Текст книги "Выжившие в шторм. Невероятные истории о мужестве и сострадании"

III
На пределе
Марк Тэйлор-Грегг

Тайнмут, 2015

Этот день ничем не отличался от прочих. Из окна маяка на пятом этаже море казалось спокойным. Ласковые волны заставляли лодки у причала слегка покачиваться вверх-вниз, декорацией же для этой сцены служило нарочито голубое небо, на котором, как запятые в строчке, рассыпались белые облачные завитки.

Это был идеальный вид, идиллический, но исполненный жизни. Я перевел камеру в нужное положение и нажал на кнопку.

Я нарисую это, подумал я, щелкнув объективом.

Как художник-маринист могу вас заверить, что вид, открывающийся с маяка в Тайнмуте[15]15
  Прибрежный город, расположенный на северо-востоке Англии, в 130 км от Ньюкасла.


[Закрыть], давал благодатный материал для снимков, мои фото тому доказательство, и я был готов обессмертить эти пейзажи, написав на холсте маслом или акрилом.

Воспользовавшись той фотографией, которую сделал только что, я взял кисти и начал писать. Забывшись этим моментом, я ускользнул в свой собственный мир до тех пор, пока стены моих чертогов спокойствия не содрогнулись от знакомых пронзительных и повторявшихся звуков. Они раздавались снизу.

Би-и-п. Би-и-п. Би-и-п. Би-и-п.

Быстрее молнии я преодолел девять лестничных пролетов и вылетел наружу через открытые двери.

– Что стряслось? – спросил я.

– Лодка села на мель, – ответил Даллас. – Мы будем готовить шлюпку.

В следующую секунду появилась Марго. Эти двое уже были одеты в униформу команды RNLI и держали в руках шлемы. С правой стороны на их рубашках красовалось обрамленное вензелями слово «Тайнмут», чуть повыше, над флажком, – RNLI. Ниже виднелись слова «команда» и подпись «2В».

Они были членами команды RNLI из Тайнмута.

Видите ли, Даллас и Марго были моими детьми, им исполнилось семь и шесть лет соответственно, и они играли в нашей гостиной, шестью этажами ниже моей студии.

Я был членом команды RNLI, и мои дети выросли, видя, как я уходил в море на спасательной шлюпке. Ничто они так не любили, как притворяться, что отправляются на вызов.

И мне нравилось им подыгрывать…

Мы с женой Пип прикупили им все нужные для игры принадлежности, вплоть до резиновых сапожек с лейблом RNLI. Даже четырехлетняя Аврора, наша младшая, имела свое собственное обмундирование, впрочем, она по большей части играла роль потерпевшей, что делала и сейчас, стоя на противоположной стороне комнаты и делая вид, что вычерпывает воду из воображаемой лодки.

– Помогите! – кричала она.

– Вам придется взять ее на буксир, – сказал я ее сестре и брату.

– Я принесу веревку, – крикнула Марго, убегая в другую комнату.

– Я спущу шлюпку, – ответил Даллас.

Они знали все упражнения. Я не мог не рассмеяться, глядя, как дети воображают, что берут Аврору на буксир и спасают.

Для нас, тех, чьи дома находились вблизи устья реки Тайн или там, где эта река впадает в Северное море, большая часть жизни была в прямом смысле выткана на воде. У меня самого была яхта, моторная лодка и даже маленький прогулочный ялик с подвесным мотором, в котором я часто катал детей, а они надевали свои маленькие спасательные жилеты. Я учил их управлять яликом, разумеется, никогда не оставляя без присмотра. Все трое очень любили воду и постоянно спрашивали меня: «Папочка, когда нам можно будет прокатиться в шлюпке?»

Они были такими же, как я в их возрасте.

Подростком я жил в Блите, вверх по побережью от Тайнмута, с моим отцом Далласом Тейлором, матерью Джун и сестрой Изабель. Мой отец был художником-маринистом, капитаном лоцманского судна и волонтером RNLI от станции спасательных шлюпок в Блите. Тем, кто втянул отца в это дело, был мамин врач, Рег Карр. Мама была беременна моей старшей сестрой Изабель и ходила на регулярные осмотры. Рег узнал о моем отце фактически за работой и оценил его шансы.

– Как вы думаете, Далласу было бы интересно выходить на шлюпке? – спросил доктор.

– Я уверена, что было бы, – ответила мама. Ей даже не нужно было спрашивать папу. Она знала, каким будет его ответ.

И она не ошиблась.

Рег и мой отец очень сблизились. Связь, которая возникает между вами, когда вы работаете в одной спасательной команде – это что-то особенное. В итоге Рег стал моим крестным отцом, кроме того, он всячески поддерживал отца в творческой деятельности, даже повесил его картину в приемной у своего кабинета. На полотне была изображена шлюпка класса Watson[16]16
  Термин относится к нескольким классам деревянных спасательных шлюпок, эксплуатируемых Королевским национальным институтом спасательных шлюпок (RNLI) у побережья Соединенного Королевства и Ирландии в период с 1888 по 1991 год.


[Закрыть], Winston Churchill, размещенная на базе в Блите в семидесятых годах.

Прежде чем отец успел стать членом команды RNLI, в его жизни и так было много моря и лодок. Я полагаю, что именно от него перенял эту склонность, потому что, сколько себя помню, мне всегда хотелось быть таким, каким был мой отец.

Даже когда они с мамой переехали в Уитли-Бей, он оставался членом команды. Он все время появлялся на станции, доставлял лоцманов к кораблям и обратно на специальном лоцманском ботике, стоявшем на якоре у одной из причальных стенок. Место спуска спасательных шлюпок находилось на противоположной стороне. А между сменами папа оставался в караульной будке и писал местных жителей, рыбацкие лодки и все такое. Когда я приходил к нему, он учил меня рисовать в своем стиле. Мы могли сидеть так вместе часами, рисуя и созерцая.

Чем бы отец ни занимался, он всегда был в распоряжении RNLI. Для ребенка косвенно быть причастным к чему-то такому многое значило. Мы могли ехать в машине по городу, когда папин пейджер начинал сигналить, и меня переполняло волнение, когда мы направлялись на станцию. Кто-то звонил моей маме, чтобы сообщить о том, где я, но домой я точно не собирался.

Мне хотелось быть в центре событий.

С благоговейным трепетом я наблюдал за тем, как отец надевал всю необходимую амуницию и бежал к шлюпке. В те времена команда пользовалась лодкой класса Rother[17]17
  Cамовосстанавливающаяся спасательная шлюпка, эксплуатировавшаяся Королевским национальным институтом спасательных шлюпок у побережья Соединенного Королевства и Ирландии в период с 1972 по 1995 год.


[Закрыть], и именно ее и спускали на воду. Мое сердце выпрыгивало из груди, когда команда грузилась в шлюпку, а береговая группа снимала удерживавшие лодку цепи.

Лодка соскальзывала со стапеля и, приходя в соприкосновение с водой, издавала характерный…

ПЛЮХ!

ВРУ-У-УМММ!

Она с ревом уносилась в море.

Мне нравился тот момент, когда шлюпка как бы отталкивалась. В эту секунду по коже разбегались мурашки. Когда бы я ни наблюдал за этим, все, о чем мог думать, было то, что однажды, когда я стану достаточно взрослым, я тоже сделаю так же. Буду частью команды.

За годы службы отец повидал несколько спасательных операций экстремальной сложности. Он рассказывал мне о некоторых из них, но папа был человеком скромным, чаще всего о тех замечательных поступках, которые он совершал, я узнавал от других людей. В особенности часто о них упоминала мама. Она очень гордилась отцом.

Как-то она рассказала мне о том, что в декабре 1982 года их команда откликнулась на вызов и взяла на буксир рыболовное судно Castle Cove, в операции участвовали всего 3 человека. Они уже добрались до песчаной отмели у края волнолома, но море было настолько неспокойным, что от болтающих лодку волн было не скрыться, рыболовное судно внезапно накренилось, и корпус перевернулся вверх дном.

– Твой отец оказался тем, кто перерезал буксировочный трос, – гордо сказала мама. – И тогда команде удалось вернуться и благополучно забрать пострадавших.

Они сделали круг в обратную сторону и эвакуировали членов команды, цеплявшихся за корпус поврежденного корабля, когда судно уже начинало уходить под воду. Спасательную операцию даже отметили в медальном комитете RNLI. Старшину шлюпки наградили бронзовой медалью, а все челны команды и отец в том числе получили бронзовый сертификат.

– Он – настоящий герой, твой отец, – говорили мне люди, и я соглашался всем сердцем. Он был моим героем, в конце концов.

И моим вдохновением тоже.

Он служил в команде примерно двадцать шесть лет, начав путь в роли механика. Позже, в 1996 году, отец вышел на пенсию и, покинув ряды тех, кто продолжал выходить в море, стал представителем службы, отвечавшей за спуск спасательных шлюпок в Блите, он должен был быть всегда готов принимать решения в том случае, если береговая охрана обратится с просьбой прислать спасательную шлюпку. Такие функции ложились на плечи отца огромной ответственностью, но не было человека, который бы справился с этой работой лучше.

Взрослея, следуя за поворотами своего профессионального пути, я тоже оказался ближе к спасательным шлюпкам, но дальше от моря. Окончив школу, я получил степень по искусству и дизайну в Йоркском университете святого Джона. Мой отец открыл магазин в торговом центре Metro Centre в Гейтсхеде и назвал его The Studio, там он мог выставлять и продавать свои работы. Он сидел в своей студии и писал картины с фотографий, присланных ему людьми, на фото были запечатлены лодки или чудесные виды береговой линии.

Покупатели ценили работы отца за их многослойность. Благодаря близкой, почти родственной связи отца с морем и исключительному знанию всего, на чем человек смог бы бороздить его просторы, плоские снимки под его рукой становились объемными картинами, в которые, казалось, можно уйти на прогулку, переступив через раму.

Пока я учился в университете, отец позволял мне работать в магазине бок о бок с ним. Большая часть картин писалась на заказ, а клиентов в листе ожидания хватало на двенадцать месяцев вперед, но я создавал вещи, которые можно было приобрести здесь и сейчас.

– Вам это нравится? – спрашивал мой отец, если замечал, что кто-то из посетителей заинтересованно разглядывал одну из моих картин.

– Это прекрасно, – отвечал ему покупатель.

– Это одна из работ моего сына, – с гордостью говорил мой папа. – Вы можете купить ее прямо сейчас.

И чаще всего мою картину брали. Иметь дополнительный доход было выгодно, такая работа помогла мне найти клиентуру в числе тех, кому нравилось мое творчество. Но больше всего в этот период я ценил время, проведенное с отцом.

Окончив университет, я получил работу проектировщика яхт в Киддерминстере. Создавать роскошные моторные яхты было работой мечты, но опять же я оказался заперт на суше. Какое-то время у меня получалось мириться с этим, но постепенно я вновь перебрался ближе к северо-восточному побережью. Я начал преподавать в местном колледже, читая лекции по дизайну и изящным искусствам, а затем продвинулся до административной должности. Вначале я переехал в Каллеркотс, поближе к прибрежной станции RNLI. Из Блита до нее на машине можно было доехать за 20 минут, а из Тайнмута – меньше чем за 10.

Она была расположена настолько близко к морю, что была возможность почувствовать запах соли.

В былые дни в Блите находилась станция всепогодных лодок, но с течением времени и под влиянием интересов местного сообщества она стала обычной рейдовой станцией. В Тайнмуте же все произошло с точностью наоборот: появились новые шлюпки класса D[18]18
  Надувные лодки, входящие в состав британского флота прибрежных спасательных шлюпок (ILB) RNLI.


[Закрыть] и Severn на замену старому судну класса Arun. Лодка класса Severn могла ходить на 25 узлах, а это означало, что за то же времени сотрудники станции могли преодолевать более обширные расстояния.

На тот момент команда была укомплектована, тем не менее RNLI всегда продолжало готовить и новых людей, чтобы удовлетворять потребностям времени и иметь возможность заменять тех, кто покидал ряды организации и двигался дальше, и заполнять места, освобождавшиеся после ухода членов команды на пенсию. Я перебрался в Тайнмут, чтобы иметь больше свободного времени и быть ближе к станции, таким образом, в возрасте двадцати восьми лет в 2007 году я стал временным членом команды. Это произошло позже, чем я ожидал, но мне все-таки удалось осуществить задуманное.

Старшина Майкл Ньюджент и Кевин Моул, служивший в то время механиком, приняли меня с распростертыми объятиями. Они знали моего отца, как и все те, кто жил вдоль побережья. Когда мы делали упражнения и я знакомился с их работой, Кевин и Майкл часто рассказывали истории об отце, которые когда-то им приходилось слышать.

Мне всегда нравилось чувствовать себя сыном Далласа К. Тейлора.

Я научился выполнять все базовые упражнения, продолжая и продолжая тренироваться с ребятами в течение шести месяцев. А потом место в команде освободилось.

– Ты готов присоединиться к нам, Марк? – спросил меня Майкл.

– На все сто процентов, – ответил ему я, силясь сдержать вырывавшиеся на поверхность восторг и возбуждение, некогда одолевавшие того самого восьмилетнего мальчика, который годами наблюдал за спасательными шлюпками и представлял, что однажды станет членом команды RNLI.

Это было моей детской мечтой. Когда пришедшее по почте письмо подтвердило, что я успешно прошел медицинское обследование, я сразу направился на станцию спасательных шлюпок Тайнмута, чтобы забрать свой пейджер. После чего навестил родительский дом в Уитли Бей.

– Мам, пап, я прошел медицинский осмотр, – сказал я с порога.

– Молодец, сын, – ответил отец. – Впрочем, я не удивлен.

– Он готовил тебя к вступлению в команду с пятилетнего возраста, – с улыбкой добавила мама.

Все шло по его плану.

– Вы бросали в гавани якорь и проделывали упражнение «человек за бортом», чтобы, если бы я однажды упал в воду, вы с Изабель могли меня спасти, – смеялся отец. – Я хотел, чтобы вы умели связываться по радио с береговой охраной, если бы моей команде понадобилась помощь.

Теперь я сам был частью такой команды и готов был помочь отцу и каждому, кто бы ко мне ни обратился.

Работая в команде, я продвигался по службе. Через два года после того, как мне выдали пейджер, мне посчастливилось встать у руля. Я не пошел по пути своего отца. В отличие от него, я все же хотел претендовать на должность старшины шлюпки, а не на место механика, но, несмотря на это, отец был чрезвычайно мною доволен.

Иногда я слышал, как он рассказывал обо мне своим друзьям.

– Вы видели? Мой сын, – говорил он, – пошел по стопам отца к спасательным шлюпкам.

В такие моменты меня каждый раз распирало от гордости.

Да и как же было не последовать по таким-то стопам. Наконец, в свой семидесятый день рождения, после сорока лет службы он ушел с должности ответственного за спуск спасательных шлюпок. Недолгим позже, на Северной конференции RNLI, проходившей на ипподроме в Йорке, отцу вручили специальную статуэтку в благодарность за его долгую службу. Это было лето 2010 года. Мы со слезами на глазах наблюдали за тем, как он получал награду, которую он заслужил, работая в команде все эти годы, поддерживая коллег и помогая координировать работу станции спасательных шлюпок в Блите даже после ухода на пенсию.

Несмотря на то, что начало моей карьеры в качестве спасателя-волонтера было отсрочено, мне казалось, что я сполна наверстываю упущенное. Благодаря сбалансированности в работе, умению совмещать занятия искусством и выходы в море, все, что я делал, никогда не было в тягость. Я всегда был частью чего-то особенного, доступного только мне и моему отцу, и еще я делал то, что было необходимо обществу. Тогда я чувствовал себя счастливым как никогда.

Позднее, через несколько месяцев после конференции, мы получили ужасные новости. Отец захворал и некоторое время старался справиться с болезнью, но постепенно терял вес, поэтому отправился к врачу и сдал анализы. Диагноз оказался неожиданностью и огромным потрясением для всех.

Боковой амиотрофический склероз[19]19
  Прогрессирующее, неизлечимое дегенеративное заболевание центральной нервной системы, при котором происходит поражение как верхних (моторная кора головного мозга), так и нижних (передние рога спинного мозга и ядра черепных нервов) двигательных нейронов, что приводит к параличу и последующей атрофии мышц.


[Закрыть].

Заболевание быстро прогрессировало. Было невыносимо видеть, как такой физически сильный и крепкий духом человек, настоящий герой, скала буквально увядает на наших глазах. Фактически последний раз, когда мы видели его передвигающимся самостоятельно, был как раз на вручении той самой награды за долгую службу.

Помня ту любовь и поддержку, которой он окружал меня все эти годы, в тот момент я мог сделать только одно – стать тем, кто о нем позаботится. Маме самой было шестьдесят два, и ухаживать за отцом в одиночку она не могла. Мы понимали, что жить ему оставалось недолго, но я хотел сделать что-нибудь, чтобы показать хотя бы сотую долю своей благодарности за его заботу обо мне, я желал, чтобы каждый оставшийся день он прожил достойно. Ему стало тяжело передвигаться, глотать и даже дышать, и произошло это очень быстро. Уйдя на пенсию, бедный отец не смог по-настоящему насладиться покоем. 31 января 2012 года, через шесть месяцев после объявления диагноза, папа покинул нас.

Новости распространялись быстро. Всеобщая любовь к отцу и уважение к его памяти затопило нас и накрыло теплой волной. Даже местные газеты написали о его смерти, и репортеры просили меня сказать несколько слов об ушедшем герое, а я даже не знал, с чего начать.

Как же можно было выразить словами все то, что он подарил мне?

– Отец был вдохновением и героем для всех. Он был очень щедрым и заботливым человеком. Моим лучшим другом. Обращаясь к отцу за советом или подсказкой, я чувствовал, что для меня его авторитет непререкаем, и я с невероятной гордость говорю, что я его сын.

Это была лишь малая доля того, что я ощущал в тот момент, и малая часть того, что мне хотелось сказать, но и этих слов было достаточно.

На следующий день историю напечатали газеты. Статью дополнили замечательным фото отца, сделанным в первые дни его поступления на службу в RNLI.

Он смотрел мимо камеры, его губы были подернуты легкой улыбкой, волосы и борода развевались на ветру, а на отцовской груди с гордостью красовался спасательный жилет RNLI, на левой стороне которого виднелась выведенная перманентным маркером надпись «ассистент механика». Он выглядел сильным, счастливым и очень естественным.

Именно таким я и хотел его помнить.

Увидев слова, добавленные к статье представителями RNLI, я поперхнулся.

Областной инспектор Энди Клифт отдавал должное желанию отца оставаться волонтером в течение многих лет: «Королевское национальное общество спасения на воде не смогло бы существовать без таких личностей, как Даллас, которые большую часть своей жизни посвятили помощи другим людям, – сказал он. – Увлеченность Далласа спасательными шлюпками передалась не только его сыну Марку, энтузиазмом этого человека загорелось бесчисленное количество тех, с кем его свела судьба за все годы службы».

Мы похоронили его восьмого февраля, в день, когда могли бы отпраздновать его семьдесят первый день рождения. Гроб был обернут флагом RNLI, а сверху покоилась белая шапочка моряка. Специальная служба устроила чествование моему отцу за его преданность делу спасения жизней на море.

За все эти годы отец спас шестьдесят пять человек.

Шестьдесят пять людей смогли продолжить жить полной жизнью, вернуться к своими семьям и осуществить свои мечты. Благодаря моему отцу.

Придя на станцию RNLI в Блите, чтобы почтить память отца и вновь перелистать моменты его жизни, оказавшись в окружении сотен друзей, коллег и увидев рядом свою собственную семью, я ощутил, как больно моему сердцу, но также почувствовал, что оно наполнено любовью и гордостью. Отец всегда был для меня примером, и я стремился быть таким же, как он. Теперь же ставки поднялись. Я должен был сохранить его честь, сберечь репутацию и, конечно, продолжить миссию всей его жизни.

Это был поворотный момент в моей судьбе.

За следующие несколько месяцев я окончательно распрощался с колледжем и посвятил себя выполнению оставшихся заказов из толстой книги отца. Отец научил меня писать в своей манере, и я мог выполнить его заказы. Я использовал те умения, которые он мне передал, но также пытался взглянуть на вещи его глазами.

Затем практически сразу я встретил женщину, которой суждено было стать моей женой. Ей оказалась коллега по цеху, художница Филиппа Грегг, или Пип, как я любил ее называть. Мы сразу почувствовали внутреннюю связь, и отношения развивались стремительно. Спустя четыре месяца мы съехались, и она была беременна нашим первым ребенком.

Пип жила в верхнем маяке над рыбным портом Норт-Шилдс. Изначально это строение задумывалось как рабочее помещение для Trinity House[20]20
  Официальная организация, отвечающая за навигацию в Англии, Уэльсе и других британских территориальных водах, за исключением Шотландии, острова Мэн и Северной Ирландии.


[Закрыть], достроили его в 1808 году, а в 1990-х годах его списали как недействующий маяк, некоторое время спустя он стал частным владением. И, несмотря ни на что, это большое белое сооружение оставалось ориентиром для мореходов, ведь на воде маяк по-прежнему был виден с расстояния тридцати двух километров. Если, продвигаясь, вы замечаете, что нижний и верхний маяки выстраиваются перед вами в колонку, накладываясь друг на друга, это означает, что вы оказались строго между волноломами.

От маяка до станции спасательных шлюпок в Тайнмуте можно было добраться минут за шесть, жить на маяке означало не только иметь огромный простор для творчества, но и возможность заметить какое-либо потенциальное происшествие на воде. С тех пор, как я перешагнул порог нового жилища, я постоянно находился у окон, осматривая реку сверху донизу в ожидании того, что что-то может произойти.

Что это там на поверхности воды? Лодка? А быть может, человек?

Теперь я вел себя точь-в-точь, как мой отец, когда мы вместе рисовали в порту.

Всегда настороже. Находясь ближе всех к станции на тот случай, если что-то случится, я оказывался там всегда первым. Даже когда в 2012 году родился наш маленький мальчик.

– Давай назовем его Далласом, – предложил я. – В честь моего отца.

– Это будет идеальное имя для малыша, – отвечала жена.

Она никогда не встречалась с отцом, но знала о нем все. Мне нравилось рассказывать ей истории обо всех папиных спасательных операциях, а ей нравилось слушать. Более того, эта женщина сразу осознала, насколько для меня важны шлюпки. Мы могли обедать на улице или почти засыпать посреди ночи, но, если меня звали, она понимала, что скоро за мной захлопнется дверь и я отправлюсь на станцию – и моя жена поддерживала меня.

Если я шарил по полу, пытаясь отыскать носки или ключи, она тут уже оказывалась рядом, подавая их мне и помогая побыстрее собраться. Перед уходом мне оставалось не забыть лишь об одном.

– Я люблю тебя, – говорил я, запечатлевая поцелуй на ее губах.

– И я тебя.

То же самое я говорил и детям, целуя каждого в голову перед тем, как покинуть дом. Мы жили так же, как отец с матерью. Мне повезло найти того, кто был на одной волне со мной и разделял мои интересы.

Когда Далласу исполнилось четыре месяца, мы с Пип поженились, и тогда вся команда приехала к нам на стареньком двухэтажном рутмастере[21]21
  Тип двухэтажного автобуса (даблдекер), созданный в 1954 году компанией AEC и эксплуатировавшийся в Лондоне.


[Закрыть]. Не имея ранее ничего общего с миром спасательных шлюпок, теперь Пип стала частью большой спасательной семьи.

Мне потребовалось некоторое время, но я выполнил все заказы отца. Всегда я настаивал на том, что не буду зарабатывать живописью, и обещал, что, как только закончу все работы, сразу же закрою магазин. Но я чувствовал, что пишу не ради денег. В этом процессе было что-то интимное, что-то особенное.

Я продолжал дело отца.

Я решил, что не буду ставить точку. Живопись, казалось, сближает меня с родителем. Я мог работать из дома и находиться в непосредственной близости к спасательным шлюпкам, всегда на связи.

Точно так же, как когда-то мой папа.

Спустя некоторое время после свадьбы на свет появилась Марго, а в 2015 году выяснилось, то Пип снова ждет ребенка. Разумеется, с двумя маленькими детьми и третьим на подходе жизнь наполнилась множеством забот. Особенно тогда, когда я начал тренироваться с командой RNLI. Тем не менее мы справлялись. Все дни, за исключением тех, когда мне приходилось отправляться в Пул, чтобы проходить обучение в штаб-квартире RNLI, я проводил дома, поэтому мы разделяли и властвовали. Утром один из нас был главным по подгузникам, а другой – главным по тарелочкам.

Точно так же все было и утром 24 июня. Полностью сосредоточившись на подгузниках, я готовился спускаться с Далласом и Марго к завтраку, а в 9:30 утра знакомый звук оборвал привычный утренний распорядок.

Ту-ду-ду-ду-ду.

Это был мой пейджер.

Мне нужно было идти.

Дети так привыкли к звуку этого сигнала, что даже не вздрогнули, а Пип услышала его, суетясь на первом этаже. Прежде чем я успел ее позвать, она была уже здесь, рядом со мной.

– Я все тут улажу, – улыбнулась она.

– Спасибо, – сказал я, наклоняясь, чтобы поцеловать Далласа и Марго. – Увидимся позже, – пообещал я обоим.

Проскочив мимо Пип, я похлопал ее и поцеловал.

– Люблю тебя, – произнес я.

– И я тебя, – отозвалась она.

Я понесся вниз по ступенькам, схватил куртку, забрал ключи, лежавшие возле входной двери, и выбежал на улицу к автомобилю. Через несколько минут я уже ворвался в двери станции, глядя на пейджер, чтобы понять, какое обмундирование мне понадобится в этот раз.

Готовим ALB[22]22
  All-weather boat – всепогодная шлюпка.


[Закрыть].

Мы спускали на воду всепогодную шлюпку, поэтому мне был нужен соответствующий комплект одежды. Куртка, ботинки, шлем – много всего. Пока команда собиралась, о происшествии начинали поступать различные подробности. Вероятно, в шесть часов утра береговая охрана на реке Хамбер получила сигнал от шкипера рыболовецкого судна Louise Thomsen, давшей течь.

По тревоге был поднят вертолет береговой охраны, и лебедочник успел доставить шкиперу спасательный водоотливной насос, чтобы тот смог замедлить скорость поступления воды внутрь. Риск того, что судно уйдет под воду, наши коллеги уже оценили, они также зафиксировали направление движения лодки, ее скорость и текущую позицию. Как только шкипер подтвердил, что ситуация под контролем, вертолет вернулся на базу для дозаправки, а служба береговой охраны попросила прислать нашу шлюпку на выручку рыболову.

Отбуксировать судно – обычное дело.

Майкл, станционный старшина, привлек внимание команды.

– Так, сразу скажу, что на этот вызов придется потратить много времени, – сказал Майкл. – Если вам нужно работать или по какой-то причине требуется вернуться обратно, лучше не участвуйте в операции. Эта история будет долгой.

Обычно долгая операция означала, что мы отходили от берега километров на сорок восемь. Путь туда-обратно занимал примерно четыре-пять часов.

Но сейчас оказалось, что Louise Thomsеn находилась за сотни километров от берега, и добрых четыре или пяти часов нам бы хватило лишь для того, чтобы добраться до нее.

Уже не говоря о том, чтобы отвести лодку обратно к берегу.

Волонтеры отказывались от участия один за другим, пока не осталась небольшая горстка людей.

– Вы уверены, что готовы к такому? – этот вопрос Майкл задал каждому.

– Обо мне не беспокойся, – ответил я, когда подошла очередь. – У жены много дел с детьми.

А я был самозанятым, потому что работал художником на дому. Сразу по возвращении я мог бы взять в руки мастихин[23]23
  Специальный инструмент, использующийся в масляной живописи для смешивания или удаления незасохших остатков красок, очистки палитры или нанесения густой краски на холст.


[Закрыть] или кисть. Мои полотна никуда не исчезнут. Кроме того, мне не терпелось применить знания, полученные на новом тренинге. Вернувшись из Пула, я уже успел повторить некоторые упражнения несколько раз, но этот вызов должен был стать первой реальной возможностью проявить себя в качестве штурмана.

– Таким образом я брошу себе вызов, – сказал я. – У меня будет отличный шанс проверить свои умения.

Я знал, что на следующем вызове, сразу после тренинга, наверняка получу место штурмана.

Убедившись в том, что каждый из нас осознавал, чем может обернуться это задание, мы загрузились в шлюпку и заняли свои позиции. В шлюпке класса Severn было шесть мест в рулевой рубке. Майкл, как старшина, расположился по центру. По левую руку от него находился штурвал, поэтому с той стороны оказался и Джордж Джаспер, рулевой и заместитель старшины. Я же занял место по правую руку от Майкла у штурманского столика. От прикосновения моих пальцев навигационная система ожила и зажужжала. Сверху высветилось традиционное сообщение, всегда возникавшее в этот момент.

Данный прибор лишь помогает штурману, но не заменяет его.

Такая система не работала по принципу спутниковой навигации, к которой мы частенько обращаемся в поездках на автомобиле. Навигация в море требует от человека умения держать ориентиры вручную, с помощью графиков и координат широты и долготы.

Брайан Макдональд, механик, проскользнул на сидение позади меня.

Интересно, какое место, согласно инструкции, предназначалось бы моему отцу?

Все шкалы, датчики топлива и температуры, а также приборы, сообщающие информацию о состоянии двигателя, были у Брайана под рукой. Над его головой размещались радиостанции ОВЧ, или очень высоких частот, – с их помощью мы связывались со службой береговой охраны, передавая сообщения по средним и длинным волнам. Я устроился на своем месте, когда радио пробудилось ото сна.

Береговая служба сообщала детали происшествия: «Докладываем, что рыболовное судно Louise Thomsen дало течь. Это старый списанный датский траулер. Также предоставляем координаты предположительного местонахождения пострадавшего судна».

Я нацарапал озвученные цифры в блокноте, а потом внес координаты вместе с данными о направлении и скорости в навигационную систему. Пока компьютер делал свое дело, я делал свое.

Вспомнив предупреждение системы и то, что мне удалось узнать на тренинге, я начал прокладывать курс вручную, опираясь на сведения из морских карт.

Траулер движется отсюда. Направляется вот туда. И если будет придерживаться траектории, то нам хватит…

Проведя несколько подсчетов, я кое-что выяснил. Приблизительное время прибытия – через четыре с половиной часа.

– Приблизительное время пути до Louise Thomsen – четыре с половиной часа, – передал Брайан по радиосвязи.

Приняв во внимание все факторы, способные повлиять на перемещение траулера из той точки, в которой с ним расстался спасательный вертолет, я построил его счислимую позицию, то есть рассчитал предположительное местоположение. Навигационная система выдала идентичный расчет.

Приборы были более чем надежными, но все мы знали, что даже лучшая техника способна ошибаться, поэтому все, что вносилось в систему, также фиксировалось на карте и в блокноте. Если что-то пойдет не так, мы все равно будем знать, где находимся и куда направляемся.

Проложив курс, мы отправились в путь. Согласно координатам, полученным от береговой охраны, маленькое рыболовное судно было в 110 морских милях[24]24
  Примерно 203,72 километра.


[Закрыть] от Северного моря.

Как искать иголку в стоге сена.

Мы были в пути, но не могли откинуться и расслабиться до его окончания. Мне приходилось постоянно уделять внимание деталям, каждые пятнадцать минут повторяя те же самые действия, на протяжении всего пути проверяя положение нашей шлюпки и отмечая его на карте. Я вновь и вновь пересчитывал примерное время прибытия на место, учитывая любое отклонение от курса или изменение погодных условий и отслеживая возможное появление на радаре потенциальной опасности.

Слова Пита Гейла, моего тренера из главного штаба RNLI, прозвучали голове.

Проложи курс.

Проверь радар.

Ищи пострадавшего [жаргонизм, обозначающий пострадавший корабль].

Выгляни в окно.

Глотни кофе.

Повтори все сначала.

– Мы не можем идти по таким волнам на 25 узлах, – заметил Майкл.

– Хорошо, – отозвался я и вернулся к картам, чтобы еще раз все пересчитать.