. Самое последнее сообщение минувшим вечером прислал «Э»: «Она слишком много знала». Неужели это «Э» сбил Ханну? И что за бред несла Ария перед тем, как с Ханной случилось несчастье? Неужели Спенсер – убийца Эли? На глаза Эмили навернулись слезы. Да, не в самое подходящее время отправили ее так далеко от Роузвуда.
Неожиданно Аллен резко повернул вправо, съехав с шоссе на ухабистую проселочную дорогу. Машина затряслась на неровностях грунтовки, проезжая вдоль загородок для скота, минуя несколько ветхих на вид домишек. Тут и там на дорогу выскакивали собаки и яростно лаяли на автомобиль. Наконец Аллен вырулил на еще одну грунтовку и подкатил к воротам. Хелен вышла из машины, отперла и распахнула створки. Аллен завел автомобиль на участок. Впереди высилось двухэтажное здание, крытое белой кровельной дранкой. Небольшой скромный домик, чем-то напоминавший жилища амишей[13]13
Амиши – группа протестантов. Живут замкнутыми общинами, занимаются земледелием и обходятся без многих современных технических изобретений (без телефона, телевизора и т. д.). Свое название эта религиозная секта получила по имени ее основателя священника Якоба Аммана, меннонита, который в XVII в. порвал со своей сектой и выбрал более строгий и консервативный религиозный путь.
[Закрыть] в Ланкастере, штат Пенсильвания, где Эмили с родителями часто останавливались, чтобы купить настоящий пирог «шу-флай»[14]14
Пирог «шу-флай» (shoofly pie) – пирог с черной патокой, коричневым сахаром, имбирем и мускатным орехом. Восходит к кулинарному наследию пенсильванских немцев, в 1930-х гг. получил распространение по всей стране. Считается, что хозяйки были вынуждены отгонять мух от этого весьма сладкого пирога, отсюда его название: shoo, fly! («Муха, кыш!»).
[Закрыть].
– Добро пожаловать, – выказала любезность Хелен.
Эмили выбралась из машины.
– Чудесный дом, – похвалила она жилище хозяев, постаравшись добавить оптимизма в голос.
Как и другие дома, которые они проезжали, хозяйство Уиверов было обнесено ограждением из проволочной сетки. По двору расхаживали собаки, куры, утки, козы. Один смелый козел, привязанный длинной цепью к загородке, подскочил к Эмили и наставил на нее грязные на вид рога. Она взвизгнула.
Козел неспешно пошел прочь, а Хелен строго глянула на Эмили.
– Не вопи так. Кур распугаешь.
Отлично. Главное, чтоб куры не кашляли, а Эмили с ее нуждами перебьется.
– Зачем его на цепь посадили?
– Ее, – поправила Хелен. – За плохое поведение.
Нервно кусая губы, Эмили последовала за Хелен в крошечную кухню из пятидесятых годов. Ей сразу с тоской вспомнилась веселая кухня мамы с коллекционными фигурками курочек, петушков и цыплят, с полотенцами, разрисованными рождественскими картинками, с магнитами в виде миниатюрных памятников Филадельфии на холодильнике. На убогом холодильнике Хелен не было ни одного магнита, из него воняло гнилыми овощами. Когда они вошли в небольшую гостиную, Хелен показала на девушку примерно тех же лет, что и Эмили. Та сидела на стуле цвета блевотины и читала «Джен Эйр».
– Помнишь Эбби?
Кузина Эмили, Эбби, была одета в светло-зеленый свитер до колен, из-под которого выглядывала хлопковая набивная сорочка. Волосы собраны в скромный хвостик на затылке, на лице ни следа косметики. Эмили в своей облегающей футболке с надписью «Полюби животное, обними пловца» и рваных джинсах Abercrombie, с тонированным увлажняющим кремом на лице и блеском с ароматом вишни на губах чувствовала себя проституткой.
– Здравствуй, Эмили, – чопорно поздоровалась Эбби.
– Эбби любезно предложила уступить тебе часть своей комнаты, – сообщила Хелен. – Это наверху. Мы покажем.
На верхнем этаже находились четыре комнаты. Первая принадлежала Хелен и Аллену, вторая – семнадцатилетним близнецам Джону и Мэтту.
– А в той спят Сара, Элизабет и малышка Карен, – сказала Хелен, показав на комнату, которую Эмили по ошибке приняла за чулан для уборочного инвентаря.
Эмили раскрыла рот от изумления. Про этих кузин она слышала впервые.
– Сколько им лет?
– Карен полгода, Саре – два, Элизабет – четыре. Они сейчас у бабушки.
Эмили с трудом подавила улыбку. Секс не уважают, а сколько детей.
Хелен завела Эмили в почти пустую комнату и показала на кровать в углу. Эбби села на свою, сложив руки на коленях. Эмили с трудом верилось, что здесь кто-то живет – из мебели только две односпальные кровати, простенький комод с зеркалом, маленький круглый коврик и книжная полка, на которой книг раз-два и обчелся. Ее комната дома была вся увешана плакатами и фотографиями; на столе стояли флакончики с духами, лежали вырезки из журналов, компакт-диски и книги. Хотя, с другой стороны, когда Эмили последний раз гостила у дяди с тетей, Эбби сказала ей, что хочет стать монахиней. Может, поэтому она с детства приучала себя к аскетизму.
Эмили глянула в широкое трехсекционное окно и увидела огромное поле Уиверов с большой конюшней и силосной ямой. Два ее старших кузена, Джон и Мэтт, перегружали тюки сена из конюшни в кузов пикапа. На горизонте – ничего. Вообще ничего.
– Далеко отсюда твоя школа? – спросила Эмили у Эбби.
Лицо Эбби просияло.
– Разве мама тебе не сказала? Мы на домашнем обучении.
– О-о-о… – Эмили почувствовала, как тает ее воля к жизни, а душа уходит в пятки.
– Расписание занятий получишь завтра. – Хелен бросила на кровать Эмили несколько застиранных сероватых полотенец. – Сначала сдашь экзамены, а потом я решу, в какой класс тебя определить.
– У себя в школе я ходила в одиннадцатый, – доложила Эмили. – Некоторые предметы изучала по углубленной программе.
– Посмотрим. – Хелен наградила ее суровым взглядом.
Эбби встала с кровати и скрылась в коридоре. Эмили в отчаянии смотрела в окно. «Если в ближайшие пять минут пролетит птица, на следующей неделе я снова буду в Роузвуде». Но едва мимо пропорхнул маленький воробышек, Эмили вспомнила, что она больше ни на что не загадывает и не верит в свои глупые приметы. События последних месяцев – труп Эли, найденный рабочими в котловане, вырытом под беседку, самоубийство Тоби, сообщения «Э»… – заставили ее усомниться в том, что все в жизни имеет свой смысл.
Пикнул мобильный телефон. Эмили достала его и увидела сообщение от Майи: «Ты действительно в Айове? Пожалуйста, позвони, когда сможешь».
«Помоги мне…», начала писать Эмили, но Хелен выхватила мобильник у нее из рук.
– У нас в доме не пользуются сотовыми телефонами. – Хелен выключила аппарат Эмили.
– Но… – возмутилась Эмили. – А если я захочу позвонить родителям?
– Я их тебе наберу, – пропела Хелен.
Она приблизила к Эмили свое лицо.
– Твоя мама кое-что рассказала о тебе. Не знаю, как там у вас в Роузвуде, но здесь мы все живем по моим правилам. Это ясно? – заявила Хелен, брызгая слюной.
Несколько капелек осели на щеке Эмили, и она, отшатнувшись, проронила дрожащим голосом:
– Ясно.
– Вот и хорошо. – Хелен вышла в коридор и опустила телефон в большую пустую банку, стоявшую на деревянном столике. – Пусть здесь полежит, целее будет.
На крышке банки кто-то печатными буквами написал: ШТРАФЫ ЗА СКВЕРНОСЛОВИЕ. Но, кроме телефона Эмили, в ней ничего не было. Казалось, он такой одинокий, ее телефон, в этой банке для штрафов, но Эмили не посмела отвинтить крышку – не исключено, что Хелен снабдила ее сигнализацией.
Она вернулась в комнату и бросилась на кровать. В самой середине матраса ощущался какой-то острый выступ; подушка была жесткая, как бетонная плита. Небо над Айовой из желтовато-коричневого стало пурпурным, потом темно-синим, потом черным, а по лицу Эмили все струились и струились жгучие слезы. Если ей предстоит всю жизнь провести так, как этот день, тогда уж лучше сразу умереть.
Спустя несколько часов дверь с протяжным скрипом отворилась. На пол легла длинная тень. Эмили, с гулко бьющимся сердцем, села на кровати. Ей вспомнилось сообщение от «Э»: «Она слишком много знала». Вспомнилось, как шлепнулось на асфальт тело Ханны.
Но это была всего лишь Эбби. Включив небольшую настольную лампу, она легла на живот возле кровати. Эмили, прикусив изнутри щеку, делала вид, что не обращает на нее внимания. Может, в Айове так принято молиться?
Эбби снова села, с ворохом одежды в руках. Сняла через голову джемпер, расстегнула бежевый бюстгальтер, надела через ноги джинсовую юбку, извиваясь, натянула облегающий красный топ без лямочек. Потом снова полезла под кровать, извлекла оттуда розово-белую косметичку, накрасила тушью ресницы, красным блеском – губы. Наконец распустила хвостик, наклонила голову, провела по ней ладонями. Резко подняла голову, отбросив назад волосы, разметавшиеся вокруг лица беспорядочной массой.
Встретив взгляд Эмили, Эбби широко улыбнулась, словно говоря: «Закрой рот, а то муха залетит».
– Пойдешь с нами?
– К-куда? – с запинкой спросила Эмили, как только обрела дар речи.
– Увидишь. – Эбби подошла к ней, взяла за руку. – Эмили Филдс, только что началась твоя первая ночь в Айове.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
