Текст книги "Гроза с Востока. Как ответит мир на вызов ИГИЛ?"

Иногда эта тенденция порождает совершенно жуткие ситуации. Так, в Великобритании в 2014 году произошел скандал, потрясший страну. Выяснилось, что в городе Розерхэм, что в Южном Йоркшире, в период между 1997 и 2013 годами по меньшей мере 1400 девочек, многие из которых были несовершеннолетними, систематически подвергались сексуальному насилию со стороны банд мужчин, почти все из которых были пакистанцами. Городские власти, включая полицию и социальные службы, получали многочисленные сигналы, в том числе от родителей девочек (сами жертвы были слишком запуганы, чтобы свидетельствовать), но делали все, чтобы замять такие безобразные истории. Сотруднице министерства внутренних дел, которая явилась к городским властям, было сказано, чтобы она никогда и нигде больше даже не упоминала об «азиатских мужчинах» (в Великобритании принято, из соображений политкорректности, маскировать преступников, которые родом из Индостана, названием Asian)⁹⁷. Все дело в том, что власти боялись быть обвиненными в расизме! Легче было закрыть глаза на бесчинства и насилие, чем допустить судебное дело, в котором на скамье подсудимых могли оказаться мусульмане и власти могли бы быть обвинены в том, что они из расистских побуждений преследуют несчастное меньшинство.

Отсюда же попытки властей в Европе ублажить, умиротворить мусульманских экстремистов. Например, британская «Гардиан» в июне 2002 года опубликовала редакционную статью под названием «Наше мусульманское будущее» с подзаголовком «Britain and Islam Can Make it Together». Комментируя это, Селборн писал, что мусульмане скорее будут расценивать такие заявления как признак слабости и глупости⁹⁸.

Некоторые духовные лица тоже высказываются на эту тему, причем сходятся с обеих сторон. Так, в августе 2003 года архиепископ Кентерберийский Роуан Уильямс поддержал создание в Британии исламских образовательных учреждений (медресе), которые справедливо рассматриваются как семинарии исламизма. А Илларион Капуччи, бывший православный архиепископ Иерусалима, выступая в апреле 2002 года на Пьяцца дель Пополо в Риме, назвал исламистских смертников-шахидов «мучениками, идущими на смерть как на вечеринку»⁹⁹.

Намного хуже то, что в различных выступлениях и публикациях все шире распространяется сопоставление беспрерывно уменьшающегося влияния церкви в европейских странах и монолитного боевого исламизма. «Христианская вера падает и хиреет, в то время как ислам демонстрирует четкую и твердую идентичность и осознание общей единой цели» – вот лейтмотив исламистской пропаганды, которой часто подыгрывает, вольно или невольно, растерянная и деморализованная часть западного общества.

Противопоставление динамичного, боевого, уверенного в себе воинствующего политического ислама (исламизма) и слабеющего, теряющего почву под ногами, ни в чем не уверенного под воздействием релятивистских концепций современного христианства уже давно является предметом обсуждения в бесчисленных публикациях. Алексей Малашенко писал о глубоких различиях между христианской и исламской цивилизациями. «В христианском мире нет религиозно-политического направления, тождественного исламизму, нет, скажем, «христианизма» как самостоятельного движения. Ни одна религиозно-политическая идеология не конвертируется в поиск «золотого века», не реставрирует концепции раннего (и позднего) Средневековья и, уж конечно, не ссылается постоянно на выдержки из Библии при изложении политических программ. Здесь нет фигур, сопоставимых с Ибн Таймией и Ибн Абд аль-Ваххабом. Как нет и не может быть идейных оппонентов, адекватных, например, Сайиду аль-Кутбу, Хасану ат-Тураби, Юсефу Карадави»¹⁰⁰.

«В отличие от ислама, – отмечает Малашенко, – в остальных религиях фундаменталистские проявления носят ограниченный во времени и пространстве характер. В одном случае они сдерживаются секуляристским характером общества, в другом – замыкаются на частных национальных или региональных проблемах. И только исламизм оказался геокультурным и геополитическим феноменом, интегрирующим мусульманское сообщество, оказывающим влияние не только на его внутреннее сознание, но и на его отношения с остальным миром»¹⁰¹.

Сейчас исламизм чувствует свою силу, уверенно бросает вызов своим оппонентам и не ощущает нужды в компромиссах или каком-то сближении с ними. Малашенко констатирует, что в ХIХ – первой половине ХХ века многие мусульмане, зачарованные Западом, «верили в возможность, заимствуя у него отдельные идеи и принципы, быстро «исправить» мусульманское общество, сделать его сравнимым с европейским»¹⁰². Все это прошло. Исламисты презирают Запад, не видят в нем решительно ничего, что стоило бы заимствовать. Собственно говоря, все, что им нужно, они уже взяли, прежде всего информационные технологии, особенно Интернет. А то, что называют «западными ценностями» или «универсальными ценностями», исламисты отвергают начисто. Сэлборн пренебрежительно отзывается о тех, «кто думает, что культура «прав человека», например, может быть внесена в мусульманскую политическую культуру, или что порожденные западным Просвещением концепции свободы мысли, совести, религии и выражения совместимы с исламом в момент его пробуждения и экспансии»¹⁰³.

Бернард Льюис полагает, что главным отдельно взятым различием (the most profound single difference) между двумя цивилизациями является статус женщин¹⁰⁴. Скорее можно сказать, что этот фактор – не столько главный, сколько самый заметный, больше других бросающийся в глаза. Гендерная проблема – одна из ключевых в комплексе противоречий между светской и религиозной моделями общества. У людей, категорически отвергающих секуляризм как смертельную угрозу исламу, возможно, вообще другой, особый взгляд на вещи, свое мировоззрение, не вполне понятное для европейца.

В Египте, Марокко, Иордании, Тунисе, Алжире, Пакистане и других мусульманских странах исламисты категорически выступают против любых законов, которые разрешали бы женщинам подавать на развод в случаях насилия, избиений и издевательств со стороны мужей, путешествовать без разрешения мужчины или иметь равное с мужчинами право быть представленными в парламенте и административном аппарате.

Ваххабиты вообще считают всех женщин соблазнительницами, которых необходимо держать в строгой сегрегации. Женская сексуальность рассматривается как нечто опасное и подрывающее устои религии и морали. Сайид Кутб исходил из идеи приоритета семьи в сохранении и развитии истинного мусульманского общества, а сексуальность женщин грозит распадом семьи, как это и происходит в Америке. Но суть дела гораздо глубже. Большинство исламистов убеждены, что сама по себе проблема прав женщин – это не что иное, как форма империалистической экспансии Запада. Ваххабисты и салафиты «требуют полной сегрегации полов, – пишет известный эксперт-ближневосточник Фаваз Джерджес. – Они готовы биться насмерть за то, чтобы исключить женщин из публичной сферы… Для многих перспектива освобождения женщин представляется большей опасностью, чем вторжение неверных»¹⁰⁵.

В беседе с Джерджесом один из бывших лидеров египетских исламистов Камаль Хабиб говорил: «Америка старается переделать наше общество и наш образ жизни, включая самый чувствительный аспект, нашу важнейшую линию обороны – мусульманскую женщину». По мнению этого авторитетного мусульманского мыслителя, «права женщин» и «равноправие женщин» – это «кодовые слова, прикрывающие стремление ослабить иммунную систему уммы и сделать ее уязвимой для декадентских западных влияний; это самый эффективный способ проникнуть в мусульманскую общественную структуру и демонтировать ее ценности». «Мусульманская женщина сохраняет пуританский социальный порядок, дорогой сердцу салафитов, таких как Камаль, – замечает Джерджес. – Как только Запад преодолеет эту последнюю линию обороны, – сказал мне Камаль, – звенья социальной цепи распадутся»¹⁰⁶.

Так проясняется причина столь чувствительной и злобной реакции исламистов на попытки изменить к лучшему место женщины в обществе. Видно, что борьба против равноправия женщин выходит далеко за рамки проблем семейного очага, а приобрела характер грандиозной битвы в защиту ислама от целенаправленной кампании Запада, намеренного разрушить традиционные священные мусульманские ценности.

Ясно, что здесь перед нами – глубокая и непреодолимая пропасть. Ум человека западной цивилизации не может понять и принять логику Камаля Хабиба. И здесь мы подходим к исключительно важному пункту в данном исследовании. Речь идет о том, что у исламистов есть своя логика, которую диктует свой, особый ум. Это другой ум. Как пишет Селборн, это может выглядеть отталкивающим для людей, живущих не в мире ислама, но существует и действует логика мощного морального кода. Не следует повторять мелкие клише вроде того, что исламская культура и общество отброшены к Средневековью, к «Темным векам». Воинственность современного ислама – это не упадок, не откат назад. В ней есть логика и резон, нравится нам это или нет. Хранители духовных ценностей, судьи, приговаривающие к повешению, смиренные последователи или смертники-бомбисты – все они знают свое дело. Смерть за богохульство неотделима от этой логики, от этого смысла. В 1994 году в Египте с ножами напали на Нобелевского лауреата, 83-летнего писателя Нагиба Махфуза, известного своими либеральными взглядами. Фараг Фуда, египетский либерал-интеллектуал, был застрелен за то, что позволил себе насмехаться над тем, как исламисты озабочены проблематикой сексуальной морали. В Турции в 1993 году 36 человек погибли в результате поджога гостиницы, устроенного ради убийства Азиза Несина, который перевел и опубликовал отрывки из «Сатанинских стихов» Салмана Рушди. «Объяснять действия такого рода просто фанатизмом и сводить исламизм к терроризму огромная ошибка, – считает Селборн. – Такие акты, равно как и действия смертников-бомбистов, это не только демонстративные волевые поступки, но акции, порожденные рациональным расчетом, какими бы отталкивающими такие резоны ни представлялись другим… Эти акты обычно совершаются не только без сожаления, но и без моральных сомнений… Вот и получается, что в век господства светского начала на Западе большинству немусульман трудно понять акты физического насилия и жестокости, и трудно им противостоять»¹⁰⁷.

Действительно, многие вещи непонятны для западного интеллекта. В Пакистане профессор физиологии Мохаммед Юнус Шейх был в 2001 году приговорен к смертной казни за богохульство. Его вина состояла вот в чем: он сказал в своей лекции, что родители пророка не были мусульманами, поскольку ислама еще не было, именно их сын и создал эту религию. «Такая логика, однако, не сочетается с иным типом рассуждения, тем, который управляет верой и ею защищается. Профессор подал апелляцию, но был застрелен в тюрьме сокамерником, которого, судя по всему, снабдили пистолетом»¹⁰⁸.

На Западе удивляются и возмущаются тем, как арабы, в первую очередь палестинцы, ликуют при известии об актах террора, направленных против населения Запада и Израиля; многие тысячи людей выражают бурную радость, узнавая, что мирные гражданские люди становятся жертвами взрывов. Еще одна совершенно немыслимая для «западного человека» черта если не всех, то многих мусульман состоит в следующем: поражение обычно изображается как победа. Когда в феврале 1991 года армия Саддама Хусейна была разгромлена американцами и выброшена из Кувейта, диктатор объявил о своем триумфе. Ирак был провозглашен лидером мусульман всего мира. И иракцы ему верили, поскольку вся мусульманская традиция позволяет верить, что «победа вторична по сравнению с мученичеством». (Арабское слово «истишхад», имеющее тот же корень, что и «шахид», не совсем точно переводится как мученичество, в нем больше подчеркивается добровольный характер самопожертвования.) Мученичество – это и есть победа.

«Ощущение справедливости и истины, присущих исламу, и несправедливости и фальши его врагов создает у арабов и мусульман уверенность в том, что даже самые недостоверные утверждения, опирающиеся на ислам, являются верными», – пишет Селборн¹⁰⁹. Все, что идет от ислама, истинно и верно по определению, логика здесь ни при чем. Родители пророка не могли не быть мусульманами, хотя сам ислам будет создан их сыном, когда он вырастет. Нелепо? Пусть, но гораздо важнее другое: нельзя даже косвенно оскорбить Мухаммеда, называя его родителей язычниками.

Западная рациональная логика, по убеждению не только исламистов-джихадистов – салафитов, но многих мусульман вообще, а уж тем более улемов, ученых-богословов, призвана только запутать мусульман, смутить их, подорвать и ослабить их веру, в конечном счете способствовать разрушению ислама. Все эти интеллектуальные ловушки – соблазн, от которого нужно решительно избавляться путем неустанной борьбы.

Заключение

Ислам живет самоутверждением, всегда в борьбе. Его можно назвать религией мира, но это не противоречит тому, что ислам – это вера в борьбе. Он родился в обстановке войны, отстаивал свою правоту с мечом в руке. Воинствующие исламисты превратили эту борьбу в альфу и омегу своего существования. Как сказал Айман Завахири, «борьба за создание исламского государства не может вестись как борьба региональная… Мы должны быть готовы к битве, которая не ограничится одним регионом, в которую должен быть вовлечен как наш домашний враг-отступник, так и внешний враг, евреи и крестоносцы»¹¹⁰.

«Ключ к пониманию джихадиста и его эволюции лежит в политике, а не в религии, – полагает Джерджес. – Упрекать террористов за использование отрывков из Корана – то же самое, как упрекать крестоносцев за то, что они оперировали цитатами из Нового Завета. Как и Библия, исламская доктрина может быть интерпретирована любым образом, для обоснования мира и толерантности или же войны и нетерпимости. Подлинные виновники – это идеологи, которые могут извратить религию – любую религию – для использования ее в своей политической повестке дня… Изучение ислама само по себе не позволит понять цели и стратегию джихадистов… Просто верующие мусульмане могут быть заинтересованы в политике или нет, в то время как исламисты – это политические активисты, фундаментальная цель которых состоит в том, чтобы захватить власть и исламизировать государство и общество»¹¹¹. Однако люди, живущие вне исламского мира, с трудом делают различие между исламом и исламизмом.

Вот здесь и существует серьезная проблема. Ведь беда в том, что джихадизм – это не какое-то чуждое, неисламское течение. Даже если его назвать злокачественной опухолью на теле ислама, который сам по себе никак не может считаться религией насилия и террора, все равно придется признать, что джихадизм, радикальный экстремистский исламизм базируются на одной из аутентичных исламских традиций, берущих свое начало в древности, в военных походах пророка Мухаммеда. Это лишь одна из традиций, но она имеет свои корни в исламе, и орган ИГИЛ журнал «Дабик» прямо пишет, что только еретик может сомневаться в том, что ислам – религия меча. Отсюда, из произвольно интерпретируемых сур Корана и хадисов Сунны, и берется концепция джихада в ее самом беспощадном и воинственном виде.

Доказать пагубность воинствующего исламизма для мирового мусульманского сообщества может только деятельность внутри самих исламских стран. Почему именно ислам дает экстремистам столько возможностей трактовать религию в воинственном, непримиримом духе? Ислам не смог выработать в себе противоядие от экстремизма – вот в чем проблема. Одна, но крайне сильная, воинственная тенденция ислама пока что победно шествует по мусульманскому миру.

Что же творится в этом мире? Кризис ислама как религии? Да ничего подобного, ислам никогда еще не был так широко распространен, как сейчас, никогда не было столько обращений в эту веру. Пожалуй, сегодня ислам можно назвать самой сильной религией в мире, если брать в качестве критерия степень преданности вере, уровень набожности, готовность бороться и даже жертвовать собой ради защиты религии и единоверцев.

Упадок исламского сообщества, нищета и деградация мусульманских стран? Да посмотрите только на уровень жизни в нефтепроизводящих странах Залива, в Индонезии. И те страны, которые разваливаются и корчатся в муках, которые стали failed states – Сирия, Ирак, Ливия, Йемен, – разве там люди умирали с голода и в полном отчаянии, уже при последнем издыхании хватались за оружие? И большинство террористов – не обездоленные подростки, а молодежь из состоятельных семей, с хорошим образованием.

Эксплуатация, иностранный гнет? Это было, но в прошлом. Нефть давно национализирована, фантастические миллиарды и миллиарды долларов льются нескончаемым потоком в бюджеты арабских государств и Ирана. Есть, конечно, и нищие страны, например Афганистан, но как раз оттуда террористы в транснациональную сеть не направляются. Иностранная оккупация? За исключением Афганистана и Ирака, ни одна мусульманская страна не была оккупирована за последнюю четверть века, за тот именно период, когда поднял голову транснациональный радикальный исламизм, джихадизм. Правда, Палестина остается для многих мусульман кровоточащей раной, но число израильтян, убитых джихадистами, – капля в море по сравнению с десятками тысяч мусульман, умерщвляемых мусульманами с особой жестокостью. Нет, конкретными историческими или социально-экономическими причинами это безумие не объяснишь. Эпидемия, чума…

Вот что писал чикагский профессор Марк Лила: «Те, кто озабочен местом ислама в сегодняшнем мире, обязаны серьезно исследовать идеологические корни исламского фундаментализма и видимое отсутствие теологической защиты против распространения политического экстремизма»¹¹².

Необходим серьезный, рассчитанный на долгие годы внутримусульманский дискурс, в ходе которого ретроградам и убийцам был бы дан достойный идейный отпор, а их взгляды, искажающие и компрометирующие ислам, были бы разоблачены и отброшены.

Во-первых, необходимо использовать все виды СМИ для того, чтобы разъяснить людям разницу между исламом и исламизмом, иначе неизбежен подъем злобной и чрезвычайно опасной для самого существования России исламофобии.

Во-вторых, надо самим понять и четко разграничить понятия: ислам, мусульманское сообщество, исламизм, салафизм-джихадизм. Особенно важно понять, что исламизм, с одной стороны, – исторически обусловленное, жизнеспособное явление, которому суждена долгая жизнь, это не какая-то группировка, которую можно «прихлопнуть». Но с другой стороны – феномен не однородный, не монолитный. Опасно преуменьшать влияние и мощь исламизма, в любом случае мы с ним немало горя хватим, но не следует сдаваться, говоря: «исламизация неизбежна, европейская цивилизация обречена». Крайние исламисты типа ИГ очень уязвимы именно вследствие своего неустранимого экстремизма, своей свирепости и нетерпимости. Их судьба в Ираке несколько лет тому назад весьма показательна: они сумели восстановить против себя тех самых людей, единоверцев-суннитов, на помощь которым прибыли. Существенно смягчить свое поведение они не могут, как леопард не избавится от своих пятен. Перестав быть беспощадными изуверами, они заодно утратят те качества последовательных и непримиримых борцов за ислам, которые и привлекают к ним мусульманскую молодежь со всего мира.

В-третьих, надо иметь в виду, что подавляющее большинство мусульман в мире, даже если они негативно относятся к Западу, особенно к Америке и тем более к Израилю, даже если они одобряют в целом деятельность бен Ладена, все же не поддерживают террор и вообще настроены на нормальную мирную жизнь. Исключение – молодежь, доля которой в населении растет.

В-четвертых, однако, нельзя забывать, что проблема Палестины и Иерусалима всегда будет использоваться для поддержания атмосферы ненависти и воинственности, даже если ни одного западного солдата не будет ни на одном клочке земли ни в Азии, ни в Африке. А поскольку Израиль исчезать не собирается, призыв к борьбе против Запада, против «заговора сионистов и крестоносцев» будет звучать так же громко, как и сегодня. Если же эскалация конфликта вокруг иранской ядерной программы приведет к войне (в которую неизбежно будут втянуты Америка – прямо и Россия – косвенно), воинствующий исламизм получит такой подарок, о котором он может только мечтать. Вот тогда не исключена «война цивилизаций». Хуже не может быть ничего.

В-пятых, неверно было бы считать, что все дело в Израиле и если он каким-то образом исчезнет, исламисты успокоятся, признают, что больше угрозы исламу нет, и радостно разойдутся. Они не могут успокоиться по самой своей природе, так как в вопросе о светской модели общества, в частности о правах женщин, две цивилизации несовместимы абсолютно, а разгородить мир так, что Западу – секуляризм, а исламскому Востоку – шариат, в нашу эпоху глобализма невозможно. Значит, угроза того, что Запад намерен погубить ислам, будет воспроизводиться в головах новых и новых поколений.

И наконец, в-шестых, никто не может предсказать, как пойдет дело с интеграцией мусульман в Европе. Возможны разные варианты: от катастрофического (исламизация Европы) до «мирного врастания». Надо помнить и наличие обратной связи: торжество Халифата на Арабском Востоке, например, дало бы мощный толчок салафизму в Европе, включая Россию («наконец-то мусульмане встали с колен, теперь все задрожат»).

Могут возразить: так ведь в Афганистане и Ираке мусульмане-добровольцы были убеждены, что защищают свою веру от врагов ислама, в христианском мире трудно было бы представить себе аналогичную ситуацию. Правильно, и это подводит нас к первому вопросу: о мотивации.

А здесь нужно проводить грань между различными категориями борцов за дело веры.

1. «Теоретики», ученые богословы, салафиты (от арабских слов «ас-салаф ас-салихун» – «благочестивые предки»), убежденные, что все беды исламской «уммы» – от забвения истинного ислама и восприятия чуждых моделей – западной демократии или социализма. Заклятые враги светского государства и особенно равноправия женщин.

2. «Практики», более молодое поколение, люди действия, бойцы радикального политического ислама. Это к ним прилепился сбивающий с толку термин «исламисты», хотя сами себя они называют муджАхиды (в персидском произношении – моджахЕды), от слова «джихад», сводящегося в их понимании к вооруженной борьбе. Типичные представители – боевики «Аль-Каиды». Искренне верят в то, что их святой долг – спасти ислам от Запада, от Сатаны, который для мусульман является не только захватчиком, агрессором, но и Великим Соблазнителем, стремящимся разрушить традиционные исламские ценности и заменить их своей растленной светской культурой. Уверены, что демократия, права человека, равноправие женщин – орудия, используемые Западом для разрушения ислама. Категорически отрицают, что борются против христианской цивилизации; западное общество для них – отнюдь не христианское, а безбожное, аморальное, а люди Запада – новые язычники, и это хуже всего: христиане и иудеи могут откупиться, для язычников – только смерть.

3. «Ультра-джихадисты», для которых учение Корана и судьбы мусульманской уммы на втором плане, а главное – месть Западу за агрессию. Если категория 2 потрясла весь мир террористическим актом 11 сентября 2001 года, то бойцы категории 3 мстят за «западный ответ» на этот удар, т. е. за интервенции в Афганистане и Ираке.

Все эти категории объединяет: а) то, что они состоят исключительно из мусульман-суннитов, а ядром их являются ваххабиты, приверженцы самого свирепого и нетерпимого направления суннитского толка ислама; б) неугасимая ненависть к мусульманам-шиитам («отступникам» и «еретикам») и к евреям (или иудеям) за оккупацию Палестины и особенно Иерусалима, третьего по своей святости – после Мекки и Медины – города ислама.

Наконец, в особую категорию можно выделить «авантюристов», молодых людей, направляющихся в «Исламское государство» в поисках смысла жизни, в стремлении приобщиться к великому замыслу, движимому жаждой справедливости. Радикализм и ангажированность этих людей напоминает то, что в первой половине прошлого века побуждало образованных, интеллигентных молодых людей в Европе, не удовлетворенных мелкой и банальной буржуазной жизнью, идти в экстремистские лагеря – к коммунистам либо к фашистам. Можно также вспомнить восторженных сторонников Мао и Че Гевары. В наши дни ничего похожего нет, кроме воинствующего исламизма. И такого рода «искателям» очень удобно прикрываться знаменем великой религии, как бы дающей смысл всей борьбе, подобно тому, как в Средние века отправлявшиеся из Европы крестоносцы, по дороге грабившие и убивавшие и христиан, и евреев, прикрывались великой целью – освобождением Гроба Господня.

Люди этого типа мало что знают о теологических проблемах, о тонкостях ислама, о реальном положении «уммы» в различных странах. Они не участвуют в жизни мусульманских общин. Если их спросить, за что они проливают свою и чужую кровь – они ответят: мы мстим за наших братьев, которых каждый день убивают крестоносцы и сионисты в Ираке, Афганистане, Палестине. Многие из них отправляются в Сирию просто потому, что это стало «модно» в иммигрантской молодежной мусульманской субкультуре. «В нашей школе в Марселе все ребята-мусульмане – за то, чтобы ехать в Сирию, а я что? Буду белой вороной, трусом?» Поедут, может быть, всего человек пять, живыми вернутся двое, но – героями, муджахидами.

ИГИЛ отличается от «материнской» «Аль-Каиды» и ее официального филиала в Сирии «Джабхат ан-нусра» тем, что ставит своей целью создать собственно исламское, шариатское государство на определенной территории, со всеми атрибутами и институтами нормального государства. И оно создано. Люди из примерно 80 стран приехали в новое государство, провозглашенное Халифатом и занимающее треть территории Ирака и Сирии с населением около 8 миллионов человек. Государство разделено на семь провинций, границы которых не совпадают с государственными границами Ирака и Сирии. Вместо законодательной власти существует консультативная ассамблея шура; законов она не издает, есть один закон, шариат, этого достаточно. Никакого принципа большинства там, разумеется, нет. Правоохранительную систему представляют кади (религиозные судьи), назначаемые властями, и специальный корпус блюстителей исламских порядков, типа «полиции нравов». Запрещены спорт, танцы, музыка, живопись, алкоголь и т. д., введено строгое разделение мужчин и женщин в учебных заведениях, на средствах транспорта, в общественных местах. Женщина, появившаяся одна на улице, должна иметь при себе разрешение от мужа, отца или брата. В школах не одобряется преподавание истории, философии и общественных наук.

Сейчас из примерно 30 тысяч бойцов ИГИЛ одну треть составляют иностранцы. Что, они следуют наставлениям Усамы бен Ладена, образовавшего «Всемирный исламский фронт борьбы против евреев и крестоносцев»? Да что-то здесь не так: ни в Ираке, ни в Сирии нет ни американцев, ни евреев. Кого убивают джихадисты, борцы за дело ислама? Мусульман, вот кого. В основном арабов-шиитов, но также курдов-суннитов и христиан.

Но даже и арабов-суннитов. Сожгли живьем летчика иорданских ВВС, виновного лишь в том, что он, верный присяге, данной своему королю, участвовал в налетах на позиции боевиков ИГИЛ. Самолет сбили, он попал в плен. Как обращаются с военнопленными? А вот так: посадили в железную клетку, облили бензином и сожгли. Он был арабом, мусульманином-суннитом. Его убили арабы, мусульмане-сунниты.

В столице Йемена Сане смертники-джихадисты из того же ИГИЛ взорвали верующих в шиитских мечетях. Около 140 человек, пришедших на пятничную молитву, были разорваны на куски, более 350 ранены. А накануне такие же боевики ворвались в музей в Тунисе и расстреляли 23 человека. А незадолго до этого были расстреляны египетские рыбаки, ловившие рыбу у ливийского побережья, а также весь мир увидел видео, на котором взятые в плен сирийские военнослужащие в одном нижнем белье бегут цепочкой к яме, на краю которой их будут расстреливать. И из Нигерии пришло очередное сообщение о массовых убийствах мирных жителей, совершенных боевиками организации «Боко Харам», недавно объявивших о своем подчинении ИГИЛ. В то же самое время на экранах мирового телевидения был показан 22-летний египтянин, бывший инструктор по фитнесу, из состоятельной семьи, учившийся в частной французской школе, затем сошедшийся с джихадистами и уехавший в Сирию. Он стоит рядом с обезглавленным человеком и с улыбкой говорит: «Праздник был бы неполным, если бы нельзя было сфотографироваться рядом с трупом одной из этих собак».

Сомалийская исламистская группировка «Аль-Шаабаб» нападает на Кению, войска которой находятся в авангарде миротворцев, наводящих в Сомали порядок. Исламисты перешли границу, ворвались в университет и расстреляли 147 студентов. В другой раз они остановили автобус и заставили пассажиров читать наизусть стихи из Корана. Кто не мог, были тут же расстреляны. А недалеко от Багдада боевики устроили засаду и перехватили патруль правительственной армии. Солдатам велели совершить молитву. Дело в том, что, хотя слова молитвы одинаковы у суннитов и шиитов, есть отличия в том, с какой жестикуляцией их произносят. Солдаты-шииты, предчувствуя свою судьбу, старались молиться по-суннитски, но их разоблачили и расстреляли.

А в Нигерии девочка взорвала себя, убив при этом 34 человека.

Неужели никто не видит, куда тащат мусульманское сообщество изверги из ИГИЛ? Это увидел египетский президент Абдель Фатах ас-Сиси, заявивший недавно, что «корпус текстов и идей, которые мы годами считали сакральными до такой степени, что отойти от них стало почти невозможным, вызывает антагонизм всего мира… Мы нуждаемся в религиозной революции. Вы, имамы, ответственны перед Аллахом… наше мусульманское сообщество, умма, раздирается, распадается, пропадает – и мы все это сделали своими руками»¹¹³.

Вот откуда подул свежий ветер – кто бы мог подумать? От египетского президента. Он уволил 12 тысяч проповедников, заменил их новыми выпускниками исламского университета Аль-Азхар, которых обязали внедрять верующим свежие идеи в соответствии с установками, провозглашенными президентом. Можно только пожелать ему удачи.

А во всем мире думают, как быть дальше с «Исламским государством», куда оно двинется или, наоборот, куда его задвинут. Ведь ясно, что это не тот случай, когда стоит надеяться: «Можно же как-то договориться, понять их, выяснить, чего они хотят, пойти на соглашение, на компромисс, и вообще не так страшен черт, как его малюют». Этот черт не так страшен – он страшнее. Сделки, соглашения, компромиссы – все это невозможно, эти изуверы и палачи никогда на это не пойдут, они не так устроены.