Текст книги "4 года"

Боль пробурила в груди километровую скважину и качала по баррелю в день, но дыра не стала сквозной. Фокусировалась на проведении тренингов «Успешный презентатор», продажах и изучении английского.

Общалась с бывшим мужем почти каждый день. Иногда истерики, иногда секс. Эти встречи манили и не способствовали излечению, скважина углублялась, увеличивались объемы «нефти».

Видеть меня в таком состоянии – это постоянно испытывать чувство вины. Ревела, он просил прощения – вот финал наших встреч.

Унижала себя и мучила его.

Не могла простить.

Посмотри на наши свадебные снимки, разве это мы? Такие счастливые в загородном клубе в стиле прованс.

Все стало лишь воспоминанием, а оно равно иллюзии.

Смотрю в потолок и уже ничего не чувствую, может, нечто, что страданием и не назовешь, так – легкая грусть. Как завещал Курт Кобейн: «Все можно пережить, если подобрать нужную песню».

Итак, 5 сентября мне подмигнул аргентинец: белая рубашка с закатанными рукавами, часы и сладкий прищур карих миндалевидных глаз. Чувственный настолько, что хочется лизнуть экран с его фотографией.

Хосе наклонил крышку ноутбука для лучшей видимости и запрыгал, как бабуинчик.

В скайпе был виден номер отеля в горах, где он работал управляющим, и его неудержимый восторг по поводу нашего знакомства. Он хватал предметы, расположенные в разных концах комнаты, и называл их на русском: «Книга, халат, лампа, стакан…» Подскочил к темно-зеленому креслу, взялся за деревянный подлокотник и подтащил его ближе к компьютеру – «Кресло!».

Однажды в Москве он месяц учился на языковых курсах. Москвички называли его пупсиком. Я хвалила аргентинца, мне не терпелось на него напасть.

Он пригласил меня на кофе в воскресенье, а я его на футбол в пятницу (в бар). «Claro, Guapa!»[30]30
  Claro, Guapa! – с исп. – Конечно, красотка!


[Закрыть] – ответил Хосе и скинул ссылку ночного клуба на набережной Барселоны.

И вот уже надеваю шерстяную тунику, машина без крыши ждет меня у ворот на via Augusta[31]31
  via Augusta – с исп. – Улица (путь) Августа.


[Закрыть]. Во вторник Керро везет меня в «Парус». Стандартная программа, когда ты диджей в каком-то клубе. Лифт, два танцпола, бар посередине и крыша с ошеломляющим видом. Громкая музыка, медленный несвободный разговор.

Там танцевала парочка. Она – в коротком максимально открытом со всех сторон белом платье, и он – тонкий, модный. Кажется, они хотели сожрать друг друга.

Хосе стоял возле распахнутой двери такси. Когда подошла ближе, втянул носом воздух, подал мне руку и опустил ресницы. Традиционный контакт: легкое поглаживание руки в машине и ненавязчивое общение: «Как дела, Guapa?»

Потом трясла бедрами под электронную музыку, аргентинец в такт терся об меня и кружился вокруг. Его друг, музыкант и арт-директор этого клуба, смеялся над нами и говорил Хосе: «Зачем она тебе такая большая, она мне больше подходит по росту».

Сижу на белой крышке унитаза в белом халате с логотипом отеля, согнутые ноги упираются в стену, спина – в противоположную. В туалете могу включить свет и писать.

Ловлю эмоции: как попробовать клубничный мохито с базиликом. Это чертова страсть к стремлению почувствовать что-то особенное, а потом облечь в слова.

Третье свидание – ему можно довериться, расслабиться и раствориться в сиесте. До сих пор помню его приветственный кунилингус. Хосе – красивая копия моего бывшего мужа.

Будто вернулась домой – две кошки и мягкая кровать. When we are together time stops[32]32
  When we are together time stops – с англ. – Когда мы вместе, останавливается время.


[Закрыть].

Он спит, как ангел (откуда вообще эта мания подглядывать за спящими людьми?). Возможно, люблю его. Розовая воздушная любовь, как сладкая вата в парке старинных аттракционов на горе Tibidabo.

Ночью мне показалось, что он сказал по-русски «Я тебя люблю!». А я в темноте рыскала в поисках ручки, уронила его часы на пол, поцеловала и побежала в санузел – спешила записать то, что потом удалю.

– Не могу поверить, мы идем в синагогу! Ни с кем не ходил, это первый раз!

– А что такого? Мне интересно.

– Да, но ты не еврейка!

– Место встречи с Богом может быть разным.

На втором этаже в бархатных красных креслах сидели только женщины, до начала молитвы они говорили на французском, а потом покорно повторяли нужные слова, иногда поглядывая в книгу.

У меня книги не было, постеснялась ее взять. Любовь к Богу в сердце. Закрыв глаза, начала думать о жизни, поступках, которые совершаю, или о том, что стоило бы совершить некоторые из них. Вспомнила родителей. Подумала о том, с теми ли людьми провожу большую часть времени, а может, забыла тех, с кем следовало бы.

Мы приходим в церковь, чтобы почтить память Иисуса, отдавшего жизнь за грехи наши, но думаем о своей жертве. Каждый раз в новом месте разговариваю с Богом. Представляю, будто Он мой приятель. Мне кажется, Он говорит: «Присаживайся и чувствуй себя хорошо в этих удобных креслах, смотри, как все здесь устроено, а в конце тебя обязательно представят раввину».

По окончании служения на первом этаже в «холле» (если можно так выразиться) стоял стол, заставленный стопками с красным вином и печением. Люк представлял меня всем (и с раввином удалось поговорить), прихожане сомкнули круг, расспрашивали, нравится ли мне Барселона и на каких языках говорю. Город хорош, а вот я не полиглот, они удивились, ведь русские здесь, как минимум, говорят по-испански и по-английски.

Хосе две недели не приезжал в Барселону, мы постоянно общались – селфи-мелфи. Приближались рождественские каникулы, и Люк рекомендовал по возможности покинуть этот город, так как он улетал в Милан к родителям. Возможность у меня была: выбрать любую европейскую столицу.

Знаю ли кого-нибудь в Лиссабоне? Хм, это никогда не являлось причиной посещения того или иного места.

Купила билеты, написала на сайте для путешественников открытый запрос и начала набивать огромный красный чемодан тряпьем на все случаи жизни.

В итоге выбор «дивана» пал на 47-летнего фотографа Пауло. Судя по многочисленным отзывам на его странице, девушки любили португальца, а он их. Если есть машина, значит, можно исследовать окрестности и выезжать к океану, получить мастер-класс по фотографии. А еще его стол ломился от кубков. Он – марафонец.

Пауло сидел в маленькой машинке на парковке аэропорта. Тупила и долго не могла найти эту стоянку. Мы созванивались, я тратила деньги, продолжая блуждать между бетонных столбов. Именно в тот момент слово outside навсегда записалось в памяти.

Но мы встретились – и весело защебетали.

А когда села за белый круглый столик возле реки Тежу с видом на вантовый Ponte Vasco da Gama[33]33
  Ponte Vasco da Gama – мост Васко да Гама в Лиссабоне.


[Закрыть], размешала коричной палочкой кофе в микроскопической чашечке, поняла, что попала в руки к профессиональному гиду. Под солнцем во мне растекалась истома.

Подбирались к городу ближе и ближе. Длинная уличная очередь переминалась с ноги на ногу на черных буквах из тротуарной плитки – «Pastéis de Belém 1837[34]34
  Pastéis de Belém 1837 – «Выпечка Белем», название кафе.


[Закрыть]». Местная достопримечательность: за голубыми козырьками – знаменитое кафе. Здесь каждый день выпекает десятки тысяч лучших в мире «пирожных» Паштель де Ната. Уникальный рецепт. Секретная технология. Аура традиций. Повсюду сидели и стояли жующие люди. Они жмурили глаза, держа двумя пальчиками чашечку кофе, и делали, как я: «Ммммм…»

Солнце упало за висячий Ponte 25 de Abril[35]35
  Ponte 25 de Abril – мост «25 Апреля» в Лиссабоне.


[Закрыть].

«Завтра приедем сюда бегать».

«Согласна!»

Я спала в зале на диване, утром Пауло открыл шторы и сказал: «Вставай, Принцесса, солнце уже высоко!» «Сколько у меня времени до выхода?» – спросила деланно бодрым голосом и закрылась в любимой комнате – ванной. Место, где можно хоть недолго побыть голой.

Поехали в торговый центр, поднялись на самый верхний этаж. Он встал в очередь, чтоб зарегистрироваться на марафон, а я пошла шляться по соседним магазинам. Конечно, они были спортивные. Купила лосины, майку и толстовку для бега. Вернулись домой, переоделись и отправились бегать на набережную.

– У тебя 15 минут, чтобы добежать до того памятника, и еще 15, чтобы вернуться обратно.

– А если за 15 минут не добегу до памятника?

– Значит, ты идешь пешком, ленивая черепаха, разворачивайся и двигай назад к машине.

Несложно догадаться: я оказалась черепахой, и он подгонял меня всю обратную дорогу. «Через день увеличивай время на 5-10 минут, – наставлял меня Пауло. – Сегодня поедем есть и пить! Без сигарет».

– Ооо, это жестоко.

– Тебе откроются новые наслаждения. Португальский ресторан или итальянский?

– Португальский.

– Отлично, значит бакалау с луком и vino verde.

Вечером гуляли, как кошки, по крышам. Переезжали и переходили с площадки на площадку, одна была выше и таинственней другой. Фонтаны сменялись церквями. Кажется, целовались, но точно не запомнился этот момент, а значит, не понравился. И спать снова легли порознь.

На следующий день пошли в итальянский ресторан специально за лазаньей, а после слонялись по Бару-Альту, дегустируя коктейли. Там Пауло приревновал меня к бразильцу, который учит русский, так как пишет диссертацию о Достоевском. Там первый раз услышала имя Фернандо Пессоа. Вот в кафешке, где он сидел и писал, на улице железный столик и он железный за ним, будто сидит и пишет.

На третий вечер снова собралась спать на диване, и мы знали, что завтра в обед уезжаю к другому хосту. Пару раз Пауло как-то многозначительно прошелся так, что обратила внимание на его шортики и голый торс: все его худое длинное тело состояло исключительно из мышц. И еще глаза у него лисьи, зеленые-зеленые. Между нами что-то промелькнуло, булькнуло в колодец желания. Почувствовала его жар. Как мужики это делают? Словно забрасывают огненные фаерболы.

Пауло сидел на диване и делал вид, что листает журнал, но сам искоса поглядывал то на меня, то на мой красный чемодан.

– Зачем тебе так много одежды, ведь носишь одно и то же?

– На всякий случай.

– Ну и где тебя будет ждать этот придурок?

– Дома, он итальянский профессор и пишет диссертацию о Фернандо Пессоа.

– Да, и снимает квартиру, в которой раньше жил я. Это уникальное совпадение.

– Угу.

– В Лиссабоне похолодало, ветер с океана. Буду вспоминать тебя. – Он произнес это на одном дыхании, встал, взял мой чемодан за ручку и покатил к двери.

На улице в ареоле потрескавшейся Азулежу стоял слегка лысеющий относительно молодой итальянец, но даже после, когда он хотел меня удивить кухней северной Португалии (а это вареная картошка с бакалау), он не стал для меня «итальянцем». В моем восприятии он остался заботливым человеком в очках, которому я должна книгу Фернандо Пессоа, скорее всего, оставленную у Люка.

Еще той ночью стало действительно зябко. В квартиру и под одеяло заползала непереносимая сырость. В такие дни не покидает ощущение, что на улице гораздо теплее.

Еще один камень преткновения – система пользования душем.

Сначала вода должна «сбежать», затем нужно уменьшить напор, когда она станет заметно теплее. Но каждые десять секунд струя становилась то горячей, то ледяной. От отсутствия комфорта меня душили слезы.

С трудом нашла среди чулок и шелковых туник тряпки из хлопка, надела все сразу, легла и накрылась с головой. Жаловалась Хосе на свой суровый быт и решила, что завтра перееду в отель, где можно наболтать кондиционер на +30.

Но осталась еще на один день: впереди маячил ужин с итальянскими друзьями и ночь в Бару-Альту, такое пропустить нельзя. Их было трое и мы с Педро, все страшненькие, но и в новый роман не верила (в будущем у меня родится теория о том, что хороших любовников Боженька дает только раз в год).

Когда принесли первые блюда, от хлеба с маслом уже ничего не осталось. Они реально много ели, такое ощущение, что хотели наестся на неделю вперед.

«Ты знаешь какое-нибудь слово на итальянском?» – спрашивают они. Знаю, одно: «Vedremo»[36]36
  Vedremo – с итал. – Посмотрим (возможно, будет видно).


[Закрыть]. «Ооо, какое нужное слово!» И мы дружно ржали. Шутка была заготовлена. А еще был заготовлен рассказ про Реджо-ди-Калабрия, фотографии которой наклеены у меня в книгу мечты. И я попала в точку – один парень оттуда родом.

Откуда-то снизу запахло травкой. Девушка с красными глазами протянула «Прииивеет!» и «Будешь?», передала мне косяк. Я? Всегда буду.

– Колумбия.

– Россия.

– Я курю пятнадцать лет… – сказала она и немного завалилась вперед. – А ты?

– Не знаю, курю, когда есть.

Все знали эту даму из Колумбии, и она тоже будто бы знала всех или просто относилась ко всем одинаково.

Потом к нам подошла черно-белая пара – он из Бразилии, она из Швейцарии. Все стали спрашивать: «Как вы встретились?» Они отвечали с улыбкой: «Это Лиссабон». Тонко подмечаю: «Это Бару-Альту».

Одно из правил тусовки в этом районе – не зависать долго на одном месте. Берешь коктейль, пару минут рассматриваешь тех, кто внутри, и вываливаешься, так как вокруг шумно и тесно, а если и есть пространство, то оно занято какой-нибудь рок-группой. На улице, где каждая дверь – это бар, такой же, из которого ты вышел, тебя подхватывает мигрирующая толпа, и добавку заказываешь уже у другой стойки. И так кочуем до тех пор, пока не закроется последняя дверь.

На вечер с итальянцами у меня была идея фикс – спеть вместе «Лашатами кантаре» (конечно же, на итальянском). В течение ночи периодически оставалась с кем-то тет-а-тет из нашей компашки и подговаривала их сделать это.

«Русский язык такой грубый, – говорит мне один из итальянцев. – Вот, например, английский – eyes, а русский – ГлаЗа». «Русский язык – это еще и оЧЧи, – парировала я. – Что сродни итальянскому "occhi». «Но сейчас же говорят – ГлаЗа!». «Еще неизвестно, что вы через двести лет говорить будете», – на этом исчерпала тему.

С другим итальянцем у меня состоялся разговор о Реджо-ди-Калабрия, ну и про песню, ясное дело. С Симоне мы просто пили Текилу Санрайз и хихикали. Педро-хост пообещал спеть перед тем, как уйти домой. Ключи у меня есть, приду сама.

В итоге концерт состоялся, нам аплодировали и снимали на телефоны, а еще мы спели «Очи черные», от души.

Когда закрылась последняя дверь, из знакомых мне хоть как-то людей рядом был только Симоне. Мы поехали искать «автопати». Парнишка всю дорогу воодушевленно пиарил мне клуб – самый-самый, чуть ли это не лучшее, что может со мной случиться в Лиссабоне. Думала: «Ну, ладно, удиви меня».

И вот мы выгрузились из такси и стоим на красной ковровой дорожке перед входом в многоуровневый ангар, нам преграждают путь две молодые португальские дамы в черном с огромными абсолютно одинаковыми губами в алой помаде. Они сестры, что ли? Или их на кастинге ртов выбирали? И их красные рты сообщают нам на английском: клуб закрыт – у нас частная вечеринка. Симоне аж слегка присел от обрушившегося облома. Ржала и тянула его за рукав в обратном направлении по ковровой дорожке, такой, будто ее только что пропылесосили. Мне было жаль Симоне: пойдем, мы веселые пьяные чуваки и нам нечего делать среди пафосных мудаков.

Меня не пустили в клуб! МЕНЯ! Ту, у которой был кабинет, водитель и наглость заявляться позже всех на совещание к генеральному с мокрой головой, как бы говоря начальникам служб комплекса: а мне еще по статусу и номер выдали!

Не отвечала на звонки. А потом рассказывала, что была на радио, хотя сама курила в подвальчике вместе с художником, который делал эксклюзивные костюмированные шоу.

Мой непосредственный директор наверняка понимал, что на радио так часто ездить необязательно и что я откровенно кладу на него хуй, которого у меня нет, каждый раз притаскивая на ужин разных типов, не очень-то вникая, деловым или романтическим этот ужин предполагался. Он говорил, намекая на увольнение по собственному: мне не важно, как ВЫ (вдруг!) относитесь ко мне, мне важно, как Вы относитесь к работе, мне важно, что Вас попросту НЕТ!

Чушь собачья! Никто не думает об отношении, когда идет рентабельность, когда кто-то оживил неизвестное, непривлекательное место! Меня подвинул тот самый художник, которого я опрометчиво привела на один из ужинов. Человек, которого называла «братан», с которым честно делилась и, несмотря на штрафы, бесплатно кормила всех его «братанов».

В отеле на reception с первых минут обзавелась поддержкой в мужском лице. На завтраке он добавлял бутерброды и убирал кофейные чашки со столов. Мы дружили глазами. Порой его широкая улыбка сопровождалась внутренним посылом: только моргни – и я твой раб. Не моргала. Просто, как многие женщины, мгновенно обрастала самцами, способными на символические подвиги.

В номере, конечно, после пяти дней каучсерфинга ходила голая. И под музыку из ВКонтакте дефилировала перед зеркалом, примеряя по очереди три пары стильной непрактичной обуви. Среди них были туфли на каблуке, полностью облепленные золотистыми пайетками. Вертелась в них и пыталась представить на себе короткое золотое свадебное платье.

Близился Новый год, ужинала по очереди во всех ресторанах в шаговой доступности и заказывала по полпорции вариации на тему бакалау и пила, несмотря на удивленные взгляды, не вино, а фреш из манго или ананаса.

Мне пришло письмо с сайта CouchSurfing[37]37
  CouchSurfing – вебсайт для поиска ночевки в разных точках мира.


[Закрыть] – некий Рикардо организовывал новогоднюю вечеринку. Кликнула на строку – оплата наличными. Записала адрес и, воодушевленная новым приключением, пошла подбирать блузку к кожаным лосинам.

Рикардо под каменной аркой встречал гостей со списком. «Да, я из России». Еще долго думала, что бы такое надеть, не хотела выделяться из толпы. Но как может не выделяться худая девушка ростом 171 см в леопардовой блузке с цепью на шее, начесом на длинных волнистых волосах и «smoky eyes[38]38
  smoky eyes – с англ. – «Дымчатые» глаза.


[Закрыть]»?

Внутри было людно и шумно. Рядом со мной сидел афроамериканец, напротив – Рикардо и две туристки из Китая, которые у него квартировались, вокруг за столами – еще около ста каучсерферов. И, конечно, одни и те же разговоры: кто откуда, где был, что видел и куда едет.

Перед десертом вышла покурить на уличную лестницу с перилами. Стою, считаю: раз, два, три, четыре… выходит мальчонка: «Вы из Польши?». «Нет». Считаю дальше… Еще один, ничего не спрашивает… Считаю… Вот он, длинноруконогий блондин, немец. Сказал, что Маркус и: «Привет, Россия!». В общем зале он подкатил ко мне со своим пирожным и пытался говорить по-русски, кое-что у него получалось.

– Мой дед был в Сталинграде.

– А мой дед – в Берлине!

«Значит, тебе точно не дам», – подумала я.

Все несколько часов до полуночи по очереди вставали разные группы людей, кричали что-то типа «Ура!!!» и пили. Мой взгляд был прикован к барной стойке, где блондин покупал шампанское с пластиковыми стаканчиками. Я молодец. Правильный выбор.

И мы под ручку зашагали своими длинными ножищами в сторону главной площади. Болтали на русско-английском. Было любопытно, если он перейдет на немецкий, пойму ли что-нибудь? Мы попробовали, он позвонил другу в Германию, я узнала только приветствие и цифры с предлогами. А вообще в школе 4–5 по немецкому было. Может быть, по европейским меркам я не такая образованная не потому, что училась плохо, а потому, что меня как-то не так учили?

Мы потерялись, слева и справа не было нашей толпы, ни одного человека. Маркус позвонил Рикардо, но тот не брал трубку. Мы переглянулись, взялись за руки и рванули в середину праздной португальской массы.

В полночь небо озарилось «поющим» салютом под трек «гомномстайл», чокнулись, выпили на брудершафт и поцеловались с языком. Это ошеломило. В голове начал зреть план отступления (но ночь только начиналась).

С каучсерферами встретились в очереди перед клубом. Рикардо стоял на входе и снова обладал спасительным списком.

Маркус все время мешал танцевать и активно обновлял мой мохито. Он загораживал меня от танцующих своим длинным телом, поднимал руки вверх и всей своей плоскостью прижимался ко мне, ерзая вверх-вниз. Самым привлекательным в нем после этого осталась только белая рубашка.

Меня устраивало все, даже музыка. Все, кроме немца, но party[39]39
  party – с англ. – Вечеринка.


[Закрыть] продолжалось. Мы ушли, когда непереносимо захотелось есть. В пустоте между зданиями (это был целый конгломерат ночных заведений) на корточках расселились парочки, поедая шаурму (главное в ней – это количество мяса и кукуруза. Самая вкусная в мире шаурма там, где ты максимально голоден). Потом зигзагами долго искали такси, до моего отеля (а Маркус хорошо говорит по-португальски).

И тут пришла пора провожать моего кавалера. Задача архисложная, и к ней я заблаговременно подготовилась: пока мой приятель с reception ловил такси, предупредила его, что вернусь пьяная и не одна, и мне понадобится помощь.

Но настойчивый ухажер пробился аж до моего этажа и уже подпирал дверь номера, как снова явилось спасение с более агрессивным настроем, чем у входа в отель.

Маркус капитулировал.

Уже в безопасности уменьшила мини-бар на одну колу и набрала ванну горячей воды. Не терпелось смыть с себя вражеский пот и слюни. Повертела в руках заровские лосинки – одна штанина почти оторвана по поперечному шву – и выбросила их в ведро под раковиной. Вот и все, Дед Мороз улетел на оленях в Лапландию. Потерялась одна серьга – жаль, хотя нет – дешевка. Чистила зубы и смотрела на выдающиеся ключицы и почему-то неразмазанный макияж на осунувшемся лице.

С позднего завтрака утащила йогурт и пару бананов, чтобы никуда не выходить до следующего утра. Завтра туристы вернутся домой, а я перееду в Алфама – лучшее место для уединенной жизни зимой. Там сквозь бесконечные отвесные лабиринты видна небесно-морская синь.

С каждым переездом выбрасывала различные вещи. Сейчас дошла очередь до ботиночек с серыми носиками – подарок свекрови (уже, получается, бывшей). Лиссабонские каменные мостовые изодрали их каблуки глубокими бороздами.

Таксист, говорящий на португальском, привез меня по адресу, но, судя по эмоциональным высказываниям, очень сомневался, что где-то здесь есть отель. Поэтому на всякий случай оставил свой номер телефона и уехал. Подкатила красный чемодан к красной двери с номером 21 без вывески и других опознавательных знаков.

Стучала и звонила первые полчаса, потом села на сумку, закурила и написала смс Маркусу. «Это Кристина, у меня проблемы, не могу попасть в отель, никто не открывает дверь. Позвони по номеру +311213****17 и узнай, в чем дело, пожалуйста. Адрес: отель Alfama Typical, rua de **** 21».

Порой, когда остаешься с Лиссабоном один на один, начинаются проблемы. Он относительно быстро ответил:

«Я сванил и ани буден открит скоро».

Это обнадеживало. Безумно хотелось есть, рядом на холме, покрытым брусчаткой и деревьями, в ресторане жарили рыбу. Давилась слюной в отчаянии, понимая, что не допру туда свой чемодан.

Так просидела на улице часа два, потом подъехал миловидный мотоциклист и сказал, что у него ключи от моих апартаментов. Даже если бы он дал мне ключи от своих, я бы согласилась. Его звали Бенисиу, он тащил вверх мой чемодан, улыбался и рассказывал про окрестности и о том, как мне крупно повезло. Увидев, где буду жить, тоже решила, что мне повезло, и даже хотела пробить у него травки, но потом передумала, я же готовлюсь к полумарафону.

Проснулась в Alfama на улице S. Miguel, где растут три апельсиновых дерева, такие аккуратные, что вполне могли бы украсить собой Диснейленд. В маленькой студии с батареей, душем и кухней. Милый домик в самом сердце старого города.

Бом-бом-бом-бом. Песнь колокола не дает забыться на диване, гонит прочь, проникает со всех щелей. Церковь, площадь перед ней, каменные ступени, уходящие вверх к смотровой площадке, а затем к замку Святого Георгия, фотоаппараты и французская речь.

Дверь номер шесть. Нумерологическое дежавю.

Мой быт был прост в те дни. Просыпалась под уже описанный звон, в котором часу непонятно, и сразу делала апельсиновый фреш. Затем пробежка, после – бесцельное блуждание без карты. Если долго не выходила к дому, поднималась вверх до тех пор, пока не увижу свою церковь, а затем спускалась в нужном направлении.

В магазин ходила отдельно по другой дороге. Возвращаюсь однажды, вижу, как туристы обступили экскурсовода возле стены и рассматривают рисунки. Я в короткой пестрой шубе тащу пакет с апельсинами, так они с отвисшими челюстями провожали меня взглядом до двери, пока не скрылась за ней.

Паста с консервированным тунцом, овощи, сыр, темное пиво с фисташками, тосты, сладкие бисквиты и кексы. Ела я очень много, пока находилась дома. Отращивала свою шарообразную попу и другие не менее прелестные части тела. По возвращении из своего турне хотела поразить Хосе, чтоб он увидел принцессу, а не ее тень. Героически бегала через день, увеличивая время. Женихи поселились в моем телефоне и настойчиво выпытывали новый адрес, зазывая на свидание.

Помню мой первый ужин в том ресторанчике, который мне показал Бенисиу, эти пожилые люди кем-то ему приходятся. И я вернулась туда. Меню только на португальском, два стола со светлыми скатертями, за одним сидит португальский дедушка и смотрит португальские новости. За второй села я, но не сразу, не смогла, стояла на улице, курила и ждала, пока дожарится дорада в оливковом масле.

Однажды с мужем уже бегали по этим улицам, заглядывали в окна, но не заходили. А я всегда мечтала побывать в таком типичном месте – и вот! Трам-папам! Одиночество как явление для меня негативное старалась трансформировать в уединение. Первое для меня означает отсутствие кого-то, второе – наслаждение только своим обществом. Всему есть своя цена. Иногда она не прямая, в виде евро. Иногда некая сила обстоятельств отрывает от твоей жизни кусок, а ты уж сам разбирайся – «За что?».

Возвращаясь с того самого ужина, медленно, под зеленым вином, впитывая редкие звуки и запахи, услышала португальское Фаду (Fado [‘fadu]). «Ме-у Фаду, меу Фаду, ме-у Фаду-у…» – пела она и у нее это «у» так звенело. Прислонилась к стене переполненного ресторана с живой музыкой рядом с потрепанными мужиками. Словно сами моряки сошли на берег, чтоб услышать эту песнь. Словно она приманила их, как сирена. Мы стояли долго, окутанные пленом виноградных лоз и рыдающими аккордами. В этом они похожи на нас, русских, только мы поем «Выйду ночью в поле с конем…».

Первым приехал Маркус и ждал ниже церкви. Он пытался перехитрить меня и выследить, где живу, но у него ни черта не получилось. Знаменитый трамвай № 28 был пуст, приветлив и романтичен. «У тебя есть талончик?» – спросил немец. «Нет», – ответила я. А подумала: «И что, после этого он думает, что я ему дам?»

Почему с ним пошла? Мое чувство безопасности запрещает мне одной гулять по ночному городу, я из Ростова-на-Дону, мы пешком после заката не ходим.

И снова начались крыши, виды, огни и приятная запущенность. Добрались до Бару Альту – сумасшедшего смешения культур и стилей. В ресторане под названием Gandi Palace в бордовом оформлении соседствуют плитка Азулежу, фотокартины Тадж Махала, Колизея, Пизантской башни и статуи Будды. И все они вместе с елкой окутаны мерцанием гирлянд. И два мало знакомых человека, русская и немец, смешали португальский суп, испанскую сангрию с итальянской лазаньей под звуки Болливудского кино. В Лиссабоне все всегда чертовски перемешано и сделано это как-то по-португальски.

Возле моей двери мне долго пришлось препираться и сидеть со Стефаном на каменных ступенях. Но Бастилия не пала. Зашла домой нескоро после его ухода, сидела, смотрела на звезды и вслушивалась в ночь.

На следующее утро у меня настал день замедления, когда ем практически в постели и пью много фреша. Относительная бережность к телу вместе с занятием профилактикой. И леность.

Много писала о разводе в те дни, долго подбирала слова. Каждое из них казалось недостаточно сильным, чтобы максимально передать мои страдания.

В моей семье после четырех лет счастья наступил первый серьезный кризис. Точнее, сначала этот кризис начался у меня в голове. Прыгала на одной ноге, вторая была в бинтах, из нее росла какая-то штука, которую понадобилось вырезать два раза. Нервничала из-за уроков вождения в мороз, снегопад и гололед на «девятке» без переднего бампера.

Потеря интереса к семейному бизнесу. Построение сети независимых дистрибьюторов меня больше не привлекали. Секс тоже. Только набирающие обороты тренинги и эгоистичное «яканье». Сказала это, сказала то. Представляешь? Они заплакали, а потом хохотали. Придумала фразу про это и про то. Одна стена в нашей кухне состояла из белых пластиковых панелей, она вся была исписана моими цитатами, графиками роста бизнеса (мужу следовало бы позаботиться об этом) и цифрами, которые нам понадобятся, чтобы осуществить все запланированные мной путешествия. Рисовала зеленым маркером пальмы и наш будущий шалаш на Бали. Он говорил, что боится, что у нас ничего не получится, это слишком смелые цели.

Сутками до и после вождения на кухне вместо того, чтобы готовить, курила, просматривала отели, машины, маршруты, бронировала, покупала. И когда он приходил домой, встречала его не горячим ужином, а восторженными рассказами о том, как будет замечательно есть устриц в Аркашоне и устроить фотосет на дюне Пила.

Думала, что таким образом смогу все склеить. Но тебе не нужны были устрицы потом, ведь сейчас за тебя боролись, ублажая минетом и супом из шпината. А я боролась за себя, боролась с кризисом среднего возраста, который так рано постучался и обрушился не щадя. Ты бы тоже мог бороться вместе со мной за меня, но мы большие эгоисты, и в твоем случае, возможно, лучше поверить в душещипательную легенду о пятилетней любви.

Впереди – круиз по Адриатическому морю, и он действительно был, только не такой, как себе представляла. Думала, к нам вернется страсть, отдых даст новые силы и новые мечты, мы построим новые деловые планы на будущий год. Взяла с собой столько платьев, которые ты никогда раньше не видел. Но в самом красивом из них стояла одна на верхней палубе, сгибаясь под влажным ветром с бутылкой красного вина. Было уже около полуночи, весь лайнер бесновался на гала-ужине.

В этом есть определенная романтика: встать в самый неожиданный момент, взять со стола бутылку красного и направиться к лифту.

Рыдала очень громко, втайне надеясь, что кто-нибудь придет за мной и спасет. Мечтательное перекладывание ответственности. Но вопли заглушал рев шторма, меня жутко трясло от холода, а может, от всего сразу.

А в другом платье телесного цвета и таких же открытых босоножках на шпильке плавно выбирала позу, чтоб пообещать всю себя сразу. Слышала, как ты говоришь этой овце по телефону: «Котик, я соскучился…», но продолжала тебя соблазнять, твоя еще не бывшая жена. Хотя тем, кого разлюбили, положено отступить. Король умер! Да здравствует король!

Вторым приехал Пауло, которого впустила в честь его Дня рождения, хотя доподлинно неизвестно, паспорт не проверяла. Он заглядывал в мой холодильник и фотографировал, как делаю макияж, смотря в круглое зеркало напротив душа.

Мы вдвоем поехали в клуб, получше, чем тот, что был на Новый год. На пляже припарковали маленькую машинку и прошли по красной ковровой дорожке, которую обрамляли высокие тонкие факелы с живым огнем. Внутри было людно, через раз диджей сводил трек «Носа, носа»[40]40
  «Носа Носа» – (Nosa, Nosa) с исп. – Название популярной испанской песни.


[Закрыть], а девчонки в такт крутили задницами и фигурно притопывали.