Текст книги "Социология уголовного права. Сборник статей. Том I"

Волков К. А. Эффективность реализации уголовного закона

Волков К. А. – к.ю.н., доцент, судья Хабаровского краевого суда

В уголовно-правовой науке не подвергается сомнению положение, в соответствии с которым совершенствование эффективности реализации уголовного закона – одна из актуальных задач теории и практики уголовного права. В этой связи объясним закономерный интерес ученых-правоведов к исследованию проблем эффективности реализации уголовного права закона и перспективам использования социологии уголовного права в этом вопросе.

В уголовно-правовой науке разработаны многие ключевые моменты проблемы эффективность норм уголовного закона. Теоретические разработки по вопросам эффективности реализации уголовного закона и мерах по ее совершенствованию стали предметом анализа в работах А. Э. Жалинского, В. С. Комиссарова, Н. Ф. Кузнецовой, В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова, Н. А. Лопашенко, А. И. Рарога, Э. Ф. Побегайло, Л. И. Спиридонова и др. В той или иной степени эта научная проблема находит свое освещение и в криминологических разработках.

Проведение конкретных исследований эффективности реализации норм уголовного закона в значительной мере осложнено неразработанностью целого ряда теоретический вопросов социологии уголовного права. Некоторые публикации по проблемам эффективности уголовно-правового запрета, появившиеся в теории уголовного права, носят еще во многом дискуссионный и постановочный характер.

Следует отметить, что само понятие эффективности норм уголовного закона и критериев, по которым определяются количественные и качественные показатели эффективности, до сих пор не выработаны предельно четко. В связи с этим закономерно выявляется настоятельная необходимость уточнения и разработка ряда методологических вопросов теории эффективности правоприменения. Тревогу должны вызывать не столько обилие точек зрения в отношении эффективности норм уголовного закона, сколько выявившиеся просчеты в методологии исследования, типичность некоторых ошибок, недостаточная связь рассуждений об эффективности уголовного закона с действующим правом и практикой его реализации.

В общей теории права под эффективностью правовых норм принято понимать степень их результативности в отношении достижений тех целей, которые они преследуют. Следует согласиться с утверждением Спиридонова Л. И., что вопрос о социальной эффективности уголовно-правовой нормы не может быть сведен только к проблеме соблюдения индивидом отдельного юридического запрета. По мнению автора, истинный эффект юридической нормы – результат взаимодействия ее требований, обращенных к населению, с условиями его социальной характеристики (жизни).

В этой связи представляется весьма интересным мнение А. В. Наумова и Ю. А. Красикова, которые, рассматривая эффективность уголовно-правовых норм, говорят о необходимости корректировки данного понятия через призму уровней эффективности: охранительной и правоприменительной. С учетом вышесказанного проблема эффективности реализации уголовного закона должна рассматриваться в зависимости от ее уровней. При этом если в отношении охранительной эффективности речь идет о проблеме социальной обусловленности уголовного закона, то правоприменительная эффективность связана с проблемой реализации уголовной ответственности, предусмотренной нормой-запретом. По мнению авторов, именно правоприменительная эффективность уголовного закона в меньшей степени учитывается со стороны законодателя.[62]62
  Наумов А. В., Красиков Ю. А. О понятии правоприменительной эффективности уголовного закона // Вестник Московского университета. Серия Право. 1981. № 2. С. 21.


[Закрыть]

Действительно, от того, насколько уголовный закон по конкретному уголовно-правому запрету способствует правоприменительным органам обеспечивать охрану общественных отношений, зависит достижение целей и задач предупреждения преступности.

Рассматривая охранительную эффективность уголовного закона, следует подчеркнуть, что социальная обусловленность уголовно-правовой нормы, предполагает закрепление в форме закона только таких норм, потребность в которых носит объективный характер. Большинство ученых юристов в качестве важнейшей предпосылки уголовно-правового запрета называют общественную опасность, рассматривая ее в качестве механизма теории криминализации. Однако в теории социологии уголовного права ряд авторов наряду с общественной опасностью указывают на другие критерии. П. А. Фефелов полагал важным опираться на два критерия установления уголовной наказуемости деяний: общественную опасность деяний и наличие необходимых условий для реализации принципа неотвратимости наказания.[63]63
  См.: Фефелов П. А. Критерии установления уголовной наказуемости деяний // Советское государство и право. 1970. № 11. С. 101–104


[Закрыть] По мнению П. С. Дагеля, предпосылками уголовной наказуемости общественно опасного деяния являются три критерия: степень общественной опасности, степень их распространенности, невозможность успешной борьбы с данными деяниями менее репрессивными методами.[64]64
  См.: Дагель П. С. Условия установления уголовной наказуемости // Правоведение. 1975. № 4. С. 69.


[Закрыть] И. М. Гальперин считал необходимым выделить семь факторов криминализации: распространенность конкретных деяний и оценка их типичности, динамика совершения деяний с учетом причин и условий; оценка материального и морального ущерба; степень эффективности борьбы с ними посредством права и иными формами; возможность правового определения признаков общественно опасного деяния; общественное мнение различных социальных групп; определение возможности системы уголовной юстиции в борьбе с конкретными деяниями.[65]65
  См.: Гальперин И. М. Уголовная политика и уголовное законодательство // Основные направления борьбы с преступностью. – М., 1975. С. 58.


[Закрыть]

Вариативность вышеперечисленных факторов, обуславливающих установление уголовно-правового запрета, можно продолжать, однако при этом в целом мнения ученых не отличаются друг от друга принципиально, в основном это связано с тем, на сколько конкретному исследователю удается наиболее полно и лаконично дать обоснование уголовно-правового запрета. При этом остается догмой уголовно-правовая позиция, согласно которой необходимо вырабатывать и реализовывать обоснованную и адекватную государственную политику в сфере противодействия преступности в обществе. К сожалению, современное состояние уголовной политики свидетельствует, что пока преждевременно говорить о надежной охранительной эффективности уголовного закона. Несмотря на то, что действующий УК РФ вобрал в себя ряд принципиально новых институтов и новелл, соответствующих общеевропейским стандартам в области противодействия преступности, многие его положения изначально вызывали обоснованную критику правоведов. По мнению Э. Ф. Побегайло, с самого начала правоохранительные органы были обеспечены целым рядом содержащихся в нем пробелов, неудачных (а иногда и ошибочных) решений. Безусловно, подобные недостатки уголовного закона поставили перед правоприменительной практикой весьма серьезные, порой трудноразрешимые проблемы.[66]66
  См.: Побегайло Э. Ф. Избранные труды. – М., 2008. С. 11.


[Закрыть] Большинство авторов, исследовавших причины системного кризиса уголовной политики называют в числе основных слабую юридическую технику современного уголовного закона и его проектов. Как полагает А. Н. Игнатов, при разработке действующего уголовного закона не было осуществлено криминологическое и научное обоснование установлений санкций за различные преступления; не была создана специальная глава с разъяснениями оценочных понятий и терминов по примеру ряда зарубежных государств; не проведено тщательное системное редактирование проекта, что привело к отдельным просчетам при описании конкретных составов преступлений.[67]67
  См.: Игнатов А. Н. УК РФ за 10 лет применения // Российская юстиция. 2006. № 6. С. 7.


[Закрыть] Можно поддержать позицию автора, добавив при этом, что сегодня указанные недостатки не только сохраняют свое место, но и продолжают расти при принятии новых законопроектов в сфере борьбы с преступностью. Причем количество уголовно-правовых изъянов в последнее время увеличивается лавинообразно. Многочисленные погрешности закона оказывают прямое негативное влияние на деятельности правоприменительных органов по реализации соответствующих уголовно-правовых предписаний.

В этой связи заслуживает внимание проблема качества действующего уголовного закона. Н. А. Лопашенко под данным свойством понимает позитивную теоретическую категорию, которая включает в себя достаточный уровень законодательной техники, согласование отдельных частей закона, согласованность уголовного закона с законодательными актами других отраслей права, полнотой и обоснованностью криминализации и пенализации, своевременностью и безошибочностью осуществленных декриминализации и депенализации. Автор дает в целом достаточно высокую оценку качества современного уголовного законодательства, хотя говорит о наличии некоторых его недостатков.[68]68
  См.: Лопашенко Н. А. Основы уголовно-правового воздействия: уголовное право, уголовный закон, уголовно-правовая политика. – СПб., 2004. С. 318.


[Закрыть]

Говоря о втором уровне эффективности уголовного закона – правоприменительной эффективности следует иметь ввиду, что правильное воплощение в жизнь уголовно-правового запрета немыслимо без верного понимания и четкого анализа элементов конкретного состава преступления. По мнению А. В. Наумова и Ю. А. Красикова, достижение должной правоприменительной эффективности зависит от трех факторов: от уровня законодательных формулировок соответствующих правовых норм; от уровня развития теории уголовно-правовой науки в правотворчестве и правоприменении; от уровня профессиональной деятельности самих правоприменительных органов.[69]69
  Наумов А. В., Красиков Ю. А. О понятии правоприменительной эффективности уголовного закона // Вестник Московского университета. Серия Право. 1981. № 2. С. 22.


[Закрыть] Не оспаривая важности названных факторов эффективности уголовно-правовых норм, полагаем, что уровень законодательных формулировок соответствующих правовых норм и развития теории уголовно-правовой науки в правотворчестве подчеркивают эффективность не правоприменения, а правотворчества.

Правотворчество есть процесс познания и оценки правовых потребностей общества и государства, формирования и принятия правовых актов уполномоченными субъектами в рамках соответствующих процедур. Как следствие, процесс воплощения этих предписаний в жизнь остается за рамками понятия правотворчества и составляет содержание правоприменительной деятельности органов предварительного расследования и суда.

Поэтому, на наш взгляд, наряду с охранительной и правоприменительной эффективностью реализации уголовного закона следует выделять третий уровень таковой – правотворческую эффективность. Именно о правотворческой эффективности рассуждает Н. Ф. Кузнецова, говоря, что эффективность закона зависит от четкости, логичности и грамотности его языка – базируется на анализе влияния языка на точность применения уголовно-правовых норм с использованием трех критериев. Основные: состояние, динамика, структура ошибок в квалификации преступлений и карательной практике, характер изменения соответствующих норм; косвенный – содержание теоретических дискуссий в доктрине уголовного права.[70]70
  См.: Кузнецова Н. Ф. Эффективность уголовно-правовых норм и язык закона //Социалистическая законность. 1973. № 9. С. 31.


[Закрыть]

Например, ст. 127.1 УК РФ «Торговля людьми» с момента ее принятия вызывала серьезную критику со стороны ученых и практиков. В доктрине отмечалось, что вопреки правилам законодательной техники действующая редакция данной статьи не исключает возможности ее неоднозначного толкования и применения. Запрет на сделки, ущемляющие свободу человека, не отражает всего многообразия форм торговли людьми, в том числе и нетрадиционных для страны. Законодатель не учел, что в отношении человека помимо купли-продажи могут быть совершены и иные сделки, а именно – дарение, обмен, использование жертвы в качестве залога, обеспечивающего возвращение долга, предоставление человека во временное пользование. В силу некоторых проблем структуры ст. 127 УК РФ закон не мог привлекать к уголовной ответственности торговцев людьми в большинстве случаев. Кроме того, установлением ответственности по ст. 127.1 УК РФ, законодатель исключил существовавшую ст. 152 («Торговля несовершеннолетними»), поэтому ранее подлежащие уголовной ответственности действия по совершению любых сделок в отношении несовершеннолетних остались вне рамок уголовной ответственности.

Федеральным законом от 25 ноября 2008 г. № 218-ФЗ уголовно-правовая норма, предусматривающая уголовную ответственность за торговлю людьми, подверглась дальнейшей корректировке.[71]71
  См.: Российская газета от 28 ноября 2008 г.


[Закрыть] По действующему законодательству торговля людьми определяется как купля-продажа человека, иные сделки в отношении человека, а равно совершенные в целях его эксплуатации вербовка, перевозка, передача, укрывательство или получение. Со всей очевидностью можно сказать о преемственности законодательства при конструировании новой редакции нормы о торговле людьми, поскольку уголовно-правовая формулировка ст. 127.1 УК РФ учитывает признаки диспозиции, отмененной ст. 152 УК РФ, которая включала «совершение иных сделок в отношении несовершеннолетнего в форме его передачи и завладения им». Однако, новая редакция ст. 127.1 УК РФ не смогла устранить всех правотворческих ошибок и неточностей. На наш взгляд, причинами, по которым до сих пор возникают проблемы квалификации ст. 127.1 УК РФ, сводятся к четырем основным группам: во-первых, наличие противоречивых терминов и дефекты уголовного закона; во-вторых, обязательный учет цели эксплуатации при некоторых действиях состава торговли людьми; в-третьих, отсутствие в числе квалифицированных видов торговли людьми ряда форм рассматриваемого преступления; в-четвертых, отсутствие специального разъяснения Пленума Верховного Суда РФ по вопросам квалификации торговли людьми и сопряженных с нею преступлений. Представляется, что низкая эффективность реализации уголовной ответственности за торговлю людьми требует их специального анализа в рамках отдельного научного исследования.

Не претендуя на завершенность предлагаемых выводов и рекомендаций, тем не менее полагаю, что проблема эффективности реализации уголовного закона, её понятия, критерии, уровни и другие положения нуждаются в дальнейшей теоретической проработке в рамках прикладных исследований социологии уголовного права.

Лопашенко Н. А. Уголовный закон и статистика преступности: параллельное существование

Лопашенко Н. А. – д.ю.н., профессор, профессор кафедры уголовного и уголовно-исполнительного права Саратовской государственной юридической академии

Принимая во внимание ограниченный объем статьи, укажу на те положения, которые я считаю некоей данностью, постулатами, не требующими доказательств (для меня и для этой работы).

1. Уголовное право должно быть легитимировано. Легитимация уголовного права обязательна для его эффективности, хотя и не предопределяет последнюю.

2. Легитимация уголовного права невозможна без социологии уголовного права, хотя и далеко не сводится к ней.

3. Социология уголовного права является обязательной для уголовно-правовой науки (выступает частью научного знания[72]72
  Такой же позиции, насколько я поняла, придерживается и С. А. Маркунцов. См.: Маркунцов С. А. Место уголовной социологии в структуре науки уголовного права. // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы Восьмой Международной научно-практической конференции 27–28 января 2011 г. – М., 2011. С. 94–95.


[Закрыть]), для уголовного права (может рассматриваться как часть его основ, наряду, например, с конституционными, криминологическими и т. д. основами), влияет активно на уголовную политику (иногда даже порождая отдельные ее проявления), лежит в основе криминологической политики, хотя и не исчерпывает ее. Таким образом, социологию уголовного права можно определять как специфический межотраслевой институт, объединяющий уголовное право, уголовную политику и криминологию, способствующий их легитимации.

4. Легитимация уголовного права осуществляется, во многом, путем легитимации уголовного закона. Легитимный уголовный закон предполагает доверие к нему со стороны общества. С учетом этой посылки, легитимность уголовного закона находится в обратной зависимости от уровня «выборочности» уголовного правосудия, его политизации, предвзятости и «степени открытости глаз Фемиды» и других обстоятельств.[73]73
  См.: Пудовочкин Ю. Е. Учение об основах уголовного права. – М., 2012. С. 20.


[Закрыть]

5. Судить о легитимности уголовного закона возможно, в определенной мере, оценивая состояние преступности (я не готова вслед за Нильсом Кристи сказать: «меня совершенно не интересует ситуация с преступностью в обществе»[74]74
  См.: Кристи Н. Приемлемое количество преступлений. – СПб., 2011. С. 27.


[Закрыть]), по данным уголовной статистики и независимым экспертным оценкам. При идеальном сценарии должна быть установлена следующая последовательность: официальная статистика преступности должна отражать реальное положение преступности в стране; глобальные изменения в состоянии преступности должны приводить к корректировкам уголовного закона; изменения уголовного закона, научно и криминологически обоснованные, должны позитивно влиять на состояние преступности.

От этих посылок и моих представлений об идеальном перехожу к реальной действительности, которая, к сожалению, от идеала далека беспредельно. Остановлюсь только на одном, – на соотношении официальной статистики преступности в стране, которая ведется органами внутренних дел, и содержания уголовного закона, а также на влиянии одного на другое.

Как известно, преступность в России неумолимо падает. Еще немного времени такого постоянного снижения показателей преступности, и бороться (или противодействовать) будет уже не с чем (нечему). Вот подтверждение этих процессов, – состояние преступности в России по официальной статистике с 1991 по 2011 гг.:[75]75
  Здесь и далее используется официальная статистика органов внутренних дел, публикуемая на сайте МВД России, в официальных сборниках по состоянию преступности, а также в сборниках Криминологической ассоциации.


[Закрыть]

1991 г. – 2.167.964

1992 г. – 2.760.652

1996 г. – 2.625.081

1997 г. – 2.397.311

1999 г. – 3.001.748

2002 г. – 2.526.305

2006 г. – 3.855.373

2007 г. – 3.582.541

2008 г. – 3.209.711

2009 г. – 2.994.820

2010 г. – 2.628.799

2011 г. – 2.404.807.

Процессы очень хорошо видны на следующей диаграмме:

Диаграмма № 1. Состояние преступности в России за 20 лет, по данным официальной статистики.

Таким образом, достигнув своего пика в 2006 г., со следующего, 2007 г., преступность начала падать и довольно стремительно. Снижение преступности мы наблюдаем уже пять лет; в этом году, судя по отчетам за первые семь месяцев, эта тенденция продолжается (в январе-июле в стране зарегистрировано 1.168.045 преступлений (снижение на 6,3 %)). В абсолютном выражении преступность с 2006 г. сократилась на 1.450.566 преступлений (чтобы эти цифры были понятны, скажу, в прошлом – 2011 г. – преступлений против собственности в России было зарегистрировано 1.466.857, то есть примерно столько, на сколько сократилась вся преступность). Если выразить снижение преступности в процентах, то ее с 2006 г. стало регистрироваться меньше на 37,6 %, то есть преступность сократилась более, чем на треть.

Мне сложно представить себе какую-нибудь другую страну, с таким тектоническим падением преступности за столь малый срок – пять лет.

Вспомним теперь про уголовный закон. И проверим лишь одну версию – о росте количества преступных деяний в Особенной части УК за этот же период.

Сначала общие данные. На сегодняшний день количество статей в Особенной части УК, посвященных уголовной ответственности за конкретные преступления, составляет 298 против 256 статей, существовавших на момент принятия УК РФ 1996 г., то есть Особенная часть уголовного закона выросла на 16,4 %, в абсолютных цифрах – на 42 статьи. При этом, разумеется, криминализация превалировала над декриминализацией: из Особенной части исключили 9 статей (ст. ст. 129, 130, 152, 173, 182, 188, 200, 265, 298 УК), в нее включили вновь 51 новую статью (ст. ст. 127.1, 127.2, 128.1, 138.1, 141.1, 142.1, 145.1, 151.1, 170.1, 171.1, 171.2, 173.1, 173.2, 174.1, 185.1, 185.2, 185.3, 185.4, 185.5, 185.6, 199.1, 199.2, 205.1, 205.2, 215.1, 215.2, 215.3, 217.1, 226.1, 228.1, 228.2, 228.3, 228.4, 229.1, 242.1, 242.2, 263.1, 271.1, 282.1, 282.2, 285.1, 285.2, 285.3, 286.1, 291.1, 292.1, 298.1, 314.1, 322.1, 327.1, 330.1 УК).

Вернемся к тому, сколько же новых статей (читай – преступлений) появилось в УК за период стремительного снижения состояния преступности.

В 2007 г. новых статей в УК внесено не было; в 2008 г. в УК включены ст. 292.1; в 2009 г. – ст. ст. 185.2, 185.3, 185.4 УК (3 статьи); в 2010 г. – ст. ст. 170.1, 185.5, 285.3, 286.1, 263.1, 185.6 УК (6 статей, при этом ст. 173 УК утратила силу); в 2011 г. – ст. ст. 314.1, 291.1, 171.2, 151.1, 217.1, 271.1, 173.1, 173.2, 138.1, 226.1, 229.1 (11 новых статей, при этом ст. ст. 129, 130, 188 УК исключены); в 2012 г. – ст. ст. 242.2, 228.3, 228.4, 330.1, 128.1, 298.1 УК (6 статей). Таким образом, за период с 2007 года по настоящее время в УК были включены 27 новых статей, утратили силу 4 статьи. То есть, на период резкого падения преступности в стране приходится тенденция по значительному увеличению круга преступных деяний (из 51 статьи, которыми была дополнена Особенная часть после принятия УК, в это время принято 27 статей).

Несоответствие тенденций по снижению преступности, с одной стороны, и увеличению (значительному) количества преступных деяний в УК очевидно. Коль скоро самих преступлений волею законодателя стало больше, следовало бы ожидать и некоторого увеличения в состоянии преступности. Иначе тогда становится бессмысленным реформирование законодательства в сторону расширения криминализации (закон, вроде бы, есть, но он не применяется, уголовная политика, заложенная в закон, правится правоприменителем, чего в отношении криминализации (в отличие, скажем, от индивидуализации ответственности) быть не должно).

Конечно, у подобного несоответствия может быть и еще одно объяснение: уголовный закон очень хорошо работает на опережение преступности, эффективно (и оперативно) выполняя стоящую перед ним задачу охраны личности, общества и государства от преступных посягательств. Только такое объяснение будет совсем уж сказочным; даже – не идеальным…

Еще об одном – о совокупном количестве отдельных преступлений и влиянии этого фактора на уголовный закон.

Мне уже приходилось писать, что применяемость уголовного закона демонстрирует, в определенной мере, состояние преступности в стране (хотя с этим моим утверждением далеко не все согласны). Если какие-либо статьи уголовного кодекса вообще не применяются на практике, из года в год, то возникает вопрос, ответ на который для меня прогнозируется с высокой долей вероятности, – есть ли смысл в существовании такой нормы? Видимо, таких деяний практически нет в реальной жизни или их количество мизерно. В любом случае, установление уголовно-правового запрета для таких редких проявлений отклоняющегося поведения – роскошь, которую не должен себе позволять законодатель. И неразумная трата сил и средств уголовного закона.

Есть лишь несколько исключений из этой посылки – в уголовном законе «впрок», без применения фактического на практике, могут существовать следующие преступления: 1) тяжкие и особо тяжкие преступления против мира и безопасности человечества. Их априори не бывает много (к счастью), но такие преступления, тем не менее, должны быть предусмотрены в уголовном законе. Эффективность устанавливающих уголовную ответственность за эти деяния норм лишь в самой малой степени подтверждается применимостью нормы; 2) некоторые преступления международного характера, появление которых в УК обусловлено международными договорами, в которых участвует Россия; 3) вполне допускаю существование в УК еще третьей группы таких – не встречающихся на практике – преступлений: обусловленных политически, уголовная ответственность за которые важна для государства и обеспечения его независимости, или для всего общества. Прежде всего, это государственные преступления (так, априори мало встречается на практике, например, диверсий или шпионажа, но и здесь существование нормы «про запас» оправдано тяжестью преступления и невозможностью квалифицировать его по другим нормам УК); преступления против правосудия (например, практика показывает фактическое отсутствие таких преступлений, как незаконное освобождение от уголовной ответственности или вынесение заведомо неправосудного судебного решения. Однако, с учетом болезненности для общества темы уголовно-правовой охраны правосудия в широком смысле, в том числе охраны человека от неправосудия, по понятным причинам, помня о 30-х годах прошлого столетия, такие составы в уголовном кодексе России должны существовать, вне зависимости от применения содержащих их норм на практике); я бы отнесла сюда еще экологические преступления (например, нет в практике таких преступлений, как нарушение правил безопасности при обращении с микробиологическими либо другими биологическими агентами или токсинами или уничтожение критических местообитаний для организмов, занесенных в Красную книгу Российской Федерации, да и других экологических преступлений маловато; однако даже нет необходимости доказывать правомерность и важность криминализации, они очевидны).

Прежде всего следует обратить внимание на распространенность на практике экономических преступлений, в основном преступлений, предусмотренных гл. 22 УК: преступлений в сфере экономической деятельности. Если оценивать всю сферу криминализации в России, то именно здесь она самая спорная, самая широкая и по основаниям криминализации – самая неубедительная.

Официальные статистические отчеты показывают нам, что из 41 статьи этой главы (самая большая глава в УК) мизерная статистика приходится на долю таких преступлений в сфере экономической деятельности, как:

– воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности (ст. 169 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 19; в 1998 г. – 25; в 1999 г. – 13; в 2000 г. – 22; в 2001 г. – 17; в 2002 г. – 16; в 2003 г. – 18; в 2004 г. – 14; в 2005 г. – 41; в 2006 г. – 14; в 2007 г. – 11; в 2008 г. – 10; в 2009 г. – 16; в 2010 г. – 13; в 2011 г. – 19;

– регистрация незаконных сделок с землей (ст. 170 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 10; в 1998 г. – 21; в 1999 г. – 7; в 2000 г. – 13; в 2001 г. – 36; в 2002 г. – 9; в 2003 г. – 2; в 2004 г. – 7; в 2005 г. – 1; в 2006 г. – 4; в 2007 г. – 6; в 2008 г. – 2; в 2009 г. – 5; в 2010 г. – 4; в 2011 г. – 7;

– недопущение, ограничение или устранение конкуренции (ст. 178 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 13; в 1998 г. – 23; в 1999 г. – 36; в 2000 г. – 42; в 2001 г. – 64; в 2002 г. – 48; в 2003 г. – 61; в 2004 г. – 10; в 2005 г. – 6; в 2006 г. – 2; в 2007 г. – 8; в 2008 г. – 14; в 2009 г. – 8; в 2010 г. – 9; в 2011 г. – 13;

– подкуп участников и организаторов профессиональных спортивных соревнований и зрелищных коммерческих конкурсов (ст. 184 УК). По этой статье в России за весь период УК РФ было возбуждено всего 6 уголовных дел;

– злоупотребления при эмиссии ценных бумаг (ст. 185 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 0; в 1998 г. – 6; в 1999 г. – 3; в 2000 г. – 6; в 2001 г. – 3; в 2002 г. – 8; в 2003 г. – 5; в 2004 г. – 3; в 2005 г. – 6; в 2006 г. – 0; в 2007 г. – 2; в 2008 г. – 2; в 2009 г. – 4; в 2010 г. – 2; в 2011 г. – 1;

– злостное уклонение от раскрытия или предоставления информации, определенной законодательством Российской Федерации о ценных бумагах (ст. 185.1 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 2003 г. – 0; в 2004 г. – 1; в 2005 г. – 1; в 2006 г. – 0; в 2007 г. – 0; в 2008 г. – 0; в 2009 г. – 1; в 2010 г. – 1; в 2011 г. – 3;

– незаконные экспорт из Российской Федерации или передача сырья, материалов, оборудования, технологий, научно-технической информации, незаконное выполнение работ (оказание услуг), которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения, вооружения и военной техники (ст. 189 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 1; в 1998 г. – 0; в 1999 г. – 9; в 2000 г. – 0; в 2001 г. – 0; в 2002 г. – 1; в 2003 г. – 1; в 2004 г. – 2; в 2005 г. – 1; в 2006 г. – 5; в 2007 г. – 5; в 2008 г. – 4; в 2009 г. – 1; в 2010 г. – 0; в 2011 г. – 0;

– невозвращение на территорию Российской Федерации предметов художественного, исторического и археологического достояния народов Российской Федерации и зарубежных стран (ст. 190 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 4; в 1998 г. – 0; в 1999 г. – 2; в 2000 г. – 1; в 2001 г. – 0; в 2002 г. – 0; в 2003 г. – 0; в 2004 г. – 0; в 2005 г. – 0; в 2006 г. – 0; в 2007 г. – 0; в 2008 г. – 0; в 2009 г. – 0; в 2010 г. – 0; в 2011 г. – 0;

– нарушение правил сдачи государству драгоценных металлов и драгоценных камней (ст. 192 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 12; в 1998 г. – 30; в 1999 г. – 16; в 2000 г. – 5; в 2001 г. – 8; в 2002 г. – 4; в 2003 г. – 1; в 2004 г. – 1; в 2005 г. – 1; в 2006 г. – 4; в 2007 г. – 3; в 2008 г. – 144; в 2009 г. – 0; в 2010 г. – 3; в 2012 г. – 0;

– фиктивное банкротство (ст. 197 УК). По этой статье в России возбуждалось дел: в 1997 г. – 1; в 1998 г. – 2; в 1999 г. – 4; в 2000 г. – 5; в 2001 г. – 9; в 2002 г. – 8; в 2003 г. – 7; в 2004 г. – 9; в 2005 г. – 6; в 2006 г. – 9; в 2007 г. – 7; в 2008 г. – 6; в 2009 г. – 4; в 2010 г. – 9; в 2011 г. – 4.

Такие же данные можно найти и по другим разновидностям преступлений, например, по посягательствам на конституционные права и свободы человека и гражданина, по преступлениям против здоровья населения и общественной нравственности, и т. д.

Если же посмотреть статистику в отношении вновь принятых уголовно-правовых норм (в интересующий нас период), то и она чаще всего исчерпывается минимальным количеством дел по стране. Так, принятая в 2008 г. ст. 292.1 УК применялась в 2008 г. – 9 раз, в 2009 г. – 52, в 2010 г. – 71, в 2011 г. – 46 раз; принятые в 2009 г. статьи применялись: ст. 185.2 УК – в 2009 г. – 0, в 2010 г. – 0, в 2011 г. – 5 раз; ст. 185.3 УК – в 2009 г. – 0, в 2010 г. – 0, в 2011 г. – 0 раз; ст. 185.4 УК – в 2009 г. – 0, в 2010 г. – 2, в 2011 г. – 0 раз; принятые в 2010 г.: ст. 170.1 УК применялась в 2010 г. – 12, в 2011 г. – 116 раз; ст. 185.5 УК – в 2010 г. – 8, в 2011 г. – 38 раз; ст. 185.6 УК – еще не вступила в действие; ст. 263.1 УК применялась в 2010 г. – 0, в 2011 г. – 3 раза; ст. 285.3 УК – в 2010 г. – 0, в 2011 г. – 0 раз; ст. 286.1 УК – в 2010 г. – 0, в 2011 г. – 0 раз; принятые в 2011 г. статьи применялись в этом году следующим образом: ст. 138.1 УК – 5 раз; ст. 151.1 УК – 20 раз; ст. 171.2 УК – 20 раз; ст. 173.1 УК – 1 раз; ст. 173.2 УК – 1 раз; ст. 226.1 УК – 53 раза; ст. 229.1 УК – 132 раза; ст. 271.1 УК – 0 раз; ст. 291.1 УК – 130 раз; ст. 314.1 УК – 16 раз. Таким образом, можно с большой долей вероятности прогнозировать, что составы, предусмотренные ст. ст. 185.2, 185.3, 185.4, 263.1, 271.1, 285.3, 286.1 УК, практикой востребованы не будут: или сами преступления искусственные настолько, что практические работники будут саботировать действие закона, или регламентированные в УК конструкции преступлений вообще не соответствуют тому, что встречается в жизни.

Эта статистика сама по себе свидетельствует о том, что криминализация предусмотренных в статьях деяний или проведена некачественно, что не позволяет применить норму, или в ней просто нет необходимости в силу разных причин, в том числе и в силу того, что деяния могут подпадать под другие составы преступлений, при наличии дополнительных криминообразующих признаков или незначительной трансформации их.

Иногда приходит в голову, в связи с этим, риторический вопрос: кто-нибудь из представителей законодателей когда-нибудь заглядывает в данные официальной статистики? – Понятен и ответ на него: разумеется, нет, во всяком случае – для улучшения качества уголовного закона и улучшения состояния преступности в стране. И разумеется, да, в том случае, когда это может быть использовано в политической риторике на популистской волне.