Текст книги "Иран в условиях новых геополитических реалий"

Рассматривая философские экспликации положения о тавхид ’аллах, Мотаххари выделяет четыре степени (дараджа) утверждения единства Бога, а по сути анализирует различные аспекты понимания единства. Прежде всего он говорит о необходимости признания единства самости Бога (тавхид затийй) и указывает, что «утверждение единства и единственности самости заключается в том, что Истина (т. е. Бог – Ю.Ф.) не приемлет двойственности и множественности, нет ничего подобного ей на том уровне бытия, где она, нет иного сущего» [Мотаххари 1994б, 37]. Следующий этап осмысления единства, который выделяет Мотаххари, связан с утверждением единства атрибутов (тавхид сифатийй) и означает «познание самости Истинного в объективном единстве с Его атрибутами и в единстве атрибутов друг с другом», а также «отрицание существования еще одного [Бога], подобного Ему» и «отрицание множественности и составленности в его самости» [Мотаххари 1994, 38–39]. Третий уровень, о котором упоминает Мотаххари, предполагает признание единственности действий (тавхид аф‘алийй), т. е. «признание [того обстоятельства], что мир и все его устройство, обычный порядок вещей, причинно-следственные связи – результат Его действий и воли» [Мотаххари 1994б, 40].

Три отмеченных нами уровня Мотаххари относил к теоретическому аспекту понимания принципа тавхид и сразу указывал, что существует еще и практический аспект, который означает обретение единства в поклонении Богу (тавхид дар ‘ибадат) и предполагает определенную деятельность: «Теоретический тавхид – это созерцание совершенства, а практический – движение к совершенству. Теоретический тавхид – постижение единства Бога, практический – когда человек достигает единства» [Мотаххари 1994б, 42], и, таким образом, через практическое воплощение принцип тавхид трансформируется у Мотаххари в основной идеологический ориентир для человека.

Схема 1

Второе доктринальное положение «Бог – то, что кроме Бога» (’аллах – ма сива ‘аллах) фиксирует закрепленное в исламской доктрине представление о строгой отделенности Бога от всего сотворенного. С одной стороны, есть вечный, всемогущий, вездесущий, всезнающий и справедливый Бог, Он один и един, нет подобного ему и нет у Него сотоварищей, только Он обладает всей полнотой совершенств и не испытывает ни в чем нужды. А с другой стороны, есть то, что помимо Бога, т. е. мир (см. схему 1).

Этот мир, возникший по воле и могуществу Бога, существует благодаря Его заботе и мудрости и обладает в силу своей тварной природы рядом несовершенств, среди которых Мотаххари выделяет следующие: ограниченность (махдудиййат), изменчивость (тагййир), зависимость (вабастиги), нужда (нийазманди), относительность (нисбиййат) – и отмечает: «Все существующее, [все то], что мы ощущаем и видим, от мельчайшей песчинки до огромной звезды, ограниченно, то есть привязано к конкретному месту и определенному промежутку времени и не существует вне этого места и отрезка времени. […] Все существующее в мире подвержено переменам и изменениям. Ничто из существующего в эмпирическом мире не пребывает [постоянно] в одном и том же состоянии: оно либо развивается и эволюционирует, либо вырождается и деградирует. […] Если мы посмотрим на что-либо из существующего, то увидим, что оно зависит в своем бытии от существования одного или нескольких других существ… […] Среди всего того, что существует в эмпирическом мире, невозможно найти нечто такое, что существовало бы “благодаря самому себе”, не нуждалось бы в чем-либо, кроме себя, и осталось бы существовать в случае гибели остальных. […] Все существующее, [все то], что мы ощущаем и видим, – относительно, как с точки зрения самой основы бытия, так и его совершенства…» [Мотаххари 1994, 23–25].

Итак, Мотаххари анализирует исламскую доктрину и фиксирует в исламском мировоззрении два полюса: божественный (единый, вечный и абсолютный) и мирской (множественный, сотворенный и зависимый). Среди творений Бога особое место занимает человек. Этот принципиальный для исламской доктрины момент также исключительно важен и для Мотаххари. С одной стороны, будучи сотворенным, человек относится к области «того, что кроме Бога» и полностью подчинен Его воле. А с другой – является наместником (халифа) Бога на земле, принял от Него залог веры (’аманат), держит перед Богом ответ за соблюдение закона и получил посмертную участь, а значит, выделяется из всего мироздания и оказывается некоторым образом причастным и к области божественного. Если придерживаться четкого следования принципу тавхид, то данное понимание человека, помещающее его как бы на стыке двух полюсов (божественного и мирского), угрожает подорвать сами его основы. Тем не менее для Мотаххари сам факт наличия у человека особого онтологического статуса служит скорее подтверждением уникальности и истинности исламского мировоззрения, а не свидетельствует о противоречиях внутри самой доктрины. Его интересует социальный аспект понимания этого специфического положения человека. Мотаххари отмечает, что, хотя над миром властвует воля Бога, но человек обладает определенной свободой, несет ответственность за поступки и определяет свою судьбу. На человека возложена особая миссия: он должен постоянно совершенствоваться, воспитывать самого себя и тем самым способствовать развитию общества. Весь мир подобен школе, в которой человеку надлежит постоянно обучаться, а за все его усердные старания и стремление к познанию он будет вознагражден Богом [Мотаххари 1994, 17–19].

Каким же образом Мотаххари переходит от мировоззрения к идеологии? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть предлагаемый Мотаххари вариант осмысления соотношения «мировоззрение – идеология», который он поясняет следующим образом: «Идеология – это практическая мудрость, а мировоззрение – теоретическая. В основе каждого отдельного вида практической мудрости лежит особый вид теоретической мудрости. Так, практическая мудрость Сократа возникла на основе особого взгляда на мир, [характерного для] этого философа. Эта же связь [прослеживается] между практической и теоретической мудростью у Эпикура, то же касается и других философов» [Мотаххари 1993, 98]. Итак, мировоззрение и идеологию Мотаххари рассматривает как два вида мудрости (хикмат): теоретическую (назарийй) и практическую (‘амалийй). Примечательно, что соотношение теоретической и практической мудрости выстраивается у него по модели «явное – скрытое / внешнее – внутреннее», где явное и скрытое (внешнее и внутреннее) не являются дихотомическими противоположностями, а представляют собой две взаимосвязанные и взаимообусловленные стороны одного и того же предмета или явления. В данном случае у Мотаххари речь идет о некоем едином знании или единой мудрости, которая, существуя в виде системы теоретических взглядов, представляет собой мировоззрение (хикмат назарийй), а реализуясь на практике, принимает вид идеологии (хикмат ‘амалийй), т. е. по сути идеология, по Мотаххари, – это воплощенное в жизнь религиозное мировоззрение.

Мы видим, что идеология Мотаххари выстраивается, подчиняясь строгой логике. Ее источником является ислам, точнее, сформировавшееся на его основе монотеистическое религиозно-философское мировоззрение. В нем нашли отражение ключевые положения исламской доктрины, касающиеся понимания Бога, мира, человека и их соотношения. Прежде всего следует отметить положение о строгом разделении Бога и мира, т. е. всего того, что кроме Него. Именно оно служит воплощением принципа тавхид – обеспечения единства и единственности Бога, т. е. признания того, что кроме Бога нет других богов, что у мира – одно начало, а у человека – один создатель. В этом фундаментальном принципе Мотаххари видит преимущество исламского монотеистического мировоззрения (джаханбини-и тавхиди) по сравнению со всеми остальными его видами: оно сконцентрировано на достижении единства и потому должно стать тем самым стержнем, который объединит всех приверженцев ислама. Не менее важная роль в идеологии Мотаххари отводилась и представлению об особом статусе человека, который, по сути, является важнейшим связующим звеном между божественным и мирским. Благодаря человеку принцип тавхид приобретал у Мотаххари форму идеологического ориентира и получал практическое измерение, т. е. люди должны были не просто осознать это единство, т. е. познать Бога в единстве Его самости, атрибутов и действий, но и реализовать это знание на практике, в своей жизни. Мотаххари полагал, что на уровне государства это должно завершиться установлением в Иране исламской формы правления во главе с духовным лидером. Перед исламским обществом стояла задача объединить всех его членов во имя признания единого и единственного Бога и ликвидации дискриминации и несправедливости. А каждый отдельно взятый человек должен был стремиться преодолеть раздвоенность своей личности ради почитания единого Бога, обуздать низменные порывы души и отречься от всех иных религиозных культов. Только через утверждение единства, согласно Мотаххари, лежит путь к процветанию государства, счастью и благополучию как отдельно взятого человека, так и общества в целом.

Подводя итог нашему исследованию, отметим, что Мортаза Мотаххари признавал легитимность исламской формы правления и ставил своей целью предложить для ее обоснования особую монотеистическую идеологию, т. н. идиулужи-и тавхиди. Она соединяла в себе систему философско-мировоззренческих взглядов (джаханбини-и тавхиди) и веру (иман) как таковую. Таким образом, предлагаемая Мотаххари идеология не являлась для исламского общества чуждым, инородным элементом, не насаждалась сверху (что имело место в случае прогрессивного идеологического курса шаха Резы Пехлеви), а выстраивалась на основе насущной для мусульманского общества задачи способствовать воплощению в жизнь принципа тавхид и потому внесла немалый вклад в победу Исламской революции.

Источники на персидском языке

Мотаххари 1989 – Мотаххари М. Пийрамун-и джумхурии ислами. Мутафаккир, шахид, устад Мортаза Мотаххари. Тих-ран: Интишарат-и Садра. Чап-и чихарум. Зимистан, 1367 / 1989 (Mutahhari, M. (1989), A Discourse on the Islamic Republic, Sadra, Tehran).

Мотаххари 1993 – Мотаххари М. Вахй ва нубувват // Мукаддамаха-и бар джаханбини-и ислами. Мутафаккир, шахид, устад Мортаза Мотаххари. Джилд-и сивум. Тихран: Интишарат-и Садра. Чап-и шишум. 22 бахман, 1371 / 1993 (Mutahhari, M. (1993), Revelation And Prophethood, Sadra, Tehran).

Мотаххари 1994а – Мотаххари М. Пийрамун-и инкилаб-и ислами // Маджму‘а-и йаддаштха ва суханраниха ва мусаибаха-и устад, шахид Мортаза Мотаххари. Тихран: Интишарат-и Садра. Чап-и нухум. Табистан 1372 / 1994 (Mutahhari, M. (1994), A Discourse on the Islamic Revolution, Sadra, Tehran).

Мотаххари 1994 – Мотаххари М. Джаханбини-и тавхиди // Мукаддамаха-и бар джаханбини-и ислами. Мутафаккир, шахид, устад Мортаза Мотаххари. Джилд-и дувум. Тихран: Интишарат-и Садра. Чап-и шишум. Табистан, 1372 /1994 (Mutahhari, M. (1994), Worldview of Tawhid, Sadra, Tehran).

Мотаххари 1986 – Мотаххари М. Имамат ва рахбари. Мутафаккир, шахид, устад Мортаза Мотаххари. Тихран: Интишарат-и Садра. Чап-и дувум. Ардибихишт, 1364 / 1986 (Mutahhari, M. (1986), Imamat and Guidance, Sadra, Tehran).

Источники на русском языке

Мотаххари 2009 – Мотаххари М. Божественное откровение и пророческая миссия. М.: Исток; Серия «Знакомство с исламом», 2009 (Mutahhari, M. (2009), Revelation And Prophethood, Istok Publ., Moscow, in Russian).

Мотаххари 2010 – Мотаххари М. Исламское мировоззрение. М.: Исток; Серия «Знакомство с исламом», 2010 (Mutahhari, M. (2010), Islamic Worlview, Istok Publ., Moscow, in Russian).

Литература

Алгар 1993 – Algar H. Mutahhari // The Encyclopaedia of Islam. New edition. Leiden-New York: E. J. Brill, V. 7. P. 762–763, 1993.

Гибадуллин 2015 – Гибадуллин И.Р. Мортаза Мотаххари и Исламская революция в Иране. М.: ООО «Садра», 2015.

Дабаши 1993 – Dabashi H. Theology of Discontent: the Ideological Foundation of the Islamic Revolution in Iran. New York: Transaction Publishers, 1993.

Давари 2005 – Davari M.T. The political thought of Ayatullah Murtaza Mutahhari: an Iranian theoretician of the Islamic state. London; New York: Routledge, 2005.

Лафрайи 2009 – Lafraie N. Revolutionary Ideology and Islamic Militancy: The Iranian Revolution and Interpretations of the Quran (International Library of Iranian Studies). London; New York: Tauris Academic Studies, 2009.

Мартин 2000 – Martin V. Creating an Islamic State: Khomeini and the Making of a New Iran. London: I. B. Tauris, 2000.

Ареф Бархордари, Эбрахим Моттаги
Иран, Тегеранский университет
Эволюция политической мысли современного Ирана (в свете концепции модерна)[37]37
  Опубликовано в «Рахйафт-е энгелаб-е эслами» № 31. Тегеран, 1394 (2015). С. 23–40. Перевод на русский язык И.Р. Гибадуллина.


[Закрыть]

Введение

Традиционный духовно-психологический уклад жизни иранского общества столкнулся с достижениями эпохи модерна во время русско-персидских войн. В результате этого соприкосновения часть иранцев задалась поиском нового пути и поставила целью модернизации общества ознакомление иранских мыслителей с современной наукой. Предполагалось, что реализации этой цели будет способствовать направление иранских учащихся за границу, приглашение иностранных советников и преподавателей. Кроме того, иностранные и иранские путешественники, а также студенты, посетившие Запад на свои собственные средства, возвращаясь оттуда, находились под сильным впечатлением от современного мира и приносили в Иран элементы, присущие обществу эпохи модерна. Они стремились к прогрессу, надеялись на установление законности, создание парламента, введение разделения властей и т. д. Таким образом, они инициировали новые идеи. Деятельность этих людей, которых стали называть классическими иранскими модернистами, продолжалась до тех пор, пока они не подготовили почву для Конституционной революции. В силу религиозного характера иранского общества интеллектуалы-конституционалисты стремились сочетать шариат, обычное право и принципы модерна, а потому их новые идеи пропагандировали конституционную монархию в качестве современного, эффективного исламского строя. Спустя некоторое время конституционное движение потерпело поражение, а из его недр вышел Реза-хан с его идеологией пехлевизма. Интеллектуалы эпохи династии Пехлеви стали выдвигать новые общественно-политические идеи и концепции. Их цель состояла в обновлении и секуляризации иранского общества в русле модернизации. Идеи пехлевизма продолжали господствовать вплоть до 1978 г., исключая период 1941–1953 гг., причем в ходе его второго этапа элементы модернизма получили еще большее признание, а противодействие религиозным обрядам, традициям и силам, их проповедующим, развернулось даже в больших масштабах. Борьба с духовенством, назревание в стране социально-экономического кризиса в 1977 г., подавление всех антишахских выступлений и неспособность режима привлечь на свою сторону общественно-политические силы привели к тому, что в обществе сложились условия для противостояния идеям пехлевизма. Силы, не удовлетворенные атмосферой, царившей в обществе, занялись поиском альтернативы. В качестве наилучшей замены шахской идеологии они видели шиитский ислам во главе с имамом Хомейни. Новое движение, в центре внимания которого находились идеи, теоретически обоснованные имамом Хомейни, выступило против модерна и отвергло западный секуляризм, гуманизм, демократию и учредило в стране исламское правление.

Эволюция политической мысли в современном Иране

До XIX в. иранское общество не было знакомо с современной наукой и миром эпохи модерна. Начиная с этого времени, в силу происходивших в мире событий, в том числе русско-персидских войн, в которых Иран потерпел поражение, некоторые иранцы пробудились ото сна, осознали отсталость Ирана и стали прилагать усилия для ознакомления иранцев с идеями эпохи модерна и обеспечения прогресса иранского общества (Адамият, 1340: 37–38). С одной стороны, они отправляли учащихся за границу, а с другой стороны, поездки и путешествия иранских чиновников в страны, воплотившие идеи модерна, их путевые записки, общение с зарубежными делегациями и путешественниками, перевод и написание текстов, посвященных современным наукам, создавали условия для ретрансляции идей современного мира в Иран (Хаэри, 1387: 308, 309). Эти факторы заложили основу для новых институтов, формирования новых политических и социальных идей. Эти люди, испытывавшие на себе влияние современного мира и той среды, в которой они были воспитаны, старались выдвигать идеи относительно политических и социальных законов, развития науки, ремесел и искусств. Среди таких людей обращают на себя внимание Ахундзаде, Талыбов, Мальком-хан, Ага-хан Кермани и другие деятели, которые известны как классические модернисты Ирана. Они были представителями раннего периода сторонников модерна и пытались продуцировать новые идеи, активно внедряя в Иран элементы модернизма, а в последующем стали лидерами тех, кто формировал идеологию конституционного движения. Они считали, что нужно усвоить элементы, присущие миру модерна, на их основе следует пересмотреть свой собственный мир и его культурные традиции, чтобы прийти к осознанию идентичности современного типа. Причиной социального упадка иранского общества они считали невежество народа и его архаичные представления, а путь противодействия такому положению видели в усвоении научных знаний и ценностей западной цивилизации. С точки зрения Адамията, они исходили из того, что распространение западной цивилизации является конечной целью истории (Адамият, 1340: 13). Такие концепции, как отрицание диктатуры, парламентаризм и введение конституции, прогресс, идеи свободы, равенства, секуляризм, национализм, вдохновленный древним наследием, гражданство, разум и сциентизм – все это вызывало у них интерес (Ervand, Abrahamian. 1979. P 395).

Одним из таких мыслителей был Ахундзаде. Его политическая мысль опиралась на естественные социальные права, и он верил лишь в принимаемые людьми законы и рациональную политику. Значение взглядов Ахундзаде состояло в том, что он был идеологом философии нового национализма, популяризатором принципов конституционализма и верховенства закона, представителем секулярной политической философии (Адамият, 1349:109). Описывая национализм, Ахундзаде полагал, что «со временем религиозные убеждения не будут проявлять себя так, как раньше, когда люди ради них готовы были принять смерть от рук врагов. Таким образом, сохранится могущество нации. Далее, светлым умам нации надлежит в эту эпоху принимать меры для обеспечения национальной мощи и защиты родины от чужеземного засилья. Такие меры заключаются в распространении знаний во всех слоях нации и засевании в их душах зерен патриотизма». Он писал о любви к родине: «Подобно тому, как умственные потребности человека удовлетворяет получение знаний и изучение законов природы, его душевные потребности обеспечивают любовь к семье и любовь к родине» (Адамият, 1349:116). Ахундзаде считал, что исторически колыбелью возникновения современного понятия патриотизма был Запад, и ему было ясно, что с учреждением новых политических порядков в Европе оказались заложены основы национализма и единства, которое зиждилось на принципах либерализма; однако, с другой стороны, его понимание национализма было настолько глубоким, что, несмотря на все неприятие диктатуры, он оказал ей предпочтение перед своей ксенофобией: «Хотя наш государь и является деспотом, слава Богу, что он все же является своим, и мы не покорились чужеземцам» (Адамият, 1349:116). Он сильно восхищался древним Ираном и с сожалением писал о современном положении иранского общества: «О, если бы я не приехал в Иран и не видел положения этой нации! Мое сердце ноет. О Иран! Где же твое древнее великолепие и счастье времен великих падишахов?… Твои земли разорены, твой народ невежественен, и ты не ведаешь о мировой цивилизации, лишен блага свободы, а твой правитель – деспот». Причину этого падения он видел в несправедливости государства и фанатизме (Адамият, 1349: 123).

Еще одним направлением политической мысли Ахундзаде были идеи конституционализма и верховенства закона. Он считал политический строй Ирана деспотичным, а деспотом называл правителя, который не подчиняется никакому закону и единовластно распоряжается жизнями и имуществом людей. При этом народ под его властью лишен прав, свобод и человеческого достоинства. Далее он критикует каджарского шаха: «Твой правитель не веда-ет о мировом прогрессе, сидит в своей столице и считает, что править – это значит носить роскошные одежды, есть изысканные блюда и распоряжаться жизнями и имуществом подданных и подчиненных… Этот государь не понимает, что за все годы его правления в нем не было ни малейшего признака или следа справедливости…» (Адамият, 1349:136–137). Адамият усматривал причину такого положения в отсутствии законов и научных знаний. Поэтому, с его точки зрения, политический строй страны должен был, во-первых, базироваться на конституционализме и ограничении власти правительства, а во-вторых, над обществом должен главенствовать закон, законодательным органом должен стать парламент, состоящий из двух палат – палаты представителей от подданных и палаты представителей аристократии, и все законы монархии должны исполняться после одобрения этими двумя палатами и подписания шахом, а сам шах вообще не должен обладать властью и действовать вопреки указанным законам (Адамият, 1349: 11). Ахундзаде считал конституционный строй правлением, основанным на светской конституции, которая отвечала разуму и была принята людьми (Адамият, 1349:140–146). Под конституционным строем он понимал наличие трех элементов: прав, свобод и равенства, – а также замену абсолютной монархии на умеренную или конституционную монархию. Он считал, что учреждение умеренной монархии в Европе было результатом осуществления идей философов и усилий патриотически настроенных, то есть мыслящих людей (перс. панзур/пансур – от фр. penseur), а также революции (Адамият, 1349:145). Целью Ахундзаде было свержение деспотии. С одной стороны, был монарх, который сам становился верховной инстанцией социально-политических реформ, а с другой стороны, народ восставал, чтобы отобрать власть у правительства и положить начало реформам. Ахундзаде пишет: «Монарх должен встать на путь прогресса и повести за собой нацию благодаря своему воспитанию и заботе о ее благополучии и благоденствии». Что касается второй составляющей, то есть восстания нации, он рекомендует народу: «О народ Ирана! Если бы ты ведал о радости свободы и прав человека, ты бы не стал терпеть такого рабства и такого унижения, ты бы устремился к науке, открывал бы франкмасонские ложи (перс. фарамуш-хане, букв. «дома забвения»), создавал бы общества (перс. анджоман). Ты по своему числу и способностям многократно превосходишь деспота, тебе нужны лишь единодушие и солидарность» (Ахундзаде, 1979:61).

Другим интеллектуалом классического модернистского типа был Мальком-хан. Он владел современными научными знаниями, сформировавшимися в атмосфере модерна, и подчеркивал фундаментальную роль преобразования умов иранцев и распространения современных научных знаний с целью модернизации политических и экономических структур. Поэтому он начал план преобразований Ирана с реформы правления (Адамият, 1340:126, 127). Осведомленность о различиях между современным Западом и традиционным Ираном способствовала тому, что Мальком играл ключевую роль в распространении идей преобразования политического строя, создания гражданских институтов и пропаганды необходимости законодательной деятельности. Он считал власть учреждением, которое у любой независимой нации служит источником повелений и запретов для народа, преодолевшего состояние дикости, признавал необходимость власти и делил ее на два вида: монархию и республику. Мальком считал, что власть состоит из двух функций – установления законов и их исполнения. В соответствии с этими полномочиями власти монархию он подразделяет на абсолютную и умеренную. Абсолютная монархия, в свою очередь, делится на два вида: 1) упорядоченная; 2) неупорядоченная. Хотя в упорядоченной абсолютной монархии правитель целиком контролирует обе функции власти – установление законов и их исполнение, он никогда не применяет их, смешивая друг с другом. В неупорядоченной не понимают различия этих двух функций и смешивают их друг с другом, так что министры всегда подвластны монарху. При абсолютной монархии, сколько бы эти два полномочия ни были разделены, монархическая власть была сильнее и с целью обеспечения большего порядка создавала два отдельных органа – исполнительный и контрольный. Описывая различия между иранским способом правления и западной монархией, Мальком-хан говорил, что они заключались в произвольном правлении и правлении на основе закона, и путь прогресса для Ирана он видел в установлении правления на основе закона, которое должно было осуществляться с помощью Собрания по налаживанию дел в стране (маджлес-е танзимат) (Адамият, 1340:127–130). В соответствии с вышеупомянутыми рассуждениями Мальком-хан изложил свой проект основополагающих положений, которыми должна была руководствоваться иранская власть, опиравшаяся на абсолютную монархию, а затем рассказал об ограничениях прав монарха, конституционной монархии, парламентской монархии и воле нации как источнике закона (Адамият, 1340:133). Рассуждая об учреждении национального парламента и определении границ монархии, он признается: «Славные представители этих достойных ученых и выдающиеся люди, вельможи царства должны собраться на великий совет для обсуждения дел нации и определить в соответствии с Божественными заповедями границы монархии, права подданных, условия правосудия, средства прогресса и необходимые условия всеобщего счастья в виде четких законов. Затем им следует обеспечить твердое и постоянное исполнение этих священных законов под покровительством государя, под ручательством ответственных министров и с помощью особых собраний». Мальком-хан также думал об утверждении двух собраний: во-первых, собрания представителей нации (маджлес-е вокала-йе меллат), а во-вторых, собрания вельмож (маджлес-е актаб). Он также предусмотрел отделение законодательной власти от исполнительной в форме парламентского правления (Адамият, 1340:148).

Еще одним из классических интеллектуалов-модернистов был Талыбов, основу системы идейных воззрений которого составляли современные научные исследования и философские принципы современного мира. Талыбов апеллировал к фундаментальным принципам современной политической мысли и рассматривал такие понятия, как свобода, естественное право, общественный договор, закон и проблема суверенитета. Что касается проблемы суверенитета, он считал, что власть принадлежит народу, который делегирует ее какой-либо династии в форме монархического правления (Талыбов, 1906:179 и 184). Под влиянием идей Джона Локка он наделял членов общества правом на восстание против власти в случае ее уклонения от своих законных обязанностей (Адамият, 1363:49). В целом Талыбов отделял друг от друга власть, государство, страну и общество, полагая, что «монархия или государство состоит из одной или нескольких стран и наций. Нация означает совокупность членов общества, а страна означает родину или территориально ограниченное место жительства этого общества, и главу правящего учреждения в любой стране называют каким-либо титулом» (Ахмад Талыбов, 1906б:127). Талыбов выделял три типа власти: 1) абсолютная деспотия, которая бывает двух видов: абсолютная деспотия, имеющая один единый закон, вырабатываемый лично самим государем, и абсолютная деспотия, не имеющая никакого закона; 2) конституционная монархия, политическое устройство которой строится на двухпалатном парламенте; 3) республика (Талыбов, 1906б, т. 2: 129, 130, 191, 192 и 1906а: 192–195). Талыбов считал конституционную монархию такой формой правления, которая приводит страну к счастью и ведет ее к прогрессу. По его мнению, в конституционной монархии управление страной опирается на основной закон и поделено между сенатом, или палатой знати (маджлес-е ноджаба), назначаемой государем, и собранием представителей (маджлес-е вокала), которые избираются народом из числа представителей самого народа (Талыбов, 1906б: 189). Талыбов критиковал абсолютизм и относил к нему правление в Иране (Талыбов, 1906б: 12–127).

Талыбов полагал, что свобода отражена в идеях модерна, и считал их основной движущей силой прогресса современной эпохи. На его взгляд, свобода означала неограниченное распоряжение самим собой. В другом толковании он объединял свободу с равенством, считал ее одним из естественных прав человека и выделял в ней шесть составляющих: самоопределение, убеждения, слово, печать, собрания и выбор (Талыбов, 1906а: 89–184). Другой проблемой, к которой обращался Талыбов, была проблема закона. В отличие от своих предшественников, он считал закон коллективной волей нации и делил его на два вида – материальный и духовный (Талыбов, 1906б, т. 2:126). Он рассматривает законотворчество в качестве одного из полномочий народа и считает, что оно служит всеобщему счастью, однако не отрицает необходимости религии и законов Пророка, хотя и полагает, что они далеки от забот страны и материальных аспектов жизни (Талыбов, 1906в: 179 и 184). Талыбов также рассуждает об основном законе. По его мнению, права государя и граждан страны определяются именно этим законом, который должен быть выработан парламентом, а парламент представляет собой орган, в котором происходит принятие и исполнение законов (Талыбов, 1906в:191–192). Еще одной проблемой, волновавшей Талыбова, был национализм: «Родина – это предмет моей любви, родина – это предмет моего поклонения. [Если] подлинный предмет поклонения (Аллах – прим. пер.) не нуждается в восхвалении своих рабов, то родина нуждается в почитании со стороны своих сынов» (Талыбов, 1906а:14, 181). Испытывая патриотические чувства по отношению к Ирану, он также уделяет внимание вопросу колониализма и старается высветить эту проблему, а также разграбление Ирана другими государствами, в частности Россией и Англией (Талыбов, 1357:41–42).

В процессе проникновения и распространения в Иране идей классических модернистов иранское общество постепенно трансформировалось, что привело к формированию конституционного движения. Это движение рассматривало деспотию эпохи Каджаров в качестве своего врага и главного фактора отсталости Ирана и делало акцент на законности и ограничении монархии, а также таких понятиях, как свобода, равенство, разделение властей, парламент и т. д. Поскольку в понятиях этого движения присутствовала некая неопределенность, спустя некоторое время оно разделилось на шариатский конституционализм (машруте-йе машруэ) и конституционализм в чистом виде. Дискурс шариатского конституционализма демонстрировал соответствие основ конституционализма исламу. Закон и законотворчество, авторитет мнения большинства, свобода и равенство были важнейшими вопросами, в которых сторонники шариатского конституционализма усматривали противоречие с шариатом (Хосейнизаде, 1389:80). Однако конституционалисты в своих памфлетах стремились дать религиозное обоснование конституционному движению и связанным с ним концепциям. Сторонники конституции отмечали слабые стороны и недостатки деспотического режима и отсталость общества, считая, что единственным решением имеющихся проблем является конституционализм (Заргаринежад, 1377:323, 527). Конституционалисты представляли конституционное правление как исламский современный и эффективный строй, способный решить проблемы иранского общества и вывести его из кризиса. Однако, несмотря на стремление определить теоретически параметры этого строя, они не смогли предложить никаких практических шагов, и именно поэтому внутри движения возник конфликт между традицией и модерном, религиозным и секулярным крылом, который повлек за собой внутренние противоречия (Хосейнабадиян, 1383).