Текст книги "4 года"

Саша Золочевская
4 года

© Саша Золочевская, текст, 2021

© Де'Либри, издание, оформление, 2022

Глава первая

Барселона

Конечно, я приехала на такси.

Хост встретил меня под дверью № 8. Не отрываясь от телефонного разговора, подмигнул вырезу на оранжевой кофточке (хотя из него особенно ничего не выглядывало). Округляя глаза, выдохнул: «Уф». Это уже относилось к моему чемодану. Русский парень помогал снимать его с ленты выдачи багажа со словами: «Едешь сюда, будто отсюда».

Дверцы, а затем решетку лифта открыл и закрыл консьерж.

– Говоришь по-английски?

– Да, конечно! Но я устала после перелета.

– Ах, аклиматизацьон.

На пятом этаже мы развернулись, «француз» предложил мне открыть дверцы и решетку на противоположной стороне, а сам выкатил большой красный чемодан, распрощался с кем-то на другом конце («Ciao, Ciao»[1]1
  Ciao – (прим. авт.) с итал. – Привет!


[Закрыть]) и достал ключ от моего нового жилища на три месяца.

Я заняла отдельную спальню со шкафом, картинами и книжными полками. На другом конце апартаментов в мое ведение поступил холодный зал с окнами во всю стену, балкон и вид на Саграда Фамилия. Антикварный стол, обдуваемый декабрьским ветром из щелей, стал «точкой сборки» на многие ночи.

Утром прислушалась к проявлению жизни вокруг. Выходить на кухню и коммуницировать не хотелось. Когда остаюсь наедине с собой, я «в домике». Нагая ем в постели. Накапливаю силы (а беседа на незнакомом языке – их расход).

Заболел живот. Что сказать? Взяла в руки тетрадь – несколько уроков английского от Дианы, те самые, что выручили летом в рыбацком районе. И, перелистнув страницу, по которой готовилась к встрече с Люком, написала: «На каком языке говорят твои родители?»

– Сегодня не думай о готовке. – Люк закинул несколько яблочных долек «в топку», машина загудела, добывая сок. – Ко мне придут друзья: две русские девушки и немец Виланд. Айри что-нибудь приготовит.

– Home party[2]2
  Home party – с англ. – Домашняя вечеринка.


[Закрыть]?

– Si[3]3
  Si – с исп. – Да.


[Закрыть].

– Ты знаешь, что я русский?

– Да ладно! Ты не произнес ни одного слова по-русски!

– Я русский еврей, родители эмигрировали в Париж из Одессы, потом переехали в Милан. Дома у меня говорили только на французском и итальянском.

– Хочешь – научу!

– Хм, не уверен. Сейчас изучаю иврит. Кроме того, знаю испанский, каталанский, португальский. Пауло Коэльо читал в оригинале.

– А я только начинаю говорить по-английски («И жить», – подумала, но не сказала).

– По пятницам надеваю шапку (он положил ладонь себе на темечко) и хожу в синагогу. В субботу занимаюсь йогой в своем кабинете, в воскресенье – йога-курсы outside[4]4
  Outside – с англ. – Снаружи, вовне, на открытом воздухе.


[Закрыть]. Также два раза в неделю – кино и встречи с друзьями в ресторане, еще бассейн, бег (тут он поставил передо мной стакан с соком и открыл холодильник). Мой диетолог рекомендовал особое питание (начал вытаскивать по очереди артишок, сельдерей, затем морковь и брокколи). Для тебя здесь «Гиннес» и фисташки.

– Предпочитаю не пить.

– Пару раз в месяц у меня командировки в Амстердам: дегустирую пиво для заказчика. Химический инжиниринг, мы создаем новые вкусы продуктов для других компаний: «Heineken», «Coca-Cola», «Danone», «Lays», «Dior»… Многое из того, что ты знаешь, прошло через нашу лабораторию (он открыл дверцу холодильника еще шире, как и мое сознание). Например, мы разработали холодные супы – гаспачо (указал на несколько цветных тетропакетов). А затем без гордости или хвастовства, как школьный учитель приоткрывает детям секреты планеты Земля, произнес: «Черничный йогурт!» И, дождавшись моей реакции, добавил: «Также – чипсы и духи. Пойдем, выберешь себе флакон».

Смиренно последовала за ним в свою спальню. На ручке белого шкафа громыхнула тяжелая табличка с надписью: «Think before you open!»[5]5
  «Think before you open!» – с англ. – «Подумай прежде, чем открыть».


[Закрыть]. Там хранились подушки, свежие тапочки из отелей с надписью Holland и те самые духи. Выбрала самый пряный аромат в треугольном заводском бутыльке и максимально дружелюбно поблагодарила моего 57-летнего друга. Дядька расцвел.

Гугл-карта подсказала второе удобство моей вписки – местоположение. Двухуровневая норка итальянца Федерико располагалась на расстоянии 15-минутной прогулки по Avinguda Diagonal[6]6
  Avinguda Diagonal – проспект Диагональ – одна из главных улиц Барселоны, пересекающая ее по диагонали.


[Закрыть].

В первый раз мы встретились с Феде летом на Carrer de Santa Clara[7]7
  Carrer de Santa Clara – улица Санта Клара в Барселонете, приморском районе Барселоны.


[Закрыть] в Барселонете.

– Стоит. Под фонарем. Смотри-ка, широкоплечий, кучерявый. – На четвертом этаже Игорек из Мукачево сидел на корточках и через железные прутья балкона разглядывал кандидата. – Напиши ему смс на испанском: «Si llegarás más tarde[8]8
  Si llegarás más tarde – с исп. – Если вы придете позже.


[Закрыть]… эээ».

– Зачем? – В крохотной жаркой гостиной в одной моей руке тряслась стопка с коньяком, в другой – тетрадка, раскрытая на уроке «Знакомство». На столе закуска – лимонные дольки, приправленные солью и растворимым кофе.

– Пиши дальше: «Me iré a la cita con los demás»[9]9
  Me iré a la cita con los demás – с исп. – Я пойду на встречу с другим.


[Закрыть].

– И что это означает?

– Если ты опоздаешь, уйду на свидание с другим.

– Пишу.

– Он!

Это благодаря Игорю я зарегистрировалась на «Мамбе» и, как следствие, шла на свидание. Это в его квартире на две недели снимала келью: открываешь дверь – и сразу ложишься на кровать. Двести евро, но зато море за углом.

Там в булочную я стартовала прямиком из душа, надевая что попалось под руку, порой без трусов. Там каждый день горели мусорные контейнеры. Из окон смело торчали кусты марихуаны. А старики, жившие за этими окнами, обтирали лица платками и твердили: «Mucho calor[10]10
  mucho calor – с исп. – Очень жарко!


[Закрыть]».

Игорь считал обычным делом, что кто-то истошно орал по ночам: «Please!!! Help!!![11]11
  Please!!! Help!!! – с анг. – Пожалуйста, помогите.


[Закрыть]»

«Наверное, его обокрали, возможно, немного порезали, – скучающим тоном говорил он. – Здесь случается, привыкнешь».

Ближе к утру, когда стихал гомон party и мотоциклетный шум, оживали жирные белые вороны. Крики этих тварей врывались сквозь стены, я боялась выйти из комнаты: а вдруг наш балкон облепила стая морских собак из порта, они гадят в цветочные горшки и гор-лаят «кау-кау-ау!!!!!!».

Я тужилась, пытаясь придумать закрученный сюжет. Девять друзей из Барселоны должны спасти мир от заговора масонов. Или: восемь разных судеб объединит девятая героиня. Писать не получалось, да еще зацикленность на разводе, который предстоял по возвращении 19 сентября.

Оставалось загорать и выписывать цитаты из книг. На пляже повсюду стояли таблички с просьбой не курить травку, но я все равно приносила из дома заготовленный легкий косяк, вжималась в песок и курила. Ближе к отелю «Парус» – неформальная зона без детей с ведерками. Парни, через одного в чем мать родила, и сиськи. Много сисек.

В один из дней позади расположилась пара. Они читали книги в тени полосатого зонтика. Может быть, им за 50, а скорее, за 60. Меня необъяснимо притягивали некоторые взрослые женщины. Кожа уже не та, лицо, шея, руки покрыты глубокими морщинами. Но сколько в них жизни! Внутренней красоты, магнетизма. Сумасшедшая харизма! Хочется подойти и познакомиться, впитывать длинные истории, учиться, дружить, просто находиться рядом. Слушать, как она зачитывает вслух отдельные отрывки, и смеяться вместе с ней. Называю таких «Софи Лорен». Великие женщины. Муж спрятал половину лица за раскрытой книгой, а над ней водил глазами вправо-влево, влево-вправо. Тик-так, тик-так.

Игорек иногда делился неприглядностью эмигрантской жизни. Рассказывал, как попытался подружиться с соседями, взял ведро с тряпкой и вручную на карачках вымыл все четыре площадки с лестницей. Стоит потом на балконе довольный, курит, а внизу собираются люди и кричат: «Вызовите скорую!» Одна бабушка поскользнулась и что-то сломала.

А однажды Игорь вышел из комнаты с каким-то гвоздодером в руках. «Это крюк, которым снимают магниты с вещей в примерочной». Реакции не последовало, но внутри меня клокотало негодование, внутреннее чувство справедливости, противостояние осознанному воровству.

Барселонета многому меня научила. Там, в свои 28, я стала старше.

В память навсегда впечатались не только свист горячих испанцев из бара: «Hola, Guapa!!!»[12]12
  Hola, Guapa – с исп. – Привет, Красотка!


[Закрыть], но и рыдание матери над сыном, которого сбил мотоциклист напротив моего подъезда: «El niño!!!»[13]13
  El niño – с исп. – Мальчик! (Сынок!)


[Закрыть]. Нет меж нами никакой разницы, у нас у всех общие радости и общая боль, мы все хотим жить. И не стареть.

В пляжном баре нам принесли ледяной кувшин «Es Sangre del Diablo!» (исп. «Это кровь дьявола!»), за изобретение которой по легенде сожгли на костре итальянского солдата Хелио Габала. Сожгли, конечно, не по легенде, но испанцам милее версия о том, что первыми сангрию придумали крестьяне в Ла-Риоха с не менее кровавой историей.

Напиваться на первом свидании – моя традиция. Нет, не на том свидании, когда ты думаешь: «Пойду поем». А на том, когда флюиды ракетницами взлетают вверх и тлеющими искрами оседают в радиусе десяти метров, когда очень-очень хочется переспать.

Федерико спрашивал меня, почему хожу на носочках.

Я из тех, кто репетирует свой выход. Мысленно. Самое важное – хорошо вступить: улыбка, поза, жесты, первые фразы. Ты, как гамельнский дудочник, ведешь за собой «зрителя».

Итальянец стоит под фонарем, из подъезда напротив должна выпорхнуть я в маленьком бежевом платье и прозрачных силиконовых сандалиях. И почему бы не на носочках?

Ветер трепал лоскуты матерчатой крыши. Официант складывал белые стулья вертикальными башнями. На дне стеклянного кувшина покоились мятые окрашенные вином дольки апельсинов и зеленых яблок. Вокруг становилось все меньше и меньше пластиковых стульев. Последним посетителям бара пора покидать насиженные места. Переходить на новый этап. Долгожданный поцелуй у кромки кучерявого прибоя. И мы бы растворились друг в друге прямо там, если бы не свет фар машины для очистки песка. Затем на время нас приютила ярко освещенная набережная с длинными рядами пустующих лавочек. До тех пор, пока мой желтый клатч в бабочках не схватил «марокканский» воришка. Совсем мальчишка. Догнать его не составило труда, и ребенок отшвырнул в сторону добычу, даже не успев достать телефон.

«Марокканцами» условно называли всех темнокожих длинноногих парней. Днем они торговали сувенирами и фейковыми сумками, разложив их на белых простынях практически во всех туристических точках. Главное – открытое пространство. По приезду полиции они хватали четыре конца простыни так, что та мгновенно складывалась со всем содержимым, и исчезали на улицах быстро и скачкообразно. Каждый со своим белым мешком за спиной. У подножья холма Монтжуик вокруг Национального дворца они предлагали воду и пиво. Ночью, курсируя на велосипедах вдоль моря, снабжали прохожих наркотиками.

Наше знакомство не омрачилось кражей, потому что Федерико целуется с открытыми глазами (какой ужас).

Его скорбно сдвинутые брови разгладились, когда напомнила, что живу не одна. Романтичная киношность – подниматься по лестнице в спальню. Ну как «спальню»: кровать, комод и дверь во второй санузел.

Кристина – рыцарь. Он просыпается в ней и спасает свидания от неловких моментов. Дает подсказки. «Где у тебя душ?».

Мы прожили дней пять, наверное.

Слово «муж» снова стало для меня чужим, далеким и непонятным, как японский иероглиф.

– Видишь? Во-он там море. – Феде одной рукой обнимал меня, второй указывал на пространство между домов.

– Это небо!

– Не-ет, это море, смотри!

На террасе стояли кадки, фикусы и пальмы, потрепанные солнцем. Они просили влаги и новой земли. А еще стол. За столом мы. На завтрак сыр, хамон и белое вино.

– Какие у тебя планы на день? – спрашивает Феде.

Три дня до отъезда, Carrer Arago[14]14
  Carrer Arago – с исп. – Улица Араго в Барселоне.


[Закрыть], пришло твое время.

– Я пойду в музей Тапиеса.

– Tapas?

– No, tapas[15]15
  No, tapas – с исп. – Нет, тапас (в Испании любая закуска, подаваемая в баре к пиву или вину).


[Закрыть]! – смеюсь я. – He is artist[16]16
  He is artist – с анг. – Он художник (артист).


[Закрыть] Антони Тапиес.

Второй раз встречалась с ним сегодня для декабрьского ланча на пересечении Tusset and Trav. de Gracia[17]17
  Tusset and Trav. de Gracia – с исп. – Улицы в Барселоне: Туссет и Траверсида де Грасия.


[Закрыть]. Федерико гораздо лучше говорил по-русски, гладко выбрит и стильно одет. Новая оправа Prada не сочеталась с коричневой полуспортивной обувью. Эти «тапки» были на нем и летом на нашем первом свидании. Заметила седые волосы. Рано. Кажется, ему 35. Он не любит, когда трогают его шевелюру. Странно такое не любить.

Все это время во мне жила благодарность и память о тех чудесных днях – с пастой, вином и старыми комедиями его родины. Он свалился, возможно, с небес в самый нужный момент и вдохнул жизнь в мое костлявое истерзанное стрессом тело.

Camarero бежал в сторону барной стойки и кричал: "Cappuccino!!! " Да, хочу капучино, а не «cafe con leche»[18]18
  cafe con leche – с исп. – Кофе с молоком.


[Закрыть]!

Федерико моргал и задавал вопросы о моей жизни в Барселоне. Отвечала на невнятном английском, причмокивала, мычала и незаметно потела. Разговор не клеился, блюда казались невкусными. Иногда он ревновал: «Этот твой друг знает русский?»

Почему кто-то должен говорить по-русски? Я что, такая тупая? Когда у меня есть мотивация, стремлюсь против течения, сражаюсь, совершаю подвиги!

После ланча направилась в солярий на Universidad[19]19
  Universidad – с исп. (площадь) – Университет.


[Закрыть].

Он стал рядом со мной в вагоне метро, достал скрипку и под фонограмму заиграл Вивальди «Времена года». Кажется, это был «Февраль». Звук неизбежно слился с настроением. Кинула в стакан пятьдесят центов и через остановку вышла.

Виланд, Наталья и Айри пришли с тортиком и авокадо. Добавив это к нашим запасам еды, накрыли полноценную поляну.

Айри – натуральная блондинка из Риги, «тонко настроенный» дизайнер одежды. Мечтала о подиумах уже упомянутого испанского города и о любви 42-летнего итальянца. Беда в том, что он не осознавал свое счастье в виде Айри. Возможно, Люк был не прочь (о, как он вертелся с красными щеками и задором возле ее круглой попы, пока она доставала из банки анчоусы).

Потом мы с ней сбежали от всех в его кабинет – покурить и посплетничать. Айри вольно открывала окна: «Ничего страшного. Проветрит». Комната наполнялась дымом от красного «Мальборо» за 4,25, а она показывала маленькие пальчики, которые могли рисовать, шить, лепить, но никак не крутить папиросную бумагу с табаком.

В малом кабинете мы устроили раздевалку, там стоял только раскладной стол, закрывающий почти весь периметр, еще Айрин раскрашенный эльфами чемодан и груда платьев для показа. Она выгибала русые брови, зажимая губами английские булавки и всегда находила, что еще можно подколоть. В зале с эркером и камином я дефилировала под общие аплодисменты.

Не раз пускала слюнки на этот камин, когда сидела за антикварным столом в ста одной одежке в обнимку с маленькой тепловой дулкой. В дни без гостей мою мечту загораживала сушилка с трусами и рубашками, а Люк в ответ на мой вопрошающий взгляд щелкал языком и говорил: «This doesn’t work»[20]20
  This doesn’t work – с англ. – Это не работает.


[Закрыть].

Во всем облике, фигуре и лице Виланда читалось: немец. В этом никто не смог бы сомневаться, настолько его образ отпечатывался в голове единственным, что помню из школьной программы, – De Bundes Republik Deichland[21]21
  De Bundes Republik Deichland – с нем. – Федеративная Республика Германии.


[Закрыть]. Он через предложение говорил: «Поехали ко мне в Германию, а у нас в Германии…». На что все по очереди вежливо отвечали ему: «Как-нибудь в другой раз…»

Стройный, медленно стареющий Виланд предпочитал женщин с выдающимся бюстом и хорошей каталонской родословной, именно такое фото хранилось в его телефоне, причем не понятно, он грезил об этой особе или спал с ней.

Наташа – дочь учительницы английского языка. Раньше я не дружила с такими девочками, решила не начинать.

Легкое party, к счастью, непроизвольно завершилось, меня просили не говорить по-русски, но долгие чужеземные беседы утомляли. Гости дружно вышли, чтобы закончить в баре, а я спустилась посмотреть машину Виланда.

Прежде чем Люк ушел спать, у нас состоялся эпический диалог.

– Как тебе мой друг?

– Nice car[22]22
  Nice car – с англ. – Хорошая машина!


[Закрыть].

Мне приснилось продолжение свидания с Федерико. Телевизор бесшумно проецировал на стены черно-белые спектакли, мы разложили диван и валялись без простыней. Он говорил по-русски без акцента, повторяя любовные пассы моего бывшего мужа. Кипящий компот с плодами удовольствия и неприязни. Отстранялась: «Прекрати, говори на английском!». Но он смеялся и не прекращал.

За стеной храпел Люк. До рассвета часа три. Его ночной ритуал хождения в туалет и на кухню за йогуртом со злаками в маленьких бутылочках уже завершен. Это значит, что мое бодрствование будет не замечено и я не услышу в очередной раз о дороговизне электричества. Накинула шубку на махровый банный халат и, освещая путь телефоном, пошла через длинный коридор в зал, чтобы выйти на единственный малюсенький балкончик, а потом вернуться под одеяло.

В канун 2013 года Одноклассники пестрили информацией о грядущем конце света, пришлось изменить статус на своей странице, поддерживая всеобщую истерию: «Не могу умереть, купила сумку от Хуго Босс». Да, я сделала себе подарок, а еще был клатч от Иванка Трамп, ботфорты от Калвин Кляйн, три блузки, жакет из пайеток и кожаные лосины.

Наличие собственных карманных денег и хорошей одежды поднимало мою «цену» среди женихов Европы. Накопления на дебетовой карте и ежемесячные алименты по договоренности грели разорванное в клочья сердце. Остаться в России, купить в кредит машину с коробкой «автомат», снять квартиру и работать тренером по продажам – это план «А». Организовать собственный бизнес – план «Б», но ноющие желания снова привели меня в Барселону, где был только один план.

Озадачила Феде просьбой распечатать некоторые страницы моей будущей книги и вечером пошла забирать их. «Давай просто выпьем кофе», – предложил он.

И вот мы за кухонной стойкой сидим на высоких стульях напротив друг друга макбук к макбуку. Он ковыряет прыщик на лбу и нервно стучит по клавиатуре. Тоже не отстаю в стучании, зачем-то описываю воображаемый сеанс у психоаналитика. А мое розовое белье с черным кружевом тянет вверх по лестнице в спальню.

На кровати заняла благородную позу, но вместо того, чтобы наслаждаться зрелищем, Феде открыл дверь в санузел и изучал в отражении свой зад. Потом спину. Напрягал бицепсы. Похоже, его беспокоила подступающая полнота.

Зима плохо действовала на итальянца, четыре месяца назад со мной был другой человек. Взяла с собой косметику, зубную щетку, белье с леопардовым принтом. Думала, выйду на улицу через два дня. Но возвращалась к своему Люку, по пути заходя в магазины. С увеличением количества бумажных пакетов прирастала моя самооценка. Шоппинг, как и секс, отлично разгоняет женскую грусть.

А в основном Люк корил меня за то, что часто остаюсь дома. Заходил в зал и спрашивал: «Сколько сегодня написала?»

Да откуда я знаю? Топчусь по одним и тем же предложениям. Может, из этого вообще ничего не выйдет! Время, которое хочется провести наедине с собой. Отмазка, чтобы меня никто не трогал. Занята делом – ясно?! А еще по ночам курю папиросы и смотрю сериал «Секс в большом городе».

Так появился Керро. Молодой каталонец девятнадцати лет. Смирный, учит русский, хочет работать в России и жалуется, что в Испании кризис. Что жизнь здесь не так уж и хороша, как кажется туристам. А из Москвы приезжают богатые люди.

Он DJ, кстати, играл в «Парусе» и обещал мне проходку. Керро разбирается в технике, мог бы быть звукорежиссером, оператором на радио или телевидении. Рассказывал, что жил в столице какое-то время. Не зацепился, даже каучсерфинг не предложили. Зачем-то зазывал к родителям на Новый год. Разъясняла ему, что, мол, чувак, я с юга, до Москвы далеко, и там мало кого знаю. Тогда он клал руку мне на колено и расспрашивал о Ростове-на-Дону: сколько жителей, сколько ночных клубов, какой гонорар у диджеев.

Так вот каково это чувство? Теперь понимаю мужчин, когда они видят в женщине надежду: ты – мой билетик в счастливую жизнь!

Но я приехала сюда БРАТЬ, и делится в мои планы не входило. У него была двухместная серая «Бешка» с откидным верхом. А у меня – желание посетить Монсеррат.

«Золотой пилой ангелочки распилили эти скалы,

чтобы построить Тебе дворец» (с)

Договорились о том, что утром в субботу еще раз приедем на Монсеррат: послушать орган и подняться на гору. Я, как «ленивое мудло», проспала.

Наверх вели ступени, высеченные в скале. Навстречу нам спускались люди с палками в касках и наколенниках, а я – в шубе, платье и ботинках. Мой парень в черных туфлях и классическом костюме даже не предполагал «восхождение». Мы все улыбались и здоровались: «Hola!»

Керро прижимался к правому краю. Втягивал голову в плечи. Тяжело дышал и просил повернуть назад. То ли действительно у него была астма, то ли просто боялся высоты. А я говорила: «Давай вперед, мы не успеем до заката!»

Узкие каменные ступени разного размера закручивались вокруг скалы, как винтовая лестница, кое-где стояла ограда из деревянных палок, кое-где ее не было. Не такая уж я и crazy[23]23
  crazy – с англ. – Сумасшедшая.


[Закрыть], на самом деле у меня все под контролем: наступала четко посередине ровной стопой, ставила вторую ногу рядом, фиксировала свое положение и только потом смотрела по сторонам. Не размахивала руками, не делала резких движений. Прикидывала, сколько времени осталось до захода солнца и сколько нужно, чтоб спуститься в сумерках, до наступления полной темноты. Я перестала фотографировать. Керро ныл.

По пути пыталась понять разницу между испанским и каталанским, приставая к парню с вопросами: «How to say[24]24
  How to say – с англ. – Как сказать?


[Закрыть]: хочу спеть песню, люблю горы, какие в Испании ты знаешь горы и т. д.»

Люди спускались и спускались, а мы все поднимались и поднимались.

После очередного дружеского предупреждения о том, что нас в любом случае скоро развернут, еще немного поднялись и пошли вниз.

Очередное сожаление – не дошла сто метров.

Хочется доесть, допить, докурить, долюбить, досмотреть, догулять… В следующий раз.

Я лохушка – проспала орган и не поднялась на Монсеррат.

Чтобы всегда хотелось вернуться.

Что ты чувствуешь, когда видишь подсвеченную статую распятого Иисуса в монастыре Монсеррат? О чем просишь Ла-Моренету, прикасаясь к ее пальцам?

Слушая молитву на каталанском языке через установленные по периметру динамики? Чувствуешь здесь присутствие Бога?

Голос молящегося священника звучал торжественно и трагично. Впала в транс. Поплыли картины из моей первой курсовой работы на историческом факультете. Писала о причинах и последствиях инквизиции в Западной Европе. Цитировала «Молот ведьм» и Вальтера Скотта. Меня бы точно сожгли в младенчестве. Одни только россыпи родинок – уже достаточная причина. А про форму черепа с рожками (под прической) вообще молчу.

Какой бы ты была, Испания, если бы не уничтожила своих очаровательных женщин?

Впереди пожилой мужчина громким шепотом заполнял паузы ведущей молитвы из динамиков. И они вместе четко следовали друг за другом, будто радийное интервью. Не только молящийся слышит молитву, но и ведущий молитву слышит молящегося.

Никогда не ходите в церковь с теми, кому это неинтересно. Пока вы беседуете с Богом, проникаетесь историей, хотите запечатлеть этот особенный момент на бумаге, вас просто ждут. Ждут, пока вы закончите.

Каждый колокол звучит по-разному, у каждой церкви своя будоражащая песнь.

Господи, ты рад, что я пришла к тебе после заката в Монсеррат?

Для пробежки по вечернему городу вышли маленький «старикан» 57 лет в салатовых шортах и длинноногая девица в черных лосинах. Я в голубых китайских кроссовках на размер больше рванула с места, а Люк резко затормозил, и моя конструкция забавно налетела на его спину. «Follow me»[25]25
  Follow me – с англ. – Следуй за мной.


[Закрыть], – сказал он и махнул рукой.

Забежали на парковку и поздоровались с работниками за стеклом. Потом навестили парк с собранием заводчиков редких собачек, поздоровались и наматывали там круги. Люк повернулся боком и начал скакать приставными шагами, я за ним, затем следующие полкруга другим боком.

Когда мне заметно надоели одни и те же декорации, мы еще раз приставными шагами обогнули фонтан и выпорхнули из ворот парка.

В Испании приобрела привычку кивать машинам, когда они уступают дорогу, и показывать им предупредительные жесты о том, что пересекаю ее.

Мы переместились в короткий освещенный проулок уже без транспорта и устроили там спринт-марафон.

– Ты все время вспоминаешь бывшего мужа. И на первой же встрече говоришь, что развелась. Это неправильно. Сейчас, в данный момент, ты одна?

– Да, абсолютно.

– Тогда при чем здесь бывший муж? Меня зовут Люк, тебя Кристина, ты single[26]26
  Single – с англ. – Один.


[Закрыть] и I am single[27]27
  I am single – с англ. – Я одинок (один, без пары).


[Закрыть].

Все это очень мило, но такая перспектива с семейным положением надолго меня не устраивала.

5 сентября он подмигнул мне на сайте знакомств, именно в этот день я покидала Барселону (возвращалась в Россию для развода).

Тогда до рейса Барселона-Киев оставалось сорок минут.

В очереди на регистрацию во мне прорастал баобаб, превращая ноги в крепкий ствол. Его корни разламывали мраморный пол, спускаясь этаж за этажом, минуя парковку, с жадностью входили в землю. «Пик-пик», – дернулся телефон, но я не спешила смотреть, а вдруг это Llamaya movil[28]28
  Llamaya movil – испанская мобильная сеть.


[Закрыть].

– Hola!

– Hola! Por favor, una café solo[29]29
  Hola! Por favor, una café solo – с исп. – Привет! Пожалуйста, один эспрессо.


[Закрыть].

«… ya tebya dumaiu…» – сообщило смс от Федерико.

Когда прилетела в донецкий аэропорт, меня встретил тот же таксист, что и при вылете. По его словам, в первый раз выглядела так, будто хотела повеситься в этой Барселоне. А сейчас – засияла. Его заинтересовало, что же за изменения со мной произошли за столь короткий срок.

Отношения с Феде и Испания меня перезарядили. Но я решила не покидать бывшее семейное гнездо так рано. Продолжила работать тренером. С напарницей Дианой колесили от Ставрополя до Петербурга, у каждой было по два увесистых фирменных чемодана с косметикой класса «люкс», и на ее основе мы прививали навыки успешных презентаций перед публикой.

Российские автовокзалы отличаются труднодоступностью выхода на перрон, но понимаешь это, только оказавшись перед длинной лестницей, уходящей вниз, одна с этими же двумя чемоданами, сверху каждого по сумке, еще отдельно ноутбук, дамская ручная и стенд в упаковке. Как в песне: «Я маленькая лошадка, тащу свою большую повозку с того на этот берег».

Все встречающие-ожидающие взволнованно смотрят, кто-то полез за телефоном в надежде «взорвать» ютьюб.

В этот момент истины объявляют, что посадка на мой поезд заканчивается, и мне нужно не просто бежать, а телепортироваться. Кричала с лестницы, чтоб не собирали подножку, как только увидела единственный вагон, где она еще стояла. Излюбленная писателями и поэтами-песенниками фраза «вскочить на подножку уходящего поезда» обретала сакральный смысл.

Диана тоже отличилась: перепутала платформу, потом пробиралась к нужной через рельсы и заскочила в ближайший к ней вагон на такую же последнюю спасительную лесенку. С криком «Подождите!». А потом продиралась по узким коридорам до своего места, хлопая межтамбурными дверями.

Эта рабочая поездка в Пятигорск в плацкартном вагоне запомнилась надорванным животом, пассажирами и проводником, который хотел ссадить нас в Кисловодске из-за опечатки в билете моей напарницы (ее муж помогал заказывать билеты и забыл, что у них разные фамилии).

Плохо спала, имея привычку отключаться от действительности только в самолете или машине. В три часа ночи загорелся свет, давая возможность собраться перед большой станцией. Как и положено в плацкарте, сильно воняло носками, дошираком и сигаретным дымом, последнее самое приятное.

Напротив проснулась бабушка, настоящая милая русская бабушка (таких помещали в сказки нашего детства), в белом платочке. Она села и зашуршала полиэтиленовым мешочком, который прятался под одеждой и привязывался к веревочке на шее. Затем отвернулась к окну и, не участвуя в общей возне соседей, прикрыв глаза, зашептала молитву.

И я закрыла глаза и погрузилась в эти едва различимые слова. Они напомнили мне первые два класса школы в санатории для туберкулезников на Черном море. Не то что бы я была по-настоящему больной, там были разные дети, в том числе и сироты. Все шло к развалу СССР, и мой терапевт сказала, что это последняя бесплатная путевка, и она жизненно мне необходима. Я чахла, усыхала и чернела от печали, никогда не видя, что мои родители счастливы друг с другом.

Отчетливо помню, что тогда мне семилетней в руки попал листочек с напечатанной молитвой «Отче наш», и он стал моим проводником в мир веры и надежды. Просила у Бога, чтобы мама приезжала почаще. И брата не убили на войне.

О чем она молилась?

Просто выполняла ежедневный ритуал?

Просила за сына, внуков? Нас, двух девчонок с огромным багажом? За мир во всем мире?

В левое ухо вливались слова: «И ныне, и присно, и во веки веков…», а в правое ворвалась через коридор нестройная песня: «Ты ж меня пидманула, ты ж меня пидвела, ты ж меня молодого с ума-разума свела». Это пели мужики, разомлев от съеденного «Доширака» (бабушка говорила, что они уже неделю едут из Тынды – неизвестные мне люди неизвестной национальности, говорящие между собой на абсолютно незнакомом языке. «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек! Я другой такой страны не знаю…»).

Список остановок возле купе проводника был огромен и изобиловал трудно читаемыми сочетаниями букв. Мы с Дианой тыкали в него пальцем, находя все новые и новые непроизносимые названия населенных пунктов нашей необъятной Родины, и хохотали: Тыя, Мыя, Жыя, Дыждрынкое…

В тот момент во мне стало зарождаться ноющее желание посмотреть Россию, перед глазами плыла географическая карта: Байкал, Алтай, Камчатка, Енисей…

Вот так на поезде, обязательно в плацкарте. Несмотря на все его минусы, есть в нем великая прелесть, близость людей и их историй. И за это я готова платить отсутствием комфорта.

Когда-то лежала на резиновой кровати в пустой, не своей комнате с высоким потолком. В прихожей – сумки и чемоданы с вещами. Через день покину дом, где прожила ровно четыре года. Это какой-то кармический круг: познакомиться и развестись в один и тот же день – 19 сентября.

Дом, где любила, работала, накапливала мебель, где вышла замуж и развелась. Уже сменились домашние животные, висели картины и фотографии… здесь хранила свой букет невесты из оранжевых роз и узкое кремовое свадебное платье. Дом, где было все по-моему, по-твоему и по-кошкински, а сейчас – голые стены с изъянами, нет даже штор. Продала все за несколько месяцев на интернет-барахолке. Все, и даже рушник для каравая, с которым по русской традиции встречала свекровь. Продала много другого невероятного добра по сходной цене. Азартно сохраняла телефоны, не жалела упаковки, делала скидки за объем и всегда улыбалась. Многие приезжали ко мне по четыре раза.

Помню девушку, ее привела с собой на необычный шоппинг моя постоянная клиентка. Как она задумчиво бродила, рассматривая разбросанные вокруг предметы: «Как так можно всю свою жизнь продавать? О боже, жить, а потом раз и все продать. Всю свою жизнь». Я не ответила ей: «Жизнь – это мы! Это я, нагая, с кишками и сердцем, и мне ничем не поможет ваза или тумба для обуви, кроме вырученных за них денег, чтоб купить билет на самолет».

Жажда перемещения по карте мира превышала все допустимые нормы, спасла, зашила мои раны.

Смотрю в потолок и не верю, что скоро отпущу прошлое, что изматывало многие месяцы удушливыми приступами. Казалось, мои внутренности находятся в неисправной «мясорубке», застряли между ножами, красный густой сок стекает по стенкам, машина гудит.