Текст книги "Пациент особой клиники"

Глава 31

В «Каменной клинике» действовало непреклонное правило, которое гласило: «Пациент плюс один». Это означало, что, куда бы пациент ни направлялся, его всегда должен был сопровождать сотрудник из числа обслуживающего персонала. И уж тем более не разрешалось прогуливаться в одиночку по парку. Поэтому, вероятно, легче было убежать из северокорейского трудового лагеря, чем преодолеть забор по внешнему периметру клиники.

К входу на парковку на первом этаже Тилля тоже сопровождал мускулистый санитар. Одноэтажный зеленый автобус, рассчитанный как минимум на пятьдесят пассажиров, действительно стоял прямо на подъездной дороге, напоминая своим видом междугородние автобусы, на которых в детстве Беркхоффу приходилось ездить в школу. Отличие состояло, пожалуй, лишь в том, что окна у него были заклеены непроницаемой плотной черной пленкой.

– У вас есть десять минут, – сказал санитар и выудил из кармана непромокаемой куртки, надетой прямо поверх халата, пачку сигарет.

Они находились на территории, которая явно предназначалась для разгрузки поставляемых в клинику лекарств и медицинского оборудования, но никак не для нахождения здесь пациентов. Это место было защищено от дождя, который бушевал снаружи с такой силой, что складывалось впечатление, будто кто-то обрабатывал здание при помощи пескоструйного аппарата. Стоял такой шум, что он заглушал даже рев взлетавших и приземлявшихся поблизости самолетов. И когда санитар, приложив ладони к специальному замку, работавшему по принципу сканирования отпечатков пальцев, открыл застекленную наружную дверь, свист ветра оказался настолько сильным, что Тилль засомневался в том, что его сопровождающему удастся прикурить.

Несмотря на то что подъездная дорога в том месте, где стоял автобус, находилась под крышей, к машине ему пришлось идти по лужам. По-видимому, ливневки не справлялись со столь обильными дождевыми потоками, и вода сама искала себе пути выхода.

– Десять минут, – повторил санитар, стараясь перекричать завывания ветра.

Затем он набрал код на автобусе, и водительская дверь с шипением, характерным для гидравлики, открылась. Не успел Тилль войти, как она снова захлопнулась, отчего его невольно бросило в дрожь.

Беркхофф впервые за все последнее время, которое уже казалось ему вечностью, остался один!

Это было непередаваемое чувство, вызвавшее приятный душевный трепет, так хорошо знакомый ему с детства. Оно напоминало те минуты, когда, укрывшись от ненастья в своей уютной теплой комнате, маленький Тилль дрожал от нетерпения, предвкушая удовольствие от чтения увлекательного романа. И запах старых книг в нагретом автобусе только усиливал эти воспоминания. Здесь на полках, оборудованных вдоль окон вместо сидений, стояли сотни книг.

Чего тут только не было – и научно-популярные издания, и бульварные романы, и атласы, и дешевые детективы. Однако временем на то, чтобы оценить их все по достоинству, Тилль не располагал. В свете галогеновых ламп он принялся лихорадочно искать нужное ему место, скользя пальцем по переплетам и изучая названия.

«Всего десять минут?» – с сожалением подумал Беркхофф.

Здесь он с удовольствием мог провести несколько часов, пристроившись на единственном оставленном в конце салона диванчике с чашечкой горячего кофе в руках и прислонив голову к стеклу. Его не беспокоили бы даже завывания ветра, свирепствовавшего снаружи, который, с одной стороны, был так близок, а с другой – так же далек, как и те миры, в которые можно было перенестись с помощью этих книг.

Единственным, что нарушало идиллию этой уютной атмосферы, были рыдания. Они шли из того места задней части автобуса, где обычно располагался туалет.

– Кто там?! – воскликнул Тилль и стал приближаться к источнику звуков, походивших на попытку какой-то женщины подавить свои слезы.

Его снова охватила дрожь. Но теперь она выступала в качестве предвестника зарождающегося страха. Тем не менее, держа руку в кармане и обхватив добытую недавно иглу, Тилль стал медленно приближаться к тому месту, откуда слышались рыдания. Когда же он оказался в непосредственной близости от заднего выхода и смог различить того, кто сидел на ступеньках, то его удивлению не было конца.

– Седа?

В ответ на его восклицание пациентка, разыгравшая его в первый день, обернулась. Ее темные глаза опухли от слез, а сама она выглядела так, как будто только что побывала под дождем, – лицо Седы было мокрым от слез, капельки которых стекали с подбородка прямо ей на грудь.

– Что случилось? – спросил Беркхофф.

– Все хорошо, все хорошо, – покачав головой, ответила она и встала.

– Они тебя здесь заперли?

– Нет, нет. – Губы Седы скривились в жалком подобии улыбки. – Мне разрешено находиться здесь одной. По крайней мере, тогда, когда я на работе.

Тилль огляделся и спросил:

– Значит, ты здесь работаешь?

– Да, ведь когда-то я была кем-то вроде библиотекаря, – заявила она, подтверждая тем самым информацию, которую он получил от фрау Зенгер.

– И почему ты здесь? Как оказалась в клинике?

– Ты же знаешь, мы, пациенты, не любим говорить об этом.

– И о том, почему ты плакала?

К его удивлению, Седа подняла руку и провела ею по его голове. Вначале Тилль попытался было ее остановить, но прикосновение было настолько ласковым и нежным, что вызвало в нем, с одной стороны, болезненное, а с другой – приятное воспоминание.

Он вспомнил о Рикарде.

«Сколько времени прошло с тех пор, как меня так трогали?» – подумал он.

– Полка номер три, второй ряд? – внезапно спросила Седа, нарушив ту интимную обстановку, которая начала было складываться.

– Что? Да, правильно.

В этот момент Тилль вспомнил, что Седа являлась платным агентом Скании и была посвящена в его намерения и цели. Но возникал вопрос: какую работу она выполняла для человека, доверять которому стоило меньше всего? Ведь проинформировать Касова о том, что Беркхофф являлся симулянтом, могла только она.

Тогда Тилль отошел от нее и начал искать соответствующую полку. Книга Джеймса Джойса под названием «Улисс» оказалась там, где и обговаривалось, – во втором ряду, сразу за Библиями. И найти ее было просто. Беркхофф спокойно вытащил этот фолиант и потряс его. Пролистав книгу до страницы восемьдесят четыре, он обнаружил телефон. Убедившись, что Седа за ним не наблюдает, Тилль включил его и нажал кнопку быстрого набора.

Глава 32

– Слава богу!

– Тилль?

– А кто еще может звонить по этому телефону?

Беркхофф пристроился на заднем сиденье, стараясь как можно дальше находиться от Седы, которая заняла место водителя и листала иллюстрированный журнал, слушая музыку через наушники. И хотя он не предполагал, что она может его подслушивать, все равно старался говорить шепотом.

– Что случилось? Как твои дела? – поинтересовался Скания.

– Дерьмово. Под каким обличьем, черт возьми, ты меня сюда засунул? Кто я?

– Что-то не так, Тилль?

– Да все не так! Мне плохо! Сейчас я чувствую себя гораздо хуже, чем раньше. Все эти неприятности с того момента, когда похитили Макса, только нарастают.

– Возьми себя в руки и успокойся! Успокоился? А теперь подробно расскажи мне, что случилось.

От тяжелого дыхания Тилля на пленке, которой было обклеено стекло, появилась испарина. Тогда Беркхофф нарисовал на ней указательным пальцем вопросительный знак и вздохнул.

– Не знаю даже, с чего и начать.

– Начни с самого начала.

В этот момент от сильного порыва ветра автобус затрясся, напомнив Тиллю первые минуты его появления в клинике.

– Мне казалось, что надо дать им повод думать, будто перед ними настоящий сумасшедший, и поэтому я заявил, что проглотил бомбу.

– Понятно, – ничуть не удивившись, спокойно отреагировал Скания.

– Проблема в том, что мне удалось убедить в своей потенциальной опасности только часть персонала. Меня усыпили, а когда я очнулся в комнате интенсивного кризисного вмешательства, меня навестил врач по фамилии Касов и заявил мне прямо в лицо, что считает меня симулянтом.

– Интересно.

– Мне кажется, что это скорее опасно, – разозлился Тилль. – Потому что по какой-то причине этот Касов желает моей смерти. Он распорядился, чтобы меня заперли в одной палате с жестоким и здоровенным психопатом Армином Вольфом.

– Не в одиночке? Это странно.

– Верно. Однако по официальной версии причиной такой странности является тот факт, что здесь затопило целый флигель, и поэтому не хватает койко-мест. Но я клянусь, именно этот Касов виноват в том, что Армин сломал мне два пальца.

– Что он сделал? – явно расстроившись, переспросил Скания.

– Он хотел сломать мне еще больше, а Седа утверждает, что Армин даже жаждет меня убить.

– Значит, ты все-таки познакомился с Седой. Это хорошо.

Тилль яростно затряс головой, одновременно чувствуя, как синяк под глазом начал тупо пульсировать.

– Ничего хорошего. Она тоже явно чокнутая. Это – пациентка, скотина ты этакая. И библиотечный автобус она больше не водит, поскольку территорию затопило.

С этими словами он поглядел на Седу, но та при упоминании ее имени даже не встрепенулась.

– Как же ты добрался до телефона? – поинтересовался Скания.

– Это долгая история. Лучше скажи мне, в чьей шкуре я здесь нахожусь. У меня такое впечатление, что ты выбрал самую худшую из всех личностей, которую только можно представить.

– Извини, – раздраженно ответил Скания. – К сожалению, у нас был не такой уж и большой выбор, когда потребовалось срочно доставить пациента в «Каменную клинику».

– Я знаю. Но это обязательно должен был быть игравший на пианино и математически одаренный мучитель детей с опухолью головного мозга?

– Не понял, повтори.

– Все ты правильно понял.

Возникла пауза, и в телефоне послышался шум атмосферных разрядов, словно ветер дул и в эфире. Затем прозвучал негодующий голос Скании:

– Бред какой-то. Патрик Винтер не являлся мучителем детей, и об опухоли мне ничего не известно.

– Тогда ты плохо проинформирован, – повысил голос Тилль. – Мне только что сделали первый сеанс химиотерапии. Старик, я здесь сам себя отравлю.

В эту секунду Седа посмотрела на него, кивнула и постучала пальцами по воображаемым часам на запястье. Это был знак, что отведенные ему десять минут скоро закончатся. Скания тоже хотел прекратить этот разговор, и не только его.

– Все! Эксперимент закончен! Я вытащу тебя оттуда!

– Стой! Подожди!

– Никаких «подожди»! Решение бесповоротное. Я немедленно начну тебя вытаскивать, черт подери! Я не позволю, чтобы ты с переломанной рукой и с отравой в крови лежал в беспомощном состоянии в лазарете чуть ли не нос к носу с Трамницем.

Тилль, уже было поднявшийся, буквально рухнул обратно на сиденье.

– Повтори, что ты сказал?

Скания не стал кочевряжиться и почти дословно повторил сказанное. При слове «лазарет» Тиллю словно кто-то стукнул молотком по голове.

– Откуда ты об этом знаешь? – спросил он.

– Ты сам мне рассказал о сломанных пальцах и химиотерапии. Где же после этого ты должен быть?

Тилль развернулся в сторону так, как это делает школьник, не желающий давать списывать своему соседу по парте. Затем он поднес здоровую руку ко рту, придав ладони форму рупора, и, удерживая телефон больной рукой, прошептал:

– Я хотел знать, откуда тебе известно, что Трамниц находится в лазарете. Он ведь давно должен был вернуться в свою палату.

– Сегодня по радио передали, – пояснил Скания. – Якобы из-за послеоперационного заражения крови. Их беспокоят вопросы обеспечения безопасности, пока его снова не переведут обратно. Ведь в больничном корпусе можно передвигаться относительно свободно.

– Дай мне еще немного времени, Оливер! – умоляюще произнес Тилль.

– Чтобы тебя там убили? Я не позволю, чтобы ты пострадал еще больше. Так что не проси!

– До этого дело не дойдет. Клянусь! – скороговоркой проговорил Беркхофф. – Сегодня ночью в новой палате я буду один, и там со мной ничего не случится. А днем я сам могу позаботиться о себе. Дай мне еще два дня. Если за это время мне не удастся ничего прояснить, то на этом мы и закончим.

В разговоре вновь возникла пауза, и снова послышался шум ветра. Но на этот раз он доносился уже извне через открывавшуюся водительскую дверь.

– Хорошо, – наконец сказал Скания. – Даю тебе на все про все двадцать четыре часа. У тебя ровно сутки, Тилль.

– Спасибо. За это время я постараюсь узнать правду.

– Гм, – крякнул Скания. – Погоди! Не вешай трубку, пожалуйста. С тобой хочет коротко переговорить твоя жена.

Только сейчас, правда, уже слишком поздно, Тилль понял, что в автобусе есть еще один посетитель, который неизвестно сколько времени слушал его разговор, а теперь приближался к нему с угрюмым взглядом.

Глава 33

– «Улисс», – насмешливо произнес Касов таким тоном, словно пародировал манеру общения гомосексуалистов. – Наш дорогой господин Винтер – настоящая книжная сова и, естественно, читает только возвышенную литературу. Джеймс Джойс! Кто бы мог подумать? Можно взглянуть?

С этими словами он схватил книгу и буквально вырвал из рук Тилля это специальное издание в кожаном переплете.

Пока Касов, втянув голову в плечи, протискивался к заднему ряду сидений, Беркхофф успел незаметно опустить мобильник в карман своих спортивных брюк, хотя и не был уверен в том, что подозрительный врач этого не увидел. Однако времени на то, чтобы поставить выдолбленную книгу обратно на полку, у него уже не оставалось, и теперь она находилась в руках этого неприятного человека.

– Вам нравится содержание? – поинтересовался Касов.

При этом иронический тон и сама двусмысленность вопроса усилили у Тилля ощущение того, что главный врач третьего отделения просто играет с ним в кошки-мышки.

«Что этот сукин сын обо мне знает?» – подумал Беркхофф и посмотрел на Седу, стоявшую в проходе автобуса позади Касова. Она тихонько покачивала головой, словно давая Тиллю понять: «Я и сама не знаю, какие недобрые намерения у него в голове».

– Я еще не прочитал эту книгу, – ответил Тилль на вопрос Касова.

Тут где-то в недрах автобуса послышался приглушенный гул, свидетельствовавший, скорее всего, о том, что включилась система автономного обогрева салона.

– Я полагаю, вы хотите взять «Улисса» с собой в палату? – продолжал между тем задавать вопросы Касов.

При этом, держа фолиант обеими руками, он принялся трясти книгу, как ребенок, пытающийся угадать содержимое рождественского подарка.

– Я еще думаю, – ответил Тилль, моля в душе о том, чтобы Рикарда не повесила трубку.

Одновременно он заклинал Бога, чтобы Касову не пришла в голову мысль открыть книгу. Поэтому, решив отвлечь врача от этого намерения, Беркхофф спросил:

– Чего вы от меня хотите?

– Я просто хотел поинтересоваться, как ваша рука, – ответил Касов с насмешливой улыбкой, даже не стараясь скрыть свою ложь.

Он указал на светло-синюю повязку, наложенную Тиллю на пальцы, затем на его опухший глаз и добавил:

– Я слышал, что прошедшей ночью вы оказались несколько неловким.

– Да, кто-то допустил ошибку, – отозвался Беркхофф, сознательно идя на провокацию, а сам подумал: «Мы оба прекрасно знаем, что ты специально распорядился запереть меня с Армином. Осталось только выяснить зачем».

Тилль старался не смотреть на книгу, которую врач постоянно теребил в руках, к счастью не глядя на нее. В противном случае Касов мог бы обнаружить пустоту в теле фолианта и догадаться, что это был тайник.

«И тогда он меня обыщет», – со страхом подумал Тилль.

– Кто-то совершил ошибку? – между тем переспросил Касов с леденящей улыбкой и заявил: – Боюсь, что этот кто-то может причинить себе еще больший вред, если не заткнется. Мы поняли друг друга?

«Нет, – мысленно ответил ему Беркхофф. – Однако подозреваю, что настоящий Патрик Винтер наверняка знал бы истинные причины, по которым он имел в твоем лице врага. Поэтому я лучше промолчу».

Тилль кивнул и постарался смиренно посмотреть на врача. Однако долго покорность ему изображать не пришлось, потому что Касов открыл книгу. От этого у Беркхоффа перехватило дыхание и помутнело в голове, а сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Между тем Касов, по-садистски косясь на Тилля, медленно перевернул обложку, словно она была выполнена из свинца, и если при этом он и удивился тому, что фолиант оказался слишком легким, то причина была им вскоре найдена. Врач провел пальцами по страницам и начал их листать. Касов переворачивал страницу за страницей, пока не добрался до выдолбленного в книге места.

Того самого, где совсем недавно был спрятан мобильник!

Глава 34

Касов даже бровью не повел. Он не выглядел рассерженным и не начал кричать. Не стал и хватать Тилля за руку, чтобы вывести его наружу. Поэтому у Беркхоффа промелькнула мысль, что его станут обыскивать прямо в автобусе. А тогда будет обнаружен не только мобильник, но и игла для инъекций, которую он с таким трудом раздобыл.

Доктор оставался спокойным, но это спокойствие было явно напускным. От него веяло ледяным холодом, хотя он и не двигался, по-прежнему держа в руках раскрытую книгу Джеймса Джойса именно на тех страницах, где раньше был тайник.

У Тилля возникло ощущение, что Касов выдыхал не углекислый газ, а пары охлаждающей жидкости, отчего температура в салоне библиотечного автобуса начала заметно снижаться.

«Великий Боже! НЕТ!» – мысленно восклицал Беркхофф, отчетливо осознавая, что если у него отберут мобильник, то единственная ниточка, связывавшая его с внешним миром, будет разорвана.

Тилль лихорадочно размышлял, стоит ли ему употребить иглу в качестве оружия против Касова. Но он хорошо понимал, что такое принесет ему только вред – за это его в лучшем случае посадят в изолятор. Однако более вероятной была перспектива с треском вылететь из клиники, ведь фрау Зенгер наверняка вызвала бы полицию, а Беркхофф даже не знал, какой состав преступления ему могли вменить уже сейчас и без нападения на Касова. Наверняка таких пунктов было несколько. Кроме того, Тилля беспокоил вопрос о том, какое наказание ожидало Седу, все еще стоявшую в проходе, словно каменное изваяние. Ведь от нее не могло укрыться то, что пациент звонил по телефону в ее присутствии.

В этот момент Касов поднял голову, и Тилль впервые заметил, что брови у врача шли к вискам, завиваясь, словно усы. Тогда ему вновь стало плохо.

«Неужели все должно закончиться именно так? – пронеслось у него в голове. – Обидно, ведь несмотря на то, что продвинулся я не так уж и далеко, все же мне удалось проникнуть в клинику и даже пережить здесь ночь. Хотя и не очень удачно».

Действительно, он преодолел достаточно серьезные препятствия и наверняка добрался бы до Трамница. Правда, при одном условии.

Если бы у него было больше времени.

Неужели он так и не попрощается со своим сыном из-за этого засранца?

Неужели все было напрасно?

– Я могу все объяснить, – заявил Тилль, не зная, что именно ему сказать, ведь у него не было запасного плана на случай, если его разоблачат.

В принципе, у него вообще не было никакого плана, за исключением намерения добраться до дневника Трамница, что уже само по себе было делом отчаянным, если не безнадежным.

– Меня это не интересует, – сказал Касов, отчего Тиллю стало еще хуже, ведь, возможно, именно сейчас Беркхоффу предстояло узнать, что именно намеревался предпринять врач по отношению к Патрику Винтеру.

«Или в отношении меня, если по какой-то причине он знает, кем я являюсь на самом деле», – подумал Тилль.

– Я тоже удивился такому состоянию книги, – пролепетал Беркхофф.

Однако дальнейшие слова сами застряли у него в глотке, и перехватило дыхание, когда Касов начал говорить. Ведь то, что сказал врач, было не только непонятно, но и внушало тревогу.

– Даю вам еще пять минут, – заявил Касов, криво ухмыльнулся и добавил: – Желаю весело провести это время.

С этими словами Касов захлопнул фолиант, вручил его Тиллю, повернулся к Беркхоффу спиной и вышел из автобуса через водительскую дверь, ни разу не обернувшись и даже не попрощавшись с Седой.

Глава 35

– Рикарда! Ты слышишь меня?

Ответа не последовало, но по знакомому до боли дыханию можно было понять, что она все еще оставалась на связи. По крайней мере, ему казалось, что он ее узнает. Ведь они прожили вместе столько лет!

Он по-прежнему узнавал это дыхание!

Значит, она все еще оставалась на линии. Какое счастье, что Рикарда не повесила трубку! Возможно, ей даже удалось услышать разговор Тилля с врачом и осознать, в каком трудном положении он здесь находится. В положении совершенно непредсказуемом, ведь Беркхофф так и не понял, почему Касов не стал уличать его и нарочно отпустил ситуацию.

Тот факт, что врач не подверг его обыску в поисках запрещенных предметов, да и само поведение Касова не поддавались никакому объяснению. Это был какой-то абсурд, что само по себе таило угрозу. Но еще больше пугало Тилля то, что Рикарда намеревалась ему сказать.

– Прости, любимая, – прошептал он по мобильнику, вкладывая в эти слова все, что можно было сказать.

Они подразумевали просьбу о прощении и за то, что он не посвятил ее в свои планы, отважившись на столь явное безумство, и за то, что позволил Максу пойти к соседке.

– Значит, твой брат все-таки рассказал тебе, где я сейчас нахожусь?

– Да.

Она произнесла всего одно слово, да и то задыхаясь от слез. Всего одно, но очень короткое, состоявшее лишь из двух букв. И по нему невозможно было понять, что оно подразумевало – понимание или отторжение? Согласие или обвинение? Любовь или… ненависть?

– Ему не следовало этого делать. Я не хотел, чтобы ты волновалась.

– Он мой брат, – ответила Рикарда.

Это было уже больше, чем одно слово, – целое предложение, но и по нему Тилль не смог определить душевное состояние своей жены. Однако она не стала его мучить, сказав:

– Я так горжусь тобой.

Услышав такие слова, Тилль посмотрел в потолок, обтянутый серой тканью, вытер набежавшие на глаза слезы, а потом заревел навзрыд. Это был эмоциональный выход пережитого им страха и возникшего от слов Рикарды чувства облегчения. Прошло несколько драгоценных секунд, пока он снова смог продолжить разговор.

– Прости, – повторил Беркхофф.

– Нет, это ты меня прости. Я знаю, что незаслуженно накричала на тебя, обозвала неудачником за то, что ты позволяешь так обращаться с тобой, за то, что ты ничего не предпринимаешь, хотя и сама не знала, что надо делать.

– Я понимаю твои чувства, – ответил Тилль, прислонив голову к стеклу.

Он был благодарен жене за каждое слово. Беркхофф был бы счастлив, даже если бы она кричала на него и осыпала оскорблениями. Ведь это все равно было лучше той ситуации, когда она, молча, взяла ребенка и ушла, оставив его в ужасном одиночестве. Он и мечтать не мог о том, чтобы Рикарда говорила с ним так ласково, извиняясь даже за свое прошлое поведение.

– Я была в бешенстве, – заявила Рикарда. – Пылала ненавистью. Ненавистью в отношении того дьявола, который отнял у нас все. До него было не дотянуться, а моему гневу требовался выход. Я не могла, как ты, сидеть дома, просматривая все газеты и публикации в Интернете в поисках информации о Максе, и при этом держать все в себе. Мне требовалось что-то предпринять, совершить активные действия, не важно какие. Только я не знала, куда пойти и что делать.

Тилль промолчал. Он слишком долго не слышал тепла и любви в голосе Рикарды, и ему не хотелось нарушать волшебную музыку ее слов даже малейшим своим замечанием.

– Тогда я выплеснула все, что у меня накопилось, на тебя, взяла Эмилию и сбежала. Мне так жаль. Прости меня за это, – заявила Рикарда.

– Я все исправлю, – прошептал он в ответ.

– Нет, – энергично, но без тени упрека возразила Рикарда. – У тебя не получится. Ничего исправить ты уже не сможешь, потому что никакие действия не вернут нам Макса.

– Я знаю.

– Но ты можешь восстановить справедливость.

В ответ Тилль понимающе кивнул. Он знал, что она имела в виду: к ним в дом проникло само вселенское зло и материализовалось возле палисадника в образе Трамница, украв у них большую часть смысла их жизни. А поскольку оставалась еще Эмилия, то это являлось весьма веской причиной не пускать пулю себе в лоб. Тем более что существующее в природе равновесие сил было и без того нарушено, а его требовалось восстановить. Справедливость требовала отмщения.

– Я убью его! – пообещал Тилль.

Однако, когда в ответ на такое заявление Рикарда сказала, как сильно его любит и по нему скучает, Беркхофф понимал, что его жена совсем не имела в виду ту незапятнанную и чистую любовь, которая привела их к алтарю. Понимал он также и то, что прошлого не вернешь и в будущем никогда уже не будет так, как было прежде.

Но одновременно Тилль почувствовал, что в их отношениях что-то изменилось к лучшему.

– Заставь его страдать, – сказала Рикарда, и он впервые за столь долгие месяцы смог себе представить, как будет хорошо, когда они снова смогут обнять друг друга.

Просто обнять. О большем он и не мечтал. Обнять друг друга хотя бы в будущем. После того, как ему удастся подобраться к Трамницу.

Охваченный такими мыслями, Тилль непроизвольно нащупал в кармане своих спортивных брюк иглу. Ведь его загадочный враг Касов, непонятно по какой причине, давал ему такой шанс. Что ж, он найдет способ им воспользоваться.

И каким бы болезненным для него ни оказался этот путь, после телефонного разговора с Рикардой Тилль уже не сомневался в том, что сможет выдержать все те мучения, которые ему еще наверняка предстояли.