Текст книги "Рак. Опыт борющихся. Методики лечащих"

Вести из научных лабораторий

Ученые Института химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН создали принципиально новый, нетоксичный препарат от рака. Он разработан на основе входящего в состав грудного молока белка лактаптина. Анализ состава молочных белков позволил выявить конкретный пептид, который уничтожал раковые клетки, не затрагивая при этом здоровые. Учение сумели получить генно-инженерный аналог этого белка. Исследования показали, что он обладает сильным действием и подавляет рост различных видов раковых опухолей, в частности останавливает рост метастазов в легких и печени. Так, мышам прививали опухоль, а затем вводили лактаптин. После укола рост опухоли замедлялся, она не увеличивалась в размерах, переставала развиваться.

– О том, что молоко человека и животных обладает противоопухолевыми свойствами, было известно достаточно давно, однако какой именно белок отвечает за такое воздействие, как создать его генно-инженерный аналог и насколько эффективным он окажется, понятно не было, – объясняет Валентин Власов, академик, директор Института химической биологии и фундаментальной медицины СО РАН. – На данный момент доказано то, что он может существенно приостановить рост раковых клеток. Говорить о практическом применении препарата можно будет не раньше чем лет через пять.

Вместо напутствия тем, кто борется с болезнью сейчас

Опыт тех, кто борется

– Маша Гессен пишет: «… я придумала книжку для того, чтобы справиться с ситуацией, в которой оказалась, – не так-то легко, знаете ли, жить с мыслью, что у тебя страшный диагноз», – напоминает литератор Яков Бендерский. – Остановимся еще на одной грани ее портрета. О силе и несгибаемости ее характера говорит такой красноречивый факт. По капле, по дольке, по зернышку выдавливает Маша Гессен из себя и самый невыносимый страх – страх смерти. Когда у 35-летней журналистки была обнаружена «мутация в гене BRCA 1», которая могла привести к раку молочной железы, врачи настояли на немедленной операции. Она не только не сломалась, но и сумела помочь другим женщинам, написав на английском языке пронзительную книгу: «Кровные дела» («Blood Matters»).

Ж. З.,
актриса, 59 лет

«Готовясь к тяжелым испытаниям, я начала читать библию»

Блистательная звезда Ж. столкнулась с болезнью в 1991 году. Певица почувствовала ноющую боль в груди, но сначала не обратила на нее внимания – работа для нее была превыше всего. Однако когда ни о чем, кроме боли, Ж. уже не могла думать, решила обратиться к врачам.

– Хорошо, что мы тогда были в США, – вспоминает она. Американские врачи поставили ей диагноз рак груди. И сказали, что у нее есть лишь один шанс из пяти выжить. Это известие стало для нее шоком.

– Сначала я почувствовала ненависть и озлобление ко всем здоровым: какое они имеют право ныть по пустякам?! – негодовала актриса.

Но соглашалась с тем, что ужасно, когда появляется ненависть абсолютно ко всему вокруг.

– Ко всем, кто был любим или не любим – это не важно, – уточняет Ж. – Я оказалась как будто по ту сторону реки. Они – там, со своими мелкими проблемами, а я – здесь, наедине со всем тем, что мне предначертано.

Ж. тогда очень поддержал ее муж и продюсер. И это было очень важно. Ведь, к сожалению, часто случается так, что мужчины, узнав о страшном диагнозе своей половины, пугаются предстоящих трудностей, физического несовершенства женщины (ведь грудь иногда приходится удалять) и уходят, оставляя жену или подругу один на один со своей бедой. Но испытание, выпавшее на долю

Ж. и ее мужа, лишь укрепило любовь.

– Он сказал мне, что всегда будет вместе со мной, что бы ни случилось, – гордится актриса. – И, конечно, внушил мне веру в лучшее.

Даже живя рядом с мужем уже не один год, Ж. не знала, насколько он преданный человек и как ее любит.

– Я верила только мужу, – продолжает она. – Он был в таком же, как и я, странном состоянии. В сказках часто написано, как дедушка, который собирался умирать, срочно звал священника и своих сыновей, чтобы все между ними поделить: одному дурачку – то, другому – се. Это неспроста, такие сказки точно из жизни. В страшные моменты действительно возникает очень большое желание навести порядок в своих делах. Но страх перед смертью – совсем другое. И еще очень важно, чтобы мама не узнала…

Перед операцией Ж. написала трогательные письма всем своим знакомым и родственникам. Муж должен был отправить их адресатам в случае трагического исхода.

Готовясь к тяжелым испытаниям, Ж. начала читать Библию.

– Раньше я не понимала, что значат слова мудрецов о страданиях, в которых растет и развивается личность, – рассуждает певица. – И лишь пережив то, что случилось со мной, я по-другому стала смотреть на жизнь, обратилась к религии….

Осознание, что в ее жизни происходит что-то не так и что нужно поверить в Бога, могло сыграть свою роль в исцелении Ж. от тяжкого недуга. Певица в это твердо верит.

Когда я серьезно заболела, то, по сути, подошла к краю своей жизни, – продолжает Ж. – Но когда мне сделали операцию и сказали, что буду жить, я еще более серьезно стала относиться к религии – стала все по-другому воспринимать. Раньше мне казалось абсурдным утверждение о том, что человек в страданиях становится чище. Я не могла понять, что может быть хорошего в плохом. Но сейчас я знаю, что человек, который ничего не пережил, как личность еще не появился на свет.

Операцию по удалению опухоли провели в Америке.

Звезда откровенно призналась: когда пришло время ложиться под нож хирурга, она испытала панический страх за собственную жизнь и впервые почувствовала, как страшно на самом деле умирать.

– Когда говорят, будто умирать не страшно, – не верьте! – призывает Ж. – Это страшно, я через это прошла. Говорят, что мы рождаемся и умираем в одиночестве. И я пришла к тому, что умирать легче, когда веришь.

К счастью, операция прошла успешно. Болезнь отступила.

– В первое время, когда я очнулась, открыла глаза и почувствовала, что жива, я не могла говорить – потому что была подключена ко всему, что придумала наука, – продолжает Ж. – Но я искала глазами мужа. Только его глаза могли сказать мне правду.

Дальнейшая история актрисы была такой же, как у сотен других, кто перенес рак. Оптимизм и надежда очень быстро сменились депрессией, ведь путь к исцелению предстоял еще долгий и мучительный.

– Пришло понимание того, что ты стала настоящей калекой, а весь пережитый ужас – всего лишь первый этап в жизни со страшным диагнозом онкология, – поясняет артистка.

После лечения и реабилитации Ж. вернулась на сцену, к своему активному образу жизни. Но появилось в жизни Ж. и новое: она стала гораздо больше времени уделять родным и близким.

– Это испытание кардинально изменило меня, – уверяет Ж. – Я поняла, что близкие люди – это главное. На первом месте теперь у меня – желание помогать и любовь ко всем живым существам. А материальные вещи, профессия, карьера для меня остались на втором плане.

Кстати, актриса уверяет, что словно предчувствовала свою болезнь, мечтала стать хирургом.

– Мама часто болела, и мне хотелось самой лечить ее, – продолжает она. – Мне нравилось естествознание. В мединститут был большой конкурс, и я боялась, что не поступлю. Пошла в медучилище, работала на «скорой». Ходила в анатомический театр… Мне это нравилось. Но сцена все перебила. Тем не менее мне очень жаль, что я не состоялась как врач.

Напутствие тем, кто сейчас борется с болезнью

Опыт тех, кто борется

– Эта болезнь – мое испытание. Я была на грани смерти. И думаю, что испытания нам даются, чтобы мы стали лучше. Болезнь я восприняла как сигнал, что мне нужно измениться, прежде всего внутренне. И мой ангел-хранитель мне сильно в этом помог, он хорошо «работает». Верьте, что и ваш ангел вам поможет…

Высшие силы существуют, теперь я это точно знаю. Человек – часто лишь игрушка в руках судьбы. Но я уверена, что, несмотря ни на что, опускать руки и сдаваться мы не имеем права.

Мне нравятся слова из одного голливудского фильма: «Жизнь – это хождение по проволоке, а все остальное – ожидание». Я была потрясена и удивлена, когда услышала их в первый раз. Но сейчас я полностью с ними согласна.

Ж. говорит, что во время болезни она на многое стала смотреть по-другому.

– Раньше я не понимала слова мудрецов о страданиях, в которых растет и развивается личность. Теперь понимаю… А любой конфликт для меня, особенно после пережитой болезни,– это дискомфорт. Я стала иначе относиться ко всему живому.

Победив болезнь, она начала новую жизнь – занялась йогой, бросила курить. А на вопрос о счастье отвечает так:

– Самые счастливые моменты, если оглянуться назад, это когда рядом мама и папа, они наряжают меня, и мы идем в гости, и все близкие здоровы. Счастьем было мое выздоровление, победа над раком. Счастье – что рядом всегда муж, любимый и преданный человек. Когда мы погружаемся в работу, мотаемся по свету, это счастье от нас отдаляется. И вообще мне трудно быть счастливой, если рядом у кого-то проблемы. Где-то идет война, происходят жуткие катастрофы…

Тяжелая болезнь сделала меня лучше. Я хочу жить дальше, петь, танцевать, дарить людям радость, кому-то помогать, совершенствоваться, хорошему не должно быть предела…

Вести из научных лабораторий

Книга американского писателя-документалиста Эдуарда Гриффина «Мир без рака» посвящена истории одного открытия, главным героем которого является витамин В₁₇, или лаэтрил. Он содержится в семенах горького миндаля, в косточках абрикосов, персиков, слив, вишен.

А также – в травах, кукурузе, сорго, просе, семени льна, яблочных семенах. Исследования показали: это вещество может стремительно уничтожать раковые клетки. И если эти семена входят в ежедневную диету человека, то раковые клетки у него никогда не будут развиваться.

– Рак не вызывается неким таинственным вирусом или токсином, но является болезнью витаминного дефицита, вызванного недостатком существенных компонентов в пищевом рационе современного человека, – заявляет доктор Эрнст Т. Kребс, биохимик из Сан-Франциско. – Несколько веков назад мы употребляли в пищу богатый витамином В₁₇ просяной хлеб, но сейчас мы предпочитаем белый хлеб, который его не содержит. Когда-то наши бабушки толкли в ступе семена слив, яблок, абрикосов и добавляли толченый порошок в свои варенья и консервированные продукты. Бабушка не знала, зачем она делает это, но семена этих фруктов являются самым мощным источником витамина В₁₇ в мире. Известно, что племя ханза в Гималаях никогда не встречалось с раком до тех пор, пока их родная диета была богата просом и абрикосами. Однако, как только они столкнулись с западной диетой, они стали болеть раком.

Людмила Улицкая,
писатель, 71 год

«Вокруг меня чудо. Все готовы со мной возиться: муж, дети, друзья!»

Писательница Людмила Улицкая рассказала о своем раке в книге «Священный мусор», чтобы, как она сама говорит, помочь людям, которые находятся в таком же положении.

«Каждый человек оказывается в ситуации, когда он понимает: жизнь может кончиться завтра и что надо прожить этот кусок жизни достойно».

Улицкая прошла лечение от рака груди в Израиле и может сравнивать то, как устроена помощь онкологическим больным там и здесь. «Есть страны, в которых медицина устроена таким образом, что больному помогают. Там есть институт, о котором я не знала, – институт психологической помощи, там психологи, которые работают с онкологическими больными, чтобы помочь им понять эту ситуацию, понять свои возможности в ней, понять, как он себя должен вести. На этом месте у нас просто белое пятно. К сожалению, я не в состоянии изменить ничего в системе здравоохранения, но отношение к больным – это то, что я узнала, пройдя этот опыт. Может быть, это кому-то покажется полезным».

Кстати, рассказывая историю своего рака, Улицкая говорит, что, зная свою семейную предрасположенность, регулярно проверялась на рак груди. И все равно, когда опухоль обнаружили в Израиле, оказалось, что ей уже три года: «Это значит, что его пропустили. И это вопрос качества медицины. Этого не должно быть. К сожалению, это снова упрек в адрес российской медицины, которая разваливается на глазах».

Из книги «Священный мусор», 2012

Капли действительно все время стучат. Эту капель мы не слышим за житейской суетой – радостной, тяжкой, разнообразной. Но вдруг – не мелодичный перезвон капели, а отчетливый сигнал: Жизнь коротка! Смерть больше жизни! Она уже тут, рядом! И никаких лукавых набоковских передергиваний. Это напоминание я получила в начале 2010 года. История эта была так захватывающе интересна, так сильна, и теперь, когда она уже позади (на время, на время!), я хочу ею поделиться со всеми, кому это может быть интересно. Отчасти я уже это сделала – в марте 2012-го по телевидению прошел фильм Кати Гордеевой о раке, и я давала интервью для этого фильма. Есть записи, дневники, какие-то отрывки текста, которые я писала во время этой медицинской истории. Когда диагноз «рак» был поставлен, а сама я была поставлена перед необходимостью начинать долгое лечение, я оглянулась вокруг себя и обнаружила, что я вовсе не одинока: несколько моих подруг уже прошли онкологическую или иную тяжелую болезнь раньше меня, другие болели одновременно со мной, и одна из моих подруг получила свой диагноз в тот момент, когда я уже начала лечение, и я уже могла помочь ей советом. Вера Миллион-щикова и Галя Чаликова уже никогда не прочитают этой книжки. Ушли вместе со своим потрясающим опытом.

Есть важные вещи, которые совершенно не обязательно открывать заново. Попробую поделиться своими черновиками с теми, кому предстоит этот экзамен сдавать после нас.

Осенью 2009 года пришел к мужу галерейщик, куратор, организатор выставки и говорит:

– Андрей! Есть проект. Выставка будет называться «Половина». – Чего половина? – спрашивает Андрей.

– Ну, вообще идея половины чего бы то ни было. – Андрей пожал плечами. Меня при этом разговоре не было, дело было в мастерской. Потом прихожу, Андрей рассказывает об этом разговоре.

– Ах, – говорю я, – как же не люблю я эти кураторские затеи. И пошла на свою половину, между прочим.

А на своей половине подумала: а интересно, как можно пластически обозначить половину?

Я очень люблю решать чужие задачи. Вытянула ящик комода, вынула красивый французский лифчик, взяла ножницы и разрезала его пополам. Поло вину отнесла в мастерскую:

– Не правда ли, Андрей, это именно половина?

Андрей натянул на подрамник холст и тонкими булавками укрепил на нем половину лифчика. Форма, надо сказать, идеальная, даром что старый.

Но я не знала тогда, что происходит. Еще несколько месяцев прошло, прежде чем картина себя полностью проявила, и я смогла восхититься этой насмешливой метафоричностью.

Выставка прошла в галерее «Ковчег» в декабре, я на ней и не была. Кажется, я тогда уже уехала в Италию в деревню заканчивать книгу.

Я происхожу, по материнской линии из семьи изобильно полногрудых женщин. Женская грудь вскормила почти каждого человека, но нашу семью в особенности. Когда дед плодотворно отдыхал в сталинских лагерях, бабушка освоила дополнительную профессию – научилась шить бюстгальтеры, исключительно в ночное время. Днем она работала бухгалтером. Легкая словесная игра… Держать книги, держать бюст. Полногрудая бабушка держала на самом деле семью. Она была образец благородства и достоинства. То обстоятельство, что она обладала статью Коровы – надеюсь, никому не придет в голову, что я имею в виду грязную колхозную буренку, – и несла впереди себя королевскую грудь, мне, безгрудой по юному возрасту, очень нравилось.

Годам к двенадцати, когда я вошла в состояние половозрелое, оказалось, что я не унаследовала от женщин-матерей моего рода их достойной восхищения полногрудости. Бабушка справила мне собственноручно первый лифчик – бюстгальтером этот предмет называть как-то неловко!

Она смотрела на мою девичью грудь с удивлением и некоторой завистью. Мы, мелкогрудые, не знаем тягот ношения этого многокилограммового неснимаемого груза, не знаем глубоких промятых дорог под широкими бретелями санитарно-гигиенической снасти, шершавых или мокнущих пятен раздражения под распаренным летним выменем.

Вернемся к моей груди. Ее я получила как генетическое наследство от моей бабушки по отцовской линии. Она была чудесно сложена – в молодые годы была балериной авангардного толка, последовательницей Айседоры Дункан. От нее, кроме груди, я получила кое-что, но не так много: руки, ноги, дурной почерк и неопределенный артистизм.

Как полагается людям моего зодиакального знака – Рыбы, я всю жизнь жажду страстно противоположных вещей: одна часть моей натуры зовет меня к строгому научному исследованию, другая – к художественному. Моя первая профессия – генетика, вторая – письмо букв по бумаге. Богемное начало победило, но ученый в глубине души брезгливо морщится.

Как полагается людям, рожденным по тибетскому календарю в знаке Козы, я хороша только при условии, что у меня хорошее пастбище. Иными словами, плохо переношу неудобства. И плачу́ любую цену, чтобы их избежать.

Пришедший в свой час климакс принес мне большое неудобство: начались приливы. Днем и ночью меня обливали волны жара, слабости, пота, и терпеть эту напасть я не была согласна ни под каким видом. Моя американская подруга, лаборант в лаборатории, где вот уже больше двадцати лет занимаются всякими трудными случаями репродукции человека, не медленно предложила мне гормональное лекарство, которое снимает неприятные явления климакса. Это был в той или иной форме эстроген, женский половой гормон. На второй день после начала приема приливы закончились, и я о них забыла.

Вспоминала, когда спустя десять лет, а потом еще спустя пять пыталась закончить прием гормона. Но приливы немедленно возвращались, и я снова принимала любимые таблетки. Прошу обратить внимание: я по образованию биолог, и слухи о том, что прием гормонов плохо влияет на людей с предрасположенностью к раку, были вполне мне известны. Но уж больно не люблю я неудобства!

Раковая предрасположенность в наличии имелась. Почти все мои родственники старшего поколения умерли именно от рака: мать, отец, бабушка, прабабушка, прадед… От разных видов рака, в разном возрасте: мама в 53 года, прадед в 93. Таким образом, я не была в неведении относительно моей перспективы. Как цивилизованный человек, я посещала с известной периодичностью докторов, производила со ответствующие проверки. В нашем богохранимом отечестве до шестидесяти лет делают женщинам УЗИ, а после шестидесяти – маммографию.

Я довольно аккуратно посещала эти проверки, не смотря на то что в нашей стране укоренено небрежное отношение к себе, страх перед врачами, фаталистическое отношение к жизни и смерти, лень и особое российское качество «пофигизм». Эта картина была бы неполна, если бы я не добавила, что московские врачи, делавшие проверки, не замечали моей опухоли по меньшей мере три года. Но это я узнала уже после операции.

Эти латинские слова в переводе означают «состояние больного в данный момент». В начале зимы 2010-го я приехала в Лигурию, к моей приятельнице Тане, которая уже лет двадцать пять живет в Италии. Я второй год заканчивала книгу, которая всячески сопротивлялась. Было ощущение, что работа моя вильнула хвостом и уплыла, и я в большой растерянности и отвращении к себе сидела на террасе и сморела на море, на розовый генуэзский порт. Иногда, в особо ясную погоду, видна была Корсика. Апеннинские горы начинались прямо за спиной, вид был очень утешительный. Испытывать мелочную спешку, царапанье внутри и заниматься самоанализом на этом фоне было просто неприлично. Потом хлынули ливни, я плюнула на работу, тем более что Интернет не включался, и принялась за совершенно постороннее, не по делу, чтение. Из множества русских книг в Танином доме я вытащила дневники Достоевского, отношения с которым испортились у меня уже давно, потом перешла к самому плохому сборнику Набокова «Тень русской ветки», потом в руки попало еще что-то малоутешительное. Наконец ливни прошли, все прояснилось, и я спустилась в ботанический сад, в пяти минутах ходьбы, на откосе огромного оврага. В саду было совершенно безлюдно, он был по-зимнему запущенный, но зима, как выяснилось, как раз и закончилась вместе с ливнями, и разом брызнули ранние подснежники, открылась мимоза на взгорках, трава, не успевшая как следует завянуть, воспряла. Воспряла и я – плюнула на работу, купила билет во Флоренцию и поехала справлять свой 67-й день рождения. Во Флоренции, я знала, меня ждал подарок от подруги – билет в галерею Уффици. Но и сама дорога во Флоренцию, с остановкой в Милане, оказалась подарком: из зацветающей Лигурии, через Апеннины, еще запорошенные снегом, в Пьемонт снова нырнула в туман, мимо Павии, мимо рисовых полей, все в сияющей дымке, в воздухе парообразная влага, в ней игра солнечных лучей, растворенная в воздухе радуга… Прекрасная, не выносимо прекрасная Италия.

Остановка в Милане, встречает Ляля Костюкович. Замечательная пробежка по Милану. San Eustorgio, саркофаг волхвов, барельеф звезды – чудесный. Мощи волхвов давно уже в Кельне, Барбаросса увел. Потом вернули малую долю, но не проверишь, что там они засунули!

Я люблю волхвов, у меня их целая коллекция в книжках: от глуповато-восторженных деревенских колдунов до печальных мудрецов, пришедших проститься со всем древним миром, со всей своей мудростью, потому что знают, что пришло нечто большее, чем мудрость… Там капелла Портинари – святой Петр Ве ронский, с топором в голове: он катаров убивал, катары его и порешили в свое время. В капелле купол – немыслимый, райская полянка, – все радужное, живое и совершенно божественное.

Еще прошлись по Миланскому университету, где с XVI века была чумная больница. Сад бань – там мыли больных в сохранившихся по сей день римских термах.

Добрались до Флоренции. День рождения провели в Уффици. Бог с ним, с Боттичелли, там много всего, да есть и получше – Пьеро делла Франческа, Симоне Мартини – «Благовещенье» с комодиком… Вечер провели у итальянской славистки Лючии – дом старинный, промороженная спальня, бывшее богатство и полная сдержанность, в гостях потомица Пушкина с ортопедическим снарядом на сломанном позвоночнике.

Вернулась в Лигурию – как домой. Погода испортилась, весна приостановилась. Хозяева уехали. Я в доме одна. Чувствую себя отвратительно… Сплю очень плохо. Как всегда, когда работа не идет. И сны длинные, длинней ночи. Приснился таинственный сон: дом большой, с переходами, путаный, многолюдье, какой-то прием бестолковый, все незнакомые, но с разговорами, что-то нестерпимо длинное, такое, что хочется забыть еще до просыпания. Какая-то еда-питье, показывают повторами, уже вроде это было, и опять настойчиво повторяют. И вдруг – подносят мне большую белую фарфоровую тарелку, скорее даже блюдо. Новенький фарфор отливает свежим тонким блеском, а на тарелке в середине горкой уложены шкурки от сгоревшей картошки в форме девичьей груди. Совсем сгоревший куличик. Гадость какая-то.

Нужно пораскинуть умом. Весь день мастер сверлит стены, а я борюсь с «Шатром». Все время помню про сон. Когда сосредотачиваешься, смысл сообщения может и проясниться. Этот был явственный сон-сообщение, и сообщение совершенно недвусмысленное: быстро беги на проверку. Смущала белая нарядная тарелка – она подразумевала подарок. Хорош подарок! Что же касается самочувствия – нормальное самочувствие. Я не привыкла о нем думать, разве что когда голова сильно разболится.