Текст книги "4 года"

«Да, наверное…»

«События 2010.

Париж. Октябрь. Холодно. Мы нагло пронесли в куртке чекушку ямайского рома. В бистро оказалось гораздо больше людей, чем на смотровой площадке, и к огромному удовольствию мы с разрешения присоседились к колоритной паре: сероглазый француз и высокая латиноамериканка с двумя чемоданами. Француз был полон художественного очарования: шарф, пиджак – все напоминало о его глазах и осеннем небе. Он уверял, что нужно три года, чтоб посмотреть Париж. Она была заокеанским чудом и делала вид, что не понимает, слегка улыбаясь уголками губ. Темный и отсутствующий взгляд скользил по нашим лицам. Телевизионщик и модель. Так романтично, он привез ее на Эйфелеву башню еще раз взглянуть на Париж с высоты птичьего полета и проститься с городом, но я знаю, с кем на самом деле она прощалась. В ночных кошмарах бразильская модель ищет ускользающего от нее человека».

Мы с Дианой пришли на шоу в разное время. Я, конечно же, опоздала и привела с собой целый отряд заблудившихся зрителей. Подруга сканировала многоярусный зал и в разгар событий, когда в центре арены индейцы на лошадях вперемешку с гигантским Чипом (или Дейлом) скакали под музыку, пошла ко мне, ее осветил прожектор. (Не через сцену, как вы подумали.) Далее, как в индийском кино: я побежала ей навстречу, также озаряемая белым светом, третий луч вспыхнул над ряженным эмси, который спешил слиться с нами в дружеских объятиях под гром восторженных аплодисментов.

На улице дети и взрослые воспринимали нас как аниматоров. Обступали, фотографировались и клянчили шапки, которые нам раздали внутри. Ну да, если сравнить наш внешний вид с обычными посетителями, то мы действительно похожи на аниматоров, причем вечернего времени суток.

К нам подошел большой дядька в белой футболке и представился: «Я был вождем индейцев на шоу!», потом сфоткался с нами на свой телефон. «Ешкин кот, кто из нас звезда?»

Мы (с нами еще был муж Дианы) зачем-то осели в уличном караоке, хотя никто из нас троих не мог петь, мы умели только пить. И когда многонациональная компания молоденьких парней, которых в целом мы обозначили как французов, затянули сладкую песню на языке Гюго и Бальзака, сказала Диане, что не прощу себе, если не выступлю с ними.

После моего легкого гоу-гоу самый симпатичный (страшно подумать, насколько он младше меня) опустился на одно колено, взял мою руку в свою и снова запел. А за столиками скандировали «baiser!!!! baiser!!!!![57]57
  Baiser!!!! Baiser – с франц. – Поцелуй! (как у нас «горько!»)


[Закрыть]».

Два выступления за один вечер однако…

Это карма, талант или идиотизм всегда оказываться в центре событий?

Та же троица, не умеющая петь, шумно возвращалась в отель. Как это – шумно? Например, мы обнимали всех охранников, встреченных на пути, пытались разговаривать с ними о жизни и предлагали выпить. Потом, когда поравнялись с длинным бассейном и отель был в прямой видимости, во всю глотку заорали песню: «На поле танки грохотали… солдаты шли в последний бой…»

Возле входа в свой отель встретили двоих таких же пьяных русских из Екатеринбурга. Конечно, мы сели вместе, где-то нашелся белый круглый столик и коньяк. Когда, казалось, до рассвета оставалось совсем немного, наша провизия подошла к концу. Но дождаться солнца – это важно. Если начал пить, гуляй до утра! У парня из соседнего отеля в номере есть еще одна бутылка. А Диана сказала, что вчера в это же время в ресторане горел свет и там уже был накрыт завтрак. Мы разошлись. Девочки пошли за соком.

В коридоре на нашем пути возник глобус метра два с половиной в диаметре. Цветной, яркий. Мощное деревянное кольцо опоясывало экватор, усыпанный миниатюрными изображениями флагов, гор, животных, лодок с надутыми парусами… И там в одном из океанов пролетала зеленая рыба, потому что плавники ее схожи с крыльями.

Давно смирилась с тем, что сильно и страстно, с той самой вдохновленностью, о которой твердят голливудские кинозвезды из мотивирующих видеороликов, живу только в путешествиях.

Между путешествиями – существование.

Если не чувствую, что плыву, начинаю тухнуть и портить жизнь всем окружающим меня людям, распространяя флюиды глубокого отчаяния.

Я точно не речная рыба.

– Юра, слышишь?

– Да!

– Видишь вязаную кофту на мне? Я посчитала, что связала ее десять лет назад.

– А я думал, ты ее вязала десять лет.

– Нее, ты че? Я что совсем, что ли?! Я или делаю, или не делаю.

– Согласна, с книгой затянула. Да и книга не жилетка!

У меня есть свое определение настоящих друзей: твой друг – это человек, к которому можно зайти домой и открыть холодильник.

Я любила тренинги. Это как с продажами.

Ради денег можно заниматься всем, чем угодно, а продажи – это особая мания. Полная вовлеченность. И вот. Я снова у разбитого корыта, причем по собственному желанию. Эта удивительная черта: глубоко засадить себя в странную ситуацию, а потом искать из нее выход. И ждать спасения.

Ждала, когда балкон опустеет и Стас останется один. Он молчал, подкуривая одну за другой тонкие и короткие сигареты. В нем закипала злость, он краснел и старался не трястись, репетируя длинный эмоционально мощный монолог о том, что разочарован и более не намерен убеждать меня в том, что впереди успех, миллионы и большая сцена. Он обвинял меня в недальновидности, лени и предательстве общей мечты. Килотонны ярости обрушивались на мои блондинистые кудри и не заходили в голову.

На собрании учредителей Стас назвал меня по имени и отчеству (!), тоном, будто удаляет из своей жизни ненужного человека. Все посмотрели на меня, ожидая аргументированный отпор, но услышали только снисходительный смех. Стас практически зарычал, рухнул на стул и распорядился сменить замок. Засмеялась еще раз. А что я должна делать? Бросаться и собирать канцтовары, которые пакетами привозила из дома, чтобы сократить расходы? Забирать кружку, разыскивать флэшки, снимать со стены дипломы? Подошла к подоконнику. В углу по фен-шую на бордовой бумажной салфетке лежала горка железной мелочи и одна неизвестная купюра, что некогда внесла я. Несмотря на мой блистательный вид, каждый рубль имел для меня значение, и купюра исчезла вместе со мной, непонятая, неразгаданная.

Сижу на балконе в своих съемных апартаментах, о которых Юра шутил: «Тебе здесь не тесно?», намекая на размеры не по карману. Запиваю слезы кофе и опустошаю пачку сигарет. На дебетовой карте тысяча рублей (кредитками тогда не пользовалась). Договор аренды закончился, и в эту последнюю ночь мне пора собирать чемоданы. Не думаю о новой работе и о том, что всегда могу вернуться в родительский дом. Ищу зеленую лампочку и очень-очень хочу куда-нибудь улететь.

Просила: «Господи, пусть случится чудо, разве я не достойна? Разве так не бывает?»

Попеременно с мольбами к Всевышнему проводила самокоучинг: «Чего хочу, куда, зачем?». Выходило, что просто улететь в другую страну. Я так давно ничего не писала… все равно куда, хотя бы на месяц… Сколько длились мои воззвания – час, два, не помню. А потом, как в кино, вовремя зазвонил телефон, на экране написано: «Victor Barcelona».

Это было во время зимовки, когда встречала 2013 год. Тот сайт знакомств летом подарил мне первый роман с иностранцем, потом в декабре, разочарованная, нашла там аргентинца Хосе и Виктора из Украины. Мы переписывались в скайпе и вотсапе часами, ему нравилось читать мои ночные творения и морально участвовать в моей незатейливой жизни. Каждый вечер он ужинал в ресторане и звал меня. Я не приезжала. В общем, это был интеллектуальный чат.

– Шо, думала, не может быть?

– Ага!

– Где ты ща?

– В жопе!

– В Раше, что ли?

– Да.

– То есть, я так понимаю, ты легка на подъем?

– Как никогда!

– Да, вспоминал недавно твои таланты. Ты мне нужна, я в траблах, даже билет забронировать времени нет.

– Иии?

– Короче, в Китай лечу, и мне не кайф одному, первый раз тем более.

– Любой каприз за ваши деньги!

– Хе-хе, почта та же?

– Угу.

– Скинь данные паспорта, переведу тебе бабки для визы, ща еще скину карту и пин, купишь потом билеты на нас.

– Ого, круто! Спасибо! Как ты вовремя появился!

– А ты шо думала – не появлюсь? Хе-хе… Ты ж всегда в тайне надеешься, что кто-нибудь придет за тобой и спасет.

Стою в отделении банка, подаю девушке паспорт со словами: «Мне нужно получить денежный перевод» и волнуюсь, потому что никакой другой информации по этому поводу выдать не могу. Затем расписываюсь на бланке и украдкой смотрю вверх листа, чтоб, наконец, увидеть настоящее имя, фамилию и адрес моего благодетеля. Служащая с подозрением смотрит на меня. Смущенно улыбаюсь и иду в кассу.

В ростовском аэропорту я появилась с ободранным красным чемоданом, куда вмещалось 30 кг платьев, трусов, обуви, косметики и бижутерии с часиками. Чтобы вылететь в Гуанчжоу через Москву с человеком, которого никогда в реальной жизни не видела. Виктор так волновался перед встречей, что у него аж свело живот. Мне нормально, меня никогда не предавали незнакомцы. Мы стояли напротив друг друга, разговаривали и радовались. Он выкатил из камеры хранения свой зеленый чемодан с твердым корпусом. Посмотрела на него, потом на свою рухлядь и сказала: «Я по сравнению с тобой хиппи». «Ну да, с бусиками из ракушек в своей оранжевой кофточке и…» – ответил Виктор, опустив взгляд к моим драным джинсам.

Эти же джинсы привлекли внимание и в аэропорту Гуанчжоу: озадаченные китайцы обходили меня сзади, надеясь увидеть продолжение.

– Пойду поищу бабломет, – сказал Виктор.

– Что? – не поняла я.

– Бабло!

– Ааа.

– Стой здесь, – приказал он и оставил свой багаж рядом.

На выходе нас ждали субтропический хамам и водители зеленых такси. «Эй, давай сюда, такси-макси быстро, дорого, но зато в очереди не стоять», – китаец кивнул на организованную толпу слева. Мы согласились, с непривычки задыхаясь от горячего влажного пара. Сели в машину, приехавшую по его звонку, но платить решили только на месте. Пока ехали, небеса три раза открывались и выливали на нас воду. Возле золотисто-красного входа в жилищный конгломерат нас ждала хозяйка квартирки, что я забронировала через форум переселенцев в столь непривычный, но манящий мир. Виктор оплатил месяц проживания и, когда девушка ушла, вдруг начал репетировать закрывание двери. Дверь не закрывалась, он нервничал, дергал ручку и снова проводил электронным ключом в нужном месте. Пошла курить на балкон, где меня встретил долбящий шум и облака, кольцами обвитые вокруг бетонных гигантов.

Работа не прекращалась ни на минуту и ночью. В испанских традициях возведения Саграда Фамилия китайцы строили себе дома.

Вернулась внутрь маленькой комнаты с двумя столами и диваном, на котором девять ночей будет спать Виктор, она же была прихожкой.

– Витя, где мы?

– Крис, в Гуанчжоу. – И он закрыл лицо руками, пытаясь интуитивно спрятаться от происходящего.

– М-да, слово teambuilding теперь не забуду никогда.

– Дверь не закрывается, звони своей подруге.

– У тебя измена.

– Думаешь? Типа, мы не можем встрять?

– Я точно не могу, так, по крайней мере.

Замок чудом заработал и больше никогда не ломался.

С «подругой» мы все-таки встретились. Виктор требовал местную симкарту и ответы, а в моей голове был такой же влажный смог, как и на улице. Стандартная экскурсия по близлежащему проспекту и стандартные вопросы от вновь прибывшего к эмигранту. Она не улыбалась, не смеялась, ничему не удивлялась – холодная ровная четкость, дистанция. Такой контраст по сравнению с ее миленькой внешностью: маленькая, кругленькая, но не полная блондиночка в коротюсеньких джинсовых шортиках. Все в ней выдавалось вперед и бежево-розовые губы в том числе. Виктор вел себя, как школьник, сменивший фаворитку.

– Ты же не куришь?

– Нет.

– А Кристина смолит одну за одной! Как мне надоела эта вонь! Она даже в аэропорту не может потерпеть. Бегала по всему Домодедово и искала кабинку для курения.

– В квартире стоят датчики дыма… но можно выходить на балкон.

– Слышала?

Голос, жесты и походка Виктора менялись все сильнее и сильнее. Появилась дерганая мальчишеская неадекватность. Он отошел от меня (хотя я не курила) и придвинулся к блондиночке. Та неслышно хмыкнула, и уголки ее губ дернулись. (Ну вот, хоть какая-то реакция.) Похоже она заметила, что произвела впечатление. А заметил ли Виктор, что плюет в колодец?

Когда мы разошлись, Вик вернулся в норму, словно и не было никакого превращения. По совету девушки стоило начать акклиматизироваться с ирландского паба в деловом центре. Нас подобрало одно из зеленых такси, которые исправно курсируют во всех направлениях. «Зеленый Нью-Йорк». Внутри – ортопедически продавленные сиденья с бамбуковой подстилкой. От водителя нас отделяла внушительного вида хромированная решетка.

Я прицеливалась для лучшего ракурса, Виктор отодвинул коленки со словами: «Смотри, чтоб в кадр не попали, тебе же не привыкать». Случайные слова, сказанные в шутку, не предназначенные для того, чтобы нанести вред. Но длинная тонкая игла на мгновение ужалила точно в сердце. Процесс четко отождествляется с тем, как в детстве в поликлинике брали кровь из пальца: больно только во время укола, и потом показывалась маленькая капелька, и, если на нее не давить и не качать из нее кровь, она так и засыхала, уменьшившись в размерах, а от укола в скором времени не оставалось и следа.

Мне не привыкать скрываться? К этому невозможно привыкнуть. Никогда. Запрещенные отношения – это сделка с совестью. Тайный дьявольский контракт. Опыт учит, что в итоге потеряешь больше, чем обладал в этот короткий срок. Когда все заканчивается, срок всегда кажется коротким. Наслаждение дает энергию в долг.

В ирландском пабе «The Mothership» с несколькими залами наш стол ломился от первых, вторых блюд и темного пива. Мы вяло ковырялись в тарелках, пока туда ехали, даже задремали немного. К ланчу подтягивались люди, все иностранцы, много афроамериканцев в свитерках, из-под которых торчали белые воротнички рубашек. По всему видно: жарко нам одним. Официант доложил, что в соседнем зале по четвергам проходит сальса-пати, да и вообще это лучшее место, где происходят нужные во всех смыслах знакомства. Виктор оживился, рассказывая, как он на спор в каком-то клубе в какой-то стране танцевал танго.

А после обедни пришло время посетить белую телебашню (Canton Tower). Гиперболоидная конструкция сетчатой оболочки (читала я в Википедии) выполнена из стальных труб большого диаметра. В огромном холле стоял фантастический модернистский бирюзовый рояль. Подошла экскурсионная процессия. Гид-китаянка в строгой черной юбке, пиджаке и белой блузке, не моргнув глазом и не прерывая свой рассказ, одним движением руки отодвинула Вика в сторону. И пока он молча негодовал, я нашептывала Фета:

 
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна – любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
 

На высоте 488 метров – открытая площадка, по периметру чуть выше нее на своеобразных рельсах сферические практически полностью стеклянные кабинки. То ли они едут по кругу, то ли поднимаются еще выше, не помню, аттракцион не работал тогда. Виктор фотографировал меня издалека, край моего шифонового красного платья чуть ниже колена в мелкий серо-бело-черный горошек трепался на ветру. Золотые волосы развевались, и концы их исчезали в тропическом тумане.

Знакомо тебе чувство, когда душишь в себе чувство? Хватаешь его за глотку, в ярости сжимая ладони. Рубишь расползающиеся в разные стороны флюиды, острым секатором обрезая клубничные усики, чтоб они не нарушали аккуратность грядок.

Это не так страшно, как кажется. Главное – вовремя успеть, все отношения идут по сценарию. И от этого порой становится тошно. Видимо, поэтому меня все больше и больше привлекали иностранцы. По крайней мере, хоть что-то непонятное.

Китайский рынок – это отдельная философия. К нему можно привыкнуть или быть шокированным всегда, но обычно люди устроены так, что привыкают ко всему. Здесь смесь разного рода шума, громкого говора и совершенно отвратительного запаха помойки. Иногда нос улавливает что-то съедобное типа жаренного теста и мяса, но, когда подходишь поближе, понимаешь, что не стоит экспериментировать. Здесь можно все: помыть машину и тут же отремонтировать ее, купить ведро со шваброй, чехол на телефон, приобрести не совсем дешево то, что никогда бы не надел за бесплатно, и, конечно, очень много фруктов.

Где-то между дынями и виноградом – прозрачные стеклянные стены квадратных кабинетов медицины, где можно видеть, как выписывают рецепт или сверлят зубы, в то время как рядом чинят одежду и, разложившись на тротуаре, покрытым слоем черной грязи, обувь.

Я не вижу там европейцев, в принципе, там, кроме китайцев, никого нет.

Чтоб не упасть в обморок от ароматов, можно заглянуть в цветочный павильон с дурманящим запахом белых лилий. Еще хорошо в аптечных рядах, там уже все цивилизованно – кондиционер, прессованные травы, чистота.

Повсюду на тележках, прикрепленных к велосипедам, спят босоногие доставщики. Они же потом медленно пробираются через рыночную толчею с огромной поклажей.

Вечером в этот кипящий мир из-за решетчатых ворот врываются школьники в одинаковой бело-голубой форме и вообще все такие одинаковые, едят мороженное и радуются жизни.

Еще не знаю, привыкла или нет, но мне нравится.

Проснулась под белой простыней на коричневой двуспальной кровати. Ноги торчали сантиметров на двадцать. Легла выше на подушку – все равно торчат. Тяжелая голова наполнена картинками, голосами и текстом. Внутренний диск под завязку забит файлами. По привычке хотелось написать. Легла по диагонали и попробовала выудить какие-то строки. Не получалось. Голова гудела, но по телу разливалось странное озарение, что вся моя книга уже здесь, поселилась во мне, вся сразу, осталось только расслабиться и вытащить заветные страницы.

Все! Не могу, ничего не могу. Кофе, сигареты и душ.

Вышла в микрохолл. Справа на неразложенном коричневом кожаном диване возлежал Виктор, тоже завернутый в белое. Его ноги опирались на кондиционированный воздух, а гигантские стопы, благодаря пуфу в центре комнаты, балансировали всю эту телесную конструкцию. Гендальф в хоббитской норе.

Через простыню потянула за его пальцы на ноге – спит. Пошла в ванну. Мда, на сайте это желтоватое корыто было длинным, глубоким и белоснежным. Представляла, как буду нежиться в пене после беготни по рынкам. А в реальности колени оказываются возле ушей, как на велосипедике, что вчера видела. «Смотри, – говорю, – сколько здесь детских велосипедиков!» А Виктор ржет: «Они не детские, они для китайцев!»

Брезгливо осмотрелась: в принципе, все свеженькое, просто подзасралось. Густо покрыла все поверхности жидкостью из пульверизатора с рисунком сантехники, а потом пошла доставать недешевые косметические баночки-скляночки, которые всегда привлекали внимание контрольно-пропускных служб.

Пока вода набиралась в ванну, пошла покурить на балкон. А там все также: бетонные гиганты, облака-кольца и туман, влажный горячий туман.

Застегнула прозрачные ремешки на силиконовых босоножках, или сланцах (не знаю, как идентифицировать такую обувь, мне нравилась их невидимость и эффект босых ног, удобно и немного шокирующе), и пригладила бежевые оборочки на том самом платье, в котором я соблазняла бывшего мужа в круизе по Адриатическому морю. А потом Федерико. Соблазнять я никого не собиралась, просто решила, что для +35 и 99% влажности это идеальный комплект, и еще раз проверила наличие девайсов, карты и фоток с нужными адресами, ведь чем больше у тебя информации о том, куда тебе нужно, тем больше вероятность, что ты туда попадешь.

– Пошли!

– Сейча-а-ас, – Вик повернул голову, но глаза цеплялись за экран, а пальцы барабанили по клавиатуре.

– Мы опаздываем не из-за меня!

– Нуу, а ну поори на меня, оскорби, начни скандал, я тогда сразу буду слушаться.

– Ни фигассе у тебя ролевые игры. Я так не умею.

– Ты не закатываешь истерик?

– Нет.

– Тогда я все еще занят, – после этих слов он гыгыкнул и еще громче забарабанил.

– Хм, ладно… тогда я буду курить здесь. – Достала сигарету, чиркнула зажигалкой и затянулась.

– Чтооо? Неееет! Ты правда это делаешь?! – Виктор орал и метался, соображая, что ему брать.

– На выход, – отчеканила и затянулась еще раз. – Портмоне и телефон, – приказала я.

Виктор вытолкнул меня из квартиры на площадку и затоптал сигарету.

– Фуу, ну ты crazy… куда там мы едем?

– На рынок сумок.

Мы загрузились в машину, через решетку протянула водителю телефон, а затем последовал уже привычный диалог и игра интонаций.

– Нихау.

– Нихау[58]58
  Нихау – с кит. – Привет.


[Закрыть].

– Do you know this place?[59]59
  Do you know this place? – с англ. – Ты знаешь это место?


[Закрыть]

– А?

– This[60]60
  This – с англ. – Это?


[Закрыть].

– Aaa… а? А-а-а, – затем закивал, типа – да-да.

– Ок?

– А-а, а-а.

– Слышишь, «ага» говорит, – Виктор не мог сдержаться и веселился как пацан.

– Ок, ок. – И водитель тронулся в путь.

– Он же может завести нас куда угодно, – потешался Вик.

– Иногда полезно расслабиться и довериться.

– Тебе как женщине это знакомо, – Вик ликовал.

– Ах, ты ж! Ну ладно 1:1.

По прибытии таксист буквально передал нас из рук в руки. Парень с листовками вытягивал шею и вертел головой, высматривая, за кого бы зацепится. Раз, и такая удача – два белых длинногачих чайника.

– Золочевская, что делать будем, пойдем за ним или отошьем?

Я посмотрела время на уже давно скатившемся вниз по лестнице технического прогресса телефоне и стала рассуждать.

– Уже пять часов, с товарищем будет быстрее, давай посмотрим, куда он нас заведет, и на месте уже разберемся.

– Люблю тебя за твою безбашенную логику!

И мы последовали за проводилой, обегая тележки, коробки, гигантские черные пакеты, набитые различным товаром, и толпы китайцев, которые никогда не уступают дорогу, даже если им грозит столкновение. Мы мчались за парнем так, будто он забрал наши паспорта.

Под многоэтажным зданием охрана. «Чирик-чирик», – говорит наш гид. «Чирик-чирик», – отвечает большая женщина в форме с автоматом через плечо. Ждем. Вокруг скапливаются неулыбающиеся азиаты обоих полов.

«Ощущаю себя героем фильма с Джеки Чаном», – поделился Виктор.

Когда только начинаешь путешествовать, думаешь, ты в большинстве, ты – часть главенствующей европеоидной расы, а когда прилетаешь на Восток, расширяются границы сознания, ломаются стереотипы.

Открывается дверь, вытекают скупщики с черными пакетами, заливаемся мы с пустыми руками, далее лифт. Стоим в нем ровно посередине, возвышаемся как Canton Tower над Жемчужной рекой, и взгляду некуда упасть, кроме как на черные темечки. Кто-то внизу хихикнул, потом Виктор, потом опять внизу уже двое, потом я. Когда доехали, волнообразный смех достиг предела. Вот в чем соль благостного многолетнего сотрудничества наших стран. Мы смеемся над ними, а они над нами. Главное – позитив.

Бежим по длинному коридору, вокруг десятки мощных, наверное, бронированных дверей с кнопочками и камерами. У одной из них останавливается проводила, оглядывается (только мы), набирает цифры, поднимает голову, и снова «чирик-чирик», открывается дверь, мы заходим, а гид исчезает после короткого диалога на повышенных тонах с молодой девушкой, хотя молодость понятие относительное, когда навскидку невозможно определить возраст. Внутри мило: красный ковролин, стеклянные витрины, едва уловимый аромат, отдаленно напоминающий аромапалочки, и заветные фейки на раскрученные бренды, которыми пестрят интернет-магазины, с ровными швами и неплохой фурнитурой.

Пока Виктор изучает внутренности «Диор» из последней коллекции, та самая молодая китаянка админ идет на контакт на английском.

– У вас красивая жена, – заискивает она.

– Она не жена, она бизнес-партнер. – Вик умело прячет раздражение, китаянка лукаво хмыкает и, прищурившись, следит за моей реакцией.

И зачем он снял кольцо, все же видят широкий белый след? Иногда по вечерам он слышит особый звонок, поворачивается ко мне: «Ты это… знаешь, что нужно делать». «Это» – значит заткнуться и не выдавать своего присутствия. А когда ночью по запарке без лифчика иду к холодильнику за соком в белом платье, то встречаю его искрящиеся зрачки: «Марш в комнату, пока я тебя не…»

Виктор чистит мне манго, я – его замшевые красные мокасины, и сидим спина к спине: он – с Таобао, я – с размышлениями о том, что любовь всегда убивают. Люди или обстоятельства, а точнее, люди в особых обстоятельствах.

Думаю, мои близкие подруги в глубине души не верят, что я могу выстраивать высокие взаимоотношения с мужчинами. Просто без них я чахну, мне не о чем писать, нечему учится и не на кого обижаться. Покрутилась перед зеркалом, сфоткалась, потом надела рюкзак и еще раз сфоткалась. Черт, бирюзовые штаны и клетчатая рубашка Виктора попали в кадр. Убрала их и сфоткалась третий раз, высунув язык. А затем отправила фото Хосе.

Четверг. Кисну в глубокой короткой ванне, Виктор из Шеньчженя (Shenzhen) присылает послание-ребус: два иероглифа – имя банка, два иероглифа – адрес человека, два иероглифа – а это его имя, отправь вот эту сумму (…).

В такие моменты кажется, что смекалка – мое второе «я», – открываю приложение/переводчик, копирую первые две загогулины и получаю уже знакомую аббревиатуру здания, где обычно снимаю кэш, а через дорогу пью капучино, хотя по факту это американо с легкой молочной пенкой. И далее по накатанной.

В банке просто протягиваю девушке телефон, она все понимает и спрашивает: «Это ваш друг?» Да, друг (производитель кроссовок). Фотографирую чек и отсылаю Виктору. «Думал, ты не справишься. Рад, что тебя купил».

Вокруг нас кипела пьяная танцевальная жизнь, мы разгонялись пивом и делали ставки на то, кто с кем уйдет из быстро меняющихся партнерами пар. Виктор параллельно переписывался и скидывал видео мероприятия какой-то даме, вдруг, написавшей ему: «Боже, и это тот, кого я любила…». Проверяла его: в моменты случайного соприкосновения частей наших тел замирала, он отстранялся первым. Люблю такие игры.

«А с кем бы ты ушла сегодня?», – вопрос заставил меня крепко задуматься и пробежаться взглядом по залу.

– Здесь нет моих кандидатов!

– Ни одного?

– Ни одного.

– Все сохнешь по Хосе?

– Просто нет кандидатов.

– А я бы ушел воон с теми двумя подружками. – И он кивнул в сторону двух непривлекательных, не пользовавшихся спросом особ.

– Они страшные, как моя жизнь!

– Зато в постели будет улет.

– Откуда такая уверенность? – спросила, подумав о том, что у него низкая самооценка.

– Красивые в постели занимаются позерством, а не сексом.

И вдруг все изменилось, клубы дыма окрасились волшебством, меня обняли невидимые руки, я опустила ресницы и включила свой чувственный сканер.

Он здесь, стоит за моей спиной, разглядывает татуировку на правой лопатке, кажущиеся босыми ноги, мысленно расстегивает корсет на пестром платье-футляре, которое, опаздывая на экскурсионный автобус, я купила в Реймсе.

Оглянулась, и то, что открылось в двух метрах, вполне достойно фильма про подростковую любовь: приторная смазливость и изгиб полноватых губ вечного мальчика. Расслабленная фигура в золотом свечении желания, локоток упирался о стойку с пепельницами, которая экономила пространство зала, одна ножка накрест, носок в пол, в руках телефон и глаза в глаза, так фотографируются парни-модели, всем известный штамп.

К нам медленно подступал алкогольный дурман, плел манящие сети так, что хотелось прижаться до утра. И я читаю в его зрачках: забери меня, обогрей, буду твоим нежным котенком.

Вик прерывает мой вожделенный мираж.

– Смотри, твоего кандидата сейчас снимут.

И яркая большегрудая и большегубая китаянка что-то спрашивает у моего мальчика. Наверное, приглашает на танец – дура, нужно быть наблюдательней. Потом вторая.

– Сегодня он уйдет один. – Отвернулась, сделала несколько жадных глотков прям из бутылки и поплыла к туалету.

– Отчего же? Деньги на такси у тебя есть.

Пока стояла перед зеркалом, опустив руки в холодную воду, безжалостно, беспощадно со стоном умирали драгоценные минуты. Ждала, пока оборвется струна. Таким, как мы, лучше держаться подальше.

Не нужно быть экстрасенсом, чтоб понять это и услышать «дзынь» – не дождался, уехал.

Вышла на улицу и прижалась к стене в надежде почувствовать тепло молодого тела, но бетон не хранит наши вздохи, он равнодушен и молчалив. Протянула руку в туманную ночь, пронзая тонкими длинными пальцами воздух, ловила остатки золотого свечения, вдыхая последние молекулы запаха сероглазой мечты.

– Шо-то ты долго, трахались, что ли?

– Откуда такие мысли?

– Да кандидат выскочил сразу за тобой.

– …..

– Ладно, не грусти, давай нажремся и… я тоже никуда не поеду. – Виктор слегка потрепал меня за волосы и придвинул rocks glass[61]61
  Rocks glass – с англ. Бокал для дегустации виски.


[Закрыть], наполненный ромом и льдом.

Мы допились до того, что вышли танцевать сальса в уже заметно пустеющий зал. Люди, стоящие у высоких столиков, странно на нас смотрели, наверное, у нас получалось очень плохо.

Сидели в сабвее и наконец-то ели знакомую еду. Через пару столиков от нас расположилась китаянка, не девочка, но видно: уже женщина. На столе у нее не было кофе или бутербродов. Там стоял какой-то небольшой агрегат в половину размера ручной швейной машинки и гора маленьких зип-пакетиков. Она ловко и быстро шевелила маленькими тонкими пальчиками и переставляла прозрачную пластиковую ленту, потом нажимала на рычаг – и все готово, затем снова переставляет. Она сидела долго и даже ни разу не подняла головы. Мы доели длинные бутерброды и пошли в парк с мавзолеем, а она так и сидела. У меня создалось такое ощущение, что китайцы – народ очень работящий. Что работа – это своего рода религия. Если у меня спросят, в какого бога верят китайцы, отвечу, что в деньги.

Виктор вдруг остановился и начал возмущаться.

– Все смотрят только на тебя! И мужчины, и женщины! Я тоже белый и высокий, посмотри на мои рыжие волосы, на мой орлиный профиль. – Он топнул ногой. – Я тоже кучерявый!

– Расслабься, они думают, что я босая.

– Я предполагал это, но они смотрят на тебя!

Однажды вечером мы блуждали по старому кварталу. Идеальная чистота, казалось, освещен каждый возможный темный уголок. Из-за этого возникало чувство полной безопасности (поговаривали, что там даже развешаны камеры). Эти домики щекотали мое сознание, каждый фасад, каждый изгиб темно-зеленых крыш из крупной черепицы. То серый кирпич, то красный, белые окантовки, черные широкие полосы у фундамента, ярко выделяющиеся иероглифы (вывески, названия, номера домов или фамилии их владельцев?). Там же – дома из бетонных плит с ровной бетонной крышей в два и три этажа, так нелепо сконструированные, будто их делали сами владельцы на скорую руку. Может, планировались высотки или кто-то подогнал подъемный кран и по-быстрому набросал материал – остатки с другой крупной стройки.