Текст книги "«Орел» в походе и в бою. Воспоминания и донесения участников Русско-японской войны на море в 1904–1905 годах"

25 Декабря. Индейский океан

Часов в 9 утра вошел ко мне Арамис и выразил удивление, увидев меня в койке, т. е. не исполняющим служебные обязанности, так как должен был стоять на вахте. На мое замечание, что я сижу под арестом, он возразил, что я и не думаю быть арестованным. Все это было сказано тоном грубее обыкновенного, ибо вообще-то тон Арамиса редко принимает интонацию, необходимую для простой хотя бы вежливости. Причину сегодняшней экстраординарной грубости я скоро узнал: оказалось, что когда утром сегодня командир узнал о том, что я вчера просидел под арестом, то вставил Арамису фитиль за то, что тот допустил это без приказа, а приказа не последовало от того, что он, командир, не сажал меня под арест, а слова его «я вас арестую» были лишь предупреждением на следующий раз.

Я конечно, как только Арамис вышел, оделся и вступил на вахту. Тем дело и кончилось. Днем был салют по случаю дня рождения Алексея Александровича[90]90
  Алексей Александрович, великий князь (1850–1908). Дядя императора Николая II. Генерал-адмирал, главный начальник флота и морского ведомства (с 1881 фактически по 1905). – К.Н.


[Закрыть]. За обедом комиссия превзошла сама себя: о консервах не было ни слуху, ни духу. К моему удивлению за столом не было драки. Даже Шупинский скромничал. По крайней мере, когда я спустился в ¹/₂ 1-го с вахты, увидел его вполне трезвым. Такому трезвенному настроению способствовала сильно жара, которая сегодня прямо-таки невыносимая. Кроме того, обостряющиеся все более и более отношения между кают-компанией и старшим офицером как-то скверно действуют на общее настроение, и сегодняшний день прошел далеко не так оживленно, как это можно было бы предположить. Все рано разошлись спать.

26 Декабря. Там же

Все идем. Вечером пришли на траверз бухты Nossi-Bé, и даже видели долгое время прожектор сторожевого миноносца из отряда Фелькерзама. Адмирал не решился в темноте входить в бухту и становиться между массою судов на якорь по диспозиции, и поэтому пока мы будем идти малым ходом дальше и ночью повернем обратно с расчетом войти в Nossi-Bé утром.

27 Декабря. Nosi-Bé (так в рукописи. – К.Н.)

В 10-м часу утра мы подходили уже к стоянке Фелькерзама. Чудное утро. Штиль полный. Давно уже видна филькинская эскадра, стоящая с многочисленными транспортами под самым берегом, который довольно высокой горой поднимался прямо от воды. Еще задолго до нашего прибытия вышел нам навстречу французский миноносец, держа сигнал «добро пожаловать». Дойдя до эскадры, он повернул обратно и пошел на траверз Адмирала. Нечего и говорить, что все, кто только мог, выползли наверх. Подойдя к эскадре Фелькерзама, транспорты, идущие в левой колонне, взяли влево, а мы, пройдя передние корабли в стройном порядке, стали поворачивать вдоль эскадры и прорезая корму какого-то угольщика-немца становиться по очереди на якорь в указанных вышками местах впереди первой линии Фелькерзамовской эскадры. Маневр был проделан замечательно, точно и красиво. На рейде, кроме филькинской эскадры, кстати сказать, подкрасившейся и начистившейся к нашему приходу, а потому очень блестящей на вид, стоит масса транспортов, между которыми 5 добровольцев[91]91
  Имеются в виду пароходы Добровольного флота (1878–1925), государственной пароходной компании, обязанной в мирное время осуществлять рейсы между Одессой и портами Тихого океана, а в военное – предоставлять свои суда для переоборудования во вспомогательные крейсера и транспорты. – К.Н.


[Закрыть]. Кроме того, тут же стоит французский крейсерок, носящий должно быть, судя по своему дряхлому виду, название «дедушки французского флота».

Берега бухты замечательно красивы, довольно высокие горы сплошь покрыты богатейшею растительностью, среди которой, благодаря нашей близости от берега, можно простым глазом различать то тут, то там громадные пальмы. В особенности красива немецкая фактория, ослепительно белая, выглядывающая из гущи пальм и других каких-то деревьев на самом берегу моря. Левее ее небольшой красный пригорок облепила своими хижинками туземная деревушка, а левее деревушки сквозь зелень виднеются белые домики небольшого городка Nielwille.

После обеда с «Сисоя» привезли почту. Какое же было мое разочарование, когда после такого долгого томительного ожидания вестей, я не получил ни одного письма, ибо это была почти исключительно адресованная через Главный Морской штаб, а не через Гинсбурга, как адресуют мне. Многие не получившие почты по той же самой причине посылали на голову несчастного Гинсбурга всевозможные далеко не лестные пожелания, от которых, если бы они исполнились, ему конечно не поздоровилось. Но так как этого, очевидно, не случилось, то он, наверное, и до сих пор благодушествует себе в Париже не думая, конечно, о том, как мы все жаждем вестей с родины. Ну, черт с ним, когда-нибудь будем торжествовать мы, а получающие через Штаб плакать. Кроме писем, получилось несколько номеров «Котлина» и «Либавского Вестника». Несмотря на то, что эти газеты были от начала Октября, на них набросились, буквально, как дикие звери, смакуя и комментируя на все лады старые новости.

Кроме новостей газетных, появилось масса, если так можно выразиться, изустных, привозимых офицерами с судов эскадры. Но так как их масса, в большинстве случаев противоречащих друг другу, и, кроме того, что самое важное, я хочу спать, то обхожу этот вопрос молчанием. Сегодня заболел [и] Модзалевский и Славянский[92]92
  Славинский Константин Петрович (1880–1943/44). Окончил МКК в 1899 г. Участник подавления «боксерского» восстания в Китае. Лейтенант (1903). Вахтенный начальник «Орла». В Цусимском сражении тяжело ранен, потерял глаз. Участник Первой мировой войны, капитан 1 ранга (1915). В 1918–1920 гг. в РККФ, затем работал в судостроении. В 1930–1940 гг. в заключении (работал по специальности на строительстве Беломоро-Балтийского канала). – К.Н.


[Закрыть] и отправились на белый «Орел». Офицеров у нас остается все меньше и меньше, взять других неоткуда, а работы не только не убавляется, но еще и прибавляется.

28 Декабря. Nossi-Bé

Сегодня был сигнал адмирала: «Ежедневно с 6 часов утра до 11 часов дня больных и слабых отправлять гулять на берег с доктором». Был совет наших обоих докторов, на котором решено к числу слабых причислить меня и Сакеллари. Конечно, ни я, ни он ничего не имели против этого. Командир охотно согласился отпускать нас по очереди с условием, что мы будем наблюдать за командой. Завтра моя очередь.

29 Декабря. Там же

Утром рано, в 6 ч. меня разбудили. Когда я поднялся наверх, команда была уже в сборе и все готово к отправлению. К 7-ми часам баркас на буксире парового катера доставил нас на берег.

Чтобы для команды было меньше соблазна, мы с Николаем Македоновичем решили идти гулять в лес, а не останавливаться в городе. Так мы и сделали.

Город Hell-Ville (так в рукописи. – К.Н.) крошечный городок с десятком – другим европейских домов не представляет из себя ничего примечательного. Есть церковь, дом губернатора, почта, местная полицейская часть и наконец жалкий кафе, называющийся громко «Caféde Paris». Все эти здания с небольшим числом магазинов расположены на одной улице. Дальше идут уже жалкие лавчонки индусов (торговцы здесь почти исключительно индусы) и, наконец, окраины города состоят из негритянских домиков, построенных из бамбука. Население города, за исключением торговцев-индусов и горсточки белых, состоит исключительно из негров.

Выйдя за город, мы сразу очутились в чудном тропическом лесу, наполненном гамом и криком всевозможных птиц. Матросы, не бывшие на берегу с самого Кронштадта, радовались как дети, останавливались перед каждым невидимым ими доселе деревом и закидывали нас вопросами, на которые мы по возможности давали ответы и разъяснения. Пройдя верст 7–8 мы сделали привал и, отдохнув немного, тронулись в обратный путь. К 12 часам дня мы были уже на корабле. У «Орла» в это время стоял пароход «Hercoules» под Норвежским флагом, погрузка угля была уже в полном разгаре. Сейчас же после обеда пришлось стать на погрузку, причем я так устал после прогулки (с непривычки отмахать верст 15), что еле выстоял свое время.

Сегодня рано утром на «Бородино» задохлось двое трюмных, полезших в отсеки, не приняв мер предосторожности. В 4 часа дня тела умерших подали на миноносец, который отвез их в море и похоронил.

Пришел «Урал».

30-го Декабря

Погрузка угля продолжается до 6 часов вечера. В 6 часов вечера пароход отошел от борта и мы вздохнули облегченно. Опять несчастье: на «Урале» упавшим темберлеем[93]93
  То есть, стрелой Темперлея, использовавшейся для погрузки угля. – Р.К.


[Закрыть] убило на месте прапорщика по механической части Попова[94]94
  Попов Анатолий, прапорщик по морской части. – К.Н.


[Закрыть] и тяжело ранило лейтенанта Евдокимова[95]95
  Евдокимов Сергей Владимирович (1878–1960). Окончил МКК в 1900 г., лейтенант (1904). Участник Первой мировой войны, капитан 1 ранга, георгиевский кавалер. Участник белого движения, контр-адмирал. В эмиграции в Югославии, Франции, США. – К.Н.


[Закрыть]. Похороны завтра. Я назначен на катер отвезти гроб с телом прапорщика с «Урала» на берег.

Этого Попова я знал, когда мне было лет 14–15. Будучи еще реалистом, ехали мы с братом по Волге и познакомились на пароходе с сыном командира этого парохода, который ехал держать экзамен в Морское Инженерное Училище. Мы превесело провели время и расстались друзьями. После этого я его видел только раз мельком, спустя несколько лет. Я был уже кадетом в плавании, в каком-то порту встретились мы с отрядом судов Морск[ого] Инженерного Училища. Гуляя по берегу, я встретил несколько человек инженеров; лицо одного из них показалось мне знакомым и, вглядевшись в него, я узнал Попова. Но он, очевидно, меня не узнал, и мы разошлись. С тех пор я его не встречал. После этого стороной до меня дошло, что из училища его выгнали. Этим и объясняется, что он теперь прапорщик, а не инженер-механик. Очевидно [он] после объявления войны держал экзамен на прапорщика и поступил на службу. Вот она судьба. Думал ли я тогда, на пароходе, будучи еще реалистом, беседуя с злополучным Поповым, что когда-нибудь мне придется везти его бездыханное тело, да еще на Мадагаскаре!

31 Декабря. Nossi-Bé

Утром я, Щербачев, Можжухин и капитан[96]96
  Имеется в виду командир броненосца, Н.В. Юнг. – К.Н.


[Закрыть] поехали на берег. Гуляли также все вместе, причем капитан был очень мил и нисколько не напоминал того страшного командира, которого мы привыкли видеть на корабле, беснующимся и трясущимся от ярости при всяком пустяке. Бедняга, не бывши на берегу с Кронштадта, радовался как дитя и болтал без умолку. Погуляв в лесу и по городу, мы зашли в кафешку, и выпив какой-то воды с гренадином[97]97
  Гренадин (англ. Grenadine) – густой сладкий сироп красного цвета, широко используемый при приготовлении коктейлей как подсластитель и ддя придания красивого цвета. – К.Н.


[Закрыть] и со льдом, вернулись на судно. На корабле уже готовили катер под похороны. Буртики на нем полированы, медяшки отдраивались, внутри красилось все белой краской, весла и люки были уже вымыты.

В половине 3-го за ним пришел паровой катер с «Бородино» и повел на буксире на «Урал».

Подойдя к «Уралу» я вышел наверх, и явившись к старшему офицеру, получил инструкции.

Едва я успел спуститься в катер, как на палубе «Урала» послышалось церковное пение. Панихида кончилась и гроб выносили. Подойдя под стрелу, на которой должны были подать мне на катер гроб, я стал ждать. Минут через пять на стреле уже качался как какой-нибудь ящик солонины, белый гроб с прибитой на крышке треуголкой. С переднего и заднего конца его завели оттяжки, которые подали на катер. Точь-в-точь как у нас шлюпки спускают. После этого стрелу начали понемногу потравливать, пока гроб не опустился в катер. Как только я принял этот редкий груз, сейчас же приспустил до половины свой флаг и, освободивши гроб от строп, покрыл его большим Андреевским флагом. Все готово. Бородинский катер дал малый ход вперед, и мы тронулись. С «Урала» грянул выстрел. Погребальный салют из 3-х выстрелов с долгими промежутками. На судах, мимо которых мы проходили, команда стояла во фронт и музыка играла «Коль Славен».

Подойдя к пристани, я застал уже там массу народа. Стояла под ружьем полурота гвардейцев с «Александра III». Толпилось много офицеров с других судов; тут же стоял Губернатор, командир [французской канонерской] лодки «Capricorne»[98]98
  «Capricorne» – канонерская лодка французского флота. Спущена на воду в 1882 г. Водоизмещение 463 т. Мощность двигателя 691 л. с. Скорость 11,2 узла. Несла две мачты с парусным вооружением. Вооружение: 2 – 140-мм пушки, 2 – 100-мм пушки, 2 револьверные пушки. Экипаж 77 чел. – К.Н.


[Закрыть] и еще каких-то два или три француза. За нашими гвардейцами французские матросы стали с носилками и какой-то еще колымагой. За ними виднелись два белых креста деревянных, один более или менее приличный, а другой попроще. Я недоумевал, зачем два креста. Может быть, сделали на выбор, какой больше понравится. Вскоре мое недоумение разрешилось, когда вынесли гроб, привезенный мною, я вышел за ним, приказав катеру отойти в сторону, чтобы не мешать приставать паровому катеру, шедшему за мной и на котором, как я думал, был Рожественский. Каково же было мое удивление, когда по приходе этого катера полурота взяла на караул, музыка заиграла «коль славен», из этого катера вынесли второй гроб. Оказалось, что сегодня утром, опять-таки на «Урале», умер матрос от солнечного удара. Через несколько минут подъехал Рожественский, вышел на пристань, подошел к Губернатору и другим французам и поблагодарив их за внимание, уехал. Остались Фелькерзам и Энквист[99]99
  Энквист Оскар Адольфович (1849–1912). Окончил МКК в 1869 г., однокашник Н.И. Небогатова, командовавшего 3-й Тихоокеанской эскадрой. Контр-адмирал (1901). Двоюродный брат управляющего Морским министерством Ф.К. Авелана, что, возможно, повлияло на его назначение младшим флагманом 2-й Тихоокеанской эскадры и командиром ее крейсерского отряда. После Цусимского сражения увел отряд крейсеров в Манилу, где интернировался. Его действия позднее были признаны правильными. Уволен в отставку в 1907 г. с производством в вице-адмиралы. – К.Н.


[Закрыть]. Гробы положили один на колымагу; другой на носилки, которые понесли французские матросы и шествие тронулось. В толпе офицеров несли на носилках вроде палантинов, но без верха, 3-х дам-француженок. Очевидно жены местных аристократов, которые тоже пожелали проводить покойников.

Посреди дороги случился инцидент, могущий кончиться печально, но к счастью все обошлось благополучно. Быки, запряженные в арбу, испугались музыки, и один из них, вырвавшись из ярма, стремглав бросился прямо в толпу и врезался в полуроту. Как он никого не поранил своими рожищами, я понять не могу; пролетев сквозь всю полуроту, он понесся дальше, никем не задерживаемый, потому что все живое при его приближении пряталось кто куда, и скоро скрылся из виду. Другой же бык страшно бился в ярме, стараясь вырваться, но ему, к счастью не удалось, а справиться одному с тяжелой арбой ему было не под силу. Наконец, кто-то догадался и остановил музыку. Кладбище, находящееся сейчас же за городом, очень маленькое и бедное, но производит хорошее впечатление, настолько насколько вообще кладбище может производить хорошее впечатление. Это происходит благодаря тому, что оно расположено прямо в тропическом лесу и громадные деревья спускают свои в ветви прямо над могилами.

После очень короткой службы (а короткая она была, видите ли потому, что было очень жарко, да кроме того в этих местах вечером очень опасно снимать шляпу: можно заболеть лихорадкой), гробы были опущены в могилы при троекратном ружейном залпе. Где только нет могил русских моряков. Появились они и в Nossi-Bé.

На обратном пути веселый марш огласил улицы Nielwille и приводил в восторг негрепуров, бежавших за музыкой и глядевших на все с разинутыми ртами и вытаращенными белками.

Офицерство, конечно, набилось в кафешку, выпить чего-нибудь холодненького.

К ужину вернулись на корабль.

Пришел «Терек».

Под встречу Нового Года кают-компанию убрали пальмовыми листьями и всевозможными видами тропической растительности. Об этом позаботился Федор Петрович [Шамшев], привезший все это с берега на шестерке. Когда же постлали еще и ковер, то наша кают-компания приняла вид прямо царской.

1 Января 1905 г. Nossi-Bé

Вот и Новый Год! Что-то он нам принесет!

Встреча Нового Г ода началась у нас великолепно. Был командир, который и провозгласил в полночь тост за кают-компанию и поздравил с Новым Г од ом. Вслед за тем бак, т. е. мичмана, поднялись один за другим и, подходя к командиру, чокались с ним и поздравляли с Новым Годом. Затем, не подходя к Арамису, возвращались на свои места. Это была небольшая демонстрация против старшего офицера. Все шло великолепно, пока не напился Шупинский. Тут уже загорелся у него спор с старшим доктором, который кончился в конце концов ссорой. Когда же Шупинский до того дошел, что опрокинул играющий граммофон на стол и начал ругаться абсолютно со всеми, мне стало до того противно, что я ушел из кают-компании и лег спать.

Весь фасон был испорчен.

Сегодня я не преминул сказать ему об этом. Впрочем он и без того ходил, как в воду опущенный. Видно и ему самому совестно за свой вчерашний поступок.

Вечером поехали на берег. В кафешке составилась пулька, и я до 6 часов вечера с удовольствием сыграл в винт[100]100
  Карточная игра. – К.Н.


[Закрыть].

Поговаривают, что простоим здесь очень долго в ожидании «Олега» и «Изумруда», которые только 28-го Декабря вышли из Порт-Саида.

2 Января. Там же

После обеда был опять на берегу Nielwille начинает надоедать.

3 Января

Сегодня утром проверка десантного расписания и посадка людей в шлюпки. Командир, конечно, галдел, как зарезанный. Попадало сильно Арамису, который только пыхтел в ответ и старался держаться от командира на приличной дистанции.

Сегодня на ночь иду в дозор на миноноске.

5 Января

Вчера был у нас знаменательный день. Вечером, неожиданно, когда мы уже сидели за ужином, появился громадный пакет с почтой. Наконец-то получилась Гинсбургская почта! При появлении пакета, в кают-компании произошло что-то в высшей степени небывалое. Свежий человек, попавший в это время туда, мог бы смело подумать, что по какой-нибудь неизвестной причине все офицеры сошли с ума. Адский дикий рев, который заглушил бы залп 12[-дюймовой] башни, продолжался по крайней мере минут 10, пока не появился старший офицер, без которого нельзя распечатать почту. Все сейчас бросились к пакету и таскали его из угла в угол, неизвестно чего ради. Наконец явился и старший офицер, привлеченный очевидно дикими криками восторга. Вскрыт первый пакет, и из него аппетитно выглянули ряды плотно собранных, как бы спрессованных писем. Начали выкликать фамилии, но это было совершенно лишнее, так как каждый, вперив горящий взор в магическую пачку, заранее узнавал знакомый почерк, и письмо буквально вырывалось из рук Арамиса. На целую пачку «Нового Времени» никто не обратил внимания.

Наконец, письма розданы. На мою долю досталось 20 писем. Я еще никогда в жизни не получал сразу такую массу. Да и шутка сказать, 3 месяца не имелось ни строчки ниоткуда. Вслед за тем наступило молчание. Все углубились в чтение. До ужина почти никто не притронулся. Когда письма были прочитаны и перечитаны, общее внимание перешло на газеты. Решено, во избежание трепки и расхватывания, сшивать по несколько газет вместе и тогда уже читать. Эту работу, т. е. сшивание, а не чтение, взял на себя маленький доктор и удалившись в каюту обер-аудитора[101]101
  Титулярный советник В.Э. Добровольский. – К.Н.


[Закрыть], чтобы никто ему не мешал, принялся с помощью фельдшера сортировать и сшивать газеты. Часам к 9 весь стол кают-компании был завален ими. Почти все были в сборе и с редким вниманием читали знаменитую статью Кладо, наделавшую столько шуму[102]102
  Кладо Николай Лаврентьевич (1862–1919). Окончил МКК (1881). Капитан ранга (1901). Видный военно-морской теоретик, генерал-майор флота, профессор Николаевской морской академии, с 1918 г. выборный начальник Морской академии. В ноябре 1904 г. напечатал в «Новом Времени» ряд статей: «После ухода 2-й тихоокеанской эскадры», под псевдонимом «Прибой». – К.Н.


[Закрыть]. По окончании чтения этой статьи все пришли в такой восторг, что тут же решено было послать Кладо приветственную телеграмму, которая тут была составлена и одобрена всеобщей цензурой[103]103
  «Офицеры броненосца „Орел“ под впечатлением Ваших статей восторженно шлют Вам свой привет. Дай Бог Вам сил и успеха на пользу России и родного флота» (цит. по: Смирнов И. Превратности судьбы Николая Кладо // Морская газета. [Электронный документ] (URL: http://gazetam. ш/22-fevralya/prevratnosti-sudbyi-nikolaya-klado.htm). В связи с отсутствием телеграфа в Носи-Бе, телеграмма была послана только из Ван-Фонга (Аннам). – К.Н.


[Закрыть]. После этой статьи не хотелось как-то другое, чтобы не портить впечатления, и мы долго еще беседовали все на ту же тему, возмущаясь аресту Кладо за такую статью, и восхищаясь тем, что попало по морде (специальное выражение) нашему министерству и в особенности г[осподам] дипломатам. Было около 2-х часов ночи, когда я лег спать. Улегшись в койку, достал было все письма, чтобы снова перечитать их, но не выдержал и заснул, как убитый.

С утра сегодня началась погрузка угля, которая кончена к 12 часам дня, так как надо было принять только 200 тонн. После обеда поехали на берег. Я, Саткевич[104]104
  Саткевич Владимир Александрович (1876–1976). Окончил МКК (1896). Лейтенант (1901, со старшинством с 1899). Старший штурманский офицер «Орла». Окончил Николаевскую морскую академию (1904), минный офицер 2 разряда. Участник Первой мировой войны, капитан 1 ранга (1916). В советское время на преподавательской работе. В 1940–1947 гг. – начальник кафедры астрономии ВВМУ им. Фрунзе. Инженер-контр-адмирал (1940). – К.Н.


[Закрыть], Сакеллари, Зотов[105]105
  Зотов 1-й Владимир Петрович (1870–1905). Окончил МКК (1890). Лейтенант (1896). Окончил Николаевскую морскую академию (1896), штурманский офицер 1 разряда. Убит в Цусимском сражении. – К.Н.


[Закрыть] (старший штурман с «Суворова») сели играть в винт. Сегодня везло мне адски, и обыграл всех троих, но так как играли по очень маленькой, то выиграл всего около 12 франков.

Вечером чувствую себя очень скверно: болит голова и колоссальная слабость во всем теле. Должно быть, напекло сегодня голову во время погрузки угля.

Nossi-Bé 9 Января

До сих пор торчим в этой дыре и когда уйдем – Аллах ведает. Почти каждый день ездим на берег, где играем в винт. Некоторые не без успеха прохаживаются по макашону[106]106
  Очевидно, искаженное название карточной игры «макао». – К.Н.


[Закрыть]. Раза два переметывался и я. В первый раз выиграл около 4-х фунтов, а во второй не сделал ничего. С каждым днем игра в макао все увеличивается. Теперь играют уже на 4–5-ти столиках, причем трудно протискаться к столу – до того он бывает окружен игроками. Сплошь да рядом выигрыши и проигрыши доходят до суммы в несколько тысяч франков.

Вчера был назначен на погрузку угля на «Корею». Поехал в 6 часов утра. К этому же времени туда прибыла команда с других броненосцев (всего 8 кораблей, считая «Нахимова»), с каждого также по офицеру. Таким образом, нас оказалось 4 мичмана и 4 прапорщика [плюс] старший офицер «Наварина», капитан 2-го ранга Дуркин[107]107
  Дуркин В.Н., капитан 2 ранга, старший офицер эскадренного броненосца «Наварин». Погиб в Цусимском сражении. – К.Н.


[Закрыть], наблюдающий за погрузкой. Погрузка была скверная, благодаря неудобству из-за заполнения ям и трюмов, где приходилось все время разгребать уголь, чтобы было место, куда его сыпать. Несмотря на это, я с удовольствием провел на «Корее» целые сутки. Это станет вполне понятно, если принять во внимание почти безвыездное пребывание на «Орле» в продолжение 8-ми месяцев. Совершенно другая обстановка, другие люди, уютная кают-компания. Словом, в часы отдыха чувствуешь себя пассажиром, а не одним из членов судового состава.

Встретил там двух прапорщиков, призванных из Каспийского моря. Один из них знал Леву и папу и часто бывал в Петровске и Шуре, нашлись общие знакомые, и мы оба с удовольствием перенеслись далеко отсюда в обстановку, не имеющую ничего общего с настоящей.

Утром сегодня, приехавший с «Суворова» мичман рассказал, что на «Малайке» ночью был бунт команды. Побили командира и ранили помощника. Адмирал приказал рассадить всю команду по карцерам эскадры и в случае нашего ухода до высадки им положенного срока, выбросить их на берег.

Наступило дождливое время года. Уже несколько дней почти не переставая идет дождь, достигающий временами такого размера, что человек, попавший под него, в один момент промокает до нитки. Впечатление такое, как будто с неба льют воду ведрами. Адмирал не преминул воспользоваться таким обилием пресной воды, тем более, что она ничего не стоит, и приказал собирать дождевую воду в тент. Если не ошибаюсь, «Наварин» в одну ночь получил таким образом около 20 тонн воды. В общем, эта погода навевает тоску и если она продолжится два месяца, как предсказывают, то мы положительно заболеем сплином (конечно, при условии, что мы будем торчать здесь эти два месяца без учений).

10 Января

Сегодня получены два очень интересных приказа Адмирала. В первом из них сообщается о мерах, предпринятых против нас японцами. Во-первых, в Зондском архипелаге находится крейсерская эскадра с миноносцами и купленными в Англии и Америке подводными лодками[108]108
  Сведения о боеготовых японских подводных лодках в тот период были ложными. – Р.К.


[Закрыть]. Во-вторых, здесь же (очевидно, на Сейшельских островах, ибо они принадлежат англичанам) находятся разведочные японские суда, которые сносятся по телеграфу со своими агентами в Таматаве и даже здесь в Hell Vill’e.

Наконец, в этом же приказе сообщается, что вчера на пароходе «Messagerie Maritime» прибыл сюда тип, говорящий по-русски, блондин с длинными волосами. Он высадился на берег и вошел в какие то сношения с поставщиком эскадры. Ввиду этого адмирал категорически воспрещает впуск на суда кого бы то ни было и предписывает строжайшую бдительность, как днем, так и ночью.

Второй приказ разбирает вероятнейшее положение вещей в бою и согласно с этим предписывает некоторые, конечно общие, инструкции. Адмирал говорит, что японцы, обладая большим ходом, будут держаться на дальней дистанции, ибо к такой силе, которую мы представляем в данный момент, приближаться им не выгодно. В этом же приказе строжайше предписывается беречь снаряды и стрелять, по возможности, только наверняка. О глубокой разумности последнего приказания нечего и говорить, ибо это наше больное место, ограниченность снарядов, пополнять их будет негде до прихода во Владивосток (на транспортах только один комплект), а до прихода туда может быть несколько боев.

Сегодня вечером все офицеры были приглашены к командиру для совещания. Разбирали различные вопросы по всем специальностям относительно мер, которые должны быть приняты в бою. Образцом служил циркуляр комиссии, собравшейся во Владивостоке под председательством Скрыдлова[109]109
  Скрыдлов Николай Илларионович (1844–1918). Окончил МКК (1862). Вице-адмирал (1900). Командующий флотом в Тихом океане (1 апреля – 9 мая 1904 т.). – К.Н.


[Закрыть], после боя 1-го августа. Хотя там разбирались меры, применяемые к крейсерам «Россия», «Громобой» и «Богатырь» относительно их артиллерии, а также слабых мест, но все-таки этот циркуляр принес нам большую пользу, показав способ защиты различных предметов, имеемых на каждом военном корабле. На нашем совете решено ежедневно на день защищать прожектора угольными мешками и койками, спускать сигнальные фонари Степанова, Ратьера и т. д.; койками же будет защищена и боевая рубка и верхние динамо-машины. По медицинской части предписано иметь 42 ящика с перевязочными средствами во всех местах, где могут быть раненые. Таким образом, легко раненые, вместо того, чтобы идти в операционный пункт и отвлекать докторов от тяжело раненых, будут перевязываться на месте санитарами и возвращаться в строй.

Относительно шлюпок решено: иметь в рострах баркасы и полубаркасы, наполненные водой; мелочь будет выброшена за борт. Шлюпбалки будут повалены, а катера до боя [будут] находиться на срезе, а при начале боя [будут] сброшены за борт. Кроме этих существенных вопросов, разбирали множество мелких, как например, относительно снабжения команды водой, об офицерских вещах и т. д.

Эти два приказа и сегодняшний совет приподняли общее настроение и в кают-компании, по возвращении от командира, начались шумные дебаты. Все эти приготовления указывают на скорый поход. Давно пора, а то застоялись уже здесь.

Вчера, вернувшись с «Кореи», нашел у себя в ящике маленький крестик, с изображением распятого Спасителя, выточенный из какого-то белого камня. Оказалось, что этот крестик, один из многих присланных на эскадру иерусалимским патриархом и освященных на Гробе Господнем. На каждый броненосец пришлось по 25 крестов на команду и по 6 на офицеров. Офицерские крестики разыгрывались по жребию, и один из них достался мне, командные уже решено разместить по кораблю в местах наиболее подходящих, как-то: в башнях, батареях, боевой рубке, машине и т. д.

14 января

Вчера, в 8 часов утра снялись с якоря все броненосцы и крейсера: «Алмаз», «Дмитрий Донской» и «Аврора». Вышли в океан для практической стрельбы, стрельба была неважная, зато показала недостатки боевой организации корабля. Так, например, в кормовом каземате, где я находился со своими комендорами, вследствие засыпки моей батареи углем, целик и расстояния получались сразу из трех мест и совершенно отлично друг от друга. Неудивительно поэтому, что снаряды ложились очень далеко от щита, ибо ни я, ни комендоры не знали чему верить: циферблату, переговорной трубе из рубки или носовой передаче?

Хорошо стрелял «Ослябя», который получил сигналом благодарность адмирала. Ну, да и то взять, что у нас не было ни одной практической стрельбы с самого [начала] существования «Орла».

К 7 часам вечера вернулись в Nosi-Bé и стали на якорь по новой диспозиции. Мы стоим теперь на месте «Донского». Сегодня с раннего утра погрузка угля баркасами, почему именно баркасами, у нас объясняется тем, что подозрительный тип, прибывший на «Messagerie Maritime» объехал 3-х или 4-х немецких угольщиков, почему адмирал боится швартовать немцев у борта военного корабля. Благодаря этому и погрузили за весь день 58 тонн.

На днях среди Нахимовской команды было сильное брожение, смахивающее если не на бунт, то во всяком случае на демонстрацию. Причина та, что команда «Нахимова» с самой России не ела хлеб (только сухари) и свежего мяса. В первом случае не виноват никто, т. к. на «Нахимове» нет хлебопекарни, а во втором бесспорно виноват командир[110]110
  Родионов 1-й Александр Андреевич (1854–1906). Окончил МКК (1876). Капитан 1 ранга (1902). Командовал крейсером «Адмирал Нахимов» с 1903 г. После потопления крейсера взят в плен японцами. Убит восставшими матросами в Кронштадте. – К.Н.


[Закрыть], который не хотел брать на борт быков, ожидая специального по этому вопросу приказа адмирала, когда же «Нахимов» пришел сюда, то «Киев» предлагал командиру его присылать к нему хлебопеков, т. к. на «Киеве» имеется хлебопекарня. На это командир «Нахимова» ответил, что каждую минуту эскадра может сняться с якоря, и он останется без 4-х человек команды. И Нахимовская команда продолжала есть сухари. Результатом всего этого вышло то, что в один прекрасный день она стала во фронт и, вызвав командира и ревизора, начала требовать хлеба. Вызванный наверх караул не вышел. Говорят даже, что команда кричала: «За борт командира и ревизора». Чем удалось успокоить команду, я не знаю. После этого появился приказ адмирала, который начинается так: «Среди верных царских слуг, на крейсере 1 ранга «Нахимов» появились холуи японские…». Затем адмирал говорит, что когда будут найдены зачинщики, с ними будет поступлено по всей строгости закона, а пока предписываю командиру «Нахимова» арестовать всех ротных командиров, а 4-х фельдфебелей сместить на оклад матросов 2-й статьи.

Факт этот, бесспорно, очень грустный сам по себе, наводит на еще более грустные размышления; хорошо еще, что дело кончилось так благополучно, а повторись оно еще раз – Бог знает, чем еще оно кончится. Дело может дойти до того, что прямо страшно и подумать, а такие ли лишения предстоит нам вытерпеть впереди? Теперь только начинаешь понимать, как тщательно надо было выбирать командиров на нашу эскадру, и к сожалению приходишь к заключению, что есть в нашей эскадре командиры, которые оставляют желать многого.

Однако возмездие не замедлит проявиться над нахимовской командой даже до нахождения виновных и оттуда, откуда совсем оно не ожидалось. Во время хода, вчера, когда эскадра шла на стрельбу, с «Нахимова» упал за борт матрос и, несмотря на принятые энергичные меры к спасению, утонул. Как знать, может быть это и был один из зачинщиков?

16 января

В 9 час. 43 мин. утра на эскадренном броненосце «Орел» пятью поросятами стало больше – родила свинья. Целым обществом ходили смотреть на молодое поколение и еле пробились сквозь толпу матросов. Матросов масса. Мерзость ужасная.

17 Января

В 6 час. утра отправился с командой на пароход «Acilia» грузить в баркасы уголь. Я знал, что негры торгуют водкой и продают ее команде, а потому все время принимал самые строгие меры, чтобы не случилось сегодня того же, что было вчера (у Сакеллари было масса пьяных матросов и пароходное начальство обвинило их, что они якобы напились ихним вином, украв его из ахтерлюка). Поэтому я не подпускаю близко к борту ни одного негра. Но видно уже судьба моя была такова, что должны были сегодня напиться матросы. Выждав момент, когда я сошел в кают-компанию, чтобы пообедать, несколько мерзавцев купили-таки какую-то сногсшибательную жидкость. Жидкость действительно была сногсшибательная, т. к. не успел я пообедать, как мне доложили, что есть один пьяный матрос.

Я немедленно пошел на ют и, действительно, в баркасе увидел клевавшую носом фигуру. Последовало приказание обыскать его и одна за другой извлеклись из его пазухи 3 бутылки с какой-то подозрительной жидкостью. Очевидно, он вез это на броненосец для чего и забрался в баркас. Я приказал исполнить его желание, т. е. отвезти его на броненосец и сдать вахтенному начальнику вместе с бутылками. После этого все как будто шло спокойно. Но именно как будто; когда в 5 часов я стал собираться обратно, и вся команда вылезла из трюмов, из нее стали выделяться типики, еле стоявшие на ногах. Нос парохода был страшно высок от воды, спускаться пришлось по штормтрапу, и к тому же, баркас бросало на крупной зыби так, что трезвому было трудно садиться, а не то, что пьяному.

Что мне было делать? Тут вдруг пришла мне гениальная мысль, я приказал унтер-офицеру обвязывать пьяных беседочным узлом и спускать их на баркас, как мешки, Таким образом, благополучно были спущены двое. Третий, некто Племьянов, совался все это время помогать и смешил команду, а меня приводил в бешенство. Наконец я добрался и до него. Но тут он вдруг заартачился и стал сопротивляться вязавшим его людям. Я был взбешен до того, что весь дрожал, и мне стало невероятных усилий сдержаться, чтобы не избить его тут же. Я подошел к нему вплотную и крикнул ему: «Если ты не перестанешь артачиться е… т… м… (в рукописи вымарано. – К.Н.), то я тебя выброшу за борт»! Видно, тон мой был очень решительный и, действительно, в эту минуту я готов был убить его, потому что он сразу замолчал, затем заплакал, опустился на одно колено и сказал: «За борт? Бросайте! Что ж бросайте! Что наша жизнь – тьфу!». Затем вдруг пришел в ярость и стал сыпать такими проклятиями и ругательствами, что волос дыбом становился. Я дал знак спускать его.