Текст книги "Путеводная звезда"

Я обернулась на запад и обмерла. С разящего багряными сполохами неба на меня стремительно несся дракон.

* * *

Стас Белов, 18 лет, Некрасовка, Москва, без определенных занятий

Пленник издыхал. Он не мог уже больше перемещаться и недвижно лежал в траве, скукожившись, свернувшись в калач, будто пытался уменьшиться в размерах перед гибелью. В своей разодранной, нелепой красной тужурке он выглядел каплей крови, оброненной на зеленое сукно.

«Часа два осталось, ― по опыту определил я. ― Может, три».

Я мог бы помочь умирающему и отправить к нему ящера или тигра, но почему-то делать этого не хотелось. Я как раз пытался сообразить, почему именно, когда на пороге нарисовался Толян.

– Слышь, придурок, ― гаркнул он. ― Аутист гребаный. Сиди тут и не высовывайся, понял? Я спрашиваю: понял, сука?

Я не ответил, Толян убрался, и стало тихо. Курва, как обычно, затемно отправилась на завод ишачить. Малолетка накануне прихворнула и потому в школу не пошла ― валялась в спальне, которую раньше делила с каргой, на огороженной ширмой кушетке сразу за гладильной доской. Я намеревался побездельничать, наблюдая, как издыхает пленник, так что никуда высовываться и не собирался. Толян мог быть спокоен.

С четверть часа я то тут, то там лениво латал Залесье. Добавил деревьев туда, где прохудился лес. Повернул реку, чтобы орошала дальние луга. Проредил не в меру расплодившуюся волчью стаю. Изредка я бросал взгляд-другой на умирающего маменькиного сынка. Тот еще дышал.

Я собирался заглянуть в пещерный город проведать львов, когда в своей спальне заорала вдруг малолетка.

– Стас, помоги, ― истошно голосила она, как тогда, три дня назад. ― Стас! Ста-а-а-а-асик!

С четверть минуты я раздумывал. Затем нехотя поднялся на ноги. «Пусть только попробует, гнида», ― вспомнил я свои неосторожно сказанные слова. Малолетка продолжала орать, и я медленно, нога за ногу, потащился на голос. Пересек гостиную и ступил через порог спальни.

Из-за ширмы доносились теперь звуки возни, крик малолетки стих, сменившись на скулеж, и я подумал, что Толян, видать, ее уже изнасиловал, и надо бы вернуться к себе, но почему-то возвращаться не стал. Вместо этого я подхватил с гладильной доски утюг и рванул створки ширмы на себя.

При виде меня Толян извернулся, вскочил на ноги и махнул рукой. Я не успел понять, что произошло. Мне стало вдруг больно, нестерпимо больно. Утюг выпал и загремел по половицам. Я упал на колени, затем завалился на спину. Боль ярилась, бесновалась у меня в груди. И почему-то назойливо ввинчивался в уши дребезжащий зуммер дверного звонка.

* * *

Артем Головин, 36 лет, Печатники, Москва, старший группы Лиса-4 поисково-спасательного отряда «Лиза Алерт», позывной Леший

– Довольно, ― каркнул Старик, когда доносящиеся изнутри крики стихли. ― А ну, отойди в сторону!

Он перестал жать кнопку дверного звонка и отступил назад. Я посторонился. Секунду спустя Старик с разбега высадил ногой входную дверь. Мы ворвались вовнутрь.

Здоровенный, голый, с ног до головы татуированный бугай с раскроенным черепом лежал ничком на пороге спальни. Забившись в угол и заходясь икотой, мелко тряслась расхристанная, растрепанная девица. Замаранный кровью чугунный утюг прикорнул к стене у ее ног.

Станислав Белов, раскинув руки, лежал на полу спальни навзничь. Рукоять ножа выпирала у него из грудины. На губах пузырилась кровавая пена, но он еще дышал. Я упал перед ним на колени, рывком обернулся к Старику.

– Скорую!

Старик скривил губы. Неспешно огляделся по сторонам.

– Зачем? ― процедил он. ― Зачем скорую? Тут за нас проделали нашу работу ― этот уже не жилец. Звоним ментам и уходим.

– Постой, ― я метнулся к девице. ― Это ты? ― мотнул я головой в сторону бугая. ― Это ты его?

Девица затряслась пуще прежнего, судорожно закивала. Я сорвал с пояса флягу с водой.

– На, попей! Успокойся!

– Это я, ― прохрипел вдруг с пола умирающий аутист. ― Не она, это я его, гниду. На меня все валите, понял, ты? На меня…

Через три минуты он испустил дух.

* * *

Анастасия Юденич, 20 лет, общежитие МСГУ, Ярославское шоссе, Москва, студентка второго курса

Дракон наискось, сверху вниз несся в атаку. Томка вывернулась у меня из-за спины, вскинула травмат, выпалила в упор. Миг спустя дракон обрушился на нее, похоронил под собой. Я шарахнулась назад, споткнулась, упала на спину, приложилась затылком о камень и потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, все было кончено. Диковинной травы и цветов больше не было. И горного пика не было. И дракона. И небо из багрового стало серым. Стояло спокойное, тихое, ласковое бабье лето. И лежала в пяти шагах изломанная, раздавленная драконьей тушей мертвая Томка.

Я бросилась к ней, в двух шагах остановилась, застыла. В двадцати метрах западнее что-то алело в увядающей траве. Мгновение спустя я поняла, что это, и метнулась туда.

Парнишка был жив. Изможденный, грязный, весь в ушибах и ранах, он все еще дышал. Я упала перед ним на колени, выдернула из-за пазухи мобильник. Трясущимися руками нашла в адресной книге номер горячей линии «Лизы Алерт».

– Здесь Анастасия Юденич, позывной Сибирячка, ― прохрипела я в трубку. ― Нахожусь в лесу, в двенадцати километрах юго-восточнее Черустей. Пропавший Игорь Орехов. Найден. Жив. Напарница Тамара Бестужева, позывной Томка, погибла. Нуждаюсь в помощи. Повторяю: нуждаюсь в немедленной помощи.

– Вас понял, ― рявкнуло в трубке. ― Высылаю людей и скорую.

– Скорая здесь не пройдет. Вертолет! Необходим вертолет.

– Понял вас. Высылаю.

Телефон выпал у меня из ладони. Я подхватила спасенного паренька, прижала к себе.

Чудеса случаются, вспомнила я. Иногда, крайне редко.

Василиса Павлова
ЧП номер семь

Эй, ну как ты кидаешь? Ну куда ты кидаешь?! Не видишь ― мимо летит? А потом будешь обижаться, претензии предъявлять: Чижик-Пыжик плохой, желание не исполнил, счастливой не сделал. Прицеливайся давай… Вот, уже лучше, монетка почти крыла коснулась. А если пригоршней мелочи сразу? Поищи, может, найдешь в кармане хотя бы штук пять, сбросишь сразу все, авось хотя бы одна меня достанет. Ну вот, я же говорил, попала точно по макушке. Молодец, утирай слезы! Ну-ка, что ты там загадала, зареванная моя? Андрея вернуть? Ох, Оксана, дурочка несчастная, никуда он от тебя не уходил. Он ведь тебе сегодня предложение хотел сделать, а ты его пилить начала, причем из-за сущего пустяка… Подумаешь, опоздал. Он кольцо тебе выбирал в ювелирке, полмагазина облазил, всех продавщиц на уши поставил. Ну и конечно, когда ты его встретила звериным оскалом, он и психанул. Тут любой нормальный мужик психанет. Ладно, не плачь, обойдется все. Да вернется он, говорю тебе, остынет и вернется! Иди домой, глупенькая, утром твой Андрей позвонит и извинится. И будете вы еще жить долго и счастливо. Не веришь? Да уж поверь. Это я тебе говорю, Чижик-Пыжик, тот, кого вы городским талисманом называете, добрый дух, между прочим.

А вот, кстати, почему Пыжик? Ладно, про Чижика понятно, птичку же в бронзе отлили, не мамонта, а вот пыжик тут при чем? Это же маленький олень, теленок малолетний. Разве я похож на теленка? Странные вы, люди, и названия даете странные.

Ну а ты, мил человек, чего шебуршишь там, наверху? Еще один ночной гость с горящим желанием? А веревка тогда зачем? Ой, гляньте, люди добрые, никак очередной собиратель монеток пожаловал! Да собирай, жалко, что ли, вон их сколько вокруг меня накидано! А сколько их в Фонтанку упало, меня не коснувшись! Только вот чтобы их достать, не веревка нужна, а водолазный костюм. Эй, ты че, дурак, что ли? Ты зачем долото и молоток с собой притащил? Да что я спрашиваю, ясно же зачем… Не монетки тебе нужны, меня от постамента решил отколупать. Ну, брат, мы так не договаривались. Ты вот объясни мне, птичке бронзовой, зачем я тебе сдался? Продать? Да кто меня, ворованного, купит-то? Утром же во всех новостях трубить начнут ― ЧП городского масштаба, пропал Чижик-Пыжик, памятник и талисман, добрый дух Питера, нашедшему премию. В пункт цветмета отнесешь? Только там тебя и ждали. Не заплатят да еще и в полицию сдадут, они хоть ребята ушлые, но под статьей из-за неполных пяти килограмм бронзы ходить не станут. Подумай, пока не поздно… ладно, понял, поздно. Аккуратнее хотя бы, хвост не повреди.

Так, ну спасибо за приятную прогулку. Пыльный мешок ― отличная альтернатива виду на осеннюю Фонтанку. Дальше что? Ты меня домой, что ли, притащил?! В седьмой раз меня похищают, а чтобы домой притаскивали, такого не помню, обычно сразу на перепродажу несут. Нет, разок было, пару дней в чулане провалялся сначала. А тут прямо домашний-домушник. Я ведь правильно угадал, вор? Ну ладно, не угадал, а распознал, когда ты меня кольцом своим железным коснулся. Я ведь не Вольф Мессинг, чтобы мысли просто так слышать, мне от человека металл-проводник нужен. Поэтому и монетки надо бросать так, чтобы хоть вскользь меня задели, иначе ничего не пойму, не считаю. Вы же странные, люди, вам как с детства внушили, что вслух желания произносить нельзя ― не сбудутся, волки услышат, так вы этому суеверию всю жизнь и следуете. Ну так хотя бы мелочь не жалели, кидали бы до попадания! А то кинут молчком и мимо, а мне гадай!

А вот скатерть постирать надо, на такой прямо стоять противно, вся в пятнах. Да, я сам тоже не идеал чистоты, хоть и талисман, но тут издержки профессии ― пыль летит, дождь, снег, коллеги-птицы следы оставляют, чтоб их… Ладно, зачем притащил-то, рассказывай? Самолюбие воровское потешить, перед дружками похвастаться ― смотрите, что упер?

Ну вот, говорю же, дурак. Ты зачем под меня бумажку сунул? Я тебе икона, что ли? Не понимаю я бумажек, нет у меня с ними родства. И теперь что, будешь ждать, когда твое желание, которое я не услышал, исполнится? Ну жди, пока не поумнеешь.

Коне-е-чно, месяц прошел, ты в том же дерьме барахтаешься, а виноват, разумеется, Чижик-Пыжик. Потому что «не работает», видите ли. Знаешь, насколько я тебя успел узнать, и не сработало бы, даже если бы у тебя ума хватило монеткой меня коснуться. Потому что жадный ты мужик и ленивый к тому же. Наверняка денег попросил, просто так, за здорово живешь. Я тебе секрет открою ― злым и жадным я не помощник. В курсе ведь, какой у меня статус? Талисман я, добрый дух. Я бы еще пошел навстречу, если бы ты для матери старенькой корову попросил или машину дров бесплатно, или тарелку спутниковую, чтобы телевизор у нее на сто каналов работал. Придумал бы, как их поселковому председателю эту мысль внушить. Или, например, работу тебе хорошую найти, чтобы со временем мать смог к себе забрать. В офис бы я тебя не устроил, конечно, а вот слесарем на завод, да с пакетом социальным, с зарплатой крепкой, чтобы на нормальную жизнь хватало…. Да ну, о чем я, разве ты такое бы загадал? А так, тебе лично, здоровому бугаю, богатство да без всякой благой цели? Чтобы шелковый халат носил, баб менял как перчатки, жрал от пуза и пил не просыхая? Да уволь, не стал бы помогать. Нет, я не в прямом смысле ― уволь… куда, опять в мешок?!

Ох, и странные вы все же, люди. На две бутылки водки меня обменять! И этот тоже хорош, интеллигент. Разве интеллигентный человек ворованное купит? Небось сразу сообразил, откуда птичка прилетела. И размер ― не карманный же я сувенир, а тяжелый, полновесный, да и бронзу ни с чем не спутаешь. А вот взял и обменял. Самолично в магазин сбегал, два пузыря ворюге купил и меня прямо с мешком забрал. Хоть бы уж вытащил побыстрее, надоело в пыльную мешковину упираться.

О, привет, пацан! И вам, уважаемый кот, тоже здравствуйте! Я хоть и бронзовый чижик, но по образу и подобию, поэтому некоторые птичьи опасения унаследовал. Ладно, знаю, что ничего ты мне не сделаешь, даже поцарапать, наверное, не сможешь, но знай ― я с тобой ссориться не хочу, держись подальше! А может, зря я так? Вон ты какой, рыжий, толстый и морда добродушная. Говорят, питомцы со временем становятся похожими на своих хозяев, хотя по пацану такого не скажешь ― худенький, вихрастый, скулы торчат и тоска в глазах. Что случилось-то, парень, поделись! Да, а вот сейчас интересно будет послушать, как тебе отец мое появление в доме объяснит?

Надо же, все правильно сказал про талисман, который приносит счастье хорошим людям, исполняет самые заветные желания. Так оно и есть, желание должно быть заветным, горящим, так, чтобы металл, который к руке прикасался, обязательно мне его тепло передал. Не температуру по Цельсию, конечно, а ментальную. Бывали случаи, когда монетки аж обжигали, едва касаясь, и уж если человек при этом был хорошим, с чистыми помыслами, ― тут уж я старался изо всех своих птичьих сил, чтобы помочь. Правда встречались «горящие» монетки и с ненавистью, пылали желаниями кого-то со света извести или гадостей наделать ― из ревности там, мести. Нет, это не ко мне, тут хоть золотом обсыпь ― выполнять такое не буду. А ведь тоже некоторые потом обижались, недоумевали, почему не сработало. Вам-то что от меня надо, люди добрые и уважаемый кот? Зачем меня в свой дом поселили?

Ну вот, решился наконец. Почему-то я так и понял, что ты, Сергей, не просто так тому домушнику за водкой бегал, не потому, что я тебе антиквариатом показался или оригинальной статуэткой с красивой легендой. Ты, выходит, в курсе моего секрета, и когда сыну обо мне рассказывал ― не шутил. Только почему ждал почти две недели, так и непонятно. Надеюсь, у тебя, взрослого человека, хватит ума не просить у меня невозможного? Думаешь, я, раз бронзовая птичка, переживаний твоих понять не могу? Догадался уже, что вам с сынишкой выпало, портрет в траурной рамке видел, да и как пацан плачет по ночам ― разве скроешь? Только не смогу я Петьке маму вернуть, не в моих это силах. Подумай хорошо, что скажешь, о чем попросишь. И монеткой не забудь прикоснуться, помнишь, я ведь мысли не слышу.

Ладно, годится. Раз ты для сына лучшей жизни просишь, тогда будем действовать. Для начала давай прикинем, сколько лет вашей пятиэтажной развалюхе? Лет пятьдесят будет, точно. Значит пора на слом, а жильцам, соответственно, квартиры в новостройках. Сделаем так, чтобы ваш дом расселили не на глухой окраине, а рядом с метро, в хорошем районе. И чтобы школа была рядом, современная, и поликлиника. В общем, жди, Сергей, официального письма и готовься к новоселью. Я понимаю, под лучшей жизнью ты не только бытовые условия подразумевал, но это первый шаг. Дальше работу тебе сменим, сможешь Петьку на море возить, компьютер ему новый купишь, а там видно будет.

Ой, да не надо меня благодарить! Я и сам, если честно, рад. Вон у Петьки глаза сияют ― нравится на новом месте, и у уважаемого кота Василия хвост трубой. Ну еще бы, такие хоромы, гуляй ― не хочу! Кстати, то, что я на новой тумбочке в зале стою, это, конечно, почетно, но вот почистить мою бронзу совсем бы не помешало, я ж зеленый весь, в патине. Говорят, гороховая каша помогает и лимонный сок. А потом можно шерстяным носком пройтись для блеска. Не слышишь ты меня, конечно, а сам вряд ли догадаешься, что Чижику-Пыжику тоже может помощь понадобиться.

Сергей, ты зачем Петьке про монетку рассказал?! Радость радостью, но я же не золотая рыбка! Ему всего десять лет, он ведь еще в Деда Мороза наверняка верит, думаешь, трудно догадаться, о чем попросит? Я понимаю, ты хотел ему про начало лучшей жизни рассказать, надежду подарить, а меня, выходит, подставил. Ну вот, так я и знал, дождался ночи и ко мне идет, на цыпочках, боится тебя разбудить. А монетка-то огнем пылает! Эх, Петька, Петька, ну не волшебник я, хоть талисман и добрый дух… Ну как я тебе маму верну?

Здравствуйте, Вероника! Нам Сергей много про вас рассказывал. Кому нам? Мне, Петьке и уважаемому коту Василию. Говорил, что вы добрая, красивая и очень умная. Насчет последнего сомневаюсь, раз вы сказали про меня: «Ах, какая точная копия!» Какая я вам копия? Невооруженным глазом же видно, что я самый что ни на есть оригинал. Но это в данном случае и неважно. Главное, будьте доброй и заботливой, пусть вас Петька хотя бы примет, а там, глядишь…

Петь, ну ты чего? Ну подумаешь, свадьба. Ты же сам Вероникины пирожки хвалил! И по математике она тебе помогла, и в цирк вы вместе ходили. А уважаемый кот Василий, между прочим, с ее колен не слазит, значит, хороший она человек, ему можно верить. Злишься? На меня? Что желание твое не исполнил? Ты погоди с выводами, может, и исполнил, только ты этого сейчас понять не можешь. Так, ты что задумал? Ты зачем меня в школьный рюкзак запихнул?!

Ой, Фонтанка…здравствуй, дом родной! Только место-то уже занято, я ведь пропал почти год назад. Конечно, мэрия копию заказала, не оставлять же город без талисмана. Теперь вон на бетонном «насесте» мой клон сидит, братишка. Надеюсь, обязанности исполняет исправно, не халтурит. А ты меня, Петька, зачем сюда притащил? Хотел на место вернуть? Или…

Да, дно Фонтанки не мешало бы почистить. Сверху, конечно, не видно, но набросано тут всякого добра и недобра ― на городскую свалку хватит. Стоп, а ведь тут и монетки есть, вон крылом одну чувствую и под подставкой две. Это я удачно приводнился. Ну-ка, что тут у нас? Что-то я по простым желаниям даже соскучился. «Пусть папа купит мне мороженое!», отлично, сделаем так, что купит. Правда, загадано почти десять лет назад, и восьмилетняя девочка уже доросла до студентки-первокурсницы, но папа же все равно будет рад купить ей мороженое. Желание-то не остыло!

А вот это уже не горит, не обязательно его выполнять. Но тут, пожалуй, порадоваться можно за хозяйку монетки, пять лет назад она загадала родить здорового малыша, а теперь у нее уже двое сыновей, нужен ли третий ― пусть сама решает, а я помогу, если рублик снова потеплеет. А это что за странная монета такая? Пять копеек тысяча девятьсот…шестьдесят первого года. Ого, какая старина! Брошена сорок с хвостиком лет назад, тогда еще меня тут и в помине не было, монетки с моста или с набережной просто так бросали. Но горит желанием, будто его вчера загадали: «Хочу вернуться в Ленинград!» Дорогая Ада Марковна, вам уже девяносто шесть, живете вы в Хайфе, с детьми, внуками и правнуками, да и Ленинграда-то уже давно нет. А желание горит! Что же мне сделать для вас, что придумать? Давайте я вас верну в тот самый город во сне, в вашу последнюю ночь на этом свете.

Все-таки спасибо тебе, Петька! Смотри, что я успел…и не обижаюсь я, не думай. У тебя все будет хорошо, там я тоже успел сделать все, что смог, дальше сами разберетесь, а мне и здесь дел хватит. Я теперь рядом с братишкой Чижиком-Пыжиком, хоть и в Фонтанке, но у подножия, а промахиваются многие. Странные вы все-таки, люди!

Эй, ну как ты кидаешь? Ну куда ты кидаешь?! Не видишь ― мимо летит?..

Мария Соловьёва
Девушка с голубым фонарем

Сейчас я даже и не вспомню, когда впервые увидел ее. Наверное, тем летом, когда отчим повез нас с мамой в Питер, знакомить с родней. Мне, подростку, тогда не было дела до захолустного полустанка, где поезд почти не притормаживает. Миниатюрная женская фигурка в синей форме воспринималась так же, как будка у семафора. Разве что в руке у девушки был фонарь непривычного цвета. Голубого.

А может, и не в тот раз, но я точно спрашивал отчима, почему фонарь голубой. Он был занят ― воодушевленно рассказывал маме про мосты Питера и попросил позже напомнить вопрос. Ну а я и забыл, не больно-то надо.

Мама подружилась с родней отчима, и мы стали регулярно ездить в Питер. И всякий раз я видел девушку с фонарем. Я привык к ней, как к нелепо раскрашенной скульптуре лисы с колобком у нас во дворе. Ну, стоит себе и стоит, работа у нее такая.

Потом отчим умер, и я до окончания института не был в Питере. А когда наконец выбрался, то уже мог позволить себе «Сапсан», который пролетел мимо того полустанка так быстро, что я не разглядел девушку, лишь голубой огонек мелькнул. Я подумал, помнится, что на железной дороге больше нигде нет ручных ярко-голубых фонарей. Но, возможно, это связано с рельсами, которые довольно резко изгибаются здесь, буквально выстреливая поездом из густого подлеска, как из-за угла. Только через несколько лет до меня дошло, что с девушкой не все просто.

В тот раз я ехал с коллегой на конференцию в купе-переговорной. Разумеется, хороший коньяк и разговоры о работе начались еще в Москве, и нестойкий коллега на полпути уже клевал носом, а я лениво таращился в окно. Поезд чуть замедлился, входя в поворот, и я впервые прочитал название станции: «Селище». Девушка стояла на прежнем месте. В той же самой темно-синей форме, подтянутая и улыбчивая, как стюардесса в бизнес-классе. Я к тому времени много поездил по стране и готов был поклясться, форма у наших стрелочников, дежурных и прочих работников РЖД совсем другая. А еще она смотрела точно на меня. Все четыре секунды. Но тут, возможно, дело в коньяке.

Интернет добавил мне загадок. Судя по картинкам в поисковике, на девушке была форма образца 1985 года. Селище, конечно, деревня, но вряд ли ее жители и работники станции отстали на тридцать лет.

На обратном пути я подстроил все так, чтобы коллега был трезв, активен и пялился в окно, когда мы проезжали Селище.

– Странная форма на ней, да? – спросил я, когда девушка с фонарем осталась позади.

– На ком? ― удивленно глянул коллега из-под очков.

– На девушке у будки.

– Не видел.

– Как не видел? А фонарь?

– Какой фонарь, Тимур? День на дворе!

– Ты будку видел?

– Ну.

– А еще что там было?

– Ничего. Старая будка. Семафор. Лес кругом. Партизан не видно, – хихикнул он. ― Ты что, без меня начал?

Я перевел разговор и замахнул две стопки подряд, но успокоиться не мог еще долго. Или коллега решил меня разыграть, или какая-то чертовщина творится. В чертей я не верил, а вот коллектив наш грешил не всегда адекватными шутками. Так что шутника Стаса нужно было вывести на чистую воду. Случай представился через пару месяцев, когда нас снова отправили в Северную столицу.

На подъезде к Селищу я убрал со столика бутылку и достал мобильный. На недоуменный взгляд Стаса только бросил:

– Смотри в окно.

Девушка стояла у будки в той же легкой форме, хотя за окном была осень.

– Ну? Видишь ее? – Я сделал несколько фото в спортивном режиме и только потом торжествующе посмотрел на притихшего Стаса.

– Не знаю, – ответил он озадаченно.

– Чего не знаешь?

– Не знаю, что тебе ответить.

Розыгрыш зашел слишком далеко. Я ругнулся и открыл галерею фото на телефоне. Последние шесть кадров были чуть смазаны, но позволяли все разглядеть. Желтеющую стену деревьев, мрачное небо, семафор и потрепанную жизнью будку. Все. Ни девушки, ни фонаря.

– Я видел ее! Я вижу гребаный голубой фонарь каждый раз на этом участке чуть не с детства! – заорал я так, что Стас вздрогнул.

Телефон мой полетел на пол и глухо стукнул по бордовому ковролину.

– Ну, видел и видел… хрен с ней! Доставай призовую, – фальшиво оптимистично предложил Стас и поднял телефон.

Повезло, что мой доклад был на второй день конференции, иначе контора бы мне не простила беспамятной пьянки. Стас продолжал на меня коситься, и я не удивился, когда через неделю в конторе устроили внеплановую консультацию с психологом для всего среднего звена. И на том спасибо, что в общем потоке пустили.

Милая, почти натурально сочувствующая пациентам дама-психолог выслушала меня очень внимательно. Расспросила про детские переживания и начало половой жизни, какие книги и фильмы я предпочитаю, кем вижу себя через десять лет и прочую муру. А под занавес предложила самое дельное и простое, что мне почему-то не пришло в голову: посмотреть на будку этого Селища не из окна поезда, а, так сказать, с земли.

Выделить двое суток на поездку в глушь с сомнительной целью и еще более сомнительным результатом ― это была непозволительная роскошь для меня в ту осень. Командировок в Питер не намечалось до весны, и я как-то забыл про голубой фонарь. По заключению психологини я был в прекрасной форме, жить и работать девушка с фонарем мне не мешала, ну и черт с ней.

Видимо, черт точно был с ней заодно, потому что из окна летящего на майские праздники «Сапсана» я успел заметить не только стройную фигурку в синем, но и выжидающий взгляд, и взмах рукой. Это было что-то новенькое. Девушка подавала мне сигнал!

К полному недоумению друзей я сдал обратный билет и поехал в Москву на арендованной машине. Объяснять ничего не стал. Сначала сам все пойму, а потом уже можно и рассказать кому-то. Ну, или не рассказывать.

Когда я съехал с М-11 на проселочную дорогу, было ощущение, что зашел в другую комнату и плотно закрыл за собой дверь. Цивилизация кончилась за вторым рядом деревьев, время будто споткнулось и пошло дальше, хромая. Минуя само село, я сразу поехал к железной дороге. Чем ближе она была, тем ниже опускалась стрелка спидометра. Последние пару сотен метров я прошел пешком, поеживаясь под задорным майским солнцем. Меня разрывало пополам от противоречий. С одной стороны казалось, что я делаю все правильно и сейчас откроется какая-то страшная тайна. С другой стороны возмущался здравый смысл: что я, взрослый образованный и прогрессивный атеист, тут вообще забыл?

Внутри железнодорожной будки было пыльно и пахло мышами. Похоже, смотритель, или как он сейчас называется, бывал тут крайне редко. И уж тем более помещение не вязалось с аккуратной красавицей в строгой синей форме. Ничего, напоминающего фонарь я тоже не нашел. Я даже не поленился подняться на пути, чтобы глянуть на будку с того места, где примерно находился вагон. Ничего. Только удивленные птицы и густой запах какой-то цветущей травы, от которого хочется чихать.

Здравый смысл высокомерно хмыкнул и предложил мне поискать энергетических напитков в этой дыре, а затем скорее вернуться в современный мир трассы М-11.

Сельмаг был недалеко. Обычный, даже неплохой для подобной местности. Продавщица, бойкая и круглая дочь южных окраин нашей необъятной, перепиралась из-за прилавка с классическим деревенским алкашом:

– Нормальная сайра, дядь Егор, ну че ты!

– Переваренная и пересоленная! Раньше хорошую возили. Шпроты еще были хорошие…

– И сейчас шпроты есть, ты сам не берешь!

– С ума сошла! Баночка сто восемьдесят рублей! Поллитра ощутимо дешевле…

– Вот и пей без закуски! ― обиделась продавщица и громко поставила бутылку дешевой водки на аляповатую клеенку прилавка.

Алкаш тщательно отсчитал мелочь и поставил монетки столбиком, потом так же тщательно стал разглядывать содержимое бутылки на свет.

В очереди передо мной терпеливо стояли две пожилые тетушки в одинаковых рабочих халатах, только одна была слишком ухоженная, какая-то лакированная, что ли. Будто городская начальница приехала на производство с инспекцией, а ее в магазин повели.

Я оказался прав. Та тетушка, что попроще, вполголоса ввела лакированную в курс дела:

– Это Митрич. Егор Дмитриевич, то есть. Он безобидный. Живет на соседней с цехом улице. Иногда чинит нам что-нибудь. Руки-то золотые, хоть и трясутся. Он вообще интеллигентный, инженер путей сообщения, даже награды какие-то имеет. Только несчастье с ним приключилось. Давно еще, лет двадцать… или даже больше…

– Все они свои пьянки несчастьем объясняют! ― припечатала начальница слишком громко, но Митрич уже вышел на улицу.

– Нет, нет, что вы! ― зашелестела местная тетушка. – Там правда трагедия. Он невесту потерял при загадочных обстоятельствах. Вроде попала под поезд на ночной прогулке, но следов не нашли. Вообще никаких. Тут у нас очень нехороший поворот путей, раньше столько народу и скотины помирало на рельсах, а потом как бог отвел, тьфу-тьфу!

– Как это следов не нашли? Даже если поезд ее не переехал, а отбросил, должно быть тело. Или… фрагменты, ― авторитетно заявила начальница, будто до инспекции деревенских цехов трудилась, как минимум, на Лубянке.

– Вот именно! Он клялся, что она сначала попала под поезд, а потом ее инопланетяне забрали…

– Уууу… – саркастически протянула начальница, – все ясно.

– Ну да. Его даже принудительно в психиатрию возили. Не помогло. Вот и пьет. А она, конечно, красавица была. Как статуэтка испанская… черненькая такая, тоненькая, глаза огромные, как форму наденет, даже женатые примерные мужики шеи сворачивали.

Тут меня и шарахнуло, будто опрокинул сразу стакан той дешевой водки, что Митрич в авоську упаковал. Девушка с фонарем! Маленькая, черненькая, красивая, в форме! Я выскочил из магазина вслед за покачивающейся спиной в потертом пиджаке.

Некоторое время я просто шел за Митричем, не зная, как начать разговор. Но, видимо, магазин был рядом с его домом, потому что старика вдруг качнуло резко вправо, он чуть повис на косой калитке и ввалился во двор, не обращая внимания на вертлявую дворняжку. Надо было спешить. Я громко закашлялся и выдал первое, что пришло в голову:

– Простите, а у вас нет случайно вэдэшки?

Митрич замер под странным углом, потом медленно обернулся:

– Вы кто такой?

– Турист, – продолжал импровизировать я, – из Питера.

– Эк вас занесло, дорога-то в стороне от нас.

– Да, но мне нужно было посмотреть на рельсы именно в вашей деревне.

– Это еще зачем? ― Митрич сфокусировался на мне и поставил авоську в траву.

Я решительно выдал все. Пошлет, ну и хрен с ним.

– Понимаете, мне постоянно мерещится красивая девушка, брюнетка в синей железнодорожной форме старого образца. Я много лет вижу ее из окна поезда, а другие не видят. Даже телефон не фотографирует. И вот психолог посоветовала мне приехать и посмотреть не из поезда.

– Посмотрели? ― сипло спросил Митрич после паузы.

– Да. Но там пусто.

– Там давно пустою. – Он отвернулся, шагнул на крыльцо и скрылся за дверью.

Дворняжка, до этого вертевшая головой в непонимании, шуметь ей или нет, залилась тонким и противным лаем. Но не успел я отскочить от зубастого клубка шерсти, Митрич выглянул из дома и гаркнул:

– Заткнись, Бобка! ― и тут же переключился на меня. – Что встали? Заходите.

Водка оказалась не такая уж и плохая. По крайней мере картошка со шкварками знатно ее приукрасила. Митрич сказал, что хрен с ней с машиной, возле сельпо ее никто не тронет, а с утра он возьмет у соседки такого рассольчику, что ни один мент не выкупит и я спокойно уеду. Так что можно пить, сколько влезет. А выпить было о чем.

У Митрича, даже сильно пьяного, была складная речь, напоминающая лексикон деревенских алкашей примерно, как «Азбука вкуса» напоминает тот сельмаг с южной продавщицей. Когда у нас кончилась водка и сковородка картошки, я знал почти все.

Ее звали Бронислава. Редкое имя, редкое сочетание ума и очарования. Они оба окончили институт инженеров путей сообщения, оба работали на железной дороге. В Селище жила семья Митрича, и тем страшным летом двадцать восемь лет назад родня разъехалась, оставив на молодых все хозяйство. Официально Егор и Бронислава не успели расписаться, но жили вместе уже два года, и Бронислава в глазах соседей считалась полноценной невестой. Молодые и безмерно счастливые, они легко управлялись с домом и подолгу пропадали на железной дороге. Им нравилось гулять и строить планы как на собственную жизнь, так и на обустройство мира. Первое, что мечтал сделать Егор, ― модернизировать уже проложенные пути, повысив безопасность в окрестностях Селища. Резкий поворот рельс стоил жизни не только глупой скотине, но и людям. В ту ночь, когда пропала Бронислава, они слушали соловьев, купались в реке, дурачились и играли в догонялки. Как случилось, что она обогнала его и первой шагнула на рельсы, он так и не понял. Поезд выскочил неожиданно. Ночь была безлунная, но Егор отчетливо увидел, как тонкая фигурка в светлом платье взлетела на насыпь, а в следующий миг ее словно разрезал мощный свет тепловоза. Потом была вспышка, ярко-голубая. Когда Егор добежал до рельсов, он ничего не нашел. Он всю ночь метался с фонарем вдоль путей, потом чуть придя в себя узнал, какой именно состав шел в это время в районе Селищ, связался с диспетчерской и попытался выяснить, не было ли какого ЧП. Машинист, которого Егор нашел через сутки, клялся, что был бодр и уж человека на путях точно заметил бы. Правда, он тоже видел странную голубую вспышку, типа короткого замыкания, но потом ничего не произошло и дальше состав пошел без проблем. Егор попытался как-то все объяснить родителям Брониславы, но те, убитые горем, не придумали ничего лучше, как заявить на него в милицию. Было следствие, поиски, но все впустую. Брониславу объявили пропавшей без вести, а его даже отправили на принудительное лечение, потому что бегающий сутки напролет вдоль путей человек пугал сельчан. Годы шли, история забылась, и только старожилы еще помнят, с чего он пьет по-черному. Несколько раз думал покончить с собой, но боялся.