Текст книги "Хайдеггер, «Черные тетради» и Россия (сборник)"

1. Хайдеггер о расчете

Под «расчетом» Хайдеггер, как он обобщенно сформулировал в 1953 году, имеет в виду не «оперирование цифрами», а «включение чего-либо в свои ожидания», любой вид «опредмечивания действительного», а математика – это

расчеты, которые повсеместно сделали своим предметом ожидания сделку, или уравновешивание (Ausgleich) отношений порядка через уравнения, и поэтому изначально рассчитывают добиться максимально возможного порядка с помощью некого основного уравнения (GA 7:52; ср. GA 6:233 f).

К 1953 году он уже довольно давно понимал под предметом нечто манипулируемое человеком, в особенности нововременным, и, как станет ясно впоследствии, для него сделка (Ausgleich) также является признаком Нового времени. В 1935 году он говорит об одном из главных аспектов начала метафизики, что если идея, как это произошло у Платона, утверждается в качестве сущности, то «то, что является следствием сущности, возводится в саму сущность, занимая тем самым ее место», так и «наступает падение» (GA 40:191). Некое производное от первоначального узурпирует его место и при этом скрывает его – это лейтмотив не только хайдеггеровской истории бытия, он присутствует уже в «Бытии и времени», где применяется как к производному, совпадающему по времени с первоначальным, так и к следующему за ним по времени (Fritsche 2014:64 f).

Расчетами занимались, считает Хайдеггер, еще до Нового времени, но лишь в нем господствует такая истина, в которой доминирует расчетливость. Другими словами, до наступления Нового времени способность к расчетам всегда квалифицировалась как применяемая, прилагаемая к чему-то, тогда как в Новое время она все больше и больше применяется в чистом виде, или как «пустая» расчетливость.

Вытеснение качества количеством артикулируется сужением горизонта, к моменту «Бытия и времени» – вытеснением общности обществом (там же, 107–111, 177–199), с 1931–32 годов внутри истории бытия – эпохальными изменениями от досократиков до Нового времени и начиная с 1938–39 годов – совершенным продуктом Нового времени, законченной махинацией, где евреи «всегда уже» были высшим образцом человека-махинации, потому что это присуще их расе.

2. Махинация (Machenschaft)

Для Х. Блюменберга переход от одной парадигмы в другую без каких-то констант в обеих невозможен. В качестве таких констант Хайдеггер использует пять понятий или тем, на каждую из которых метафизическая теория имплицитно или эксплицитно дает ответ[29]29
  Что или сущность сущего, его экзистенция, истина, ее история; к этому часто добавляется некое (das Eine (GA 6:258, 260).


[Закрыть], причем так, что следствие сущности в одной эпохе в следующей может быть сущностью, подобно тому как у Блюменберга одна теорема, неизменная по букве, в другой парадигме может выполнять совсем другую функцию. Блюменберг, однако, реконструирует, как философы могут изменять некую теорему из-за ее внутренних несообразностей или по другим причинам и тем самым вносить новые теоретические опции, которые, соединившись, создают возможность артикуляции новой парадигмы. С точки зрения Хайдеггера, это противоречило бы его убеждению, что начало некоторой новой эпохи не может быть следствием усилий людей. Поэтому он только старается найти различные ответы на пять понятий у досократиков и в различных периодах эпохи метафизики[30]30
  Ср. Schürmann 1982:155–234, до сих пор самое лучшее систематизированное представление хайдеггеровской истории бытия.


[Закрыть] и соотносит их с соответствующим способом расчета, который в следующей эпохе или ее периоде является еще более свободным от качественных определенностей по сравнению с предшествующей (или «больше», а в конце концов и полностью является сущностью или бытием).

Махинацией Хайдеггер в особенности называет последнюю фазу метафизики, Новое время (GA 6:257–333). В эту эпоху махинация вовлекает «человека как субъекта, [как] счетное устройство и рвача, расчетливо использующего для своей корысти самого себя и все вокруг» (GA 96:94). Со времен Декарта «субъект» (subjectum), самодостаточное и лежащее в основе всего, есть субъективность. Она проявляется в противопоставленной ей самой же собой объективности и признает в ней только ею самой установленное, являясь выставлением-себя-вовне-перед-собой-в-объективность (das Sich-vor-sich-in-die-Objektivität-hinaus-stellen), «полная сущность которого заключена в том, чтобы принести себя как присутствующего перед самим собой в сформированную и измеренную только им самим неприкрытость» (GA 6:324). У Декарта и Канта эта субъективность – дух людей, предписывающий предметности свои законы, у Гегеля – безусловная субъективность как инобытие – воля и, наконец, жизнь, воля как плоть и кровь. Жизнь не признает ничего от жизни отличного в качестве сущего в себе и обязательного, это воля к власти по Ницше, постоянно увеличивающая самое себя в качестве силы. В этом бесконечном стремлении к увеличению власти, бесконечном, потому что не ограниченном никакой внеположенной целью, воля к власти опирается на произведенные ею самой условия воз можности самой себя, на подтверждения в потоке становления, на субстанции, на множественные я, истину, науку, религию, искусство, на которые она может рассчитывать, поскольку использует их как средство своего самовозрастания и может заменять их другими, более подходящими, короче говоря, она относится ко всем полаганиям как к ценностям.

Хайдеггер идентифицирует современную технику с махинацией. Райнер Шюрман видит в этом (и, как мне кажется, обоснованно) откровенную сверхдетерминацию техники (Schürman 1982:183), Михаэль Циммерман ссылается на трактовку последователей Хайдеггера (Zimmerman 2005, 1990), а по мнению Яйна Томсона, Хайдеггер говорит о технике в самом широком смысле, и, таким образом, в принципе каждый эмпирический феномен, а потому и императивы к самооптимизации, как, например, «используй твой потенциал по максимуму», выступают у него примерами техники (T omson 2005:22, 66).

3. Экзистенциалы подручности, бытия-с-другими и совести в «Бытии и времени»

В «Бытии и времени» Хайдеггер разрабатывает в качестве экзистенциалов действенные для людей мироформирующие структуры, априорные аспекты схем восприятия и действия, которые позволяют человеку быть открытым вне себя и для вещей, других людей и самого себя и определенными способами с ними соотноситься. Применительно к трехмерным, материальным вещам он хочет показать, что первичный способ доступа к ним не простое их созерцание, как принято считать в особенности в философии Нового времени, а повседневное обращение с ними, при котором мы используем или производим их в качестве инструмента (Zeug). При этом один инструмент посредством своей целевой предназначенности внутри целокупности инструментов (Zeugganzheit) отсылает к другому инструменту и к людям; для столяра, например, отвертка отсылает к шурупам, с помощью которых он может соединять куски дерева, чтобы изготовить диван, заказанный сельским учителем. Столяр всегда работает исходя из «осмотрительно-расчетливого манипулирования и использования», рассчитывая свои действия, так как он на практике должен согласовывать размеры и форму отдельных частей изготовляемого дивана друг с другом, делая это осмотрительно, поскольку эта расчетливость и его работа вмонтированы в целокупность инструментов (Zeugganzheit) и «попечительскую озабоченность» (fürsorgendes Besorgen) или «озабоченное попечительство (besorgende Fürsorge)» в отношении другого человека и самого столяра (GA 2:102, 124; БиВ 102, 124).

Альберт Боргман видит в болтовне, любопытстве и двусмысленности в «Бытии и времени» предвосхищение более поздней хайдеггеровской теории техники (Borgmann 2005:422). Намного более прямую связь с махинацией мы находим, конечно, в § 26, в хайдеггеровской теории четырех способов совместного бытия людей, в которой он в сжатом виде обобщает тогдашнюю обширную литературу по теме общины и общества (Gemeinschaft vs. Gesellschaft) и формулирует понятийную исходную основу для характеристики нового времени, общества как отпадение (Abfall) или упадок (Verfall) (Fritsche 2014:57–66). В конце § 26 он говорит, что соприсутствие оказывается своим бытийным способом внутримирно встречающего сущего. Пока присутствие вообще есть,

оно имеет бытийный образ бытия-друг-с-другом. Последнее нельзя понимать как суммарный результат появления многих «субъектов». Обнаружение некоего числа «субъектов» само делается возможно только потому, что встречающие в их соприсутствии (Mitdasein) другие трактуются ближайшим образом уже лишь как «номера». Такой счет открывается уже только через определенное со– и друг-к-другу-бытие. Это «беззастенчивое» событие «рассчитывается» с другими без того, чтобы по-честному «считаться с ними» или даже просто хотеть с ними «иметь дело» (GA 2:125; БиВ 125).

Таким образом, он подхватывает распространенное тогда различение между общиной и обществом: община (общность, сообщество), как своего рода организм, ведет собственную жизнь, несводимую к жизни частей, общество же является лишь их «суммативным результатом», поскольку представляет собой конструкт эгоистически действующих субъектов или, как говорит Хайдеггер в 1934 году, «единство единиц, объединенных расчетом»[31]31
  Не общество, а «дружина ведомых вождем (Gefolgschaft), связанных волей фюрера», образует общность (GA 16:284). О принципе сумм Шелера см. Fritsche 2014:163–165.


[Закрыть]. В исторической последовательности за миром «озабоченного попечительства» – общиной – следует второй, ущербный и упадочный способ друг-с-другом-бытия, а именно мир субъектов, общество, либерализм[32]32
  В соответствующем разделе лекции 1925 г. Хайдеггер четко формулирует, что «со-бытие (Miteinandersein) […] формирует различные возможности как общности, так и общества» (GA 20:333).


[Закрыть]. Можно взять в качестве примера пресловутого манчестерского капиталиста[33]33
  Под «отстраненностью» (Abständigkeit) (GA 2:126; БиВ 126) как основным свойством безликой массы (Man) Хайдеггер понимает капиталистическое конкурентное поведение, а не оппортунизм и конформизм, как ему вменяют особенно американские интерпретаторы (Fritsche 2005a).


[Закрыть]. В особенности тогда становится видно, что махинация в «Бытии и времени» присутствует уже в более или менее полном виде. Капиталист утверждает себя, в том числе в формулировках разделов 1 и 2, в качестве «субъекта», ничего и никому не должной точки отсчета для всех и для всего. При этом он впереди всего ставит нечто, а именно прибыль, но в качестве ценности, чего-то, в свете чего он использует все остальное и даже то самое, поставленное впереди всего, как средство своей отнесенности-на-самого-себя согласно принципу бесконечного самовозрастания. В качестве такого «стяжателя» прибыли он ведет свои «расчеты» с другими людьми и вещами, так как они в его «ожиданиях» являются для него конкурентами, поставщиками, потребителями, рабочими и материалом, т. е. с точки зрения максимизации прибыли возможными средствами или препятствиями. Он «рассчитывает» на них постольку, поскольку должен калькулировать доходы и расходы, и его расчетливость «беспощадна» или «пуста», так как она более не встроена в труд и попечительство внутри сельской или мелкогородской общности, и все остальное, следовательно, является только средством приращения собственной силы.

Махинация с упором на математику как сделку-уравнивание встречается в «Бытии и времени», в хайдеггеровской характеристике вульгарной трактовки зова совести (Gewissensruf), для чего он употребляет слова «расчет/просчет», «дельце», «сделка», «переговоры» и «уговаривание» (Verrechnen, Geschäft, Ausgleich, Verhandlung, Bereden), например, «в значении взаимоуравненного расчета требо ваний». Формулы вроде «идеальная, всеобщая возможность бытия (Seinkönnen)» и «мировая совесть (Weltgewissen)»[34]34
  GA 2:292; БиВ 292, a также 273–275, 278, 280, 283, 288 f, 293 f. См. Fritsche 2014:66–70.


[Закрыть] были обычным для Хайдеггера полемическим выражением для универсализма Просвещения. Тем самым он обобщает распространенный среди правых взгляд, что в Новое время международный интернациональный бизнес-менталитет и либерализм с его Просвещением пронизывают не только экономику, но и другие сферы и утверж дают нивелирующее равенство и арифметическую, т. е. эгалитарную, справедливость в противоположность пропорциональной, иерархической справедливости «попечительствующих» общностей. В капиталистической экономике обмен дает право на эквивалентную компенсацию за собственный товар или труд и сверх того не имеет никаких требований или обязательств по отношению к другим. В правовой системе истец и ответчик ведут дебаты по поводу обвинения перед лицом судьи, судья принимает независимое решение, и признанный виновным вправе после исполнения наказания снова начать «с нуля». В политике у каждого одинаковые права, а в парламентах партии ведут дискуссию о принятии законов, «которые каждому дают жить» и устанавливают баланс различных интересов[35]35
  К вопросу об уравнивании/возмещении (Ausgleich) в качестве одного из часто употребляемых Шелером слов после его поворота к политическому центризму см. Fritsche 2014:199–206.


[Закрыть]. Другими словами, в Новое время во всех сферах общества применяются математика, «расчеты и подсчеты», которые повсеместно обеспечивают в качестве «предмета своего ожидания» компенсацию за произведенные и совершенные действия, а также баланс интересов «через уравнения», через их квантификацию. Для приверженца Просвещения нормативным, не-подлежащим-инструментализации («не-могущим-быть-утилизованным») условием этих расчетов и подсчетов должно было быть всегдашнее кантовское отношение к человеку как к цели и никогда лишь как к средству[36]36
  Этика Канта не описывает, как утверждает Агамбен, условия жизни при национал-социализме, а является как раз в ее специфическом универсализме наилучшей этикой как для модерна, так и для постмодерна (Fritsche 2012).


[Закрыть] и вытекающий из этого долг обеспечить счастье других, что в конечном счете дало социал-демократию, активную политику государства и такие институции, как социальное обеспечение, тот самый третий способ со-бытия, который Хайдеггер и другие правые отвергают как либеральный. Правые же считали, что эти расчеты-подсчеты господствуют неограниченно, поскольку существовавшие до Нового времени условия больше не действовуют, а универсализм Просвещения пришел в упадок или же изначально был только прикрытием голого эгоизма.

Для правых вроде Хайдеггера мир человека, живущего в общности, более широк, поскольку такой человек живет при труде и других людях, в некой совокупности служащих ему несущим основанием отношений, в то время как человек, живущий в обществе, относится ко всему и ко всем остальным только как к средству пустого самоотнесения – те, кто определяет жизнь в большом городе: «люди без корней», как сказал Хайдеггер в 1925 году в одной из речей[37]37
  GA 16:53. По поводу темы (не)укорененности в «Бытии и времени» см. Fritsche 2016. Конечно, не только арифметическая, но и пропорциональная справедливость, a также technê у досократиков требуют расчетов и математики, но для Хайдеггера эти расчеты до Нового времени не являлись господствующей несокрытостью, но были, как написано во «Введении в метафизику», следствием сущности, однако еще не сущностью. П. Травни игнорирует этот мотив, являющийся центральным как в «Бытии и времени», так и в хайдеггеровской истории бытия, когда утверждает, будто Хайдеггер ограничивает расчетливость и математику только философией Нового времени, и находит это «ошибочным» (Trawny 2014:38; ср. Fritsche 2015:934). Ошибка Травни является частью преуменьшения им национал-социалистических и антисемитских воззрений Хайдеггера (ниже я еще вернусь к этому вопросу).


[Закрыть].

4. Историчность, четверица и махинация как техника

Драматургия «Бытия и времени» подводит к § 74 как кульминации всей книги. Здесь Хайдеггер обобщает историческую теорию тогдашних правых революционеров, согласно которой в определенный момент упадка, символами которого являются либерализм и его производные в виде социал-демократизма и большевизма, сама судьба (Geschick) возвышает свой голос и призывает людей к уничтожению общества и восстановлению общины-общности, четвертого способа бытия-друг-с-другом из § 26. Одновременно он вставляет в это обобщение в § 74 заявление о своей приверженности народной общности национал-социалистов[38]38
  Fritsche 2014:25–56, 76–106, 177–198. Хотя в § 26 современный сельско-мелкогородской мир не фигурирует явно как самостоятельный способ бытия-друг-с-другом, остальные три без него остались бы непонятны. В главе, посвященной подручности (Zuhandenheit), Хайдеггер в первую очередь исследует премодерные трудовые процессы, различая одновременно (явно, правда, только однажды: «сшитое на заказ» в противоположность к «ширпотребу», GA 2:70f) премодерновую и модерновую подручность. В § 26 он ссылается на этих ремесленников времен премодерна, включая портного, сразу в начале (117f), в формулировке «в изначальном со-бытии с пониманием» (124) и в уже процитированном различении между сообществом и обществом (125). Хайдеггер подчеркивает в § 74, что возможности сообщества прошлого, претендующего на возвращение, присутствуют в обществе и обществом скрываются (Fritsche 2014:76–85, 182–184). Уже во время написания «Бытия и времени» он хотел воспроизвести патриархальное сообщество, основывающееся на кровных связях (Fritsche 2016).


[Закрыть]. При этом он не использует никаких формулировок, содержащих «расчет» или «расчетливость», но каждое стратегическое размышление революционеров, наверняка непреложное и для него, и другие их ожидания и так в высшей степени красноречивы. Ведь судьба призывает людей именно к тому, чтобы отказаться от такого порядка, при котором в Новом времени царит расчет, а именно от автономии субъекта, чтобы осознать себя вместо этого в качестве «сущего ради других»[39]39
  GA 2:123; ср. Fritsche 2014:316–327.


[Закрыть] или в качестве члена общности и элемента его попечительства (или «доброты»[40]40
  GA 2:383; ср. Fritsche 2014:86–91.


[Закрыть]). Члены общности – это немцы, а члены общества в ЧТ – это евреи. Самое позднее в 1931–32 годах и греки причисляются к членам общности, а в 1935-м Хайдеггер обобщает свою интерпретацию досократиков в формулировке, которая в точности соответствует § 74 «Бытия и времени», делая тем самым из досократиков национал-социалистических революционеров.

С середины тридцатых годов Хайдеггер говорит о Земле, мире или Небе, Божественном и Смертном, о том, что позднее назовет четверицей. Если, например, Хуберт Дрейфус видит в этих понятиях аспекты познаваемости художественного творения и наших социальных практик (Dreyfus 2005), Марк Рэтхолл понимает их «буквально» (Wrathall 2011:205), чтó, конечно, вполне оправданно, в особенности в свете «верности родному месту» (Treue zur Scholle, GA 16:53), на которой настаивал Хайдеггер еще в 1925 году (в той же самой речи, где содержится высказывание об определяющих жизнь в большом городе признаках), и его высказываний о крови и почве в ЧТ (GA 94:38, ЧТ 46). Хайдеггер воспроизводит здесь различие между досократиками и метафизикой на ее начальном этапе с помощью четырех измерений установления в смысле приведения-в-Открытое-присутствия (ins-Of eneder-Anwesenheit-Bringen). Есть то, что приводится в состояние открытого, то, куда это должно быть поставлено, чтобы иметь место в Открытом, есть устанавливающий и тот, кому устанавливается. Еще во времена досократиков строились дома и изготавливались другие вещи. У досократиков в некоторые из этих вещей и через них в Открытое приходит в то же время больше, чем они сами, через облик храма приходит Небо, через его камни – окружающая Земля, через них обоих – Божественные. Земля, Небо и Божественные приходят в Открытое в качестве Наделяющих и одновременно как замыкающие-себя, как Святое, на которое люди сущностно обращены и от которого их мир получает размер, структуру и мерило. В метафизике же мир людей в этом смысле больше не уходит основой в землю или не посажен в почву. Поэтому земля признается простым материалом для человеческого производства, в форме присутствует только некая идея производителя и больше не присутствует небо, и производители поставляют вещи не богам, а себе и другим людям как конечным целям производства и пользователям продуктов. Хайдеггер говорил о досократовской части этой теории в двух вариантах: до 1942 года как о революционном акте, в котором революционеры по велению бытия выдвигают на передний план новый мир[41]41
  Например, в «Истоке художественного творения» или во «Введении в метафизику».


[Закрыть], а с 1942 года – в квиетистской форме, в которой ссылка на Божественных не революционирует мир, а только освящает существующий, чтобы люди встраивались в него[42]42
  Например, в «Вещи» (GA 7). Нехайдеггерианцы обычно высмеивают четверицу. Однако тут есть одно весьма трезвое зерно, которое, как я вижу, до сих пор игнорировалось. Хайдеггер в своей герменевтике греческого мира полагается, очевидно, на то, что Аристотель прав в своем утверждении, что, кроме приведенных им четырех типов причин (форма, материя, причина движения и цель), других нет (Metaphysik I 10, 993a11–27), и использует имплицированное в них, т. е. четыре измерения установления, как константы при смене эпох и путеводную нить для воспроизводства досократического мира. Никто не может оспаривать, что у Гомера и Гесиода земля, небо, боги и люди являются главными вещами.


[Закрыть].

Горизонт досократиков самый широкий, такой, в который человек, как уже говорилось, дальше всего «вышел из самого себя», и уже в первом периоде эпохи метафизики мир в противоположность к досократовскому определенным образом центрируется на человеке. По Хайдеггеру, техника выступает как

учреждение оставленности бытием/бытия (Sein s-verlassenheit) сущего […], является утратой мира (Entweltung), отрывом от земли (Enterdung), обесчеловечиванием (Entmenschung), обезбоживанием (Entgötterung) сущего [и] отсутствием возможности принимать решения (Entscheiduungslosigkeit) в отношении истины Бытия (Seyns) (GA76:297).

Позитивное он видит в ней с точки зрения бытийно-историческо-человеческой деятельности полагания. Слово «махинация» (Machenschaft) должно «указывать на делание (Machen) (ποίησις, τεχνή)» как на ловкаческое бытие в метафизике, которое вовлекает некоторую часть человечества с соответствующим человеческим поведением. В начале метафизики махинация еще «прикрыта» постоянным присутствием вечных платоновских идей в качестве существующих независимо от людей образцов, чтобы потом в Средневековье «более явно протиснуться на передний план» (GA 65:126). Чем больше делячество и тем самым данная бытием установительная власть человека, тем меньше действующая в досократике φύσις (природа), чем больше махинация, тем больше сущности или даже ставшей бытием следствия сущности первоначальной φύσις, поэтому махинация выступает «обезвластиванием φύσις» или не-сущностью φύσις (GA 65:126, 135). В Новом времени оно, как было сказано, прежде всего присутствует как человеческий дух, чтобы потом, по завершении Нового времени, неприкрыто действовать как воля к власти. Несмотря на эту все увеличивающуюся неприкрытость в последовательности обесценивания соответствующих непреложных ценностей или несмотря на это отбрасывание, как я их назвал, могущих быть адъективно выражен ными квалификаций, махинация скрывается. В «Бытии и времени» сущность всех экзистенциалий, всеохватывающий экзистенциал заботы, сокрыта обычной временностью (Zeitlichkeit) и практикой прогресса[43]43
  GA 2:323–331, 406–428; ср. Fritsche 2014:57–70, 182–185, 207–210.


[Закрыть]; похож здесь в этом плане первый «закон делячества» – скрываться, причем «в Новое время – за предметностью объективности» (GA 65:127).

5. Махинация как теория еврейской расы, «Постав» и «Вопрос о технике»

По Марксу, общественно-необходимое рабочее время при капитализме скрывается за товарным фетишизмом, а при коммунизме проявляется непосредственно. Согласно «Бытию и времени», правая революция откроет ранее скрытую временность заботы[44]44
  GA 2:382; ср. Fritsche 2014:208–210.


[Закрыть]. Согласно Джону Капуто, поддержка Хайдеггером национал-социализма в 1933 году основывалась на игнорировании того, что условия возможности эмпирического опыта и истории не могут сами проявляться в качестве внутриисторического события (Caputo 1993:21–38). Эту ошибку Хайдеггер, однако, явно допустил уже в «Бытии и времени», он был в этом, конечно, совсем не одинок, и это ошибочно, вероятно, лишь внутри трансисторического априоризма.

Уже в молодые годы в противовес современной философии Хайдеггер поставил задачу понять, сделать понятной повседневную жизнь. Если абстрагироваться от его «глубинной» интерпретации истины досократиков как несокрытости[45]45
  В 1964 г. Хайдеггер, очевидно, под влиянием статей Бёдера и Тугендхата признает, что αλήθεια (несокрытость, истина) понималась еще у досократиков как правильность высказывания, и поэтому его тезис об изменении сущности истины с началом метафизики от несокрытости к правильности несостоятелен (GA 14:87).


[Закрыть], его периодизация эпох и его определение сущности каждой из них не являются ни оригинальными, ни «сверхглубокомысленными», а держатся очевидного. Нельзя не заметить, что у Платона и Аристотеля, в отличие от досократиков, в понятийном отношении определяющими являются ремесленное производство и рефлексия на грамматику языка, и что в латинской схоластике выполняющий ремесленную работу бог-творец и избавитель и Аристотелева теория четырех типов причин занимают центральное место, и что многие философы Нового времени сами утверждали в качестве цели господство над природой. Если же принять хайдеггеровскую установку, что в каждую эпоху какая-то одна, и только одна, истина оказывается господствующей, то его интерпретации ницшеанского вокабуляра и нововременной системы представлений из перспективы Гегеля и Ницше также не слишком глубоки.

Что для Хайдеггера было очевидным в повседневной жизни после 1933 года? До того как он впервые употребил слово «махинация» в качестве понятия в ЧТ (GA 94:296; ЧТ 322), он уже многократно употреблял его в принятом в разговорной речи смысле для обозначения «“дурного” типа человеческих поступков и подготовки таковых» (GA 65:126). По мнению Хайдеггера, национал-социализм сначала недостаточно решительно дистанцировался от либерализма, а начиная с 1937–38 годов являлся не выходящей в целом за пределы либерализма и метафизики кульминацией их обоих (Fritsche 2015: 933–939). Таким образом, Хайдеггер констатировал безуспешность пропагандируемой, начиная с «Бытия и времени» (если не раньше), борьбы против либерализма в различных его выражениях[46]46
  Этот взгляд привел Хайдеггера к известному повороту, к возведению техники до бытия и его открытию «подлинного» национал-социализма (Fritsche 2015:928–929, 938 n. 44).


[Закрыть]. Трактуя либеральную расчетливость как махинацию, он объявил расово обусловленную сущность евреев сущностью Нового времени с его завершением в повседневной действительности национал-социализма. Действительно, он записывает в ЧТ 1938–39 годов:

Евреи «живут» со своей особой способностью к расчету дольше всех по расовому принципу, из-за чего они также яростнее всех сопротивляются его неограниченному применению;

[…] временное возрастание мощи еврейства […] обусловлено той причиной, что метафизика Запада в ее расцвете в эпоху Нового времени послужила отправной точкой для расползания вширь в принципе пустой рациональности и расчетливости; вопрос о роли мирового еврейства является не расовым, а метафизическим вопросом о той разновидности человечества (Menschentümlichkeit), которая способна просто-таки разнузданно взять на себя устранение корней всего сущего из бытия в качестве своей всемирно-исторической «задачи» (GA 96:56, 46, 243).

Вопрос о роли мирового еврейства не является расовым, поскольку ответ на него (в противо положность раннему Шелеру и другим правым) нельзя дать указанием на то, что еврейская раса добилась мирового господства вследствие смешения крови и других онтических процессов. Скорее, с точки зрения метафизики или онтологии надо задать вопрос, какого рода несокрытость, истина ниспослана судьбой для Нового времени, поскольку эта истина соответствует эпохе и определяет границы свободы действий для людей. Этот вопрос не связан с понятием расы и с различными расами. Каждая эпохальная истина требует человека, требует определенного типа человечества (Menschentümlichkeit), лишь благодаря которому она пресуществует, реализует свою сущность. Если рассмотреть ниспосланную судьбой истину Нового времени и востребованный ею тип человечества и сравнить с их точки зрения людей и расы, то, по Хайдеггеру, приходишь к пониманию того, что истина Нового времени использует именно тот тип человечества, который всегда, причем задолго до Нового времени, практиковали только евреи в силу особенности своей расы, а именно тип «пустой рациональности и расчетливости». Хотя этот вопрос и не включает понятие расы, но ответ на него вполне может его содержать, и потому истина Нового времени и расовая сущность евреев суть одно и то же. Только потому, что судьба ниспослала истину, которую всегда практиковали евреи и которая с точки зрения сущности расы могла практиковаться только ими, евреи смогли путем распространения их расово обусловленной пустой рациональности и расчетливости увеличить свою власть, и только поэтому именно они смогли взять на себя из бытия всемирно-историческую задачу по лишению корней всего сущего и стать агентом махинации[47]47
  Травни ставит хайдеггеровский антисемитизм с ног на голову своим тезисом о том, что, по Хайдеггеру, до Нового времени евреи определенным образом, релевантным с точки зрения истории бытия, не были отличны от других рас и что только махинация дала им способность к пустому расчету. Хайдеггер пишет в ЧТ примерно в 1938–39 годах, что осознание им своего заблуждения относительно сущности эмпирического национал-социализма само привело его к необходимости одобрения национал-со циализма, независимого от его эмпирических форм (GA 95:408), т. е. он говорит, что открыл «истинный» нацио нал-со циализм и остается национал-социалистом. Путем весьма выборочного цитирования Травни представляет этот пассаж как отход Хайдеггера от всякого национал-социализма (Trawny 2014:29f; ср. Fritsche 2015:928f).


[Закрыть].

Другое используемое в этой связи красноречивое слово, означающее стяжательство, рвачество – Geraf e, от raf en, стяжать, хапать, – имеет также только негативную окрашенность. Хапающий не знает меры, и именно это приписывают евреям антисемиты и в данном случае Хайдеггер, ибо евреям свойственна «упорная сноровистость в расчетах, в спекуляции в хаотическом перемешивании (Durcheinandermischen)» (GA 95:97). Слово «raf en» Хайдеггер использует и в ЧТ (например, GA 96:94). 1 сентября 1949 г. он выступил в Бремене с четырьмя докладами: «Вещь», «Постав», «Опасность» и «Поворот». Во втором из них, предтече опубликованной в 1954 году работы «Вопрос о технике», он сначала говорит об исчезновении вещи, затем вводит понятия Bestell, Be-stellen («наличествующие запасы, резервы», «заказывание, абонирование, резервирование; обставление чего-либо чем-либо») и как сущность техники Gestell («постав»), объясняя значение понятия «постав» с помощью понятия «стяжание, захапывание» (Geraf e), которое, таким образом, оказывается центральным понятием всего доклада (GA 79:33).

В теории махинации главное предназначение техники заключается в производстве предметов, в «Поставе» и «Вопросе о технике» же – в уничтожении всего предметного, превращении его в заказываемую энергию, которое скрывают с помощью инструментального понимания техники и предметности[48]48
  GA 79:27–33, GA 7:15–17. С учетом установки, что в каждой эпохе или ее периоде одна, и только одна, истина является определяющей, нечто очевидное объявляется бытием и примерно с 1935 года прямо-таки рефлекторно все остальное очевидное объявляется тем же самым по сути, но таким, что скрывает бытие. То же, что было объявлено бытием, и бытие относятся в этом случае друг к другу подобно тому, как, по Аристотелю, относятся друг к другу явление и идея у Платона: идея должна быть вечной, в остальном же они то же самое.


[Закрыть]. Это смещение будет прочно связано с тем, что откроется после 1945 года, – с уничтожением евреев в лагерях смерти.