Текст книги "Русская публицистика. Эволюция идей и форм"

В последние годы в трудах исследователей отмечен крен в ценностно-ориентирующую роль публицистики. Об этом пишет исследователь аксиологии журналистики В. А. Сидоров: «Не случайно в настоящее время наблюдается рост интереса российских учёных и публицистов к идеалам и ценностям, которые некогда были присущи нашему обществу, которые культивируются сегодня и, возможно, будут определять его облик завтра»[50]50
  Сидоров В. А. Аксиология журналистики: учеб. пособие. СПб., 2016. С. 9.


[Закрыть]. Автор подчёркивает, что рост этот, «никем специально не направляемый и не возбуждаемый», совершенно объективный. Обозначившаяся тенденция, по мнению автора, означает «что мыслящая часть общества, несущая на себе нравственную ответственность за состояние его духовной жизни, всё больше убеждается в своевременности становления ценностных констант в повседневной практике общественной жизни[51]51
  Там же.


[Закрыть]. Эти тенденции отмечают и другие исследователи, занимающиеся изучением истории и современной публицистики[52]52
  Русская публицистика в духовно-нравственной жизни общества: идеалы и ценности / под ред. проф. Л. П. Громовой. СПб., 2014; Прозоров В. В. Власть и свобода журналистики: учеб. пособие. М., 2005; и др.


[Закрыть].

Однако, несмотря на позитивные явления, происходящие в общественных настроениях, исследователи по-прежнему констатируют тревожные признаки утраты влияния публицистического слова, что связано как со снижением публицистического мастерства, так и модальностью публицистического высказывания. Вряд ли можно согласиться с И. М. Дзялошинским в том, что «наиболее адекватным термином, обозначающим все возможные регуляторы коммуникации является понятие матрицы»[53]53
  Дзялошинский И. М. Современные периодические издания: медиаматрицы как основа концепции // Современная пресс: теория и опыт исследования, М., 2012. С. 144.


[Закрыть]. Всякая матрица, в том числе и медиаматрица, о которой пишет автор, это всего лишь шаблон, а шаблон никогда не заменит настоящего творчества. Прав Л. Е. Кройчик, утверждающий, что «матриевизация лишает публицистическое произведение эстетической привлекательности, авторской индивидуальности, оригинальности в трактовке темы»[54]54
  Кройчик Л. Е. Принципы публицистического творчества // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2014. № 5. С. 136.


[Закрыть]. То есть, автор как личность перестаёт быть интересным аудитории, а публицистический текст утрачивает свою концептуальную ценность. Публицистическое произведение отражает взгляд автора на окружающую действительность. И поскольку, по слова Л. Е. Кройчика, «понятие единства формы и содержания – понятие неотменимое»[55]55
  Там же. С. 139.


[Закрыть], то вполне уместно говорить о единстве мировоззренческих и эстетических основ авторской точки зрения. Модальность публицистического высказывания зависит не только от индивидуальных особенностей личности, стиля автора. Но главное в том, что угол зрения публициста – категория мировоззренческая, идеологическая. Идеологическо-мировоззренческая позиция автора, по словам Ю. К. Руденко, выражается «в открытом манифестировании художником своих взглядов и симпатий, либо прямо политических, социальных, философских, и проч… либо демонстративно эстетических, выступающих, однако, в роли общемировоззренческого (а то и непосредственно политического) авторского кредо»[56]56
  Руденко Ю. К. К вопросу о масштабах и формах идеологической тенденциозности в искусстве XX века // Художественная культура. Вопросы истории и теории. СПб., 2006. С. 235.


[Закрыть].

Нельзя не оговорить одного актуального в нынешней идеологической ситуации обстоятельства. В современных медиа почти безраздельно господствует идеология так называемого «постмодернизма» и его новейшей модификации – «постпостмодернизма». Провозглашая постулат «тотальной деидеологизации», постмодернизм в действительности опирается на те же категории, что и классическая домодернистская философия, которая их выработала на протяжении многовекового развития. Среди них – такие как объективное / субъективное; абсолютное / относительное; истина / заблуждение; свобода / необходимость; истина / идеал / идеология; форма / содержание и пр. Таким образом, лозунг «деилогизации» так же идеологичен, как и все те идеологии, которые он принялся «деконструировать», – и постмодернизм есть не что иное, по выражению Ю. К. Руденко, как «ещё одна идеология, но идеология, так сказать, лукавая»[57]57
  Там же.


[Закрыть].

То, что выдаётся в постмодернизме за исходные основания своей концепции, утверждает исследователь, в действительности является его идеологической целью – обеспечить монопольную идеологизацию (в духе «тотальной деконструкции») человеческого сознания вообще, его тотальное зомбирование, а это значит – «его десакрализацию, денационализацию, дегносиологизацию, даже просто делогизацию!..»[58]58
  Там же.


[Закрыть].

Для русского художника и публициста всегда была важна прежде всего содержательная сторона его творческого волеизъявления, что, собственно и придавало его творчеству характер тенденциозности: здесь нужно вспомнить Гоголя и всю «гоголевскую школу» русской литературы, Толстого, Достоевского и Щедрина, Некрасова, Белинского, Чернышевского, идеология каждого из которых была собственным открытием и находилась по отношению к общественному сознанию в позиции, с одной стороны – эвристической (ищущей мировоззренческую истину, вырабатывающей её), с другой – учительной (проповеднической).

Так что коренные понятия классической эстетики – идейность и тенденциозность – отнюдь никуда не исчезли. Напротив, когда все господствовавшие ранее идеологические системы либо рухнули, либо скомпрометировали себя, самое время оглянуться на публицистическое наследие ушедших веков и посмотреть на некоторые процессы в контексте исторической традиции, не забывая о логике и аксиоматике мысли.

Громова Людмила Петровна,

доктор филологических наук, профессор,

заведующая кафедрой истории журналистики СПбГУ

[email protected]

l. [email protected]

С. Г. Корконосенко
Движение теории журналистики: через призму терминологии

Автор рассматривает тенденции и противоречия в развитии теории журналистики в меняющемся обществе и в условиях модернизации технико-технологической базы ее функционирования. Вопросы теории ставятся в связи с динамикой терминологического аппарата в науке о журналистике. Обзор имеющегося опыта составления терминологических словарей выявляет высокую активность на этом направлении и вместе с тем нехватку фундаментальных энциклопедических разработок. Условием восполнения этого дефицита служит достижение согласия в исследовательском сообществе по коренным вопросам теории журналистики. Одним из магистральных путей к согласию служит использование контекстного подхода, предполагающего сосуществование и взаимодополнение различных теоретических традиций в рассмотрении журналистики. Вместе с тем данный подход оправдает себя в случае, если для науки сохранится журналистика как общее объектное поле исследовательского труда.

Ключевые слова: теория журналистики, теория медиа, сущность, терминология, контекстный подход.

Неразрывная связь развития теории с обновлением терминологического аппарата не нуждается в специальном доказательстве. Но в литературе встречаются и дальнейшая детализация этой идеи, заслуживающая специального внимания. Например, в одной из недавних публикаций говорится следующее: «Журналистика и журналистские роли не имеют “истинной” сущности; они существуют потому и так, как мы о них говорим. Дискурсивная перспектива позволяет нам “де-эссенциализировать” институт журналистики и поместить его в контекст дискурсивного построения и пересогласования»[59]59
  Hanitzsch T., Vos T. P. Journalistic roles and the struggle over institutional identity: The discursive constitution of journalism // Communication Theory. 2017. Vol. 27. P. 2. P. 129.


[Закрыть]. Тем самым предлагается, во-первых, отказаться от безнадежных попыток прийти к всеобщему согласию относительно сущности журналистики (“деэссенциализировать” дискуссии) и, во-вторых, признать, что принципиальные вопросы решаются в соответствии с тем, как мы думаем о явлениях журналистики и как их называем на языке понятий и следом за тем – терминов.

Вряд ли эти смелые тезисы найдут безоговорочную поддержку в среде исследователей. Однако взгляд на терминологический аппарат как на своего рода кодовую панель теорий и концепций представляется не только допустимым, но и реалистичным. Когда тот или иной исследователь предлагает свое видение современной журналистики, он в качестве кода доступа к своим построениям выбирает ключевое понятие. Так, автор заявляет, что журналистика в современных российских условиях не в состоянии решать свои основные задачи, и термин «журналистика» «используется скорее в угоду отечественной духовной традиции, сориентированной на идеи просвещения, философского осмысления действительности, нежели для практического смысла». И следует переход к коренному терминологическому обновлению: «Не пришла ли пора целиком «вписать» это понятие в более обтекаемый термин – “массовые коммуникации”?»[60]60
  Стровский Д. Л. Современная журналистика: новые очертания или кончина профессии? // Дискурсология: методология, теория, практика. Доклады I Международ. научно-практич. конф. / под ред. О. Ф. Русаковой (серия «Дискурсология». Выпуск 3.). Екатеринбург: Изд. дом «Дискурс-Пи», 2006. С. 1 14.


[Закрыть].

Приведенный пример далеко не единичен. В 2000-х годах обновление терминологии стало одной из самых популярных тем в теоретико-журналистских публикациях. Нет необходимости перечислять многочисленные публикации и высказывания на эту тему, подтверждающие ее актуальность, – она, на наш взгляд, не требует доказательств. В проблемном плане важнее разобраться в причинах и следствиях, то есть в том, во-первых, какие факторы и обстоятельства вызывают повышенный интерес к модернизации терминологии в области журналистики и, во-вторых, каким образом следует учитывать их воздействие в теоретической работе. Так мы представляем себе цель своего исследования.

Для начала попытаемся обозреть опыты решения задачи по построению свода терминов, сквозь призму которого видно понимание журналистики. Словарных изданий необычайно много, и это дополнительно свидетельствует как о потребности в адекватном терминологическом аппарате, так и о хаосе, царящем в мире журналистских понятий и слов. Потребность ощущают сотрудники информационной индустрии, и навстречу их ожиданиям появляются всевозможные вспомогательные справочники. Многообразие присуще и международной, и российской профессиональной среде. Приведем некоторые примеры:

break: опубликовать важную или драматическую историю в первый раз. Освещать последние новости – это значит сообщать о событии, которое все еще продолжается; journalism: бизнес и ремесло производства контента для СМИ; link: слово или изображение для клика на веб-странице, которые направляют вас на другую страницу или сайт; maestro: сотрудник, который работает с журналистами, редакторами, фотографами и дизайнерами для планирования и создания специальной трактовки истории[61]61
  Journalism terminology glossary // Sackstein’s Journalism Resources. (б/д). URL: https://www.sites.google.com/a/wjps.org/the-blazer–newspaper-class/ journalism-terminology-glossary.


[Закрыть].

Как несложно заметить, авторы предельно упрощают толкование понятий, в том числе базовых, тех, которые вызывают напряженные дискуссии в академических кругах (journalism), и делают выбор на основе личных предпочтений (maestro в приведенном значении не встречается в других словарях). Кроме того, они предлагают отнюдь не универсальные дефиниции. Так, break в других источниках понимается либо как «когда история опубликована в первый раз»[62]62
  Journalism and publishing terms – jargon buster // Journalism.co.uk. (б/д). URL: https://www.journalism.co.uk/glossary.shtml.


[Закрыть], либо как «место, на котором история переходит с одной страницы на другую, но особенно из одной колонки в другую»[63]63
  Karthik P. Important journalistic terminology – every journalism student should remember // Preserve Articles. (б/д). URL: http://www.preservearticles.com/ important-journalistic-terminology-every-journalism-student-should-rememebr.html.


[Закрыть]. Такому любительскому решению задачи не приходится удивляться, поскольку авторами прикладных справочников становятся люди от редакционной практики, которые далеки от научно-терминологических дискуссий; характерно, что в биографической справке об одном из них подчеркивается, что он работал в газетах в качестве редактора, дизайнера и колумниста[64]64
  Harrower T. Inside reporting: A practical guide to the craft of journalism. 3rd ed. Dubuque, Iowa: McGraw-Hill, 2013.


[Закрыть].

В России инициативу создания подобных пособий для сотрудников СМИ нередко берут на себя творческие объединения журналистов[65]65
  См., напр.: Глоссарий журналиста. Журналистские термины и понятия. Курский дом журналиста. 2013. URL: http://domjour-kursk.ru/dom-journalista/ glossariy/glossariy-journalista.html.


[Закрыть]. При этом составители не скрывают, что в их произведениях профессионализмы (наименования, имеющие хождение в узкой производственной среде) перемешиваются с явно жаргонной лексикой: «Сникерснуть – растормошить автора материала, потрясти для получения материала»; «Хрип – аудиозапись, сделанная по телефону (она же Хрипушка)» и т. п.[66]66
  Словарь терминов журналистов // ЖурДом. (б/д). URL: http://jourdom.ru/ news/8934.


[Закрыть] Дайджесты такого приземленного уровня ни в коей мере не должны становиться объектом научной критики, но они и ни в коей мере не заменяют собой серьезной академической продукции.

Иные претензии ощутимы в публикациях, дающих более или менее развернутое толкование понятий. Часть из них также базируется на включенности автора в производственную жизнь редакций, что сказывается и на подборе слов, и на манере их интерпретации – беллетризованной, близкой к публицистическому стилю. К примеру, можно прочитать такое: «информационная война – громко сказано, но это противостояние одного СМИ другому. Как водится, заканчивается ничем» (безотносительно к иным толкованиям, содержащимся в огромном массиве специальной литературы) или «поза – притворство, неискреннее поведение, рисовка… Подчеркнутое позерство в поведении журналиста – прямой путь к предвзятости в трактовке темы материала»[67]67
  Кессарийский Э. П. Журналистский словарь. Н. Новгород: ДЕКОМ, 2002. С. 99, 197.


[Закрыть]. Иное по объему и степени достоверности знание предлагается в случаях, когда словарная статья соотносится с литературой вопроса и включает в себя документальное обоснование определений. Тогда перед читателем предстают такие описания: «Информационная война – этот термин впервые оказался в фокусе общественного внимания в связи с войной в Персидском заливе в 1991. <…> В наиболее понятийно концентрированном смысле под информационной войной следует понимать борьбу сторон за достижение превосходства над противником в своевременности, достоверности, полноте получения информации, скорости и качестве ее переработки и доведении до исполнителей»[68]68
  Князев А. А. Энциклопедический словарь СМИ. Бишкек: КРСУ, 2002. С. 103–105.


[Закрыть]. Цитируемая книга сопровождается обширным списком использованной литературы, что говорит об основательности проделанной работы. Словарные издания с таким подходом к материалу по праву могут быть отнесены к разряду энциклопедических.

Русскоязычных энциклопедических словарей по журналистике в 2000-е годы появилось немало, хотя, как правило, они выходят с пометкой «Подобный словарь выпускается впервые», причем география публикаций весьма широка, она включает в себя различные города России и стран СНГ[69]69
  Козыбаев С. К. Масс-медиа: словарь-справочник. Алматы: Экономика, 2007; Лозовский Б. Н. Журналистика и средства массовой информации: крат. словарь. 2-е изд., испр. и доп. Екатеринбург: Урал. гос. ун-т, 2007; Романовский И. И. Масс медиа. Словарь терминов и понятий. М.: Союз журналистов России, 2004; Страшнов С. Л. Актуальные медиапонятия: опыт словаря сочетаемости. Екатеринбург: Литагент Ридеро, 2016 и др.


[Закрыть]. Отдельного упоминания заслуживает уникальный справочник по медиалингвистике[70]70
  Медиалингвистика в терминах и понятиях: словарь-справочник / под ред. Л. Р. Дускаевой. М.: ФЛИНТА, 2018.


[Закрыть], в котором, при отчетливо речеведческой направленности содержания, раскрываются понятия более широкого предметно-теоретического и профессионально-производственного спектра.

Краткий и, конечно, не абсолютно полный обзор словарно-терминологической литературы дает основание заключить, что в этом направлении ведется постоянная, разнообразная и довольно интенсивная работа. Вместе с тем для неудовлетворенности состоянием дел, о чем говорилось в начале статьи, есть поводы и основания. Вопрос даже не в том, что среди названных и прочих изданий нет такого, которое обладало бы нормативной силой или хотя бы наибольшей известностью и авторитетностью. В условиях идейного плюрализма и доступности практически любых источников справочной информации мечтания о всеобщем согласии и единомыслии сродни иллюзиям. Вопрос заключается в том, насколько устойчиво все здание научной терминологии, построенное на традиционных основаниях.

Как нам представляется, неизбежный новый этап в создании и собирании терминов должен начаться с определения этих оснований. Слов нет, было бы желательно согласиться о базовых представлениях на консенсусных началах. Только в этом случае можно будет приступать к разработке системы, а не сборников разнородных по концептуальному происхождению дефиниций. Однако, как отмечалось в начале статьи, преодолеть разночтения в понимании сущности профессии не получится, тем более что и сама она становится как никогда многоликой. Как отмечают современные авторы, «модернистская мечта о согласованности и консенсусе является заблуждением… Журналистика превращается из более или менее согласованной отрасли в чрезвычайно изменчивую и очень разнообразную практику»[71]71
  Deuze M., Witschge T. Beyond journalism: Theorizing the transformation of journalism // Journalism. 2018. Vol. 19. No. 2. P. 166.


[Закрыть]. Значит, надо прежде всего разобраться в факторах, вызывающих эту пластичность и вариативность профессии, а следом за тем – описывающей ее терминологии. Следующим шагом должен стать выбор методологии, примиряющей и объединяющей, насколько возможно, специалистов, стоящих на различных теоретических платформах.

В своем исследовании мы прослеживаем направления теоретических споров об эволюции журналистики, идущих сегодня в мировой и отечественной науке. С этой целью рассматриваются публикации, вызывающие резонанс в научной среде, поскольку в них предлагается то или иное видение будущего журналистики. Как правило, авторы публикаций выявляют фундаментальные факторы, способствующие ее коренному преобразованию или, наоборот, самосохранению в сущностных чертах. В качестве гипотезы мы выдвигаем тезис о том, что такие факторы сильно воздействуют на содержание журналистской деятельности и способы ее осуществления, как и на теоретические представления о ней и ее терминологический аппарат, но не влекут за собой коренного переворота в науке.

Активная дискуссия о главных векторах развития теории журналистики идет и в России, и в международном сообществе, и терминологический дискурс является одним из ее проявлений и отражений. Промежуточным итогом дискуссии могла бы стать фундаментальная энциклопедия журналистики, по возможности лишенная субъективизма и разноголосицы в трактовке базовых понятий. Примеры для подражания и творческого переосмысления поставляет международная практика. Так, несколько переизданий выдержала “Encyclopedia of communication theory”[72]72
  Encyclopedia of communication theory / S. W. Littlejohn, K. A. Foss (eds.). Thousand Oaks, CA: SAGE, 2009.


[Закрыть]. Двухтомник включает в себя более 300 статей, при 200 авторах из 10 стран мира, с разных континентов. Основное содержание дополнено читательскими указателями, в которых, во-первых, все теории сгруппированы в тематические блоки, во-вторых, представлены имена теоретиков с обозначением их научных интересов, в-третьих, дана хронология событий в истории научной мысли по вопросам коммуникации. По иной методической схеме построена монография “Mass communication theory”[73]73
  Baran S. J., Davis D. K. Mass communication theory: Foundations, ferment, and future. 6th ed. Boston, MA: Wadsworth, 2012.


[Закрыть]. Здесь за структурообразующий принцип взята эволюция научных взглядов, в тесной взаимосвязи с движением в социальной, коммуникационной и журналистской практике. В теоретико-концептуальном отношении данные издания отличаются целостностью и непротиворечивостью, поскольку в основание положены постулаты англосаксонской школы коммуникативистики. Характерно, однако, что отечественные ученые и их концепции в изучении журналистики и массовых коммуникаций в обеих книгах обойдены молчанием. Таким образом, российский читатель в пакетном режиме получает реестр имен, воззрений, категорий, понятий и терминов, пришедших из зарубежной социокультурной среды. И сказанное относится отнюдь не только к названным энциклопедиям.

Здесь мы переходим к рассмотрению первого из основных факторов, вызывающих модернизацию терминологии в отечественной теории журналистики, а именно воздействию зарубежных источников, прежде всего англоязычных. Факт воздействия не требует доказательств, вопрос заключается в том, как его оценивать и до какой степени ему способствовать. При этом даже сторонники заимствования и адаптации зарубежного теоретико-концептуального аппарата признают: «Исследователи могут давать разные определения одним и тем же процессам и использовать термины как синонимичные, что приводит к обозначению одним термином диаметрально противоположных процессов. Хотя в большинстве своем исследователи лояльно относятся к данной “терминологической свободе”… некоторые ученые критически воспринимают пренебрежение унифицированностью терминологического аппарата»[74]74
  Дунас Д. В. Развитие и современное состояние теоретических исследований журналистики и СМИ в России: дис. … канд. филол. наук. М., 2016. С. 1 17.


[Закрыть]. Мы склонны присоединиться к критикам такой «терминологической свободы». Российские теоретики журналистики обоснованно отмечали, что «зарубежные исследователи, развивая свои концептуальные идеи, стремились едва ли не “во что бы то ни стало” представлять их в “индивидуализированном” своеобразном терминологическом обличии»[75]75
  Прохоров Е. П. Терминологический аппарат – понятийно-смысловой скелет науки // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2012. № 1. С. 28.


[Закрыть]. На этом фоне призыв непременно заимствовать и адаптировать звучит неубедительно.

Гораздо более взвешенными, а главное продуктивными представляются рассуждения европейского аналитика коммуникаций Нико Карпентье о путях преодолении антагонизма научных школ: «доминирование одного языка [lingua franca – универсальный язык. – С. К.] может уменьшить концептуальное разнообразие и обеднить наш академический язык(и) и стили письма <…> различные слова в разных языках позволяют подчеркнуть различные аспекты значений важнейших обозначений. Иными словами, социально-коммуникативные процессы не так легко схватить одним конкретным понятием, и лингвистическое разнообразие действительно играет значительную роль»[76]76
  Carpentier N. Recognizing difference in academia. The sqridge as a metaphor for agonistic interchange // Journalism, representation and the public sphere / L. Kramp, N. Carpentier, A. Hepp, et al. (eds.). Bremen: Edition Lumière, 2015. P. 215


[Закрыть]. В самом деле, анализ семантики популярных в русском речевом обороте слов показывает, как трудно уместить их значения в иноязычные заменители. Так, отечественные лингвисты обращают внимание на то, что, в отличие от некоторых других культур, «российские взгляды на коммуникацию проявляются прежде всего в двух ключевых терминах – общение и коммуникация, причем первый связан с человеческим контактом и межличностным взаимодействием, а второй – с информационным обменом и коммуникационными технологиями»[77]77
  Klyukanov I. E., Leontovich O. A. Russian perspectives on communication // The handbook of communication in cross-cultural perspective / D. Carbaugh (ed.). New York: Taylor & Francis, 2017. P. 37.


[Закрыть].

Личностность, субъектность информационного взаимодействия передаются словом «общение», которое ясно выражает гуманитарную сущность поведения человека в медиасреде.

Приведенные суждения перекликаются с идеями интернационализации и международного научного обмена. Только обмен ни в малейшей степени не понимается как однонаправленный процесс. В мировой литературе новейшего времени интернационализация соотносится с тенденцией к девестернизации концепций и методики труда в изучении журналистики и коммуникаций, то есть к отказу от глобального господства англо-саксонского академического дискурса и равноправному взаимодействию разных национальных школ. Суть проблемы точно выразили южноафриканские исследователи: «Важным является различие между подходами, ориентированными на диалог или включение. Даже если различные журналистики включены в общемировом масштабе, некоторые из них могут остаться на положении маргинальных или отчужденных, как “альтернативные” журналистики… и, следовательно, неспособных оказывать влияние на доминирующий поток для его изменения, что было бы возможно при подлинно диалогическом подходе»[78]78
  Wasserman H., de Beer A. S. Towards de-Westernizing journalism studies // The handbook of journalism studies / K. Wahl-Jorgensen, Th. Hanitzsch (eds.). New York: Routledge. 2009. P. 429.


[Закрыть].

Не будем множить цитаты, подобные высказывания и точки зрения были нами подробно представлены ранее[79]79
  Korkonosenko S. Global de-Westernization trend in media studies and Russian journalism theory // Central European Journal of Communication. 2015. Vol. 8. No. 2 (15).


[Закрыть]. Выводы, как нам думается, самоочевидны: восприятие иноязычной терминологии – это естественный процесс, особенно в современном мире без границ, но это и не магистральный путь построения отечественной терминологической системы. Даже компромиссное уточнение «адаптация» не служит страховкой от противоречий и неувязок при копировании иной по происхождению лексики. Адаптировать нужно к среде, имеющей сколько возможно отчетливые и устойчивые качественные характеристики. Средой для терминологии является теоретико-концептуальный аппарат российской журналистики, который, в свою очередь, соотносится с реальным состоянием отечественной, а также мировой журналистской практики. Конечно, наука может опережать практику, подсказывать последней образцы для подражания, быть «лучше» практики и т. д. Но она генетически не может игнорировать производственную и профессиональную реальность. Для какой же реальности предназначена гипотетическая адаптация?

Гармоничнее всего заимствованный понятийно-терминологический материал встраивается в те обстоятельства, которые идентичны порождающей его практике, то есть, в нашем случае, журналистике ведущих западных держав. Именно ей в западной литературе регулярно ставятся летальные диагнозы. Адаптация терминологии, характеризующей исчезающий феномен, фактически лишается смысла. Вместе с тем, по наблюдениям европейских исследователей, декларируемый кризис является кризисом той профессиональной парадигмы, которая принята журналистами на Западе, тогда как в других районах планеты журналистика прогрессирует и сталкивается с конкретными, практическими проблемами, подлежащими рассмотрению. Соответственно, «изучение журналистики с незападной точки зрения не должно быть просто побочным направлением журналистских исследований; оно может поставить под сомнение ключевые положения о журналистике, которые мы давно принимаем как должное»[80]80
  Hanitzsch Th. Journalism studies still needs to fix Western bias // Journalism. 2019. Vol. 20. No. 1. P. 216.


[Закрыть]. Думается, что сказанное в полной мере относится к модернизации терминологии.

Перейдем ко второму фактору модернизации, явственно обозначенному в текущих публикациях, а именно к взрывному развитию информационно-коммуникативных технологий. В той или иной форме в литературе говорится о том, что цифровой век потребовал обновления теоретико-концептуального аппарата в науке. Нет и не может быть возражений против тезиса об отмирании устаревающих догматов, в том числе под влиянием технико-технологического прогресса. Более того, следует внимательно прислушаться к голосу тех теоретиков, кто идет дальше констатации технического перевооружения. По их версии, в «постцифровом» мире не столь важно, «имеет ли человек доступ к новейшим потребительским гаджетам или нет… Что же это значит – быть ‘пост’ цифровым…? Одним из способов ответа было бы предположение, что ‘постдигитал’ – это гораздо в большей степени о способе мышления, чем о технологии, если эти вещи вообще можно разделять…»[81]81
  Jandrić P., Ryberg Th., Knox J., et. al. Postdigital dialogue // Postdigital Science and Education. 2019. N0. 1. P. 166.


[Закрыть]. Бытие человека и общества приобрело небывалое прежде измерение – медиажизнь (media life), что было зафиксировано в литературе, как отечественной[82]82
  Корконосенко С. Г. Медиажизнь и гарантии коммуникационной свободы // Акценты. 201 1. № 5–6.


[Закрыть], так и зарубежной[83]83
  Deuze M. Media life. Cambridge: Polity Press, 2012.


[Закрыть].

Значит, научно-познавательная мысль должна концентрироваться на вопросах о том, насколько радикальны произошедшие перемены, влекут ли они за собой коренное преобразование журналистики и, соответственно, способов мышления о ней, то есть к концептуальному и терминологическому перевороту. В дискурсе о современной журналистике онтология, гносеология и лексикология связаны неразрывно. Данную связь отчетливо видят те зарубежные исследователи, кто выступает за взвешенный подход к вопросам принципиальной важности. Отвергая скоропалительные и крайние выводы о «конце» журналистики и науки о ней, они пишут, что «в ответ на тревожные события в отдельных западных странах ученые выступили с призывами «перестроить’, ‘пересмотреть’, ‘переделать’, ‘реконструировать’, ‘переосмыслить’ и ‘переизобрести’ журналистику… и даже ‘переосмыслить еще раз»»[84]84
  Hanitzsch Th. Op. cite. P. 216.


[Закрыть]. Между тем крупные изменения в журналистике, благодаря новым технологиям и онлайн-формам новостей и конвергентным мультимедийным редакциям, это не уход от бренда журналистики в принципе, а всего лишь ломка стандартов, заимствованных из американских и британских моделей[85]85
  Schudson M. Would journalism please hold still! // Rethinking journalism: trust and participation in a transformed news landscape / Ch. Peters, M. Broersma (eds.). London; New York: Routledge, 2013. P. 194.


[Закрыть].

Самое прямолинейное решение задачи «переизобретения» лежит на линии замены объекта изучения – от журналистики к каналам и технологиям, через которые она предстает миру. Поскольку веяния реконструкции доносятся из ведущих западных стран, в российском контексте сливаются воедино оба фактора – зарубежное влияние и технологический скачок. Правда, надо оговориться: международное сообщество отнюдь не единодушно голосует за пересмотр понимания журналистики и сопровождающей ее функционирование терминологии. Мы проверили надежность популярных отсылок к мировой практике, которая якобы изживает журналистику в пользу более «современных» медиа, на материале представительных научных конференций. За основу была взята программа англоязычной конференции ICA – крупнейшей глобальной ассоциации исследователей коммуникаций, – проходившая в мае 2020 года. В названиях докладов слова journalism, journalist встретились 125 раз – ровно столько же, сколько media, то есть внимание к ним распределяется паритетным образом. Для сравнения мы обработали программу конференции «Журналистика в 2020 году», проходившую в Москве в феврале 2021 года: журналистика, журналист – 29, медиа – 97. Конечно, анализ не претендует на репрезентативность, но при всей ограниченности материала нельзя не увидеть, что в России мы отказываемся от привычной терминологии, но при этом действуем явно не в унисон с глобальным научным процессом. Заметим на полях, что mass communication / массовая коммуникация почти совсем не встречается в темах докладов, то есть этот термин уходит из активного употребления.

Не случайно в России рождается проект под названием «От теории журналистики к теории медиа». Его инициаторы предлагают следующее переосмысление ретроспективы и перспективы отраслевой науки: «В прошлом отечественные ученые неоднократно предпринимали попытки наиболее точно обозначить область исследования медиа. Определение уникального пространства исследований с самостоятельным теоретико-концептуальным и методологическим аппаратом привело к образованию достаточно стабильной и развитой системы теоретической рефлексии – “теории журналистики”. Однако в контексте цифровых преобразований и активного расширения медиасферы ее широкое и полноценное применение оказалось невозможным»[86]86
  От теории журналистики к теории медиа. Динамика медиаисследований в современной России / под ред. Е. Л. Вартановой. М.: Изд-во Моск. ун-та; Фак. журн. МГУ, 2019. С. 153.


[Закрыть].

Приведенное высказывание вызывает целый ряд сомнений, даже в плане точности определений. Первое. Теоретики журналистики в прошлом отнюдь не стремились обозначить область исследования медиа – они работали в своей области, в журналистике, и именно это понятие включалось в название многочисленных монографий, учебников и учебных дисциплин, что, впрочем, происходит и сегодня. Второе. Самостоятельный теоретико-концептуальный и методологический аппарат призван отражать явления в журналистике, которая, как мы выяснили выше, не исчезла из профессиональной и общественной практики и, следовательно, сохраняется потребность в этом аппарате, включая терминологию. Третье. Категорическое «применение оказалось невозможным» звучит как объявление о ликвидации целой отрасли знания, с чем вряд ли согласятся активно работающие в ней специалисты. Возможно, есть резон в формировании нового научного направления с собственной объектной базой (к ней, возможно, будет относиться входящая в моду терминологическая новация «медиаисследования»), но только не за счет вытеснения и подмены другой, сложившейся ранее.

Внимательное рассмотрение движения в теории заставляет усомниться в высокой продуктивности таких вытеснений и подмен. Исследователь онлайн медиа Р. Салаверриа, чья компетентность в данной области получила международное признание, опубликовал примечательную статью под названием «Цифровая журналистика: 25 лет изучения». Он пишет: «Эти первые 25 лет цифровых медиа не были особенно плодотворными с точки зрения создания новых теорий для общей интерпретации журналистики. Идеи великих мыслителей XX века в области социальной коммуникации, журналистики и общественного мнения… по существу, продолжают формировать теоретическую интерпретационную структуру»[87]87
  Salaverría R. Digital journalism: 25 years of research. Review article // El Profesional de la Información. 2019. Vol. 28. No. 1, e280101. URL: https://doi. org/10.3145/epi.2019.ene.01.


[Закрыть].

Журналистика меняет свое технологическое оснащение, даже покидает традиционные носители своего содержания, и при этом остается собой и по-прежнему приковывает к себе внимание научного сообщества. По мнению авторитетных в мировом сообществе специалистов, «“цифровое” в цифровой журналистике – это механизм, а не среда, передний план, а не фон, сцена, а не реальность. Именно в этом смысле “цифровое» дает журналистике возможность вести свою продолжающуюся борьбу за существование и верное определение»[88]88
  Zelizer B. Why journalism is about more than digital technology // Digital Journalism. 2019. Vol. 7. No. 3. P. 348.


[Закрыть].

Из каких научно-дисциплинарных полей приходит тяготение к медиа, СМИ, массовым коммуникациям взамен журналистики? Зная предметные области разных наук, ответить не так уж сложно, тем более что сторонники замены сами заявляют о своих предпочтениях: «Теорию СМИ создали социологи. Причем зарубежные. Вероятно, российским исследователям не хватает ощущения причастности к созданной теории, российских интерпретаций и рефлексий, референций к отечественной теории журналистики. В работах социологов мы не находим рассмотрения журналистики и создания теоретических описаний журналистики, но находим системное изучение процессов массовой коммуникации в структуре общества»[89]89
  Дунас Д. В. О целесообразности создания теории СМИ на современном этапе // Вопросы теории и практики журналистики. 2017. Т. 6. № 1. С. 38.


[Закрыть]. Такая суженность дисциплинарного горизонта не получает поддержки со стороны авторов, ратующих за многомерность подходов к журналистике и усиление гуманитарного начала в ее изучении. По их оценкам, «почти пятидесятилетний опыт создания советской науки о журналистике показывает, что создаваемая в рамках позитивистской парадигмы (социологическая школа журфака МГУ) теория не смогла стать адекватной нынешним условиям и требованиям профессиональной среды. Она даёт лишь один срез феномена журналистики (экономическая целесообразность…), но не может стать основанием общей теории»[90]90
  Дмитровский А. Л. Теории журналистики: почему они «не работают»? (Проблема синергетического подхода к журналистским явлениям) // Вопросы теории и практики журналистики. 2019. Т. 8. № 1. С. 9.


[Закрыть].