Текст книги "Ох уж эти штуковины!"

Я остановился. Это была не моя жизнь и не мои воспоминания. Холодок испуга прокрался по спине.

– Ты можешь пойти со мной, и мы останемся навсегда вместе, – она приковывала мой взгляд блеском распахнутых бирюзовых глаз, чуть лукавых, в обрамлении длинных пушистых ресниц, тень от которых причудливым узором ложилась на ее покрасневшие от солнца и от смущения щеки. Мраморный лоб и тяжелые золотистые кудри, шелк которых я чувствовал на своей коже.

– Лизавета? – показалось, я только подумал, не сумел произнести вслух, но она сразу отвела взгляд, и ее счастливая улыбка потухла.

– Ты не он, я знаю, – она как будто сжалась в моих объятьях, не вырываясь, но пытаясь отстраниться, спрятаться от правды, которая причиняла ей боль. – Его нигде нет! – она всхлипнула: – Я здесь застряла! Одной очень плохо, холодно…

Лизавета посмотрела умоляюще и отстраненно, словно обращаясь к кому-то другому. Ее тело растаяло, ощущение тяжести продлилось еще пару секунд, пока я ошалело смотрел на свои трясущиеся руки. Я сорвал очки и отшвырнул их.

– Ничего себе подружку Колек нашел! – из холода меня бросило в жар, сердце заколотилось. Я прыгнул в кусты, расцарапав ладони о колючие ветки шиповника, вытащил злополучные очки и бросился искать Митьку.

Лучше бы я оставил их там и сбежал. Но я все больше утверждаюсь в мысли, что это было невозможно. Они словно притягивали и сами просились в руку.

До праздника оставалось совсем немного. К вечеру на берегу собиралось все больше людей, и костер, который зажигали, как опускались сумерки, был каждый раз сильнее и ярче. Мне не нравились эти гуляния, многие из приезжих ребят тут же находили себе пару и начинали обжиматься. Я привык держаться в стороне и обычно, как темнело, уходил домой. А Митька оставался до утра.

– Ой, кто к нам пожаловал! – Дианка заметила меня первая, легонько оттолкнула Митьку и, покачивая загорелыми бедрами, пошла навстречу. В тот же миг за нею с треском вспыхнул костер. Языки пламени взлетели в зарево вечернего неба, будто огненная корона вспыхнула над растрепавшимися от порыва ветра волосами.

– Мииииить! – обогнув Дианку и увязая в песке, я бежал к нему за ощущением безопасности и уверенности, но друг окинул меня раздраженным взглядом и остановил вытянутой рукой.

– Чего притащился? – зашипел Митька, отступил на шаг.

– Сладенький, наконец, к нам присоединился! – Дианка обвила меня за плечи и прижалась губами к щеке.

Я попытался высвободиться. Не так мне все это представлялось. Ее прикосновения были жесткими и болезненными, словно принуждающими подчиниться, а дружеский поцелуй спровоцировал странное отвращение. Все равно, что миловаться с жабой.

– Митька, надо поговорить, – я все время сжимал очки в кармане и неожиданно почувствовал, как сильная скользкая ладонь Дианки легла поверх моей, пытаясь до них добраться.

– Ну-ка, пойдем! – надувшись от обиды, что я отвлекаю его девушку, Митька кивнул в сторону леса, тень от которого тянулась по берегу, становясь все длиннее и покрывая нас всех, будто проклятьем.

– Подожди! – Дианка развернула меня к себе – и откуда только силища взялась в этой костлявой, чуть ли не черной от загара девчонке. – Дай посмотреть, что вы нашли в овраге, и иди, куда хочешь, – она уже обвила пальцами очки и потянула из кармана, как Митька оттолкнул ее и встал между нами.

– Еще чего! Это наш трофей! Посмотришь, если поцелуешь! – он хмыкнул, но как-то неуверенно. Дианка расплылась в ответной улыбке, и тут Митька брякнул сдуру: – Чисто Баба Яга.

Какой она подняла крик! Растопырив пальцы с длинными, выкрашенными черным лаком ногтями, указывала на нас и обзывала последними словами, каких я не слышал до того момента. Глаза сверкали от злости, а голос с каждым словом становился все противнее, словно кричал козодой. Такими воплями можно было мертвых поднимать. Отблески пламени плясали по содрогавшемуся от ярости телу, и в какой-то момент Дианка действительно стала походить на ночное чудище. Загипнотизированные ее воплями и плясками, приезжие начали разворачиваться к нам, сужая круг, в котором мы оказались.

– Ходу! – сдавленно прошептал Митька, и мы бросились наутек под сень лесной чащи.

– Че это было? – остановившись в густом подлеске, мы переглянулись, и Митька потребовал объяснений.

– Да я почем знаю! – я здорово разозлился. Обязательно с какой-то кикиморой нужно закрутить, будто ни здесь, ни в городе нормальных девчонок нет. – Чего ты связался с ней?

– Сам не знаю, – он пожал плечами и вздохнул. – Заело, что она все про тебя, да про тебя расспрашивала, а потом про Колькины очки. Вешалась на меня, чтобы побольше выболтал, а я все сразу понял. Кроме одного – что ей от тебя-то нужно?

– Ну, ясно. – Мне даже обидно не было, если бы кто-то стал со мной заигрывать, я тоже заподозрил бы подвох. – На! Примерь! – я протянул очки.

– И что будет? – он недоверчиво уставился на меня.

– Может и ничего, может они на тебя не подействуют, – я так устал, что готов был лечь на землю и заснуть.

– В смысле? Я что, хуже тебя, что ли? – Митька схватил очки и надел.

Некоторое время он молча щурился и поворачивал голову то в одну, то в другую сторону.

– Ни черта не видно, – буркнул он.

– Угу, – мы так далеко убежали, что и костер, и приезжие остались позади, а мы – в полной темноте.

– А кнопки на что? – он стал жать все подряд, и я равнодушно откинулся на спину, уверенный, что у него ничего не получится, пока Митька не стал трясти меня: – Т-там-м… Он-н-но! С-с-сю-да ид-дет! – Он сел на корточки и закрыл руками лицо. Я никогда не видел, чтобы Митька перепугался, как пятилетний ребенок.

– Дай посмотреть, – я с трудом стащил с него очки.

Перед нами по узкой тропинке шли две уродливые ноги или лапы – даже не знаю, как их назвать. Вместо пальцев – огромные когти, и не пять, а три, и один оттопыренный вбок. Чешуйки, покрывавшие кожу, переливались слабым сине-черным светом, и вонь шла такая, что пришлось зажать носы. Гнилью тянуло и болотной тиной.

– Это Дианка! – Митька не верил своим глазам. Без очков он видел обыкновенную девушку в коротком сарафане, блуждающую по ночному лесу.

– А кто она такая? – немного раздвинув кусты, я сумел лучше ее разглядеть. Из спины торчал уродливый горб, длинные руки с когтями спускались едва не до земли, и то, что казалось нам миловидным девчачьим личиком, превратилось в хищный оскал.

– Мальчики! – пропела она сладким голоском, никак не сочетавшимся с ее истинным обликом, – отдайте мне очки и пойдете домой, в теплые постельки! Обещаю, что не трону вас. Вы мне не нужны, – она дошла до края леса и повернула обратно, чуяла нас и довольно усмехалась.

– Пошла прочь отсюда! Ты не получишь Лизавету! – сам не знаю, как это вышло, но я поднялся и вышел на тропинку, оказавшись прямо перед ней. Очки стали просто ледяными и как будто прожигали кожу, прирастали к голове, превращаясь в настоящую пару глаз. Я смотрел на происходящее со стороны.

– Отведи меня к ее могиле и освободишься. Две сотни лет уже подбираюсь к ее костям, а она все водит за нос, проклятая девчонка! – Дианка зарычала, и эхо умножило ее негодование.

– Ведьма! Никогда не получишь Лизавету! – я готов был броситься на чудовище с голыми руками, но в тоже время будто моим телом управлял кто-то другой. Только боль от очков становилась все невыносимее.

– Зачем она тебе? – Митька встал рядом и тяжело переводил дыхание, пытаясь справиться со страхом.

– Счеты у меня с ней, отвадила от меня отца, дрянь! Задорого ее теперь продам, а с тобой, милый, поделюсь! – заворковало чудище и повернулось к нему. – Ни дня не будешь работать, только пить и гулять! Помоги, Митя!

– Что нужно сделать? – ответил он дрожащим голосом и бросил на меня косой взгляд.

– А ничего! Ничего, – она прямо-таки лучилась счастьем. – Надо просто перепрограммировать очки, чтобы Гриша смог Лизку увидеть. Отцово благословение, тьфу! Раскаялся старый хрыч, пожалел дочурку, его стараниями никто ее могилу не найдет, если сама не покажет. А она покажет! Лизка того и добивается! Плохо одной-то, холодно в земле! – ее улыбка превратилась в оскал, Дианка подпрыгнула как ужаленная и закричала в темноту: – Сладить со мной вздумала? Как только опять влюбилась, сильная стала? Доберусь я до тебя, такое устрою! Пошла прочь! – она отшатнулась, как от удара. – Колька-то твой трусом оказался! Не пошел с тобой! Бросил опять! Думаешь, этот малахольный решится?

– А с Гришкой что будет? – подал голос Митяй.

– Что-что, – она раздраженно затараторила. – Нужен он тебе больно? Вечная обуза! Таскаешься с ним, а толку! Преставится, и дело с концом. Он мне не нужен.

– Ты, значит, Кольку сгубила? – прошептал Митька и подошел ко мне вплотную.

– Да не я, милый, не я! Лизавета! Звала его с собой, а он в последний момент испугался! Немного мне не хватило – почти привел к ней, а сам назад повернул, подлец!

– Гришка, как только я очки сдерну, ты разворачивайся и беги домой, не оглядывайся!

Митя одной рукой схватил меня за плечо, другой вцепился в очки и снял их чуть ли не с кожей. Миг полной темноты, и я увидел, как они с Дианкой сцепились, рухнули в траву и стали драться. Я не мог его бросить, не мог сбежать. Тварь была гораздо сильнее, она разорвала бы Митьку на куски.

– Помогите, – прошептал я чуть слышно. – Пожалуйста, помогите нам!

Ближе остальных мертвецов ко мне была Лизавета. Я видел ее не такой, как раньше – юной и счастливой. Передо мной стоял труп с белыми пустыми глазами и синюшной кожей. Другие держались неподалеку, равнодушно наблюдая за Митькиной схваткой с ведьмой. Бледные и печальные, они больше не внушали страха. Я смотрел на них с сожалением, осознав, что в смерти нет никакого ужаса, это всего лишь естественный ход вещей, и каждый сам определяет своей жизнью, что его ждет. Нет ни рока, ни обреченности, ни бессмысленности. Все устроено правильно и закономерно, как жизнь, как мир вокруг. Я протянул руку Лизавете.

– Прошу тебя, спаси нас, и мы поможем тебе. Мне кажется, Колька не ушел, он просто спрятался, и я догадываюсь, как ему помочь сделать следующий шаг, чтобы быть с тобой навсегда. Ты же этого хочешь?

Лизавета кивнула, и я зажмурился, не выдержав более смотреть на мертвых. Поднялся визг, Дианку отшвырнуло метра на два от задыхавшегося Митьки, затем что-то подняло ее в воздух и стало перебрасывать, нанося гулкие удары, сопровождаемые хрустом ломаемых костей.

– Идти можешь? – я подхватил Митю и потащил в сторону дома как можно быстрее и дальше от того, что происходило в лесу.

– Сказано было тебе – валить, – пробурчал Митька и сплюнул кровь, когда мы выбрались из леса и оказались в конце улицы.

– Очки при тебе? – я усадил его на крыльцо и рухнул рядом, едва не промахнувшись мимо ступеньки и не угодив в бочку с водой.

– Да, – он удивился, доставая их из кармана, – даже не поцарапались! Как такое возможно?

– Вот выпорю вас обоих! – дверь в дом распахнулась, и над нами навис дед с фонарем в руках и бледным, постаревшим еще на десяток лет лицом. – Бегом в комнату, и тихо! Что-то творится в деревне, – он легонько подталкивал нас в спину и несколько раз проверил засов на двери.

– Пряник спит, что ли, – Митька затравленно озирался, будто впервые здесь оказался.

– Нет больше Пряника, – понуро отозвался дед и задернул плотнее шторы на окнах. – Задрал какой-то зверь, думают – волк…

– Нет у нас волков, – у Митьки были огромные от испуга глаза.

– Расскажи мне еще, – дед начинал горячиться, распаковывая аптечку. – Соседи поговаривают, ведьма снова объявилась. Кто-то видел ее у реки, – он старался держаться уверенно, но было видно, как трясутся морщинистые руки.

– Снова? – я переспросил.

– Ну как, она ж, говорят, и сгубила Лизавету – сначала сдала графу тайное местечко, где Лиза встречалась с ухажером. Потом распалила отцовский гнев так, что он не пощадил малого, а затем все уши Лизке пропела, что, чтобы с ним встретиться и навек не разлучаться, надо на себя руки наложить. Вот и сгубила ее. Тогда самоубийц хоронили отдельно, без отпевания и прочего. Граф, рассказывали, помер от сердечного приступа. А ведьма пропала.

– С чего вы взяли-то, что она вернулась? – Митька начал приходить в себя, потягивая душистый малиновый чай.

– Знамо от чего! Скотины в раз сколько передохло! Продукты сгнили в каждом доме и змей повылезало. Завтра обратно в город поедете! Нечего тут делать! – за окном поднимался ураганный ветер, пригибая деревья к земле, стуча в окна и завывая в дымоходах и щелях. – Господи, помоги! Только бы вы уехали!

Тут Митя молча вытащил очки и положил их на стол, отодвинув в сторону бинты и мази.

– Знаешь, чьи? – он прищурился, глянув на деда, и сам не заметил, как скопировал его поведение.

Дед перекрестился и сел, на лбу выступила испарина.

– Додумались мертвого обокрасть? – прошептал он.

– Не крали мы ничего! – Митька вспылил. – Нашли случайно, вот и закрутилось все…

– Что – все? – еще тише переспросил дед.

– Нужно их уничтожить, – я прочистил горло и продолжил, – мне кажется, Колька там, – я кивнул на проклятые очки.

– Где – там? – произнес дед одними губами.

– Внутри, – я настаивал даже под натиском изумленного Митькиного взгляда. – Полетев с обрыва в овраг, Колька думал, что останется с Лизаветой, но в последний момент заметил, что ведьма за ним летит, испугался и забился, как в ловушку, в эти очки – единственную ниточку к Лизавете.

Некоторое время мы молчали, прислушиваясь, как хлопают у соседей ставни и трещат ветви деревьев.

– Лизавета, значит, – наконец, произнес дед. – А это – проклятая вещь. Знаю, видел такие.

– Где? – Митька вытаращился на старика.

– А ты думал, я, кроме грядок, ничего в жизни не знаю, – тот сурово посмотрел в ответ и продолжил, – Колька захаживал ко мне на кофий раз в недельку, все трещал, что в усадьбе кто-то бродит, а никак не может выйти на контакт. Он и мастерил-то всякую дребедень, чтобы на духов настроиться. Ишь, Кулибин! Добился своего. А Лизка-то ему полюбилась, вот ведь! Да только с мертвыми не шутят. Духи, призраки, всякая дрянь, одним словом, забирается в такую вот штуковину и начинает преследовать живых.

– И что делать? – Митька отодвинулся от стола, где лежали очки и подмигивали красными кнопочками на левой дужке.

– Сжечь, если получится, – дед тяжело поднялся.

– А Колька как же? – меня начала бить дрожь.

– Не могу знать. Во всяком случае, к ним он больше не будет привязан. – Аккуратно обернув очки платком, дед положил их в металлический тазик и щедро полил керосином из бутылки, которую прихватил в коридоре.

– Ну что, с Богом? – он чиркнул спичкой и внимательно на нас посмотрел.

Мы кивнули, не в силах произнести ни звука.

Огонь полыхнул сразу, сначала желто-оранжевый, потом – синий и на мгновение – черный. Дед следил за ним с кружкой воды в одной руке, а другой, не переставая, крестил то себя, то нас, то пожиравший очки огонь. Когда стекла начали плавиться, комнату наполнил долгий печальный стон, сдавивший уши. Окна взорвались, как от ударной волны, ледяной ветер с улицы швырнул в нас комья земли, листья и поломанные ветки.

Никогда не забуду, что увидел в тот момент из окна: напротив дома за забором стояла Диана, пожирая нас зловещим хищным взглядом. Несмотря на ураган, ни один волосок на ее голове не шевелился, платье было испачкано грязью и порвано, но выглядела она сильной. Ужасно сильной. И то, как огонь, горевший перед нами, отбрасывал тень на ее властное злое лицо, навсегда запечатлелось в памяти. Ничего страшнее я в жизни не видел.

Дед вылил заготовленную воду на угасавшее пламя и расплавленные остатки Колькиных очков, а Дианка, сплюнув в нашу сторону, ушла.

Следующие два дня я помню плохо. Митька слег в горячке, жар никак не удавалось сбить, он постоянно бредил и кричал от страха, изредка приходя в сознание. Дед замкнулся, и я здорово напугался, что у него случится инсульт, но потом, когда, наконец, распогодилось и выглянуло солнце, он встал с постели и приготовил завтрак. Я только и успевал ухаживать за Митькой и, по возможности, не выпускать из виду деда. Спать я боялся, и, наверное, забота о других помогла пережить случившееся.

На Купалу дед рано погнал нас в церквушку на окраине деревни, настрого запретив вечером выходить из дома. Да мы и не собирались. Река разлилась от продолжительного ливня, и перебраться на другую сторону в город было невозможно. Когда следующей ночью на берегу снова развели костер, он был таким огромным, что зарево от него было видно даже из наших окон.

Чей дом полыхнул первым, так и не разобрались. Списали все на приезжих и чрезмерное увлечение алкоголем, но пара старожилов потом, спустя несколько месяцев, как все улеглось, рассказывала, будто видели ведьму, кружащую на метле над деревней, и вместо ног у нее были лапы с когтями. Каким образом после непогоды пожару удалось так быстро распространиться – тоже осталось загадкой. Дома и пристройки вспыхнули, как спички, словно политые серой вместо дождевой воды.

Мы бегали помогать соседям, дед только и делал, что таскал ведра до самого рассвета, и наш дом остался нетронутым. Стоял себе тихий и пустой, с побитыми окнами, в окружении ревущего пламени. Только я видел, как повеселевшая Лизавета с Колькой обнимались на нашем крыльце, а в доме хозяйничала покойная бабушка, и ни одна искра не попала в дом, который они берегли, как бесновалась поблизости Дианка. Сгорела она тогда или просто сгинула – не знаю. Помню только, как языки пламени охватили ее разом, и поток ее проклятий превратился в хохот.

Я больше не боюсь мертвецов и, главное, никогда не беру сомнительные штуковины в руки.

Нина Гулиманова

Десять тысяч шагов

Вера спустилась с крыльца и глубоко вдохнула свежий морозный воздух. Прогноз не обманул: погода стояла замечательная, безветренная – как раз для прогулки. В разрывах туч проглядывало декабрьское негреющее солнце.

– И куда же мне пойти сегодня? – спросила женщина вслух. И ответила сама себе: – Туда, где я ещё не была.

* * *

Всё началось с Вериного дня рождения. Накануне дети – Катя и Паша – попытались выяснить, что бы она хотела получить в подарок. Но Вера только отшучивалась.

День рождения пришёлся на воскресенье. И сын, и дочь жили в других городах, выбраться не могли. Позвонили утром, поздравили, но тайну подарков раскрывать не стали.

Вечером курьер привёз посылку. В ней лежали две коробки. Вскрыв их, Вера обнаружила в одной маленький аккуратный цифровой фотоаппарат, а во второй – фитнес-браслет. Тут же раздался звонок от дочери, словно та почувствовала важность момента.

– Мамуль, ну что? Получила подарки? Понравились? Смотри, фитнес-браслет – это чтобы ты гуляла. Ты же совсем пешком не ходишь, разве так можно? И работа сидячая, и дома из-за компьютера не встаёшь! Ты же у нас ещё молодая, красивая, а сидишь в четырёх стенах. Надо в день проходить не меньше десяти тысяч шагов. А фотик – это чтобы ты фоткала всё интересное, что на прогулке увидишь. И нам присылала. Паша предлагал тебе смартфон обновить, но я сказала, что на телефон ты не любишь снимать. Скажи, здорово мы придумали? Тебе нравится?

Вера похвалила подарки и пообещала больше ходить пешком. Попрощавшись с дочкой, она подошла к зеркалу. Отражение смотрело на неё усталыми серыми глазами.

– Со следами былой красоты, – усмехнулась Вера. – Не очень молодая, конечно… Но прогулки точно не повредят.

Потом она позвонила сыну – поблагодарить. Паша, как обычно, попенял матери, что она не хочет перебираться поближе к нему с женой.

– Даже с днём рождения по-человечески поздравить тебя не могу: работа, работа. А так была бы рядом. Мы вот о внуках твоих задумываемся. Тебя же там ничего не держит!

Вера и сама не понимала, почему она так упорно отказывалась переезжать. Наверно, за пять лет она просто привыкла к этому небольшому, нешумному южному городу. В первый же месяц нашла неплохую по местным меркам работу. Коллектив был не сказать, чтобы дружный, но сработавшийся, её ценили.

Хозяйка квартиры уважала Веру за серьёзность и аккуратность, иногда сокрушалась: «Такая хорошая женщина – и одна!» Вера вежливо улыбалась и пожимала плечами. Крест на личной жизни она поставила несколько лет назад, когда очередная любовная лодка разбилась в щепки. Правда, когда дочка отучилась в вузе и нашла работу в другом городе, Вера испугалась одиночества, даже зарегистрировалась на нескольких сайтах знакомств. Но очень быстро поняла, что устала начинать с нуля и разочаровываться.

В понедельник именинница угощала коллег тортиком. Секретарша Ирочка, заметив на её руке браслет, заинтересовалась: раньше Вера особого стремления к активному образу жизни не проявляла.

– Хорошая штучка. У моей мамы такой же, фирма только другая. Так вас теперь на работу не подвозить, пешком ходить будете? – подмигнула она.

– Нетушки, – засмеялась Вера. – Я же сова, куда мне ещё раньше вставать. Вот с работы постараюсь пешком. Если погода позволит.

И погода позволила. Ранняя осень, как обычно, почти не отличалась от лета. К концу рабочего дня жара спадала, и Вера безбоязненно доверяла предвечернему солнцу шею, плечи и руки, покрытые россыпью маленьких родинок.

Как показал браслет, дойти от работы до дома – уже значило выполнить дневную норму шагов. Если же рабочий день был суматошным и напряжённым, женщина выбирала более длинный путь и приходила домой с окончательно проветренными мыслями.

Перед сном Вера подсоединяла цифровик к компьютеру, сбрасывала на него фотографии, выбирала лучшие и отсылала их детям. Фотографировать ей нравилось. Вначале она немного стеснялась прохожих, но со временем перестала. Одно красивое раскидистое дерево женщина особенно полюбила и фотографировала всю осень с перерывом в несколько дней. На снимках его листва постепенно меняла цвет, а потом начала редеть, опадая.

По выходным Вера путешествовала по городу. Папка на компьютере постепенно пополнялась снимками старинных зданий, парковых аллей в золотой листве, кошек на подоконниках, лениво глядящих в объектив, убегающих вдаль рельсов (железная дорога делила город пополам).

В ненастные дни Вера пересматривала фото, поглаживала отдыхающий шагомер и шептала ему: «Ничего… Скоро дождик закончится, и мы опять пойдём гулять».

Так незаметно прошла осень, и наступила зима.

* * *

Вера дошла до ближайшего перекрёстка и повернула на запад. Сегодня она дольше обычного провозилась на кухне и вышла позже, чем планировала. Но на улице было ещё светло, и женщина рассчитывала вернуться домой до наступления ранней зимней темноты.

Дом, в котором Вера снимала квартиру, стоял в историческом центре города, уже давно не совпадающем с географическим. До окраины можно было дойти за одну обычную Верину прогулку.

Вера шла по узенькому тротуару, лавируя между подмёрзшими лужами. Дышалось легко. Улица была пуста: сказывался воскресный день. Все многоэтажки остались позади, по обеим сторонам улицы тянулись частные дома. Почти в каждом дворе была собака. Маленькие с лаем бросались к забору, большие нюхали воздух и провожали Веру внимательным взглядом.

Наконец улица закончилась. Асфальт оборвался, его сменила гравийная дорога, уводящая к трассе. На повороте, поодаль от остальных, стоял последний дом. Вера остановилась, высвободила браслет из-под рукава куртки, прищурилась. Когда она вернётся домой, норма будет перевыполнена.

«А фотографировать-то здесь и нечего, – подумала женщина. – Сегодня мои без отчёта останутся».

Словно услышав её мысли, небо, покрытое рваными синими тучами, вдруг вспыхнуло прощальным огнём. Из окна Вериной квартиры можно было иногда наблюдать такую картину, но там закат наполовину заслоняли дома и деревья. А здесь ничто не мешало запечатлеть красоту.

– Спасибо! – воскликнула Вера, торопливо сняла перчатки и достала камеру.

Она успела сделать несколько кадров, и на небе словно кто-то повернул выключатель: огненные блики погасли так же внезапно, как и появились. Сразу стало ощутимым приближение ночи. Вера оглянулась: восток был тёмно-синим, почти ночным, город зажёг огни и звал вернуться домой.

– Ну что, готов считать? – спросила Вера браслет, убирая фотоаппарат. – Мы сегодня молодцы.

Уже дойдя до границы асфальта, женщина услышала позади мужской голос:

– Женщина! Женщина, подождите!

Вера остановилась и обернулась. От крайнего дома, опираясь на палку и сильно припадая на левую ногу, к ней ковылял мужчина.

Улица была по-прежнему пуста. Вере стало страшновато. Первой мыслью было убежать, но она сообразила, что инвалид вряд ли опасен для неё.

– Ближе не подходите! – крикнула она, когда мужчина приблизился, и выставила руку вперёд. Он остановился. В свете загоревшихся фонарей Вера рассмотрела незнакомца. Лет пятидесяти, высокий, почти седой, небритый, в распахнутом полушубке.

– Зачем вы фотографировали мой дом? Кто вас прислал? – тяжело дыша, спросил он.

– Ваш дом? Я не фотографировала ваш дом, – растерянно ответила Вера.

– Не лгите! Я был во дворе, я видел! Зачем?

– Послушайте, – Вера всё поняла и постаралась улыбнуться. – Вам показалось. Я фотографировала небо. Закат, понимаете? Закат был очень красивый. А вы подумали, что я снимаю ваш дом.

– Закат? – недоверчиво повторил незнакомец.

– Ну да. Он был прямо над вашим домом.

Мужчина исподлобья смотрел на Веру.

– И вы пришли сюда, чтобы сфотографировать закат? Думаете, я поверю?

– Послушайте, – мягко сказала Вера. – Я гуляю каждый день, у меня фитнес-браслет, он считает шаги. Вот, видите? А фотографии я детям посылаю, чтобы они знали, что я их не обманываю. Сидячая работа, и всё такое. Честное слово, я просто фотографировала небо. Ну, правда, если бы меня кто-то прислал, стала бы я дожидаться, пока вы меня догоните? Да меня бы уже и след простыл. Прыгнула бы в машину, и всё.

– Детективы любите? – неожиданно улыбнулся мужчина.

– Ага, – кивнула Вера. – Детективные сериалы.

– Я, наверно, напугал вас, – помолчав, смущённо сказал незнакомец. – Простите, я не хотел. Просто это было так неожиданно…

– Я не сержусь, – произнесла Вера. – Бывает. Я на вашем месте тоже переполошилась бы, наверно. Так что и вы меня извините, заставила вас бегать. А вам, наверно, больно.

Она кивнула на его ногу и тут же осеклась: это было нетактично.

– Да нет, не больно, – глухо сказал мужчина. – Просто раздражает, что такой неуклюжий.

– Как же вы… один справляетесь? – тихо спросила Вера. – Всё-таки самый край города…

– Нормально, привык. Есть доставка. И соседи очень хорошие попались, в помощи никогда не откажут, – он кивнул на дом, возле которого они стояли.

Несколько секунд они молчали, и Вера уже хотела попрощаться, но незнакомец вдруг предложил:

– Я чай свежий заварил. Может, зайдёте ненадолго? У меня есть вишнёвое варенье. Погреетесь, а то похолодало к ночи. Я вам потом такси вызову.

– Нет-нет, спасибо, – поспешила ответить Вера. – Мне уже нужно возвращаться – и обязательно пешком. Давайте как-нибудь в другой раз, хорошо?

– Ну, как знаете. Тогда приходите весной. У меня сад за домом. Очень красиво, когда вишни цветут. Фотографии получатся отменные.

– Обязательно приду, – улыбнулась женщина.

Дома, налив себе большую чашку горячего чая, Вера просмотрела на компьютере закатные фото и отправила самое красивое детям. Подумала секунду-другую, нажала на нём правой кнопкой мышки и выбрала «сделать фоновым изображением рабочего стола». Теперь в левом нижнем углу монитора темнел домик с двумя светящимися окнами.

О встрече с незнакомцем Вера не стала рассказывать ни Кате, ни Паше. Зачем давать им лишний повод для беспокойства?

* * *

Вскоре зима всё-таки взяла своё, и дальние прогулки пришлось отложить. На работу и с работы Веру подвозила Ирочка. Если не дул пронизывающий ветер, вечером Вера обходила вокруг своего квартала.

А перед сном она заглядывала в недавно созданное ею сообщество в ВК – «Десять тысяч шагов». Оно потихоньку росло, всё новые люди подписывались, делились впечатлениями и снимками, рассказывали о своих городах и посёлках. Некоторые писали Вере в личку, благодарили «за вдохновляющий пример». Она смущалась и старалась отшутиться. Иногда забредали матёрые «ЗОЖники», но надолго не задерживались: Вера со своими прогулками по городу вызывала у них снисходительную усмешку. Нашлись и в её городе единомышленники, звали с собой. Вера соглашалась, но потом возникали какие-то сложности, и всё раз за разом откладывалось.

Иногда она думала о человеке, живущем на краю города. Кто он? Почему её появление его так встревожило? От кого или от чего он прячется? Если бы Вера не ушла тогда, сейчас она знала бы ответы на эти вопросы. Но на ночь глядя довериться мрачному незнакомцу с окраины? Нет, она поступила совершенно правильно.

* * *

В феврале на улицах то тут, то там запели синицы. Вера качала головой, посмеиваясь над собой: каждый год их незатейливое «ти-ти-ку» волновало её, как в юности, словно обещая прекрасную и удивительную весну.

Вскоре она снова начала возвращаться с работы пешком и гулять по выходным. Даже прошлась однажды с очень милой семейной парой – в меру общительными, ненавязчивыми бодрыми пенсионерами.

С приходом тепла женщина стала чаще вспоминать незнакомца. Ей нравилось думать, что его приглашение и её обещание – вернуться весной – связывают их, словно невидимая ниточка. Вера пыталась угадать, как зовут мужчину, примеряя имена по очереди к образу, оставшемуся в памяти. В конце концов она остановилась на Алексее.

Вишни зацвели в конце апреля. Они красовались на каждом углу, в каждом дворе. Дни стояли тихие, солнечные, очень тёплые.

В пятницу Вера шла домой, окунаясь то в одно, то в другое облако аромата и пчелиного гула. Рабочая неделя закончилась, впереди были выходные, и пора было выполнять обещание.

Впервые ей пришла мысль, что со стороны всё это выглядит смешно. Два немолодых человека случайно встретились и из вежливости (а может, и в шутку) договорились увидеться через несколько месяцев. Как можно было принять всё всерьёз? Хорошо хоть никому не рассказала, даже дочке.

На следующий день, закончив уборку, Вера посмотрела в зеркало и сказала себе:

– А почему бы не пойти? Гулять сегодня нужно? Нужно. Фото делать нужно? Нужно. А что может быть красивее, чем цветущие вишни под голубым небом? Правильно, ничего. Так что приводим себя в порядок и идём гулять!

Стройная сероглазая женщина в зеркале не стала возражать.

Учёные советуют гулять в быстром темпе. В другой день Вера могла бы с ними поспорить, но не сегодня. Маленькие собаки, залаяв, тут же обиженно умолкали, а большие удивлённо смотрели на стремительно шагающую темноволосую женщину – куда она так спешит?

Завидев в конце улицы знакомый дом, Вера сбавила шаг. Она ведь просто гуляет.