Текст книги "Мой необычный друг"

Сергей Скурихин

На запчасти

– А он вообще рабочий?

– А вы объявление внимательно читали?

– Ну да. Написано, что умерла несъёмная батарея.

– А перед этим большими буквами: НА ЗАПЧАСТИ!

…

– Сколько ремонт будет?

– Без понятия. Обратитесь в ремонтные конторы. Симптомы описаны в объявлении.

…

– А плата в нём живая?

– Ага. Дышит и шевелится. Откуда я знаю?..

Примерно так приходилось отвечать Григорию на звонки по объявлению о продаже телефона. Две недели назад приключилось несчастье: китайский смартфон Григория, отслужив до этого три года без нареканий, начисто перестал реагировать на зарядное устройство. Хороший знакомый из сервиса дал добрый совет, что проще и быстрее будет приобрести другой аппарат. И Григорий, переместив симку в древний кнопочник, дал в интернете честное по цене и по сути объявление о том, что «пациент скорее мёртв, чем жив».

Реакция людей, заинтересовавшихся предложением, поначалу обескуражила, и у Григория сложилось впечатление, что сопроводительный текст в объявлении можно было не писать вовсе, потому что звонили исключительно те, кто читать не желали или не умели, а из всего потока мировой информации воспринимали только числа и картинки. Если на «старте продаж» Григорий ещё обстоятельно и вежливо рассказывал каждому позвонившему «историю болезни» телефона, то позднее, узрев бесплодность объяснений, стал откровенно ёрничать. Несколько его ответов даже балансировали на грани хамства, но вместо раскаяния Григорий почувствовал странное удовлетворение, словно был продавщицей в советском продмаге, которая только что осадила очередного покупателя.

Дни шли, а телефон всё никак не продавался. Более того, на интернет-доске под его объявлением появились два негативных комментария, в которых адекватность продавца, определённо, ставилась под сомнение.

Не то чтобы Григорий сильно рассчитывал на деньги от продажи сломавшегося гаджета. Просто он по жизни старался придерживаться правила «Дяди Фёдора» о том, что перед покупкой чего-то нужного требовалось продать что-то ненужное. И когда к концу второй недели звонки практически сошли на нет, то Григорий малость загрустил…

Входящий вызов был не только незнакомым, но и непростительно ранним для утра субботы. Хоть древний кнопочник и стоял на беззвучном, но стал с противным жужжанием елозить по тумбочке. Григорию ничего не оставалось, как зажать трубку в кулаке и тихонько, чтобы не разбудить жену, выйти на кухню. Там он прикрыл за собой дверь, сел за звукопоглощающей завесой холодильника и нажал на кнопку приёма.

Голос звонившего был тих и подчёркнуто вежлив. Поздоровавшись и извинившись за столь ранний звонок, голос сразу спросил насчёт актуальности объявления.

– Да, ещё продаю, – полушёпотом ответил Григорий.

– Простите, а вы не запомнили точную дату и время, когда телефон вышел из строя?

– Кажется, в позапрошлый вторник, вечером.

– Значит, тринадцатого числа… А в котором часу?

– В районе полвосьмого, – процедил Григорий, начиная раздражаться в «предвкушении» следующего дурацкого вопроса. – А вы характер неисправности по дате и времени определяете?

– Нет-нет, что вы. Это всего лишь небольшое уточнение. Не волнуйтесь, мне нужен именно ваш телефон! Мы можем встретиться сегодня где-нибудь на нейтральной территории?

– …Да. Через дом от меня есть кафе «Венера». Только оно открывается в десять.

– Тогда в начале одиннадцатого там? Вас так устроит? Кофе с меня!

– Хорошо. Меня Григорий зовут.

– Очень приятно, Велемир. Не забудьте, пожалуйста, взять с собой телефон. До встречи!

* * *

Внешность у обладателя «нафталинового» имени была соответствующая. Велемир был небольшого роста, практически лысый, с мелкими невыразительными чертами лица. Ему одновременно можно было дать и сорок, и шестьдесят, но Григорий больше склонялся ко второй части возрастного диапазона. Этому способствовало то, что одет был Велемир в мешковатый деловой костюм на пару размеров больше – подобные носили в пятидесятых годах прошлого века.

Найтись в кафе труда не составило, так как они стали первыми утренними посетителями. Григорий и Велемир зашли почти друг за другом и синхронно замялись, выбирая столик. В итоге сели у окна в центре зала, и Велемир заказал два «американо».

Пока готовился кофе, Велемир вертел в руках почивший смартфон. Делал он это как-то неловко, и Григорию, наблюдавшему за его манипуляциями, подумалось совсем уж странное: что Велемир этот может вместе с его телефоном в любой момент рассыпаться на фрагменты, а то и вовсе исчезнуть. В душе Григория зародилась тревога, но потенциальный покупатель прекратил бесцельное верчение и вернул телефонный трупик хозяину. Тут официант принес две чашки с ароматным кофе, и Велемир, как бы характеризуя и саму сделку, и поданный напиток, нарочито бодро произнёс: «Отлично!»

Выждав, пока Григорий сделает пару глотков, Велемир перешел к сути.

– Григорий, обещайте, что вы выслушаете меня и не будете резко реагировать, по крайней мере, пока я не закончу?

– Ну, допустим.

– Хорошо… Дело в том, что я не смогу вам отдать за телефон деньги… Подождите. Да подождите же! Вы же пообещали, Григорий?!

– Две минуты у вас.

– Мне хватит… В качестве расчёта я не могу передать вам ни деньги, ни золото, ни последний айфон, равно как и любой другой материальный объект, который имел бы для вас ценность. Да и сам я сейчас лишь информационно-энергетический сгусток, правда, имеющий некоторые свойства материи, но тем не менее материей не являющийся.

– Слушайте, это прямо-таки фантастика! Вам самому не кажется, что для отжима дешёвого китайского смартфона, к тому же нерабочего, эта легенда несколько крутовата?!

– Ваш скепсис понятен, но мне нужно, чтобы вы мне поверили… Иначе погибнут миллиарды моих соплеменников!

– Какой ужас. Соплеменники, видимо, ждут вас у ближайшего ломбарда?

– Нет. Соплеменники смогли лишь определить координаты источника излучения в параллельной, то есть вашей, вселенной. Параметры волны для нас пока остаются неизвестными. Но источником излучения – и тут сомнений быть не может – являлся ваш телефон.

– Ай-ай-ай, какая жалость! Я, знаете, до поломки не успел подключить межвселенский роуминг. Всё никак не соберусь позвонить двоюродной тётушке в пятое измерение.

– Напрасно иронизируете… Неявный заводской брак, который был заложен при сборке вашего телефона, привёл, скорее всего, случайно к тому, что перед окончательным выходом из строя тот сгенерировал волну определённой длины и частоты. Эта волна пробила пространственно-временные слои и угодила в наше солнце – затухающий красный гигант по вашему классификатору. Теперь родное светило активизировалось, и нашей цивилизации грозит пусть не скорое, но уничтожение!

– Что вы говорите?! Если даже бракованная китайская штамповка смогла натворить столько дел в космосе, то на Земле-то будущее уж точно за Поднебесной.

– Григорий, геополитические расклады в вашем отсталом мире нас не интересуют. Нам нужен лишь ваш телефон, чтобы создать анти-волну и тем самым остановить губительные процессы в теле нашей звезды! Через несколько дней мы вернём вам точную копию устройства, только с улучшенной батареей и пониженным удельным коэффициентом поглощения электромагнитной энергии. Иными словами, ваш телефон станет безопаснее и будет дольше работать. Решайтесь!

– …Вы знаете, Ве… Велемир, вот уже две недели я не могу продать этот чёртов телефон. Возможно, неисправность там такова, что мне не удастся выручить за него даже символические деньги. И всё это время мне звонят лишь странные персонажи, которым прочитать текст объявления до конца – и то лень. Мне это всё уже порядком надоело… Я знаю, что сейчас полно ушлых людей и технологии развода не стоят на месте, но ваши фантазия и изобретательность однозначно заслуживают поощрения… Пожалуй, я отдам вам его. Будем считать, что это моя плата за кофе… Забирайте! – Григорий одним глотком допил уже остывший напиток и вышел вон.

* * *

Неделя пролетела незаметно: дом – работа, работа – дом. Вечерами Григорий читал отзывы на популярные модели бюджетных смартфонов и искал лучшие ценовые предложения в интернет-магазинах.

Сперва Григорий, конечно, жалел о субботней «сделке» в кафе: считал, что поторопился, корил себя за несвойственный порыв. Но течение будней преподносило ему много «мелочей жизни», и нелепая история с телефоном отошла на дальний план. В выходные Григорий всерьёз нацелился на покупку нового детища китайской радиоэлектронной промышленности…

В субботний полдень, когда Григорий собрался выходить в рейд по салонам связи, в дверь позвонили. На пороге стоял курьер, державший в руках коробочку, на которой Григорий узнал логотип крупной федеральной компании по экспресс-доставке грузов. Григорий машинально расписался в бланке, где в качестве отправителя значилось некое ООО «Волна» из города Краснотурьинска. Пребывая в недоумении, он закрыл за курьером дверь, прошёл на кухню и взрезал ножом упаковочный скотч на коробке.

Велемир его не обманул: под картонной крышкой, сдавленный брусками пенопласта, лежал тот самый телефон! Не веря, Григорий нажал на кнопку включения, и аппарат мгновенно ожил! Операционная система загрузилась непривычно быстро, яркий экран загорелся новой картинкой на обоях. Это, несомненно, была фотография, сделанная на встроенную камеру, но пиктограммы поверху не давали её толком рассмотреть. Тогда Григорий зашёл в Галерею изображений и сразу же наткнулся на этот снимок – последний из имеющихся.

Нижнюю половину фото занимала жёлтая табличка с какой-то сероватой «прихваткой» слева. На табличке геометрически выверенным шрифтом было по-русски написано: «СПАСИБО ГРИГОРИЙ». А над табличкой, вверху, раскинулось невероятной красоты звёздное небо с бурым диском чужого солнца на нём…

Аполлинария Каришева

Край вечной осени

– «…Они копались в коробках и ящиках, и вдруг котёнку на глаза попался необычный предмет. Большой свёрток в зелёном чехле…» – я перевернула страницу и замолчала.

– Читай дальше! – потребовала дочка.

Вместо этого я спросила:

– Что ты видишь на этой картинке?

– Глаза, вот здесь и здесь, – стала тыкать малышка пальчиком, – палатка, котёнок залез.

– А ещё?

– Червяки в банке.

Я перевернула ещё одну страницу, потом вернулась. Картинка оставалась прежней и вовсе не такой, как её описала дочка.

– Всё, – я захлопнула книгу и чмокнула малышку в щёку, – завтра дочитаем, беги в кровать. Папа сейчас придёт тебя поцеловать.

Уже несколько месяцев я видела пейзаж, который не видел никто. То промелькнёт отражением в луже, то появится и исчезнет в проёме арки, а иногда подолгу виднеется из окна моего дома. Теперь же выступил на страницах детской книги.

Эти видения начались после той самой встречи в октябре.

Как сейчас помню, я проводила дочку к бабушке и возвращалась по осенним аллеям домой, спешить было некуда. На улицах безлюдно, только что прошел дождь. Словно сквозь влажную пелену доносились приглушённые вскрики детей, лай собаки, шум проезжающих машин. Со всех сторон обступал терпкий запах диких яблок и аромат сырой земли. Хотелось дышать полной грудью, наслаждаясь каждым вдохом и выдохом. А опавшие листья! Апельсиново-оранжевые, сочно-красные и песочно-жёлтые в серебристую крапинку – калейдоскоп форм и оттенков!

Я бросилась собирать мокрые листья, разглядывая каждый как уникальную драгоценность. Как же прекрасно может выглядеть смерть! Смерть… Всё в конце концов умирает. И я умру.

К горлу подкатил комок, в районе солнечного сплетения всё сжалось и заныло. Уже несколько лет, с тех пор как в мою машину на полной скорости чуть не врезался грузовик, мысли о смерти не отступали. Точно костлявая старуха коснулась сердца в секунду опасности и оставила в нём ледяной след.

Каждый день я продолжала жить, просыпаться, собирать дочку в садик, ходить на любимую работу. Вечером – ужин с семьёй, в выходные – встречи с друзьями, походы в кино и музеи. Всё как всегда, но ничто не приносило настоящей радости. Будто кто-то нашёптывал: «Всё в конце концов исчезает. Зачем готовить обед, зачем учить дочку уму-разуму, строить планы на отпуск? Зачем всё это, если ты сгинешь и превратишься в прах? Небытие поглотит тебя, смоет волной, словно рисунок на песке. Ничего не останется. Всё временно и потому бессмысленно».

Я и не заметила, как рядом появился старик. Яркие рыжие волосы торчали взъерошенной кочкой, а густая борода пестрела всевозможными оттенками осени: от малиново-бордовых до кирпично-оранжевых. Незнакомец походил на героя из старой доброй сказки.

– Чудесная работа, – указал старик на листья в моих руках. От добродушной улыбки его лицо покрылось сотней морщинок. В глазах заиграли весёлые огоньки.

– Все листья подобраны неслучайно и удивительно гармонируют друг с другом, – продолжал Пестробородый. – Только тонкие ценители способны найти истинную красоту в увядании. И мы с вами одни из них. Верно, милая? – вкрадчивые слова обволакивали, а золотистые глаза точно заглядывали в душу. – Пока листья были живыми и впитывали солнечные лучи, они все росли одинаково: зелёные, сочные и молодые. Но когда их вены стали сохнуть, каждый преобразился по-своему, – старик провёл кончиком пальца по краю одного из моих листьев. – Именно для последнего полёта к земле листья приобрели неповторимую индивидуальность. Но в итоге они рассыплются в пыль так же, как и люди. Всё будет уничтожено временем: и мысли, и чувства, и тела. Не так ли, милая?

Я смущённо улыбнулась: незнакомец будто подслушал мои мысли.

– Подарите мне ваш букет, – попросил Пестробородый, – даю слово, он останется нетленным навсегда.

Какой странный. Зачем ему мой букет? Кругом полно опавшей листвы.

– Всё исчезнет, – старик лукаво улыбнулся. – Но стоит лишь ступить в край вечной осени, и костлявая старуха останется ни с чем. Я знаю путь и открываю его тем, кто не желает мириться с конечностью бытия.

Кто он и о чём говорит? Может быть, это розыгрыш?

– Я вижу, вы сомневаетесь, – проговорил он. – Не верите в вечную жизнь?

– Вы про Рай? – переспросила я. – Пока не умрёшь, точно не узнаешь, существует ли загробный мир.

Должно быть, он из какой-то секты или местный сумасшедший. Я улыбнулась и протянула букет.

– Как любезно с вашей стороны, – поблагодарил старик, слегка кивнув. – Он будет ждать вас. До свидания, милая.

Пестробородый втянул запах разноцветных листьев и пошёл прочь.

Некоторое время я вспоминала старика и его слова. Но дни бежали, и впечатления от встречи стёрлись, словно их припорошило свежим снегом.

Время покрасоваться, отпущенное листьям после жизни, прошло, и они рассыпались в коричнево-серый прах. Аллеи заполнились тёмными силуэтами обнажённых деревьев, воздевших ветви к небу в печальной мольбе.

Тогда-то меня и стали посещать видения. Поначалу я всё списывала на обман зрения, разыгравшееся воображение и усталость. Но в середине зимы эта картина стала являться чаще и задерживалась подолгу, так что я успевала хорошо разглядеть детали. На улице бушевала вьюга, а мне чудились стройные чёрные клёны с охапками жёлтой листвы. Стволы росли прямо из зеркально-прозрачной воды, расстилающейся куда хватало глаз.

Я побаивалась своих галлюцинаций, но вскоре тревога прошла. Вид осенних деревьев посреди озера приятно щемил сердце, точно открылось что-то давно утерянное, близкое и дорогое.

* * *

Я возвращалась домой после работы, в свете ярких фонарей наискось валил снег. Люди, выбравшись из недр метро, рассыпались бусинами по закоулкам тёмных дворов. Вдоль дороги недружелюбно высились сугробы. Мне оставалось завернуть за угол. Козырёк над подъездом тщетно пытался защитить от царапающего морозного ветра. Как же хотелось поскорее укрыться в тепле и уюте родного дома. Тяжёлая дверь неторопливо отворилась, и я застыла на месте.

Из-за железного косяка на меня смотрели величественные клёны. Чёрная кора блестела, жёлтые листья корабликами плавали у порога. Пахнуло солнечным осенним деньком. Как тут устоять? За спиной – холодный и мрачный зимний вечер, впереди – дивный притягательный край. Почему бы не прогуляться? На обочине сознания мелькнула мысль о дочке и муже. Справятся ли они, пока меня не будет? Как-нибудь справятся, я ведь ненадолго, только поглядеть. В конце концов, я же просто вхожу в собственный подъезд. Кто виноват, что он вмещает целый осенний мир? Нет, устоять невозможно.

Я перешагнула порог.

С этой стороны дверь оказалась проёмом в каменной стене, заросшей пожелтевшей лозой. Стена тянулась в обе стороны, пока не терялась вдали. Я стояла на тоненькой песчаной полоске, рядом покачивалась на воде деревянная лодочка.

Как же жарко! Я скинула пуховик, повесила на ветку сумку. Сбросила меховые сапоги и босой запрыгнула в судёнышко. Свежо и хорошо. Лодка качнулась и неспешно поплыла вглубь жёлтого леса, всё дальше и дальше от тусклого вечера городских улиц.

Новый мир ворвался в душу и наполнил её до краев. Здесь было так…

Солнце не слепило глаза. Его тактичные лучи просвечивали через листву, будто сквозь тонкие лимонные леденцы. Каждая капля, каждый сучок, даже сам воздух дышал покоем. Тёплый ветерок еле шевелил воду, умиротворенная тишина дарила надежду на избавление от любых волнений.

Прошли ли минуты, часы? Казалось, время кануло на дно безбрежного озера и больше не властно надо мной.

В просвете между ветвями замаячил крошечный остров, поросший сухой травой. Приземистая избушка занимала его почти целиком. У воды застыла невысокая фигура, словно созданная из осенних листьев и сухого мха. Лодка причалила к берегу, и фигура шевельнулась. Человек с пёстрой бородой улыбнулся. Конечно, это он. Тот самый чудной незнакомец, что повстречался пару месяцев назад.

– Я ждал тебя. Ты должна была прийти, – мягко проговорил Пестробородый, прищурив золотистые глаза. Он ловко запрыгнул в лодку, и та продолжила путь.

Всё вокруг выглядело таким правильным и естественным, что никаких слов и объяснений не требовалось.

Вдали показался остров побольше. Подобно свадебному караваю, посредине поляны возвышался бревенчатый терем. На крышах многочисленных башенок – разноцветная черепица. Окна украшены резными кокошниками.

Судёнышко остановилось у деревянного причала, и старик помог мне сойти на берег.

На крыльце поджидала высокая девушка со скрученными в узел соломенными волосами. Её по-кукольному распахнутые глаза лучились безмятежностью и радушием. Длинное красное платье облегало изящную фигуру.

– Я рада с тобой встретиться. Нам так тебя не хватало! – воскликнула красавица, зарделась и подала резную деревянную чашу с прозрачным напитком. На долю секунды мои пальцы коснулись её руки, и волна нежности прокатилась по всему телу. Девушка произнесла:

– Это священная вода нашего бессмертного озера. Выпей её и встань в осенний хоровод с другими братьями и сестрами. Круг двенадцати замкнётся, и смерть отступит навсегда.

Я не почувствовала вкуса. Лишь безудержная лёгкость, которую испытываешь только в детстве, наполняла меня с каждым новым глотком. Прошлое и будущее – всё схлопнулось до настоящего. Ледяной след, оставленный встречей со смертью, растаял. Слёзы облегчения потекли по щекам.

Девушка нагнулась и прошептала на ухо:

– Не стесняйся плакать, пусть слёзы вымоют все тревоги и страхи. Тогда на их место впорхнёт счастье.

* * *

…И оно впорхнуло. Словно в прекрасном сне пребывала я в краю осенних деревьев. Здесь никто не считал дни и недели, каждый следующий момент был таким же замечательным, как предыдущий. Время никуда не бежало, а замерло, наслаждаясь тихой бесконечной радостью.

Нас было шестеро братьев и шесть сестёр, каждый жил в своём тереме на одном из двенадцати островов. Тринадцатый, самый маленький и скромный, принадлежал Хранителю – так здесь называли Пестробородого.

Череда дней вилась дорожкой из осенних листьев, убаюкивала и расслабляла. Мы веселились и пели, плавали наперегонки, хохотали и устраивали вечеринки. Новые сёстры были милы и изящны, а братья умны и добры. Глядя в воды вечного озера, я заметила, что стала моложе: лицо разгладилось, а глаза наполнились юной безмятежностью. Да и фигура постройнела. Может быть, я всегда была такой?

Хранитель редко проводил с нами время, но я часто ощущала его присутствие, даже проснувшись посреди ночи. Он был сущностью и воплощением осеннего края, нашим отцом и хозяином.

Как-то мы плыли на лодке с младшей сестрой, той самой, что подала мне деревянный кубок. Повинуясь мыслям, судёнышко петляло под сводами жёлтых лиственниц, рассекая цветные ковры хвоинок на водной глади. Солнце пригревало, ничто не нарушало молчания, кроме редких всплесков у борта. Никто не скакал по деревьям, не звучали песни в вышине, ведь в вечном краю не было ни животных, ни птиц. Только рыбы. Казалось, что в наступившей тишине мы слышим их дыхание.

Красавица элегантно перегнулась через борт и опустила пальцы в прохладу озера. Длинные светлые волосы волной заструились следом.

– Смотри, не упади, – вырвалось у меня.

И тут же в памяти вспыхнула картина, как я сама свешиваюсь за борт совсем другой лодки, тянусь к жёлтым коробочкам кубышек. Приятный мужской голос с хрипотцой точно так же предупреждает, чтобы я не свалилась. Кто же это был и где? И почему заныло в груди?

– Эй, – окликнула меня сестра, – чего ты такая серьёзная?

Она выпрямилась. Солнечные лучи заиграли на ярко-красном платье. Девушка засмеялась, брызнула в меня холодными каплями и откинула непослушные волосы за спину.

– Не понимаю, откуда они берутся, – вздохнула я.

– Кто?

– Картинки в голове. Такие яркие. Возникают ни с того ни с сего, будто я что-то вспомнила. Потом обрываются, и уже назавтра я их толком не помню.

– Может, это сны? Ты просто задремала, – девушка игриво коснулась пальцем кончика моего носа. – Соня ты наша. Сегодня вечером не засни, ведь будет…

– Почему я вижу зелень и цветы? – прервала я собеседницу. – Живые цветы! А у нас ведь только сухоцветы. Откуда-то они попали ко мне в сон? Я даже знаю, что цветок зовется кубышкой. Погоди, это не всё! Ещё я вижу незнакомых людей. Вчера, когда мы прыгали через большую скакалку и считали вслух, я вдруг увидела, будто нахожусь на зелёной-зелёной поляне, скакалку держу я и высокий мужчина, а прыгает маленькая девочка. Два смешных хвостика пляшут туда-сюда, девочка очень старается, но всё время ошибается и спотыкается. Мы все смеемся и стараемся крутить как можно медленнее. Вот что это такое? Откуда берутся эти образы? И отчего так колет внутри, когда они приходят?

На глаза навернулись слёзы, я всхлипнула.

Сестра потянулась вперёд, взяла мои руки в свои:

– Успокойся. У меня тоже такое бывало. Это воспоминания о прошлой жизни в мире, где царит смерть, где полно потерь, страданий и остального, от чего мы спасены. Хранитель спас нас. Нам очень повезло встретить его. Странно, что ты помнишь, но не волнуйся, вскоре это забудется. И ты больше не будешь плакать. Ты будешь полностью счастлива.

– Но как же они? Девочка и мужчина. Они были моей семьёй? Мы, должно быть, любили друг друга.

Девушка отстранилась, наигранно надула пухлые губы, наморщила носик и нахмурилась:

– Отличное дело, переживать о ком-то там, в далёком прошлом. А как же мы? Мы разве не твоя семья? Разве ты нас не любишь?

Ну как устоять перед такой милашкой? Я заключила её в объятия:

– Люблю! Конечно, люблю!

Мы рассмеялись, да ещё и расшатали лодку, что та чуть не перевернулась.

Но в душе я знала, что солгала. Вечную спокойную радость нельзя было назвать Любовью. Если я и любила когда-то, то не в озёрном краю.

– И ещё ты любишь чай с корицей, мороженое с манго, солёную карамель, – красавица начала загибать пальцы, – и креветки в имбирном соусе. Как раз сегодня вечером мы будем всем этим лакомиться! И ещё тебя ждет сюрприз, ведь маленький праздник в честь тебя. Вот я и выдала секрет.

Мы стали непринужденно болтать, но я продолжала мысленно возвращаться к сделанному открытию. Почему в столь прекрасном месте, избавляющем от страданий, я не испытываю сильных эмоций? То, что я не тревожусь и не грущу – это, конечно, замечательно, но как же восторг, жгучий интерес, наслаждение? Я не помнила, как испытывала их, но точно знала, что их больше нет в моей жизни. Неужели им не было места в осеннем краю? Стоит поговорить с Хранителем. Спрошу прямо сегодня, на празднике.

Тёплая ночь опустилась на гладкие воды озера, соединила небо и землю в бесконечное чёрное пространство. Жаль, здесь не светили звёзды, лишь луна золотым фонарём повисла над макушками деревьев да среди ветвей яркими точками мельтешили светлячки – единственные насекомые в нашем краю.

В рябиновый лес пригнали плоты и бревна, перевязали, и получилась плавучая площадка с петляющими между стволов деревянными мостками. Расставили столы с кушаньями, развесили на ветках разноцветные фонарики. Хранитель прислал настоящий старинный граммофон и кучу пластинок. Будут танцы! И всё в честь меня.

Один из братьев предложил запустить свечи по воде.

– Отличная идея! Сейчас сплаваю за деревянными подсвечниками, – я поспешила к лодке.

Брёвна мостков приятно покачивались и поскрипывали под ногами, а я уже представляла, как рыжие огоньки поплывут, отражаясь в наших глазах и тёмных водах. Будет просто замечательно.

У дальней рябины я заметила две фигуры. Похоже, младшая сестра и Хранитель. Как же вовремя они прибыли. Я уже собиралась окликнуть друзей, но замерла. Они о чём-то тихо беседовали, склонившись головами. Может, как раз готовят сюрприз для меня? Тогда лучше деликатно удалиться.

Тут лёгкий ветерок принес взволнованные слова сестры:

– Нам всем хватило одного кубка Забвения. Может, еще подождать?

– Круг двенадцати замкнут, но моя сила продолжает утекать через проход, – ответил Пестробородый. – Значит, обрывки воспоминаний удерживают нашу сестру в том мире. Придётся дать ей ещё один. Мы обязаны помочь сестре, а дверь должна быть закрыта как можно скорее.

– Да, но… Что если она совершенно забудется? Потеряет саму себя?

– Придётся рискнуть. Если ждать дольше, то моих сил может не хватить на удержание потока времени. Неужели ты хочешь снова постареть? Не помнишь, каково это, когда нельзя без боли разогнуть спину? Когда из зеркала на тебя смотрит сморщенная картофелина вместо лица?

– Я… Я поняла. Простите, Хранитель. Я помогу.

– Просто подай ей кубок и узри её счастье.

Что за наваждение? Это они обо мне? Что значит потерять себя? И какая такая дверь? Что-то смутно знакомое. Я изо всех сил напрягла память, прижала руки к вискам, и в голове вспыхнул образ: проход в стене, а за ним – яркий белый снег. Снег! Как много снега было там, за порогом! И холодно. Что я там делала? Шла домой… Дом! У меня был совсем другой дом. Голову и грудь пронзила резкая боль, я чуть не вскрикнула. В мысли ворвался ворох забытых воспоминаний.

Вот мы с будущим мужем школьники. Мы так хотим быть вместе, но пока вынуждены каждый день расставаться, опять и опять. И тогда я дарю ему старинный ключик, найденный на дачном чердаке. Это ключик от моего сердца, залог нашей вечной любви.

А вот мы уже студенты, взявшись за руки, идём подавать заявление в ЗАГС, никто ещё не знает о нашем решении, и потому мы чувствуем себя заговорщиками.

Вот мне кладут на живот тёплый сопящий свёрточек – новорожденную дочку, я блаженно улыбаюсь и чувствую неземную эйфорию. Как же я счастлива!

Десятки, сотни воспоминаний. И хорошее, и плохое. И радостное, и очень грустное. Голову будто распирает, во всём теле – жар. Сколько всего! Целая жизнь. Почему же я покинула её? Зачем перешагнула порог? Ради чего?!

Я огляделась. Бескрайняя ночь, контуры стройных стволов, хохот сестёр и братьев среди фонариков – всё показалось блеклым и ненастоящим, как сон после пробуждения.

Да, тут спокойно. Очень спокойно. Ничего плохого никогда не происходит. Потому что здесь вообще никогда ничего не происходит!

Надо бежать скорее из этого никчёмного бессмысленного места. Бежать сейчас же, пока опять не опоили.

Я бросилась в противоположную сторону, впрыгнула в ближайшую лодку.

– А я как раз тебя разыскивала, – раздался позади голос младшей сестры.

Стройная, с идеально ровной осанкой, с высокой причёской, украшенной рябиновыми ягодами, она стояла, напоминая фарфоровую куклу на постаменте. – Я принесла тебе чудный напиток. На, выпей, и пойдём к остальным.

Она широко улыбнулась, протянула деревянный кубок.

– Извини, – я покачала головой, – сейчас не могу. Прощай.

Я отправила мысленный сигнал лодке, но та впервые не послушалась – мерно продолжала качаться, будто и не слыхала приказа.

– Лодка никуда не поплывёт, – в голосе девушки появились жёсткие нотки, взгляд похолодел, – тебе всего-навсего надо выпить это, и всё будет хорошо. Мы желаем тебе только счастья.

Протянутые руки девушки задрожали.

– Мне ваше счастье больше не нужно, – бросила я. Скинула сандалии и прямо в платье прыгнула в воду.

Не хотят помогать мне, так и не надо. Справлюсь сама.

Я плыла и плыла не оборачиваясь. Вечно прохладная вода приятно отрезвляла. С меня точно спал морок. Воспоминания делались всё ярче, мысли прояснялись. Теперь деревья выглядели бледными и призрачными, как старые декорации. Воздух гудел пустотой. Осенние листья беспомощно кружили рядом – однообразные и бесполезные, как маски после карнавальной ночи.

В ушах звенело, одна и та же мысль сверлила мозг: главное, чтобы дверь всё еще была открыта!

Сколько я ни плыла, усталость не приходила. Ведь если время не течёт, то откуда ей взяться? Как же это противно и неестественно!

Чёрной горой остался позади мой терем. Потом и остров Хранителя. Светлячки перестали попадаться на пути.

Как странно, что Хранитель не явился, не попробовал меня остановить. Может, он что-то задумал? Или отступился, раз я непреклонна? Лишь бы дверь была открыта!

Наконец вдали заблестела в лунном свете каменная стена. Становилось всё мельче и мельче, пока вода не дошла до щиколотки. Вот и всё. Как просто. Я даже не продрогла: в осеннем краю никогда не бывает холодно. Но где же дверь? Идти направо или налево? Пусть будет налево. Я зашлёпала босыми ногами по кромке воды.

Что это за непривычное белое пятно, неужели дверь? Всё ближе и ближе. В зияющем проходе под ночным небом сверкал белый снег. Как же давно я не видела зиму.

От деревьев отделилась фигура и встала между мной и дверью.

– Что же ты, милая, собралась впопыхах? Могла бы поговорить со старым другом, рассказать, что да как, – Пестробородый улыбался столь добродушно, точно и не сердился. В руках он держал букет из осенних листьев.

– Хочу уйти. Хочу вернуться к себе, – тихо ответила я.

– Помнишь ли ты, что именно привело тебя к нам? Может, ты забыла, с кем повстречалась и от кого сбежала?