Текст книги "Легенды и сказки Севера"

Энецкая легенда

Священная ель

У реки Большая Хета есть небольшой лес и озеро. С давних пор это место называется Томбе, по-ненецки Тампей. Там жил шаман Дели. У него были жена и сын.

Однажды сын говорит отцу:

– Вот я видел сон. Во сне я услышал голос Бога. Он как будто сказал мне, что где-то есть одна священная ель с семью разветвлениями. Эта ель качается на ветру и поёт, обращаясь ко мне: приди, приди, приди! Уже сколько раз я видел эту ель во сне и слышал голос Бога. Я боялся тебе, отец, об этом говорить. Однако больше молчать не могу. Может, приготовимся и будем аргишить[40]40
  Аргишить – кочевать.


[Закрыть] на то место, где стоит священная ель?

Шаман Дели, услышав такие слова сына, был крайне удивлён. Он не мог понять, как сын, не будучи шаманом, мог слышать голос самого Бога, да ещё видеть священную ель, которую даже опытные шаманы видят лишь в редких случаях. Шаман Дели долго молчал, обдумывая слова сына, а потом заговорил:

– Сын, я не могу тебя понять. Даже если ты и услышал во сне песню священной ели, то где мы её найдём? Неужели мы будем ездить по всей Большой Хете и осматривать каждую ель? Это безумие. Мы проездим целый год, оленей зря будем мучить, но, возможно, так ничего и не найдём. Я так думаю: сын, если ты на самом деле слышал голос самого Бога, то попытайся вспомнить, что он тебе говорил. Не указал ли он тебе точное место, где можно найти ель?

Сын ничего не смог ответить отцу, и разговор на этом закончился.

Прошёл один месяц, наступил март. Хоть солнышко уже довольно высоко, но в тундре ещё холодно. Некоторые стойбища уже начали аргишить на север, к весенним местам отёла оленей.

Сын шамана Дели как-то вечером сказал:

– Отец, я во сне видел дорогу, по которой будем аргишить на священное место. Я опять слышал голос Бога и пение ели. Мы должны аргишить через реку Малая Хета к Енисею. Мы пересечём одну возвышенность и найдём две сопочки, поросшие елью. Там будет священное место.

Услышав эти слова сына, шаман сказал:

– Хорошо, что ты узнал то место, куда мы должны аргишить. Я, конечно, хотел бы аргишить в тундру со всеми людьми к местам отёла. Но если ты опять услышал голос самого Бога, то надо аргишить на священное место.

Шаман стал готовиться к аргишу. Поймал тридцать ездовых оленей. С собой взял сына, жену и ещё одного работника на случай, если некому будет оленей караулить.

Путь оказался далёкий и трудный. Сделали целые четыре аргиша с небольшими остановками. Шаман очень торопился. Он говорил:

– Нам надо ехать быстрее. Пока доедем до священного места, пока идол сделаем, настанет апрель. Когда же мы успеем аргишить в тундру? Ведь отёл оленей приближается.

Наконец-то, шаман и его люди достигли нужного места. Поставили чум недалеко от озера в лесной местности, примерно пятьдесят километров на юг от современной Дудинки. Озеро было такое, что не каждый его заметит. Там так много островов, что не поймёшь, с какой стороны подойти. Но шаману Дели это озеро было давно и хорошо известно. Он не раз проезжал на оленях.

Вечером за ужином шаман сказал сыну:

– Я знаю это рыбное озеро. Правда, больших чиров здесь нет, но сигов можно ловить сколько хочешь. Пока сделаем священную санку и положим идол, можем и порыбачить. Перед аргишом в тундру запасёмся рыбой.

Шаман с сыном поставили сеть, а потом стали осматривать лес, чтобы найти подходящий материал для изготовления священной санки. Сделали заготовки. Дерево рубил только сам шаман, сыну нельзя было это делать. Он хоть и слышал голос во сне, но всё-таки он ещё не был шаманом. Он мог только передавать услышанное отцу.

Когда вечером шаман и его сын вернулись в чум, они обратили внимание на те две сопочки, поросшие елью.

Сын сказал:

– Отец, смотри, что там? Или огонь горит, или что-то светится? Может, костёр горит? Но нет, на настоящий огонь непохоже.

Шаман Дели сказал:

– Это не простой огонь. Ты видишь свет той ели, которая тебе во сне песни пела. Эта ель принадлежит самому Богу. Простой человек не имеет права к ней подходить.

На следующий день шаман приступил к изготовлению священной санки. Он всё делал сам, а сын только сидел рядом и говорил отцу, как что делать.

Он, наверное, во сне видел все части священной санки. К вечеру санка была готова, осталось только положить на неё оленью шкуру. Но шаман решил, что это делать надо завтра. Когда солнце уже село, таким священнодействием грех заниматься.

Сын сказал:

– Отец, поставь эту санку подальше от чума, где земля совершенно чистая, никто не ходил. Санку ты сделал из ели, и ничто не должно её осквернить, никто не должен к ней подходить.

Шаман положил священную санку на нужное место, а потом пошли в чум, поели и легли спать.

Утром, после завтрака, сын шамана опять заговорил о сновидении:

– Отец, я не могу спокойно спать. Всю ночь во сне слышал пение священной ели. Сам Бог мне не даёт покоя. Скорей заканчивай снаряжать священную санку! Теперь надо забить оленя. Во сне я видел, что олень должен быть трёхгодовалый самец. Отец, давай быстрей забивать оленя!

Шаман Дели пошёл с сыном в стадо и поймал как раз такого оленя. Потом забили его и кровью обмазали все части священной санки. Шкуру жертвенного оленя сняли с рогами, копытами и накрыли ею всю санку. Рога оставили на лбу.

Когда закончили это священнодействие, сын опять заговорил:

– Отец, запряги в эту санку двух оленей и отвези её к тем двум сопочкам, где в прошлый раз видели ель, от которой исходит свет. Поставь санку передом в сторону восхода солнца. Когда вернёшься, начнём делать мне бубен и шаманскую одежду. Теперь, когда в нашу санку поселится идол, я смогу приступить к камланию.

Шаман Дели сделал всё так, как велел сын. Может, он и не хотел выполнять просьбы сына, не считая его настоящим шаманом, но отказаться не мог. Если сын видел шаманские сновидения и слышал голос Бога, то, как теперь не выполнить его просьбу?

Сначала Дели сделал бубен для сына, а мать тем временем сшила шаманскую парку и шапку. Все очень торопились, так как надо было срочно уезжать отсюда и аргишить в тундру, чтобы не опоздать к отёлу оленей.

Когда бубен и одежда были готовы, наступил момент, кода сын шамана Дели мог начать своё первое камлание. Он сел на специально приготовленное в чуме место, где была постелена шкура дикого оленя. Он взял бубен в руки и запел…

Шаман Дели слушал пение сына и ничего не мог понять, хотя уже давно был опытным шаманом и сам не раз исполнял шаманские священные песни, которые обычно не понятны простому человеку. Как ни старался он понять пение сына, ничего не получалось. Прервать сына и спросить, о чём песня, шаман, конечно, не мог. Это было вообще недопустимо. Шаман предположил, что сын поёт ту же песню, которую ему во сне пела священная ель.

Сын закончил петь, отложил бубен в сторону и сказал:

– Отец, теперь слушай внимательно! Священная санка, которую ты оставил у тех двух сопочек, поросших елью, теперь уже не пустая. В ней есть хозяин по имени Нумгыпой. Он будет идолом нашего рода. Куда бы мы ни аргишили, всегда будем возить его с собой. Правда, я не знаю, как выглядит хозяин нашей священной санки. Но, отец, у тебя есть медные очки. Когда поедешь к этой санке, загляни во внутрь, но только через очки и только одним глазом. Второй глаз зажмурь! Отец, ты будешь один смотреть на хозяина нашей священной санки. А все мы, остальные, отвернёмся. Нам нельзя смотреть. Даже я смотреть не буду, хотя я уже совершил своё первое камлание.

Когда сын закончил говорить, покушали, поймали оленей и поехали к сопочкам, где раньше было видно что-то светящееся. Шаман Дели ехал впереди.

Доехав до священной санки, Дели надел медные очки, а один глаз крепко зажмурил. Он приподнял оленью шкуру и, глядя одним глазом, увидел хозяина священной санки Нумгыпоя. Было отчётливо видно какое-то человекоподобное существо, на теле которого сияло семь звёзд…

Как только шаман Дели увидел это существо, оленья шкура вдруг сама свернулась, как будто закрывая внутри себя какой-то предмет. Шаман ощупал эту шкуру и убедился, что внутри есть идол.

Потом шаман подошёл к сыну и сказал:

– Сын, теперь ты настоящий шаман. Теперь я верю, что ты на самом деле видел вещие сны. Кажется, мы обрели идола от самого Бога. Дальше чего будем медлить? Хорошо завяжем идола на санке, запряжём оленей и будем быстро аргишить домой. Весна нас торопит, скоро отёл оленей. Однако, сын, прежде чем тронуться в путь, мы обязательно должны забить ещё одного оленя и покормить не только самого идола, но и то место, где мы его нашли.

Забили оленя и совершили священнодействие. После этого вернулись на своё прежнее стойбище, а затем начали аргишить в тундру…

Прошло ещё несколько лет, и шаман Дели умер. Священная санка с идолом Нумгыпоем осталась сыну, и он возил её везде, где бы ни аргишил. Когда он прожил свою жизнь и умер, санка с идолом была положена рядом с его могилой. У него сына не было, и священную санку наследовать было некому. Что потом было с этой санкой и идолом, теперь уже никто не знает.

Рассказал Д.Б. Силкин

Текст к печати подготовили К.И. Лабанаускас и З.Н. Болина

Окончательная редакция Н.С. Кудряковой

Юкагирские легенды

Легенда о Ярхадане

 
И зачем всё так совпало?
Девушке моей желанной
Дали имя Ярхадана.
И зачем всё так совпало?
 

Эти слова народной юкагирской песни. Почему имя Ярхадана вызывает у молодого человека смутное беспокойство? Потому что с ним связана одна из самых красивых и печальных легенд юкагиров.

Ярхадана в буквальном переводе – голубая горная река, превратившаяся в красивую девушку. Но прежде надо рассказать о её матери Коркодоне, той самой, которая по преданию вывела заблудившееся племя юкагиров к берегам матушки Кулумы (Колымы).

Кулума нежно любила свою дочь и, как все матери, желала ей ясной безоблачной жизни. Поэтому и назвала её Коркодоной (человек глубокого ума); надеялась уберечь от ошибок молодости, оградить от случайной напасти.

Одним словом, Коркодона влюбилась. Пылко, безнадёжно, как только бывает в ранней молодости, когда думаешь не разумом, а сердцем. Каждодневной её мечтой было… солнце. Как смущалась бедная Коркодона, дожидаясь появления на заре венценосного светила, с какой преданностью отражала его свет в своих чистых прохладных водах!

Любовь эгоистична. Коркодона ревновала солнце к каждой тучке, к каждому облачку только за то, что они осмеливались бросить тень на её любовь. Дочка Кулумы не понимала, что солнце принадлежит всем – людям, зверям, рекам, озёрам, травам. Особенно тяжело было ей с наступлением бесконечной зимней ночи, когда солнце, озарив землю последней улыбкой, надолго уходило за горизонт. Коркодона леденела от горя и тоски, впадала в тяжёлое забытьё. Если б она знала, что в это время солнце жарко ласкает реки и моря юга, наверно, пересохла бы от ревности. Но Коркодона ничего не знала, и весной, почуяв ласковое прикосновение вернувшегося в тундру светила, снова (в который уже раз!) прощала ему долгую разлуку. Разбросав, словно скорлупу, тяжёлые ледяные оковы, она радостно мчалась навстречу любимому – к солнцу.

Пришло время, когда у Коркодоны появились свои дети – две симпатичные речонки. Она назвала их одинаково – Ярхаданой. Не потому, что не хватило фантазии подобрать ещё одно красивое имя. Тут дело в другом: натерпевшись от скупых милостей солнца, от его обидного равнодушия, Коркодона решила воспитать своих девчонок-речонок гордыми и недоступными.

В глубокой древности имена юкагиров точно определяли внешность человека, его характер. Считалось, что судьба юкагира зависела от его имени. Назван богатырём – становился сильным, а если был наречён именем красивого цветка или травы, то старался быть привлекательным. Коркодона хотела, чтобы её дети были так же красивы и отважны, как сказочный северный цветок – ярхадана, пробивающий своим тонким стеблем ледяную корку зимнего наста.

Так оно и вышло. Красотой сёстры могли поспорить с самим солнцем, но только никого не грела их красота. Вместо души у каждой было по куску нетающего льда. Жарким летом вокруг них замерзала трава, а у сохатых, напившихся зелёной студёной воды из этих речек, трескались зубы. Этого, кажется, не замечали только два красивых горных хребта, возвышавшихся в отдалении. Влюблёнными взорами они умоляли их изменить русло и течь рядом, по соседству. Но речки Ярхаданы в знак полнейшего равнодушия, изогнувшись, обходили каменные утёсы, да так далеко, что те шатались от горя. Бедняги надеялись, что их жаркие слёзы растопят ледяные сердца дочерей Коркодоны. Как хотелось им броситься вслед за своими избранницами, убедить их в серьёзности своих чувств, но даже в сказках горы обречены на неподвижность.

Вышло всё не так, как хотелось. От холодного дыхания Ярхадан слёзы каменных великанов превратились в иней. Их головы стали седыми.

Семён Курилов, юкагирский писатель

Откуда пошли ясачнинские и коркодонские юкагиры

Давно, в старое время, враги воевали с юкагирами в местечке Хобол возле реки Коркодон. В то время жил один старичок. Звали его Яртинне. У него было три сына. Двое его сыновей погибли, сражаясь с недругом.

Враги долго преследовали третьего сына старика, которого звали Пой-нитэ. Убежав от неприятеля, умный, бесстрашный юноша взобрался на гору. Но враги шли следом за ним. Взобравшись на гору, Пойнитэ столкнул на них камень. Все враги погибли.

В сражении ему помогала девушка по имени Ярхадана. Она была дочерью одного старичка, который жил недалеко от семьи Яртинне. Жена того старичка, когда родила дочь, умерла. Будучи в глубокой печали, он назвал свою дочь Ярхадана.

Ярхадана хорошо стреляла из лука. Когда она стреляла из лука, стрела, как птичка, летела, врагов, как крутящееся насекомое, кусала. Когда ломались перья, которые прикрепляют к стрелам, чтобы те лучше летели, девушка привязывала их своими волосами.

Впоследствии Пойнитэ женился на Ярхадане. У них родилось пятнадцать детей. Рассказывают, от них пошли ясачнинские и коркодонские юкагиры. Еще сейчас есть речка с названием Ярхадана.

Фольклорный материал П.Е. Прокопьевой,

обработка собирателя Текст предоставлен Л.Н. Дёминой в 2013 г., с. Угольное Верхнеколымского района Республики Саха (Якутия)

Рассказал в 80-х гг. XX в. В.К. Спиридонов, с. Нелемное Верхнеколымского района

Чукотские сказки

Каюрок

Во время пурги ехал каюрок. Из-за пурги решил остановиться. Вдруг вожак из упряжки зевнула. Каюрок сказал:

– У, какой! Вот это да! Вожак зевнул, значит надо ехать дальше.

Продолжал путь. Кругом сплошная тьма. Остановился. Оказывается, упряжка привела его к мертвецам – въэльыран. Зашёл в ярангу. Не стал никого окликать, потому что знал, что не ответят. Он, конечно, догадался куда приехал. Стал сам с собой разговаривать, поддакивать и отвечать сразу.

Войдя в полог, увидел в южной части полога угасающий жирник. Сам себе говорит: «О! Ты пришёл!?» Сам и отвечает: «Ии. Да!» Говорит себе: «Чаю попей, сам поешь, будешь гостем». Закончив трапезу, опять сам себе говорит: «Ну, гость, теперь располагайся отдыхать».

Лёг вместе с умершими, прямо в одежде. Вдруг, мертвецы стали шевелиться. Говорит себе Каюрок:

– Ну, гость, раздевайся, а то неудобно так спать.

Как только он разделся, «хозяева» утихли.

Когда Каюрок проснулся, на улице было тихо. Опять сам себе говорит:

– Гость, грузи на нарту всё то, что тебе понравилось, бери в подарок.

Каюрок стал готовиться в дорогу. Загрузил нарту. Взял всё, что ему понравилось, даже еду взял. Но, как только коснулся большого ножа, который всегда держал наготове, мертвецы опять стали шевелиться. Гость всё понял. Они не хотели расставаться с ножом. Он сразу же догадался и тут же положил его на место:

– Я оставляю вам ваш нож.

Нагрузив нарту, Каюрок заколол двух собак. Одну собаку оставил в холодной части жилища, а другую – снаружи.

Поехал в своё стойбище. Прибыл довольный и здоровый.

Записано Е.И. Кытгаут от жителя с. Мейныпильгино Анадырского района Чукотского автономного округа Олега Каантальын

Расшифровка, обработка текста, перевод на русский язык Е.И. Тынеру

Волчья стгля

или волк с волчицей. Были ещё молодые.

Весной у волчицы родились волчата. К зиме выросли. Но всё время с родителями были. Затем ещё волчата родились. Выросли и тоже с родителями остались. Так образовалась волчья стая. Отец-волк учил волчат, как добывать пищу, показывал, как похищать оленей из стада.

Вот однажды увидели они совсем маленькое оленье стадо. Принадлежало оно очень бедному старичку.

Увидел это стадо волк и сказал сыновьям:

– Ну вот, смотрите, тут достаточно оленей. Наверное, на богатого оленевода мы напали. Подите, добудьте несколько штук.

Сам же старый волк не пошёл на добычу, с женой остался. Зарезали волки всех упряжных оленей. Только одна годовалая важенка уцелела. А жива она осталась потому, что рядом со сложенными нартами паслась.

Сильно плакали хозяева, очень своих оленей жалели. А хозяева-то были старик со старухой, четыре сына и две дочери.

Отправилась волчья стая в другое стойбище, к богатому оленеводу. Пришли туда, волк сказал сыновьям:

– Давайте, теперь на большое стадо нападём. Хозяин этого стада – богатый оленевод, притесняет он своего соседа – бедного старика с большой семьёй. Да и к оленям нерадиво относится. Позволяю вам всё стадо уничтожить. Ну, отправляйтесь!

Напали волки на стадо, много оленей перебили, очень худо сделали. Чуть ли не всех оленей уничтожили и съели. Затем пришли к отцу-волку и сказали ему:

– Ну вот, истребили мы стадо!

– Поделом этому хозяину-богачу! Будет знать, как плохо с оленями обращаться! – ответил сыновьям старый волк.

Затем волчья стая совсем в другое место отправилась.

А тот старик, у которого волки раньше всё стадо порезали, скоро разбогател. Уцелевшая важенка несколько раз телилась. И все важенки у неё рождались. Вот и разбогател старик со своей семьёй. А прежний богач, который притеснял старика, совсем обеднел, очень плохо стал жить.

Собрал новый оленевод соседей-бедняков, стали все вместе работать. Очень хорошо оленей пасли. Хотя и разбогател старик, а товарищи всё равно его бедняком-оленеводом звали. Это потому, что раньше уж очень бедно жил.

Вот опять волчья стая в эти места вернулась. Но старик-оленевод хорошо к соседям-беднякам относился.

Сказал старый волк сыновьям:

– Давайте здесь опять охотиться. Ведь нет у нас никакой еды. Но только будьте осторожны: стадо это сплочённое. Особенно одного оленя опасайтесь. Белый он и самый большой, из всех оленей сильно выделяется. Его издали видно: такие у него большие рога. Олень этот заколдованный, если его убьёте, мы все погибнем. Ну, поняли меня, сыновья?

– Да, поняли, – ответили молодые волки. – Тогда отправляйтесь! – приказал старый волк.

Напали волки на стадо. Совсем мало оленей зарезали, да и то самых плохих, хотя всё стадо было упитанное. Во время нападения один волк потерялся. Вернулись молодые волки к отцу.

Спросил старый волк сыновей:

– Ну, сколько оленей добыли?

– Да всего шесть, – ответил один волк.

– Что ж, достаточно. Но где же ещё один брат?

– Потерялся где-то, когда мы на стадо напали. И не заметили, куда он делся, – ответили сыновья.

– Ой-ой, наверно, погнался за кем-нибудь! – забеспокоился старый волк.

Стали искать пропавшего волка. Повсюду искали, так и не нашли. Собрались у своего логова. Отец и спрашивает:

– Ну, где же он?

– Не знаем, куда он мог деться!

– удивляются сыновья.

– Где же он? – беспокоится старый волк. – Давайте ещё немного подождём!

Стали ждать. Спустя немного времени прибежал пропавший молодой волк. От пота мокрый, отдышаться не может и хвалится:

– Вот какой я стал ловкий и сильный. Убил ведь того белого оленя, о котором говорили!

– Куда же ты ходил? Мы так долго искали тебя, так измучились! – сказал ему старый волк. – Я ведь говорил тебе, что нельзя того белого оленя убивать. Теперь худо нам всем будет!

– Ой, а я совсем забыл об этом! – сказал молодой волк.

– Ну что ж, придётся уходить отсюда. Да только не уйти нам, всё равно погибнем. Нельзя было того оленя убивать! Давайте разделимся на три группы и скроемся подальше в тундре, – предложил старый волк.

Разделилась стая на три поменьше, и разбежались волки в разные стороны.

Волк, убивший оленя, с матерью пошёл. И так случилось, что подошли они к тому самому стойбищу, в котором оленей порезали. И тут же оба погибли.

Видно, старик это наколдовал за то, что волк оленя жизни убил. Ведь этот старик очень оленей жалел. И к соседям хорошо относился. Всегда щедро оделял бедных. Дружно жил этот оленевод со своими товарищами по стойбищу. Всегда у них весело было.

А у волков с той поры возненавидели сыновья отцов, перестали с отцами жить. Вот поэтому старые волки и бродят теперь в одиночку.

Конец.