Текст книги "Лига чемпионов"

Стеша

 
Именами перемешан
Мир, как тысяча конфет.
Познакомьтесь, это Стеша.
Ей совсем немного лет.
 
 
Но она умеет много,
Несмотря на малый рост.
Вот спешит с утра потрогать
Кошку Манечку за хвост.
 
 
Спаниель по кличке Геша,
Чтобы встречи избежать,
Лишь увидел нашу Стешу,
Тотчас шмыгнул под кровать.
 
 
Стеше нравятся сюрпризы,
Любит их сама творить,
И сестричке старшей Лизе
Не даёт спокойно жить.
 
 
Вот завидела в прихожей
Школьный Лизочкин портфель.
Умыкнула осторожно,
Затащив себе в постель.
 
 
И чего в нём только нету!
Интересно всё, а вот
Шоколадная конфета
И в обёртке бутерброд.
 
 
Геша с Маней подоспели,
Каждый свой разинув рот.
Вместе съели на постели
Школьный Лизин бутерброд.
 

Игорь Вайсман

Родился в 1954 году. Член Союза российских писателей. Пишет прозу, сатиру и публицистику. Публиковался в литературном журнале «Бельские просторы», еженедельнике «Истоки», сатирическом журнале «Вилы», Общественной электронной газете Республики Башкортостан, газете «Экономика и мы» и других изданиях. Рассказы печатались в различных антологиях современной прозы, изданных в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе и других городах РФ.

Автор книг: «Книговорот» (2016, Саратов), «Постиндустриальная баллада» (2017, Саратов), «Достоверная история Константиныча, прозванного Антиказановой» (2021, Астрахань), публицистического сборника «Может ли Россия стать флагманом всего человечества?» (2017, Москва), «Трактат об обязанностях» (2022, Москва), «Животные приближают нас к Богу» (2023, Уфа).

Проживает в городе Уфе.

Похороны сельской учительницы
Отрывок из романа «Распятый Дон Кихот»

Крещенские морозы в этом году задержались и наступили в первую неделю февраля, отчего к ним добавились и февральские вьюги. Погода стояла такая, в какую, согласно поговорке, хороший хозяин собаку на улицу не выпустит. Однако с десяток жителей Дмитриевки необходимость заставила выскочить из основательно натопленных домов.

Утром к Пичужкиным зашла тётя Маруся, бывшая завклубом, и сообщила, что умерла тётя Даша, которую всё село знало как Дарью Николаевну, бывшую учительницу.

– Отмучилась, бедняжка! – воскликнула Ольга. – Дома умерла?

– Если бы. К Тольке своему ездила в колонию и промёрзла в дороге. Клим из соседней деревни приезжал специально сообщить. Пришлось в Ишимбай ехать, в морг, для заключения. Я Клима уговорила. Где ж машину ещё возьмешь? Слава Богу, что он учеником у неё был, иначе б отказался. Там же в Ишимбае и гроб заказала с венком, крестом и оградой. Без денег теперь осталась. Ты давай, Ольга, помоги чем сможешь. Пирогов что ли напеки на поминки. А я пойду мужиков искать, чтоб могилу вырыли. Попробуй найди кого сейчас в такой мороз. Эх, беда!

– Тётя Маруся, – отозвался Олег, – считайте, что одного уже нашли.

– Вот спасибо тебе! А ты сможешь? Здоровье-то как?

– Смогу.

– Олег, оденься только потеплей, – посоветовала Ольга. – Валенки обязательно надень и тулуп старый.

– Как же я копать буду в тулупе? Телогрейку лучше найди и свитера штуки три.

– Олег, как соберёшься, ко мне заходи, – сказала завклубом. – Лопату возьми и лом или кирку – что есть. Земля мёрзлая, не лето ведь. И шубёнки надень, иначе руки отморозишь.

Тёте Марусе удалось уговорить ещё двух мужиков, остальные не согласились даже за самогонку. Втроём они закончили копать могилу лишь к трём часам.

Вскоре на санях лошади привезли гроб с покойницей. Вся похоронная процессия состояла из бывшей завклубом, Ольги, ещё трех баб и уфимских соседок Пичужкиных – Тани и Гали.

– А что на лошади? – спросил один из мужиков. – У Вована машина же есть.

– Спросил! Даст тебе Вован машину, как же! – ответила тётя Маруся. – Сказал, бензина нет.

Схоронили быстро. На горку земли водрузили деревянный крест. Рядом воткнули венок с надписью на ленте: «От благодарных учеников и односельчан».

– Покойся с миром! – произнесла тётя Маруся, и процессия направилась к ней на поминки.

За всё время пребывания на кладбище в округе не появилось ни одной живой души – ни людей, ни птиц, ни собак. Складывалось впечатление, что вся жизнь вымерзла. Только дым из печных труб говорил о том, что кое где она ещё теплится.

– А что, у самой учительницы дома дубак? – спросил кто-то из мужиков.

– Как на улице, – подтвердила завклубом. – Неделю не топлено. Она ж к Тольке ездила. Да так до дома и не доехала.

– Эх, тётя Даша, тётя Даша, – вздохнула одна из женщин. – Такая учительница была и такого гада вырастила!

– Не говори-ка, – поддержала другая. – И за что, спрашивается, Бог наказал? Ну ведь никому за всю жизнь ничего плохого не сделала. И к ученикам добрая была. Её до сих пор вспоминают ученики-то бывшие. Только вот поразъехались кто куда.

На столе тёти Маруси стояли три горки с пирогами и блинами. Кто-то не пожалел баночку мёда. Уфимские поселянки – Таня и Галя – сварили суп с лапшой и компот. На комоде стояла фотография покойной с чёрной полоской в нижнем углу. Слева и справа от неё горели церковные свечи.

– Зачем же она к сыну поехала в такой-то мороз? – спросила Таня.

– Так ведь когда уезжала, такого мороза не было, – ответила одна из баб. – Крещение давно прошло, она и подумала, что морозов уже не будет.

– Да, погода нынче такая, что сам чёрт не разберёт, – сказала другая баба.

– Ну, давайте помянем нашу учительницу, – встала из-за стола хозяйка, – ветерана труда, отличника народного образования. Она приехала в наше село по распределению, сразу после университета, да так и осталась. Проработала в школе почти сорок лет, пока школу не закрыли. Времена тяжёлые настали. Мужа, Павла, вскоре похоронила. Потом Толька дурить начал. Ну, в общем, не повезло ей. Всем нам не повезло, а ей особенно.

Помянув покойницу, народ начал расходиться.

– А нельзя ли домой к учительнице сходить? – спросила Галя.

– Можно, чего ж нельзя, – ответила тётя Маруся. – Она в соседнем доме жила. Пойдёмте.

Уфимки, Пичужкины и завклубом подошли к соседнему дому. Он был почти вдвое больше дома тёти Маруси и, судя по всему, когда-то был добротным и ухоженным. Но теперь являл полное запустение. Калитка держалась на честном слове, забор наполовину сгнил. До входа в дом добирались по колено в снегу. Крыльцо было сломано, и чтобы подняться по нему, потребовалась некоторая сноровка.

Внутри стоял такой холод, что у всех валил пар изо рта. Тётя Маруся достала из серванта старый фотоальбом, и гости принялись разглядывать фотографии, в основном черно-белые. Вот выпускница Бирского филиала Башкирского государственного университета Дарья Максимова в сарафане, какие носили в шестидесятые годы, со скромной улыбкой и ясными глазами. Вот она, молодая учительница, рядом с Дмитриевской школой. Вот она постарше, ведёт урок. Затем много снимков выпускных классов. Несколько свадебных фотографий. Портрет бравого молодого Павла, мужа. И фотографии единственного сына: голого малыша, дошкольника с игрушками, пионера с галстуком и солдата Российской армии.

В серванте лежало несколько почётных грамот, полученных покойной. Две были грубо изрезаны ножом.

– Кто это испортил грамоты? – спросила Таня.

– Толька, сын, – вздохнула завклубом. – Вон его художества, – кивнула она на стену, изрешечённую дырами от ножа. – Как напивался, так нож в стены метал. У неё и медали были, пропил, алкаш чёртов.

– За что её сына-то посадили? – спросила Галя, когда уфимки с Пичужкиными возвращались домой.

– Он запойный был. Нигде не работал, сидел у матери на шее. И на выпивку всё время деньги требовал. Один раз она ему отказала, так он взял топор и отрубил сначала кошке голову, а потом матери кисти рук. Его и посадили в Салаватскую колонию строгого режима.

– Какой ужас! – воскликнули уфимки.

– Так вот, после этого она к нему целых четыре года моталась. Передачи возила.

– Как же она жила без рук?

–Так и жила. Тётя Маруся ей помогала.

Не пойти ли в алкоголики?
Отрывок из романа «Распятый Дон Кихот»

Как гласило одно из объявлений, в реабилитационный центр для алко– и наркозависимых требовался охранник. Но работодателем выступало частное охранное предприятие. Начальник охраны по телефону объяснил, как добраться до места.

– Завтра в девять нужно выходить на дежурство. Готов? – спросил он.

– Готов, но когда же оформляться на работу? – спросил Олег.

– Потом оформишься, не переживай.

От железнодорожного вокзала до станции Санаторная шла электричка. Затем следовало пройти через лес километра полтора до самого Реабилитационного центра. Вот, наконец, и цель поездки: зависимых пациентов лечили от пагубных привычек в комфортабельных корпусах, среди буйства природы и чистейшего воздуха.

Олега встретил охранник по имени Ринат, худой невысокий мужчина лет тридцати пяти с грустным взглядом.

– Значит, вместе будем работать? – как-то неуверенно спросил он.

– А что, здесь работают по двое?

– Да, тебе разве не объяснили?

– Мне вообще ничего не объяснили. Дали адрес и сказали, что сегодня нужно выйти на дежурство, – сказал Олег.

– У нас большие кадровые проблемы. Троих выгнали за пьянку. Я уже неделю здесь торчу без выходных. А положено работать по двое по три дня. Три дня дежурим, три отдыхаем.

– Какой-то странный график.

– Это чтобы меньше тратиться на дорогу, – пояснил Ринат.

– Так это что получается: пятнадцать рабочих дней? То есть суток. И за всё двенадцать тысяч?

– Десять.

– Десять?! А в объявлении написано двенадцать.

– Объявлениям верить нельзя. Я столько раз в этом убеждался, что не расскажешь.

– Но хотя бы с зарплатой не обманывают? – насторожился Олег.

– Нет, слава Богу. Прямо сюда привозят, в конверте. Тут всё неофициально. Трудовую книжку никто и не спросит.

– Не густо. А что, неужели лучшего места не нашлось?

– В Уфе можно найти, но я из Довлеканово, а там с работой совсем плохо.

– Н-да… У тебя семья?

– Да, жена и двое детей. Работаю только я. Жена ничего найти не может.

– Вот так и живём в условиях торжества прав и свобод! – воскликнул Олег.

Ринат лишь грустно усмехнулся.

– Ну что, пойдём покажу, что нам нужно выполнять, – предложил он.

Отдыхающим (то бишь алкоголикам и наркоманам) были предоставлены вполне приличные палаты, совсем неплохое трёхразовое питание, спортзал, баня, библиотека, телевизор, настольный теннис.

– Чем не курорт! – заключил Олег. – Нормальному человеку такой отдых обошёлся бы в хорошую копеечку. А пребывающим здесь бездельникам всё бесплатно! Страна их помнит и не даст пропасть!

Ринат лишь вяло улыбнулся.

– За какие же такие заслуги им такой санаторий?

– Говорят, государственная программа такая. Реабилитационные центры открыли по всей стране.

– А каждый зависимый может попасть сюда только раз?

– Нет, тут есть постоянные пациенты. Отдохнут, поправятся и опять за старое. Их снова помещают в реабилитационный центр. И так до самой смерти. Правда, живут они часто недолго. Многих завсегдатаев персонал центра знает по именам, как своих родственников.

– Ребята, телевидение приехало, – сообщила заглянувшая к охранникам кастелянша. – Вы уж, пожалуйста, не высовывайтесь из своей комнаты, пока они не уедут. Чтоб вопросов лишних не было.

Руководство охотно принялось водить дорогих гостей по палатам и прочим показательным местам. «Ах, какие же вы молодцы!» – доносились до ушей охранников восторги телевизионщиков.

– Пообедаем, раз такое дело, – предложил Ринат и заварил бич-пакет.

– Ты хотел бы пожить в таких условиях, как здешние постояльцы? – как-то само собой возник у Олега вопрос.

– Кто ж от такого откажется! – развёл охранник руками.

– А тебе не приходила в голову идея стать алкоголиком и получить всё это? Бесплатно!

– Иногда действительно залетают такие мысли, – ответил он и вздохнул.

Тележурналисты покидали реабилитационный центр в полном восторге:

– Ах, какие вы молодцы! Какая гуманная забота об оступившихся людях!

– Об одном телевизионщики только не подумали, – сказал Олег. – Почему при такой-то степени развития гуманизма в стране у нас не принято заботиться о нормальных, работающих людях? О тех, на чьи налоги и строят подобные центры. У нас же всё шиворот-навыворот: тех, кто сам добровольно обрёк себя на вымирание, упрямо тащат за уши, а на тех, кто готов честно трудиться, поднимать семью и, в конечном счёте, всю страну, наплевали с высоты Останкинской телебашни.

Ринат лишь понимающе кивнул.

– Ну, ты работать-то будешь? – неуверенно спросил он.

– Эти трое суток я, конечно, отработаю. А дальше, извини. Поищу что-нибудь поближе и получше.

– Понимаю, – вздохнул Ринат.

Яна Варшавская

Открой глаза, Ник!

В его представлениях всё должно было начаться как-то иначе. Что угодно, только не эта звенящая пустота. Ник интуитивно закрыл глаза, мысленно досчитал до двадцати, подумав, что это его немного успокоит. Чёртов цвет или свет. Он словно погрузился в молоко. Белый вязкий туман повсюду… Когда сердце наконец перестало отплясывать ламбаду, Ник опустил голову, прижав подбородок к груди, и медленно приоткрыл глаза. Сквозь дрожащие тусклые ресницы он осторожно направил взгляд вниз, туда, где минуту назад его ноги тонули в девственно чистом, белом сиянии… Оно никуда не исчезло. Это гадское облако не растаяло. Но там, где босые ноги упирались в невидимую опору, появилась тоненькая черта. Такая еле заметная полоска, словно кто-то рвал белую бумагу и тянул её за края. Полоска медленно превращалась в тёмный ручеёк. Мужчина, не зная, как реагировать на эту черту, всё же отступил назад в привычную белую облачность.

– Запомните одно. Всё что вы пожелаете, всё это будет с вами. Захотите море, будет вам море. Ощутите острую необходимость очутиться в горах, можете быть спокойны, горы вас найдут.

Эти слова агента сами собой всплыли в памяти, и теперь уже мозг начал лихорадочно цепляться за обрывки фраз и ещё не оформившиеся мысли. Ведь был же чёткий план, и Ник очень точно знал, чего бы он хотел больше всего на свете. Но это было до того, как отправиться в путешествие, если, конечно, он действительно куда-то отбыл, а не спит в мягком кресле. В том самом белом кожаном кресле, которое с неизменным старанием принимало максимально точную конфигурацию тела, сидящего в нём…

Люди пропадали всегда, чуть больше, чуть меньше, и эта пугающая статистика постепенно стала обыденной. Такова жизнь. Вероятно всё же есть специальные секретные отделы или даже институты, которые изучают эту печальную статистику, только вряд ли все эти исчезновения можно отнести к похищениям инопланетянами или путешествиям на машине времени.

Ник уж точно никогда не забивал голову подобной ерундой. К тому же СМИ уверяли, что 99,5 % пропавших всё-таки находятся живыми или мёртвыми. Некоторые исчезают по собственному желанию.

По собственному желанию.

Именно…

Впервые подобная мысль, промелькнув в его голове, оставила лишь лёгкое изумление, так это было несвойственно для размеренного и распланированного образа жизни Ника. Что за вздор? И как вообще в голову может прийти такая нелепость?! Взять и исчезнуть. Оставьте эти идеи для буйного воображения какого-нибудь провинциального писаки. Потом, ведь есть же обязательства. Дом, служба, семья. Собака, в конце концов!

Вот именно, собака… Джой. Его любимый шоколадный курцхаар с вечно печальными и преданными глазами едва терпел разлуку с хозяином. Лишь только за Ником закрывалась дверь, он стремглав нёсся к окну, провожая взглядом отъезжающий автомобиль, громко лая и поскуливая. Потом Джой ложился под порог, вытянув передние лапы. И, положив на них голову, какое-то время дремал, каждый раз вздрагивая от любого шелеста шин на дороге или прочих едва различимых звуков, приглушённых толщиной оконных стёкол и дверей.

Когда накануне Рождества босс впервые за долгие годы не порадовал Ника своим приглашением тет-а-тет в его кабинет, в шутку прозванный «овальным», мысль вернулась. Такая холодная и скользкая. Совсем как мелкая рыбёшка, которая билась в отцовском садке. Ну, конечно, это не была совсем уж та самая мысль, всего лишь сомнение. Едва различимая подлючая разбалансировка…

«Твоя отлаженная жизнь, Ник, подвешена за волосок, да и ты сам давно открываешь рот по команде и говоришь шаблонными фразами. Что? Не так? Да, ты можешь сколько угодно обзывать актёров уродами за их картонные диалоги, просматривая очередной сериал. А сам-то ты… Да-да. И не пучь своими потухшими глазками. Ты сам. Когда в последнее время тебя осенила хоть мало-мальски стоящая идея? Когда ты по-настоящему гордился своей работой? Вернее, тем, что ты делаешь, что даёшь этому миру. Не ту кучу грёбанных бумаг. Не будь тебя, Ник, мир бы только приобрёл. Хватит паразитировать. Да ещё и с таким самодовольным лицом. Ты ничто, Ник! Только не притворяйся, ради всего святого, что это для тебя новость! Ха-ха-ха!» – эта мысль, скользнув в голове, нырнула прямёхонько в сердце, отплясав там свою первую джигу, попыталась вернуться, но, застряв в горле, мучительно пульсировала и перехватывала дыхание…

«Ничтожество. Кто, кроме твоего старого пса, вздохнёт по тебе? Ты не виноват, что судьба распорядилась таким образом? Конечно-конечно. Это случилось не по твоей вине. И, если бы Энн и Мари были живы, они гордились бы таким мужем и отцом. Правильно, Ник, совершенно верно, Ник! Если бы только они были живы… Энди давно вырос. И он уже сам справляется со своей жизнью и своими проблемами. Так что, Ник, Джой – это вся твоя семья! Старая скулящая псина – всё, что осталось от твоей семьи».

Говард, некогда поручавший Нику самые трудные дела, постепенно и под самыми благовидными предлогами, всё чаще отмалчивался, когда речь заходила о будущем их юридической компании. Учитывая тот факт, что долгие годы Ник буквально спасал её и позволял фирме оставаться на плаву, шеф отправил старого проныру в долгосрочный отпуск, а потом просто терпел его теперешнюю отстранённость и заторможенность.

«Всё просто, Ник, ты сдулся… Был человек, а теперь нету!»

Противный циничный засранец поселился в его голове и методично ломал и крушил всё, годами выстроенное и отлаженное. Он постепенно открывал глаза на проблемы, которые Ник старался не замечать, чтобы окончательно не свихнуться от отчаяния и одиночества.

«Я не могу так думать. Все эти мысли… Какого чёрта?!» Он смачно выругался, подумав, что именно так люди и сходят с ума.

– Папочка, а Джой, когда вырастет, он так и будет пускать слюни и вилять хвостом? – Энн вопросительно подняла глаза, продолжая гладить крохотного щенка, и казалась абсолютно счастливой.

«Если бы был эталон счастья, то он должен выглядеть именно так!» – пронеслось в голове Ника. Он завязал любимый галстук, ласково потрепал щенячью морду и, чмокнув дочь, на долю секунды прижал её, потом посмотрел ей прямо в глаза и ответил:

– Нет, моя прелесть! Он станет степенным, будет носить нам газеты и тапки. Да, и провожать по утрам до дверей.

Оптимизм – это сотрудничество с будущим. Именно так сказал агент, когда Ник купил себе «билет в один конец». Конечно, можно было заподозрить эту компанию в чём угодно, но больше всё же хотелось верить в то, что он не зря расстался с деньгами. С этим ядом, разъедающим человеческие души. Собственно, не так-то и трудно было это сделать. Одна его закорючка решила всё. После этого остался только белый туман или свет, или вакуум. То, что теперь менялось так же осторожно, как и он сам приспосабливался, неуверенно ступив на кромку влажного тёплого песка…

Когда донёсся первый тихий плеск волны, Ник вздрогнул. За белой непроницаемой стеной дышало и билось море. Он глубоко вдохнул воздух и тот же час ощутил тёплую волну нежных ароматов. Где-то далеко кричали мойры, изображая не то лай, не то карканье.

– Мама, смотри, как я умею! – кричала Энн и подпрыгивала вместе с очередной волной, радуясь шумному приливу. Волна отступала, а затем снова подхватывала девочку, ласково и легко приподнимая и опуская, словно катая на горках городского аттракциона.

Утреннее солнце яркое, но ещё не обжигающее, медленно плыло по ультрамарину бездонного купола, едва только намечая границу, где должно было заканчиваться море и начинаться небо.

Эта яркая картинка так живо всплыла в памяти Ника, что казалось, открой он глаза, так оно и будет. Дочь и его дорогая Мари…

Ник всё ещё улыбался своим мыслям, вернее, тому ощущению абсолютной гармонии и счастья. Теперь он понимал, как мало на самом деле нужно человеку. Для счастья.

Если бы он тогда остановился… А не делал вид, воображая, что действительно отдыхает и наслаждается жизнью.

Он стоял, раздумывая, открыть ли ему глаза, как вдруг в лицо легонько ударил миллиардом мельчайших капель свежий морской бриз. Ник стоял на берегу моря. Песок только начал подсыхать после ночного отлива. Небольшие волны, пенясь, оставляли прозрачные пузырьки, которые лопались и щекотали его босые ноги… Он быстро закрыл глаза ладонями, затем также быстро опустил руки. Картинка не исчезала.

– Бог мой! Божечка! – тихо выдохнул он, всё ещё не веря в происходящее. Ник действительно не видел, когда растаял этот туман, когда рухнула белая стена света и открылся непостижимый далёкий горизонт.

Где-то совсем недалеко крошечными чёрными точками застыли над водой несколько неторопливых чаек.

«У агентов не должно быть имён, как у ангелов, сопровождающих нас в длинный белый коридор, если, конечно, таковой имеется…», – подумал Ник, когда на его вопрос:

– Как мне вас называть?

Мужчина лишь, пожав плечами, бросил:

– Не имеет значения. Мы с вами больше никогда не встретимся. Во всяком случае, не должны.

Он протянул Нику небольшую чёрную кожаную коробку.

– Это генератор реальности. Ничего сложного. Внутри – пульт, и всего одна кнопка. Когда будете готовы, активируйте его. Одно простое нажатие: генератор идентифицирует вас.

Ник машинально протянул руку и взял коробку. Несмотря на её небольшой размер, она оказалась тяжелее, чем можно было предположить.

– И последнее. Вы должны отбросить весь хлам, всё то, что не нравится здесь. Я по-хорошему даже завидую вам, – агент впервые посмотрел Нику прямо в глаза. Это был особенный взгляд. Такой проникает прямо в душу. Проникает и успокаивает.

Нику показалось, что он услышал лай Джоя. Он повернул голову в сторону бунгало, которое они с конца сентября снимали с Мари и Энн. Бунгало стояло поодаль от кромки моря, на возвышении, окружённое десятком высоченных пальм. Он буквально взлетел по старым дощатым ступеням, которые отделяли пляж от аллеи, ведущий к небольшому деревянному домику. Четверть мили… Сердце бешено стучало. Нику на мгновение показалось, что каждый следующий шаг лишь отдаляет его от цели. Но нет. Вот уже показалась и плоская крыша, и тропинка, по которой несчётное количество раз они возвращались с моря. Довольные и счастливые.

Ник остановился, чтобы немного перевести дух и даже на мгновение представил, как через несколько секунд, громко и радостно лая, ему на встречу бросится Джой…

Но сердце предательски колотилось уже прямо в горле… Идти дальше стало внезапно так тяжело, словно ноги в одно мгновение опутали сразу тысячи проворных лиан. Ник рухнул на землю. В голове одновременно стучало несколько сотен маленьких острых молоточков. Последнее, что он увидел, ему совсем не понравилось.

С моря наступал густой белый туман, который пожирал всё, что секунду назад играло красками и звуками… Ник закрыл глаза и больше уже не слышал ни плеска волн, ни криков мойр, ни биения его взорвавшегося сердца…

16.03.2018